сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)
— Хватит! Достаточно! Остановись! Я не могу тебе сказать! Не сейчас! Дай мне время!! — кричала она, глаза заволокли слезы, и девушка изо всех сил старалась не заплакать. Измятая роза упала на землю, а плечи продолжали подрагивать. Хотелось сбежать, собрав все свои силы, всю свою злость, она мысленно пыталась приказать себе исчезнуть из этого места. Раствориться в дымке. Но тьма предала ее. Тьма больше не слушалась своего хозяина. Тьма внутри нее была болезненна и ослаблена. Она умирала с каждым ударом сердца, сочащегося болью и наполняющегося любовью.
— Зря, — губы мужчины презрительно скривились, а взгляд проследил за куском мрамора. Он никак не отреагировал на Эмму. Было обидно и больно от того, что она боялась довериться ему. Сейчас он пожалел, что в его руках не было этого дурацкого кинжала. Но он не мог так поступить с Эммой. Развернувшись, мужчина подошел к осколку и, неловко согнувшись, поднял голову лебедя. Эмма не двигалась, судорожно вдыхая воздух и смотря перед собой. Румпель досадно поморщился, когда понял, что клюв откололся и куда-то отлетел. Мужчина молча осмотрелся, ища взглядом недостающий осколок. Опираясь на посох, он прошел вдоль дорожки, когда глаза зацепились за белоснежный камень, лежащий в ямке, между корней дерева.
— Вот ты где, — выдохнул он. С посохом и головой было неудобно. Отложив кусок мрамора в сторону, он неловко встал на колено, пытаясь дотянуться до клюва.
— Стой!!! — вскрикнула Эмма, заметив краем глаза движение. Но было поздно, Румпель, опершись рукой о гальку, протянул вторую в глубь корней. Жгучая боль пронзила его руку, а кожа запахла паленым. Закричав от боли, он почувствовал, как руки девушки оттягивают его от дерева. Рукав рубашки вспыхнул пламенем. Эмма быстро стащила с себя плащ, накрывая его левую руку тканью, туша огонь. Убрав ткань, они оба уставились на ожоги. Вся левая рука по плечо была сожжена. Красная, местами обугленная, покрытая волдырями плоть. Подпаленные концы волос и ожог на щеке. Сожжённые кончики пальцев на другой руке.
Эмма запаниковала. Румпель прерывисто вдыхал, стараясь сдерживать себя от болезненных стонов, закусывая щеку. Но выходило у него плохо. Тело подрагивало, а лоб покрылся испариной.
— Сейчас-сейчас, подожди… — Эмма бегло осмотрела его на наличие других повреждений и взмахнула рукой, желая исцелить мужчину. Ничего не произошло. Руки девушки затряслись, а по щекам покатились слезы.
— Нет-нет-нет… не сейчас, — нужно было придумать что-то слабее. Она даже не могла перенести их в замок. Она взмахнула рукой, призывая зелье против ожогов. Ничего не произошло. – Ну, давай же!!! — заорала она.
— Эмма… — девушка покачала головой, не зная, прикоснуться ли к его руке или к нему самому. Ее накрыла настоящая истерика, и она не знала, что ей делать.
— Нет… Не надо, остановись… — сейчас она была бессильна. Она проигрывала собственной магии. Румпель болезненно застонал, корчась на ее руках. Огня не было, но плоть продолжало разъедать. — Я-я не хотела… Границы… Я не знала, что ты… Румпель, прости, я…
— Все хорошо… — он шумно втянул воздух. — Эмма… все хорошо.
— Нет! Не хорошо! — закричала она. Нужно было взять себя в руки. Что делать? Обмотать руки? Бежать за зельем? Она не успеет, к моменту, когда она вернется, он будет уже мертв. Нужно достать магию. Любой ценой. Эмма зажмурилась, обращаясь к внутреннему демону. Ничего, никакой реакции.
— Черт! Черт!!! — она ударила рукой по гальке. Несколько камушков вонзилось в ее кожу.
— Обратись… К свету, — скулу стало разъедать, а кровь ручейками потекла по щеке.
— К свету? Какому к черту свету?! — закричала она.
— Свет… — шепнул он, начиная закрывать глаза.
— Нет-нет-нет, только не отключайся! Румпель! — она тряхнула его, и мужчина болезненно скривился. Нужно было обратиться к свету. Свет — это любовь. Хорошие эмоции. Чистота. Невинность. Эмма глубоко вдохнула, успокаивая сердцебиение. Закрыв глаза, она одно за другим вытаскивала воспоминания. Первый смех, первую радость, первый цветок, подаренный им. Первый поцелуй. Первый танец. Его объятия. Тепло. Слова. Взгляд. Бэй. Пальцы приятно закололо. Первое прядение. Первое взаимопонимание. Белоснежный луч магии сорвался с ее ладоней, обволакивая тело мужчины. Плоть перестало разъедать, а кровь свернулась. Румпель облегченно выдохнул, не открывая глаз. Магия медленно стала восстанавливать ткани. Руки тряслись, а тело бросило в пот. Эмма всхлипнула, не веря, уставившись на собственную магию. Белоснежные языки аккуратно ласкали руку, поднимаясь к плечу.
Внезапно магия прервалась. Эмма нахмурилась, встряхнув руками. Сосредоточившись. Ничего не произошло. Она испуганно посмотрела на мужчину, что внимательно следил за ней. Раны затянулись, оставив после себя легкие ожоги и волдыри.
— У тебя получилось, — он слабо улыбнулся, сразу же поморщившись от боли пронзившей его щеку.
— Я не… Я даже не знаю как. Оно пропало, — она бегло осматривала его руки.
— Но ты остановила это, ты спасла меня.
— Я тебя и погубила. Граница, я не думала, что ты пойдешь…
— Все хорошо, Эмма, — она отрицательно качнула головой, поджав губы. Ничего хорошего в этом не было. Магия. Белая магия впервые сорвалась с ее рук. Она не могла в это поверить.
Это был первый и единственный раз, когда они оба видели ее светлую магию. Тьма больше никогда не позволит этому случиться. Никакого счастья. Только зло, что должно питать ее.
— Ты можешь встать? — Румпель неуверенно кивнул, и Эмма помогла ему подняться на ноги. — Пойдем, у меня в башне есть мазь. Она уберет все это.
Мужчина кивнул и, опираясь на посох, под внимательным, озабоченным взглядом Эммы прошел с ней в свою комнату. Затем она сбегала в башню за зельем. Руки все еще тряслись, и найти зелье у нее получилось не сразу. Войдя в его комнату, Эмма застала мужчину без рубашки, сидящего на кровати и озабоченно изучающего руку. Присев рядом с ним, и положив на столик бинты, Эмма закусила губу.
— Все хорошо, — слабо сказал он, улыбнувшись.
— Нет, не хорошо, — девушка взяла тряпку и, смочив ее зельем, осторожно приложила к его плечу, стараясь не причинить ему боли. Румпель зашипел.
— Больно? Прости, я не хотела… я… — она отдернула руку, а глаза забегали.
— Немного покалывает. Прекрати извиняться, это была случайность, — Эмма нахмурилась и вновь, еще аккуратнее, приложила ткань к его руке. Румпель крепче сжал челюсти, стараясь не издать ни звука. Иначе Эмма вновь станет извиняться. Темная мягко скользила тканью по руке, иногда смачивая ее зельем. Там, где зелье касалось кожи, волдыри уменьшались, а краснота медленно исчезала. Румпель прикрыл глаза, сосредотачиваясь на легкости, что наступала после едва ощутимого покалывания и жжения. Эмма коснулась его второй руки, кончики пальцев которой были полностью обуглены. Что-то мокрое капнуло на его кисть. И еще. Мужчина открыл глаза, замечая, как на щеках Эммы блестят слезы.
— Эй… — девушка дернулась, скрывая лицо за спадающими волосами. — Эмма, все же хорошо. Я жив, здоров, — он улыбнулся, сразу же ойкнув от боли в щеке. Эмма поморщилась. Смочив ткань, она мягко приложила ее к щеке мужчины. — Прекрати, — он поднял руку и провел костяшками пальцев по ее щеке, смахивая слезинку. Рука все еще ныла, но это было ничто по сравнению с той болью, что была в саду.
— Я не могу… Прости меня. Я все расскажу. Все, что ты захочешь, — ее глаза вновь заблестели. Румпель мягко убрал ее руку и, потянувшись к ней, оставил легкий, соленый поцелуй на ее губах.
— Только тогда, когда ты будешь к этому готова. Я доверяю тебе, — прошептал он, захватывая ее губы в новом поцелуе. Они целовались отчаянно, разделяя между собой боль и радость. Румпель хотел обнять девушку, но вздрогнул от боли, пронзившей его плечо. Эмма отстранилась, облизывая покрасневшие губы.
— Нужно наложить повязку, за ночь все пройдет. Не останется ни следа, — затараторила она, хватаясь за бинты.
— Эмма-а-а, — девушка замерла, виновато смотря на мужчину. — Извиняться ты должна перед семейным гербом, а не передо мной, — Эмма тут же закатила глаза, буркнув какое-то ругательство. Взяв мазь и размазав ее по ладоням, она медленными движениями стала втирать ее в руку мужчины. Пальцы иногда задевали волдыри, что не успели исчезнуть, но в целом мужчине было намного лучше. Аккуратно бинтуя его после этого. Мягко провела кончиками пальцев по щеке, оставляя жирный след от мази. Ей не хотелось, чтобы тут оставался шрам. Только не на его лице. Эмма поморщилась.
— И нос, — девушка вздрогнула, озабоченно уставившись на кончик его носа. — Ты же сказала, он у меня слишком длинный, может, пропадет. Хоть немого, — Румпель заиграл бровями, Эмма зарычала. — Молчу-молчу.
— Тебе нужно отдохнуть, — Эмма провела пальцами по здоровой щеке, вглядываясь в его глаза. Румпель решил не спорить, позволив ей позаботиться о нем, вдруг ощутив себя уставшим. Темная помогла ему забраться на кровать, и, накрыв одеялом, поцеловала его лоб.
— Эмма, — его голос застал ее у выхода. — Не вини себя.
— Хорошо. Но границ больше не будет. Ты сможешь покинуть замок в любое время.
========== Глава 46. ==========
Румпельштильцхен, поморщившись от легкого дискомфорта в руке, перевернулся на другой бок. Луч солнца скользнул по лицу, а зуд в руке стал усиливаться. Нехотя разомкнув глаза, мужчина понял, что время близилось к обеду. Лениво встав, он аккуратно разбинтовал руку, с удивлением смотря на зажившую плоть. Лишь легкое покраснение, что нещадно чесалось, напоминало о событиях вчерашнего дня.
Румпель кисло скривился, вспоминая, как весь день прошел у них не лучшим образом, а слова, брошенные Эммой перед выходом, и вовсе пугали. Неужели она отпускает его? Неужели готова так просто отпустить его, невзирая на сделку, привязанность, чувства. Мужчина остановил поток своих мыслей, качнув головой: а были ли у нее чувства к нему?
Вздохнув, он, приведя себя в порядок, спустился в зал. Помещение было зашторено и погружено в мрак. Наверное, этот жест был единственным подтверждением того, что Темная была не намерена с кем-либо разговаривать. И этим кем-либо был именно он. Она вновь избегала его и это огорчало. Буркнув проклятие себе под нос, надеясь, что она слышит его и придет возмущаться, мужчина вышел в сад. К его удивлению, фонтан был собран. Теперь Румпель мог лучше рассмотреть целую, чистую скульптуру. Казалось, замок издевался над ними. Мужчина провел ладонью по шероховатому зеленому мрамору, переходящему в гладкий и белоснежный.
Так странно, среди всех скульптур именно эта отображала сражение. Противостояние не на жизнь, а на смерть. Зеленый ящер, прижатый к земле, с поднятым ввысь хвостом, отчаянно цеплялся когтями за белоснежного лебедя. Он душил одной лапой тонкую шею птицы, загораживаясь второй от лап противника. Лебедь нависал над ним с сжатыми лапами, размахивая крыльями. Румпель нахмурился, заметив, что у ящера не хватало куска камня. Возможно, поэтому не работал фонтан. Но с другой стороны, как говорила Эмма, тогда бы скульптура и вовсе не собралась. Мужчина задумчиво провел кончиками пальцев по клюву лебедя, что еще вчера был отколот вспышкой гнева Темной.
Хмыкнув, Румпель отошел к границе замка, разрываясь между страхом за собственную жизнь и любопытством. Соврала ли ему Эмма? Действительно ли он может покидать замок? Свободен ли он? Хотелось увидеть Бэя, обнять своего мальчика и больше никуда не отпускать. Но… что тогда будет с Эммой, раз сделка будет нарушена, что будет с ними? Ведомый множеством вопросов, мужчина опасливо протянул руку, жмурясь в ожидании неминуемой боли. Ничего не произошло, ни тогда когда он сделал шаг, ни тогда, когда он, удивленно осматриваясь, отошел от замка на несколько метров, углубляясь в лес.
Он действительно был свободен, девушка отпустила его. Это радовало и одновременно пугало. Что, если она устала бороться? Ее поступок был жестом доброй воли или смирением? Может страхом? Необходимо было выяснить и чем быстрее, тем лучше.
Шли часы, остывший ужин одиноко ждал свою хозяйку, и очередная книга со старыми потертыми страницами была прочитана. С каждой минутой Румпель становился злее и нервнее. Она не могла так просто исчезнуть на целый день, ничего не объяснив ему.
Что-то цокнуло о стекло, и в зал, путаясь в шторах, ввалился Ворчун.
— Понавешали тут, мать его. Хозяйка! — гаркнул ворон, делая круг по залу. Румпель недовольно проследил за ним взглядом, мысленно успокаивая себя. Бэй написал ему письмо. Теперь осталось без явных потерь обеих сторон забрать его у ворона. — Хозяйка!
— Не кричи, ее нет в замке, — фыркнул Румпель, вставая с софы и привлекая к себе внимание Ворчуна. Птица сделала еще один круг и присела на спинку кресла, что стояло во главе стола. К его лапе был привязан небольшой клочок бумаги, намного меньший, чем обычно ему отправлял сын. Румпель заволновался: неужели с Бэем, что-то случилось.
— Ну, так позови ее! Я знаю, она придет на твой голос, — Ворчун клацнул клювом, упрямо сверля взглядом прядильщика.
— Не буду. Эмме нет надобности контролировать то, как ты передаешь мне письмо, — Румпель протянул руку, выжидающе смотря на ворона.
— Еще чего. Твой малец сейчас не там, где его оставила хозяйка! Я вынужден пролетать каждый день намного больше, чем мы оговаривали изначально! Он движется на восток! Хозяйка знает, что он сбежал?! — заверещал он противным голосом, от чего Румпель поморщился и осмотрелся, не появилась ли Эмма.
— Сделка подразумевала, что ты всегда будешь приносить ему и мне письма, вне зависимости от того, где мы будем находиться. Верни свиток! — зашипел мужчина, делая шаг к птице. Ворон упрямо потоптался на кресле, склонив голову на бок.
— Эммахэннауэр не знает, что Бэйлфаер сбежал! — догадка озарила невыносимого ворона и он закаркал, наверное, смеясь, и довольно захлопал крыльями.
— Заткнись! — рыкнул прядильщик, бросаясь к птице, в попытке выхватить письмо из его лап. Ворчун взлетел к потолку и стал кружиться над головой мужчины. — Верни мне письмо! Это важно! Немедленно! — птица продолжала "хохотать".
— А Эммахэннауэр не знает! А Эммахэннауэр не знает! А Эммахэннауэр…
— Закрой свой рот! Клюв! Она сейчас появится! — Румпель замахнулся посохом, но Ворчун ловко увернулся. Несколько взмахов крыльями, и птица удобно устроилась на верху книжного шкафа.
— Скажи ей правду, неверный!
— Я ничего не скрываю!
— Твой сын сбежал!
— Это не твое дело!
— Теперь это мое дело, — донеслось из темного угла зала, откуда на свет вышла хмурая Эмма. Девушка совершала очередную сделку, когда в ее мысли ворвался крикливый голос ее ворона, взывающий к ней. Причин такому поведению было много, и Эмма поспешила перенестись в зал. Темная вновь застала перепалку мужчин, что набирала новые обороты. Она была шокирована тем, что услышала от ворона. Румпель знал об этом. Он предал ее. Злость и разочарование стали туманить ей разум. Однако, Румпель был здесь. Темная была уверена, что он сбежит из замка при первой же возможности, но он был здесь, читал книгу, готовил обед, ждал ее и пререкался с Ворчуном.
Румпель вздрогнул, слыша, как Темная ближе подходит к нему, не торопясь оборачиваться к ней.
— Что здесь происходит? — Эмма перевела взгляд с ворона на спину Румпельштильцхена, прожигая ее взглядом. Мужчина поежился, словно ощущая ее взгляд на себе.
— Хозяйка! Его сын сбежал! Сбежал!
— Он не сбежал, — сквозь зубы зашипел Румпель, сильнее цепляясь за свой посох.
— Он третий день движется на восток, хозяйка! — крикнул Ворчун, от чего Эмма поморщилась.
— Что это значит, Румпель? — плечи мужчины напряглись, и он неуверенно обернулся к Эмме, встречаясь с ней взглядом, ища поддержки, но видя в глазах только холод и боль.
— Он не сбежал, Эмма.
— Сбежал! Приказывал мне скорее доставлять письма его отцу! Командовал мною!
— И ты не сказал мне раньше?! — крикнула она, посылая волну магии, так удачно появившуюся у нее на кончиках пальцев. Ворон свалился со шкафа на пол, отборно ругаясь.
— Вы не хотели меня слушать!
— Письмо мне, — она властно взмахнула рукой, призывая к себе свиток.
— Эмма, не надо, прошу. Выслушай меня.
— Почему я должна буду тебе поверить? — Темная прищурилась, теребя пальцами бечевку свитка.
— Потому что я ждал тебя сегодня. Видел, что ты собрала фонтан, — он слабо улыбнулся, надеясь смягчить девушку. Эмма непонимающе посмотрела на прядильщика.
— Ты… подходил к границам? — Румпель кивнул. Глаза Темной удивленно расширились. Он проверял границы, он мог уйти, но остался здесь. Но почему?
— Потому что ты мне нравишься, и я хочу остаться здесь, — его слова были наполнены легкостью и искренностью. И, кажется, свой вопрос она произнесла вслух.
