Текст книги "У любви не всегда красивое лицо (СИ)"

Автор книги: Eriksangelofmusic4ever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Ну, было бы странно, если бы она после всего произошедшего не болела… – я запнулся, а потом осторожно спросил: – Это Рауль?

Веки Кристин дернулись, и она снова открыла глаза. Теперь там читалась не только физическая боль, но и боль души и сердца.

– Д-да… Я… Я сказала ему, что он должен относиться ко мне лучше, если не хочет меня потерять… Он избил меня… Он… Он чудовище… Я… Я не хочу его никогда видеть… Мне было так страшно и ужасно больно…

Если бы ты знала, как мне сейчас больно, мой ангел!.. Больно за то, что не уберег тебя, за то, что оставил одну в тот момент, когда ты во мне так отчаянно нуждалась… Я убрал прядь волос с ее лица и ободряюще улыбнулся:

– Кристин, никто больше не посмеет причинить тебе боль, ты меня слышишь? Тем более он. Я не позволю. За ним охотится полиция, его ждет строгое наказание, уж я то позабочусь! – я прервал свою пламенную речь и с беспокойством посмотрел на нее. – Ты так бледна, Кристин…

Я осторожно присел на краешек кровати, стараясь поменьше прикасаться к ней, чтобы не причинить ей боли. Моя рука все еще сжимала ее пальцы, а потом Кристин вдруг прижалась щекой к моей ладони и закрыла глаза:

– Эрик… Я так рада, что Рауля больше нет…

Я улыбнулся и понял, что сломался. Навсегда сломался. Оковы, что сжимали мое сердце, треснули, лед на душе растаял, а те невидимые преграды, что я расставил в своей душе, вдруг рухнули.

Сейчас мы находились в полутемной палате – я и мой Ангел – и я снова любил её больше жизни. Вернее, я не переставал её любить, но снежная корка на душе не пропускала того тепла, что излучает любовь. Столько ссор, обид и надежд она перетерпела, чтобы вновь возродиться. Любовь…

Я смотрел на мою беззащитную любовь, такую бледную и прекрасную, и понял, что хочу оберегать её всю жизнь, заботиться об этой хрупкой и милой девушке, чтобы никакая сволочь, подобная виконту де Шаньи, не посмела даже косо взглянуть на нее.

– Тебе нужно отдыхать, Ангел… – тихо сказал я, высвобождая руку и проводя пальцами по ее бархатной щеке. – Спи, во сне не чувствуешь боли, уж я-то знаю. Я позабочусь о Густаве, пока ты тут.

– А… А что потом? – слабым голосом спросила она. – Что нам с Густавом делать после того, как меня выпишут? Я… Я не хочу возвращаться в ту квартиру…

Неужели ты думаешь, что я брошу тебя на улице, моя любовь?

– Не беспокойся об этом, потом всё решим. А пока спи, Кристин, просто спи…

Она слабо улыбнулась и закрыла глаза. Я постоял минут десять, пока не убедился, что она уснула, и только потом пошел обратно домой.

По пути я вдруг заметил, как прекрасно ночное небо и ночной ветерок, как красиво сияет на небе полная луна, окруженная миллиардами светящихся точек – звезд. Я снова чувствовал себя живым, снова видел то, что не видел так давно, – красоту вокруг.

Когда я пришел, то сразу поднялся наверх, чтобы убедиться, что Густав все еще крепко спит. Он действительно спал, подложив руку под голову. Затем я спустился вниз, нагрел себе воды в ванной и лег. Теплая вода… Как давно в последний раз я принимал ванну с теплой, а не холодной водой?.. Я не помнил. И не хотел теперь вспоминать.

Теплая вода убаюкивала меня, расслабляла уставшее тело. Веки начали тяжелеть, но я старался не закрывать глаз. Это было нелегко после такого тяжелого дня, и, наконец, я сдался. Закрыв глаза, я, сам того не замечая, уснул. Обычно я сплю неспокойно, мне снятся тревожные сны, но сегодня мой сон не потревожил ни один кошмар.

Я проснулся, когда услышал настойчивый стук во входную дверь. Ахнув, я сел и не сразу понял, где нахожусь. Вода стекала по моему телу, и только тогда я вспомнил, что уснул в ванной. Но тогда вода была теплой, а сейчас она застыла и была почти ледяной… Бррр! Холодно! Как долго я спал? Без колебания я вылез и, натянув халат, пошел к двери. Передо мной стоял Надир. Когда я вышел на порог, он с недоумением уставился на мой халат.

– Ты только проснулся?

– Можно и так сказать, – уклончиво ответил я.

– И ты мокрый…

Я уже хотел ответить, но перс сделал это за меня:

– Ты что, уснул в ванной, да? – он весело хмыкнул, но, перехватив мой взгляд, прикусил губу и замолчал.

– Почему ты здесь? – спросил я, меняя тему.

– Я пришел, чтобы сказать – мужа Кристин не могут нигде найти. Полиция прочесала все сверху донизу, но Рауля как будто след простыл.

– Он не покидал острова, – я покачал головой. – Он не уедет без Густава, он вернется за ним.

Я отошел, пропуская Надира в дом, и плюхнулся в кресло.

– Как она? – Надир сел на скамейку для пианино и вопросительно поглядел на меня.

– Я был у нее этой ночью… Она очнулась, но так плохо выглядит. Ох, Надир, что же мне теперь делать? Ведь я должен заботиться и о ней, и о ее ребенке…

– Не думай пока об этом, Эрик, самый лучший план – импровизация. Я забегу к Кристин в больницу, а потом пойду на работу.

– Алиша не приехала? Пока ребенок со мной, я не могу работать. Вчера меня чуть не уволили.

– Алиша приехала сегодня утром. Когда я буду проходить мимо дома, то скажу, что ты приведешь Густава.

– Спасибо, – я сердечно поблагодарил Надира. Слава Богу, хоть одной проблемой будет меньше! Перс просто кивнул в ответ.

– А теперь я должен бежать. Удачи, Эрик.

И он ушел, заперев за собой дверь. Я поднялся на ноги и увидел Густава, стоящего на первой ступеньке. Его волосы были растрепаны, а сам он зевал, протирая заспанные глаза маленькими кулачками. Очевидно, он только что проснулся.

– Мама пришла? – спросил он с надеждой.

– Нет, – ответил я и покачал головой. Мальчик очень скучал по маме. Ох, если бы Кристин быстрее выздоровела! Ведь я тоже по ней скучаю… – Она еще в больнице. С чего ты взял, что она здесь?

– Я слышал, как вы разговаривали с кем-то.

– Это был Надир. Сейчас мы переоденемся и пойдем навестить твою мать. Ты согласен?

Мальчик закивал головой и побежал наверх, я же поднялся следом за ним и вошел в свою спальню. Там мальчик схватил свою рубашку, а затем вдруг повернулся ко мне.

– Мы будем завтракать? Я очень голоден…

Вообще-то, завтрак в мои планы не входил, так как я уже привык длительное время обходиться без еды и есть только тогда, когда это мне действительно нужно. Но Густав явно был очень голоден, поэтому я кивнул ему в ответ и увидел, как на его лице расцвела радостная улыбка. Ах, до чего же он еще маленький, если способен радоваться таким простым вещам!..

– Мы зайдем в пекарню по пути в больницу, сойдет?

– Да, мистер Эрик! – малыш весело кивнул и подпрыгнул на месте, а потом схватил свою рубашку.

Минуту я стоял и смотрел, как он безуспешно пытается натянуть рубашку, но она вся перевернулась, и мальчик запутался в ней. Тяжело вздохнув, я опустился перед ним на колени и помог одеться. Затем начал завязывать шнурки на его ботинках.

– Спасибо, мистер Эрик, я… Я не умею завязывать шнурки.

– Смотри же, – я вспомнил, как сам научился с помощью небольшой детской присказки. – Дракон летит под мост, сквозь петлю, и в замОк…

Я зашнуровал один ботинок, а второй предоставил мальчику. Тот улыбнулся, сел на корточки и взялся за шнурки.

– Дракон летит…

– Под мост, – подсказал я, взял его руки в свои и начал показывать на примере.

– Сквозь петлю…

– И в замок, – улыбнулся я, затянув бантик. – Готово.

– Готово! – весело повторил мальчик и так тепло улыбнулся мне, что у меня аж дух перехватило.

Наконец-то мы собрались и уже были готовы выходить, когда он вдруг подергал меня за рукав и спросил:

– Могу я поехать у вас на плечах, мистер Эрик? – я нахмурился.

– Не думаю, что это хорошая идея, Густав. У меня болят ноги, я могу споткнуться и упасть, а ты – пораниться. Пойдешь пешком, хорошо?

– Хорошо… – мальчик немного расстроился, но, впрочем, скоро забыл об этом инциденте. Я надел плащ, взял ребенка за руку и вышел на улицу. Он сначала весело зашагал возле меня, осматривая все вокруг, а потом вдруг сказал:

– Холодает, мистер Эрик…

– Да, действительно, – согласно кивнул я. – Не удивлюсь, если Хэллоуин мы встретим по уши в снегу. Всего две недели – и эти улицы опустеют, Луна-Парк закроется и все разъедутся.

– Мы тоже уедем? – ребенок поднял на меня любопытные глаза.

– Нет, мы останемся. Уедут туристы.

– Мы с мамой приехали сюда весной, я никогда тут не зимовал, – в ответ на это заявление я промолчал, но вдруг подумал, что вряд ли Кристин захочет остаться здесь после всего того, что было. Может быть, она и впрямь уедет отсюда?.. Уедет и снова оставит меня одного… От этой мысли внутри у меня все сжалось, но я сдержал свои эмоции.

– Мы пришли.

Я открыл дверь в пекарню, пропуская ребенка вперед. Странно, когда мы шли и просто разговаривали, у меня не было обычного безудержного желания остаться одному, напротив – мне было интересно беседовать с ним.

Мы подошли к прилавку, и я поднял ребенка к себе на плечи, указав на табличку с ассортиментом.

– Здесь много всего аппетитного. Пончики, сладкие булочки, кексы. Ну, что ты будешь?

Мальчик преувеличенно внимательно изучал список булок, хотя я знал, что он не умел читать.

– Раньше мы иногда заходили сюда с мамой, и она покупала мне сладкие булочки с орешками. Можем мы их купить?

Я замер. Он тоже, как и я, любил орехи? Из всего того, что здесь было, он выбрал именно то, что я любил. Может, действительно?..

«Ох, Эрик, хватит! – язвительно фыркнул внутренний голос. – Это уж слишком притянуто за уши! Ты просто хочешь, чтобы он действительно оказался твоим сыном, поэтому и обращаешь внимание на такие несущественные детали!»

Да, действительно. Я вздохнул и вернулся в реальность, где Густав все еще стоял и вопросительно глядел на меня.

– Ты любишь орехи? – спросил я.

– Да, очень, мистер Эрик…

Я заказал несколько булочек, и мы сели за самый дальний столик. Я внимательно наблюдал за мальчиком, с аппетитом жующим свой завтрак. Мысль о том, что мы уж чересчур похожи, не отпускала меня. Я мог только надеяться, что это не пустые догадки… И что Густав – действительно мой сын.

========== Глава 37. ==========

Глава 37.

POV Эрик.

– Ну что, наелся? Больше не голоден? – спросил я, когда Густав с аппетитом уплетал булочки.

– Почти наелся, – пробурчал он.

– Не говори с полным ртом, а то подавишься.

Я тем временем тоже отломил кусочек от своей булочки и стал его жевать. Мне было очень неудобно есть, но я даже не подумал о том, чтобы снять маску. Это последнее, что я сделаю, когда я в общественном месте, да еще и в обществе мальчика. Лучше терпеть голод, чем насмешки и издевательства. Но так как я был зверски голоден, пришлось жевать, не снимая маски, хоть это было неудобно.

Когда Густав закончил завтрак, то поднял на меня свои зеленые глаза и вздохнул:

– Вы очень медленно едите, мистер Эрик…

– Ну, как могу, так и ем, – немного сердито отозвался я, но потом сделал себе замечание: он же совсем маленький и ничего не понимает, незачем на него сердиться. – Что ж, пока я не закончил с едой, предлагаю поиграть в игру.

Мальчик удивленно поднял брови, но потом кивнул и заинтересованно наклонился вперед. Его серо-зеленые глазенки заблестели.

– Что за игра?

– Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечать. – Мне было очень интересно узнать о Густаве больше.

– О, это не интересная игра, – насупился мальчик и опустил голову на стол. Я же немного разочаровался, а потом сердито сверкнул глазами. Как будто я хочу играть с тобой – честно, говоря, я просто не умею – мне просто нужно знать, так ли сильно ты похож на меня, как я думаю.

– Чего ты боишься? – спросил я мальчика. – У тебя есть страхи?

Мальчик пожал плечами, ему явно было скучно, но все же я заметил некую скованность его жестов. Да, он точно чего-то боится, но не решается или попросту не хочет говорить мне.

– Если я скажу то, чего боюсь, – я пошел по другому пути, – ты скажешь?

Но он молчал. Просто молчал. Боже, я терпеть не могу детей… И это потому, что я совершенно не умею находить с ними общий язык. Я вздохнул и уже хотел встать и пойти вместе с ним в больницу, как вдруг Густав поднял голову и сказал:

– А что, если я покажу вам?

Я недоуменно посмотрел на него:

– Покажешь то, чего боишься?

Ребенок кивнул и, вскочив на ноги, взял меня за руку. Он потащил меня в Луна-Парк, расталкивая на пути людей. На мгновение мы остановились у небольшого домика, над входом в который висела табличка «Комната Смеха». Затем мы вошли вовнутрь.

Там был целый лабиринт зеркал, которые всячески искажали отражение. Тут были и короткие зеркала, и длинные, и кривые, но мальчик остановился около одного конкретного и, закрыв глаза, отошел на несколько шагов назад.

– Подойдите, мистер Эрик, – немного дрожащим голосом проговорил мальчик. Я подошел и ничего не увидел, кроме своего отражения.

– Что здесь страшного? – недоуменно нахмурился я.

– Встаньте вот сюда.

Я послушно встал на то место, куда показал ребенок, и снова посмотрел в зеркало. Теперь я смотрел не на свое отражение, а на огромного монстра с шерстью и клыками, с которых капает слюна. Конечно, я знал, что это подделка, но Густав был еще слишком мал, чтобы это понять.

– Оно превращает нас в монстров, – прошептал мальчик, не отрывая глаз от пола, – мы с мамой зашли сюда пару недель назад, я взглянул в него и увидел… Увидел себя, скользким, покрытым чешуей. Внутри меня был монстр, мистер Эрик…

Я оторвался от зеркала и посмотрел на ребенка. Он так и стоял, опустив голову и не решаясь посмотреть в зеркало. Знал бы он, как я боюсь зеркал! Только я боялся их не потому, что они показывали вот такие вот иллюзии, вроде монстра внутри человека, а потому, что я сам был им, был монстром… И не внутри, а снаружи.

Иногда, когда я, будучи в доме один, забываю надеть маску и случайно вижу свое отражение – то в ужасе отворачиваюсь. Вот и Кристин так же. Она не может видеть мое лицо, потому что я монстр, я не человек. И я снова вспомнил ту ночь, когда она случайно прикоснулась к моей правой щеке, а потом отдернула руку и убежала. Нет, она никогда не сможет смотреть на меня без страха и отвращения…

Вдруг я услышал тихий всхлип и снова посмотрел на Густава. Мальчик переминался с ноги на ногу, он очень боялся оставаться здесь, и я был уверен, что, не будь тут меня, он бы сразу убежал.

– Ты боишься монстров?

– Того, что во мне, – кивнул Густав, не поднимая головы, и его голос прозвучал очень испуганно и потерянно.

– Нет, – я потянулся и взял его за руку, – иди сюда.

Ребенок зажмурился, но все-таки подошел. Видимо, он доверял мне. Эта мысль согрела мне душу. Я положил руки ему на плечи и повернул лицом к зеркалу.

– Открой глаза, не бойся.

Густав судорожно выдохнул, когда открыл глаза и увидел двух чудовищ, один с чешуей, а другой заросший густым мехом. Я почувствовал, как Густав дернулся и чуть было не убежал, но ему не дали сделать этого мои руки, крепко сжимающие его за плечи. Я должен был развеять его страхи.

– Густав, ты знал, что это всего лишь иллюзия?

Он покачал головой.

– Иллюзия – это то, что ты видишь, но это не значит, что это реально. Это сделано для смеха, Густав, в тебе нет никакого монстра.

– От-ткуда вы знаете? – недоверчиво спросил мальчик.

– Потому что я видел настоящего монстра. И не раз.

Мальчик озадаченно нахмурился:

– Видели?

– Да… На мой седьмой день рождения. Видишь ли, в моем доме никогда не было зеркал, я никогда не видел свое отражение, но очень хотел посмотреть. Я сказал об этом матери, и она отвела меня в свою спальню, где висело единственное зеркало…

– И что вы увидели? – заинтересованно спросил мальчик. В его голосе уже не было страха.

– Монстра… Оттуда на меня смотрело чудовище, Густав. Изуродованное лицо со вздутыми волдырями, что тянулись почти до затылка. И я испугался… – на меня вдруг нахлынули эти ужасные воспоминания, и я качнул головой, стараясь как можно скорее от них избавиться, но это мне не сразу удалось.

– Это была иллюзия?

– Нет, – я горько покачал головой. – Это была не иллюзия… Это был я. В реальности. И это было ужасно… А эти зеркала, – я окинул взглядом комнату, – просто детская забава.

– Так во мне не живет монстр? – с надеждой спросил Густав.

– Нет… – я ободряюще улыбнулся мальчику и вдруг понял, что только сейчас ему рассказал. Я рассказал ему про себя, про свое лицо и он не убежал в испуге.

– Так как вы скрываете того монстра, что живет в вас?

Я указал на маску:

– Мать сказала, что я должен прятать лицо, чтобы не пугать людей… – но об этом ему уже знать не нужно, ведь, чего доброго, он еще захочет увидеть мое лицо. – В общем, ты не должен бояться иллюзий, Густав, ты понял?

– Да, мистер Эрик.

– Хорошо, – я улыбнулся ему и увидел, как из его глаз мало-помалу исчезает страх. – Тебе понравилась игра? – мальчик согласно закивал головой, а я предложил: – Тогда давай продолжим играть по пути в больницу.

Я взял Густава за руку, мы вышли из парка и пошли прямо по тротуару.

– Какой твой любимый цвет?

– Черный…

– Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? – мальчик кивнул головой и немного несчастно взглянул на меня.

– Когда мама вернется домой?

– Ну, я не такой вопрос имел в виду… – я вздохнул и собирался промолчать, но когда увидел, с какой надеждой смотрит на меня Густав – мое решение отмалчиваться было тут же пересмотрено. – Может, завтра. Она должна быть в больнице, пока врачи не убедятся, что она здорова.

Решив продолжить разговор о симпатиях и антипатиях завтра, я распахнул двери больницы, и мы прошли в палату Кристин. Густав тут же вырвался из моих рук и, бросившись к матери, крепко ее обнял.

– Тише, Густав, – предупредил я, – ей больно.

Но Кристин улыбалась, гладя своего сына по спине. В ее глазах стояли слезы и, когда я перевел взгляд на нее, то увидел там благодарность. Я поднял мальчика на руки и посадил на стул, что стоял у постели девушки. Сам же я сел на краешек ее кровати, осторожно взяв Кристин за руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Устала, – вздохнула она, – я стараюсь спать как можно больше, но врачи вечно меня будят и лезут со своими лекарствами каждый час.

– Зато ты быстрее поправишься.

– Да, хотелось бы, – она вздохнула и поморщилась. Видимо, каждое движение приняло ей боль. Мое сердце дрогнуло, но вдруг я вспомнил одно очень важное дело, по поводу которого мне давно хотелось поговорить с ней. Но здесь Густав… Что же делать? О, я знаю, что делать! Я выудил из кармана пару монет и протянул их Густаву:

– Иди в столовую и попей чего-нибудь, а то съел все булочки всухомятку.

Мальчик кивнул и, радостно схватив монеты, вышел. Кристин же нахмурилась и взволнованно спросила:

– Ты думаешь, что безопасно отпускать его одного?

– Он скоро вернется, а ты пока скажешь мне правду.

Лицо Кристин вмиг изменилось, и она испуганно взглянула на меня:

– Какую правду? – ее голос немного дрожал, и я подумал, что она уже сама догадалась, какую именно правду я хочу от нее услышать. Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я должен знать, иначе просто сойду с ума от неизвестности.

– Кристин, скажи правду о Густаве. Чем больше я с ним провожу времени, тем больше нахожу у нас общего…

– О чем ты говоришь? – она перебила меня и непонимающе уставилась на меня.

– Кристин, я хочу знать… Густав, он… Он мой сын?

Повисла пауза. У девушки было озадаченное лицо, казалось, она ищет, что сказать, но никак не может найти подходящие слова. Я же замер, почти не дыша. Наконец она выдавила из себя одно слово, которое не слишком обнадежило меня.

– Ч-что?

– Кристин, я должен знать… – она снова захотела меня перебить, но я махнул рукой и продолжил говорить, уже намного быстрее, чем минуту назад. Она же просто смотрела на меня. – Ладно, допустим, что общие интересы могут быть совпадением, но внешность… У него мои глаза. Мои.

Кристин с минуту молчала, а потом ее лицо вдруг изменилось. На нем одновременно появились нерешительность и… и еще что-то, что-то, чего я никак не мог понять. Наконец, победило второе чувство, и она сказала, глядя мне прямо в глаза:

– Как ты мог даже подумать об этом? Твой сын? Ты с ума сошел?

– Но… – я запнулся и ощутил, как земля уходит из-под ног. – Та ночь! Я все просчитал, все совпадает… Он ведь мой…

– Он не твой сын, Эрик! – но я все еще надеялся, поэтому продолжил говорить.

– У нас одинаковые родимые пятна! В точности…

– Эрик, я забеременела от Рауля, понимаешь? – она снова перевала меня и теперь я услышал то, что она сказала уже несколько минут назад, но я все никак не желал ее понять. И это было сродни тупому удару в живот. – Он не твой ребенок! Рауль его отец, он был зачат в первую брачную ночь. И прекрати этот разговор.

Я опустил глаза. Надежда ушла. Ее больше не было.

«А на что, собственно, ты рассчитывал? На что надеялся? – ядовито осведомился внутренний голос. – Ты же знал в глубине души, что это так, что он просто не может быть твоим сыном. Посмотри на него: он красив, он прекрасно сложен, он – не ты. А глаза… мало ли на земле людей с одинаковым цветом глаз».

А как же талант? Ведь у него же настоящий талант!

«А ты разве забыл, что его мать – оперная певица, а его дед был виртуозным скрипачом? При чем здесь ты?».

Действительно, при чем здесь я… Но я же надеялся, так надеялся, а она… она разбила мои надежды.

«Кристин всего лишь развеяла твои сомнения!».

Да, сомнения… Но почему же на душе у меня не стало спокойнее, когда я узнал правду?.. Почему мне стало так плохо? Внутренний голос промолчал, а я сглотнул ком, застрявший в горле, и взглянул на Кристин:

– Ты сердишься на меня сейчас, верно? – она отвела глаза, а через минуту промолвила:

– Как ты мог подумать, что я не буду сердиться? О, Эрик…

Я снова опустил голову. Дурак ты, Эрик, просто дурак. Зачем ты вообще начал этот разговор? Знал же, что ничего из этого не получится. Не было той привычной боли, что всегда сопровождала мою душу, нет. Было просто разочарование. Мне казалось, что этот мальчик всё, что у меня есть, но теперь я знал правду. Он не мой сын и никогда им не был.

– Эрик, скажи что-нибудь, – голос Кристин прорвался сквозь мои мысли, он звучал немного взволнованно.

– Я просто думал, что есть какая-то надежда… – проговорил я, уставившись в пол. – Что я не один, что у меня есть кто-то родной и близкий. И Густав стал мне очень родным, ведь он так похож на меня. Но я ошибся. Прости, мне очень стыдно…

– Эрик… – до меня донесся тихий шепот Кристин и ее глубокий выдох.

– Мама! – прежде чем я успел ответить, дверь приоткрылась, и вошел Густав, держа в руках бутылку с водой. Мальчик остановился у постели матери, улыбнулся ей, а потом нахмурился: – Мама, а почему ты такая грустная?

– Я вовсе не грустная, малыш, – сказала Кристин, но даже ее голос звучал очень печально, а лицо как-то осунулось. Она посмотрела на меня, словно ища поддержки, но я не сказал ни слова. Мне не хотелось даже смотреть на этого ребенка. Почему? Не знаю… Просто не хотелось и все.

– Мы уходим, – сказал я и резко встал с кровати, – у меня много дел перед работой.

– Эрик, – Кристин попыталась остановить меня, но я не хотел больше здесь оставаться. Я хотел уйти, остаться один. Но этот мальчишка – он обуза!

– Попрощайся с матерью, Густав.

– Но… Но мы только пришли, – несмело возразил тот.

– Я сказал – попрощайся! – почти прорычал я. Кристин немного испуганно взглянула на меня, а мальчик прижался к матери, словно ища защиты.

– Мы навестим тебя позже, – сухо сказал я и покинул палату Кристин. Спустя пару минут мы уже шли к дому Надира. Мне было ужасно стыдно за свои слова, за ту надежду, которую я лелеял в своем израненном сердце. И вдруг вместо боли и разочарования пришла злость. Рауль! Чертов Рауль! Даже тут ты победил меня, забрал мечту о ребенке…

POV Кристин.

Когда двери палаты захлопнулись за сыном и Эриком, я закрыла лицо руками. Эрик узнал, он догадался, а я… я не сказала ему правду. Я даже не поняла, что именно говорю ему, я только видела его помрачневшее лицо и угасшую надежду в глазах…

Но почему я не сказала? Почему? Всё так быстро произошло, я испугалась! Да, просто испугалась и не могла сказать ни слова. Но я не думала, что Густав стал ему так дорог, не думала, что он так сильно обидится и расстроится…

Не думала! Ну, когда же я начну думать, а? Когда перестану причинять боль единственному человеку на свете, который любит меня даже больше собственной жизни! Точнее, когда-то любил…

Когда я увидела помрачневшее и расстроенное лицо Эрика, все во мне перевернулось, и я хотела сказать ему правду. Хотела обрадовать его, но он…он уже не слушал.

А, может, я и правильно сделала, что не сказала. Я не знала, любит ли меня еще Эрик, а если бы он узнал, что Густав – его сын, то ему пришлось бы быть со мной из-за сына, а я не хотела, чтобы он был со мной против своей воли.

Но, тем не менее, я обидела Эрика. Он ведь замечательный, он очень хороший человек, и я рада, что Густав сейчас вместе с ним. Бедный мой Густав: родная мать в больнице, приемному отцу дороже бутылка коньяка, чем мой ребенок, а настоящий отец только что вылетел из моей палаты, потому что я ему солгала…

Я тихо застонала. Эрик… Бедный Эрик. Он должен знать, должен! Ведь он заслуживает этого счастья намного больше, чем кто-либо. Я расскажу ему, обещаю!

========== Глава 38. ==========

Глава 38.

POV Эрик.

– … Почему мы так быстро ушли, мистер Эрик? – Густав, которые еле поспевал за мной, непонимающе сдвинул брови и немного жалобно посмотрел на меня, однако я не ответил и продолжал быстро идти к дому Надира. Я сбегал. Да, просто сбегал. Сбегал от едких слов Кристины, от той боли, которую я испытал… сбегал от самого себя, хотя знал, что это мне вряд ли удастся.

Вдруг я испытал к себе почти отвращение: в кого же я теперь превратился? Раньше я бы не стал убегать от неприятностей, раньше я бы смело встал перед ними, а теперь… Что я делаю теперь? Превратился в обычного глупого человека и слепо покоряюсь судьбе вместо того, чтобы взять ее за горло и потребовать своего!

Да, пусть внутри меня съедает жгучая обида и желание мести, так почему же я не могу поддаться им, как в былые времена? Почему не могу отыскать Рауля и отомстить ему, почему не могу снова, как раньше, очаровать Кристин и наконец-то получить все то, о чем мечтал уже так давно?!

Ответ пришел почти сразу: я стал слабым и духом, и телом. Во мне что-то сломалось, что-то такое важное, такое близкое, с которым я не расставался уже очень давно… Что же это?.. Я не знал. Я мог только догадываться. Но вдруг меня пронзила обидная мысль: неужели я просто сдамся? Я – великий Призрак оперы – просто опущу руки и сдамся? Нет, не сдамся! Или…

Я опять вспомнил выражение лица Кристин, ее горькие слова и обиду, которая поразила меня до глубины души, погасив тот маленький огонек надежды, который еще пылал в моей душе. И снова вся боль навалилась на меня, а плечи опустились. Нет, я уже не Призрак оперы, при упоминании имени которого все дрожали от страха. Теперь я просто жалкий человек, которому злая судьба ставит все новые и новые преграды на пути.

– Мистер Эрик? – снова жалобно протянул Густав. Я машинально повернул к нему голову и увидел, что его личико немного перекосилось от боли. Только тогда я осознал, что слишком сильно сжимаю его руку, и выпустил ее со вздохом.

Мальчик недоуменно потер запястье, но все же пошел за мной.

Мы уже почти приблизились к дому Надира. Когда же мы, наконец, с ним поравнялись, я подошел к двери и постучал в нее. Никто не открыл сразу, но мне показалось, что прошло уже очень много времени, хотя на самом деле минуло где-то минуты две, и я снова принялся громко стучать кулаком в дверь.

Наконец она отворилась. На пороге стоял перс, которого я уже и не думал увидеть, и удивленно смотрел на меня. Видимо, я сейчас ужасно выгляжу – это мне сказали его глаза.

– Эрик? – недоуменно спросил он, и я вдруг осознал, что не могу больше держаться, что еще чуть – и я зарыдаю вслух. В моем горле образовался ком, а на глаза навернулись слезы. Как же надеялся и уже почти свыкся с мыслью, что этот ребенок – мой. Что у меня есть хоть один человек на свете, который действительно мой: и душой, и телом.

Я, не сумев сдержаться, горько всхлипнул, но тут же умолк, судорожно хватая ртом воздух. Однако перс уже успел заметить, что со мной что-то не так. Увидев слезы, он нахмурился и потянулся ко мне, чтобы взять за плечо, но я отстранился.

– У меня много дел, – глухим голосом сказал я, очень стараясь, чтобы он звучал как можно жестче, – ты обещал присмотреть за Густавом.

– Да, конечно… – пробормотал Надир и уже что-то хотел сказать, но не успел, так как я резко отвернулся от него и, даже не взглянув на Густава, развернулся и пошел прочь от их дома. За своей спиной я слышал, как Надир передал ребенка в руки Алиши, а затем послышался топот ног, с чего я сделал вывод, что он бросился вслед за мной. Зачем он это делает?.. Я еле слышно застонал. Ради всего святого, я хочу побыть один и попробовать понять все то, что сейчас происходит в моей жизни, попробовать справиться с этим!

– Эрик, что случилось? – Надир все-таки догнал меня и остановил, схватив за рукав и повернув к себе. Он был очень взволнован и озадачен.

– Всё! Всё случилось, Надир! – почти закричал я. – Мальчик! Я думал, что он мой сын! У него потрясающий слух, у нас одинаковые глаза, а еще у него такая же родинка, что и у меня. Ох, Надир, какой же я дурак! – я застонал от бессилия и схватился за голову. – Я пришел к Кристин и спросил напрямую об этом, а она посчитала меня сумасшедшим. Это не мой сын, Надир… Не мой!

– Эрик, Эрик, успокойся! – он попытался схватить меня, взволновано расхаживающего по улице, за локоть, однако я увернулся. – Да остановись же ты! – но я только подальше отошел от него и замахал головой.

– Уходи, Надир, мне не нужна жалость.

С этими словами я отвернулся от него, потрясенно взирающего на меня, и пошел к ресторану, каждую минуту ускоряя шаг. Опять эта безумная попытка сбежать, уйти от себя и от своей боли… Но ничего не получалось, безумие настигало меня и я изо всех сил сжимал пульсирующие дикой болью виски.

В таком состоянии я заявился на работу. Это была худшая смена в моей жизни. Я терялся, путал ноты, играл совсем не то, что написано, а мои мысли вились только вокруг того момента, когда я лежал и умирал дома после нападения Рауля. Я так хотел умереть тогда, но выжил лишь потому, что подумал, что должен жить ради Кристин и Густава. Но теперь смысла в этом не было… Теперь ни в чем больше не было смысла. Лучше бы я тогда умер, лучше бы не знал той боли, которая приходит, когда рушатся все надежды…

– Эрик, что на тебя нашло?

Я поднял глаза на доктора Гангла, который стоял передо мной, и понял, что не играю. Я так задумался, что мои пальцы неподвижно лежали на клавишах, чего раньше никогда не случалось. Как бы я ни был обижен, оскорблен или ранен, я всегда садился за пианино и изливал свою боль… Теперь же мне даже играть не хотелось.