Текст книги "Дни войны (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Дерутся здорово, брат.

– Конечно! Когда в каждую спину готов воткнуть кинжал – чего бы не здорово! Или эти их стрелы. Наконечники видал? Они любят яд и все, что причиняет боль. А убив, никогда не смотрят второй раз на тело. Даже на своих не смотрят. Мы другие, – решительно возражал оборотень, – хоть и говорят, что у нас два тела, но душа – одна, и это честная и добрая душа.

Латалена, услышав от него эти слова, также вынуждена была согласиться, хотя и не без внутренней борьбы, однако свой народ считать подлым отказалась.

В конце концов, другого она не знала.

– Узнаешь, любушка, – пользуясь своим правом «жениха», Верен вел себя все более свободно, но, слава Богу, пока только наедине, – спроси меня, если хочешь знать… а я спрошу тебя.

– Ты вчера сказал фразу на сурте, когда увидел господина Элдар. Я не слышала ее раньше.

– Ох, лучше не надо, – пробормотал оборотень, но Латалена вполне сносно повторила ее. Закрасневшись, Верен отвел взгляд.

– Если не ответишь ты, я спрошу у кого-нибудь еще, – асурийка знала, чем пригрозить. Верен вздохнул.

– Это значит «волосы между ног моей тёщи». Довольна?

Наверное, ей нужно было разгневаться – а она смеялась.

– Много у тебя таких фраз в запасе? – спросила она, улыбаясь. Оборотень насупился.

– Моя очередь… но не вопрос у меня, а просьба. Не уходи сегодня к своим. Останься до утра со мной.

– Ты многого хочешь. Мы в стенах Элдойра…

– Знаю я, знаю! – Верен развел руками, – потому и прошу, а не принуждаю.

Асурийку передернуло.

– Завтра осадят, – продолжил Верен, очевидно, нимало не смущаясь, – кто знает, вернусь ли – Божья воля. А не вернусь, кто еще тебя обнимет? Или найдется? – он ревниво втянул носом воздух, но затем неприятно посуровевшее лицо его вновь смягчилось, – нет, много лет не найдется…

– Прекрати, – Латалена отвернулась.

Пальцы от его пристальных взглядов всегда слабели, а в коленях поселялась дрожь. И оборотень это чуял и знал.

– А нравлюсь я тебе, лебедь ты моя, – довольно пробормотал волк, – тем и хорош, что не из твоих.

Он вытянул ноги, почесался, вдруг, задумавшись о чем-то, усмехнулся.

– Когда вы стареете… как это выглядит?

Латалена пожала плечами. Молча подошла она к дверям – одна была сорвана, другая в петле едва держалась – и задернула занавесь. За окном смеркалось. Вздохнув, женщина села на скамью у самого выхода, глядя в сторону. Куда угодно, но не на волка.

До старости доживали единицы. Кровь их остывала, они становились слабы, проводили все больше и больше времени во сне, и рано или поздно так же тихо и мирно в нем и уходили в смерть и безвременье. Не седина, не морщинистая слабость и болезни – лишь полный разрыв с миром живых, годами и десятилетиями. И холод.

А что отличалось от ее повседневности? Все то же одиночество и вечное притворство, лицемерная лесть и всеобщая ненависть.

Взглянув на Верена, Латалена встала, и решительно принялась стаскивать с себя платье. Руки не слушались ее, крючки цеплялись за ткань и вуаль, за волосы. «Помоги», сквозь зубы попросила она, и Верен подчинился.

– Ты до моей старости не доживешь, – все-таки сказала она, обернувшись.

Глядела в его зеленые глаза прямо и спокойно. Но оборотень солнечно улыбался и лишь обхватил ее лицо ладонями. Грубые, мозолистые и шершавые, они были горячи, и неожиданно ласково прошлись от ее лица к плечам.

– Я знаю, княгиня, – ответил он тихо, целуя ее руку, – так или иначе, не доживу.

Медленно стянул с нее платье, медленно вынул гребень из ее прически, и длинная коса тяжело хлестанула асурийку по спине.

– Знаю и другое, княгиня, – продолжил волк, раздеваясь сам и легонько подталкивая ее к постели, укрытой мехами и шубами, – знаю, что если завтра одолеем врага, и Элдойр вернется к своим корням… то все здесь изменится. Вокруг расцветут сады. До самого Лунолесья. Снова ваши мужчины облачатся в парчу и бархат. Выведет вшей великое войско. Сделают вид, что не было Смуты.

Он развернул ее к себе, удерживая одной рукой.

– Но ты, какой я впервые встретил тебя, навсегда останешься моей, моя лебедь, – серьезно, непохоже на себя, сказал Верен, – останусь я жив или нет, и останется ли жить белый город.

И тогда Латалена всхлипнула первый раз, второй – и слезы полились сами собой, как будто он разгадал тайну, которая держала их взаперти. А выплакавшись на его груди, она привлекла его к себе – и не отпускала до самого утра.

***

– Смотрится ничего, – глядя снизу вверх, задумчиво протянул Гвенедор. Его сын пожал плечами. Мастер Нэртис перекатил во рту соломинку. Ревиар Смелый подошел к Гвенедору, вместе с ним посмотрел на стену, потом – на друга.

– Внушает уважение, не так ли. Стены Элдойра – удар по чувствительным взорам осаждающих. С этой стороны нужен кто-то, кто не даст им попробовать ее на прочность. Она не переживет.

– Если я умру, то от разочарования в смысле жизни, – протянул Гвенедор жалующимся тоном, – нужна дружина в тысячу воинов под эту одну стену. Но только так, чтобы нельзя было заподозрить, что стена не в порядке.

– Господин полководец, – встрял мастер Нэртис, – есть хорошие крепкие парни из освобожденных из рабства. Может быть, триста мужчин. Если каждому дать по копью, это тоже сила.

– Да-да.

– А где ты, Гвенди?

– Со всеми, в кольце.

– Кто-нибудь посчитал лучников?

Последние минуты перед столкновением всегда порождают суету. Их сложнее всего пережить. Ревиар Смелый знал и то, что его собственное ледяное спокойствие объяснялось точным знанием: все, что могло быть сделано, чтобы устоять, было сделано, и на славу.

Из арсенала изъяли последние ножики. Все мастера сидели по домам, готовые снова и снова делать стрелы и метательные снаряды из подручных средств. В целях борьбы с вероятностью поджогов и пожаров в городе повсеместно, кроме храмов, тушили огонь. Проходы во внутренние дворы и переулки баррикадировалиь до самых крыш. Горожане были готовы биться.

Ревиар был спокоен и потому, что, согласно элементарным подсчетам, ему не хватало для равновесия сил пяти тысячи семисот воинов, а у него наличествовали лишь триста добровольцев с копьями. И паника была бы слишком бессмысленна.

Но все же он оставался спокоен.

Чуть позже Ревиар Смелый обошел стены опять – ему казалось, что он успел сделать это уже несчестное количество раз – и все равно казалось недостаточно. По стенам, рассевшись кто на полу, кто на бочках, занимали себя разговорами и курением лучники.

– Ниротиль, – поздоровался с полководцем Ревиар, – твои, я вижу, уже готовы. Сколько стрел на колчан?

– Добавил по пятьдесят, – вымученно улыбнулся воевода, – в самом деле, спустись уже к отрядам и не мозоль глаза; ты знаешь, что я не подведу.

Ревиар знал, но заставить себя верить было гораздо сложнее.

Враг неумолимо приближался. Сначала вдали стали видны огни, потом стали медленно появляться воины. Бесчисленные их ряды. И, с каждым новым отрядом, выстраивающимся вокруг для блокады, настроение у зрителей ухудшалось.

На этот раз владыка Мирем не дал шанса осажденным сдаться. Не было ни посланцев, ни писем с предложениями. Молчаливые противники просто выстраивались в ряды с востока и юга, разбивали лагерь и разжигали костры. Воеводы Элдойра собрались на стене Мелт Фарбена.

– А поединщиков не будет? – удивился Илидар.

– Что такое «поединщик»? – не поняла Этельгунда. Ревиар пояснил, переводя с сурта:

– Так они называют тех, кто начинает схватку. Первая пара врагов, по одному с каждой стороны. Я знаю, у нас это многие сочтут за дикость…

– Разумная альтернатива, – согласился Гвенедор, – хотя очевидно, на этом ни одна война не заканчивалась. А сейчас это даст нам лишние полчаса, если повезет.

– Кого отправим?

– Тут сказано «самого достойного», боюсь голос повысить, наши передерутся и сдадут город еще…

– Стойте! – повысила голос Этельгунда, – слушайте. Я сегодня видела у вожака Илидара в дружине одного волка. Здоровенный такой детина, но не тучный. Давайте выставим его. Неожиданно, эффектно.

Воины не упели обсудить это заявление и даже не успели высказаться. В нескольких от них шагах в деревянные мостки вонзился с десяток стрел, и они попадали на землю кто куда, укрываясь за всем подряд.

– Атака! – крикнул кто-то.

Осада Элдойра началась.

***

– На стены, – приказал Летящему сотник, – луки в руки, и бодренько!

Зрелище со стен представало занятное. Кольцо обороны словно приникло к земле: прикрываясь щитами, выжидали атаку артиллерии. Если бы ворота могли открываться и закрываться быстрее, маневр мог быть более продуманным, но выбирать не приходилоь.

«Изнутри осада совсем не такая ленивая, как снаружи». Все вокруг были напряжены до предела, и только самоубийца мог бы пытаться шутить.

– Стрелы, готовимся! Небо! – луки взметнулись вверх; стреляли все, сплошной дождь стрел, призванный нанести противнику макимальный урон издалека, накрыл подходы к стенам. Воеводы лучников не подвели. Действовали они слаженно, не позволяли обстрелу ослабевать, пока не прозвучал долгожданный приказ:

– В защиту! – и тут же каждый забился под щиты и каменные уступы стен, молясь об отсутствии ответного огня.

Огонь, конечно, не заставил себя ждать. Стрелы осаждающих все чаще летели, пылая огнем.

– Сколько их? – спрашивали все друг друга, и Летящий в их числе.

– Кто-нибудь видит знамена?

– Потери были?

Летящий на мгновение привстал, и сердце его похолодело: даже приблизительный подсчет давал значительное преимущество войскам Союза.

«Иссиэль не пришел, сабяне потеряли треть в Сальбунии, множество маленьких дружин и племен не имели средств добыть оружие и приехать… выстоим ли мы? И если выстоим, то какой ценой?».

– Сотня, не спим, вашу жизнь! – взвыл Ами Ситар, – какого агтуи яр расселись?! Подъем! Цель!

– Господин капитан…

– Готовимся! Цель!

В парня в трех шагах от Летящего попала стрела. Он умер совершенно беззвучно. Слева кто-то просил дать воды. Из-под головной повязки стекал ледяной пот. Висела звучная ругань в пыльном воздухе.

Ами действовал по плану. Потеряв еще семерых, он отдал приказ на перестройку. Оставив троих в качестве прикрывающих снайперов, он и лучники поменяли расположение.

– Кто-нибудь может рассмотреть знамена под стеной? – нервно выкрикивал Ами Ситар, – кто-нибудь?

– Ами, это волки…

– Нет, это кто-то из ругов.

– Наши?

– А чьи, раздери тебя бес?

Они переговаривались, они перегибались через стены, оживленно спорили и ожесточенно воевали. Летящего пошатывало, а глаза резал дым. Внизу не было видно ничего, только слышны крики, и бесконечные подергивания беспорядочно раскиданных по полю знамен. Как в этом хаосе кто-то мог разглядеть, наступление или отступление производят враги, и сколько их – юноша не понимал.

И еще меньше мог он понять, как воины различают не только знамена, но и отдельных героев на поле. Ситар вскрикнул, выругался и прочел короткую молитву скороговоркой.

– Илидар Одноглазый погиб, – сообщил он мрачно в сторону, – посмотрите, с каким воином он сошелся! Ай, ай, вот и тот теперь лежит мертв! Господи, ты привел меня видеть смерть этих воителей…

– Мастер Ами Ситар! – крикнул кто-то с нижних ступеней башни, надрывая хриплый и без того голос, – полководец Ревиар призывает вас взять клинки и укрепить пятую сотню ревиарцев!

– Не хватало крови братьев на полях, – пробормотал Ситар горестно и заорал первому попавшемуся воину в ухо – им оказался Летящий, – строиться! Мечи к бою!

Ноги у Летящего постыднейшим образом дрожали, и он даже не находил в себе силы стыдиться. Тело вдруг стало свинцово тяжелым и неподвижным, а металл рукояти под пальцами удивительно чуждым и непривычным. Цепкий ужас сковал каждого из дружины за мгновение до атаки: количество врагов, острых клинков, готовых войти в тело, близкая кончина, смотрящая жадными глазами врагов пугала до дрожи.

И, пытаясь побороть страх смерти, воины кричали «Славься, Элдойр» так громко, чтобы не слышать собственных мыслей.

========== Воины ==========

Город сдавал я.

Гвенедор Элдар и его горцы отступили в стены Элдойра, ревиарцы перестраивались, но никакие маневры не могли удержать врага от нападения на наиболее слабые южные ворота. Падение стены оставалось лишь вопросом времени.

Как и предсказывал Верен, на защиту стен три кольца обороны – и те могли оказаться недостаточны. А ведь под ударами катапульты южная стена должна была рухнуть – достаточно было нескольких попаданий.

– Она не выстоит, – развел руками Элдар, обращаясь к Ревиару, – нет ни одного шанса. Это нас добьет.

– Но…

– Стены Элдойра – последнее, во что они верят в этой битве.

– Тогда используем ее как орудие?

Гвенедор и Ревиар обернулись, и словно впервые увидели Гельвина.

– Я не ослышался? – вполголоса спросил Гвенедор.

– Если под стенами выйдут лучшие воины, на них тоже пойдут лучшие. И, когда они подойдут прямо к воротам… мы обрушим на них часть стены. Изнутри.

– Как ты хочешь разрушить ее? – вступился кто-то, – с первого удара она не обрушится. Они разбегутся.

– Я видел здесь драконов, – ответил Гельвин, прищурившись.

Воины охнули.

– Занятный способ деморализовать противника. Эрухти агтуи яр, – ровно, без тени эмоций высказался в ответ Ревиар Смелый, – должно быть, наши дела плохи, если твой способ кажется мне разумным.

– Она рухнет, наружу или внутрь, но она разрушится. Пока мы еще можем выбрать, в какую сторону падать камням.

Они смотрели на Хмеля почти с суеверным ужасом.

– Гельвин, тебя стоит бояться, – Гвенедор хлопнул воина по плечу, – будь я проклят – но я с тобой.

Один за другим, воины переводили взгляды на Ревиара. Никогда прежде не сомневавшиеся, они ждали его одобрения. И Ревиар Смелый видел, как молятся бледными губами умирающие и еще живые, но сам лишь крепче стиснул зубы.

– Принимаем предложение мастера Гельвина! – бодро произнес он тоном, не допускающим сомнений, – даст Бог, сработает.

Остальные опустили глаза, но недолго колебались, прежде чем принять решение. Если это и был шанс, то вполне возможно, последний.

– Хоть бы кто похоронил, – почти жалобно произнес Нэртис, едва слышно. Ниротиль Лиоттиэль услышал его, уже собираясь в сторону от южных ворот.

– Меня лорд Мирем обещал скормить своим собакам, – весело крикнул он в ухо соратнику, – а куда отправишься ты и все остальные? Мертвым так или иначе идти в землю.

Ситар выругался под нос на своем родном наречии. Кто-то в голос молился. Ревиарцы готовились к невиданному – разрушению стен Элдойра изнутри.

Хмель Гельвин и Ревиар Смелый, не сговариваясь, решили в ту минуту, что это было весьма символично.

***

Позже Мила думала, что битва за Элдойр ей приснилась.

Хотелось на это надеяться. Ей казалось, этого не может существовать в реальности. Особенно криков. Криков отчаяния, боли, криков предсмертной тоски. Воя агонии. Если бы не они, все можно было бы пережить. Вид взрезанных животов и вываливающиеся внутренности. Части тел. Лужи крови. Грязь, в которой угадываются после отрядов всадников лишь очертания втоптанных тел. И, вполне возможно, кто-то до сих пор по нелепой случайности жив. Как немилосердно идти мимо и не иметь возможности добить несчастных!

Не было поединков. Только теснящиеся толпы с оружием: стена против стены. Матерящиеся десятники. Мастера, командующие и покрикивающие на первые ряды. Лязг металла. Свист стрел. Вопли наступления и рев отходящих назад, отброшенных защитников стен.

– В строй! – кто-то надрывался над самым ее ухом, и непонятно, к кому было обращено его воззвание; любой, покинувший строй, рисковал быть убитым за минуту, не больше.

– Клинки! Копья! Клинки! Копья! – это сотник пытался, перемежая мечников и копейщиков, удержать южан на расстоянии от прямого столкновения. Получалось из рук вон плохо.

– Воздух! – и половина воинов забывала о щитах, а у второй их не было вовсе.

Сколько раз замахнулась Мила за битву, сказать она не могла. Только точно помнила, что в один из ударов, призванных сдержать натиск, услышала под рукой не скрежет железа, а уже знакомый мягкий, влажный звук.

Так клинок входит в тело. Как его только можно расслышать в окружающем шуме? Но расслышала.

Убит.

Кольца чьей-то кольчуги впились ей в руку. Где перчатка?

– Копья! Клинки!

Под рукой скользит рукоять. Мокрая от грязи, крови, от ее собственных потных рук. В глаза льет со лба.

– Сотня! Назад!

Застучали друг о друга копья и клинки. Сомкнулись с глухим рокотом щиты – их, слава Богу, держали воины покрепче. Милу отнесло на сотню шагов назад, как будто порывом ветра. Она не была уверена, что шагала своими ногами по земле. Что значит толпа: она несет тебя, стихийно и беспощадно, и никто не выбирает пути.

Привалившись к стене, она равнодушным взглядом проводила тех, кто встал сотне на смену. Асуры Гвенедора. Кольцо обороны все еще держалось. В голове было пусто, но схему рвов отчего-то забыть не удавалось. Может, потому, что она сама их копала.

Кто-то сунул в руки флягу. Мелькнуло знакомое лицо. Девушка из Ибера. Или из Сабы. Все они сливались за последние месяцы в одно. Потерянное, изможденное, уставшее. Юное и одновременно древнее.

– Сотня, ваши души сношать! Подъем!

Ноги не держат, руки не гнутся. В спину словно вогнали кол. Но на команду тело реагирует так, словно им управляют помимо воли девушки, и она деревянными движениями поднимает с земли свой меч, поправляет пояс и двигается вперед вместе со всеми. И уже на полпути снова встречает клинком чью-то жизнь.

Чью-то смерть. Чью?

– Сотня! В защиту! – а это голос Гвенедора, и сам он здесь же, грозный защитник Элдойра. И сомнений, ни страхов. Именно в его уверенности черпают свою силу асуры. Миле бы не помешало тоже.

Хоть какую-нибудь малую силу. Найти опору и выйти живой из ловушки, в которую она сама себя загнала. Мечтали ли остальные выжить и бросить войну навсегда? Сколько раз клялись завязать с кровавым ремеслом? В обычной жизни Мила поверила бы, что лишь ей свойственна слабость. Но сейчас, снова пережидающая короткую вечность между наступлением и пересменкой в первых рядах, могла поклясться, что слабость – смысл и суть войны.

С сильными не сражаются, сильных избегают.

– Сотня! В стены!

Они говорили, нужно выиграть сражение, чтобы не вести войну. О, Мила была готова никогда не видеть ничего кроме войны, если только это могло помочь избежать сражений.

***

– Выпить бы… – пробормотал Сернегор задумчиво, стоя рядом со своим огромным скакуном. Несколько сопровождающих его ревиарцев мрачно покосились на князя.

Вместо ответа воевода сплюнул смоляной жвачкой на землю.

– Ну и где подмога-то, а? – нетерпеливо задал мучавший всех воинов вопрос один из оборотней, – долго нам тут без дела сидеть? Там внизу славная заварушка, мы все пропустим!

Сернегор вздохнул, и вытер кровь с наручей. Он не собирался сражаться в первых рядах. Не собирался и во вторых – ранения при Парагин давали знать о себе, и если ему и придется выйти на поле боя, то либо умереть рядом с остальными, либо добивать противника.

Внезапно из пустеющего ущелья показалась – словно призрак, выплывая из тумана – маленькая фигурка. Волки и остроухие вместе напряженно всматривались в приближающегося путника, ожидая непременно увидеть за ним обещанные дружины Мелтагрота и Нэреина-на-Велде. Однако никого больше в Драконьей Кишели не появилось, кроме веселого путника на ослике, напевавшего что-то себе под нос.

Увидев целое собрание вооруженных рыцарей, путник несколько растерялся.

– Ты! – ткнул в сторону странника Сернегор, и покрутил мечом в руке, – далеко ли отсюда дружины Загорья?

Растерявшись совершенно, путник начал заикаться: «Благородные воины… да как же далеко… верстах в семи стоят привалом, с той стороны ущелья, обедают!». На услышавших ответ воителей страшно было смотреть: слово «обедают» вывело их из сосредоточения немедленно.

– Чтоб им, собачьим сынам! – надрывался князь Мелт Фарбена, бледнея от гнева, – братья тут гибнут за этот эрухти ульт Элдойр, а они!

Все вокруг солидарно принялись браниться. Однако у многих отлегло от сердца: подмога все же получила призыв о помощи и уже спешила к белому городу. Если бы не сообщение об их «обеде», воины даже не разозлились бы. Они бы просто молились, глядя в небо.

– Отправьте к ним кого-нибудь самого шустрого, – велел Сернегор, – Пусть все бросают из рук, и мчат сюда. Вот штандарт, не забудь приветствовать владык… хоть одного. Из приличия.

Первоцвет, прикинув на пальцах, предполагал появление подмоги через полтора часа.

– А как они пройдут через ущелье? Носите шатры! – заорал Сернегор паломникам, – к стенам! К стенам! Уберите их отовсюду, откуда только сможете! Скажите им, пусть отходят в горы!

В одно мгновение вокруг воцарилась суета, свидетели которой гордо потом рассказывали о совершении паломничества в тот год, что был ознаменовал великой осадой белого города. Вокруг вздымались столбы красной и серой пыли, звучали крики перепуганных женщин и плач детей, ржание лошадей и бесконечный, протяжный звук рога.

Дружина Мелт Фарбена твердо была намерена дожидаться вестей или немедленного подкрепления из Загорья, но ответ в течение получаса не пришел, и воины начинали беспокойно поглядывать на князя.

– Братья не выдержат без нас, – решился, наконец, Сернегор, – нам надо разворачиваться к воротам и не ждать подкрепления.

– Нас мало, – предупредил один из рыцарей, и, хотя страха смерти невозможно было найти в его замечании, воины невольно сжали рукояти мечей крепче. Многие тихо молились. Отряд готовился к потерям.

– Элдойр – дорогая жемчужина, – тихо ответил князь Мелт Фарбена, – надо, братья. Простите.

– Мы простим, и Он простит, – нестройно ответили рыцари, и отряд начал неспешно разворачиваться.

***

Сначала Ревиар опасался, что южная стена рухнет, стоит лишь убрать деревянные леса и подпорки. Но она все еще стояла. Уже знавшие о предстоящем разрушении, лучники убрались со стены, и даже отошли подальше. Некоторые доставали амулеты. Другие, не поддавшиеся суеверию, молились тихо.

Наконец, последние подпорки были убраны. Площадка перед стеной была свободна.

– Стена готова.

Ревиар Смелый кивнул, и его знаменосец развернул стяг к Регельдану и его дружинам.

– Строй!

Две тысячи воинов только и ждали, что этого приказа. Вперед выставлялись длинные копья и пики – вовремя раскопанные рвы внутри южной части города уже были полны кольев и нечистот.

Полководец кивнул второй раз. На этот раз на стенах города разворачивались знамена Ниротиля. Все силы армии должны были быть брошены к южным стенам.

– Давайте сюда дракона, – негромко велел Ревиар.

– Воины Элдойра! – громко выкрикнул Регельдан, не отходя от Ревиара, – сегодня мы идем на смерть! И мы ее не боимся!

– Мы ее презираем! – ответил дружно хор голосов, и почти минуту стоял невообразимый гул и лязг.

Не спеша, вальяжно, заслоняя одной лапой глаза от летящих сверху стрел, к южной стене подобрался из боковой улицы Пипс. Ревиар Смелый, видевший драконов не раз, подал пример своим кельхитам, большинство из которых явно не были готовы к встрече с крылатыми ящерами.

– Сможешь? – кивнул полководец на стену. Пипс задумчиво осмотрел ее.

– Да что тут делать, особо и не придется…ой.

Видимо, он осознал, что оплата прямо пропорциональна тяжести работы. Полководец не тратил времени на уговоры.

– А когда она упадет… можешь вылететь на них? С огнем?

– Огонь? – растерянно высказался другой дракон, укрывашийся за углом, – эй, двуногий, на огонь мы не договаривались…

– Мы молоды для огня, – тут же подал голос еще один ящер, невообразимым способом втиснувшийся в узкий проулок.

Ревиар заскрежетал зубами.

– Бесполезные чешуйчатые гады…

– Но можем напугать, можем, – поспешно возразил Арно, явно не меньше брата желающий подзаработать, – да, парни?

– Это верно. Дай нам немного… масла, сена, соломы – что у тебя есть?

– Напугаем так, что под ними земля промокнет! Увязнут кони!

Драконы хором загоготали. Усмехнулся и кое-кто из воинов.

– А стену-то взаправду опрокинете?

– Навалимся – справимся! – бодро выкрикнул Пипс, – ну-ка, братцы!

В несколько минут приготовления были завершены. Сторонясь драконов, кочевники внимательно следили за их странными движениями. Ящеры обстоятельно прощупали стену с внутренней стороны, разделились, оперлись лапами о камни, переговариваясь между собой.

– Беру свои слова обратно, – возвестил Пипс, – на славу сработана стеночка.

– Что еще?

– С одного удара не выломать.

– Так ударь дважды, чтоб тебе…

Дракон надулся. Попыхтел немного, пуская клубы бесполезного черного дымка, но согласно кивнул.

Несколько минут Пипс и остальные драконы возились у стены, что-то вполголоса обсуждая. Шипение стояло такое, что заглушало даже звуки сражения.

Снова Пипс вернулся к воинам.

– Теперь только дайте знать, когда, – сказал он и сделал движение, словно закатывал невидимые рукава, – мы готовы. Стена готова. Враги ждут.

Со стены послышалась громкая ругань и чьи-то крики. Драконы замерли, вслушиваясь. Шум битвы приближался и приближался, словно рокот гигантской волны, и воины нетерпеливо вытягивались, словно могли заглянуть за стену и рассмотреть происходящее.

– Омай! Вниз! – командовали со стены, и драконы один за другим нервно оглянулись на полководца Ревиара.

– Давайте, – кивнул он.

Ящеры внезапно забили крыльями, взметая клубы пыли. Кто-то расчихался. Послышался драконий рев и смачные ругательства на хине.

–…не поддаётся!

– А ты ногой ее…

– Ну-ка ломиком, ломиком ее, в бойницу…

Даже потрескавшаяся, стена белого города стояла крепко. Внезапно ее сотряс первый удар снаружи. Драконы отпрянули назад, но Пипс по-прежнему висел, уцепившись лапами, почти на самом верху, и отчаянно бил крыльями, пытаясь сохранить равновесие.

– Трусливые твари! Давайте еще раз!

Второй удар заставил стену загудеть, а трещины – подозрительно расшириться.

Драконы рванули к стене, один, второй – цепляясь чешуйчатыми пальцами за трещины, помогая себе крыльями и хвостами.

– Поддаётся, – заметил Ревиар, непроизвольно делая шаг назад, – строй!

Только один раз, молился он про себя. Один шанс, чтобы все-таки продать жизнь подороже. Только не продешевить.

Стена рушилась медленно, уродливо бугрились и трескались камни, летела еще кое-где остававшаяся целой облицовка, драконы знали свое дело, и с громким ревом набрасывались снова и снова на уязвимые точки наиболее широких трещин.

Озадаченные, какие-то из нападавших с таранами все-таки успели скрыться, но значительная часть была обречена: камни посыпались, и, как игрушечная, южная стена развалилась, подняв в воздух столб пыли. Грохот оглушил, надвигающаяся волна пыли и взметнувшегося с земли мусора засыпала все вокруг в радиусе квартала. В ушах еще звенело, когда появились первые очертания пролома в стене. Видимость была потеряна, но ревиарцам, привыкшим к пыльным бурям, было не привыкать.

Ревиар Смелый приготовился к бою.

Он лишь увидел первых тяжелых рыцарей, когда над войсками зазвучал вой. Рыцари замешкались – всего на секунду, но этого воинам Ревиара хватило, и они ринулись вперед, не ломая линии и идеального построения.

Всадникам в городе было почти не развернуться, и потому единственной надеждой обеих сторон была пехота. Боевые кличи обеих сторон смешались в предсмертных криках и воплях. Мгновенно неровности на белых дорогах южных кварталов заполнились кровью.

– Ждать, – сквозь зубы прошипел Ревиар.

Он уже видел капитана штурмового отряда. Он мог разглядеть каждую морщинку на знамени. Но было еще рано.

– Ждать! – уже громче приказал он.

Ревиарцы были лучшими не потому, что отличались особыми техниками боя. Они умели исполнять приказы. Войска Мирмендела слегка лишь задержались. Полководец уловил мгновение, когда большая часть воинов вышла из узкого проулка, но еще не выстроилась.

– Сейчас!

Озадаченные странным поведением обычно предсказуемого ополчения, мирмендельцы замедлили свой ход, ровно на столько, чтобы со всех сторон воины окружили их, перегородив собой все пути к отступлению. Не дав врагам перестроиться, штурмовые отряды Элдойра легко смели их первые ряды, растоптав и изрубив, словно дрова в щепки. Две волны войска окружили крепостные стены плотным кольцом, и несколько мгновений спустя в пыли и огне невозможно было что-либо рассмотреть.

Город и окружающие его долины погрузились в хаос.

***

– Это даже красиво, – выдохнула Молния, останавливая Летящего за рукав. В самом деле, в сумерках огни смотрелись необычно и завораживали.

– Они пришли слишком поздно, стена уже в пробоинах, – крикнул на нее юноша, – надо бежать из города, пока можем!

Молния, поняв по тону друга, что лучше ему не возражать, крепко вцепилась в его руку, и они побежали. Суматоха и всеобщая паника на улицах, ближайших к разрушенной стене, превосходила даже картины судных дней, которыми пугали проповедники боязливую паству: казалось, в одно мгновение все, кто месяц за месяцем прибывал в белый город, вдруг решили его покинуть. Немало было мародеров, надеющихся поживиться за счет беспорядка, достаточно было и тех, кто им противостоял. В сутолоке, неразберихе и внезапном помешательстве невозможно было разобрать, в какую сторону бежать и чьих приказов слушаться.

Горожане, привычные к войне и те, что ни разу ее не видели, предпочли панику.

– Отходим, – сообщил Летящему первый воин, в замызганном кровью плаще восточных войск, – отступаем к южным стенам, подмога из Загорья почти здесь.

– Здесь! – радостно выдохнул Летящий, и тут же смутился своей несдержанности, – но… зачем тогда отступаем?

– Ты – займись делом! – гаркнул воитель на юношу, и Летящего обдало запахом баранины с луком, кислого вина и табака, – там горит склад лавки лекаря – иди и потуши! – Летящий опешил, и воитель смирился с необходимостью объяснять молодому воину его обязанности.

«Ты, – ткнул он пальцем в юношу, – сейчас. Идешь к тому складу, призываешь к порядку и спокойствию жителей. Подмога пришла. Тушишь склад. Понял?». Летящий не успел опомниться, как остался один.

В воздухе, пыльном и грязном, уже тянуло подозрительным дымком со стороны лавки аптекаря. «Что он имел в виду? – теребила друга Молния за его черный плащ, – ты же сказал, надо бежать из города?». И если Молнии действительно нужно было убегать прочь, в планы Летящего дезертирство не входило.

– Ты беги, я останусь, – несмотря на старания оставаться хладнокровным, Летящий дрожал, – видишь, работка есть.

– Работка, Майяль! – взвыла Молния, и вновь потянула друга за руку со всей силой, – бежим, Летящий, сейчас же, бежим!

– Не могу!

Препирательство прервалось, когда на улице раздались вопли и вой, а затем – с неумолимой настойчивостью – то тут, то там послышались приказы с характерным акцентом. Летящий сглотнул. Добровольцы по тушению пожара тоже испарились, не рискуя собственными жизнями.