Текст книги "Знамя его надо мною. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Jim and Rich

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

========== Глава 1. Интермедия. Сердце паяца ==========

Ты под шуткой должен скрыть рыданья и слезы,

А под гримасой смешной – муки Ада.

Леонкавалло

Пятнадцатью годами ранее, 18 июня 1971 года.

История Исаака Кадоша и Ксавье Дельмаса, часть 2

– И ррраз, и два… открылись… И ррраз, и два, закрылись… И ррраз, и два… Носок, носок тянем! Фуше, что за утюг ты мне показываешь? И ррраз, и два… Еще, еще, тянем! Иии раааз, ииии двааа… за-кон-чи-ли. Так, замечательно, дальше пошли. Батман тандю жете, соте и фраппе-батман (1). Третья связка из «Парижских огней». Кадош, на середину зала, препарасьон. Ты начинаешь, показываешь, за тобой вступают Фуше и Новакова, ну и дальше парами пошли, понятно?

Привычно повинуясь требовательному голосу хореографа, Исаак вышел на середину и встал в подготовительную позицию, дожидаясь, пока зазвучит рояль. Икры у него гудели от напряжения, левое колено прилично побаливало после неудачного приземления из перекидного, но он держал спину прямо, подбородок высоко, и улыбался так непринужденно, словно только что поднялся с постели, а не отработал три часа на паркете репетиционного зала, в поту и жаре. Класс должен был закончиться пятнадцать минут назад, но беспощадная Маргарет (2), недовольная прилежанием танцоров, не спешила отпускать их восвояси.

– Начали!

Стопы танцовщика заскользили вперед-назад, отточенные и грациозные движения повторялись снова и снова, как будто вытекая одно из другого, и все тело жило в едином ритме с музыкой, взлетало в прыжках и опускалось, замирало, прежде чем опять начать двигаться, создавая хореографический рисунок. Это было трудно и легко, больно и сладко, подобно сочетанию акта любви с испытанием мужества, но Исаак чувствовал, что может находиться в процессе вечно – только бы звучала музыка, только бы тело, наполненное ею, имело достаточное пространство для вдохновенного полета.

…Дверь зала приоткрылась, кто-то робко заглянул внутрь и, увидев, что занятия еще в разгаре, сейчас же скрылся. Исаак заметил дерзкого нарушителя дисциплины краем глаза, но ему хватило секунды, чтобы узнать Ксавье. Он вспыхнул до корней волос, заулыбался, не в силах сохранить на лице сосредоточенную маску, приличествующую грустной музыкальной теме, и едва не сделал глупейшую ошибку в движении, но вовремя поправил себя.

«Мой мальчик!.. Не смог дождаться, пока я выйду! Так… хватит, пора заканчивать.»

Как только музыка смолкла, а Маргарет замешкалась, раздумывая, какой бы фрагмент подинамичнее прогнать для окончания репетиции, Исаак по всем правилам выполнил поклон, извинился и быстро пошел к двери.

Вслед ему полетело возмущенное замечание мисс Келли:

– Кадош, куда это вы? Я пока никого не отпускала!

Исаак обернулся:

– Простите, мисс. Вы не могли бы повторить это еще раз – для моего мочевого пузыря?

Маргарет ошеломленно посмотрела на танцора, потом, осознав смысл сказанного, слегка покраснела, усмехнулась и величественно махнула рукой:

– Ступайте! Все остальные встали на финальный поклон, и заканчиваем…

«Хорошо все же быть любимчиком хореографа», – подумал Лис и выскользнул из зала.

Он не ошибся: Ксавье ждал его в фойе, и, едва увидев, порывисто поднялся с кресла и почти побежал навстречу. На нем была легкая белая рубашка, застегнутая на все пуговицы до самого горла, бежевые летние брюки, тщательно отутюженные, со стрелками, и строгая жилетка того же цвета. На плече висела аккуратная ученическая сумка, кожаные туфли были туго зашнурованы и начищены до блеска; и только слегка растрепавшиеся темные кудри вносили элемент художественного беспорядка в идеальный образ студента-отличника из католического колледжа. В таком наряде он выглядел совсем юным, не старше семнадцати лет.

Сердце Лиса запело от любви и одновременно болезненно сжалось – каждый раз, когда его Маленький принц без предупреждения появлялся в коридорах «Лидо», храбро ступая на территорию «вертепа разврата и содомского греха», он испытывал тревогу и странную вину… как будто Ксавье из-за него подвергался опасности.

– Ты уже все?.. Свободен? – добежав до него, выпалил юноша, протянул обе руки, то ли для пожатия, то ли для объятия – он никогда не мог сразу определиться, и залился краской, когда Исаак взял его ладони и прижал к груди вместо словесного приветствия.

– Лис… я…

– Что-то случилось? Мы же договаривались встретиться в пять.

– Д-да… прости, я не должен был… это так навязчиво… – Ксавье покраснел еще сильнее, опустил голову и зажмурил глаза. Исааку мучительно захотелось встряхнуть его и потребовать не говорить ерунды, а после жадно впиться ртом в его губы… а потом – подхватить на руки и унести в гримерку, подальше от всех, запереться на ключ и отгородиться от мира на ближайшие сутки.

«Боже, я с ума схожу…»

Он медленно перевел дыхание и улыбнулся со своей обычной мягкой приветливостью:

– Ну что за глупости, Ксавье. Ты же знаешь, что я рад тебя видеть в любое время.

Это прозвучало наредкость фальшиво, и Лис, проклиная себя, но не в силах сдержаться, горячо добавил:

– Будь моя воля, я бы с тобой вообще не расставался… никогда… всю мою жизнь.

Неожиданно Ксавье пробормотал:

– Я тоже… – и уткнулся лицом в грудь Исаака, обтянутую черной футболкой, влажной от репетиционного пота.

Раньше Лис считал баснями и самцовой похвальбой молодецкие рассказы, что у взрослого мужика член может полностью встать за две секунды, но сейчас убедился в этом на личном опыте. Ксавье не мог не почувствовать его эрекцию, однако не отстранился, наоборот, прильнул еще теснее, вжался бедрами в бедра, а ладонями обхватил спину Исаака, давая понять без слов, что никуда не отпустит своего друга. Он жаждал защиты и тепла, и в простодушии неопытной юности едва ли сознавал, что творится с Лисом, когда они так обнимаются.

Мужчина, тяжело дыша, припал щекой к кудрявой макушке юноши: желание парализовало волю. Нужно было уйти из фойе, и побыстрее, пока из зала не вывалили другие танцоры вместе с мисс Келли, но Исаак не мог выговорить ни слова, как будто разом позабыл французский язык.

– Ты можешь прямо сейчас пойти со мной обедать? – прошептал Ксавье и мягко коснулся губами груди Исаака, случайно или намеренно попав точно в середину соска, что вызвало в теле волну острой и сладкой дрожи.

Должно быть, что-то подобное чувствовали мифические герои, когда в сердце им вонзалась стрела Эрота.

«Если он не перестанет, я кончу…» – смятение от этой мысли наконец-то сняло печать молчания со рта Лиса:

– Да, только приму душ и переоденусь. Подождешь меня в лаунже?

Ксавье не успел ответить: двери репетиционного зала распахнулись, и пара, оказавшись посреди разгоряченной и смеющейся толпы, была невольно втянута в пеструю фарандолу коломбин и паяцев. Танцоры разговаривали все одновременно и перебрасывались шутками, точно конфетти во время маскарада.

– О, Лис, так вот куда тебе так не терпелось на самом деле… Поздравляю!

– Ой, а кто это у нас тут – такой молоденький и симпатичный? Ты к нам на кастинг, малыш?

– Тшшш… Не спугни поклонника…

– Ребята, мы идем обедать в «Ромэн”(3), вы с нами?

– Кадош, я рада за ваш «мочевой пузырь», но пожалуйста, как следует поработайте над связкой гранд батман – фуэте – ранверсе… на следующей репетиции покажите мне достойное вас фуэте, а не сегодняшнее безобразие.

– Лис, одолжи мне свой эспандер и тренировочные ремни. Ты завтра вечером идешь к Лу?

Обескураженный Ксавье не знал, куда деваться от смущения, от всех этих любопытных глаз, которые на него смотрели, от рук, которые трогали Исаака, словно бы невзначай, от нескромных ртов и длинных языков… Он восхищался танцорами на сцене, где большая часть из них воспринималась только свитой, декорацией, фоном для Лиса и его искусства, но совершенно не был готов общаться с кордебалетной братией за кулисами, да еще терпеть фамильярное обращение и непрошенное покровительство.

Хуже всех был Жорж, постоянный партнер Исаака по нескольким номерам в шоу, и, судя по его поведению вне сцены, претендовавший на звание самого близкого друга. Возможно, они с Исааком были точно такими же приятелями не разлей-вода, как Вик и Макс, и точно так же не могли обходиться друг без друга, но каждый раз, когда Ксавье думал о них или видел вместе, он испытывал глухое раздражение и ревность… Самую настоящую ревность, уж это чувство Ксавье распознавал безошибочно, и ничего не мог с ним поделать, несмотря на греховность и неуместность.

– Козетта! – непринужденно воскликнул Жорж и по-свойски дернул Ксавье за кудряшку. – Опять пришла украсть у меня Лиса? Ну вот, а я только собрался затащить его в хаммам после репетиции…

– Я ничего никогда не крал. И не надо называть меня Козеттой. Мое имя – Ксавье, – серьезность, с какой юноша произнес эту короткую отповедь, казалась почти торжественной, но Жорж только рассмеялся:

– Да знаю я… просто «Козетта» тебе гораздо больше подходит, милый.

Он снова потянулся к темным кудрям. Ксавье отпрянул.

– Легче на поворотах, дружище, – предостерег приятеля Исаак и плечом отодвинул его в сторону. – Держи руки на привязи… и язык тоже.

Жорж сморщил нос и скривил губы, что придало ему окончательное и бесповоротное сходство с арлекином:

– Ой, да ладно, не трогаю я твою принцессу!.. Подумаешь, пошутил. Нежные-то мы какие, надо же.

Он не отличался наблюдательностью и вовсе не подозревал о переживаниях и неприязни юноши, который, помимо всего прочего, ненавидел прозвище «Козетта». Это имечко и прицепилось к нему с легкой руки Жоржа, но Ксавье готов был терпеть его только от Исаака.

– Лис, ты… ты не мог бы?.. – робко проговорил он, и ему не понадобилось заканчивать фразу: Исаак потянул его за руку и, выдернув из круга не в меру разговорчивых приятелей, увлек в узкий боковой коридор, ведущий к гримеркам и прочим служебным помещениям.

***

– Доктор Кадош, к вам посетитель. – заглянув в ординаторскую, почтительно сообщил Поль, один из интернов нейрохирургического отделения.

– Кто? Мой брат?

– Нет, доктор. Какой-то незнакомый месье. Ждет в холле. Вы к нему выйдете?

Соломон, всего полчаса назад закончивший оперировать, сидел на диване в ожидании, пока ассистентка нальет ему чашку кофе. Ему совершенно не хотелось куда-то идти ради незапланированной беседы с неизвестным визитёром, но правила хорошего тона, принятые в клинике Ротшильда, не допускали небрежения к гостям.

– Да, Поль. Пожалуйста, попросите месье спуститься в кафетерий. Я присоединюсь к нему через пять минут.

Интерн с готовностью кивнул и скрылся; Мариса неодобрительно поджала губы, поняв, что ей не удастся попить кофейку в приятной компании молодого хирурга, и поставила чашку обратно на поднос.

– Я вернусь, мадемуазель, – пообещал ей Соломон, он не любил расстраивать женщин, особенно коллег по работе. – Надеюсь, скоро.

Мариса вздохнула:

– Судя по настойчивости этого месье – скоро вы от него не избавитесь, доктор Кадош.

Брови Соломона поднялись в удивлении:

– Вам известно что-то, чего я не знаю?

– Он уже приходил сегодня утром. Вы были на операции. Он настаивал, что непременно дождется вас, два часа просидел в холле, но потом все-таки ушел. И вот, смотрите-ка, вернулся.

«Занятно… Кому это я так сильно понадобился?» – подумал Соломон: он хорошо помнил, что в его органайзере на сегодня не значатся никакие встречи, ни деловые, ни личные, но упомянутая Марисой настойчивость гостя ему инстинктивно не понравилась.

– Как он выглядит, мадемуазель?

Мариса пожала плечами:

– Вполне прилично. Может быть, даже слишком прилично… Похож на учителя из католической школы или на пастора. Чистенький, аккуратненький. В очочках. И довольно мерзкий!

Характеристика оказалась емкой и эмоциональной, однако дела нисколько не прояснила, так что Соломон, спускаясь в кафетерий, чувствовал себя изрядно заинтригованным.

«Учитель в очочках» обнаружился за угловым столиком, с чашкой горячего шоколада и стаканом холодной воды. На нем был приличный темно-серый костюм и строгая рубашка с не менее строгим галстуком. Запястье украшали золотые часы. Рядом с ним на стуле стоял небольшой портфель из шагрени и лежала легкая фетровая шляпа.

Гость терпеливо ждал, не выказывая ни малейших признаков раздражения или досады, но сразу же заметил Соломона, едва тот перешагнул порог, и поднялся навстречу с самой приятной и приветливой улыбкой.

Он выглядел довольно моложавым, не старше сорока пяти лет. Лицо этого человека, крупное, мягкое, почти безбровое, с маленькими глазами, с большим широким носом, тонкими губами и двойным подбородком, было совершенно незнакомо Кадошу.

Пожимая протянутую руку, с пухлой, но довольно жесткой ладонью, Соломон неожиданно поймал себя на том, что без всяких видимых причин соглашается с мнением ассистентки о неизвестном посетителе – довольно мерзкий.

Улыбка незнакомца стала еще шире и слаще:

– Доктор Кадош! Приветствую вас… Очень, очень рад нашей встрече.

– Добрый день, месье, – ответил доктор с обычной суховатой вежливостью. – Чем обязан?

Про себя он взмолился неведомой силе, покровительствующей медикам, чтобы причиной появления «учителя» не оказалась просьба о протекции или персональной консультации. Соломон считался – и был – хорошим и опытным врачом, сумевшим в возрасте чуть за тридцать создать себе репутацию в профессиональных кругах; но в клинике Ротшильда он работал без году неделя, и только начинал осваиваться в сложной системе субординации, формальных правил и неписаных законов. Ему пока еще не полагалось «своих» пациентов и консультаций в обход главного врача.

– Меня зовут Райх, Густав Райх, – как будто спохватившись, поспешно представился визитёр, и в его речи отчетливо проступил немецкий акцент. – Я преподаватель в колледже Станисласа… Мне очень нужно поговорить с вами, доктор Кадош, об одном крайне деликатном деле. Можно сказать, семейном деле…

– Слушаю вас, месье Райх, – терпеливо повторил Кадош.

Необъяснимое чувство неприязни росло в нем и становилось все отчетливее, по мере того, как он начинал подозревать, что это посещение не имеет никакой связи с его медицинской специальностью.

Райх с деланной неуверенностью огляделся по сторонам:

– Может быть, мы перейдем в более уединенное место, доктор? Здесь не то что бы людно, но вопрос, который я собираюсь с вами обсудить, настолько щепетилен, что любые посторонние глаза и уши…

– Если ваше дело настолько интимное, месье Райх, вам следовало позвонить мне заранее и договориться о встрече. Мой телефон и адрес есть в городском справочнике, – холодно заметил Соломон, раздраженный этим спектаклем. – Давайте присядем, и вы, наконец-то, скажете, что вам от меня нужно.

Он устал после операции, хотел есть и спать, и в любом случае не собирался затягивать беседу, но странное поведение Райха, намекавшее на крупные неприятности, побуждало не расслабляться раньше времени и поддерживать пристальное внимание.

– Воля ваша… Присядем.

Райх заново пристроил свой объемистый зад на хлипкий стульчик и продолжил сыпать словами:

– Не сердитесь, я не отниму много времени, месье Кадош, мы, немцы, очень его ценим, каждая минута на вес золота, я хорошо это понимаю, сызмальства так воспитан. В строгости и аккуратности.

– Я заметил. Переходите к делу, месье Райх, или мне придется покинуть вас, так и не уяснив причин вашего интереса к моей персоне.

Едва закончив фразу, Соломон вздрогнул: ему никогда прежде не доводилось видеть, чтобы человек, сидящий напротив, изменился с такой стремительностью, обернувшись в свою противоположность. Маска благодушного добряка, суетливого и чудаковатого, сползла с лица Райха, из-под нее выглянул породистый нацист, с высоким умным лбом и глазами рептилии. Под его взглядом Кадош на несколько секунд почувствовал себя птицей, которую гипнотизирует змея, и от этого крайне неприятного ощущения пульс разогнался раза в полтора…

– Я неспроста упомянул о строгости и аккуратности, доктор. Я считаю, что это главные принципы, которыми надо руководствоваться, когда речь идет о воспитании молодых людей… и надеюсь, вы, взрослый и серьезный человек, к тому же -медик, их разделяете.

– Выскажитесь яснее.

– Охотно. На моем попечении – официальном попечении – находится молодой человек по имени Ксавье Дельмас. Полагаю, вам хорошо известна эта фамилия. О нем я и пришел поговорить с вами, доктор Кадош. О нем и… о вашем брате Исааке, танцоре в труппе «Лидо», также известном под прозвищем Лис, если я не ошибаюсь.

«Ах вот оно что!.. «Дядя Густав»… Тот самый католический дядюшка, что именем Господа лупит парня до синяков и ссадин… Его подопечный встречается с Лисом, и эта лицемерная гадина приползла вербовать меня в союзники».

Паззл наконец-то сложился. Взгляд Соломона вспыхнул, но усилием воли Кадош подавил свой гнев и не позволил ему прорваться наружу – хотя Райх только того и добивался:

– Вы не ошибаетесь; но прошу вас, месье Райх, будьте крайне осторожны и внимательны в выборе слов, когда говорите о моем брате.

Немец усмехнулся коротко и холодно, одними углами рта:

– Постараюсь последовать вашему совету… но знаете, доктор Кадош, я никак не ожидал, что вы с ним оба окажетесь… близнецами.

– Придется вам и это пережить, месье Райх.

– Не беспокойтесь, переживу… да и речь сейчас не обо мне, а о мальчике, юном и впечатлительном мальчике, добром католике, студенте философского факультета и любимце семьи, попавшем под нежелательное влияние.

Соломон сцепил руки в замок и подался всем телом вперед, словно крайне заинтересовался словами собеседника:

– Вы говорите серьезно, месье Райх?

– Более чем серьезно, доктор. Ксавье проводит чересчур много времени в неподходящих для него местах, в компании совершенно неподходящего человека.

Райх сделал паузу. Он ждал, что Кадош возмутится, станет спорить и, подставляясь на каждом слове, выяснять, чем же это его брат так не подходит Ксавье Дельмасу… но проклятый еврей молчал, буравя Густава холодным взглядом двухцветных глаз – воистину дьявольских, и провоцировал на дальнейшую откровенность.

«Ну что ж, будь по-твоему, Соломон».

– Я сожалею, что вынужден высказаться столь прямолинейно, без обиняков, но правда не обязана быть лицеприятной. Ваш брат, доктор Кадош, дурно влияет на неокрепшую душу моего воспитанника, телесно же… склоняет к противоестественному греху. Греху, что есть мерзость перед Богом, как гласит Писание. На правах опекуна Ксавье, я считаю, что эти встречи должны быть немедленно прекращены, и надеюсь, что вы меня поддержите.

– Каким образом я должен вас поддержать? – голос Соломона оставался спокойным, лицо-непроницаемым, и только стиснутые пальцы рук выдавали его истинное отношение к происходящему.

– Поговорите со своим братом. Пусть он оставит Ксавье в покое. Это мое первое и последнее предупреждение.

Губы Райха извивались, как черви, во рту мелькали края острых зубов, и капельки слюны в углах рта казались брызгами яда. Он все больше и больше напоминал Соломону рептилию, и доктора затошнило, когда в памяти всплыли детали сбивчивого рассказа Ксавье о «дядюшкиных методах» воспитания и убеждения…

– Угрозами вы ничего не добьетесь, месье Райх. Это первое, что я советую вам усвоить. Второе. Мой брат и ваш воспитанник, несмотря на разницу в возрасте, оба совершеннолетние. Какие бы отношения между ними ни возникли – они являются их частным делом и касаются только их двоих. И третье…

Настал черед Райха стиснуть края ни в чем неповинного столика, да так, что побелели костяшки пальцев; он сузил глаза, пригнул голову и прошипел:

– Доктор Кадош, вы, кажется, не осознаете последствия своего отказа пойти мне навстречу…

– Дайте мне договорить, месье Райх. Итак, третье. Если Ксавье Дельмас еще раз войдет в мой кабинет избитым, с подвывихом левого плеча, следами от ремня на спине и ягодицах, реберной гематомой и очень странными кровоподтеками на бедре и шее, я до конца исполню свой врачебный долг, зафиксирую побои в медкарте и сообщу в полицию.

Не ожидавший удара с этой стороны, Райх дрогнул и слегка побледнел, но быстро опомнился и ответил Кадошу улыбкой, похожей на оскал:

– Я не стану обсуждать ваши странные фантазии, доктор… в любом случае вы ничего не докажете. Полиция не станет влезать в семейное дело.

– О, как вы заблуждаетесь, месье Райх. Я часто общаюсь с полицейскими – профессия обязывает – и знаю многих любителей совать нос в семейные дела.

– Мгм… Без личного заявления Ксавье дело яйца выеденного не стоит, а он никогда такого заявления не сделает… потому что все это ложь!

Соломон усмехнулся, но только губами – взгляд его оставался спокойным, бесстрастным и очень внимательным, как на операции – и промолвил:

– Я сказал все, что считал нужным, месье Райх. Полагаю, вы тоже. Прощайте. Надеюсь никогда больше вас не видеть.

Густав понял, что эта партия полностью им проиграна, но не мог принять поражение; взбудораженный ум теолога быстро нашел и объяснение, и оправдание для всего случившегося:

«Господь остановил меня на пути, ведущем в погибель. Господь попустил этому еврею и безбожнику унизить меня, дабы я вразумился и не ходил в совет нечестивых… Господь не желает, чтобы я заключал пакт с дьяволом, хотя бы и ради благой цели…»

Райх встал, надел шляпу, взял подмышку портфель и повернулся к Кадошу:

– Напрасно вы не захотели помочь мне, доктор. Я думал, что вы, несмотря на кое-какие слухи(4), благовоспитанный и добропорядочный человек, а вы оказались таким же испорченным, извращенным субъектом, как ваш братец-плясун. Говорю теперь вам обоим: оставьте Ксавье в покое! – или пеняйте на себя… Я вас уничтожу.

Угрозы «дядюшки Густава», как волна о каменную стену, разбились о невозмутимость Соломона. Ему даже не понадобилось говорить «убирайтесь вон» – он вытолкнул Райха за порог одним только взглядом, холодным и гневным, как у ангела на фреске Мазаччо (5).

***

– Почему тебя все трогают? – ревниво спросил Ксавье, как только они с Исааком оказались за стенами «Лидо» и пошли в сторону Триумфальной арки.

– Кто – «все»? – улыбнулся Исаак.

Принимая душ после изнурительной репетиции, он сумел немного расслабиться и заодно «спустить пар», чтобы хоть в начале свидания не мучиться от несвоевременного стояка. Теперь же, идя рядом с любимым, предвкушая обед в его компании и долгую задушевную болтовню за кофе и десертом, Лис просто наслаждался погожим летним днем и свежим ветром, доносящим запах деревьев и цветов со стороны садов Нювель и Тюильри.

– Твои… друзья. Из труппы. У вас так принято – касаться без разрешения, обниматься, вешаться на шею?..

Расслышав в мелодичном голосе Ксавье ноты раздражения и досады, Исаак с удивлением посмотрел на него, и с еще большим удивлением понял, что юноша чуть не плачет. Растерявшись, он не нашел ничего лучше, чем сказать правду:

– Ну… в общем-то, да. У нас так принято. Но, друг мой, это не означает, что…

Ксавье фыркнул и сморщил нос, что сделало его похожим на недовольного котенка, однако он не позволил своему спутнику впасть в умиление и запальчиво заявил:

– Я не хочу знать, что это означает среди артистов, месье Кадош!.. Я просто давно собирался сказать, что мне такое не нравится! Все эти шутки… ужимки… поглаживания… просто неприлично!

Лис слегка коснулся плеча юноши – оно было холодным и напряженным, но Ксавье хотя бы не стал уворачиваться от него:

– Эй… Ты что, серьезно?

– Серьезно! Они… они тебя хватали, хватали у меня на глазах, а ты… ты позволял! Как будто тебе это нравилось!

От такого наскока Исаак окончательно опешил и утратил благостный настрой, осознав, что Ксавье сердит на него по-настоящему, из-за того, что принял близко к сердцу послерепетиционные дурачества и глупые фривольные шутки Жоржа. Это означало, что Лис и сам свалял большого дурака, позволив приятелям застукать их в фойе в недвусмысленной позиции, но вместе с тем – кое-что еще…

Кровь застучала в виски индейскими барабанами, Исаак почувствовал, что его попросту разорвет на части, или он сойдет с ума, если прямо сейчас, немедленно, не задаст один вопрос и не расставит точки над «и».

Он остановил Ксавье и развернул к себе лицом, мягко настаивая, чтобы тот смотрел ему прямо в глаза. Ксавье не сопротивлялся, он смотрел, слушал и жадно ждал.

– Мальчик мой… Объясни мне всего одну вещь… Вот это все, что ты сейчас сказал – только потому, что ты… ревнуешь меня?

– Да!!! – хрипло выдохнул юноша и задышал рвано и часто, как после быстрого бега. Потом, словно эмоциональная вспышка забрала все его силы, опустил взгляд и зашептал взволнованно и смущенно:

– Я ревную тебя… Ужасно, безумно ревную, я не могу, понимаешь?.. просто не могу, когда тебя кто-то трогает, кто-то прикасается к тебе, потому что я …

– Потому что ты?.. – Исаак удерживал шатающегося Ксавье обеими руками, но его самого так сильно штормило, что он не был уверен, что сможет сохранить равновесие.

– Я люблю тебя… Люблю! – простонал Ксавье и уронил голову ему на плечо – теперь, когда самое главное было сказано и он отрезал себе путь к отступлению, оставалось только ждать ответа, и эти мгновения были одновременно самыми прекрасными и самыми ужасными в его жизни.

Исаак прикрыл глаза, чувствуя, как сердце в груди расширяется, переполненное счастьем и такой сладкой болью, что невозможно стерпеть ее молча, и он выдохнул, выплеснул свою тайну, признаваясь Ксавье, а заодно и целому миру, что тоже любит, и не просто любит – обожает, боготворит, сходит с ума…

Они стояли в обнимку посреди тротуара, в толпе, на виду у всего Парижа, но не обращали внимания ни на чужие взгляды, ни на чужую речь; ничто не имело значения, пока они могли держаться за руки и смотреть друг другу в глаза.

***

…В комнате было темно, тихо и прохладно, в окно светила тусклая ущербная луна, похожая на кривую улыбку паяца. Исаак полулежал на кровати, опираясь спиной на подушки; спина у него изрядно затекла, ступни замерзли, ему хотелось дойти до ванной, умыться и отлить, а после заглянуть на кухню и взять в холодильнике бутылку оранжины – но он боялся разбудить Ксавье, спавшего у него на груди безмятежным юношеским сном.

Усталость в конце концов взяла верх над желанием наслаждаться, после того, как они несколько часов непрерывно занимались любовью; и все же Ксавье даже во сне не выпускал Лиса из объятий, прижимался к нему животом, грудью, губами, и беспокойно постанывал, стоило любовнику пошевелиться и на секунду прервать интимный контакт.

– Я здесь, мой мальчик… я с тобой, любимый., – счастливо улыбаясь, шептал Исаак, целуя темные кудри, влажные от любовного пота, и нежную шею, и теплую розовеющую щеку, покрытую легким пушком. – Я никуда от тебя не уйду. Я все, все сделаю, чтобы ты был спокоен и счастлив…

Ксавье слушал его речи, как колыбельную, улыбался сонно, не открывая глаз, и терся носом о широкую грудь своего защитника, с которым теперь все будет иначе, потому что бог не разгневается на любящих. Тот, кто есть сама любовь, станет ли наказывать за нее? Дядя Густав говорил, что Бог жесток и ревнив, и никогда не простит закоренелого грешника, упорствующего во грехе, но Ксавье больше не верил в это.

«Когда я встречусь с Иисусом, то просто расскажу Ему все о нас… про меня и про Лиса… и Он все поймет».

…Они поехали на Монмартр, в небольшую холостяцкую квартирку Исаака, сразу, как только объяснились друг с другом, и, захваченные желанием, поняли, что никакой обед им уже не нужен. Правда, по дороге к дому все-таки завернули в пару продуктовых лавок и набрали разнообразной снеди, больше для развлечения, чтобы продлить прелюдию, испить до самого конца сладкую муку неутоленной жажды.

Ксавье еще раз вспыхнул от ревности, заметив, что продавец фруктов, красивый молодой марокканец, как-то уж очень любезно разговаривает с Исааком, и снова тронул его, подавая корзинку с клубникой…

Весь остаток пути своенравный принц дулся, подчеркнуто не обращая внимания на нежные уговоры, и только когда они добрались до квартиры, Лис сумел искупить свою вину: опустился перед Ксавье на колени, притянул к себе и, не скрывая наслаждения, принялся целовать мягкий живот и дрожащие бедра… после чего, наконец-то, был полностью прощен.

Сладостное безумие уже овладело обоими, и не могло быть исцелено иначе, как в полном соединении, телесном и душевном. Ксавье, давным-давно только и грезивший об этом моменте, не усомнился и не устыдился, когда его рука, расстегнув молнию на джинсах Исаака, проникла внутрь и нащупала нечто громадное, горячее, каменно-твердое и при этом живое… Он поспешил вытащить это прекрасное творение – «чувственный знак душевной связи», как обтекаемо говорил дядя Густав, или «детородный орган», как некрасиво именовался penis в светском учебнике анатомии – и принялся рассматривать с таким восторгом, что покрасневший Лис не смог удержаться от смеха:

– Милый мой, я чувствую себя инопланетянином в лаборатории NASA… Разве у тебя не точно такой же?..

– Нет, что ты! Не такой, совсем не такой… – простодушно отозвался Ксавье, не отрывая восхищенного взора от члена, и принялся поглаживать его с такой трепетной нежностью, с таким рвением неофита, что очень скоро Исаак увидел небо в алмазах.

Он едва успел остановить юношу, чтобы не пролиться ему на лицо и не забрызгать семенем одежду, хотел отстраниться, но Ксавье возмущенно вскрикнул и снова привлек Лиса к себе, вжался собственным твердым членом в его бедро, шепча:

– Хочу с тобой!.. Давай вместе… Вместе!

Они кончили одновременно. Обхватив Ксавье, Исаак любовался им, целовал напрягшуюся шею, собирал губами соленые капли пота, вперемешку со слезами, упивался криками удовольствия, а во время недолгого затишья, пока любимый переводил дыхание, нежно и благодарно гладил по спине и плечам.

Потом они полностью разделись и, крепко взявшись за руки, перешли в спальню, как настоящие молодожены…

К еде любовники так и не притронулись, а вот две упаковки «оранжины» и несколько банок «швепса» пришлись весьма кстати. Сладкий апельсиновый сок и горьковатый тоник освежали рот и горло, горящие после жадных поцелуев и громких стонов, и хорошо поддерживали силы между долгими раундами любовного поединка.

***

…Исаак терпел, сколько мог, пока ситуация не приблизилась к критической; тогда он все-таки решился, мягко приподнял Ксавье и переложил его на другую сторону кровати. Маневр удался: спящий красавец так и остался спящим красавцем, только поглубже зарылся в подушки, и довольно мурлыкнул, когда Лис закутал его одеялом.

Исаак добежал до ванной, быстро привел себя в порядок и, накинув на голое тело короткий халат, пошел на кухню, чтобы позаботиться о позднем ужине – или, скорее, о раннем завтраке…

В коридоре ему под ноги попался какой-то предмет, и, споткнувшись об него, Лис едва не упал, но, благодаря балетным навыкам, сумел держаться в вертикальном положении. Камнем преткновения оказалась сумка Ксавье, которую тот не глядя швырнул куда попало; от удара она открылась, и, когда Исаак поднял ее, то заметил под крышкой нечто странное, похожее на скомканный моток кружев и цветных атласных лент. Наружу из него торчали крохотные фарфоровые ручки.