355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Julia Shtal » Капелла №6 (СИ) » Текст книги (страница 13)
Капелла №6 (СИ)
  • Текст добавлен: 15 мая 2017, 17:30

Текст книги "Капелла №6 (СИ)"


Автор книги: Julia Shtal


Жанры:

   

Мистика

,
   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Почему-то эти мысли теперь ни удручали, ни претили ему. Они воспринимались просто и легко. Будто и действительно имел место быть перелом, который превратил хаос его мыслей в упругую и лёгкую пустоту. Даже священник увидел это. Интересно, и Крис тоже заметил?

Джон, особо не всматриваясь в карту, быстренько набросал для себя маршрут до первой точки. Он даже не запомнил названия улицы – только номер дома, 4. Подумал, что найдёт и так. А вот второй адрес отчётливо остался в его памяти.

Когда автобус стал подъезжать к каким-то больно знакомым улочкам и местам, Константин нахмурился и подумал, что, кажется, эти места ему знакомы и они вчера с Форстером, вероятно, гуляли по ним. Правда, вчера они много где были, и с каждым местом была связана какая-то своя история, увлекательная и необычная. Автобус высадил его рядом с собором Сен-Низье, и в голове у него начинало всё вставать на свои места. Он обошёл церковь (его высадили перед главным входом) и отыскал одноимённую улицу. Нужный дом находился в глубине. Джон всё понял: проблемным оказался тот трабуль, который вчера показывал ему Кристиан – там находилась статуя Девы Марии.

– Опять они посягают на святое! – устало заметил он, зевнув. Это уже не могло удивить его.

Как было известно, трабули открывали свои ворота в утреннее время для всех, а такие, как этот, оказывались ещё и пусты, так как не использовались часто даже местными. Сейчас Джон очень надеялся на отсутствие людей; тяжёлая дверь поддалась, пусть и нелегко, и он стал спускаться по крутой лестнице. От влажной погоды стены трабуля покрылись каплями и блестели в тусклом свете ламп. Дальше – узкий коридор. Нынче свечи, что стояли рядом со статуей, не были зажжены; Джон не сразу разобрал, где начинается углубление – так было темно! Наконец, почти ощупью (фонари находились только в начале и конце коридора) он отыскал статую и, достав зажигалку (а та по старой плохой привычке всегда была вместе с ним), зажёг две свечи, стоявшие у ног Девы Марии. Так стало куда лучше.

========== Глава 12. Шагая навстречу. ==========

– А полезно напрочь забыть про «можно» с «нельзя», и безо всякой задней мысли радоваться чему-то простому, наслаждаясь вкусом жизни.

«Мне тебя обещали» Эльчин Сафарли ©.

По правую сторону от статуи лежало тело какого-то немолодого мужчины. Это не удивило Джона – впрочем, его сейчас мало что могло удивить. Он был слишком спокоен по отношению ко всему. Теперь.

Джон слегка толкнул ботинком тело – не двигалось. Он так и думал, что тому нельзя было уже помочь. Аккуратно развернув тело на спину той же ногой, он бегло оглядел лицо: бледное, впалое, с выпуклыми глазами, в которых застыло выражение ужаса, и с открытым перекошенным ртом. Пахло тухлыми яйцами и мочой – вполне типичные запахи для души, грубо сожранной демонами. Да, не слишком деликатное дополнение к святой Деве.

– Покойся с миром! – он достал небольшой чёрный крестик и плавно перекрестил умершего. Как знать – вдруг и поможет тому покоиться с миром?

– Нет, он уже не сможет!.. – прохрипел чей-то надрывный, будто очень прокуренный голос. Джон не понял поначалу, откуда он раздаётся – слова отскакивали эхом от стен и пропадали во влажной тьме. Ему не нравилась такая обстановка – не совсем было понятно, откуда ждать и кого вообще ждать. Он стал оглядывать углубление, отведённое для статуи, и только потом заметил за ней темнеющее отверстие длиной всего лишь метр. Ему показалось там какое-то движение – глаз к темноте уже давно привык.

– Отчего это не сможет? – усмехнувшись, спросил Джон, а сам уставился в ту дыру, опершись о стену рядом со статуей. Послышалось звяканье цепей; уже хороший признак – значит, это нечто не бросится на тебя. В темноте что-то дёрнулось – как будто рука или нога, – и голос вновь заговорил:

– Те, кто попадает ко мне, уже не могут покоиться с миром. Я не допускаю, – стало слышно шебуршание, и наконец в слабый свет от свечей попала бледная худая нога, около ступни которой были опутаны железные оковы. Джону не нужно было многого, чтобы понять: перед ним девушка. Правда, с весьма страшным голосом, что он уже ожидал увидеть неведомое существо, а не такое хрупкое создание.

– Что ж так? Ты демон? – Константин решил спрашивать хоть что-то, а сам присел на корточки рядом со статуей – так ему было лучше видно говорившую. Та рассмеялась тем жутким звенящим и грубым смехом, которым смеются только пятидесятилетние шахтёры-курильщики. Джон сразу понял, что она смеялась не по своей воле – явно тёмная сила внутри неё почуяла экзорциста.

– Если б я знала, кто я… – в поле зрения появилась вторая нога, даже туловище, обернутое в какие-то серые лохмотья, и худые узкие плечи, почти детские – настолько они казались хрупкими. Около запястий тоже виднелись широкие тяжёлые кандалы; при плохом свете отчётливо выделялись впалые ключицы, на которые спадали длинные, все в колтунах, пряди волос неопределённого цвета. Только лица пока не было видно.

– Тогда открою тебе глаза: ты всё-таки демон.

– Ну тогда убей меня, – тускло ответила она, кажется, ухмыльнувшись. Джон уже доставал пистолет и серебряные пули – то, что он должен выстрелить в неё, он и так знал. Дело в другом: придётся ли убивать ему и её? То есть насколько сильно демон слился с ней? Достигла ли она точки невозврата? Определить это он мог, только лишь взглянув на неё.

– Не думаю, что стоит так спешить. К тому же, не факт, что я убью тебя. Может, ещё нет смысла ставить равно между тобой и демоном.

– Смысл есть. Я чувствую, – прохрипела она. – Я слишком долго здесь лежу.

– Долго – это сколько?

– Кажется, бесконечность. Я не могу сказать в цифрах.

– Ты можешь чуть-чуть выползти из своей норы? – Джон стал медленно заряжать пистолет; в упругой тишине отчётливо слышался каждый патрон, защёлкнутый в барабане. Девушка продвинулась ещё на несколько сантиметров, передвигая свои тощие ноги. Константин наконец мог разглядеть её лицо; когда-то оно было симпатичным, теперь от него остались только ярко выраженные скулы, как если бы обычного человека заставили втянуть щёки внутрь, почти белая, местами в пятнах кожа, налившиеся кровью глаза с редкими, но длинными ресницами, не видные очертания губ – только сморщенная кожа на их месте. Джон видел-перевидел такого, однако раз из раза чья-то разрушенная жизнь оставляла мелкое пятнышко в его – неужели это была совесть, не вовремя проснувшаяся?

– Почему ты закована в цепи?

– Я не знаю… – надрывно просвистела она – кажется, её лёгкие были одним большим воспалением. Джон покрутил в руках пистолет, раздумывая, что бы ещё спросить, как она начала первой:

– Вы же меня избавите от этого кошмара? Я ведь… кажется, я делаю что-то мерзкое. Ведь так? Я вижу труп этого мужчины. И видела трупы многих других людей. Она лежали рядом со мной. Из-за этого меня посадили на цепь? Но почему это не прекращается? – её голос надорвался совсем и превратился в глухие всхлипы – слёз у неё уже не было. Джон молчал. Что ответить отчаявшемуся человеку, сгорбленному под гнётом дьявола, сделавшему много зла поневоле и ожидающему смерть? Вот святой отец, принимавший его исповеди, нашёлся бы, что сказать. А он, к счастью, не таков.

Константин подождал, пока стихнут всхлипы. Минуты через три это произошло, девушка затихла.

– Я избавлю тебя от этого. В тебе сидит демон, один из тех, что мощны не физически, а морально, если так можно выразиться. Они могут совершить слишком мало зла в одиночку, зато, если найдут нужную жертву и внедряться в неё… это машины для убийств. Когда-то к тебе вовремя не пришёл такой, как я. И демон слился с тобой, отхватив у тебя почти девяносто процентов твоих и тела, и разума. Именно поэтому ты сейчас навряд ли вспомнишь что-то из прошлого. Не знаю, почему тебя сюда приковали. Хотя догадки есть. Тебя никто не замечал, потому что всех желающих заглянуть за статую ты приобщала к Аду, а днём тебя не было слышно, потому что демон внутри тебя приказывал лежать в забытьи. Ты и сейчас в сознании, потому что отчасти твой демон так тебе велит. Хотя немного ты ещё можешь управлять собой.

– Они боятся тебя? Кто ты вообще такой?

– Я занимаюсь подобной ерундой, вот кто я. Верила ли ты при жизни в мистические силы?

– Не помню. Наверное, нет, – она помотала ещё густыми, но уже ломкими волосами.

– Зря. Сколько тебе было лет?

– Ты удивительно отгадал, что спрашивать… я это помню… – она шептала, в удивлении уставившись перед собой и сложив вместе свои худые, все в выпирающих венах кисти. Джон вновь постарался разглядеть её и понял, что в своё время она действительно была симпатичной – вздёрнутый носик, большие глаза в прошлом бирюзового цвета и узкий подбородок. Она была явно стройна.

– Мне должно было исполниться двадцать лет. Но что-то случилось. Сколько же лет прошло? Я ещё вспомнила, то были пятидесятые годы и был очень моден красный берет… все хотели его купить… – она почти задыхалась – искорка счастья проблеснула в её глазах.

– Прошло более полувека.

Почему Джон решился так резко прервать это счастье, последнее для неё? Он не знал и уже сомневался, правильно ли сделал. Девушка негромко ахнула (сил на большее не было) и сжала руки в кулаки.

– Господи!.. – она вскинула глаза наверх, зажмурившись. Это единственное, что она произнесла; это «Господи» было настолько пронзительным, что у Джона перехватило дыхание. «Зря я с ней заговорил…» – справедливо подумал он: слишком это терзало его. Хотя и должно было перестать…

– Ты была верующей?

– Не помню. Но сейчас – точно.

– Ты можешь помолиться. Мне спешить некуда. Если ты не знала, то впереди тебя статуя Девы Марии, – он говорил спокойно и размеренно. Девушка едва заметно закивала и сложила ладони вместе, явно стараясь сосредоточиться. Так продолжалось не более двух минут, потом она сказала:

– Я не помню, как молиться.

– О, эта тварь выкачала из тебя всё. Что ж, можешь думать, что я чуть-чуть священник. Я перекрещу тебя и помолюсь немного о тебе… – Джон не знал, зачем возился с этим существом, почти полностью принадлежащим Аду. Но внутри себя он говорил, что… да, жалел её, эту ещё только начавшую жить душу. Отчего-то он не мог пройти мимо… не мог просто и быстро покончить с этим. Всё-таки она так давно не видела общения… Джону было противно от себя самого.

Он достал свой крестик и, тихонько читая про себя молитву, начал водить им сверху-вниз, справа-налево.

– Может быть немного больно, – на середине прервался он, слыша глухое шипение со стороны девушки. Она вся сжалась, опустила голову, потом кивнула.

– Да, я понимаю. Внутри как будто что-то протестует…

– Ты удивительна, ты знаешь об этом? Не каждый тянется к святому после полувекового пребывания с демоном… – она только усмехнулась. Джон ещё немного почитал молитву, а после молча достал пистолет. Девушка явно догадывалась, но не говорила ни слова – только лежала, стиснув руки и прижав к себе ноги.

– Будет больно? – не удержавшись, спросила она. Константин усмехнулся и снял пистолет с предохранителя.

– Как сказать. Поначалу, быть может. Демон слишком слился с тобой. Смерть покажется избавлением. Ты отправишься в тот мир, где станешь куда счастливее, чем была при жизни, – Джон навёл пистолет ровно в лоб – нынче не придётся стрелять два раза, только один. Демон есть лежащая перед ним девушка.

– Верю. Я хочу уже умереть… столько зла… – она могла теперь только шептать; её взгляд вновь наткнулся на труп мужчины, помутился, и вновь слёзы могли бы скатиться из её глаз. Джон был уже готов стрелять, как она, немного подумав, вдруг воскликнула, насколько могла, радостно:

– Я вспомнила: меня звали Элизабет, и я, кажется, училась на актрису!

– Хорошо… – Джон непроизвольно улыбнулся.

Выстрел оказался негромким – своды задержали его в себе, замкнув в своей сырости. Константин увидел, как дрогнуло худое тело. Он немного постоял, зачем-то сказал Аминь, достал бумажку и ручку из внутреннего кармана и начеркал на ней «Элизабет, училась на актёрском», приписал дату жизни, примерно отсчитав год её рождения, и положил бумажку ей на грудь. Девушка стала ещё бледнее. Наверное, нашедшие её немного испугаются.

Джон не понимал, почему сжалился над ней – казалось бы, столько умирающих людей через него прошло… Наверное, везде есть место исключениям. Это многострадальное существо поразило его скорее длительностью своего слияния с демоном и ещё сохранившимся разумом. А может, в ней была какая-то трогательность, присущая только умирающим. И Джон просто пожалел её. Вероятно, это отвратительное чувство всё-таки ещё было актуально для него.

«Ей могло бы исполниться только двадцать лет! Как и Чесу, когда он умирал…» – Константин не совсем понял, почему вспомнил о водителе. Наверняка только из-за возраста. И смерти. И из-за огромных перспектив, открывающихся перед ними, ещё совсем молоденькими. Джон аккуратно и максимально вытянул тело девушки из углубления, чтобы, когда нашли мужчину, сразу же увидели и её. Он не хотел, чтобы её тело, и так испещрённое испытаниями Ада, ещё и после заслуженной смерти позорно тлело, к тому же, за Девой Марией – какая аллегория и какой срам! Когда он перетаскивал её, полоска света упала на её лицо – оно стало иссушенным и ещё более некрасивым. «Годы дают своё, – думал Джон. – Всё-таки ей должно было быть далеко за семьдесят».

Глоток свежего воздуха, тусклые облака и тёмные унылые дома показались невероятно весёлыми и радостными Джону, когда он вышел наконец из затхлого трабуля. Но если его лёгкие освободились от тяжести, то в душе остался твёрдый сгусток – как будто вся влажная тьма подвала собралась в плотное облако и повисла в нём самом. Жуткое ощущение. Джон не понимал, откуда у него взяться такому – количество виденных им подобных существ, порой ещё более запущенных, превышает трёхзначную круглую цифру. Так отчего ж? Наверное, из-за того, что он заговорил с ней… Константин не мог простить себе такую слабость. Вероятно, то влияние на него общения с Кристианом – он сделался малость мягче и… какое противное слово, но – добрее!

Джон не понимал, почему почти многое в своей повседневной жизни он переводил на своего адвоката или его прошлую реинкарнацию. Было ли то маниакальным желанием обвинять последнего во всех своих грехах или просто случайности, становившиеся в один ряд и потому кажущиеся чем-то странным? Скорее всего, это какой-то микс всего вышеперечисленного. Джон посчитал себя бы дураком, если бы не понимал, что держит ещё глупую и совсем никчёмную обиду на Креймера – однако это отголоски материалиста внутри него, который ещё, между прочим, был жив. Он потратил такие деньги, столько времени и сил и это всё – впустую, к тому же, навлёк на себя беды. Он порой ужасался, вспоминая всё это, но вовремя закрывал для себя эту тему, иначе – сошёл бы с ума. Всё-таки этот поступок, с какой стороны ни посмотри, останется и будет для него самым нелогичным и ошибочным, которые он когда-либо совершал. Причину и достаточное оправдание он ещё не нашёл – и неизвестно, когда это произойдёт, если вообще, кстати, произойдёт.

Джон зашагал в сторону набережной Соны – ему нужен был первый мост, чтобы перебраться на ту сторону. Ему очень хотелось закончить все дела сегодня, но что-то сильно отвлекало его от здравых мыслей – наверное, камень из его тяжких дум, спутанных вместе, который повис на его сердце. И тяжкие думы не ограничивались произошедшим сегодня, нет… Обычно такое состояние является своего рода суммой всех подобных мыслей; и таких мыслей у него всегда и во всё время было предостаточно. Джон подумал, что верное решение: сходить прогуляться до следующего места, но весьма и весьма ошибся…

«Видно, я совсем потерял форму, раз так сдулся. Почаще мне нужно разговаривать с жертвами, чтобы не жалеть их потом…» – Джон сплюнул и ускорил шаг. Вероятно, он так и сделает.

Часы показывали половину одиннадцатого; по крышам вновь гулко застучали капли – дождь не спешил заканчиваться. На улицах вновь стало серее и более уныло – так бывает в первые минуты перед ливнем, когда ещё вроде бы не сильно льёт и нет необходимости доставать зонт, но всё равно капли часто и надоедливо бьют по макушке. Это то самое время, когда люди начинают либо торопиться под укрытие, либо усердно раскрывать зонтики; лишь единицы поднимают голову выше, подставляя лицо дождю, и улыбаются. У Джона не было зонта и ближайшего укрытия, поэтому он угрюмо шёл по улице, где крыши закрывали хотя бы половину асфальта. Но от сильно навязчивой мысли не убежать просто так; Константин понял, что хуже, когда точно не знаешь, в чём суть той мысли. Уж лучше знать, правда. Хотя совсем недавно он думал иначе.

Удивительное дело: с ним в эту осень происходило что-то невообразимое. Если не брать в расчёт дурацкую и всем поднадоевшую поездку в Лион по сомнительной причине, то находилось множество других моментов, когда он вёл себя очень и очень странно. Он бы не очень поверил, скажи ему три недели назад, что он будет гулять с «новым» Креймером по красивому городу, оставлять большие деньги в кафе и ресторанах, наслаждаться жизнью и ждать завершения дела, при этом стараясь сблизиться с собеседником. Ну, бред и только, воскликнул бы тогда Джон. А если ещё присовокупить к этому сегодняшнюю излишнюю заботу о той девушке!..

Нет, тут же решил Константин, эти мысли мало того, что противны, так ещё и жутко пафосны и тривиальны! Лучшим решением было бы не задумываться над этим и особенно прошлым. «Уж чего-чего, а прошлого меня явно не вернуть…» Только вот до какого времени неведение будет осчастливливать его? Он уже столкнулся сегодня с тем, что не знал, как лучше: знать или не знать. И каждую минуту находились доводы за или против. Это слабо сказать, что надоело и опротивело ему.

Отчего-то он чувствовал, что обязательно сходит сегодня на исповедь. Как такового, явного греха нет, в котором он хотел бы исповедаться, но хоть там он мог попытаться развязать тяжёлый клубок своих мелочных мыслей; или найти ниточку, за которую следовало тянуть.

Джон решил больше не думать о таком слишком глубоком и серьёзном: смерть, наконец настигшая бедную девушку, – есть спасение и он был в этом убеждён, а глупости, что он нещадно совершал всё это время, – лучше не комментировать и оставить в покое. Пока не стоит бить тревогу, ведь не всё же в его мировоззрении пошатнулось. Или оно и нужно и даже хорошо, что должно пошатнуться? Джон начинал догадываться, что до веры в себя, как ему говорил священник, ещё далеко. Впрочем, всё это только понятия эфемерные: вера в себя, мировоззрение, даже смерть в своём роде – тоже эфемерно. Что же остаётся в итоге? Константин задумался: наверное, только он и неспешно текущая жизнь вокруг него. «Нет, если б я стал философом, то точно бы сдох», – он рассмеялся про себя и решил, что хватит с него на сегодня этих дум. Пусть будет так, как должно быть. Хотя сколько раз он обещал себе не задумываться об этом, боясь впасть в ту же хандру? Раз двадцать? Больше?

Он повернул в первый попавшийся паб и спросил у бармена, где можно позвонить. Ему был указан телефон в дальнем конце зала; Джон кинул пару монеток и, полистав тут же лежащий справочник номеров, позвонил в полицию.

Представился другим именем, дал совершенно выдуманный номер телефона и рассказал совершенно выдуманную историю, как он услыхал звуки стрельбы рядом с таким-то трабулем около собора. Ему тут же посоветовали не паниковать, отойти на безопасное расстояние от того места и сказали, что скоро приедут. Джон повесил трубку и вышел из паба; уж лучше, если ту девушку найдут как можно скорее. По крайней мере, что-то явно значимое и мешающее сгинет наконец из его сознания. Всякое дело важно завершить, чтобы не думать о нём.

Джон не ощущал в себе сил идти в следующее место и что-то там делать. Именно поэтому он бездумно стал бродить по улицам, напоминавшим чёрно-белые кадры из старых фильмов о повседневности – только, наверное, машин было поменьше, а особого, настоящего осеннего настроения – побольше. Хотя насчёт последнего Константин бы поспорил…

Разразился ливень, изредка громыхали разряды молний, отражаясь тысячами искр в бурлящих лужах; машины пролетали по этим лужам и издалека напоминали ужасных тёмных монстров-громад с горящими глазами-фарами и невероятно шуршащими крыльями-волнами по бокам от луж. Идти приходилось почти впритык с домами, чтобы не промокнуть с ног до головы. Однако отнюдь не хотелось пережидать дождь где-нибудь; часто именно осенью хочется побродить по припудренному от тумана городу в любую погоду, думая о своём или вовсе ни о чём не думая. Джон, как известно, никогда не отличался задумчивостью и уж тем более его нельзя было назвать флегматичным романтиком, коих высыпает на улицу в такое время множество, однако ж и он поддался той лионской хандре, как говорил Кристиан. Он не думал и ничего почти не замечал, но вместе с тем чувствовал, что что-то с ним невольно происходило. Это чувство не есть волнение или тревога, не умиротворение или беспечность, не лёгкая радость или внутреннее душевное оживление, и уж тем более не ощущение счастья или жуткого упадка – нет, это всё не подходило для описания… Скорее, то было умеренной гармонией всех этих состояний и эмоций, приправленной личным мировоззрением и ситуацией.

Впрочем, описывать это – зря тратить время. Достаточно в определённый период жизни выйти на усыпанную жёлтыми листьями улицу, вдохнуть поглубже остывающего летнего воздуха и ощутить нечто… или не ощутить.

Мутные ручьи стекали по выемкам вниз по улицам; Джону казалось: он идёт также быстро, даже бежит и почти несётся… Наверное, то – всего лишь обман; когда-то давно его жизнь неслась с почти такой же бешеной скоростью – и то не было обманом. А сейчас… сейчас казалось, что он живёт слишком медленно, хотя на деле – только неторопливо. Поначалу он сопротивлялся и совсем не знал, что делать, когда нет никакого плана на день, но потом (видимо, только вчера или позавчера, а может, и сейчас) согласился впервые позволить неспешному течению жизни нести себя. Он сам себе напоминал выбившегося из сил человека, яростно гребущего по спокойному морю к берегу, который потом уже начал захлёбываться и почти тонуть, как понял: можно лечь «звездой» и изредка подгребать руками в нужном направлении, и его самого прибьёт к берегу волнами. Глупо и просто со стороны, но не тогда, когда ты – тот самый человек.

Он пересекал улицы и перекрёстки первого округа по лоснящимся от влаги мостовым и тротуарам; несмотря на то, что ещё не пробило полдень, небо вобрало в себя всю мглу ночи, и зажглись фонари. Сверху город будто прикрыло ватой, впитавшей грязь, пары которой витали по улицам в виде туманов. Наверное, когда-то так рассуждали люди; интересно, как они объясняли себе молнию?

Джон двинулся по одной из кишащих своей жизнью улочке к набережной – нужно было перейти мост. Отовсюду из приоткрытых дверей разило уютными запахами кофе, сладковатых булочек и деревянной мебели; в такое время включали на полную мощность весь свет, стараясь сделать так, чтобы в окнах на фоне хмури отражался только зал и его убранство. Люди усердно старались забывать о происходящем снаружи, хотя рано или поздно должны были выйти на крыльцо и пропасть в холодном дождливом сумраке. Джон хотел стать одним из таких обывателей, но, увы, ноги несли его всё дальше и дальше, не задерживаясь на порогах кафешек.

Излишне говорить о его промокшем насквозь пальто и струйках воды, стекавших по лицу. Единственный плюс в данной ситуации: отсутствие ветра. С ним всегда холоднее. Однако, приближаясь к реке, Джон всё чаще ощущал, как непроизвольно вздрагивал от мелких порывов.

Сона несла свои серо-зеленоватые воды, пенилась, волновалась, хлестала о прибрежные валуны вдалеке. Мост Сен-Жорж, и при хорошей погоде казавшийся узким и несерьёзным (в сравнении с мостом Бонапарта, конечно), теперь вообще смотрелся нелепо и хлипко со своими красными железными перилами и отсутствием столбов, укреплённых в воде. Из сточных труб в реку лились целые водопады. Джон проходил мимо какого-то маленького садика с поникшими цветами; там валялась лопата и комья размякшей земли. Ему пришло на ум: было бы хорошо, если б ту девушку хоронили не сегодня и не завтра, а когда земля высохнет. Хоронить человека в грязи казалось ему сущей скверностью.

Он перешёл мост, направился вглубь той части Лиона. Здесь они планировали гулять с Кристианом. Эти места были ему незнакомы вообще. Наконец, тоскливый размытый пейзаж с видом на сероватую теперь башенку базилики Де-Фурвьер ему надоел, и он свернул наугад в первый попавшийся паб на улице Сен-Жорж. Там его со всех сторон объял уют, тепло и жёлтый цвет, в коей были окрашены шкафы и некоторые диваны здесь. Конечно, не совсем приятный цвет для Джона, но сносно. Там он провёл по меньшей мере четыре часа, заказывая напитки «разного калибра» и задумчиво (на самом деле без мысли в голове) глядя в окно. Он отворачивался единственно затем, чтобы отпить и один раз – чтобы набрать адвокату сообщение: «Если будешь свободен раньше, приходи в паб на Сен-Жорж».

***

Джон ожидал увидать Форстера не раньше трёх, а в итоге заметил знакомую тёмную шевелюру и перебегающий со столика на столик взгляд карих глаз в два часа пополудни. Он окликнул парнишку, и тот, мелко улыбнувшись, подошёл к нему.

– Ты рано. Я думал видеть тебя минимум в три.

– Ну, вы же написали мне… Я вам ответил, что приду в два. Даже звонил, – Крис уселся: вид у него был несколько домашний и более привычный для Джона – то ли это из-за его чёрного пальто, очень похожего на пальто Джона, то ли из-за тёмной фиолетовой кофты, у горла которой виднелся воротник рубашки (слишком по-будничному и минимум официоза). Только чёрный кейс и невыносимый для Константина пиджак напоминали о его работе.

– Я не смотрел… Хочешь выпить?

– Если только кофе… – Форстер подозвал официанта и заказал капучино, а потом обернулся к нему. – Что-то вы выглядите сильно замученным…

– Или меланхоличным, – усмехнулся Джон, вновь поглядывая в окно. – Если я впаду в вашу лионскую хандру, я стану лионцем?

– Станете, – хмыкнув, кивнул Кристиан и подпёр руками голову. – Жаль только, что не по паспорту.

Они помолчали минут пять, пока не принесли кофе; молчание бывает нужным в моменты, когда оба собеседника думают о своём, и это невероятно, когда собеседники это хорошо чувствуют и умолкают в нужное время. Джон подумал об этом и легко ухмыльнулся, взглянув на призадумавшегося Криса: тогда он обязательно прикрывал ладонью рот, а весь свой взгляд фокусировал на определённом предмете так, что, казалось, будто ничто его в мире не интересовало, как это. Но он вовсе не казался отрешённым – в любую минуту был готов откликнуться.

Всё окно блестело крупными каплями; фонари выключили и зря – ничего нельзя было разобрать на улице. Кофе Кристиана остывал и расточал свой дымок вокруг. Наконец Джон заговорил:

– Что, ещё идёт дождь? А то ничего не видно.

– Идёт… – Форстер глянул на кофе с удивлением, будто забыл, что заказывал его, а потом взял чашечку в руки.

– Я не знаю, как мы сегодня будем гулять. Небо чуть-чуть светлеет на востоке, но неизвестно, куда дует ветер. Возможно, погода ещё разгуляется. А вы, кажется, сегодня изрядно вымокли… – он посмотрел на вешалку, где висело пальто Джона: под ним накапала целая лужа.

– Я сегодня был кое-где… – Константин подумал, что… впрочем, на самом деле он ничего не думал – просто говорил как есть. Кристиан весь обратился в слух, забыв даже про кофе, который он поднёс ко рту.

– Я был с утра в том трабуле с Девой Марией. Ну, рядом с собором, помнишь? – хотя как Форстер мог не помнить? – Последние лет пятьдесят, если не больше, за статуей сидел демон. И никто о нём не знал. Сегодня там был убит человек – захвачен демоном. Трупы оттуда просто оттаскивали, списывая на всё что угодно, а желающие посмотреть за статую превращались, собственно, в эти трупы.

– Это… – Форстер проглотил какое-то слово, а потом затараторил: – Почему же они посягают на святое, Джон? Я всегда думал, что всем таким священным можно нечисть эту отгонять… они не боятся?

– О, они уже давно почти ничего не боятся! – иронично воскликнул Джон, помотав головой. – Но суть не в этом, Крис… Тебя удивляет, я вижу, но меня уже давно нет. Тут нечто другое… Я увидел этого демона и разобрался с ним. Теперь людям нечего бояться.

– Слава богу! – Кристиан был так нешуточно взволнован, что даже выдохнул и опёрся о спинку стула.

– Знаешь, бывают такие демоны, которых ты видел у себя в доме, у твоих верхних соседей… Кстати, как они поживают?

– Ничего так… Только, кажется, кого-то из них в психбольницу забрали… – тихо проговорил Кристиан и стал большими глотками поглощать кофе.

– О, это нормально. Так вот, те демоны были сильны без проникновения в человека. Тот демон, с которым я встретился сегодня, был совсем другого рода: он становится тем сильнее, чем дольше сидит в человеке. Ты представляешь, какой силы он достиг, сидя в человеке целых полвека? После такого многие теряют рассудок, но здесь… это была девушка, – Джон остановился, почему-то вспомнив не угасшую красоту, а пропавшую в небытие жизнь. – Ей было от силы двадцать лет. Она не помнила почти ничего. Она просила рассказать о произошедшем с ней, попросила дать ей время на помолиться, но потом призналась, что и это забыла. Я читал ей молитву. Несмотря на сопротивление демона, она держалась. Она была очень тиха и мила в сравнении с другими жертвами, что были у меня. Знала, что её ждёт смерть, и даже улыбнулась… Когда я готов был стрелять, она сказала, что вспомнила, как её зовут: Элизабет и она была актрисой. Этот случай был бы «один из», если не её мужество и возраст. Она даже вспомнила о том, что было модно в её время, и наконец освободилась.

– Она же почти… моя ровесница, – Кристиан провёл ладонью по волосам, видимо, желая пригладить их, но получилось наоборот. – Так мало лет, и… ведь у неё было столько возможностей… и жизнь впереди… – он шептал, так что не всё было слышно из его слов, только обрывки.

Он замолчал и уставился перед собой. Потом вновь заговорил:

– Ох, Джон, не могу понять, как вы можете работать… я бы слился на первом таком задании…

– А ты хотел знать больше! Но здесь дело не в её судьбе или жизни: возможности она могла запросто упустить и не стать знаменитой или хорошей актрисой… Дело в другом… Попытаешься угадать, в чём именно? – Джон сложил руки и пристально на него глянул. Форстер задумался на пару секунд, хмыкнул и, взглянув исподлобья, неуверенно ответил:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю