Текст книги "Капелла №6 (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
На следующий день Джон без всякого сомнения принялся искать какие-нибудь отели поблизости, в итоге самым идеальным вариантом оказалась трёхзвёздочная гостиница на улице Деланден, которая была перпендикулярна улице Марка-Антония Пети, а та, в свою очередь, была продолжением Биша. Это было абсолютно недалеко и недорого; Константин дивился своему успеху. Как только номер был забронирован на послезавтра, он решил вновь кое-что проверить: взял камень и, сверившись с часами и поняв, что рабочее время сейчас в полном разгаре, провёл обычный ритуал. Кварц, на удивление, далеко не убежал: примостился на широкой улочке Площадь Шарлемань, которая также была перпендикулярна Биша и являлась своего рода серединой между нею и Марк-Антоний Пети. Чес сейчас находился почти что в её конце; рядом пролегала железная дорога.
Джон лишь усмехнулся, подумав, как повезло Креймеру в этой жизни с работой: от дома до неё максимум минут пятнадцать, если не меньше, пешком. А ещё он искренно хотел верить, что работа у него теперь более прибыльная и респектабельная, нежели чем работа водителя; парень-то был с мозгами, только больно непостоянный, да и не повезло ему немного встретиться с Константином. Но сейчас наверняка всё по-другому.
В итоге все дела были сделаны, правда, не совсем корректно, но Джон не забивал себе этим голову – самолёт вылетал уже завтра, а в номер можно было заехать только послезавтра, в полдень. Впрочем, он пораскинул мозгами и понял, что это не совсем плохо. По сути, его вылет завтра в три часа ночи по местному времени, значит, плюс девять часов, в двенадцать дня по-лионскому. Лететь тринадцать часов с чем-то; получается, прибудет он в Лион по их времени в полвторого ночи, только уже как раз того дня, когда у него заселение в номер. Пока доедет, пока чего… ну, в итоге у него будет часов восемь-семь свободного времени. Честно говоря, его тянуло прогуляться по красивому городу с утра, когда ещё не было потоков туристов на улицах; странное желание, особенно для него, но Константин уже не думал об этом. Он вообще ничего не думал и даже не осознал своей наивности и невнимательности, когда во-первых покупал билет и только потом бронировал номер. Но ведь всё само получилось, верно? И получилось успешно; он же сам пребывал в том задумчивом с виду состоянии, когда было не до внешних дел, но те получались на удивление замечательно.
Джон и сам не знал, о чём думал; точнее, ни одной более-менее существенной и запоминающейся мысли в его голове не возникало, зато появлялся рой других, совсем непонятных и достающих лишь количеством. Так бывает, когда пытаешься достучаться до верного решения или ответа; ищешь, ищешь у себя в голове, но никак не можешь отыскать среди всего этого хлама. Возможно, Константин тщетно искал ответа на вопрос «Зачем он летит в Лион?», возможно, даже и находил какие-то жалкие пародии на эти самые ответы; но до самого главного было ой как далеко. Иногда Джону даже думалось, что этого-то главного просто-напросто и нет. Впрочем, официальная и вполне удовлетворяющая его причина звучала как «просто посмотреть, как живёт там его бывший водитель»; но Константин знал, прекрасно знал, что, если б было как обычно, он бы навряд ли дёрнулся в ту сторону сам, а узнал бы через многочисленных знакомых; между прочим, есть у него парочка людей, живущих где-то во Франции, – принимая во внимание их нелёгкую жизнь, их могло бы вполне занести в Лион, и так Джон узнал бы всё, дав им достаточно информации, где и как искать Креймера.
Но нет, Константин почему-то не мог ждать, не мог просить, не мог не сорваться с места и не уехать; этого человека хотелось увидеть воочию, пускай и на другом конце улицы, но убедиться, что вот он, действительно живой и действительно в нашем мире. Только уже малость другой… Слова Миднайта были единственным, что разъедало его сердце; впрочем, эта горькая правда была известна ему задолго до этого разговора, просто всегда острее воспринимаешь сказанное, чем то, что на мыслях или в сухих текстах книг. И Джон, с каждым часом, да даже минутой, задавал всё чаще и чаще себе вопрос: правильно ли он поступил? Ведь, пока не поздно, можно отменить заказ в гостинице, если повезёт – то и билет на самолёт и вернуть деньги, которых, увы, не так уж и много; но нет, он осознанно тратил их на то, что, возможно, обернётся лишь горечью, отчаянием и неимоверной пустотой в груди, на то, что вероятнее всего сулит только одиночество – не такое уж необычное, но усиленное ситуацией в два раза. Короче, траты впустую, но Джон чисто из принципа не мог отступить – иногда это в его характере было хорошо, но иногда…
Впрочем, когда бы мы критически и по полочкам разбирали свои абсурдные, сумбурные действия? Только после того, как мы их уже совершим, верно! Только после разум немного охлаждается и даёт возможность взглянуть здраво; а пока обжигающая мысль задорно крутится у нас в голове, мы готовы яростно отметать слова других. Но не стоит думать, что Джон был настолько глуп: он всё это знал давно, понимал прекрасно и имел багаж опыта почти что бесценный; только всё это мудрое уходило на задний план, когда он вспоминал о своём водителе. Что-то тянуло его туда, а что – ну, наверное, любопытство. Он снова хотел почувствовать, каково это – понять, что в его жизни почти что нет ничего оригинального, а очередная затея, казавшаяся безобидной, но на деле являющаяся безбашенной, вновь приведёт его ко дну или тупику. В общем, заново пройти весь тот маршрут, который он проходил когда-то давно в молодости, правда, в несколько иных ситуациях, но со схожим концом – разочарованием то есть.
Константин знал, что многие бы хотели его осудить и сказать своё «фу, как так можно вновь попадаться на те же грабли!», но что он мог поделать, если к тем граблям вёл непомерный интерес? А интерес, как известно, всегда предпосылка к куда более серьёзным последствиям и эмоциям; он своего рода невинное начало всех безумных идей.
Джон лишь несколько спустя, ближе к вечеру, понял, что благодаря Чесу – или как там его теперь звали, хотя для него он навсегда останется Чесом, – он влетел в крупную сумму денег; и это не считая различных будущих трат на транспорт, еду, другие какие-то вещи… «Да я так разорюсь…» – думал, качая головой, Джон, считая, сколько у него осталось, вместе со всеми заначками, и плюсуя к этому потраченное и будущие траты, измерявшиеся пока кругленькими суммами. Получалось так, что за месяц в Лионе (ну, а вдруг, он посчитал и такой вариант, распределив на день определённое количество денег, над чем ему тоже пришлось попыхтеть и поузнавать тамошние расценки) он бы потратил столько, сколько заплатил бы, живя здесь, но только за четыре месяца. Впрочем, жил он всегда скромно, поэтому и получался такой разброс.
Константин был изредка щепетильным человеком, поэтому и сейчас возникали вполне справедливые мысли для его взрослого разума по типу «а стоит ли?». Но авантюрист, который жил в нём, как демон в безумце, не давал покоя и ставил своё однозначное «Стоит!», буквально перешибая все остальные варианты. Поэтому Джон, достав чемодан, сказал полушёпотом, будто стараясь убедить себя ещё раз:
– Сто̀ит!..
***
Джон решил не ложиться вообще, раз скоро всё равно выходить – выспаться можно и в самолёте. Часов в восемь, когда сборы были в самом разгаре, позвонил Миднайт.
– Меня интуиция редко обманывала, так что мне что-то подсказывает, что у тебя есть новости, с которыми ты не поделился со мной, как я тебя просил, – сразу с дела начал он, говоря всё это насмешливым тоном. Джон ухмыльнулся.
– Да, много чего случилось. Вчера я нашёл Чеса на карте; он решился, – в трубке послышался разочарованный вздох – видимо, Миднайт всё-таки надеялся, что интуиция его подведёт. Спустя десять секунд молчания, в которые и Константин серьёзно задумался, экзорцист продолжил:
– Ну, и где же он?
– В Лионе.
– Далековато занесло! И билеты дотуда недешёвые. Благо, город красивый, думаю, ему там понравится, – Миднайт как-то нехарактерно для себя перескакивал с темы на тему – явно было видно, что он глубоко изумлён решением Чеса. А Джон над этим как-то не задумывался…
– Я вылетаю этой ночью в три. А ещё я узнал, где конкретно он живёт, и забронировал отель недалеко оттуда…
– Джон, ты (можно скажу честно?) похож на маньяка. Серьёзно, – Миднайт говорил тихо, задумчиво. – Так это правда? Ты не шутишь? Серьёзно взял билеты и летишь ночью?..
– Да. В этом есть что-то странное? Притом же, я редко шучу, ты сам знаешь, – экзорцист на том конце провода замолчал и только хмыкнул; неловкое молчание длилось около минуты.
– Джон… впрочем, я уже говорил. Ты не успокоишься, пока не узнаешь сам. Просто хоть иногда вспоминай то, что я тебе говорил. Будь осторожнее: перед тобой не Чес… только схожая внешность с подобными привычками и характером, но лишь воспоминания и прожитое делают нас особенными. Берегись разочарования. Удачи. Сообщи всё-таки потом мне, как он, что он, чем занимается…
– Спасибо… – почему-то тихо, почти шёпотом ответил Константин, покачивая головой и думая явно о своём.
– Ещё раз удачи, – Миднайт положил трубку; Джон хмыкнул, ещё раз подумал над первопричиной и, разом отбросив сомнения и порешив, что довести дело нужно хотя бы до конца, больше не думал об этой тягомотине.
Сомнение довольно долго в сложившейся ситуации не мучило его, вплоть до полёта в самолёте.
***
Константин давно собрал все вещи, и время с этого момента стало проистекать невероятно долго: девять очень лениво перетекало в десять, а десять, в свою очередь, с натугом дошло до половины одиннадцатого. Джон не знал, куда себя деть, чем занять, чтобы его тёмные мысли, как мрачные тени на полу, не захватили полностью; в итоге в голове появилась идея, и он ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Впрочем, по сути она была бредовее некуда, но да разве это уже останавливало его? В сравнении с той несуразицей, которую он хотел совершить, эта мысль была жалкой, вполне разумной шалостью.
Джон вызвал такси и на вопрос, куда подъезжать, ответил:
– Кладбище ***, – на том конце провода были слегка удивлены, но пообещали, что такси прибудет в полночь. Джон почему-то поморщился – не мог он спокойно реагировать на такси и всё, что с ним было связано, после смерти Чеса; однако эта эмоция была одномоментной, скорее отголоском прошлого, чем настоящего. Впрочем, как и нынешнее желание – в чём-чём, а в нём Константин не отдавал себе отчёта.
Через сорок минут он был уже на кладбище вместе со всем своим багажом; найти могилку его бывшего водителя оказалось не сложным – с главного входа свернуть направо и дальше двигаться по дорожке, ещё раза два свернув в ту же сторону. Там, под ветвистым деревом, тихо и мирно высилось серое надгробие; нет-нет, оно ничем не отличалось от других, отнюдь: все были такие же серые (редко кто ставил более шикарные), такие же тихие и мирные. Джон помнил как сейчас, что во время похорон не чувствовал горечи, зная, что душа Креймера направляется в мир иной, возможно, лучше этого, что это просто продолжение пути, предначертанного каждому человеку судьбой. Но сейчас что-то гулкое, как удары колоколов в соборе, било в его груди; звук уныло отдавал в голову, разлетался мелкими отзвучьями по всему телу и собирался ноющей печатью в сердце; что-то непередаваемо тяжёлое вдруг открылось Константину в созерцании этого надгробия, этого имени, столь родного, но теперь истёршегося.
Он раньше и не задумывался, что будет так неловко; всё это время ему казалось то, что он совершал, лёгким и беззаботным, обыденным делом. Но вот если приглядеться… то ведь и вправду его Чес погребён, навсегда, под этой толщей земли, хотя сам уж давно тусит где-то в Лионе в отблесках новой успешной жизни. Да, это он, его внешность, характер, повадки, манера общения, но нет и не будет больше той памяти; новый Чес лишь с удивлением, может, насмешкой, глянет на него и улыбнётся как ни бывало, не зная, что в прошлой жизни прошёл с этим человеком через огонь, воду, медные трубы, как принято говорить в таких случаях. Он не узнает, как ни надейся, и это Джону было известно задолго до этого. Что же всё-таки тянуло? Вопрос сложный, хотя он сам и догадывался, что на самом деле лёгкий.
Константин и сам не знал, для чего пришёл: то ли из-за необходимости хоть как-то скоротать время, то ли просто постоять над его могилкой, то ли проститься… с чем? С прошлой жизнью, Чесом, эмоциями? Джон не знал, и на секунду ему стало трудно дышать: горло спёрло, будто обвило какими-то жгутами. Понимание того, что всё уже не будет как прежде, было до того банальным и простым, что вызывало лёгкую усмешку; на деле оно было громадным и значимым, не таким легкомысленным. Он понял, что остро осознает это где-нибудь там, в Лионе, а сейчас пускай лишь только его сердце немного ёкнет, а сам он слабо усмехнётся…
– Чувствую, доставишь ты мне проблем, Креймер… – Константин вздохнул, развернулся и поморщился. – Я бы вернул тот день, честно, чтобы спасти тебя; теперь придётся расхлёбывать заваренную кашу почти что в одиночку.
Джон стал неспешными шагами направляться в сторону выхода; а ещё он помнил, как Чес в тот самый раз, тихо шурша крыльями, возник за его спиной, он сам обернулся, а парень, улыбнувшись загадочной, скромной, но многозначной улыбкой, резко рванул в небо, в Рай, туда, где ему самое место. Вот уж точно Константин не думал, что в следующий раз, когда он придёт к нему на могилу, парнишка уже спустится вновь сюда, в этот мир.
За оградой блеснул свет фар; Константин знал, что ещё можно отказаться, можно отказаться вплоть до аэропорта, но…
«Но если б я так часто отказывался, моя бы жизнь не стала такой интересной». Джон и сам себе дивился: что он, школьник что ли какой, чтобы искать новые ощущения и делать жизнь якобы интересней? Но что сказано, то сказано, то, значит, на душе. Он сел в уютное такси, и машина рванула вперёд, в очень сомнительное и многогранное будущее.
Тринадцатичасовой полёт хоть и не был из лёгких, но для Джона растянулся вообще в не пойми что; делать было практически нечего, и из-за этого ему показалось, что они летят уже долбаный день, хотя на деле не пролетели и пяти часов. Отсюда пошли и странные мысли, и какие-то причудливые догадки, и очень фантасмагорические сны… описывать это ненамного интереснее, чем то было на самом деле. Константин тщетно пытался заставить себя уснуть за неимением какого-либо дела. Короче, то время было самое скучное и самое отвратительное время в его жизни. Это довольно подпортило настроение.
Когда до посадки оставалось полчаса, Джону стало неожиданно тревожно – плохое предчувствие одолевало его всего. Тогда он понял, что удача, которую ему пожелал Миднайт, будет очень и очень нужна; нынче это ценный и редкий товар. Что сулит ему этот сокрытый в облаках, горящий всеми цветами радуги, манящий своей историей город? Сердце лихорадочно отправляло в мозг запросы, который расшифровывались как «Ничего хорошего, ничего хорошего».
Самолёт шёл на посадку, и, начиная с того времени, Джон так и не оторвал своего взгляда от города внизу, различив даже север полуострова – как раз то место, где жил и работал «Чес». Чес в кавычках, потому чёрт его знает, какое теперь у него имя!
***
Константин не совсем помнил, как добрался, но через час уже высадился из автобуса на остановке Гар-де-Лион-Перраш (это было уже на самом полуострове). Был четвёртый час, утро не торопилось заниматься: вокруг стоял молочный полупрозрачный туман, небо едва-едва светлело, будто не спеша пустить солнце на трон, улицы были пусты до такого, что, казалось, наступил тотальный конец света, а с рек дул прохладный лёгкий ветерок. Джон сверился с картой и выбрал путь подольше – не по дворам, а по главной улице Площадь Шарлемань. Где-то совсем рядом со станцией, в конце этой улицы, находилось место работы нового Чеса; Константин находился на другой стороне ж/д дорог, поэтому последовал через переход и оказался на широкой, сразу видно, что главной среди всех остальных, улице. Потом сверился с номером, на который ему указывал шарик, и подошёл ближе. Дом номер пять.
Было тихо, стояла почти что мертвенная тишина; только стук колёс его багажа об асфальт нарушал эту идиллию. Хотя для этих улиц такое, наверное, нормально: здесь часто селились туристы и прибывали ночью, чтобы идти тут ранним утром. Джон точно не знал, зачем думал об этом, подходя к закрытой двери этого дома. Здесь находилось, судя по записям, сразу несколько контор: нотариальная, адвокатская, ещё какие-то… Но ему хватило и двух секунд, чтобы понять, в какую область занесло его водителя; впрочем, это дело всегда нужное и в какой-то степени интересное; Константин, признаться, в детстве тоже мечтал стать юристом.
Он усмехнулся и поплёлся по улице дальше, решив, что свернёт не на свою, а на Биша, где живёт Чес. Впрочем, парень в нынешней жизни необязательно мог быть адвокатом или юристом или нотариусом, а мог просто работать уборщиком в этой компании; Джон усмехнулся, покачал головой и решил, что это просто какой-то бред.
Сон только начинал слипать глаза – увы, в самолёте он забывался максимум часа на четыре: всё мешали какие-то мысли. Теперь спать хотелось с необыкновенной переменчивостью, но всё-таки хотелось. Однако дойти до улицы Биша, которая была по правую сторону, он хотел не менее сильно, поэтому собрался в кучку и пошёл.
Когда Джон свернул на Биша, то увидел невдалеке красивый, но грузный и слишком мрачный мост, выделявшийся из тумана чёрным пятном. До него было не больше двухсот метров, а Чес жил сразу после него; Константин медленно поплёлся в ту сторону, сладостно вдыхая свежий воздух и стараясь заглушить свою сонливость. «Отлично! Теперь Чес юрист… нет-нет, всё-таки эта затея и вправду была абсурдной. Нас ничто не связывает и не свяжет». Джон уже, честно говоря, не изумлялся никаким своим мыслям, но эта заставила его малость приподнять бровь в удивлении: вот и открылись его истинные намерения, которые он тщательно скрывал от Миднайта – да даже от себя самого! – значит, он всё же хотел с ним встретиться, да не просто постоять, посмотреть издалека, а конкретно перекинуться парами-тройками слов. И печальный опыт Миднайта его явно не мог остановить; да даже сотни таких примеров навряд ли бы повлияли на него здраво – Джон словно упёртый баран и от своего явно не откажется. И даже не это поразило неприятно, а сам факт вранья… самому себе; интересно, в таком случае, какие же ещё сюрпризы скрывает он внутри себя?.. Может, это открыть и осознать прямо сейчас, пока ещё не совсем поздно и можно с этим что-то сделать?
Ага, когда бы всё это было так просто! Константин остановился и потёр своё разгорячившееся лицо – прав был кто-то из древних, говоря, что самое страшное – это не знать себя. Да, страшнее всего видеть не чьи-то неожиданные выкрутасы, которые, быть может, можно и предугадать, а свои собственные, ничем до того не оправданные и являющиеся просто последствием какой-то призрачной причины, залёгшей на дне души. Вот это действительно отвратно; Джон сплюнул и покатил свой багаж дальше.
Магазин, кажется, продуктов впереди начинал лениво открываться – кто-то громко поднимал рольставни; на другой стороне улицы какой-то мужик вёз бак с чем-то, неимоверно им гремя, а с какого-то балкона уже слышался французский лепет. Город оживал, просыпался, правда, как-то неохотно; впрочем, Джон тоже бы навряд ли вставал здесь с воодушевлением – для него Европа была каким-то ленивым местом, где работали нехотя, зато размякали под благоприятным климатом запросто. Наконец он подошёл ближе к мосту, остановился, посмотрел на него и прошёл под ним; где-то наверху пронеслась машина.
Он выглянул из-под моста и увидал на противоположной стороне дом, обведённый в его карте карандашом, потом перешёл улицу и остановился рядом с ним; и вновь стало так тоскливо на душе, как было вчера на кладбище – будто он сам стоит вновь на пороге чего-то нового, что всё равно неизменно наступит под напором его характера, и не может решиться, будучи затягиваемым назад тугой резинкой ностальгии. Нет-нет, он по-любому протиснется в это новое, правда, будет это тяжко, если сейчас не перерубить нить – так участь облегчится. Константин вздохнул, покачал головой и едва отвёл взгляд от многочисленных балконов, один из которых должен точно принадлежать Чесу.
Получалось всё так идеально и хорошо благодаря этому камню, ритуалу, способному отыскать Креймера, свободным местам в самолёте на ближайший рейс, готовым к брони номерам в отеле и, наконец, достаточной сумме денег на счету. Просто никому и не снилось такое, чего не потребовалось добиваться огромными усилиями и что будто само в руки шло! А тем не менее счастья от этого с каждым часом отнюдь не прибавлялось; Константину показалось, что он обязательно свихнётся, и в таком состоянии не то что к Чесу, просто к людям нельзя. Что тогда?
Джон развернулся и поплёлся назад; что тогда – только сам дьявол знает! Может, и не мешать прогрессирующему безумству, оно само там как-нибудь разберётся и расположится?.. Он шёл быстро, чуть ли не бежал, и мысли в его голове сменялись с каждым новым шагом; голова трещала по швам, но спать теперь расхотелось, а было только одно желание: ходить по этому чёртову Лиону до тех пор, пока не отнимутся от усталости ноги. Константин так и решил, позволив какому-то воспалённому чувству внутри себя создавать для него маршрут. Он сам не мог знать, что напридумает это чувство, но осознанно стал его марионеткой; с тех пор он едва помнил себя, куда шёл и зачем. Было даже всё равно, что с багажом, главное – идти; пускай это было неправдой, но, по крайней мере, успокаивающей неправдой, что рой мыслей в голове от этой прогулки должен раствориться. «Проверим…»
***
Проверка дала не очень хорошие результаты: мыслей только прибавилось (куда уж больше?), а ноги унесли в какую-то даль. Джон очнулся только сейчас, остановившись на улице Президент Карно, и несколько позже понял, что прошёл что-то около двух километров, оказавшись в середине этого полуострова. Здесь жизнь протекала более интенсивнее: открывались магазины, часто ездил транспорт, людей было больше, и все куда-то спешили. Константин резко остановился посреди тротуара и почувствовал своё частое дыхание; шёл седьмой час, и уже почти рассвело: на горизонте виднелась розовая полоска. Через дорогу в диагональ виднелись желтоватые стены какого-то старинного здания; Джон не понял, что его туда понесло, но перешёл улицу и ради интереса решил глянуть, что же всё-таки это.
Этот интерес, да и эту прогулку вообще Константин после назовёт не случайными, а будто тайным заговором судьбы, жизни, Вселенной – хоть целого мира, но чего-то явно существенного. Будто все события переплелись так не рандомно, а с хитрой задумкой; но он тогда чувствовал, что обязательно ещё придёт сюда. Каким-то другим, может, за чем-то, но придёт; а потом уйдёт и тоже другим, совершенно, причём не факт, что в хорошем смысле. Там, в стенах повидавшего виды здания, не властны даже судьба и фортуна; там властно время и вера.
Старинным зданием была церковь Святого Бонавентуры, сзади и с боков ничем не примечательная: жёлтый истёршийся камень, чуть ли не деревянные окна, потрёпанный общий вид. Зато в ширину и в высоту она была значительна, хоть и считалась, наверное, среди всех остальных соборов Лиона небольшой и скромной. Джон свернул на узкую улицу, зажатую с двух сторон каким-то домом и стеной церкви, а потом оказался на более широком проспекте, где находилась боковина старинного святого места, и, пройдя его (расстояние было ни много, ни мало восемьдесят метров, что соответствовало длине церкви), подошёл к той улице, куда выходил основной фасад, и тут-то и ахнул.
Нельзя сказать, что это здание было самым наикрасивейшим, но что-то цепляющее в его завитках, в лёгких узорах всё-таки было, несмотря на тяжёлую форму и конструкцию. Главный фасад был широк – от и до тридцать семь метров; было, как и обычно, три входа, украшенные остроугольными арками с цветами и различными красивыми элементами декора разной высоты: один огромный с тяжёлыми воротами, открывающимися только по праздникам, и два обычных, раза в полтора меньше. Ровно над высокими дверьми основного входа возвышались на постаментах статуи каких-то святых в длинных убранствах, Джону неизвестных. Сам фасад был похож на заточенный карандаш, верхушка которого мягко обрамлялась ажурной резьбой; остальная часть, будто подставка для этого карандаша, покато уходила вниз всё с той же резьбой, на углах заканчиваясь остренькими узкими башенками с нарядной крышкой.
Над всеми входами, держась на острие арки, расцветали окна-розетки разного диаметра: над большим, соответственно, огромное, главное окно, а над двумя другими в раза три меньшие. Внутри основного окна-розетки находилось что-то наподобие цветка, лепестки которого были наполнены различными завитушкам, что-то наверняка значащими. Два других окна имели внутри себя по четыре кривых линии, исходящих из центра. Над главным виднелось ещё одно окошко, маленькое, и Джон его заметил только потом, а над ним, на самом верху, в сиянии утреннего неба виднелся небольшой крест. В общем, в основном фасад казался каким-то органичным, хотя, быть может, и пустым в сравнении с куда более роскошными соборами этого города, но Константину понравилось в нём эта простота, где было минимум украшений и всяческих изысканий.
Джон бы с радостью зашёл – только не спрашивайте зачем, в настоящее время ответы на такие вопросы он сам не знал, но церковь пока не работала. Однако он тогда почувствовал что-то около предчувствия, что он сюда точно вернётся, но не просто так… с какой-то целью. И это было неприятно, несмотря на очаровывающую красоту церкви Святого Бонавентуры; Константин вернулся так же, как и пришёл, и поплёлся в гостиницу, хотя времени до двенадцати было ещё много. После он тоже где-то промотался, но даже не обратил внимания где: всё проносилось как в сумрачном сне.
Без пяти двенадцать он со слипающимися глазами, зевками через каждую минуту и с уставшим видом зашёл в свою гостиницу и стал ждать, когда его зарегистрируют и дадут ключ. Пока миленькая девушка на ресепшене что-то оформляла, Джон решил спросить:
– Если я захочу остаться дольше, чем на пять дней, могу ли я как-то продлить свою бронь?
– Да, конечно! – живо отозвалась брюнетка, тряхнув своими кудрями. – Просто сообщаете об этом заранее, лучше за день, и вам, после внесения платы, продлевается бронь. Правда, может получиться так, что может достаться другой какой-то номер, но…
– Это не страшно. Спасибо, – Джон кивнул и протёр закрывающиеся глаза: только сейчас понял, насколько устал, не поспав в самолёте и совершив прогулочку, наверное, в километра четыре. Наконец регистрация закончилась, девушка протянула ему ключ и сказала, как пройти в номер.
– Вас провести к номеру? Показать? – Джон, кисло улыбнувшись, помотал головой. – Ладно, тогда обязательно осмотрите номер – может, вас что-то не устроит, так мы сразу поменяем. Удачного отдыха! – она приветливо улыбнулась, и Константин, взяв ключи и поблагодарив, пошёл к лифтам.
Усталый, он кое-как добрался до своей комнаты и ввалился в неё, как пьяный. Бросил чемодан рядом с дверью, закрыл дверь и, даже не включив свет и не сняв одежду, бросился на кровать, правда, успев перед этим неряшливо воткнуть себе в уши беруши – не хотелось, чтобы хоть какой-нибудь звук смог разбудить его. Как только его голова коснулась подушки, он мгновенно заснул и таким беспробудным, тяжёлым сном забылся на долгие часы.
========== Глава 3. Номер в отеле. ==========
–… в том и загадка банальностей: на свой примитивный лад они истиннее самых остроумных парадоксов.
«Земля обетованная» Эрих Мария Ремарк ©.
Когда Джон с трудом разлепил глаза, то в балконную дверь сквозь прозрачный тюль проникали вечерние, едва тёплые лучи; тогда он, не поднимая головы с подушки, ухмыльнулся и подумал, как ему повезло с номером – окна выходили на западную сторону, значит, с утра не будет мешать надоедливое солнце, зато к вечеру поднимет настроение красноватым закатом. Его самого, конечно, навряд ли было видно; Константин почему-то сильно заинтересовался этим, пошатываясь, встал на ноги и поплёлся подышать свежим воздухом на балкон, кстати, почему-то распахнутый настежь. В голове как-то неприятно затуманилось, да и в комнате было на удивление душно; он вышел на террасу и упёрся на перила.
И только тогда Джон понял, что его окна выходили ровно на ту самую улицу – Марка-Антония Пети, и отсюда он мог видеть… видеть тот самый мост, с утра скрывавшийся от него в тумане, а теперь будучи, как на ладони. И где-то там совсем рядом – дом Чеса… Константин сплюнул и с яростью отбросил эти отвратительные мысли – как воздыхатель какой, ей-богу! Лучше бы уж подумал, что делать дальше, или в крайнем случае посмотрел, какой у него номер наконец, а то комната оставалась под завесой тайны и тьмы, хотя Джон и спал в ней, но всё равно по совету администратора не осмотрел.
Но выходить с балкона ужасно не хотелось: внизу неспешно сновали машины, ходили люди, говорили на всех языках, солнце пригревало, дул ветерок, было не холодно и не жарко, а даже идеально, и такое расслабление стало лучшим подарком после неуютного и бешеного Лос-Анджелеса. В тот момент он действительно полюбил Лион, хотя мнение это было поспешным…
Идиллию нарушил стук в дверь; Константин пожалел, что не повесил табличку «не беспокоить», но лениво встал с места и пошёл открывать. Проходя через комнату, он краем глаза заметил в ней нечто неладное, но до поры до времени не обратил на это внимания.
– Да? Кто там? – в глазке виднелся полный мужчина лет пятидесяти в очках, в солидном пиджаке, на вороте которого висел бейджик, но прочесть Джону всё равно не удалось, и с жидкими, непонятного цвета короткими волосами.
– Здравствуйте. Извините за беспокойство. Я хозяин этого отеля, и у меня есть несколько вопросов к вам… – Джону стало подозрительно, он хмыкнул, но дверь открыл.
– Да?.. – представившийся хозяином стал озабоченно заглядывать ему за спину, словно силясь увидеть что-то в номере.
– Что-то случилось? – не меняя положения, спросил Константин.
– Да. Пришли жалобы от пяти жильцов сбоку, снизу и сверху на шум, судя по всему, доносящийся из вашей комнаты. И я, как хозяин этого отеля, не могу оставить жалобы без удовлетворения, сами понимаете… – Хэнк (так его звали) снял очки и начал активно их тереть платком, – поэтому я обязан вас предупредить, что громко шуметь и тем самым нарушать общественный порядок здесь запрещено. Быть может, у вас что-то случилось и я мог бы помочь? – очки вновь водрузились на его нос.
