355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Julia Shtal » Капелла №6 (СИ) » Текст книги (страница 17)
Капелла №6 (СИ)
  • Текст добавлен: 15 мая 2017, 17:30

Текст книги "Капелла №6 (СИ)"


Автор книги: Julia Shtal


Жанры:

   

Мистика

,
   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Они вышли из автобуса, и, пока ждали, когда тот отъедет, чтобы перейти на другую сторону улицы, Кристиан пробормотал:

– …ведь мы с тобой всё равно больше не пересечёмся. А через пару месяцев так вообще забудем, что такое было. Это имеет значение только сейчас, в данный момент… – Константин едва улавливал его слова: казалось, адвокат говорил их скорее себе, чем ему. Крис, полуопустив голову, улыбался даже немного безумно, но выглядел подавленным. Джон боялся больше всего этого; и это плавно, совсем незаметно произошло. Он вновь нашёл душу Чеса, а эта душа, не имея при себе никаких верёвок или ниток, сама сплела из чудом спроецированных в этот мир из своих мечтаний шнурок, которым и обвязала их двоих, при этом не отдавая себе отчёта в проделанном. Это случилось. Это и не могло не случиться, впрочем.

Они перешли дорогу и направились к церкви: за ней находилась уже знакомая улица Президента Карно. Но ровно напротив церкви Кристиан зачем-то остановился; Джон повернулся к нему и вопросительно глянул.

– Мне не туда. Не в контору… – кажется, он сказал что-то ещё об этом, но порыв ветра и ещё что-то, какое-то заворожённое состояние, упрятали эти слова от слуха Джона. Ветер дул сбоку; фиолетовый шарф Форстера развевался, как порванный надвое флаг каких-нибудь революционеров. Крис был прекрасен с его тёплым взглядом исподлобья, с растрепавшимися мягкими волосами, в этом чёрном пальто и с этим кожаным кейсом на фоне светло-жёлтых камней церкви, стеклянного здания чуть поодаль, уходящей далеко-далеко, за реку, улочки, копны жёлто-красных деревьев, вздымающихся на той холмистой стороне, из которых белели башни Нотр-Дам-де-Фурвьер, словно рано выпавший снег, и, наконец, на фоне тягостного, но желающего очнуться от этого серого сна хмурого неба. В этом старинном городе, в такой странной обстановке, с такими опасными мыслями и словами на уме… Джон иногда желал быть художником, хотя бы таким претенциозным, как Уильямс: он мог хотя бы набросать общие штрихи, не вдаваясь в подробности, чтоб не забыть, а потом, набив руку, вновь вернуться к этой картине, чтобы прорисовать детали. Странно, что на такое желание его натолкнул один лишь образ Кристиана; по факту, в нём и не было ничего особенного. Джон пытался себя в этом убеждать. Но не вышло, как видимо.

– В полседьмого?

– Да, думаю, я буду уже свободен.

– Тогда в полседьмого. Здесь.

– Да, ты верно мыслишь: мы с тобой двинемся как раз к мосту и по той улице. Я ведь уже почти придумал, куда мы пойдём, – Крис лукаво улыбнулся, кивнул и, сделав пару шагов назад, развернулся.

– До встречи, – Кристиан повернул к нему только голову, усмехнулся и, тряхнув волосами, пошёл вперёд. Джон направился в свою сторону. Он чувствовал теперь не неопределённость, а какое-то точное ощущение, однако расплывчатое в своём содержании. Как будто бы раньше он не знал, что у него находится в старом библиотечном шкафу: книги, брошюры, журналы? А если книги, то какие? Теперь он будто бы знал и название книги, и её жанр; но, начав её читать, он не понял ни слова, хотя и прочёл уже несколько страниц. Приходилось браться за начало. А потом, глянув на содержание, Джон понял, что таким туманным языком написана вся книга. Но разобрать её нужно. Но совершенно некогда; времени осталось не так много.

***

Джон плохо помнил, чем занял себя до обеда в недорогом ресторане на улице Републик и после. То где-то скитался, по давно знакомым тропам, где они с Кристианом шли и беззаботно смеялись и говорили о всяком, то отсиживался дома, перекладывая картины и чувствуя, что он близок к догадке. К четырём часам дня Лион, до этого сдерживавший слёзы, как статный мужчина, расплакался; бродить по улицам в столь противное время стало невозможно, и Джон окончательно вернулся в отель, весь мокрый.

Подумав, он решил, что сегодня непременно придёт пораньше, к шести, например. Чтобы… исповедаться. Острой необходимости не было, но что-то туда тянуло. Кто знает: скорее всего, это его последняя исповедь. Ему хотелось, чтобы священник окунул его в леденящую правду, которой он не видит, хотя и смотрит в неё.

***

– От исповеди к исповеди мои слова становятся всё безумнее, искреннее и, презираю это слово, но теплее, – Джон держался обеими руками за решётку, прислонив к ней голову, словно боялся упасть в какую-то пропасть.

– Оно и к лучшему. Ты уже и забыл, что желал в самом начале, но я помню. Спокойствия. И оно, сын мой, кажется, наступило.

– Спокойствия… – Константин, улыбаясь, хмыкнул. – Мне кажется, я достиг последней стадии, о которой вы мне говорили.

– Ты разобрался со своими чувствами?

– Почти, – Джон врал: разобрался он наполовину. – Я готов принимать решения.

– Тогда чего же ты хочешь от меня? Какие принимать решения, ты знаешь, раз разобрался. Однако если тебе будет не хватать уверенности, ты всегда можешь обращаться.

– Я бы хотел спросить вас: что вы думаете об этой ситуации? Кто мне этот человек? Просто интересно услышать мнение со стороны… – Константин едва выкрутился и теперь, приподняв бровь, нетерпеливо ожидал ответа. Он последовал не сразу.

– Этот человек… дорог тебе, – хоть они и говорили всегда шёпотом, Джон услышал смятение в этих словах. – Очень важен. И не только сегодня или в предыдущие несколько дней. Он был важен тебе всегда. Тебя не шибко интересует, кто он, какое место занимает в этой жизни; тебе важно лишь то, что скрывается в его душе. Знаешь, сын мой, такие отношения… редко встречаются. Часто я склонялся к мысли: быть может, он тебе родственник? Точнее, был им до того, как стал ангелом?

– Нет, я разве не говорил об этом? Нас нельзя было назвать друзьями. Вы бы не назвали нас даже хорошими знакомыми, если бы встретили нас вдвоём. Впрочем, я не так сильно изменился с тех пор. Как знать, как оно выглядит со стороны? Это здесь я превращаюсь в чёрт знает какую неженку и говорю банальные слова!.. Ему я не сказал ничего и не показал и трети того, что говорил здесь, с вами.

– Показал, Джон, показал… Ведь ваши отношения стали теплее.

Джон замолчал, не зная, как опровергнуть: этот мужчина за решёткой всегда видел его ситуацию лучше него. Он только вздохнул, покачал головой и медленно проговорил:

– Возможно…

– И, Джон… – в шёпоте святого отца послышались доверительные, мягкие ноты: это значило, что сейчас он говорил с Джоном не как посредник между Богом и смертным, а как человек с человеком. – Лучше не врать самому себе. Страдать от скрывания жуткой правды от себя, чем от самой этой правды, в два раза больнее. Надеюсь, ты понял, о чём я.

Джон всё понял: это было о его эмоциях, которые он толком не разложил по полочкам. Святого отца оказалось трудно обмануть; а себя – ещё труднее.

– Наши исповеди потеряли свою традиционную форму. Как будто я у психолога.

– По своей сути, раньше оно так и было. Главное, чтобы человек находил отдушину в этих разговорах.

– Я нашёл… – Джон усмехнулся и полностью уселся на колени, отпустив наконец решётку. – Знаете… я непременно приду сюда ещё раз. Только это уже будет последний раз. Я приду точно разобравшимся в себе. Приду другим человеком…

– Уйдёшь другим человеком, – поправил священник; Джон не услыхал: он прислушался к себе; ему казалось, что он наблюдает появление чего-то грандиозного, но хрупкого. Стоит чему-то пойти не так, и этот гигант рухнет. Это было самое удручающее и горькое чувство в его жизни.

– Твоё дело уладилось?

– Да, почти. Стало быть, это конец.

– Подумай, Джон, чего ты хочешь на самом деле. Если ты желаешь, чтобы это был конец, оно так и будет. Если чего-то другого… всё в твоих руках. Просто подумай, попробуй посидеть в тишине здесь пару минут, когда закончим. Я оставлю тебя одного.

– Вы правы: здесь лучше думается.

– Освобождаю тебя от твоих грехов во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

– Аминь.

Было слышно, как спешно открылась дверца с той стороны исповедальни и святой отец вышел. Джон развернулся спиной к решётке и запрокинул голову. В голове было пусто, но стойкое ощущение того, что он уже всё решил, никуда не уходило. Он решил, но и сам не мог разобрать что. Не зря его одолевало чувство того, будто вокруг всё умирает и рушится; он видел себя стоящим на клочке камня, что плавал посреди разъярённой лавы, которая уже подтачивала края его опоры. Необходимо ещё совсем немного времени, и он погибнет окончательно. Но это не пугало. Ведь Джона Константина ничего не могло напугать. Он был готов. И знал, с чем имеет дело.

– Неужели это всегда так отвратительно? А врать себе?.. – Джон в полусознательном состоянии сказал это, безумно усмехаясь, а после даже не мог вспомнить, что имел в виду. Но, чтобы он ни говорил, он понимал, что в любом случае был прав.

Джон вышел из исповедальни и направился к главному алтарю: за ним то и дело сновали люди в рясах – близилась вечерня. Дождь бил по окнам и негромко стучал по куполу. Несмотря на осеннюю мрачность и угрюмость, что накинулись на Лион нынче, витражи будто бы сами излучали свет и были почти единственным украшением этой церкви. Тёмный блестящий камень действовал как-то особенно угнетающе в такую погоду; Джон глянул наверх (в который раз) и вдруг почему-то вспомнил слова Кристиана, когда они стояли в каком-то соборе; теперь ему самому показалось, что он, допустим, крестьянин, живёт в какие-нибудь Средние тёмные века и пытается понять что-то слишком недоступное для себя. Зачем он об этом думал? Наверное, чтобы на секундочку отвлечься и перенестись хоть на немного туда, за пределы купола, этого города и глянуть на всё сверху. И на мгновение понять, какие же всё это мелочи, а потом, из-за какого-нибудь шума, вдруг резко упасть вниз. И снова стать обычным крестьянином, которого завтра сожгут на костре. И осознать, что всё-таки это чудесно.

Сколько он так простоял – неизвестно; смутное воспоминание о том, что ему сегодня надо встретиться с Крисом, кое-как вывело его из этого состояния. Он развернулся и направился к выходу; его глаза, бегло пробежавшиеся по сидящим прихожанам, без ошибки отличили съёжившуюся мокрую фигуру с фиолетовым шарфиком на последнем ряду. Джон усмехнулся тому, с каким неподдельным изумлением, слегка приоткрыв рот и подняв брови, оглядывал Крис купола; с его зонта, опущенного в сторону, стекала вода в маленькую чёрную лужицу. Константин подошёл к нему; тот не сразу его заметил.

– Здесь хорошо, не правда ли? – Кристиан вздрогнул и посмотрел на него.

– О да… – он опустил взгляд, словно что-то смутило его, и мелко усмехнулся.

– Разрешишь? – Джон кивнул на скамью: Форстер занял место с краю. Тот поспешно пододвинулся, перед этим пробормотав что-то типа «Извини». Константин присел.

– Я же не слишком опоздал, раз ты решил зайти сюда?

– Нет-нет, это я пришёл слишком рано, а на улице дождь, вот и забежал на минуту сюда… – Форстер прислонил зонт рядом со скамьёй. – И часто ты здесь бываешь?

– Нечасто…

Они посидели молча слишком долго – наверное, прошло пять минут, но оно было нужно, это молчание… Люди стали входить чаще, занимать передние места, шуршать библиями, а запах ладана становился всё ярче; вечерня должна была начаться с минуты на минуту. Джон ни о чём не думал, просто переводил взгляд с одного предмета на другой и пытался зачем-то запомнить тепло человека рядом. И правда, на что оно ему? И разве тепло тела может быть особенным? Вот и у Джона раньше были уж совсем банальные для него ответы на эти вопросы. Теперь он понимал: это тепло было не просто приятно, оно будто что-то щекотало внутри него, позволяло усмехаться всем невзгодам и с каким-то несвойственным ему позитивом смотреть на будущее. Этот человек, в священном полумраке склонивший голову, оказывается, стал единственным огоньком, что с некоторого времени освещал его путь. Константин не знал, почему мыслил так узко и тривиально, хотя, казалось, в мыслях его то ещё буйство слов и метафор!..

Он аккуратно тронул Кристиана за локоть и встал.

– Нам пора. Служба уже вроде бы начинается, а я не люблю службы.

– Но, согласись, здесь хорошо… – Форстер улыбнулся задумчиво и мечтательно и взял зонт. – Честно говоря, если бы не работа, я бы вечно шатался только по двум местам: кафе и церквям либо соборам. Если бы у моих знакомых спрашивали: «Где сейчас Кристиан, вы не знаете?», они бы с уверенностью отвечали: «Он либо в церкви, либо в кафешке. Попробуйте поискать в ближайших!». И меня бы точно находили где-то поблизости…

– Как банально! – Джон хмыкнул с серьёзным видом, скрестив руки на груди. – А откуда же ты бы брал деньги на еду и квартиру?

– Да, банально, что уж говорить… – Форстер виновато улыбался и привстал. – Не только сама мечта, но и её последствия… Но ведь ты всё равно… чуть-чуть иного мнения, так? – адвокат, выходя, остановился рядом с Джоном слишком близко, соприкоснувшись плечом и взглянув ему в глаза. Константина больше не смущала эта близость, эта некоторая непринуждённость, с которой Крис легко касался его, приближался к нему, задавал глупые вопросы, за него отвечал не менее абсурдными ответами.

– Может быть… Ты ещё сейчас наверняка скажешь, что с радостью гулял бы не один, а, конечно же, со мной. Впрочем, когда бы ничегонеделание не было желанным? И если мы сейчас не отойдём друг от друга, священники посчитают нас содомитами и, сбросив все горящие свечки под деревянный крест, сожгут нас прилюдно, – последние слова Джон шептал и в конце почему-то ухмыльнулся. Где-то на заднем плане заголосили первые посланники вечерни – хористы. Губы Кристиана дрогнули в слабой загадочной улыбке; он не отошёл, будто задумавшись о чём-то слишком важном для этого момента.

– И что же? Разве это так страшно?.. – Джону показалось, что, говоря эти безбожные слова, Крис думал о чём-то другом. Тогда Константин покачал головой, взял его за подбородок и громко сказал:

– Тогда ты болен или пьян. И если болен, то неизлечимо, ведь это не болезнь, а если пьян, то не вином… – он едва смог сделать пару шагов в сторону, а потом – к выходу. На них уже стали с подозрением поглядывать. Когда Джон толкал дверь, его сумел нагнать Кристиан. Он не был смущён, скорее, как и во время всей их встречи в церкви, задумчив. На улице стало холоднее, но от дождя осталась только серая хлёсткая изморось. Они вышли из церкви и повернули направо.

– Кажется, мы сводим друг друга с ума. В самом плохом смысле, – Кристиан наконец вышел из задумчивого состояния.

– А как же!.. – тихо проговорил Джон. Он знал, что всё это не те вещи, о которых бы он хотел поговорить с ним. Они словно старательно плясали вокруг да около чего-то, что уже давно решилось в их душах, но никак – в мозгах. И, скорее всего, они никогда не заговорят об этом. Форстер прокашлялся, помолчал немного; это значило, что он старался замять прошлую исчерпавшуюся тему и даже забыть её.

– Дойдём пешком. Тебя же не покинули все силы? – Джон помотал головой.

С тех пор они перекинулись лишь парами фраз, и так было вплоть до входа в парк.

========== Глава 16. Парк Тет-д’Ор. ==========

Вдохновение иногда приходит из неожиданных источников…

Девочки Гилмор (Gilmore Girls) ©.

Парадным входом в Тет-д`Ор считались высокие кованые ворота из чёрного метала с вьющимся позолоченным орнаментом; все эти фонари в ажурной оправе, золотые головы львов по бокам, круглый герб Лиона с тем же зверем, только полностью, в воинственной позе, напоминали Версальский двор, где было до черта золота и приятной глазу красоты классицизма. За воротами виднелась васильково-сизая гладь озера, в котором плавно плыло серое дождевое небо; Джон и Кристиан специально остановились недалеко от ворот. Константин не помнил, почему именно это огромное озера привлекло его взор надолго; он даже не заметил аккуратных лужаек до него, красивой аллеи из жёлто-красной кроны деревьев и раздваивающейся дорожки, которая огибала край озера с двух сторон.

– Ого, сегодня нам повезло, что этот вход открыт! – удивился адвокат, толкнув дверцу сбоку. – Обычно входят через Ботанический сад, это через семьсот метров отсюда.

Они вошли. Джон, вспомнив, усмехнулся и спросил:

– И что, разве у этих красивейших ворот никто не умер? И никто не обрёл весь смысл своей жизни? Ведь это вроде так бывает… – Форстер явно понял шутку и, улыбнувшись, покачал головой.

– Может быть, и умирал. И уж точно находил смысл жизни. Кто-нибудь, да обязан был это сделать. Знаешь, любое место связано с чем-то важным, пусть даже и для отдельно взятого человека. Даже в том соборе, где мы сегодня были, даже на той самой скамейке, на которой сидели… кто знает, кто и чего там нашёл или потерял?.. – Кристиан бегло посмотрел на него и вновь опустил взгляд, будто хотел сказать что-то ещё, но передумал. – Дело в другом: сохранилась ли эта история до нас? Народ привык помнить или хоть как-то фиксировать события из жизни только королей, их придворных, каких-нибудь деятелей, писателей… короче, хоть сколько-нибудь важных людей.

– Вот как… то есть все наши псевдо-важные разговоры в разных соборах и на разных улицах также канут в небытие, – тем временем они пошли прямо, по широкой аллее, название которой, судя по табличке, было де Лак.

– Ну… не совсем. Пока хоть один из нас жив и будет в здравом уме, они не канут. А как только… то да, – Крис меланхолично ухмыльнулся и завязал шарф потуже. – Хотя откуда мне знать? Может, когда-нибудь ты станешь настолько известным, что о тебе появится страничка в Википедии, где будет подробно расписана жизнь от и до? И, если ты сам пожелаешь, там будут храниться наши бесценные разговоры ни о чём.

– Ага, конечно, – Джон окинул презрительным взглядом уже начинающего смеяться Кристиана. —Тут скорее наоборот. Больше шансов-то у тебя.

– Нет, Джон, я уже решил, что никогда не буду известным, – тут парень посерьезнел буквально за считанные секунды; вздохнув, он опустил голову. – Как я могу быть известным, если живу не своей жизнью…

– А, из тебя ещё не выбился тот бред, значит? – над их головами сомкнулась густая арка из огненных, жёлто-коричневых, а местами ещё и зелёных листьев. Озеро теперь находилось по правую руку от них. В нос ударил запах сырости и палой листвы, что приятно шуршала под ногами.

– Нет, увы… ты просто не знаешь… Многого, – Форстер резко сделал паузу, словно решил вовремя остановить себя от какой-то ошибки. – Впрочем, я для тебя просто глупый человек. Лучше пойдём ближе к озеру, будем идти вдоль него по траве.

Кристиан быстро потянул его за рукав в сторону, с ровной тропинки на мягкий газон, под плавным углом спускающийся к блестящей водной непрозрачной глади. По левую руку теперь шли толстые сухие стволы высоких деревьев; изредка велосипедисты быстролётно шуршали по аллее.

Джон, усмехаясь, не стал спорить, что Крис – глупый человек. Ему ведь было на это просто наплевать, да?

– Завтра будет немного нервный день. Хотя для тебя это будет просто временем, когда ты тупо посидишь на скамеечке, скажешь пару слов о том, какой ты хороший, и пойдёшь весёлый домой.

– Может быть, не совсем весёлый? – Форстер приподнял голову вверх, слабо усмехнулся, глядя в небо, и вздохнул. – Зависит от того, как ты поработаешь.

– Ну да… – над озером пронзительно закричала чайка, стремительно пронеслась одновременно в небе и в воде и скрылась за лесной чащей.

– Знаешь, мне кажется, я бы смог стать священником, как думаешь? – Джон окинул его насмешливым взглядом, хотел сказать нечто обидное, как и всегда, но вместо этого спросил:

– Ты думаешь, что зажил бы совсем по-другому?

– Нет, – Кристиан нагнулся и подобрал большой оранжевый лист дуба с красными прожилками. – Я бы тогда мечтал быть адвокатом…

Они замолчали и, сопровождаемые только шумом ветра в листьях, криками чаек и редкими голосами людей, хаотично бродивших вокруг, стали огибать озеро с одной стороны. Уже увядающие блеклые аллеи спасали только вычурно яркие вечно растущие цветы и молодые ели; свежий травяной запах пробил начинающийся насморк Джона и теперь даже вызывал чихание. К вечеру людей в парке поприбавилось, стало шумно и живо, а с другой стороны озера стала слышна задорная скрипичная музыка. Главные аллеи зажглись яркими большими фонарями в витиеватой чугунной оправе. Джон и Крис продолжали идти по неровному берегу озера: иногда попадались крутые обрывы метр высотой, иногда – пологий пляж с крупной галькой, но чаще всего – мягкие мшистые склоны. Ноги приятно утопали в зелени; в такие моменты Джон не думал о всяких банальных банальностях, что может испортить обувь или провалиться, а просто, словно мальчишка, скоро перепрыгивал дальше.

– Послушай, ведь не в школе на тесте профориентации тебя определили экзорцистом… кем же ты мечтал стать в детстве? – выдал Кристиан, балансируя на тонком поребрике, ограждающем газон от берега. Джон долго думал над этим, казалось бы, тривиальным вопросом; детство он помнил ужасно плохо.

– Не знаю, – в итоге ответил он, пожав плечами. – Уже смутно помню те годы. А ты?

– А я… втайне ото всех мечтал быть художником, – Форстер на секунду остановился и смущённо заулыбался, глядя на листок. – В детстве я обожал рисовать, особенно знаешь что? Листья! Осенние пожухшие листья. И получалось недурно. Ну, и нынче иногда порисовываю всякое по мелочи… А когда у меня стало неплохо идти по социологии, как-то автоматически получилось так, что я теперь говорю с тобой о завтрашнем заседании.

– И каким же образом в твою светлую головушку пришло желание облачиться в просторные одежды и ходить по церкви, мотая кадилом туда-сюда?

– Ах, это!.. – адвокат махнул рукой с листком. – Часто в детдоме удавалось сбегать в ближайшую церквушку во время прогулок или походов… как-то так и захотелось. Но если бы даже была возможность, я бы не стал священником… не в этой жизни, увы.

– А художником?.. – Джон повернул голову в сторону озера: на том берегу жидкие кроны деревьев скрывались в лёгкой дымке. – Ведь здесь это вполне возможно: есть, где выучиться, сюжеты картин просто кишат вокруг, а спрос на это дело, кажется, приличный.

– Ну… – Крис спрыгнул с поребрика и, подойдя к самому краешку воды, бросил лист; оранжевое ажурное полотно медленно опустилось на гладь озера. – Так только кажется. На самом деле это довольно трудно и даже накладно. Благо, если есть влиятельные в этой сфере родственники; а так – либо иметь исключительно пробивной характер, либо работать на улице, рисуя портреты или продавая картины. Учитывая, конечно, что Лион – туристический город, может быть, с заработком будет более-менее. Но это была бы очень нестабильная работёнка.

Джон тихо рассмеялся; Форстер поначалу удивлённо глянул на него, потом задумался и наконец понял и тоже улыбнулся. Но Константин всё-таки решил сказать вслух:

– Отговорки?

– Они всегда найдутся. Кто знает, может, из меня получился бы приличный художник…

Впереди стал виднеться сгиб озера; по левую руку возвысились белые арки, оплетённые уже желтеющими вьюнами и идущие подряд, образовывая маленькую аллею. Крис жестом позвал его туда; они почему-то бегом пересекли газон, плавно обогнув деревья, и потом неспешно пошли по мощённой крупным камнем дорожке.

– В искусство надо идти с устойчивой психикой и с полным пониманием того, что придётся прогибаться и ложиться под других людей, как шлюха – под очередного клиента, – Джон не знал, откуда у него вдруг взялись такие мысли. Форстер внимательно посмотрел на него, после отвернулся и, глядя в землю, кивнул.

– Ты прав. А у меня ни того, ни другого… – он горько усмехнулся, а после встряхнул головой. – Не хочешь прогуляться по розарию? Там сейчас не такое буйство цветов, какое было летом, но всё равно очень красиво. Это недалеко: вот видишь зелёную стену кустарников? Розарий за ней.

– Ты представляешь, как глупо звать меня смотреть на какие-то цветы? – Джону удалось хорошо сыграть подлинное недовольство; нахмуренные брови и жёсткость в голосе заставили адвоката задуматься и смутиться.

– Знаешь… честно говоря, я уже и стал забывать, какой ты… какой ты есть на самом деле или только в представлении других людей, – Крис помотал головой, словно отрицая что-то про себя, и улыбнулся. – Это… сложно. Поэтому я перестал думать о тебе как об ужасном человеке.

– А лучше бы просто перестал обо мне думать, – Джон остановился: какого чёрта он вновь говорит нечто отвратительное? Форстер остановился чуть позже, прямо перед ним и развернулся. Выглядел он поначалу потерянным и малость сконфуженным; опущенные уголки губ, приподнятые брови и сжатые пальцы в кулаки – так адвокат расстраивался и в прошлой жизни. Ничего необычного, но он почему-то всегда сжимал руки в кулаки. Спустя пару мгновений Кристиан, до этого внимательно смотревший на него, вдруг улыбнулся, а потом и вовсе тихонько засмеялся.

Отвернувшись, он пояснил (хотя Джон начинал смутно догадываться):

– Видел бы ты себя сейчас! Ужас в глазах похуже моего… – Константин малость опешил, поглядел в сторону какого-то стеклянного сооружения рядом, увидал будто не своё лицо, пару секунд подумал и усмехнулся. Это не показалось ему глупым. Аппарат, отвечающий за действия в экстренных ситуациях, когда пытаются проникнуть в его душу, будто очистился от копоти, что оседала на нём каждый раз, когда Джон разочаровывался в окружающем. И теперь он стал работать слишком по-иному.

Он нагнал Криса, идущего неспешно. Тот улыбался; когда Джон поравнялся с ним, посмотрел скорее не вопросительно, а уверенно насмешливо.

– И часто ты говоришь не то, что думаешь?

– Всегда. И, между прочим, это довольно практично.

– И смешно.

– И ужасно в глазах других, – Джон уже говорил с удивлением, подозрительно поглядывая на адвоката. Тот выглядел спокойно, а мягкий свет от фонарей делал выражение его лица несколько безмятежным.

– И довольно наивно.

– Боже, ты и правда болен!

– В каком-то смысле, не могу не согласиться… – Форстер покачал головой. – Впрочем, это никак не влияет на наш поход в розарий. Поглазеть на увядающую красоту должно быть как раз в твоём стиле.

Джон не мог поспорить: парнишка определённо знал его вкусы. Но ему ещё было неприятно за своё поведение, столь неожиданное и, кажется, открывающее его с новой стороны. Хотя последние несколько дней он думал, что Кристиан начинает догадываться о какой-то его черте характера, которая сводит на нет всю предыдущую циничность. Он даже не знал, что это именно, но предчувствовал плохой конец, если это продолжится.

После бесцельного хождения между аккуратными грядками с копной шипастых стеблей и разноцветной феерией на их концах они вышли обратно в парк и достигли конца озера, с которого на другой стороне были видны всё ещё казавшиеся мощными чёрные ворота, теперь будто бы только слегка припудренные золотом. Там-то Кристиан и Джон отчего-то остановились, задумавшись каждый о своём, и вместе – глядя на тот край, казалось бы, уплывающий в тумане. Берег здесь зарос мягкой низкой травой и плавно спускался к воде, что аккуратно плескалась и задевала маленький обрыв. В редком камыше около берега от чего-то скрывались пятнистые утки со своим паводком, а в отдалении грациозно плавали пары лебедей, почти что светящихся на фоне темнеющего неба и воды.

Удивительно, но всё словно замерло в тот момент; было необычно тихо, голоса людей не доходили досюда, а скрипичная музыка растворялась в накрывающей их мгле. Было настолько тихо, что Джон слышал равномерное дыхание своего адвоката, что стоял в двух шагах от него. Ему казалось, что ещё немного – и он услышит, как бьётся сердце того; отчего-то ему думалось, что Крис чем-то взволнован. Какая банальщина для Джона Константина! Но в тот момент стало плевать на всё это; хотелось заговорить о чём-нибудь, вывести разговор в нужное русло. Только вот Джон не знал, какое это – нужное. И вообще о чём он хочет узнать.

Первым, как всегда, опомнился Крис.

– Давай сядем туда. Я ведь вспомнил кое о чём. И даже принёс это, – он указал на белую, с местами обвалившейся краской скамейку невдалеке. Как только они уселись, Крис начал:

– Я тут вспомнил: мы начали партию, но не закончили. Не против? – из кейса мягко выскользнула шахматная доска и легла между ними. Джон ухмыльнулся и покачал головой: конечно он не против.

***

Удивительно, но и вместе с тем как-то слишком банально партия закончилась ничьей. Форстер признался честно, что всегда страдал одним плохим качеством: он не любил проигрывать, причём не любил как-то слишком маниакально, ревностно. Не проиграть у него становилось самой высшей целью, ради которой он шёл на любые жертвы. Джон видел, что это было чистосердечным признанием, но сам только лишь равнодушно пригладил волосы и небрежно бросил:

– Это напоминает стратегию маленьких детей: они также бестолково упрямы и желают только лишь выигрыш. А когда проигрывают, начинают истерить…

– Ну, я же такого про себя не говорил, Джон! – смутившись, воскликнул Крис, поспешно собирая шахматы в кейс. – Хотя в какой-то степени похоже…

– Зачем ты доверяешь мне свои тайны? Видишь же, что это бесполезно… – Джон откинулся на спинку скамьи и вновь посмотрел на ту сторону озера, где уже почти утопали в тумане устрашающие ворота Тет-д`Ора.

– Ничего, я привык… к этому «бесполезно», – губы Криса подёрнула лёгкая улыбка. – Оно помогает мне. Учит не доверять людям.

– Не доверять через доверие? Ты чудной, – Джон привстал и кивком головы показал, что пора идти.

– Не чуднее тебя, точно.

– Ты же ничему не учишься. Просто продолжаешь глупо верить мне, – они вышли на тёмную аллею, где раскидистые алые клёны склоняли свои ветви вниз, перемежающиеся с ними низкие деревья черёмухи скромно качались на ветру, а грязно-жёлтые тополя составляли столбы образовавшейся арки. Здесь совсем опустело за время игры; оно и понятно: близился поздний вечер, парк терял свою привлекательность и краски.

– Уже нельзя ничего поделать, ты (так получилось) – исключение. Хотя, знаешь, мне ведь и нужен был такой, как ты. Это ведь логично. Лучше пережить это сейчас, вкусить по-полному.

– Зачем тебе такая морока? Мог бы выбирать людей, подходящих тебе; неподходящих иногда уже издалека видно, – Форстер слишком незаметно оказался идущим уже плечом к плечу с ним. Но Джон уже не старался уходить; Джону уже всё стало ясно. Крис рассмеялся.

– Иногда! То-то и оно, что иногда… да какая тебе разница? Скорее всего, я садист…

– Садомазохист…

– Да? И кто же из-за меня страдает?

– Кто-то…

– …кроме тебя, – очень точно договорил за него Форстер. Джон обернулся к нему и, зачем-то усмехнувшись, кивнул. Стороннему наблюдателю бы не показался этот разговор особенным; но, кажется, для них он имел скрытный смысл. Скрытный, кажется, ясный, но ещё не до конца.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю