355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Julia Shtal » Капелла №6 (СИ) » Текст книги (страница 15)
Капелла №6 (СИ)
  • Текст добавлен: 15 мая 2017, 17:30

Текст книги "Капелла №6 (СИ)"


Автор книги: Julia Shtal


Жанры:

   

Мистика

,
   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Я вот ещё что хотел сказать, Джон… раз на то пошло… – Крис наконец выпрямился и, даже сузив глаза, пристально на него посмотрел. – Во французском языке есть различие между предлогами, которые в английском обозначаются одним скупым «ты». Ну, это должно быть известно… есть уважительная форма, которую обозначают на письме заглавной буквой, но по-английски всё равно читают как «ты», хотя понимают совсем иное. В моём родном языке «ты» как раз делится на официальную форму – «vous» – и обычную – «tu». Так вот, Джон… до сего момента я мысленно называл тебя «во», теперь буду – «ту». Надеюсь, это было не слишком смелой просьбой…

– Это твои мысли, называй, как хочешь. Мне, как ты знаешь, не совсем дано понять это различие… – Джон махнул рукой, словно это было сущей мелочью, но не мог не заметить, как обращение Криса к нему несколько смягчилось, будто разница и вправду была настолько ощутимой. Он подумал, что ему наверное показалось, и решил больше не думать об этом. Но, взглянув на адвоката, он увидал эти благодарные глаза: казалось, ещё чуть-чуть – и они зажгутся сильным ярким светом, на который только способна такая открытая душа.

Джон специально не решился развивать эту тему, потому что как никто иной знал причину перехода с «Вы» на «ты».

Базилику они покинули через другой выход; улица встретила их угрюмым не дождевым небом и пронзительным ветром. Кристиан сказал, что дальше их путь лежит к Дому адвокатов, Лионскому собору, потом – к игре в шахматы и слушанию органной музыки. Джон был счастлив двигаться хоть куда-нибудь, идти под этим огромным, свободным, пусть и пасмурным небом, был даже рад слушать этого удивительного человека, ищущего странных людей и приключений, желающего всего и сразу, был приятно удивлён этой целой бурлящей жизнью, энергией и волей, скрытыми за этим любопытным горячим сердцем и мягким взглядом. Джон ощущал себя наполовину уже пропавшим человеком, а на другую половину – счастливым и наконец освободившимся. И он знал, что ожидать чего-либо хорошего от такого парадокса не стоит…

Дом адвокатов оказался комплексом зданий разных веков. Жалкие серые домишки сочетались с открытыми арочными этажами, между которыми примостились массивные керамические горшки с пышными цветами. Оказалось довольно необычно гулять по этим широким, кажется, растолстевшим балконам и смотреть на квадрат зелени в центре площадки, где одиноко сидел потёртый, но ещё сохранивший в себе каплю важности и былого величия лев. Крис говорил много и с увлечением, плавно проходя между колоннами и арками, словно призрачное отражение тех людей, что слонялись здесь с делом или без. Его чёрное, странного и необычного покроя пальто с видневшейся фиолетовой кофтой делало его похожим на адвоката XIX века, разве что цилиндра на голове не хватало.

– По сути, название совсем не оправдывает назначение этого места. Их просто пыталась спасти группка адвокатов. Вот и всё, на самом деле… Мы сейчас гуляем по зданию, которое старше нас раз в пятнадцать. Удивительно, что кажется совсем не так… – Форстер провёл ладонью по шершавой серой каменной стене.

– Кажется, что мы гуляем просто в каком-то общежитии, где давно не было капремонта… – Джон надменно хмыкнул. – Но да, полностью на общагу это не совсем похоже хотя бы потому, что нет снующих туда-сюда в халатах людей. Что же здесь теперь?

– Как бы всё и в то же время ничего. Здесь живут. Но жильё стоит дорого и не стоит своей цены. Здесь сыро, затхло, везде плесень. Обои отходят от стен; люди жалуются на постоянный кашель. Ты бы хотел здесь жить? – Джон, задумавшись о своём, не заметил, как Крис впереди остановился, и почти столкнулся с ним, полуобернувшимся в его сторону с заинтересованным взглядом. Они оказались почти вплотную друг к другу. Форстер смотрел прямым, несколько тёплым и любопытствующим взглядом.

– Конечно! Я же странный человек, – отвечал Джон почти безэмоционально, хмыкая. – По твоему скромному мнению, конечно.

– Ты сам так не считаешь? – Крис наивно поднял брови, а потом, хмыкнув и поморщив нос, добавил тихо: – Хотя что я говорю… это очень дурацкий вопрос…

Может быть, впервые они были так близко друг к другу; пока адвокат с полуусмешкой смотрел в сторону, о чём-то задумавшись, Джон разглядывал его и в который раз убеждался, что ничего особенного не было в этом лице: самая обычная внешность, не иначе. Значит, что-то иное превращало её в такую, что где-то на сердце начинало что-то приятно щемить – может, то были воспоминания? Джон не помнил, когда в последний раз так долго зависал, смотря на чьё-то лицо.

Наверняка со стороны они выглядели забавно; но, впрочем, никого рядом не было, значит, никому это забавным показаться не могло. Разве что им самим. За аркой шуршал дождь, будто старался что-то нашептать им, а они стояли, почти вплотную, не смея сдвинуться и будто зависнув в междувременье, если такое вообще есть. А если нет – тогда они его придумают. Джон задумывался об этом, улыбался уголком рта и принимал следующую мысль; таких было не меньше сотни. И всё – несуразные мелочи, банальные слова и слишком приевшиеся метафоры.

Наконец Криcтиан поднял на него свои глаза, понял абсурдность положения и сделал два резких шага назад.

– Ой, что-то я слишком задумался! Что ж ты не толкаешь меня? У нас впереди ещё столько интересного, пойдём дальше! – он легко потянул его за рукав и направился вперёд. Джон не спеша следовал за ним.

– Знаешь, нам определённо некуда спешить. В такую погоду если ещё и спешить… – Джон поморщился, – тогда я вообще подумаю, что нахожусь в своём отвратительном Лос-Анджелесе.

– Ты же сам сказал, что любишь его, – Форстер хитро улыбнулся. – Или теперь твоя любовь – Лион?

Джон пожал плечами. Откуда ему знать такие слишком серьёзные вещи? Любить что-то и не любить… это слишком относительные понятия. А ему уже надоело думать о всяком относительном.

Покидал он холодный, серый и просторный Дом адвокатов нехотя – удивительно, но ему здесь понравилось. Как знать, может, Крис и прав: он странный человек и ужился бы здесь в лёгкую. Но больше всего ему понравились их разговоры здесь и точно не входящее в их роли молчание, когда они глуповато и близко стояли друг к другу. В тот момент, казалось, могло произойти многое – многое безумное или просто странное, но оно, увы, не произошло. Джон даже не хотел знать что. Это была слабость, поделённая на двоих. Просто секундная слабость…

Они вновь где-то шли, по каким-то нешироким, сверкающим в свете фар и дождевого марева улочкам, вновь сквозь размазанное полотно ливня неожиданно выступали мощные фасады домов, статуи львов, каменных и увечных горгулий, лёгких ангелов, обычных, но величественных людей; мимо них вновь проносились всегда спешащие туристы, скрывающиеся не то чтобы от дождя – от времени, которое всегда поджимало у них, ведь надо было так много посетить; мимо проплывали, словно какие-то призраки умершего города, и местные жители – они никуда не спешили, лишь презрительно фыркали на дождь, сильнее укутывались в платки и шарфы и продолжали неторопливо идти. Они с Крисом тоже наверняка напоминали местных. Адвокат, кстати, иногда что-то рассказывал, и Джон вновь с интересом окунался в прошлое, то прошлое, где ещё не было места нынешним проблемам, но где всё-таки истории повторялись с сегодняшними. Казалось бы, одни темы ну очень новы, а как глянешь назад – а такое было сплошь и рядом. Вот и думай, что ты оригинален.

Когда они ещё только подходили к Лионскому собору, Крис рассказал историю про какую-то знаменитую актрису прошлого или позапрошлого века, что жила здесь, в Лионе. Она попала в какое-то странное, унизительное положение (Джон не особо понял почему, но это было связано с её дочерью, которой угрожали), и ей приходилось любить и мужа, и любовника. Кажется, она была слишком праведна для этого греха, поэтому часто уходила на исповедь именно в Лионский собор. Но была такая особенность: жаловаться на мужа она ходила в исповедальню, что в правой галерее, а на любовника – что в левой. История скрывает, как они выслеживали её и совершили такое, но в итоге священник, что принимал её исповеди и жалобы на мужа, был её муж, а на любовника – собственно сам любовник. Когда это вскрылось, её ожидали целых два скандала. Она не выдержала и покончила с собой прямо на ступенях собора.

Джону не очень понравилась эта история. Не столько из-за того, что он понимал ту мадам и её чувства насчёт вскрывшейся тайны, а сколько из-за глупости этой всей мелодрамы. Он сказал тогда Крису: «Больше не рассказывай мне историй, где замешана любовь. Это всегда тривиально-глупые истории». Форстер, оказывается, не был против такого, просто счёл нужным рассказать.

Собор встретил их молчаливым равнодушием и мраком боковых галерей. Это оказалось очень высокое, мощное здание с шикарным орнаментом, слегка золотистым камнем, огроменными входами, богатым убранством внутри и бархатными занавесками. Впрочем, оно не сильно отличалось от предыдущих соборов, по крайней мере, для Джона. Они решили побыть там недолго; пока Константин думал о той глупой женщине, чья кровь текла по ступеням, что были под его ногами, Кристиан куда-то на минуты три пропал, как оказалось потом – поставил за кого-то свечу. Джон едва сдержал ядовитую усмешку – ну, за кого молиться этому пареньку; а потом подавил горькую усмешку – м-да, слишком он увлёкся, до того увлёкся, что и позабыл, в каком он сейчас измерении и что нет того беспомощного, одинокого и даже смешного в своём одиночестве паренька. Уж этому наверняка есть за кого молиться в его новой блестящей жизни. Однако лицо, полуприкрытое упавшей мокрой прядью, не выглядело удовлетворённым. Казалось, Кристиан хотел что-то сказать.

– Я забыл осчастливить тебя хорошей новостью, представь только! – Джон хмуро глянул на это печальное, скрытое в полумраке свечей лицо и что-то не поверил в хорошесть этой новости. Хотя какая фраза была припасена им для таких случаев? Верно, что всё это только ему показалось или это всего лишь стечение глупых обстоятельств.

– Вот ушёл поставить свечку и тут же вспомнил! – Крис мелко и нервно улыбнулся, скрестив руки на груди и прислонившись боком к тёмно-зеленоватой колонне. – Благотворно на меня влияет всё это… Так вот, послезавтра состоится заседание суда по твоему делу. Будь готов отвечать честно и кратко. Думаю, после заседания решится точно: либо тебе возместят моральный ущерб, либо нет и мы подаём апелляцию. Но хочется верить, что послезавтра уже всё завершится… ты наверняка устал торчать в чужом городе, вдали от друзей или близких… – Джон хотел зачем-то возразить, но, видимо, у судьбы нет лишних намёков – лучше ему и правда не говорить этого – Кристиан оказался так увлечён собственной мыслью, что продолжил тараторить: – Я тебя так понимаю… я бы давно волком завыл и захотел бы в ту же минуту бросить всё и вся и вернуться! Надеюсь, тебя устроит небольшая сумма денег, что выдадут тебе в качестве компенсации, если всё пойдёт хорошо…

– Знаешь что, Кристиан? – он впервые назвал его имя полностью, так что даже адвокат изумлённо посмотрел на него, слегка сдвинув брови. – Только под конец ко мне пришло понимание, что здесь я не был так несчастлив, как казалось почти всегда.

– И когда же ты это понял? – зачем-то шёпотом спросил Форстер, сменив изумление в своих глазах на смесь удивления с нежностью.

– Подумай сам, – Джон не хотел так говорить; что уж скрывать – он вообще не хотел заикаться о таком, но раз уж коснулся такой безумной темы, значит, нужно доводить её до конца. Что-то было в этом, сближающее их. Крис и правда задумался. Потом неуверенно добавил:

– С… сегодня? Или вчера? – Джон улыбнулся, дав понять, что парнишка ищет в правильном направлении. Честно? Он и сам не знал. Сегодня или вчера, или несколько дней назад? Как определить точно, когда произошло такое важное, значимое, но вместе с тем и эфемерное событие? Это сложно. Джону даже стало смешно, что он вообще сам высказал эту мысль. А этот парнишка как всегда ему поддакивал.

– Пойдём отсюда. Куда там дальше по плану? – Джон развернулся к выходу; Крис наконец отклеился от колонны и пошёл следом.

– Был запланирован парк. Но в такую погоду, ей-богу, только и хочется делать, что лениться и есть, а не мотаться по городу, выслушивая долгие, изжитые себя истории, – Крис говорил взволнованно, будто в его грудной клетке что-то воспалилось и горело, вызывая учащённое нервное дыхание и быстрые неровные слова. Казалось, что-то буквально за пару минут взволновало его до небывалых высот. Джон заметил это, но не уделил этому никакого внимания. Лучше всего было не реагировать на эти слова – не стоило подкладывать дров в огонь, разгоревшийся по смутной причине. Пусть Крис сам в себе перестрадает это, а потом очнётся.

– Короче, идём слушать органную музыку. Доедем на автобусе дотуда. Это далековато. А пока сходим куда-нибудь, перекусим. Начало в семь, у нас ещё полтора часа. Заметил ли ты, что, начиная с какого-то определённого дня, здесь, в Лионе, становится действительно по-осеннему? И темнеет рано, и холодает прямо на глазах… хотя буквально пару дней назад было солнечно.

– А люди становятся всё более странными и странными… – они вышли из собора и направились в диагональ направо от него. Дождь почти прекратился, настала та странная и ужасно-мрачная пора, когда ливень прекращается, а желание убирать зонтик не пропадает. К тому же, в такое время всегда немного моросит, если приглядеться к свету от фар автомобилей.

Уходящая вниз мрачная улица, плеск грязевых луж, мигающие лампы сотни магазинов и ресторанов, одинокие люди, снующие куда-то, стойкий запах кофе, ливня и сухих листьев, впитавшийся, кажется, в каждый камень мощёной дорожки, ледяной ветер, хлещущий по лицу, и они вдвоём – зачем-то прижимающиеся друг к другу плечо к плечу, словно над ними зонт, что сближал их когда-то – словно потерянные в этом странном, сумрачном мире, невероятно одинокие по отдельности, но вместе – будто крепкий айсберг, холодный суровый айсберг, плывущий в синем океане. Джон помнил, как мёрзли щёки, как болели от пронзительного ветра уши, как витал на душе какой-то прохладный вихрь, но и ещё запомнил, как было тепло в районе плеча и предплечья – где-то там прикасался к нему Кристиан. Теплело где-то ещё, но Джон не хотел признавать этого. Он испытал слишком завораживающее, гипнотизирующее чувство. Зачем этот парень шёл так близко к нему? Константин краем глаза поглядывал на него и, кажется, так и не нашёл ответа на свой вопрос на том удовлетворённом спокойном лице. Вероятно, Крис испытывал то же самое. «Что же это с нами? Неужели сходим с ума?» – по очень смешной и глупой случайности в этот момент к нему обернулся Форстер и легко улыбнулся одним уголком губ. Это было как бы положительным ответом на его вопрос.

========== Глава 14. Лионская хандра. ==========

Джон на протяжении всей прогулки до ресторана пытался понять, где же то безграничное счастье, которое он должен испытать от известия о скорейшем окончании этого безумного дела, в какое он ввязался. Искал, искал, даже пару раз искусственно возрадовался этому, потом бросил тщетные попытки – слава богу, он научился кое-чему за это время, а именно: себе лучше не врать. Самообман – это когда добавляешь сверху на неустойчивую башенку из тонких досок толстые, думая, что конструкция выдержит; в итоге рано или поздно это сооружение дрогнет под тяжестью всё более массивных досок и упадёт на тебя. Не в сторону, как казалось, ни вперёд, а именно к тебе…

Ведь если подумать, он и правда не был так несчастлив, как считал. Да, нечто внутри него всё-таки расшаталось, порушилось, обвалилось, но… как оказывается, это не было плохим признаком. Оказывается, это было лишь прогрессом, развитием куда-то в более лучшую сторону; во всяком случае выводы, сделанные им во время этого безумства, были очень ценными. Кажется, Джон начинал верить в фразу «всё, что ни делается – к лучшему». Возможно, не к слишком приятному «лучшему», но всё же лучшему…

***

После сытного ужина в уютном ресторанчике с видом на шумящую серую Сону Кристиан слегка разомлел: в глазах появился сонный блеск, щёки изрядно покраснели, а слова стали более откровенными. Джону казалось, что он малость опьянел, хотя и выпил не так много. Впрочем, если вспомнить то, о чём они говорили весь день, можно было с уверенностью сказать: странности в их разговорах не прибавилось. Они болтали о каких-то мелких, малозначащих вещах, но выходило это не как незатейливая беседа о погоде, а как мощный, двусмысленный, полный намёков и сравнений, насмешек и иронии диалог, который попытайся пересказать другим – не поймут. Джон чувствовал, что провалился в опасную, манящую (хотя эти слова давно стали для него синонимами) бездну сближения двух похожих антиподов; когда-то он уже падал туда. Ничего, выбрался. И теперь снова, с головой… Жизнь его не то чтобы ничему не учила, это он сам не учился. Впрочем, иначе было бы скучно.

Когда они выходили, Кристиан, схватив его за рукав пальто, сказал тем самым таинственным тоном, которым говорят между собой только слишком близкие и хорошо знающие друг друга люди:

– Знаешь… сегодня ты немного другой, чем прежде. Твой язык развязался. И это точно не от вина, – парень уставился на него насмешливо, но проницательно. Джон безучастно хмыкнул.

– Навряд ли это что-то другое. Это точно вино. И какой же я сегодня? – ему хотелось посмотреть в эти карие глаза, уже заранее узреть там ответ, но он сдержался. Крис рассмеялся звонким, беззаботным смехом немного опьяневшего и смягчившегося человека.

– Ты такой, будто я знаю тебя лет двадцать. Не бывало ли у тебя когда-нибудь подобного ощущения?

– Бывало. Только наутро после весёлой пьянки оно как-то стразу пропадало, – Джон уже не мог переселить себя не смотреть на парня: чего стоило его на миг просветлевшее, а потом сразу помрачневшее лицо! Он отпустил его рукав и, приподняв ворот пальто выше, словно желая полностью в него опустить лицо, насуплено зашагал рядом.

– Эх, Джон… ни черта ты меня не понимаешь! Конечно, в каких-то вещах очень хорошо понимаешь, но потом как скажешь что-нибудь и всё – будто отскакиваешь куда-то далеко-далеко от меня… – он поёжился, смешно фыркнул, словно большой неуклюжий кот, и тут же тяжко вздохнул.

– Что же ты ещё хотел от такого странного, по твоему выражению, человека, как я? Что ты там говорил? Типа они скрывают за собой интересный мир, совсем другой мир, так?.. А я тебе вот что отвечу: они скрывают разочарование. Вот и всё.

– А есть другой тип людей… – шёпотом отвечал Кристиан, смотря неподвижно в асфальт, серой шероховатой рекой уходящий у него под ногами. – Они вечно на что-то надеются, вечно чего-то ждут, обманываются, находят этих странных людей, непозволительно близко узнают их и наконец встречают это разочарование. Но… но знаешь что? Они не уходят. Они продолжают страдать. Короче, просто какие-то мазохисты. Ужасный тип людей!.. – воскликнув, он встряхнул головой, чтобы очнуться, и та самая вьющаяся прядь волос вновь неаккуратно упала на его влажный то ли от пота, то ли от мелкого дождика лоб. Джон остановил на нём завороженный взгляд; самый опасный момент, ведь априори считается несколько чудным и непонятным так долго смотреть на малознакомого человека. Но отчего-то Джон считал, что парнишка не придерживается таких мыслей; Кристиан с каждым днём вызывал в нём чувство дежавю, ведь оказывался, как и в прошлой жизни, тем странным сгустком энергии, нерастраченной доброты, самопожертвования и чудачества на уме; удивительная смесь противоположностей, делающая его тем самым Чесом, который не требовал ничего, но с ним можно было быть близким, как с лучшим другом, при этом не выполняя дружеских обязанностей явно.

– Просто эти люди забывают об одном свойстве жизни: о лёгкой заменяемости одних людей другими. Потому и делают столько ошибок, – Джон зачем-то сказал это слишком сурово и торжественно, как обычно наставляют своих глупых учеников старые учителя, но в мыслях подумал, что заменить Чеса он так бы и не смог. Всё-таки сохранилось в нём эта двуличность…

– Ах, ну да, ну да!.. – закивал головой Крис, потом нервно усмехнулся и вновь кивнул. – Да… в этом ты прав, Джон, чертовски прав. Но, пожалуй, я останусь мазохистом. Так даже весело… – говорил он уже не столько потому, что так считал, а потому что ему нужно было хоть какими-нибудь словами заполнить неловкость исчерпывающей себя темы.

– А вот и наш автобус проехал! Пробежимся? – указав на остановку в тридцати метрах от них, Кристиан глянул на Джона и, увидев одобрение, плавно перешёл на бег.

Автобус оказался наполовину полон, даже нашлись свободные места. Здесь оказалось куда лучше – не было пронзительного ветра, ужасного холода… хотя деть серые подушки, взгромоздившиеся на Лион, никуда не получилось – из окон на них всё равно уныло глядел погребённый под пеплом какой-то осенней хандры город, уже почти ничем не примечательный, разве что изредка откуда-то выглядывали резные фасады.

– Всё ужасно поблекло в эту осень! – возмущённо выдал Кристиан, хмуро глянув на пейзаж. – Вот если бы ты приехал весной, ты бы не узнал этот город. В нём расцветает буквально всё: от цветов до зданий! Как всё-таки время года влияет на нас… А сейчас всё будто умирает… Зимой тут вообще вешаться хочется! – он выдохнул и обернулся в его сторону. – А как у вас в Лос-Анджелесе обстоит с этим?

Джон ощутил, как Форстер коснулся его своим плечом – вероятно, из-за своей неловкости и возбуждённого настроения. Но ему не захотелось отодвинуться, как это бы он точно сделал с кем-нибудь другим на месте того; он просто решил не комментировать это действие у себя в мозгу.

– Этот город – типичный мегаполис. В нём всегда светло, ярко, но лично мне – никогда не уютно. Жизнь там бьёт ключом в любую погоду и время года. Наверное, там бы тебе понравилось. Там бы ты точно не захотел повеситься.

– О, это и правда отлично… надо жить в каком-нибудь мегаполисе! Ох уж это мнимое ощущение уюта!.. – Крис откинул голову назад и прикрыл глаза. – Вот я… я например, всю жизнь считаю, что живу где-то не совсем там, где нужно. А где именно находится то место, знать не знаю. Какое-то… удивительное чувство, будто я проживаю чужую жизнь, а моя где-то там, далеко или даже в соседнем городе, закончилась или может начинается. Плохое чувство, которое не отпускает меня вот уже сколько лет… – он открыл глаза, в которых теперь пробегали серо-коричневые фасады зданий, фонари, небо… Джон не признал, что в тот момент почти любовался этим тёплым цветом, который многие считают некрасивым и невыразительным.

– А у тебя было такое? – не открывая глаз от потолка, вдруг спросил Форстер. Константин уже и подзабыл, что тот что-то говорил. В этот момент автобус въезжал на мост.

– Временами. Но быстро проходило. Это может быть просто депрессией… – хотя он и не был убеждён, что это депрессия; точнее, не только она, она лишь немного помогла – ему ли не знать, откуда у паренька ощущение, что он живет не той судьбой, какая у него должна быть, а будто впихнут сюда насильно.

– Депрессия? – Крис повёл бровью в раздумье. – У меня редко бывали депрессии. Ну, возможно… И что же ты предпринимал делать?

– Само проходило. Жизнь у меня такая, что не до раздумий. Нет времени предаваться размышлениям. А соответственно, создавать себе проблемы…

– Счастливый ты человек… – прошептал адвокат, отвернувшись. – Хочу стать таким же…

В какой-то сиюсекундный момент Джону захотелось положить свою руку на ладонь этого страдающего от неизвестного человека, сказать ему нечто ободряющее и улыбнуться. Но на то и существует, видимо, разум, чтобы останавливать нас от глупых и важных поступков. Джон подумал, хмыкнул, а потом заговорил:

– Тебе будет достаточно лишь просто находить счастье в этой жизни. Банально звучит, верно? Но обычно такие плохие вещи быстро забываются, когда отвлекаешься от них… – он заметил, что Форстер мелко смеётся, слегка подрагивая плечами. Потом к нему повернулось вполне счастливое лицо с искрящимися глазами – давненько не видел он этого взгляда!.. От него даже закололо где-то… где-то в области памяти и души.

– Хочешь знать, почему я улыбаюсь? Не потому что странный идиот, у которого настроение меняется каждую минуту, а потому что ты, Джон… ты сказал мне ободряющие слова. Это удивительно слышать от того самого типа людей, понимаешь? – Константин нахмурился и сделал вид, что мало понимает, о чём он. Но в глубине себя самого, под толщей лжи и жгучего самообмана в нём затеплился тот же самый душевный огонёк, который теперь костром полыхал на сердце у Криса. «Неужели… неужели такая мелочь важна для тебя, дурак?» – подумал и решил, что больше никогда не будет его приободрять. Ни разу. А то, того и гляди, тот его в свои лучшие друзья запишет. Но Джон не был сердит, раздражён – он был… приятно удивлен и несколько счастлив.

– Странные у нас выдались отношения для обычных клиента и адвоката… Лично у меня раньше такого не было, – вновь заговорил Форстер, пожал плечами и снова уставился в окно. – Всё то были скучные, серые люди… Единственное, что хотелось в тех случаях: поскорее закончить с ними дело и расстаться. А ты совсем из другого рода… – сделал паузу, добавил чуть тише – из-за этого даже пришлось слегка наклониться к нему: – С тобой бы, Джон, я бы без раздумий ввязался в какую-нибудь авантюру, отправился в любое приключение, пусть опасное, пусть безвозвратное или даже последнее для меня… Странно это ощущать, а тебе – уж тем более странно это слышать от почти незнакомого человека, но я, хоть и не знаю тебя, всё равно почему-то доверяю тебе.

– Наверное, ты выпил лишнего, – с издёвкой в голосе ответил Джон, усмехнувшись. На удивление, Кристиан не стал оспаривать, лишь безучастно пожал плечами, а губы его дрогнули в лёгкой улыбке.

– Что ж, считай как хочешь. Пусть так. Пусть даже я пьян, хоть и пил мало… – он полуприкрыл глаза, выдохнул. – Пусть даже вру… Какое значение это имеет сейчас? Если всё в жизни так непостоянно, то почему же не позволить себе насладиться хоть чем-нибудь?

– Ты сейчас похож на истинного француза, легкомысленного и наивного.

– Ты меня мало знаешь. Я такой почти всегда, – он улыбался. Улыбался и Джон. «Мало знаю его… Ха!» Он более, чем кто-либо, знал этот характер, знал историю этого характера, как он формировался, что за причины были этому. Но, удивительно, он и не думал сравнивать его с французом. Всё-таки, наверное, пусть мнимое, но житьё и мысли об этом сделали с Чесом своё дело.

***

Джон в жизни бы не признал, что классическая музыка может что-нибудь с ним сделать. Что-нибудь – это из разряда хорошего, конечно. Это не назовёшь тем, что бывает, когда на душе после бури эмоций наступает штиль – ведь бури-то и не было, после общения с Крисом там наоборот было всё спокойно; но это было что-то около того, будто какое-то мизерное изменение, а произошло. Как будто изменилась молекула в формуле химического элемента, и он уже, пусть формулой и напоминал прошлый, прошлым быть не мог. Но сразу определить, вспомнить, что это всё-таки за вещество, было нельзя; нужно было найти в памяти такое, а это процесс не быстрый, если уж абстрагироваться от химии. Что-то, что было в Джоне, поменяло свою структуру и теперь называлось по-другому. Но ни что это было до изменения, как именно оно поменяло себя и каким именем теперь называлось – всё вопросы без ответа. Казалось бы, простая задача, но целых три неизвестные пугали Константина. И как теперь быть?

Правда, после музыки это безысходное чувство чуть-чуть улеглось и всё стало казаться куда проще. С Крисом они расстались сразу после концерта, и Джон отправился на исповедь, искренне надеясь, что их ещё принимают. Собор Святого Бонавентуры был практически в двух шагах. Форстер, когда они прощались, явно хотел сказать ему что-то, замялся на секунду, глядя в пол, в итоге выдавил «Что ж, до завтра» и, нервно-тепло улыбнувшись ему, быстро зашагал в противоположную сторону. Джон провожал его глазами пару мгновений, потом закачал головой, при этом усмехаясь, как обычно делают родители, когда их нерадивые дети шалят, повторяя их собственные ошибки: с одной стороны, смешно, с другой, печально. Впрочем, сравнение с родителями было несколько неуместно и непохоже. Но Константин, если бы описывал это, называл бы это так.

Но вот привычные, влажноватые от сырости на улице стены обступили его со всех сторон, а в ушах зыбкой вязью застыл чей-то праведный шёпот. Людей как всегда было немного. Джон по привычке дошёл до алтаря, постоял там минуты две, сосчитал до пяти и, повернувшись, услыхал традиционный грохот. Впрочем, ничего нового. Может быть, это был священник, каждый раз опаздывающий занять своё место? Но Константину всё же хотелось бы верить, что это всё-таки было его глюком. Так удобнее и лучше.

– Доброго вечера, святой отец. Наверное, в такую ужасную погоду у вас куча желающих исповедаться… – Джон не знал, зачем начал так издалека, но сегодня ему явно было проще именно так.

– Смуты душевные весьма независимы от погоды. Порой в самую тёплую и солнечную Господь преподносит людям такие трагедии, что невольно проносится в мыслях: «Эти люди наверняка сильны, чтобы выстоять такое, но смогут ли они сделать это в такое погожее время, когда вокруг счастье и свет?»

– О-о! Значит, опять я мыслю слишком узко… Впрочем, исповедаться я хотел не в этом. Может быть, вам скажет что-нибудь моё имя: Джон?

– Я уже узнал тебя, сын мой. Твой голос раз из раза становится твёрже и увереннее. Что-то изменилось в тебе.

– Хотел бы я знать что… – прошептал Константин скорее себе, чем святому отцу. – Я вот всё про того самого человека, что был ангелом, думаю… Не помню, говорил или нет вам, что он мой адвокат и работает над делом, в которое я влип. Но отношения между нами явно не рабочие… Они и не могу быть такими: я его знаю, а он сегодня заявил, что ему кажется, будто он знает меня давно! Дело не в этом, а вот в чём: я не могу понять, хочу или не хочу этого. Вы знаете, из какого рода я людей: слово «друзья» режет мне слух. Я не знаю, что мне с ним делать, с этим совсем ещё юным пацаном. Если он свяжется со мной, опять подвергнется опасности. Хотя процент этого невелик… Знаете, сегодня он сказал мне, что уже послезавтра суд вынесет решение по моему делу. И после этого я могу быть свободен, так как исход, скорее всего, предсказуем. И я подумал: а что дальше? Дальше ведь я снова вернусь в свой грязный облезлый дом, займусь этими вонючими демонами, буду изредка захаживать в бар Миднайта и… всё. Не будет всего того, что было здесь: кажется, я крупно изменился. Не будет прогулок, что мы устраивали вместе с адвокатом, не будет странных и полубезумных разговоров ни о чём… Будет только скука, то есть моя обычная жизнь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю