Текст книги "Мы будем жить (СИ)"

Автор книги: Эмма IL.Vento

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

А что до Поттера…

Снейп огорченно закусил губу, глядя, как Лили гладит его волосы.

Поттера ждало все остальное.

Римус Люпин

Римус шутливо поклонился Мэри, та тепло улыбнулась и вернулась к своему кавалеру, который последние пять минут ревниво сопел, наблюдая, как его девушка танцует с другим. Сегодня она выглядела просто замечательно, впрочем, как и остальные девчонки, потратившие массу усилий, чтобы сразить всех своей красотой. Сам Римус чувствовал себя неуютно: в парадной мантии невозможно как следует расправить плечи, а бабочка, затянутая слишком туго, давила шею. Он волновался, переминаясь с ноги на ногу, и постоянно смотрел на сцену.

Действующий Министр Магии всего два раза посещала выпускные вечера в Хогвартсе, но в этом году Миллисента Багнольд видимо решила, что это очередной шанс расположить к себе волшебное сообщество и доказать всем – она по-прежнему невозмутима, сильна и готова к борьбе. Речь, звучавшая из ее уст, была вдохновенной и эмоциональной, Багнольд много говорила о сплоченности, гордости и о том прекрасном будущем, которое их всех ждет, когда Темный Лорд падет. После вежливых аплодисментов она отошла в сторону. Ее место заняли деканы, и вот теперь Большой Зал уже во второй раз взорвался от сумасшедших оваций. Сегодня необыкновенно остро чувствовалось, что на протяжении семи лет эти люди были не только строгими учителями, но и наставниками, советчиками, а порой верными надежными друзьями.

Мадам Спраут смахнула слезу, улыбнулась и взяла первый диплом.

– Боунс, Амелия.

Высокая худенькая девочка в белом платье поднялась на сцену, крепко обняла своего декана и обменялась рукопожатиями с министром и директором.

– Бриджет, Гарри.

Капитан команды Пуффендуя вскинул в воздух сжатый кулак.

– Джонсон, Майкл.

Скоро Спраут сменил подпрыгивающий от возбуждения Флитвик.

– Бруствер, Джонотан, – пропищал Флитвик и чуть не свалился со сцены, потянувшись пожать руку своего лучшего студента.

Дождавшись фамилии, от звука которой у него все еще ускорялось сердцебиение, Римус невольно улыбнулся. Эмма Уэйн скованно улыбнулась, на щеках у нее заиграли ямочки, она покраснела, когда Дамблдор что-то шепнул ей на ухо, а потом посмотрела в зал и нашла взглядом Римуса. Меньше всего ожидавший этого, Римус смутился, а потом ободряюще ей кивнул и поднял вверх большой палец.

Получили свои дипломы слизеринцы, и уже спустя несколько секунд, гриффиндорцы, уставшие ждать, вскочили на ноги, а МакГонагалл, вместо того, чтобы рассердиться, с такой нежностью и теплом взглянула на своих подопечных, что у Люпина встал комок в горле.

– Блэк, Сириус, – голос МакГонагалл чуть дрогнул и она глубоко вдохнула.

Сириус, провожаемый восхищенно-влюбленными девичьими взглядами, радостно помахал своим дипломом, а потом подскочил к МакГонагалл и быстро поцеловал ее в щеку, получая еще одну порцию всеобщего восхищения. Сама МакГонагалл только махнула рукой, но, как показалась Римусу, осталась довольна.

– Эванс, Лили.

Джеймс засвистел, а Лили, едва сдерживая слезы, долго обнимала декана и смущенно трясла руку министра.

Когда пришел его черед, Люпин почувствовал, что ноги как будто онемели, не помня себя, он поднялся за своим дипломом, глупо улыбаясь и постоянно оглядываясь на друзей.

Поттера встретил самый громкий гул и самые искренние приветствия, а сам он, игнорируя ступени, лихо запрыгнул на сцену, упершись рукой о край.

До одури счастливые, теперь уже бывшие ученика Хогвартса, обнимались, радовались, обильно проливали слезы, обступали своих деканов, перебивая друг друга говорили слова благодарности, когтевранцы качали Флитвика на руках. Сохатый подступился было к МакГонагалл, но Эванс во время его одернула.

– … всю нашу жизнь, день за днем, вы вынуждены применять решения, – говорил Дамблдор. – Порой незначительные, например, встать по будильнику или поспать лишний час, а порой судьбоносные, способные изменить мир. И если в какой-то момент вам покажется, что судьба предопределена, помните, что пока вы стоите перед выбором – все возможно. А ведь именно выбор определяет человека, а не заложенные в нем качества. В любом случае, – директор улыбнулся и раскинул руки, словно пытался обнять всех присутствующих, – Хогвартс всегда будет здесь, чтобы принять вас домой. *

С потолка сыпался золотой дождь. Люпин поймал на ладонь искрящуюся каплю, но та, вспыхнув, пропала, не оставив и следа. Выпускники с улыбками наблюдали за тем, как Сириус Блэк приглашает на вальс Минерву МакГонагалл, как та отмахивается, а потом все-таки сдается и подает студенту руку. Менялись танцевальные мелодии – все то медленно плыли по площадке, то, сбивая каблуки, отплясывали под зажигательные ритмы, то с хохотом пытались танцевать, утонув в коллективном объятии, в центре которого оказались Сохатый и Лили.

Римус вышел в коридор, решив немного отдышаться и подумать о словах Дамблдора. Действительно ли всегда есть шанс все исправить? Даже если слова уже сказаны, а мосты сожжены, неужели можно вернуться и попытаться начать все сначала?

– Римус…

Он обернулся.

Эмма стояла в паре метров от него, кутаясь в легкую розовую накидку. Ее платье мягко мерцало в полутьме, волосы чуть растрепались и теперь непослушные кудрявые пряди падали на щеки. Она неуверенно улыбнулась, а Римус улыбнулся в ответ и, сам не понимая зачем, шагнул ближе. Он понятия не имел, что собирается сказать.

– Вчера мне пришел ответ из Пенсильвании. Они готовы предоставить мне место в университете и стипендию.

Сердце сжалось и провалилось.

– Поздравляю, – часть Римуса действительно радовалась этому. – Здорово! – уже бодрее продолжил он. – Ты ведь очень этого хотела.

Она кивнула.

– Да, хотела, но… – ее голос вдруг стал тихим и ломким. – Америка – это на другом конце света. Вдруг мы больше никогда не…

И тут Римус принял, пожалуй, свое лучшее решение. Он сгреб Эмму в охапку и поцеловал, впервые не боясь казаться грубым, напористым или слишком смелым. Он чувствовал, как ее губы сдаются его губам, как ее тело обмякает и становится тяжелым, и главное, как сильно она хотела, чтобы этот поцелуй случился.

– Я тебя люблю, – прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы и тяжело дыша.

– И тебя люблю, – она порывисто целовала его лицо, хватаясь за плечи Люпина, – люблю, люблю, – шептала девушка сбивчиво. – Боже, Римус, я без тебя чуть с ума не сошла, прости меня, можешь ничего не говорить, только не оставляй меня больше. Пообещай мне, что все будет хорошо, это всего два года, я буду часто приезжать, буду писать тебе, ты ведь меня дождешься? Да?

Никогда в своей жизни он еще не был так счастлив как в эти минуты.

– Конечно, сколько будет нужно, – он вытер ей слезы. – Успокойся.

Музыка, доносящаяся из зала, казалось очень далекой. Они молчали, держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Римус сейчас был готов пообещать ей все что угодно.

– Когда ты уезжаешь?

– Через две недели, – Эмма перестала всхлипывать, только глаза все еще влажно блестели. – Так скоро?! – вырвалось у Римуса. Она снова приготовилась плакать. Люпин улыбнулся, надеясь приободрить Эмму. Никогда у него не получалось быть с девушками таким же веселым и обаятельным как Джеймс, и уж точно он не был напористым и наглым, как Сириус, поэтому сейчас он тянул время и не мог решиться озвучить свои мысли. Он боялся оскорбить ее, боялся, что Эмма решит, будто он воспользовался моментом или что он со всеми такой… – Мы подумаем об этом завтра, – Римус скользнул пальцами по ее щеке и шее. – А сегодня у нас есть целая ночь. Самое лучшее в их отношениях всегда было умение понимать главное без лишних слов. – Пойдем, – она сжала его ладонь. Оглянувшись на двери Большого Зала, Римус и Эмма, улучив момент, когда мракоборец, маячивший вдали, на миг отвернется, нырнули в коридор, ведущий к гриффиндорской башне, и скоро их фигуры растворились в темноте. Питер Петтигрю Питер тянул из бокала сладкий пунш и с завистью наблюдал за танцующими парами. Сам он выйти на паркет не рисковал, потому что прекрасно помнил, как пару лет назад Сириус сравнил его с вальсирующим поросенком, который научился ходить на двух ногах. Сам Сириус, конечно же, был центром всеобщего внимания. Он широко улыбался, громко разговаривал и смеялся, его рубашка резала глаза ослепительной белизной, а костюм сидел на крепкой высокой фигуре как влитой. Питер вздохнул, набрав воздуха, до боли в мышцах втянул живот и попытался расправить плечи, чтобы придать своей осанке горделивый вид. Он покраснел от натуги, и, разумеется, в эту самую минуту Марлин МакКиннон обернулась на звук взорвавшейся хлопушки, а потом посмотрела на Питера. Хвост был готов поклясться чем угодно, что Марлин сегодня была самой красивой девушкой на этом празднике. Когда Питер увидел ее входящей в Большой Зал, у него даже дыхание перехватило. Нежно-голубое платье, напоминающее греческую тогу, обнажало руки и спину, свои длинные блестящие волосы она убрала в замысловатую прическу, а глаза, подкрашенные чем-то серебристо-мерцающим, казались еще ярче и больше. Питеру очень хотелось постоять с ней рядом, о чем-нибудь спросить, попытаться завязать разговор, но Сириус не отходил на Марлин ни на шаг. Он вообще был на удивление внимателен к ней, Питер вообще никогда бы не поверил, что Блэк может с кем-то так себя вести: ласково перебирать пальцы, приносить сладкое и фрукты, расточать комплименты и смотреть таким внимательным взглядом. Интересно, что такого сделал Блэк, что она его простила и ведет себя так, словно ничего и не было?

Марлин улыбнулась Хвосту уголком губ, а потом снова прижалась к Сириусу, склонил голову к его плечу. В эту секунду Питеру стало так обидно, что захотелось убежать в гриффиндорскую спальню, накрыться с головой одеялом и заплакать, как он часто делал на первом курсе. Конечно, Марлин не было до него никакого дела. Как и всем остальным. Одноклассники никогда не воспринимали его всерьез, а стоило появиться Джеймсу или Сириусу – вовсе переставали замечать. Вот и сейчас он одиноко сидел в своем углу, а выпускной вечер словно проходил мимо.

– Ты Лунатика не видел? – Джеймс подошел сзади и хлопнул его по плечу.

– Не видел, – эхом отозвался Питер. – Странно, куда он мог деться, – озадаченно пробормотал Поттер. – А ты чего такой кислый? Ты что, так и собираешься всю ночь здесь простоять? – А что делать? – вяло поинтересовался Питер. Джеймс удивленно приподнял брови. – Всё, Хвост, всё! – он рассмеялся. – Пойдем! – Сохатый схватил Петтигрю за шиворот и потащил к толпе одноклассников. Джеймс нес в себе такой заряд душевной силы, что этому просто невозможно было противостоять. Питер сам не понял, как он умудрился оказаться между Алисой и Лили, которые тут же подхватили его за руки, заставляя двигаться все быстрее и быстрее. Поттер же отплясывал какой-то абсолютно сумасшедший твист, остальным осталось только расступиться, чтобы он не оттоптал им ноги. Эванс, глядя на него, хохотала, а Сохатый поднял ее на руки, продолжая вертеться как волчок. В какой-то момент, расталкивая всех, кто попадался на пути, в центр ворвался Сириус, щелкнул каблуками туфель, поманил Марлин пальцем, и та с разбега влетела в его объятия. С этого момента весь Большой Зал смотрел только на них. Предугадывая движения друг друга, они вытворяли ногами и руками что-то совершенно невообразимое, в какой-то момент Хвосту показалось, что по танцполу летят раскаленные искры. Щеки Марлин раскраснелись, глаза горели, ключицы тяжело поднимались и опускались, она светилась счастьем и очарованием, свойственным только юным девушкам, еще совсем недавно осознавшим свою красоту и притягательность. Питер с завистью смотрел, как ладони Сириуса сжимают ее талию, скользят по спине и плечам, как он касается ее лица, а потом притягивает к себе и целует в губы. Со стороны могло показаться, что школьная жизнь Питера была насыщенной и веселой, пожалуй, кто-то мог ему даже позавидовать – не каждый вот так запросто сбежать из школы и отправиться в Хогсмид с Поттером и Блэком… Но на самом деле Питеру доставались только жалкие крохи настоящего веселья. Оглянувшись назад, Джеймс и Сириус скажут, что они все делали правильно. Устраивали самые веселые дни рождения, встречались с лучшими девушками, гуляли ночи напролет, развлекались на полную катушку, просыпали первые уроки, а между делом умудрялись хорошо учиться и быть любимчиками преподавателей. А Питер упустил столько важного, столько всего не успел, а ведь некоторые моменты могли случиться только в Хогвартсе… – Лунатик! – заорал Поттер, заметив Римуса, появившегося на другом конце зала. – Ты где был? Мы тебя обыскались! Хоть бы предупредил! – тараторил Джеймс. – А это что у тебя? – он протянул руку к волосам Люпина. – Перо? Ты что спал? Или… Мысли Поттера не было суждено развиться, потому что на них налетел Сириус. Он повис на Сохатом и Лунатике, попытался дотянуться и до Питера, но добился лишь того, что вся троица столкнулась лбами. – Ну что, вот и все, золотое время кончилось! – жизнерадостно заявил Сириус, быстро прикладываясь к горлышку небольшой фляжки, которую он весь вечер прятал в кармане. – Впереди только сплошная скукотища под названием взрослая жизнь. Самое время прикупить пару склянок с ядом, как считаете? – Ничего не закончилось! – возмутился Джеймс. – Не знаю как вы, а я планирую прожить сто охренительно-прекрасных лет, а на свой сто первый день рождения заказать огромный торт, из которого выскочит голая вейла! – А Лили заколдует тебе какой-нибудь особенно важный старческий орган! – рассмеялся Лунатик. – Хотел бы я это увидеть! – Бродяга ухмыльнулся. – Увидишь, если не будешь столько пить, – Джеймс отобрал у Сириуса флягу и сделал огромный глоток. – Черт, вы только представьте, больше никаких уроков, никакой тишины после одиннадцати и никаких правил! Можно делать все, что захочется! – Только сначала надерем задницу Волан-де-Морту! – подхватил Блэк. Хвост опасливо оглянулся по сторонам. Вдруг слизеринцы услышат! Наверное, сейчас было самое время признаться, что он не хочет вступать ни в какие добровольческие отряды по борьбе с Темным Лордом, не хочет рыскать по стране, разыскивая Пожирателей Смерти, не хочет подвергаться опасности, а мечтает о тихой спокойной жизни, может быть еще о собственном доме, о деньгах… И почему у него нет дядюшки, который может оставить огромное наследство после своей преждевременной кончины! Почему судьба уготовила ему такую печальную участь: быть сыном посредственной волшебницы и маглорожденного отца, бросившего семью ради другой женщины? Если бы он был хоть капельку похож на Блэка или Поттера, то тоже бы сейчас пребывал в прекрасном расположении духа и готовился бы шагнуть в радостное безоблачное будущее. Тяжелая рука Джеймса резко опустилась на плечи. Питер поднял глаза и понял, что пропустил часть разговора. У Поттера был очень одухотворенный и серьезный вид. – … в любом случае, вы же в курсе, что вы моя семья? И если вдруг будет нужно, то я… – он осекся, стараясь подобрать слова. Люпин улыбнулся так широко и счастливо, что стал выглядеть глупо, а Блэк кивнул. – Мы всё знаем, Сохатый. Почти целых полминуты все молчали. Питеру очень хотелось почувствовать эту же уверенность в людях, стоящих рядом, но он не мог. Наверное, потому что в глубине души знал – это ложь. Не бывает дружбы до гроба и преданности до самой смерти. И даже удивительно, что остальные этого не понимают. Неожиданно Питер почувствовал аромат духов. Он вывернул шею и нос к носу столкнулся с Марлин. Лицо тут же вспыхнуло, но Марлин смотрела не на него. – Сириус, я тебя жду, – позвала она нетерпеливо, но через требовательность явно пробивались неуверенные нотки. – Иду, – после небольшой паузы отозвался Сириус, шагнул к Марлин и обнял ее за талию. Лицо Марлин озарилось такой радостью, что Питеру стало ее жалко. Потому Сириусу это все не было нужно. Даже от нее. Сириус Блэк Ее губы были горячими, а руки мягкими. Пальцы ласково касались его лица, путались в волосах на затылке и скользили по шее. – На нас все смотрят, – прошептала Марлин. – Пусть, – выдохнул Сириус ей в ухо. Голова кружилась от выпитого, во всем теле была удивительная легкость, мысли немного путались, но единственное, что Сириус осознавал четко – радость от того, что он держит ладонь Марлин в своей ладони. Все вокруг кружилось и звенело, наверное поэтому он старался фиксировать внимание на коротких, но ярких моментах. Он раскрывает хрустящие корочки новенького диплома и читает свою фамилию, Джеймс кричит что-то про Гриффиндор, а все подхватывают, Питер смешно перебирает ногами, не попадая в музыку, Лунатик прячет счастливую улыбку, Марлин танцует, Марлин смеется, у ее поцелуев вкус вишневого пунша, ее глаза сияют. – Помнишь, на пасхальных каникулах я уезжал из Хогвартса вместе с Поттером на пару дней? – Сириус подал Марлин бокал лимонада. – Я присматриваю себе жилье в Лондоне. – Правда? – Марлин обернулась к нему. – Вы с Поттером решили съехаться? – она смерила Сириуса насмешливым взглядом. – Нет, – немного пьяно протянул Блэк. – Буду жить совсем один. Но ты ведь не дашь мне умереть от тоски? – он улыбнулся и прищурился, погладив Марлин по щеке большим пальцем. – Будешь приходить в гости? Оставаться на поздние ужины и… – Сириус чуть понизил голос, – поздние завтраки? Она усмехнулась – У меня очень строгий папа. Ему это не понравится. Сириус пожал плечами. – Тогда мне придется тебя украсть. Марлин снова недоверчиво усмехнулась, а Сириус, помедлив секунду, обхватил ее за талию и, игнорируя протесты, забросил на плечо и пошагал из Большого зала. Студенты проводили их любопытными взглядами, Минерва

МакГонагалл возмущенно вскинула брови, но потом видимо вспомнила, что пару часов назад эти ребята перестали быть ее учениками и повернулась к Лили и Алисе.

Светящиеся огни опутали деревья, под которыми поставили скамейки с резными спинками и посадили розовые кусты. Сириус сел, устроил Марлин на коленях и обнял. Легкая ночная прохлада освежала, скоро Сириус стянул пиджак, набрасывая Марлин на плечи, а потом они снова и снова целовались, касаясь лиц друг друга ладонями, поглаживая плечи и спины. Вдыхая запах ее волос и кожи, Сириус, все еще здорово пьяный, старался понять, что он вообще раньше находил в других девушках, даже в тех, кем бывал увлечен пару месяцев. Потом интерес постепенно угасал, он с легким сердцем прощался, находил другую, потом еще… Сириуса не трогали слезы, признания и клятвы, воспоминания быстро стирались, в итоге он едва помнил лица. Но теперь все было по-другому. Он иначе чувствовал и постоянно переживал из-за того, что чувствует она. А еще Сириус никак не мог понять, чего он хочет больше: вырвать все это и вышнырнуть к черту или позволить разрастаться, опутывая их двоих все крепче. – У меня есть кое-что для тебя, – Сириус полез в карман пиджака. Марлин заинтригованно улыбнулась, а Сириус взял ее за руку и осторожно защелкнул крохотный замочек браслета. Встрепенувшись, девушка вытянула руку перед собой, разглядывая подарок. Сириус купил его в ювелирном магазине, пока Поттер выбирал кольцо для Эванс, доставая продавщицу бесконечными вопросами. Бедная девушка терпела навязчивого жениха уже почти целый час, а Блэк, скучая, разглядывал витрины. На одной из них ему и бросилась в глаза изящная безделушка – плетение листьев какого-то диковинного растения и сверкающие синие камни, напоминающие капли озерной воды. – Нравится? – нетерпеливо спросил он, продолжая волноваться, хотя для этого, казалось бы, не было причин. Он не умел дарить такие подарки девчонкам, предпочитая просто платить за ужин и за комнату над «Тремя метлами». Она кивнула, улыбаясь. – Очень! Он улыбнулся в ответ, всматриваясь в ее красивое лицо. Марлин молчала, а Сириус не мог понять, каких именно слов она от него ждет. Поэтому Блэк не нашел ничего лучше, чем притянуть девушку к себе, пробежаться губами по ее шее и щекам, поцеловать в губы. Шагнуть во взрослую жизнь Сириус не боялся, потому что уже давно привык рассчитывать только на себя, поэтому перспектива остаться без ежедневного надзора его только радовала. Здесь, в Хогвартсе, он был вынужден подчиняться правилам: называть слизеринских ублюдков однокурсниками, сидеть с ними за соседними партами, делать вместе лабораторные работы, хотя на самом деле хотелось засветить каждому из этих уродов каким-нибудь неприятным заклинанием между глаз, а потом скрутить в узел и притащить к мракоборцам, чтобы те организовали для новоявленных Пожирателей местечко в Азкабане. И начать хотелось с Мальсибера, Снейпа, с Нотта, с Розье, с тех, кто сделал из его брата такую же мразь, какой являлся каждый из них с рождения. Эти люди воплощали в себе все то, что Сириус ненавидел, то, что он собирался уничтожить, вытравить и вычистить из волшебного мира, не оставив даже ни одного упоминания. Хотелось отомстить за себя, за Рега, за Карлуса и Дорею, за отца Фрэнка, за родителей Алисы, за всех, кто погиб, всех, кто пострадал от рук последователей Волан-де-Морта. Вряд ли даже Джеймс мог до конца понять, что за буря бушевала у Сириуса внутри, как сильна была его злость и как захватывала его порой неконтролируемая ярость, способная снести все на своем пути. Джеймс Поттер Джеймс часто смотрел в небо. Вряд ли может быть на свете что-то более прекрасное, чем июньской ночью лежать на траве, вдыхать сладкий густой воздух, и, глядя на миллионы звезд, разбросанных по черному бархату, придумывать себе жизнь на годы вперед. В такие моменты особенно верится в скорое счастье и оно кажется таким близким, что ты чувствуешь его вкус.

Забросив голову вверх, Джеймс нащупал в кармане маленький шершавый футляр. Он уже десятки раз представлял себе эту сцену, подбирал нужные слова, но все они ожидаемо потерялись. Еще вчера Джеймс был во всем уверен, а сейчас начал бояться, что все происходит слишком быстро, слишком рано, да к тому же Лили может и не согласиться, не принять кольцо, скажет, что ей нужно подумать… Все эти мысли сводили Джеймса с ума, от волнения у него даже голос похрипывал.

– Смотри, Гигантский Кальмар! – воскликнула Лили восторженно, заметив, что над гладью озера появились огромные переливающиеся в лунном свете щупальца. – Мой главный конкурент, – усмехнулся Джеймс и нервно растрепал волосы. – Лили, мне нужно кое-что сказать тебе… Ее сияющие глаза, улыбка, вздымающиеся ключицы – все это мешало Джеймсу думать, хотелось схватить Лили за плечи, поцеловать так, чтобы оборвалось дыхание, сжать ее талию, спину, руки… Кашлянув, Джеймс все-таки продолжил: – Я тебя люблю, – он нежно сжал ладонь Лили, повинуясь мимолетному порыву, поднес ее к губам, крепко целуя прохладные пальцы. Ветви плакучих ив тихо шелестели от прикосновения теплого ветра. Когда-то давно, на этом самом месте, тринадцатилетний Джеймс, охваченный злостью и досадой, безжалостно хлестал по ивовым листьям палкой, стараясь избавиться от странного тревожного чувства, поселившего в груди. Жгучее желание отомстить этой противной Эванс, заставить ее обратить на себя внимание, любой ценой добиться ее расположения росло и крепло, часто было эгоистичным, тогда даже сам Джеймс еще не знал ему названия. Он долго не решался с кем-либо поговорить об этом, а в итоге Сириус поднял его на смех, Римус пытался втолковать что-то разумное и (теперь-то Джеймс это понимал!) правильное, а Питер только и мог, что выразительно вздыхать. Сначала было так легко задвигать эти чувства на второй план, увлекаясь очередной безумной идеей, дерзкой проделкой, симпатичной девчонкой, обычно покладистой и сговорчивой. Но чем взрослее он становился, тем яснее понимал, что ничего не может поделать. Да и не хотел больше… – И я тебя люблю, – Лили опустила ему ладони на плечи, потянулась за поцелуем. Джеймс замотал головой. – Постой, – он неосознанно погладил ее по лицу и волосам и повторил, – Лили, я очень тебя люблю, ты самый дорогой, особенный, самый важный человек в моей жизни. Я должен был сказать тебе все это гораздо раньше… буду говорить каждый день, если только ты… – Джеймс сбился. – Лили, я хочу, чтобы ты была самой счастливой. И я готов пообещать, что сделаю для этого все что угодно. И мне необходимо знать только одно… Он чувствовал себя очень глупым, нелепым, растерянным, пожалуй, чуть ли не впервые в жизни ему было по-настоящему страшно, так страшно, что сердце замирало. Лили смотрела на него не с меньшим волнением, наверное, понимая или догадываясь. Никогда прежде она не казалась ему такой красивой, как в эти доли секунды, пока он вынимал руку из кармана и неловким жестом раскрывал красную коробочку. Камень в кольце блеснул яркой искрой и погас. А Джеймсу вдруг стало легко и спокойно. Он снова взъерошил волосы и выдохнул: – Ты выйдешь за меня, Лили?

Лили Эванс

Когда Лили Эванс впервые увидела Джеймса Поттера то даже представить себе не могла, что у нее может быть хоть что-то общее с этим заносчивым, наглым, самовлюблённым мальчишкой. Он чрезмерно раздражал Лили своей манерой лезть не в свое дело, глупым бахвальством, безалаберностью и непонятной уверенностью в собственном превосходстве над простыми смертными. Неприязнь, отлично подогреваемая навязчивыми приставаниями и стычками со Снейпом, казалось бы, должна была только расти, но этого не происходило. Невольно Лили стала отмечать его смелость и находчивость, преданность любимым людям, позднее ее восхищала вера Джеймса в добро, удивительная способность располагать к себе людей, вдохновлять и одушевлять их в те моменты, когда, казалось бы, вокруг не остается ничего кроме отчаяния. Наверное, тогда она уже любила его, пусть и не признавалась в этом даже самой себе. А сейчас ей хотелось кричать об этой любви на весь мир, эта любовь поглощала все ее существо, каждую частичку. Джеймс научил ее не бояться ни сильных чувств, ни своих желаний, ни страсти, растворяться в другом человеке без остатка, не оглядываясь в прошлое. Он стоял перед ней – такой взрослый и красивый, в строгом костюме, белой рубашке – только сбитый набок галстук и растрепанная челка напоминали, что это все тот же Поттер. Джеймс нетерпеливо мялся на месте, его губы подрагивали, он натянуто улыбался и, не отрываясь, смотрел в глаза Лили. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у Лили, прежде чем она бросилась Джеймсу на шею. Он подхватил ее, приподнял, продолжая вглядываться в лицо. – Так что? – нетерпеливо спросил он. Чувствуя, что щеки пылают жаром, Лили кивнула и прошептала: – Да. Потом, когда кольцо уже было на ее пальце, Джеймс еще долго кружил ее, пока ноги не стали заплетаться. Возвращаться не хотелось. Они сели на траву, крепко обнялись и замолчали, вслушиваясь в звуки теплой летней ночи, которая уже столько изменила в их жизни. Неожиданно тишина взорвалась громкими залпами. Звездное небо расцвело тысячью искрящихся огней. До них доносились радостные возгласы и шум голосов, а салют все гремел и гремел, расчерчивая темноту огненными полосами. Никогда она еще не испытывала такого умиротворения и спокойствия, никогда собственное будущее не казалось ей таким безоблачным, радостным и полным светлых счастливых надежд. Джеймс мягко обнимал ее за плечи, иногда прижимался губами к виску и молча улыбался. Скоро салют, взорвавшись напоследок радужной феерией, стих. – Что с нами будет, Джим? – спросила Лили, склоняя голову к его груди. – С нами? – он повел плечом. – Нас ждет удивительная жизнь. Закончится война. Больше не будет некрологов в газетах, жестоких убийств, никого не будут преследовать из-за его происхождения или убеждений. У нас с тобой будет большой дом, сад, а в нем беседка, увитая плющом, где мы будем сидеть по вечерам… В нашем доме всегда будет место для друзей и для родных. Я буду играть в квиддич, а ты станешь отличным целителем. У нас будут дети. Трое или четверо, – он усмехнулся, встретив взгляд Лили. – Все наши знакомые к тому времени обзаведутся семьями… – И Сириус? Джеймс, подумав, кивнул. – И он тоже. Мы будем жить долго-долго и очень-очень счастливо… Она улыбнулась. – И умрем в один день? – Нет. Мы вообще не умрем. Горизонт медленно начал светлеть. Взявшись за руки, Джеймс и Лили неторопливо побрели обратно к замку. В Большом Зале по-прежнему играла музыка, только теперь она была тихой и плавной, словно старалась не мешать разговорам и перешептываниям. Сбившись в небольшие группки вокруг своих преподавателей, которые давали им последние наставления, желали удачи и все душой надеялись, что с этими ребятами все будет хорошо, что страшная и жестокая война каким-то чудом обойдет их стороной. – А вот и наши голубки, – в голосе Сириуса прозвучала привычная ирония. Они с Джеймсом быстро обменялись взглядами, и последний едва заметно кивнул. Улыбка Сириуса тут же растянулась от уха до уха. Он бесцеремонно схватил руку Лили, поднес к самому носу, повертел, разглядывая кольцо и фыркнул: – Ооо… Миссис Поттер… Покраснев, Лили сердито шикнула: – Блэк! – … и мистер Поттер… – Перестань! – Лили шлепнула его по груди. – Эй, Сохатый, твоя жена ко мне пристает! Лили осталось только обессилено вздохнуть. К ним подлетела Алиса, недоуменно посмотрела на Блэка, который продолжал держать Лили за руку, увидело кольцо, ахнула, захлопала в ладоши, торопливо затараторила, выражая свой восторг. Обнимая подругу, Лили почувствовала на себе пристальный взгляд. На другом конце Большого Зала стоял Северус. Он был мрачен и хмур, под темными глазами залегли глубокие тени, а когда он заметил, что Лили на него смотрит – развернулся и отошел к своим однокурсникам, которые столпились вокруг подвыпившего Слизнорта. Постепенно студенты стали покидать Большой Зал и выходить во внутренний двор замка. Избавившись от форменных мантий, они перестали быть слизеринцами, гриффиндорцами, когтевранцами и пуффендуйцами. В этот вечер они были свободны от предрассудков, накопленных обид и споров, они с одинаковым страхом смотрели в будущее, ожидая, что оно принесет им только хорошее, будущее, в котором сбудутся их мечты. Юные красивые лица, слезы, еще не высохшие на щеках, переплетенные пальцы, дружеские объятия и грустные улыбки. Уже скоро многие из них будут стоять друг напротив друга с поднятыми палочками, готовясь применить проклятие. Завтра они снова разделятся на чистокровок и маглорожденных, на правых и неправых, снова станут по-разному судить о совести, чести и правде. Но все это будет завтра. А сегодня они уходили из Хогвартса. Джеймс протянул ей раскрытую ладонь, и Лили с готовностью подала свою. Вместе. Чтобы не случилось, в любых обстоятельствах, они всегда будут вместе. Словно целый мир был сотворен только для того, чтобы они однажды встретились и полюбили друг друга. К ним подтянулись Сириус, Марлин, Римус, Эмма, Питер, Алиса, Фрэнк, Мэри Макдональд, Джонотан Бруствер, Генри Мальсибер, Анна Кроссман, Эван Розье, Аманда Боунс и десятки других студентов. Так или иначе, они все были частью запутанной длинной истории, продолжение которой еще только предстояло написать и только от них зависело, какой она будет. Сириус обнимал Марлин за талию, пальцы Люпина едва касались пальцев Эммы, Питер молчал, а его лицо, обычно растерянное и простое, было полно света и надежды. Где-то далеко в вышине разливалась песня феникса. А над тысячелетними башнями Хогвартса вставал их первый взрослый рассвет.