Текст книги "Мы будем жить (СИ)"

Автор книги: Эмма IL.Vento

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Наконец горгулья начала двигаться. Лили с надеждой обернулась и внутри все оборвалось. Джеймс, низко опустив голову, прошел мимо, словно она была пустым местом.

– Джеймс! – Лили бросилась к нему. – Джим, что? Скажи мне!

Он оттолкнул ее руки. А затем побежал, игнорируя крики Лили и ее просьбы вернуться.

Лили растеряно замерла, но тут в коридор вышел Сириус. Его плечи были такими же отчаянно опущенными. Лицо Блэка казалось выточенным из камня, а из глаз пропала васильковая синева, они потемнели и наполнились болью. – Сириус, – Лили коснулась пальцами ладони парня и поразилась тому, какая она холодная. – Что случилось?

Меньше всего Сириусу хотелось сейчас говорить об этом с Эванс. Но она смотрела так умоляюще, что Блэк дрогнул:

– Поттеры… Они… – слова застревали у Сириуса в горле. Он пытался прийти в себя, но боль расползалась по всей груди, страшное осознание накатывало ледяными волнами, пробуждая желание стучаться головой о стену.

Сириус хрустнул костяшками пальцев и посмотрел на дрожащую Эванс. Выдохнул, собрал волю в кулак и все-таки смог это произнести:

– Родители Джеймса погибли этим утром, – ну, вот, мир не рухнул после этих слов. – Пожиратели Смерти пришли в их дом, – Сириус не узнал собственного голоса, неожиданно ставшего ломким и хрупким.

Все это отняло последние силы, и Блэк прислонился к стене, чувствуя, что виски раздирает от боли. Эванс зажала ладонями рот, сдерживая крик. По её щекам побежали крупные слезы, оставляя длинные мокрые дорожки.

– Куда пошел Джеймс? – глухо произнесла Лили. – Я должна найти его, быть рядом… Как же так… – Эванс громко шмыгнула носом. – Дай мне карту, – потребовала она, размазывая слезы.

На щеках Эванс выступили красные пятна, она беззвучно плакала, ее веки покраснели, а губы дрожали. Она стояла перед ним, ревела, хлопала мокрыми слипшимися ресницами, зеленые глаза, наполненные слезами, казались раза в два больше, чем обычно. Сириусу очень хотелось, чтобы Эванс отвалила от него. Тогда он немного успокоится, справится с этим, а затем пойдет к Сохатому. Он, а не эта хлюпающая носом истеричка.

– У меня её нет с собой. И даже если бы была, я бы тебе не отдал, – сухо ответил Сириус.

Эванс с яростью отшвырнула на спину рыжие волосы. Выпрямилась, вскидывая подбородок, и вспыхнула как подожженный факел:

– Тогда я найду Джеймса сама! – выкрикнула она. – Без твоей помощи! Она рванулась было бежать, но Сириус ловко схватил её за локоть, начиная белеть от злости. Сжал пальцы так крепко, что завтра рука Эванс наверняка украсится синяками, и с силой тряхнул девушку. – Стой, дура! И тут Эванс взорвалась. Сириус, знавший ее шесть с лишним лет, даже представить себе никогда не мог, что она может так кричать. – Да пошел ты! Убери от меня свои руки! Ему сейчас нельзя быть одному! Тебя вообще кто-то кроме себя волнует?! Я сейчас нужна Джеймсу! Именно я!!!

Она даже плакать перестала, только дергалась, стараясь вырваться из цепкой хватки.

– Это же его родители! Ты вообще понимаешь, что значит это слово?! – выпалила Эванс.

Сириус вздрогнул. Вряд ли Эванс сказала это нарочно, но ей удалось попасть в точку. На какой-то краткий миг Сириус даже был близок к тому, чтобы влепить Эванс пощечину – он вообще плохо соображал, раздавленный горем и отчаянием.

– Джеймсу сейчас плохо, ему больно, он потерял самых близких, самых любимых людей! А ты… – она задохнулась, чтобы продолжить с новыми силами. – Что я тебе сделала? За что ты меня так ненавидишь? Отпусти! Тебе плевать на Джеймса, плевать на мистера и миссис Поттер, ты плевал на все, только бы…

– Заткнись! – заорал Сириус, отшвыривая Эванс от себя. Она испуганно ахнула, прижала к себе руку – все-таки он не рассчитал силы, отступила назад, словно опасаясь, что Сириус сейчас набросится на нее. – Никогда… – прошипел Сириус. – Никогда не смей так говорить! Поттеры приняли меня, относились ко мне… там я был не другом, а братом Джеймса, миссис Поттер сделала для меня в сотни раз больше, чем моя собственная мать, а если бы не мистер Поттер, то я бы рехнулся тем летом, когда ушел из дома! Поэтому лучше замолчи, иначе клянусь, Эванс, я… Сириус долбанул кулаком по каменной стене. На кулаке выступила кровь, сбитые костяшки тут же засаднили, но стало немного легче. Эванс стояла за спиной, почти не дыша, а когда он развернулся, сделала то, чего Блэк от нее ожидал меньше всего – крепко обняла. Он замер, пораженный и удивленный, а горячие слезы капали ему на шею. Как во сне Сириус сомкнул ладони на тонкой талии, притянул девушку к себе. В горле встал комок. Маленькая, худенькая, хрупкая Эванс неожиданно стала для него железной опорой, которую невозможно сломать. Ошарашенный этим осознанием, Сириус молча гладил её по голове и волосам, успокаиваясь и приходя в себя. – Прости, прости меня, – прошептала Эванс. – Я все это понимаю... я не хотела… Просто я так переживаю за Джеймса! – она подняла на него влажные глаза. Неожиданно, именно в эту минуту, Сириус вдруг понял, почему Сохатый так сильно ее любит. За удивительную, редкую способность спасать от самого страшного легким прикосновением, словом и взглядом. – Лили, – Сириус впервые обратился к ней по имени и удивился, как легко это вышло, – Сохатому сейчас действительно очень плохо. Но именно поэтому тебе лучше сейчас не трогать его… Джеймс так боится быть рядом с тобой слабым, он всегда хотел, чтобы ты считала его настоящим мужчиной, – Сириус сделал попытку улыбнуться, но вышла безобразная гримаса. – Он будет нуждаться в тебе, но чуть позже… Джеймсу ещё предстоит как-то все это пережить, тогда только ты сможешь его вытащить. Я пойду. Кажется, я знаю, где он может быть… Только я понятия не имею, что говорить и делать. Она кивнула, снова и снова смахивая слезы. Находясь рядом с Эванс, Сириус впервые не испытывал раздражения, наоборот, словно она сумела забрать у него часть боли, оставив только рваную пустоту и безграничную усталость. – Тебе лучше сейчас вернуться в башню, там ждут Лунатик и Хвост. Они пристанут к тебе с расспросами, ты объясни все, если сможешь, а потом постарайся уснуть. Хочешь, ложись в нашей спальне, через пару часов я приведу туда Сохатого.

И Лили послушалась.

– Держись, – Эванс снова обняла его, но теперь быстро и коротко, закрепляя неожиданный мир. Сириус проводил Эванс до лестницы. Каждый думал о своем. Сириус старался подобрать слова, сосредоточиться, чтобы прийти к Джеймсу спокойным, способным на поддержку и на сочувствие, но вместо этого вспоминал прошлое Рождество. В ту зиму на Англию обрушились такие сильные морозы, что невозможно было даже нос на улицу высунуть. Поэтому все вечера приходилось проводить или в комнате Джеймса, или в гостиной. Сириус и мистер Поттер играли в шахматы, Сохатый вертелся рядом и давал глупые советы (шахматы, пожалуй, единственная вещь, в которой Сохатый был полным профаном), а миссис Поттер вместе с домашним эльфом пекла на кухне булочки с изюмом. Тогда Сириус не помнил, что он гость здесь, что это не его родители, ему было удивительно тепло и хорошо. Как-то Джеймс случайно выпустил бладжер, взбесившийся мяч перебил половину мебели в спальне, влетел в столовую, расколотил посуду на полках и высадил окно. Миссис Поттер сначала долго ругалась, потом, расстроено махнув рукой, выгнала их, взявшись за восстановление испорченных вещей. Тогда они вдвоем, едва разбирая дорогу из-за сильной вьюги, отправились в цветочный магазин, принесли одинаковые букеты тюльпанов, миссис Поттер, прослезившись, бросилась их обнимать, называла сумасшедшими… Сириус глупо улыбался и краснел, когда мама Джеймса трепала ему волосы. Все внутри скрутило очередным приступом боли. Эванс побрела к портретному проёму, Сириус свернул в соседний коридор, собираясь срезать путь, но тут понял, что нужно еще кое-что сделать. Вернувшись обратно, он успел поймать Лили в тот момент, когда она уже собиралась произнести пароль.

– Эв… Лили, – он посмотрел ей в глаза. – Сейчас не время, но я должен сказать, чтобы ты знала… Я не собирался целовать тебя тогда. Никогда бы не поступил так с Сохатым. Просто я был злой, хотелось все на кого-нибудь выплеснуть… Извини. За тот раз и остальные, – он прокашлялся. – Можешь считать меня кем угодно. Я постараюсь все исправить. Еще ведь не поздно?

Она улыбнулась. Слабо, горько, но, казалось, по темному коридору пробежал луч ласкового солнца.

– Конечно. Мы все исправим. А сейчас иди. И… Сириус… Скажи Джиму, что если я ему нужна, сейчас, утром, в любое время… – Лили замолчала, но все было и так понятно. – И если я вдруг буду нужна тебе…

Посмотрев на Сириуса в последний раз, она назвала пароль и скрылась за портретом.

Сириус поднялся на Астрономическую башню, нашел под потолком знакомый люк и выбрался на крышу. Джеймс любил это место. Когда ему было грустно, когда требовалось привести мысли в порядок, Сохатый подолгу сидел на парапете и смотрел на звезды. Но сейчас небо покрывали темные лохматые тучи. Валила мелкая снежная крупа, которая хлестала по щекам и шее. Джеймс, в одной рубашке, стоял в двух шагах от края, не замечая ни холода, ни промозглого ветра. Темные волосы, припорошенные снегом, казались седыми, а плотно сжатые губы посинели. Около минуты Сириус смотрел на его неподвижную, непривычно согнутую спину, потом подошел, встал рядом и опустил руку другу на плечо. Джеймс порывисто обернулся, на мгновение они встретились взглядами, но промолчали. Наверное, это и было самым лучшим в их дружбе – умение понимать друг друга без слов. К кабинету декана они пришли, окоченев так, что едва могли передвигать ноги и шевелить пальцами. Сириус поскребся в дверь, и та распахнулась так быстро, словно их ждали. МакГонагалл выглядела усталой, в уголках рта собрались скорбные морщины, она куталась в огромную вязаную шаль и кашляла. Увидев замерзших студентов, МакГонагалл всплеснула руками. – Мы справимся, мальчики. Вместе, – ее голос звучал с обычной уверенностью, но с непривычными теплыми, полными заботы и тревоги нотками – единственная слабость, которую могла позволить себе Минерва МакГонагалл сейчас. МакГонагалл позвала домашних эльфов, велела принести им бутерброды и горячий чай, наложила на учеников согревающие чары, накрыла пледами, наколдованными из воздуха. Она не могла им помочь, не могла уменьшить их отчаяние, не могла ничего исправить. Но Минерва МакГонагалл умела главное: быть не только превосходным учителем, но и другом, советчиком, а иногда и матерью для своих студентов. Потому что, едва вступив в должность декана, поняла: все они навсегда гриффиндорцы. Все они одна семья. А значит любое горе у них тоже общее.

http://fanficmar.tumblr.com/post/97584711391

====== Глава тридцать девятая. Мама и папа ======

Мама и папа

Только самое страшное,—

даже страшнее, чем смерть: знать, что птицы поют на земле без нас! Что черешни цветут на земле без нас! Что светлеет река. И летят облака над нами. Без нас. Рождественский

Июнь, 1964

Джеймс бежит, разбрызгивая песок босыми ногами. Впереди огромное-преогромное, синее-пресинее море, полное солнечного сока, в который хочется окунуться с головой. В груди у Джеймса бьется звонкое детское счастье, а впереди бесконечное лето. Отец догоняет его, хватает, подкидывает высоко в воздух, ловко ловит, снова подбрасывает… Джеймс визжит от восторга. Ему кажется, что он сейчас полетит.

Папа высокий и сильный, он может кружить его без устали или носить на плечах часами. Джеймс виснет у отца на шее, забирается на спину и заливисто хохочет.

– Купаться! – командует Джеймс.

Вода теплее, чем парное молоко, которое мама заставляет пить по вечерам. Джеймс барахтается на мелкоте, бьет ногами и руками, крупные искрящиеся на солнце брызги разлетаются в разные стороны. И вдруг он понимает, что папа его больше не держит, что он плывет! Сам! Глотая соль, отфыркиваясь, постоянно уходя под воду, но плывет!

Август, 1965

– Джейми! Немедленно слезь с дерева! – миссис Поттер задирает голову и грозит пальцем сыну, который, уцепившись ногами за толстую ветку, висит вниз головой. – Ты же себе шею свернешь!

– Я не упаду! – возмущается Джеймс. – Я анимаг, я могу превращаться в огромную летучую мышь!

– Играй лучше внизу, дорогой, – мама направляет на него палочку, левитирует сына вниз, сокрушенно качает головой, заметив порванный рукав, и уходит в дом.

Джеймс сердито надувает губы, садится на траву, но как только мама хлопает дверью, снова карабкается на дуб. Наверху чудесное дупло, там Джеймс собирается обустроить тайник, где будет прятать свои сокровища. А мама не понимает, что он уже большой и ни за что не упадет! Ветка с хрустом ломается. Джеймс шлепается в кусты малины с двухметровой высоты, в запястье что-то щелкает и, спустя секунду, он заходится криком от боли.

Апрель, 1966

– Пап, можно мне метлу, па-па! – канючит Джеймс и тянет отца к магазину. На витрине выставлены новенькие «Серебрянные стрелы», «Комета» и, самая большая мечта Джеймса, великолепный «Нимбус». Как у капитана «Татсхилл Торнадос». Папа водил его на квиддичный матч, и Джеймс решил, что непременно будет играть в квиддич, когда вырастет, у него будет такая же красивая форма, с таким же белым номером на спине, он будет быстрее всех ловить снитч или ловко забивать голы. А хозяин «Сладкого королевства», после того как Джеймс станет Чемпионом Англии, будет бесплатно давать столько шоколадных лягушек, сколько Джеймс захочет!

– Надо у мамы спросить, – Карлус пытается оттащить сына в сторону, но тот прижался носом к стеклу и продолжает восторженно рассматривать метлы.

– Мама не разрешит, – Джеймс хмурится. Мама у него самая лучшая, но вечно запрещает самое интересное. Например, не дала Джеймсу погладить гиппогрифа в волшебном зоопарке, и к громамонту не подпустила, и нюхлера не позволила домой забрать. – Я хочу летать! Пап, пожалуйста! Ты же обещал научить меня летать! Па, – он умоляюще распахивает глаза. – А я буду слушаться. И больше никуда не полезу без спроса. И твою волшебную палочку больше не возьму. Пап, купи!

Кажется, папа вот-вот уступит, но потом берет Джеймса на руки и уходит от магазина.

– Подрасти немного, сынок. Тебе еще рано взрослую метлу. Пойдем, здесь рядом продают воздушное мороженое. Съедим самую огромную порцию.

– Не хочу, – обиженно бормочет Джеймс. Папа смеется, угощает сына мороженым, покупает пакет канареечных помадок, несколько комиксов про великанов, Джеймс жует конфеты, но продолжает выразительно вздыхать. Новенький «Нимбус» и набор для ухода за метлой Джеймс получает через три дня. Карлус Поттер, на взгляд миссис Поттер, просто до безобразия избаловал сына. Январь, 1967 За окном вот уже третий день подряд идет снег. Еще не успели убрать елку, в комнате пахнет хвоей, стеклянные шары мерцают в каминном свете, эльф, в новогоднем колпаке и в смешном фартуке, деловито смахивает пушистой метелкой пыль с полок.

Джеймс сидит на полу, листает книгу с яркими картинками, заглядывается на одну из них и обводит пальцем герб Хогвартса.

– Пап, а ты на каком факультете учился? – с живым любопытством интересуется Джеймс. – На Гриффиндоре, – мистер Поттер открывает нужную страницу. Лев переливается золотом на алом фоне, рядом портрет Годрика Гриффиндора с обнаженным мечом, на следующей картинке портреты магов – лучших выпускников за последние триста лет, далее факультетские легенды и песни. – «Лишь смелых и отважных Годрик брал», – громко читает Джеймс. – Мне это подходит! – он снова склоняется над книгой. – «Упрям их нрав, честны они…». А меня возьмут туда? – Джеймс вдруг вспоминает, что он иногда любит приврать. – Что нужно делать, чтобы поступить на Гриффиндор? Отец ерошит волосы Джеймса, улыбается и отвечает: – Всего лишь примерить Шляпу. Джеймс кивает, продолжая внимательно читать. Барсук Пенелопы Пуффендуй, таинственная история про Кандиду Когтевран, ее сбежавшая дочь, студенты Когтеврана «исключительно умные и ответственные». На колдографиях все волшебники в очках, очень строгие и серьезные, и Джеймс морщит нос. Нет, там бы он ни за что не смог учиться! О, змея! Про слизеринцев Джеймс уже кое-что слышал. «Салазар Слизерин искал в своих учениках семена величия, нечто выдающееся». А еще здесь учился сам Мерлин!

– Пап, а правда, что все слизеринцы хитрые, злые и занимаются Темной Магией?

В комнату входит Дорея Поттер.

– Нет, конечно, Джим! Глупости! Я училась на Слизерине. – Дааа?! – Джеймс округляет глаза. – Ты?! – Не все пуффендуйцы добрые и трудолюбивые, не все когтевранцы заносчивые и гордые, не все гриффиндорцы верные и преданные, и, далеко не все слизеринцы подлецы, не умеющие любить, – мама садится рядом с отцом, тот обнимает ее за плечи, ласково целуя в щеку. – Мама права, – Карлус кивает жене. – Но если тебя, Джеймс, вдруг сошлют в подземелья, я буду… хм… немного разочарован… – он смеется. Джеймс вздергивает подборок. – Не будешь! «Гриффиндор славный тем, что там учатся храбрецы», – напевает Джеймс. – Я храбрый! – он, лукаво улыбаясь, косится на родителей. – А когда я поступлю в Хогвартс, где я там буду спать? И где я буду есть? Когда можно будет записаться в квиддичную команду? Роберт Фоули рассказывал, что в замке есть привидение с оторванной головой! Я всегда хотел подружиться с призраком! Он забирается на диван, втискивается между матерью и отцом, уютно прижимается щекой к материнской руке, продолжает сыпать вопросами, а родители рассказывают о школе, вспоминают преподавателей, друзей, папа описывает портрет Полной Дамы, утверждает, что ее всегда можно подговорить, чтобы она не рассказывала старостам, во сколько ты вернулся после отбоя… Дорея вскидывает брови и сердито тыкает мужа в бок. Нашел чему учить ребенка! Джеймс такой подвижный, такой любопытный, за ним дома-то не уследить, а уж в школе! – В Запретном Лесу живут кентавры, – не унимается Карлус. – Кентавры?! – Джеймс подскакивает. Март, 1968 Он лежит в постели, укутанный в два одеяла, горло замотано кусачим шерстяным шарфом, на ногах теплые вязаные носки, и шмыгает носом. Горло опухло так, что Джеймс едва может говорить, в груди хрипит, глаза слезятся, а лицо пылает. А всего-то побегал в легкой куртке под мартовским солнцем и промочил ноги, пуская кораблики! Джеймс заходится кашлем.

В комнату входит мама, целует Джеймса в лоб и огорченно вздыхает:

– Опять температура! Мама садится рядом, капает на чайную ложку зелье и подносит к губам Джеймса. – Давай, мой хороший, станет легче. – Горькое, – морщится Джеймс, но сил спорить нет, поэтому он покорно делает глоток. Мама приносит клюквенный морс, отпаивает Джеймса травяными чаями, готовит его любимые блюда, но Джеймс ест мало, только постоянно просит воды. По ночам, из-за сильно жара, он не может спать. Мама тоже не спит вместе с ним. Кладет на лоб мокрую салфетку, пахнущую чем-то кислым, гладит по волосам, держит за руку, читает вслух, поет колыбельные, словно он совсем маленький.

Воспаление легких получает осложнение, в дом приходит старенький целитель со смешными закрученными усами, прикладывает к груди Джеймса трубку, слушая дыхание. Мама стоит в дверях, страшно бледная и испуганная, а Джеймс почему-то чувствует себя перед ней ужасно виноватым. Целитель оставляет бумажки с рецептами, и папа, не смотря на позднее время, отправляется в Косой Переулок искать круглосуточную аптеку.

– Мам… – сипит Джеймс. – Не расстраивайся. Все нормально. У меня уже ничего не болит. Мам, почему ты плачешь? – волнуется он, заметив, что мама смахивает слезу с ресниц.

– Нет-нет, Джейми, нет, мама не плачет… – она нежно улыбается. – Закрывай глаза, тебе нужно постараться уснуть, – шепчет Дорея.

Джеймс спит, но все равно знает, что мама рядом и, наверное поэтому, а не от дурацкого зеленого зелья с запахом мяты, он и выздоравливает.

Октябрь, 1970 – Джеймс! – зовет отец. – Иди сюда.

Джеймс заглядывает в библиотеку, которую Карлус Поттер использует как кабинет. Сюда нельзя входить без разрешения, нельзя трогать документы на столе, а особенно рыться в ящиках, но Джеймс, разумеется, уже десятки раз обследовал библиотеку, когда папы не было дома – он постоянно забывает запирать дверь. Часть книг Поттеры убрали на верхние полки – подальше от любопытного носа любимого сына, чтобы он раньше времени не познакомился с атакующими заклинаниями и ядовитыми зельями, а некоторые, особо опасные фолианты папа прячет в большом сундуке. Джеймс уже несколько раз пытался этот сундук вскрыть, ковыряя замок шпилькой, но Карлус наложил запретные чары. Кроме книг в сундуке еще много интересных вещей и, заметив, что сейчас сундук открыт, Джеймс вытягивает шею.

Папа достает что-то легкое, полувоздушное и серебристое, протягивает сыну и предлагает:

– Примерь. Немного удивленный, Джеймс набрасывает мантию на плечи и теряет дар речи от восторга – руки и ноги исчезают. Пораженный, Джеймс вертится в разные стороны, накрывается мантией с головой, а Карлус улыбается. – Что это?! – восклицает Джеймс. – Мантия-невидимка. – Вау!!! Откуда она у тебя?! Почему ты мне ее раньше не показывал?! Карлус Поттер садится на край стола и снимает очки. – Эта мантия – реликвия нашей семьи, передается из поколения в поколение уже сотни лет. Я получил ее от твоего дедушки в свой семнадцатый день рождения. Она особенная! Можно заколдовать любую мантию, но меньше чем через час чары развеются, но эта сохраняет свои волшебные свойства со дня создания. – Кажется совсем новой, – Джеймс разглядывает ткань. – Как в сказке про Трех Братьев! Папа пододвигает стул, и Джеймс понимает, что нужно сесть. Карлус выглядит очень серьезным, и сердце начинает громко стучать в груди Джеймса от волнения. Он все еще крепко сжимает мантию в руках. – Послушай, Джим, я хочу, чтобы мантия была у тебя. – Сейчас? – у Джеймса начинает кружиться голова, он уже представляет себе сотни безграничных возможностей, которые перед ним откроются. – Да. Но, сынок, ты должен запомнить одну вещь: никогда, ни при каких обстоятельствах не передавай эту мантию чужому человеку, не дари, пусть даже своему лучшему другу, постарайся сохранить, чтобы ни случилось! Понимаешь? Это очень важно! – Обещаю! – у Джеймса даже голос меняется, так он серьезен. – Когда ты вырастешь, женишься, у тебя появятся дети, то, однажды, так же вручишь мантию своему сыну. Джеймс презрительно фыркает: – Я никогда не женюсь! Все девчонки такие глупые! Папа смеется. – И еще кое-что, – отец просящее складывает руки. – Не говори маме, хорошо? Если она узнает, что мантия уже у тебя, то превратит меня в ночной горшок. Пусть это будет наш секрет, договорились? – Если скажу, то я вонючий тролль! – в десять лет подобные слова кажутся страшной клятвой, которую Джеймс намерен сдержать. Июль, 1971 В то утро, Джеймс, сам не зная почему, просыпается очень рано. Хотя обычно ему нравится валяться в постели до полудня. Он натягивает шорты и майку, вспоминает, что вчера он с магловскими мальчишками, живущими неподалеку, катался на велосипеде, а сегодня идет с ними на реку ловить рыбу.

Мама и папа, бодрые и веселые, пьют кофе, как-то странно переглядываются и обмениваются улыбками.

– Доброе утро! – Джеймс забирается с ногами на табуретку. – Доброе утро, милый, – мама целует его в щеку. – Что ты будешь на завтрак? Эльф ставит перед ним тарелку с жареным беконом, творог и поджаренные тосты. Домовик смешно подпрыгивает, огромные глаза весело блестят, ему не терпится сообщить молодому хозяину новость, но миссис Дорея велела молчать… Папа листает газету, они с мамой обсуждают какой-то новый закон – Джеймсу это не интересно, он торопится поесть и убежать на улицу. Когда младший Поттер допивает чай, то вдруг замечает край конверта, торчащий из нагрудного кармана отца. – Па, а от кого письмо? Карлус вынимает конверт, вертит перед носом, близоруко щурясь. – А это не мое письмо, – он пожимает плечами. – Адресовано некому Джеймсу Поттеру и… Карлус не успевает договорить. Джеймс издает победный ликующий крик. Он уже успел заметить герб Хогвартса и изумрудные чернила – письма из школы, как же он мог забыть! – «Дорогой мистер Поттер! Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства...», – громко читает Джеймс. – Ура! Вилли, – он тормошит домашнего эльфа, – я еду! Еду в Хогвартс! Папа! Я поступлю на Гриффиндор! Как ты! Мам, собирайся, нужно купить волшебную палочку! Теперь я смогу колдовать! Родители сентиментально вздыхают. – Как он вырос! – шепчет Дорея. – Уже совсем взрослый! Как же я буду по нему скучать! Вместо ответа Карлус притягивает жену к себе, крепко обнимает, вспоминая о том моменте, когда впервые увидел на руках у любимой женщины крохотного мальчика – их долгожданного сына. Июнь, 1972 – Сириус меня спас, если бы не он, то не видать мне зачета по зельям! – рассказывает Джеймс. – Кому вообще нужен этот дурацкий предмет! А по всем остальным я получил хорошие оценки, – хвастается Джеймс. – Лучше только у Римуса и Эванс. Кстати, капитан сборной по квиддичу позвал меня на отборочные в сентябре! Сначала я хотел быть охотником, но ловцы ведь круче, да, папа? Я звал Сириуса, чтобы он тоже попробовал пройти в команду, но он не хочет. Как можно не любить квиддич! – возмущается он.

– Блэк на Гриффиндоре, – уже, наверное, в десятый раз удивляется Карлус.

– Представляю, в каком восторге Вальбурга, – мама почему-то смеется.

Джеймс перебивает родителей:

– И что такого в том, что Блэк на Гриффиндоре? Да если хотите знать, второго такого гриффиндорца еще поискать нужно! – запальчиво утверждает Джеймс. – Когда вы с Сириусом познакомитесь, то сами все поймете! Ладно, так мы собираемся на пикник? Я уже оделся! – Да, – папа берет корзинку с едой. – Держись за мою руку. На счет три и трансгрессирую. Готов? Раз-два… Январь, 1974 Дорея тихо входит в комнату сына. Осторожно переступает через разбросанные вещи, автоматические расправляет свитер, оставленный на спинке стула, чуть не спотыкается о раскрытый чемодан… С потолка подмигивают звезды, которые Джеймс наклеил еще год назад, в темноте слабо золотится гриффиндорское знамя, в клетке сидит сова и время от времени щелкает клювом.

Джеймс крепко спит, разметавшись на всю постель. Одеяло, как обычно, упало на пол, подушка сползла, Дорея заново укрывает сына, а потом еще долго стоит рядом, с удивлением замечая, как сильно он вытянулся за эти полгода, какими сильными и крепкими стали его руки, как изменились черты лица… Теперь ему всё реже нужны родительские советы, он считает, что прекрасно разбирается в людях, что знает ответы на все вопросы. Упрямый, порой излишне самоуверенный, прямой и резкий суждениях, но по-прежнему добрый и честный – таким они его и воспитывали.

Джеймс улыбается во сне. Его яркая, полная надежд юность ничем не омрачена, но Дорея уже чувствует холодный ветер надвигающейся войны. Как и все матери, она проклинает войны, потому что заранее знает, что ее Джеймс, со своим обостренным чувством справедливости, обязательно ввяжется в грядущую кровавую бойню…

Миссис Поттер наклоняется, целует сына в лоб и подходит к другой постели.

Сириус спит, подложив ладонь под щеку. Днем, когда они с Джеймсом носятся по дому, сшибая все вокруг, или валяются в снегу во дворе, Дорее кажется, что мальчики поразительно похожи. Но, стоит присмотреться, и сразу становится ясно: Сириус другой. Красивый, умный, сильный, с несгибаемой волей – истинный Блэк! Дорея видит в нем то, что Джеймс не замечает в силу своей беспечности. Этот мальчик порой кажется таким взрослым, пугающе циничным для своих четырнадцати лет, и, даже в компании лучшего друга, очень несчастным. Миссис Поттер изо всех сил старается вытащить Сириуса из скорлупы, но он отмалчивается, а на все вопросы отвечает коротко и вежливо.

Дорея мягко гладит Сириуса по спутанным волосам и выходит, плотно закрывая за собой дверь.

Сириус Блэк вздыхает, сглатывает комок в горле и открывает глаза.

Ноябрь, 1975

Мама сидит на стуле, смотрит на него огорченно и горько. Отец, наоборот, жутко зол, он ходит по кабинету МакГонагалл кругами, размахивая руками, и кричит:

– Я не хочу слушать твои оправдания, Джеймс! Какого черта тебя понесло в Запретный Лес, да еще в такое время?! Ты читаешь газеты? Знаешь, что там уже две недели ищут группу спятивших вампиров, которые нападают на всех без разбора? А в ту ночь на стенах и дверях всех домов, где живут маглорожденные, появились Черные метки, нарисованные краской!

Джеймс угрюмо молчит и хмурит брови. В этот раз он влип. И угораздило же Сириуса проболтаться Нюнчику про Гремучую Иву! Мало того, что Джеймс пережил самую страшную ночь в своей жизни, так еще потом последовали долгие нотации Дамблдора, ссора с Бродягой, необходимость объяснить все Люпину… Дамблдор, кажется, успокоился, решив, что с них хватит, но МакГонагалл! В этот раз письмом она не ограничилась и вызвала в школу его родителей. И что еще хуже – родителей Сириуса тоже. МакГонагалл сообщила только часть правды: «Очередное вопиющее нарушение школьных правил, своевольная отлучка после отбоя…». Страшное преступление!

– Мы ничего…

Но Карлус Поттер не дает и слова сыну вставить: – Тебе повезло, что вы нарвались именно на отряд Аластора. А если бы это был кто-нибудь другой?! Вы оба чистокровные, на вас бы сразу пали подозрения, а там и до обвинений в сотрудничестве с террористическими организациями недалеко! – Пап, дай мне все… – Помолчи! – резко обрывает отец. – Да, конечно, я бы смог все замять, но вот пометки в личном деле ты бы точно не избежал! Прекрасный задел на будущее, правда?! Тебе пятнадцать, Джеймс, пятнадцать, хватит вести себя как пятилетний, пора учиться нести ответственность за свои поступки! «Представляю, каково сейчас Сириусу!», – мрачно думает Джеймс. Вальбурга Блэк разговаривала со старшим сыном в кабинете Дамблдора. Сириус побледнел, когда увидел свою мать посреди школьного коридора и пошел к ней так медленно, словно ему к ногам гири привязали. – Но обошлось же! – не выдерживает Джеймс. Под суровым и холодным взглядом отца Джеймс ежится, но готовится начать спорить. – Ты ничего не понял, ничего! – взрывается папа, выходит из кабинета и громко хлопает дверью. Растерянно открыв рот, Джеймс в отчаянии оборачивается к маме. Она по-прежнему сидит на стуле, устало трет лоб и молчит. – Ма… – жалобно обращается к ней Джеймс, надеясь, что та дрогнет. Дорея подходит к нему и успокаивающе гладит по плечу. – Мы испугались. В Запретном Лесу и в ночном Хогсмиде очень опасно. А если бы с тобой что-то случилось? Джим, ты самое дорогое, что у нас с папой есть. И больше всего на свете мы боимся тебя потерять. Он обнимает маму, по старой детской привычке прижимается щекой к материнской ладони и виновато бормочет: – Простите… я не хотел… – Ох, Джим… Июль, 1976 В середине лета все клумбы в саду Поттеров пестреют цветами. Дорея срезает ветки жасмина, наклонившиеся к беседке, с удовольствием вдыхает любимый запах, а на Годрикову Лощину спускается теплый летний вечер. Миссис Поттер решает, что им втроем сегодня стоит поужинать на террасе – погода стоит чудесная!