Текст книги "Мы будем жить (СИ)"

Автор книги: Эмма IL.Vento

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Джеймс спускается с крыльца, на ходу прячет в карман какой-то пергамент и подходит ближе.

– Можно с тобой поговорить, мам? – Конечно, – она немного удивлена. Опять, наверное, что-то натворил! Мать и сын устраиваются в садовой беседке, Джеймс мнется, явно не решаясь начать. Он ерошит волосы, кусает губы, прежде чем спросить: – Мам, вы с папой любите друг друга? Дорея оскорблено поднимает брови. – Разве у тебя хоть раз был повод в этом усомниться? Джеймс краснеет и понимает, что ляпнул лишнее. – Нет, – тут же начинает оправдываться он. – Я не то хотел сказать… Как все началось? Теперь Дорея улыбается своим воспоминаниям. – Когда мне исполнилось семнадцать, мои родители устроили по этому поводу роскошный праздник – пригласили всех знакомых, у которых были сыновья. Собирались присмотреть мне будущего мужа – во многих семьях договорные браки считаются нормой. На самом деле я до сих пор не понимаю, как твой отец оказался на этом приеме, ты же знаешь, он терпеть не может подобные мероприятия! Так вот, он пролил красное вино на мое новое, сшитое специально к этому дню платье. Я расплакалась, убежала, твой отец догнал меня, извинился, а потом уговорил сбежать оттуда… – Дорея рассмеялась. – Я росла послушной девочкой, которая всегда подчинялась правилам, а Карлус потащил меня кататься на «Ночном рыцаре» и гулять по магловскому Лондону… До этого мы почти не общались, Гриффиндор и Слизерин, сам понимаешь, а тут вдруг обнаружили столько общего… Последний год в Хогвартсе был сумасшедшим: я чуть экзамены не завалила, все время проводила с твоим отцом. Мои родители были против этого романа, Карлус им никогда не нравился, они грозились выдать меня замуж за Малфоя… Твой папа несколько раз встречался с моей семьей, пытался договориться, а однажды устроил грандиозный скандал и поклялся украсть меня прямо перед свадьбой, я объявила голодовку… В конце концов родители не выдержали и дали согласие, наверное, испугались скандала. Репутация для них это все, – она сделала паузу. – Мне очень повезло: я замужем за удивительно добрым, заботливым, внимательным мужчиной, который подарил мне много счастья. Мы столько лет женаты, но порой мне кажется, что с каждым годом совместной жизни я люблю твоего папу все больше и больше. А еще у нас самый лучший сын на свете, – Дорея потрепала Джеймса по волосам. Джеймс все так же серьезен и сосредоточен. Дорея вглядывается в лицо сына, стараясь понять, что с ним происходит. Не только сегодня. Уже из Хогвартса он вернулся задумчивым, расстроенным, со свежей раной на щеке, которую не смогли залечить ни школьная медсестра, ни сама Дорея – пришлось обращаться в Мунго. Им дали какую-то чудодейственную мазь, сейчас и следа не осталось… – Мам, а можно я еще спрошу… – Джеймс вдруг краснеет. – Одному моему другу… ты его не знаешь, очень нравится девчонка. Он очень хочет, чтобы эта девчонка, ну… стала его девчонкой, понимаешь? Этот парень постоянно приглашает ее на свидания, дарит подарки, цветы, повсюду за ней ходит, а ей все равно. Он уже все перепробовал, даже с другими встречался, думал, она будет ревновать, но стало только хуже… А недавно, – голос Джеймса зазвенел, – один придурок со Слизерина ее очень сильно обидел, обозвал гряз… хм… Мой друг вступился, собирался врезать этому уроду, а она его опять послала. Вот скажи, что он делает не так? – А этой девочке точно не нравится кто-нибудь другой? – Нет, вроде… – бормочет Джеймс и мрачнеет. – Не может же ей носатый упырь нравиться… – Женское сердце – загадка, – улыбается мама. – И что, у твоего друга все так серьезно? Джеймс пожимает плечами. – Наверное… Он сам не понимает, что с ним творится. Так как ему быть, мам? Он старается о ней забыть, но не может… – Если так, – она смотрит Джеймсу в глаза, – тогда он не должен сдаваться. А вдруг она та самая единственная… Джеймс кивает и, по-прежнему задумчивый, уходит в дом. А Дорея провожает высокую фигуру нежным теплым взглядом и, пряча улыбку, думает: «Мой сын влюбился». Август, 1976 – Вы хотите его прогнать? – Джеймс весь так и пышет гневом. – Тогда и я уйду, ясно?!

Карлус цокает языком, а Дорея складывает руки словно в молитве.

–Да нет же, Джим! Просто я считаю, что мы должны написать его матери, пусть она приедет сюда, они поговорят… Джеймс моментально подскакивает. Этого еще не хватало! – Нет, не пиши, пообещай, что не напишешь! – Но его мама волнуется, если бы ты пропал среди ночи… – Волнуется? Матери Сириуса наплевать! Он поэтому и приезжает сюда на каникулы, потому что видеть своих родителей больше не может! Они запирают его в комнате, промывают мозги всем этим чистокровным бредом, орут по поводу и без, и, Сириус никогда не рассказывал, но я уверен, что еще и бьют! На самом деле Джеймсу очень хочется выложить все то, что он узнал от Сириуса сегодняшней ночью. О том, что родственники Сириуса подались в Пожиратели Смерти, что Вальбурга спит и видит, что ее сыновья тоже отправятся на службу к долбанному Волан-де-Морту, что вся семья Сириуса – свихнувшиеся чистокровные фанатики, а еще Вальбурга вчера вечером пыталась испробовать на нем Круциатус. Но Джеймс умеет хранить чужие секреты. – Бьют?! – мама хватается за сердце. – Я не знаю точно, – спешит успокоить ее Джеймс. – Мам, все, что нужно сейчас Сириусу – общение с нормальными людьми. И, может быть еще, твои блинчики с вареньем. Он их обожает, – Джеймс улыбается. Мистер Поттер решает, что ему пора вмешаться. – Дорогая, действительно, пусть мальчик отдохнет, успокоится, придет в себя, а потом мы решим, что делать дальше. Не беспокойся, – он повернулся к сыну, – Сириус нам уже давно как родной и может оставаться здесь сколько захочет. – Спасибо. Вы у меня самые лучшие! – Джеймс целует маму в щеку и быстро обнимает отца. – Пойду… Дверь в столовую открывается. Сириус смущенно и растерянно смотрит на теплую семейную сцену, по его лицу пробегает едва заметная тень, но в следующую секунду он торопливо и, с неизменной вежливостью, говорит: – Извините. – Ничего, – Дорея идет к Сириусу, не сдерживается и ласково треплет его по спине. – Хорошо, что ты спустился. Сейчас будем пить чай. Июль, 1977 Карлус Поттер читает книгу, время от времени поглядывая на Джеймса. Он сидит в кресле, листает свежий номер квиддичного журнала, но, судя по всему, даже не старается вникнуть в турнирную таблицу. Между бровей сына упрямая складка, он о чем-то думает и иногда косится на букет белых лилий, стоящий на столе.

Сириус ушел на свидание. Каждый год на каникулах он заводит новый роман, а потом девушки весь сентябрь приходят к дому Поттеров, задают вопросы, Дорея, сочувственно улыбаясь, раз за разом объясняет, что Сириуса вряд ли можно будет увидеть раньше Рождества. Стоит, наверное, поговорить с Сириусом по душам, объяснить, что… Карлус усмехается. Как будто он был другим в семнадцать лет! Пока в его жизни не появилась Дорея, конечно.

Джеймс вздыхает, запуская пятерню в волосы. Странно, почему в теплый летний вечер, когда в Годриковой Лощине сладко пахнет розами, распустившимися во всех садах, когда поют цикады, а с неба падают звезды, его сын сидит в душной комнате, а не гуляет с какой-нибудь девчонкой по липовым аллеям? Год назад он, вместе с Сириусом, возвращался домой ближе к полуночи, получая очередной нагоняй от матери, только беспечно улыбался, по ночам в комнате сына что-то взрывалось, хлопало и сверкало, Джеймс не давал своей сове отдыха, постоянно отправляя кому-то письма. Но ни спрятанная под кроватью бутылка огневиски, ни пачка сигарет, случайно обнаруженная в куртке сына, ни плакаты, с изображением лохматых парней, одетых в черную кожу, не беспокоили Карлуса так, как эта задумчивость и странная, непривычная скрытность Джеймса. Попал в неприятную историю? Поругался с кем-то из друзей? Обеспокоен из-за плохих новостей, приходящих из каждого графства? – Все нормально, Джеймс? – не выдерживает мистер Поттер. – Нормально, – отмахивается сын. Джеймс встает, идет к лестнице и тут из журнала выпадает белый прямоугольник, прилетая мистеру Поттеру под ноги. Прежде чем Джеймс выхватывает фотографию из рук отца, мистер Поттер успевает разглядеть рыжеволосую девушку. Очень хочется облегченно рассмеяться. Джеймс пятится к двери и едва не роняет вазу с цветами. – Ну? И как ее зовут? Несколько секунд Джеймс молчит, вертит пуговицу на клетчатой рубашке, а потом тепло и, немного смущенно, улыбается. – Лили. Январь, 1978 Джеймс лежит в постели, подперев голову рукой, и смотрит на Лили. В углу комнаты тлеет огонек ночника, разливая по стенам и мебели нежно-оранжевый свет. Темно-рыжие волосы девушки разметались по подушке, ресницы чуть подрагивают, а щеки нежно розовеют. Джеймс осторожно отводит локон от лица, легко целует Лили в уголок губ, натягивает пижамные штаны и, уже привычным крадущимся шагом, покидает гостевую спальню. С особенной осторожностью нужно идти по коридору – мама имела привычку вставать по ночам и спускаться вниз, чтобы выпить молока. Слушать лекцию о том, откуда берутся дети, Джеймсу не хотелось, к тому же у мамы до ужаса пуританские взгляды, не стоит маму разочаровывать, пусть дальше считает его приличным мальчиком.

– Джеймс?

Мысленно выругавшись, Джеймс застывает на пороге, глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем обернуться на голос отца.

Что сейчас начнется….

Папа почему-то молчит. Наверное, подбирает такие слова, чтобы Джеймс сразу же устыдился содеянного… Или же копит воздух, чтобы начать кричать. На всякий случай Джеймс виновато опускает глаза.

Мистер Поттер жестом показывает на лестницу.

Понятно, собирается казнить его на кухне, чтобы не забрызгать кровью мамин ковер…

Но папа не спешит с нотациями. За каникулы им так и не удалось поговорить наедине. Папа рассказывает, что мама просила его молчать и ничего не сообщать ни Джеймсу, ни Сириусу, но война все ближе и она гораздо страшнее, чем пишут в газетах. В красках описывая боевые действия, отец, судя по всему, пытался его переубедить, отговорить от подачи документов в мракоборческий центр, пару раз упомянул о гонорарах квиддичных игроков… Джеймс благоразумно отмалчивается. Он, не без оснований, считал своего отца храбрецом и настоящим героем. И хотел быть похожим на него не только внешне. Нельзя позорно прятаться или колесить по стране метлой под мышкой, когда вокруг творится черт знает что!

Заметив знакомое упрямство на лице сына, Карлус меняет тему.

– Лили чудесная девочка. Очень отзывчивая, удивительно добрая, а главное, в ней есть стержень. Нежная и хрупкая с виду и такая сильная в душе. И ты ей очень дорог, это видно. Насколько все серьезно, Джеймс? – Я люблю её, – ответ был легким, но от этого не менее взрослым. – Тогда ты должен её беречь, – мистер Поттер смотрит Джеймсу в глаза. – Ты молодец, сынок, – с ноткой гордости говорит папа. – Будь счастлив. – Буду, – он вспоминает сияющие зеленые глаза. – Самым счастливым. Карлус усмехается: – И еще, Джеймс, ты, кажется, слишком буквально понял слова мамы о том, что мы хотим внуков. Это вовсе не значило… – Пааап… – стонет Джеймс.

Он бродил по пустому осиротевшему дому, стараясь до конца осознать случившееся. Меньше трех недель назад мама и папа сидели на этом диване, хохотали над словами Сириуса, звали Лили погостить на летних каникулах… В родительской спальне еще пахло мамиными духами, в шкафу висели ее мантии и платья, на прикроватной тумбочке лежала папина книга, раскрытая на середине и его именные часы. Комнатные цветы начали вянуть, и Джеймс, ни о чем не думая, наполнил кувшин водой и принялся поливать мамины фиалки. Как будто в этом теперь есть какой-то смысл. Как будто мама сможет обрадоваться тому, что распустился очередной бутон. Как будто ему просто снится бесконечный кошмар…

Черствое печенье в вазочке, пыль на подоконниках, припорошенная снегом садовая дорожка, которую некому подмести, и зеркала, затянутые белыми простынями.

Этот дом дышал светлыми воспоминаниями, скучал по папиному раскатистому хохоту и маминым шагам, без своих хозяев он вдруг стал холодным, унылым. Джеймс прежде даже не подозревал, какие огромные и пустые здесь комнаты, какие жесткие стулья, какие неудобные кровати…

На кладбище было много людей. Дальние родственники, папины коллеги, друзья семьи – Поттеры любили принимать гостей, Джеймс с детства привык, что по праздникам в доме шумно и весело, играет музыка, домовик разносит закуски… К нему подходили со словами сочувствия, утешали, обещали, что все наладится, просили быть сильным, стойким, не падать духом… Позже Джеймс думал, что если бы не Сириус, то он бы точно рехнулся в те дни. Сириус не лез с дурацкими утешениями, а просто был рядом, он же разговаривал с работниками кладбища, послал к черту мужика из Гринготса, который что-то бубнил про наследство, тыкал Джеймсу под нос какие-то бумажки... Родители лежали в двух одинаковых черных лакированных гробах, со спокойными светлыми лицами, а впереди зияла глубокая земляная яма, одна на двоих, даже сейчас папа и мама были вместе как и всегда. Пока звучали поминальные речи, Джеймс все ждал, что он сейчас проснется и все будет как прежде, мама подаст завтрак, а папа будет торопливо допивать свой кофе, опаздывая на работу.

– Сохатый, – Сириус тронул его за плечо, – ты должен… – он охрип. – Нужно попрощаться. Джеймс, тяжело ворочая ногами, словно на них надели кандалы, подошел к гробам, мягко провел ладонью по окоченевшим рукам матери и поправил складку на мантии отца. – Я очень вас люблю. И всегда буду помнить, – тихо-тихо, чтобы слышали только они, прошептал Джеймс. Затем выпрямился и отошел в сторону, замирая рядом с бледным Бродягой. Гробы медленно опустили. Стук замерзшей земли, стучащей по их крышкам, Джеймс запомнил на всю свою жизнь. Под этот звук ломалась на куски вся его жизнь, уходили последние мгновения счастливого, беззаботного и беспечного детства. Он вспомнил, как сильно в последнее время его раздражала мамина опека, например, она в присутствии Лили заставляла его надевать теплые носки или повязывала шарф, как докучали папины поучения, как выводили из себя вопросы об оценках, постоянные напоминания об экзаменах… Каким же он был неблагодарным и глупым! Он навсегда опоздал сказать маме и папе, как они ему дороги. Казалось, что рухнуло абсолютно все. Он больше никогда не сможет прийти к папе за советом, а сразу появилось столько вопросов… Они больше не полетают вместе на метлах, не выйдут в море под парусом, не обсудят последние новости, не вступят в шутливый спор. Папа, смеясь, утверждал, что Джеймсу нужно перестать зазнаваться, что пора стать хотя бы чуточку серьезнее, взяться за ум… Он снял со стены фотографию и мама, совсем еще молодая, двадцатилетняя, с водопадом темно-каштановых кудрей, мягко улыбнулась. Мама… Мамочка. Она всегда была на его стороне, чтобы он не натворил, теплые заботливые руки снимали любые тревоги и заботы, казалось, что рядом с мамой нет места страху, что она убережет его от всего на свете. Первое, что Джеймс о себе помнил: темная комната, простыни, пахнущие лавандой и мамины губы, прижимающиеся к его лбу. И ее голос: «Спокойной ночи, Джейми». Мама. Джеймс умылся ледяной водой. Скосил глаза, а там, на полке, лежала папина бритва, стояли мамины баночки с кремами, пузатые флакончики с чем-то цветочным и сладко-пахнущим, висели родительские халаты… Дом, в который всегда хотелось возвращаться, сейчас казался предателем, словно нарочно напоминая о счастье скрипом половиц, колдографиями, статуэтками, картинами, качелями на заднем дворе… Наверное, от такой боли можно умереть. А еще от пустоты, от отчаяния, от невозможности повернуть время или просто, хотя бы на час, все забыть и уснуть… – Нам пора, – Сириус протянул ему школьную мантию. Джеймс кивнул, и они поочередно шагнули в зеленое пламя камина. ***

Лили поджала ноги и набросила на плечи теплую кофту. Её морозило. Джеймс вернулся больше недели назад. Похудевший, повзрослевший, замученный и опустошенный. Он запретил Лили ехать с ним в Годрикову Лощину и присутствовать на похоронах, Джеймс не взял с собой никого, кроме Сириуса, говорил только с ним одним. Уныние Джеймса передалось всему факультету. Его любили, за него переживали, в свое время Джеймс успел многим помочь, многих поддержал в трудную минуту, а сейчас, когда помощь понадобилась ему самому, закрылся и замкнулся. Джеймс прятался от всех или в спальне, или в Выручай-Комнате, выбирал те коридоры, где однокурсники обычно не ходили, мало ел, с головой ушел в учебу, на уроках вел себя так тихо, что Флитвик однажды даже не заметил его присутствия и поставил пропуск в журнале.

Ее он тоже избегал. По утрам мимолетно и сухо целовал ее в щеку, перестал прикасаться, держать за руку, они почти не разговаривали, Джеймс даже не смотрел в ее сторону. Лили места себе не находила от беспокойства, на глаза постоянно наворачивались слезы, хотелось сделать хоть что-то, чтобы облегчить страдания Джеймса, но он раз за разом давал понять, что собирается пережить все в одиночестве.

Угрюмый Сириус, пахнущий табаком и морозом, сел рядом. Поднял с пола забытый кем-то «Ежедневный пророк», раскрыл, отгораживаясь от внимательных взглядов. Вряд ли ему было хоть на грамм легче, чем Джеймсу, но он хотя бы не пытался превратиться в невидимку.

– Как он, Сириус? – Лили решилась нарушить долгое молчание. – Я не видела Джеймса со вчерашнего дня…

– Хреново, – Сириус смял газету и швырнул ее в огонь. – Если так будет продолжаться и дальше, то ноги протянет, – он достал из кармана карту. – Вокруг хижины Хагрида ходит. Видно, решил попробовать его стряпню и отравиться. Лили слабо улыбнулась. Сириус спасался бравадой, колкостью и показным равнодушием. Но вряд ли мог обмануть тех, кто знал его близко. – А ты как? – В норме, – он встал. – Сходи к нему. Может, у тебя получится… Лили вздохнула, поднялась в комнату за теплой одеждой и поспешила на улицу. Джеймс сидел на снегу, без шапки и шарфа и невидяще смотрел в одну точку. А ведь он кашляет уже несколько дней! Лили наклонилась к нему, молча застегнула воротник, погладила по волосам, но Джеймс лишь бросил на нее короткий взгляд. Этот взгляд и пустое молчание было хуже всего. Лучше бы он, как Фрэнк, громил гостиную Гриффиндора. Лили села рядом, прижалась к Джеймсу, но он проигнорировал ее, продолжая не сводить глаз с горизонта. Она не выдержала. – Джеймс, поговори со мной. Так нельзя, нельзя все носить в себе, нельзя от всех прятаться… Я по тебе скучаю, я переживаю, я люблю тебя, – Лили взяла лицо Джеймса в руки и прижалась к его лбу своим. – Ты же сильный. Помнишь, что ты сказал тогда Фрэнку? Нужно держаться. Жить дальше. Ты справишься. Сделай что-нибудь. Покричи, поплачь. Станет легче. Только не молчи. Джим… Джеймс порывисто обнял её, уткнувшись носом в распущенные волосы. Запахло цветами. У нее были теплые вкусные губы и волшебные руки. Лили гладила его по голове, а ему впервые со смерти родителей было спокойно и хорошо. Джеймс несколько раз благодарно поцеловал мягкие ладони. – В тот день, – начал он, – вернее тем утром, в гости к отцу зашел его коллега по работе – Аластор Грюм. Помнишь, я тебе про него рассказывал, этот тот самый, который нас с Бродягой возле Визжащей Хижины сцапал. Они должны были обсудить папин отпуск, папа собирался выбить разрешение на портал, чтобы мы следующим летом все вместе отдохнули где-нибудь… Волан-де-Морт и Пожиратели появились, когда мама принесла чай, их было слишком много, никто даже палочками не успел воспользоваться… Вилли они сразу убили, скорее всего, он пытался как-то защитить хозяев, а в Грюма попали каким-то темным заклинанием, он потерял очень много крови, его только чудом удалось спасти, но почти все время оставался в сознании, он-то мне и рассказал… – Джеймс зашелся кашлем. – Они что-то хотели узнать от папы, в последние полгода он занимался охраной особо важных архивов, скорее всего, им нужны были адреса и пароли. Они пытали маму, думали, что так папа сломается и все выложит, но мама папе не позволила, и тогда Волан-де-Морт ее убил, – он сглотнул. – Все время напоминал папе, что он его предупреждал, звал к себе, что папа сам виноват, снова пригрозил добраться до меня… Этот ублюдок применял к папе Круциатус, снова и снова, все старался вытащить хоть какие-то сведения, ждал, что папа предаст друзей… Они не знают моего отца! – в голосе Джеймса зазвенела гордость. – Он бы ни за что не выменял свою жизнь на чужую! Наверняка папа так умер: не опуская головы. Выпустив Черную метку, Пожиратели, вместе со своим Лордом трансгрессировали, оставив Грюма истекать кровью. Сволочи! Грюм все рассказал мне и правильно – я должен знать! А еще Грюм уверен, что один из ублюдков – школьник, у него мантия завернулась и стала видна нашивка Хогвартса. Понимаешь, что это значит? Эта мразь ходит со мной по одним коридорам, мы вместе обедаем в Большом Зале и, может быть, сидим за соседними партами, – глаза Джеймса потемнели и гневно засверкали. – Волан-де-Морт убил моих родителей. Теперь это моя война. Я стану мракоборцем, чего бы мне это не стоило, доберусь до него и прикончу! – со страшной жуткой ненавистью выкрикнул Джеймс. – Клянусь памятью мамы и папы! – он сжал побелевшие кулаки. – Я его убью… – уже совсем тихо прошептал он, посмотрел на Лили, которая в ужасе прижимала ладонь к губам.

– Джим… – жалостливо протянула Лили.

Он не смог этого вынести. Схватил Лили, сжимая в объятиях так сильно, что у нее захрустели ребра, крепко поцеловал, заскользил губами по холодному лицу, понимая, как сильно Лили нужна ему, как много она для него значит… Джеймс опустил голову на ее колени, притих, сосредоточившись только на руках Лили и голосе.

Джеймс молчал так долго, что Лили решила: он, спустя столько дней, плачет. Лили перебирала его темные волосы, гладила щеки и шею, обещала, что непременно наладится. Дул холодный ветер, вершины деревьев угрожающе покачивались, в окнах замка начали зажигаться огни, с окраины Запретного Леса доносился громкий сердитый голос Хагрида, кажется, он поймал очередных нарушителей на опушке. Джеймс посмотрел на Лили спокойными, абсолютно сухими глазами, коснулся большим пальцем подбородка и виновато улыбнулся.

– Лили, у тебя же вчера был день рождения, а я тебя даже не поздравил… До того как все случилось, я хотел устроить праздник, придумал…Теперь уже не важно, – он расстроено закусил губу. – Извини. У меня есть для тебя кое-что, – Поттер полез в карман и вынул маленькую коробочку, перетянутую красной лентой.

– Джим, ты вовсе не должен был, – она растерянно приняла подарок. – Сейчас не обо мне нужно думать… – Открой, – карие глаза неожиданно блеснули прежним задором. Лили открыла футляр и достала серебряный кулон с большим камнем в центре. Стоило ей положить кулон на ладонь, как камень вспыхнул дивным голубовато-серебристым сиянием. Она заворожено любовалось светом, который казался почти живым, чарующим, манящим… – Что внутри камня? – Лили все еще не могла отвести взгляда от подарка и боролась с желанием немедленно надеть кулон на шею. – Лунный свет, – Джеймс помог застегнуть крохотный замочек. – Его моя мама носила. Это очень древний и мощный оберег. Есть легенда, что еще в семнадцатом веке один могущественный маг из рода Блэков сделал этот кулон для своей любимой женщины в качестве свадебного подарка. С тех пор матери передавали его своим дочерям, когда те собирались замуж. Мама решила, что теперь лунный свет должен защищать тебя. Она отдала мне кулон еще на вокзале, но я никак не мог поймать удачный момент, чтобы подарить его. Никогда не снимай, обещаешь? С тобой ничего не должно случиться… – Обещаю. Спасибо, – Лили мягко коснулась губами его щеки. – Все будет хорошо, Джим. Ты не один. У тебя есть Сириус, Римус и Питер. Есть твой факультет. И у тебя есть я. Мы очень тебя любим. – Знаю, – Джеймс улыбнулся. – Я тебя тоже очень люблю. И мне очень помогает, что ты рядом. Правда. Он сжал ее пальцы, а Лили встала и потянула Джеймса за собой. – Ты совсем окоченел, пошли в замок. Скоро ужин.

Годрикова Лощина: http://fanficmar.tumblr.com/post/97894117801

Поттеры: http://fanficmar.tumblr.com/post/97895348041

Дом Поттеров: http://fanficmar.tumblr.com/post/97895783456

http://fanficmar.tumblr.com/post/97897588226/39

====== Глава сороковая. Питер Петтигрю ======

Трусливый друг страшнее врага, ибо врага опасаешься, а на друга надеешься.

Л.Н.Толстой У Питера никогда не было собственных настоящих тайн. Зачем что-то скрывать, если твоя жизнь все равно пресная и скучная? Он знал много чужих секретов: и те, которые они делили на четверых, и те, что Сохатый и Бродяга обсуждали только между собой, те, которые каждый из Мародеров прятал в глубине души. Питер хорошо умел слышать и слушать, и считал эти качества чуть ли не единственными своими достоинствами.

Но после Рождества у Питера появились целых две тайны.

Удача никогда особо Питера не радовала, но теперь на него ополчились все высшие силы. Сначала было ужасное Рождество. Отец прислал подарки, но прийти и поздравить сына не соизволил, остался на праздники с новой женой. Мать все каникулы была в плохом настроении: постоянно отчитывала Питера за плохие оценки, припомнила все письма от МакГонагалл, повторяла, что Питеру нужно думать о своем будущем, нужно искать тепленькое местечко, а для этого важно сдать экзамены. А еще мама считала, что Питеру необходимо сменить компанию. Еще пару лет назад она одобряла друзей сына – Поттер и Блэк из чистокровных влиятельных семей, их родители могли бы помочь Питеру выстроить карьеру… Но потом Блэк со громким скандалом сбежал из дома, разорвав все связи с родственниками и потерял их поддержку. Разумеется, в глазах миссис Петтигрю это был очень глупый и опрометчивый поступок. Через год появился выпуск «Ежедневного пророка», в котором рассказывалось о настроениях в волшебном сообществе, говорилось о стремительном росте сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть и в самом центре напечатали большое интервью Карлуса Поттера. Он решительно осуждал разделение волшебников на группы, выражал свою готовность бороться с преступниками, возомнившими себя «сверхколдунами», выступая от лица Министерства, обещал не допустить массового кровопролития. Тогда газетная статья наделала много шума: кто-то

нехорошо косился на Джеймса и отпускал едкие комментарии, другие же подходили, чтобы пожать ему руку.

Перед Новым Годом Питер заболел. Лежал в постели, хлюпал носом и глотал зелья. Он маялся от скуки, ждал писем от друзей, но те, судя по всему, как обычно были заняты своими делами, позабыв про четвертого Мародера. Хвост слонялся по дому, вздыхал, хотел читать, но книга оказалась занудной, он пытался учить формулы по трансфигурации, но те никак не хотели укладываться в голове… И вот в один из скучных вечеров Питер и узнал страшный секрет. Он уже собирался ложиться спать, когда внизу раздался звук каминного вызова, а затем зазвучал мужской голос. Пока отец жил с ними, дядя Адам здесь почти не появлялся, потому что изначально считал мистера Петтигрю никчемным и ни на что непригодным человеком, к тому же дядя не любил маглорожденных и повторял, что сестра сломала себе жизнь этим браком. Чем именно дядя занимается, Питер тоже не знал, но мать каждый раз выставляла сына из комнаты, разговаривая с братом только наедине. В юности дядя Адам поддерживал политику Гриндевальда, активно участвовал в демонстрациях, однажды даже получил мелкую судимость за распространение листовок, призывающих выступать против маглов. Сейчас он делал переводы исторических книг, планировал напечатать собственный учебник, но Министерство его отклонило, посчитав, что содержание некоторых параграфов может вызвать споры в нынешней ситуации, когда вопрос крови стоит необыкновенно остро. Видимо, мать решила, что Питер давно спит, поэтому они с дядей сели в гостиной, а не ушли в другую комнату. Справиться с любопытством Питеру не удалось: он притаился за полуоткрытой дверью. Дядя залпом выпил предложенный бокал виски, налил второй и стал ходить кругами по комнате. Мать сидела, скрестив руки на груди, и хмурила брови. – Этот щенок начинает действовать всем на нервы, – дядя рубанул ладонью воздух. – Он получил Метку! Наверняка Малфой поспособствовал, решил попробовать себя в роли покровителя. Не понимаю, почему Лорд вообще уделяет столько внимания мальчишке! Мать встала и коснулась руки мужчины. – Перестань злиться, я уверена, твой час еще придет. Тебе нужно быть аккуратнее с высказываниями, Адам, иногда даже у стен есть уши. – Да, ты права. Уже целых два месяца все попытки добыть дневники Фламеля заканчиваются провалами. Думаю, кто-то бегает в Министерство с докладами, кто-то из близкого окружения Лорда, а он делится своими планами с очень узким кругом соратником, я туда, как понимаешь, не вхожу. И каждый раз все планы срывают отряды быстрого реагирования Грюма и Карлуса Поттера. Министр первого даже к награде представил, – дядя презрительно фыркнул. – Но ничего, не так уж хорошо они прячутся. Услышав про Карлуса Поттера, Питер весь превратился в слух. Он всегда завидовал Джеймсу, потому что у него был такой отец. Веселый, щедрый, сильный, а еще Карлус безумно гордился единственным сыном, хвастался перед друзьями и коллегами спортивными победами Джеймса, у Джеймса в кармане всегда были деньги, он летал на дорогой метле, получал все, что только захочет. А мистер Петтигрю называл сына размазней, бездарностью, отчитывал за плохие оценки, жутко раздражался, стоило Питеру попытаться на что-то пожаловаться… С Карлусом Поттером Питер пересекался не больше трех-четырех раз, и тот всегда говорил с другом сына как с равным, без снисходительной усмешки, которая почти никогда не сходила с губ Джеймса. – Карлус Поттер? – вдруг забеспокоилась мать. – Питер близко общается с его сыном. Я неоднократно советовала Питеру внимательнее выбирать друзей, нужно было раньше об этом подумать, но Поттеры казались приличными людьми. – Не переживай. С Поттерами разберутся в ближайшее время. К Карлусу Поттеру у Темного Лорда личные счеты, Лорд не любит, когда его щедрые предложения отвергают, а особенно в такой манере. Их сын к тому времени будет уже в школе, младшего решено пока не трогать, кто знает, вдруг он в будущем окажется полезным…

Питер задел локтем напольную вазу, и та загремела.

– Что это? – мама пошла к двери, а Питер молнией метнулся в спальню, накрылся одеялом и затаился. Он ворочался до самого рассвета, стараясь принять верное решение. Первым порывом было немедленно написать Джеймсу, а может быть даже поехать к нему, все немедленно рассказать. Хвост привык выкладывать все Поттеру, привык доверять ему, спрашивать совета… Но одна только мысль о том, что вдруг дядя узнает, что Питер подслушивал приводила в ужас. А вдруг дядя пожалуется Тому-Кого-Нельзя-Называть? Тогда Питеру точно конец! Газеты пишут про Того-Кого-Нельзя-Называть страшные вещи, он беспощадный убийца, держит в страхе всю Британию. Нет, лучше промолчать! Почему, почему он не такой как Сохатый или Бродяга? Они бы не сомневались, они бы наплевали на все, им вообще неведомо чувство опасности или нерешительности, о таких студентах и мечтал Годрик Гриффиндор! Питер вздохнул. Как, наверное, здорово быть Сириусом Блэком! Несправедливо, что кому-то предназначено родиться богатым, красивым, умным, а кому-то с целым набором недостатков!