Текст книги "Свет в океане (СИ)"
Автор книги: -Edelweiss-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
В качестве извинения Гермиона погладила крайний листок и тут увидела на подоконнике рядом с горшком блестящий свёрток. Очевидно, почтовая сова залетела через открытое окно, отщипнула посылку и убралась восвояси.
Гермиона развернула фольгу и жадно вдохнула божественный аромат яблочного пирога.
К посылке прилагалась записка:
«Лишний кусочек. Не пропадать же добру».
Миссис Уизли, даже будучи расстроенной тем, к чему в конечном итоге пришли Рон и Гермиона, не изменяла себе и продолжала заботиться о несостоявшейся невестке, так и не освоившей толком готовку. Храни Господь миссис Уизли!
Гермиона наскоро заварила чай, радуясь, что никто не видит, как она предаёт традиции британской нации: опускает в чашку сдвоенный пакетик из «папиросной» бумаги и лишь потом наливает молоко тонкой струйкой. Это в корне неверно. Надо делать наоборот: сначала молоко, затем чай, иначе у чая получался странный вкус, а у молока – консистенция, пенка становилась похожа на рыхлое облако. Но Гермиона ощущала извращённое удовольствие, когда поступала против правил. Ей нравилось именно так.
Она переоделась в уже порядком растянутый, но оттого не менее любимый зелёный свитер, который связала полгода назад, подхватила пирог и забралась на диван, укрыв ноги тёплым флисовым пледом. Она принесла его из родного дома – случайно сунула в бисерную сумку вместе с другими вещами, когда уходила. Раньше, когда Моники и Венделла Уилкинсов не существовало, в тёплое время года Грейнджеры частенько ужинали на открытом воздухе на заднем дворе своего дома. На крытой части террасы были подвешены широкие качели. Деревянные, с резной спинкой. После ужина мама садилась на качели, и Гермиона забиралась на них с ногами следом, а папа укрывал любимых «девчонок» пледом. Так он и говорил: «мои любимые девчонки», а потом ворошил затухшие угли в мангале, чтобы запечь яблоки. Спустя столько лет Гермиона всё ещё помнила треск углей, цвет и запах яблочной мякоти, брызгавшей соком через трещинки в шипящей кожуре…
Из горла вырвался сухой, скрипучий звук, а в глазах защипало. Гермиона тоскливо всхлипнула.
Это был не первый «лишний» кусочек, который она получала от Молли. Некоторые друзья семьи Уизли знали, с чего это началось, почему Молли так часто ошибалась и нарезала пироги неправильно, оставляя кусочек кому-то ещё, кому-то далёкому и близкому одновременно, кому-то ушедшему за Завесу раньше срока, кому-то родному, кому-то, чья смерть виделась Гермионе в кошмарах.
Джордж. Простит ли он её, когда они снова увидятся? Простит ли за её ложь, за напускное удивление, за молчание, за любовь к тому, кто виновен в его смерти?
Джордж. Словно стена, он вырос между ней и Регулусом. Гермиона сотню раз прокручивала в уме события ночи с первого на второе мая. Джордж был околдован, он мог бы убить её. Он бы так и сделал, но это не мешало ей винить Регулуса долгое-долгое время. Блэк спас ей жизнь, но какой ценой! Эти знания разъедали Гермиону изнутри, как ржавчина, невидимая взгляду. Произошедшее останется их тайной, её и Регулуса – хоть что-то общее, связавшее их жизни раз и навсегда.
Гермиона со злостью откусила от пирога и принялась активно жевать.
«Оптимистичные думы» для Дня всех влюблённых. Осталось порадоваться, что заколдованные ручки дверей во всём отделе стараниями Монтроуза стреляли и сбивали валентинки на подлёте. Когда Гермиона уходила домой, она видела бумажные трепещущие «тушки» на полу под дверью и в глубине души злорадствовала.
Громкий настойчивый стук вырвал её из череды печальных воспоминаний. Гермиона вооружилась палочкой, оправила свитер, который изначально был ей велик, так как предназначался другому человеку, и на цыпочках подкралась к двери, не спеша открывать. В такой час она не ждала гостей, а Гарри, для которого, казалось, не существовало определённого времени суток, стучал совсем иначе. Живоглот с заинтересованной мордой очутился рядом, мигающим взглядом вопрошая, кого к ним занесло. Гермиона мысленно прокляла дверной глазок, который был абсолютно бесполезен из-за нещадно мигающей лампы на лестничной клетке.
– Миссис Поппинс, это вы? Что-то случилось?
– Не угадала, – по ту сторону двери раздался весёлый мужской голос. – Увы, я пока не освоил полёты на зонтиках, только на мётлах.
Гермиона распахнула дверь и изумлённо выглянула наружу.
– Тео?!
– Привет, – улыбнувшись ей, сказал Теодор Нотт.
*
Вредноскоп, напоминалки, половинка взрыв-карты, шахматный конь, даже глупый кричащий будильник из «Зонко» – Гермионе попадалось под руку всё, кроме флакончика с успокоительным зельем. Она давно так не плакала. От горя или счастья – она сама не знала, и откуда столько слёз… Теодор ошарашил её сначала визитом, затем новостями: родители Гермионы приехали в Англию. Они сейчас в Лондоне. Она не была так близко к ним с июля девяносто седьмого.
– Давай-ка лучше я этим займусь, – Тео деликатно выудил найденный в недрах шкафа пузырёк из её подрагивающей ладони.
– Всё в порядке, честно. Я в порядке. Это от неожиданности, – слова опережали друг друга, горло саднило, пока Гермиона тонула в круговороте мыслей, не зная, за какую ухватиться первой.
– Я предупредил тебя в последнем письме, – Нотт тем временем избавился от пробки. – Где же оно? А-а, кажется, нашёл, – он указал на столик в коридоре, на котором, опасно покачиваясь, возвышалась башня из скинутых туда бумаг. – Акцио!
– Не колдуй без необходимости, – буркнула Гермиона, подав ему свою чашку. – Из-за всплеска магии отключается холодильник.
– Я починю.
– Ты мастер?
– Я волшебник! – Теодор подмигнул и подозрительно принюхался к чаю. – У тебя тут молоко сварилось.
– Я знаю.
– И свернулось.
– Это нормально.
– И остыло.
– Так и должно быть.
– Ла-а-адно, – протянул он с явным сомнением и уронил несколько капель настойки в чай. – Держи, но предупреждаю, что не несу ответственности за то, что получилось, и не поручусь за эту пузырящуюся бурду даже под прицелом палочки аврора. Практически вулканическая сера! Угощайся.
Пробормотав слова благодарности, Гермиона прошептала согревающие чары и застенчиво улыбнулась. Теодор этого и добивался. Он положил руки ей на плечи.
– Выпила?
– Ага.
– А теперь давай поговорим.
– Подожди, я сделаю ещё один глоток.
– От передозировки ты впадёшь в полудрёму, а я не смогу общаться с лунатичкой.
– Как грубо, – проворчала Гермиона, но отставила чашку.
– Слушай, я обещал, что не стану подвергать твоих родителей опасности. Мама помогала мне с ментальными барьерами и потихоньку учила легилименции, так что я теперь и сам могу в чужих мозгах чуть-чуть копаться, а не только свои защищать. Твоё заклинание оказалось очень мощным, Гермиона, но за полтора года мы добились небывалого прогресса у Моники и Венделла. Всё пройдёт гладко. Ваша встреча даст нужный толчок.
– Ты думаешь, они вспомнят меня? – голос Гермионы подрагивал от переполнявших её эмоций.
– Мы не узнаем, пока не проверим. Надеюсь, твоё появление послужит спусковым крючком. Ох, – Теодор участливо вздохнул, сев на пол. – Я пытаюсь сказать, что бояться нечего. Не трясись. Я буду рядом.
А потом он рассказывал, говорил и говорил, отвечал на все вопросы, которым, казалось, не было конца. Вечер сменила ночь, но в пасмурную погоду облака над Лондоном оставались серыми, подсвеченными снизу городскими огнями. Небо походило на поверхность илистого пруда, в котором великан взбаламутил воду. Так и Тео каждым словом, каждой новой фразой поднимал что-то в душе Гермионы.
– Спасибо, – пробормотала она, когда он замолчал. – То, что вы сделали – невероятно, ты и твоя мать. Отдельное спасибо за то, что не ходишь на цыпочках вокруг меня, а говоришь всё как есть.
– Нет проблем.
– Я эгоистка. Думаю только о себе: не спросила, как ты устроился, где живёшь, с кем успел повидаться.
Тео откинулся назад, уперевшись руками в пол, и глянул на Гермиону снизу вверх с совершенно непроницаемым выражением лица.
– В мире не так много людей, которые были бы рады меня видеть. Слышал, авроры безуспешно штурмуют стены фамильного дома, а старый негодяй Сэмвелл держит оборону. Хотел бы я на него посмотреть, – сказал Теодор твёрдым, полным едкости голосом. Гермиону словно окатили ледяной водой: настолько тон Нотта не вязался с его абсолютно спокойным выражением лица. Это не пугало, но однозначно тревожило.
– Я знаю, что между вами всё закончилось плохо.
– Нет, ничего не закончилось! – отрезал Тео, уставившись в никуда. – Этот человек собирался причинить вред моей матери, он мучил всех нас. Я хочу спросить, как он себя чувствует, когда всё, чему он служил, чему поклонялся многие годы, уничтожено!
Гермиона нахмурилась, убрав волосы за уши. В груди нарастало беспокойство. Стало не по себе. Теодор поймал её запутанный взгляд и улыбнулся как ни в чём не бывало. Она вздрогнула, обескураженная столь резкой сменой настроения гостя.
– Из-за долгого перелёта я чувствую себя выжатым как лимон, – поделился он. – Во рту за двадцать четыре часа не было ничего сладкого.
– Могу оказать первую помощь, – Гермиона взмахнула палочкой, вызвав из закромов стратегические запасы шоколадных батончиков. Мелочь, и всё же она была вознаграждена одобрительным кивком.
– Не вставай, – сказал Тео, дёрнув уголком губ, – чай я сделаю сам.
Гермиона смиренно вздохнула, вновь закуталась в плед и согнула ноги в коленях, опустив на них подбородок.
– Ты похожа на замёрзшую лягушку, – сообщил Нотт, вернувшись с кухни.
До Гермионы не сразу дошёл смысл его слов, она моргнула несколько раз, а потом громко рассмеялась. Наконец-то нужные слова были найдены. Вот кто она есть – впавшая в анабиоз лягушка! Это не жизнь остановилась, это она, она сама замерла оленем в свете фар – впала в полудрёму и выжидала неизвестно чего, застыла, как муха в янтаре. Ха! Замёрзшая лягушка на дне озера, которая как-то умудрялась дышать и даже дрыгать лапками. С приездом Теодора толща воды над головой Гермионы показалась ей не такой уж беспросветной. Шанс, что родители смогут её вспомнить, согревал сердце сладкой надеждой. Если к Регулусу, которому Волдеморт основательно стёр память, лишив того нескольких лет жизни, возвращались воспоминания, то, возможно, и Грейнджерам повезёт. Ей повезёт.
Теодор точно не признавал мебель: он снова уселся на пол рядом с диваном и уткнулся носом в чашку. Гермиона с интересом разглядывала его. Нотт походил на молодого профессора с кафедры ботаники или археологии. Пожалуй, он всегда был таким, разве что прежний Теодор обладал чуть ли не аристократической бледностью. Теперь же перед ней был загорелый молодой человек с неизменно скучающим выражением лица, когда кажется, что новый вид белены или кость мамонта вызывают в нём больший интерес, чем живые люди. Возможно, поэтому Гермионе было так комфортно. Тео не спрашивал о разрыве с Роном, отношениях с начальством, планах на будущее. Даже в письмах они больше говорили об истории, открытиях, рунах, вычитанных фактах, чем о реальных знакомых. «Душа сухая, как страницы учебника, к которым вы привязаны навсегда», – Трелони не так уж и ошибалась. Гермиона вдруг подумала, что могла быть отличным другом, если дело касалось переписки. Взять её письма Виктору – их можно использовать в качестве учебного пособия на тему: «Как извести три свитка пергамента и при этом не сказать ничего по существу». Гермиона научилась брать эмоции под контроль, повесила замок на своё сердце и заперла душу, пока кто-то невзначай в неё не плюнул. Рон. Добрый родной Рон. Он не подозревал, что держал в объятиях куклу без набивки. Лягушку.
За своими мыслями она не сразу заметила, что Тео давно молчал и озабоченно смотрел на неё, словно реставратор на разрушенную фреску. Что он видел? Лучше не спрашивать – не знать. Нет, он глядел куда-то над её плечом. Гермиона оглянулась. Ну конечно: Живоглот опять играл с кусачей капустой. Вторая победила, всыпав коту по первое число. С жалобным мяуканьем Живоглот отскочил от подоконника и забился под диван, пролетев перед этим по столу и сбросив с него труд жизни сэра Уильяма Блэкстона.(1)
Теодор засунул в рот последний батончик «Твинки» и деловито сказал:
– Надо подвесить кашпо под потолок.
– Надо, – согласилась Гермиона, дотянувшись до книги Блэкстона. Третий том был прочитан на треть, но уже пестрел закладками.
– Займёмся этим утром.
– Угу. В соседней комнате есть кровать, но она жёсткая. Учитывая, что тебя почему-то тянет к земле, могу выдать спальный мешок.
– Я вздремнул в самолёте. Пойду почитаю на кухне, а ты ложись. Завтра будет сложный день.
Вероятно, она пропустила, когда он навёл на неё чары сна, потому что веки вдруг налились такой тяжестью, что глаза немедля закрылись.
– Только не колдуй рядом с холодильником, – пролепетала она, зарывшись в подушки в обнимку с талмудом.
– Ничего не обещаю, но злоупотреблять волшебством, так и быть, не стану. Ах, да! Классный шкаф, – услышала Гермиона перед тем, как отправиться в царство Морфея. Уснула она умиротворённой.
*
15 февраля
Из-за сырости её волосы закудрявились и распушились. Воздух гудел в предвкушении грозы. Скоро весна, но создавалось впечатление, что осень решила выйти на сцену вне очереди. Крики стрижей стали громче, тревожнее. Гермиона плотнее запахнула пальто и покосилась на своего спутника. Теодор выглядел уверенно. Он шёл, опираясь на зонт вместо трости, как будто у него болела нога. Вчера Гермиона была так занята переживаниями, что не заметила, что Тео прихрамывает. Да и с утра ей было не до того.
Тео был чертовски убедителен, когда она проснулась:
– Собирайся! Мы отправляемся к Уилкинсам, – вот и всё, никаких вариантов. А дальше быстрые сборы, патронус начальству, незнакомая улица, ряд очаровательных домиков где-то в молодом заселяющемся пригороде Лондона, дикие травы, деревянные ступени крыльца, белоснежный фасад коттеджа – копия скромного загородного дома из мультфильма Миядзаки,(2) в котором огромное пушистое существо возвращало в семью потерявшихся детей.
Вот только Теодор мало походил на Тоторо, а Гермиона – на пропавшую малышку. Нотт поднял руку и постучал. Дверь открыла невысокая женщина с тёмно-каштановыми волосами, её серые глаза засветились добротой, когда она увидела нарушителя утреннего спокойствия.
– Тео! Мы не ждали тебя раньше полудня.
– Здравствуйте, Моника. Надеюсь, я не разбудил вас.
– Ну что ты! Мы с Венделлом были настолько возбуждены возвращением в Англию, что так и не смогли сомкнуть глаз, всю ночь просидели перед телевизором. Смотрели всё подряд, даже рекламу и прогноз погоды для Северной Ирландии. Венделл! – крикнула она, стрельнув глазами куда-то внутрь дома. – Здесь Тео и…
Верно! Нужно представиться. Гермиона напряглась, готовясь выдать легенду, которую Теодор придумал для использования на первых порах «знакомства» с родителями, но губы не слушались. Рот словно наполнился сухим песком, который при каждой попытке вздохнуть проваливался глубже и глубже в глотку. Нет, она не лягушка, она – рыба. Слава Мерлину, Тео уловил её замешательство:
– Моя подруга Гермиона. Я рассказывал вам о ней. Мы вместе учились.
Она помахала, стараясь выглядеть естественно.
– Доброе утро, миссис Уилкинс.
– Моника. Называйте меня Моникой. Входите, дети, пока дождь не пошёл. Сразу прошу прощения за чемоданы и коробки в прихожей. Мы не успели распаковать вещи, так что вам придётся пройти полосу препятствий, чтобы добраться до гостиной.
– Может, вам нужна помощь? – поинтересовался Тео, и Гермиона поразилась, с какой лёгкостью он общался с её близкими, в то время как она представляла собой клубок нервов. – Что-то перенести, передвинуть или разобрать?
– Брось, Теодор. Даже мне неизвестно, что скрывается на дне чемодана моего мужа.
В гостиную вошёл высокий мужчина в очках и с газетой под мышкой.
«Папа!»
– Мой костюм Зубной феи, что же там ещё? – произнёс он, поцеловав супругу в подставленную щёку.
– Не пугайтесь, это профессиональный юмор, – хохотнула Моника. – Мы стоматологи, а не актёры травести.
– Только не говорите соседям, пусть лучше считают нас артистами, чем врачами, к которым можно нагрянуть в выходной день, – пошутил отец и протянул руку. – Венделл, а вы мисс… – знакомая морщинка отразилась на его лбу между бровями. Так бывало, когда слово, якобы разгаданное им в кроссворде, отказывалось помещаться в отведённые ему клетки.
– Блэк, – отозвалась Гермиона, сходу не придумав ничего удачнее.
– У вас очень красивое имя, – сказала Моника. Её глаза засветились изнутри, словно она вспомнила о чём-то далёком и прекрасном.
– Моя мама читала «Зимнюю сказку», когда носила меня под сердцем.
– Да-да, Шекспир… По-моему, это произведение недооценивают, – шёпотом, словно делилась сокровенным, подхватила Моника. – Волшебное имя – «Гермиона»!
– Дорогая, ты вгоняешь в краску девушку Тео, – папа хитро подмигнул Нотту. – Смотри, бедняжка смутилась.
– О нет, что вы! – запротестовала Гермиона, почувствовав, как кровь прилила к щекам. – Мы хорошие друзья, вот и всё!
– Хотите лимонада, дети? – дружелюбно поинтересовалась мама, погладив Венделла по спине. – Или чего погорячее? Чай, чтобы согреться?
– Спасибо, но я откажусь, – сказал Теодор. – Горький опыт мне подсказывает, что ваш лимонад – это замороженный сок сельдерея и моркови, а чай я принципиально не пью без сахара. У вас же его не водится.
– У нас есть нерафинированный тростниковый, – обронил папа. Тема здорового питания – его конёк.
– Я о том и говорю – нормального не допросишься.
– Ты ешь очень много сладкого, Теодор. Мы уже обсуждали это. Чрезмерное поглощение сахара непременно отражается на здоровье аллергиков, спортсменов и людей, которые занимаются тяжёлыми видами труда.
– Как хорошо, что я не отношусь ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим.
– Что насчёт вас, Гермиона? – прервала их пикировку Моника. – Чем вас угостить, пока эти двое в очередной раз бодаются на пустом месте?
– У вас найдётся «маракайбо»?
На лице мамы расцвела улыбка. Гермиона заработала несколько очков на свой счёт.
– Вам повезло. Этой мой любимый сорт.
– Да, я знаю, – прошептала Гермиона, осмотревшись. Сердце ёкнуло при виде старого отцовского чемодана, обклеенного стикерами. Теперь их стало больше. За каждым таилась особая семейная история.
Мама вернулась с двумя чашками кофе. Одну она оставила себе, а вторую вручила гостье.
– Знаете, мне знакомо ваше лицо, – сказал папа, нахмурившись.
Гермиона закашлялась, но Теодор вновь пришёл на выручку и попытался забрать чашку из её рук. Она не отдала. Покачала головой и вцепилась в хрупкое стекло, расписанное жёлтыми розами. Это первая вещь, которую дала ей мама за два года.
– Мне тоже так показалось, – задумчиво добавила та. – Это не вы случайно занимались продажей нашего старого дома здесь, в Лондоне?
– Да, – произнёс Нотт. – Гермиона как раз хотела узнать, как вы устроились. Этот коттедж тоже подобрала она. Специально для вас. Сейчас не так заметно, но тут очень много цветущих деревьев, чудесное озеро неподалёку и парк с велодорожками.
– Всё для того, чтобы вы чувствовали себя как дома, – добавила Гермиона, отчаянно ища сигнал, отблеск узнавания в глазах родных.
«Уилкинсы» переглянулись.
– Это очень мило, – сказала мама, и тогда Гермиона окончательно осознала, что ничего не выйдет. Она старалась держаться, быть оптимисткой. Теодор не сомневался в том, что она справится… Но родители её не узнали. Не вспомнили. Они были безупречно вежливы, обходительны и гостеприимны. Гермиона никак не могла ими налюбоваться. Их умиротворённые голоса действовали на неё колдовской колыбельной.
– Нам придётся заново привыкать к местному климату, – обмолвилась мама, когда Гермиона и Тео собирались на выход. – Я ничего не желала бы менять в Англии, кроме погоды.(3) Здесь такие длинные тёмные вечера. Мы отвыкли от них. Вы слышали о световом коробе для предотвращения зимней депрессии? «Лампа счастья» – так называют его в народе. Вы просто включаете чудо-лампу по утрам, чтобы перехитрить организм и сдвинуть фазы биоритмов. Мы с Венделлом взрослые образованные люди, но фототерапия вызывает у нас больше вопросов, чем ответов. Волшебство какое-то, не находите?
– Магия ближе, чем вы думаете, – мягко произнесла Гермиона.
– Возможно, вы правы, – просияла Моника. – Подождите, у меня есть кое-что для вас, – она засуетилась, переходя от одной неразобранной коробки к другой, разыскивая что-то среди вещей.
Нотт занял наблюдательный пост на пороге, посматривая на наручные часы – похоже, куда-то спешил.
– Нашла! – мама вернулась к Гермионе и протянула ей небольшой округлый предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался небольшим гладким камнем с отверстием посередине. – Это амулет на счастье. Я нашла его в песке во время прогулки по пляжу. Не бог весть что! И всё же… Пусть он принесёт вам удачу. Хочу, чтобы он был у вас!
– Спасибо, ма… Моника! Я буду его беречь!
– А ты, Тео? Уже нашёл, где остановиться?
– Не беспокойтесь за меня. Я снял номер в гостинице, улажу кое-какие дела и напишу матери отчёт обо всех перипетиях, случившихся со мной во время и после поездки.
– В гостинице? У нас есть гостевая комната, – начал было Венделл.
– Нет, нет. Номер стоил мне всего ничего, а главное – рядом здание Британской библиотеки. Большую часть суток я всё равно собираюсь проводить там.
– Обязательно приходите к нам ещё, – сказала Моника. – Вы оба. Где ещё я найду таких благодарных слушателей?
Помахав на прощание, Гермиона и Теодор под накрапывающим дождём двинулись вдоль улочки.
– Всё прошло лучше, чем я думал, – произнёс Нотт.
– Ты уверял меня, что встреча пройдёт отлично! – возмутилась Гермиона, шокированная его признанием.
– Разве я ошибся?
Она сжала в ладони оберег.
– Но они меня не вспомнили.
Теодор громко выпустил воздух из лёгких.
– Не всё сразу. Я думаю, что старт был удачен. Процессы запущены. Терпением ты никогда не отличалась, верно?
– В детстве я ненавидела собирать сложные паззлы, – уклончиво ответила Гермиона, сунув подарок мамы в карман. – Это растягивалось на недели.
– Но сейчас тебе предстоит собрать самый большой. Придётся подождать и заняться ритуальными танцами: втереться в доверие, атаковать намёками и играть роль милого агента по недвижимости.
Она молча согласилась с очевидной истиной, хоть и не одобрила формулировки Тео. Было всё же во всех слизеринцах что-то змеиное, словно иногда они не говорили, а кусали словами – жалили.
Теодор остановился в тени раскидистой сосны и вновь сверился с часами.
– Извини, что не могу проводить. Дела-дела.
Гермиона подозрительно прищурилась, гадая, какие такие дела требовали непременного вмешательства на второй день после приезда в Англию. Тео выглядел спокойным, даже несколько отрешённым. Она не имела права выпытывать подробности – они не были настолько близки, да и связываться с выпускниками факультета Салазара всегда выходило ей себе дороже.
– Что у тебя с ногой? – спросила Гермиона.
Тео удивлённо опустил глаза вниз, словно только что осознал, что с ним не всё в порядке.
– Собака укусила.
– Надеюсь, не бешеная.
– Это как посмотреть, – с мрачным смешком отозвался Теодор, выудив из ниоткуда леденец мадам Борболеты. Он закинул сладость в рот и более тёплым тоном добавил: – Обещаю, что буду избегать неприятностей, точно чёрных кошек.
О каких только глупостях ни будут говорить люди, чтобы избежать важного разговора, а между тем Гермиона чувствовала, что происходит нечто значимое. При дневном свете она отлично видела мешки под глазами Тео, горькие складки у губ…
– Ну что – дальше сама?
– Ага, – шёпотом отозвалась Гермиона.
Теодор бросил взгляд по сторонам и аппарировал, пристукнув по тротуару кончиком зонта.
*
Домой Гермиона добралась без приключений. Она была взволнована, но, что удивительно, не пала духом после очевидной неудачи. На шаг ближе к цели. Всё же хорошо, что Тео не предупредил её заранее, а заявился вот так. Вернее, что его письмо запоздало. Кстати, о письмах. Три пернатых почтальона теснились на подоконнике, благо места на нём прибавилось – переезд капусты наконец-то состоялся. В квартире было холодно, что означало – одна из птиц только недавно пробралась внутрь, отодвинув лапой щеколду, которую Гермиона специально приделала с внешней стороны рамы. Министерская сова щёлкнула клювом, привлекая внимание.
«Это самое нахальное прошение об отпуске, что я встречал, – зачитала Гермиона, вскрыв первый конверт. – Ваш патронус бесцеремонно ворвался в ванную комнату, когда я брился, мисс Грейнджер. Если бы бритва не была волшебной, то ваше бюро осталось бы без главы. Впредь сообщайте о своих планах заранее и сдерживайте внезапные порывы. И да: прошение удовлетворено. Отдыхайте».
Монтроуз в своём репертуаре.
Гермиона открыла окно и выпустила птицу на волю. Она взъерошила перья и беспрекословно вылетела в дождь. Её соседки попятились, боясь намокнуть от пробравшихся в оконный проём брызг. Хедвиг нетерпеливо протянула лапу.
– Что тут у нас? – вслух размышляла Гермиона, отвязав послание и вскрыв очередной конверт. Гарри как обычно начал без предисловий, изобилуя восклицательными знаками в конце строк:
«Что случилось?! Я услышал, что ты взяла отпуск!
Мне стоит беспокоиться?! Куда бежать?! Почему, чёрт возьми, ты не предупредила, что сегодня праздник?! Не могу найти других причин твоего отсутствия на горячо любимой работе!
Рон волнуется – не может есть. Я тоже в шоке – не могу пить. Чем занимаешься? Я хотел бы заглянуть после работы и поделиться не менее горячими новостями! Сегодня был безумный день.
Твой обеспокоенный друг Гарри»
Гермиона прижала лист бумаги к губам, чтобы не рассмеяться в голос. Теодор ворвался в её жизнь порывом освежающего ветра, но настоящее дружеское тепло могли подарить только лучшие друзья.
Третья птица казалась самой воспитанной среди пернатых гостий. Исполнившись достоинства, она клюнула ленту, которой было привязано письмо, и протянула его адресату в клюве.
– Спасибо, Афина, – поблагодарила Гермиона. Она примерно прикидывала, чего ожидать. Андромеда не теряла надежды увидеть её за обедом. – Вы обе можете переждать дождь у меня, я как раз напишу ответ.
Птицы синхронно ухнули. Однако стоило сесть и достать перо, как новый субъект начал домогаться внимания Гермионы: Живоглот по-кошачьи заворчал, осуждающе воззрившись на хозяйку.
– Ну конечно, – сказала та, закатив глаза. – Не чёсан, не целован аж четыре часа кряду.
Гермиона чуть отодвинулась от стола, позволив коту запрыгнуть на колени, и рассеянно почесала рыжую макушку.
Впервые за долгое время она не думала об эльфах, длиннющих списках с именами их владельцев и номерах кабинетов, куда во что бы то ни стало надо попасть, чтобы получить ту или иную подпись. Завтра, а лучше уже сегодня, она зайдёт в пекарню на углу, пополнит запасы и купит пирог с ревенем – папа его обожает.
«Десять очков Гриффиндору», – удовлетворённо оценил внутренний голос.
«Прошу прощения, что не смогу встретиться. Много дел», – старательно вывела Гермиона. Рано или поздно миссис Тонкс сочтёт её заносчивой карьеристкой, но к очередному визиту в Бери она была не готова.
Продолжая поглаживать Живоглота, Гермиона взялась за второе письмо.
«Приходи обязательно. Буду ждать. Чем я хочу заниматься? Я собираюсь весь день провести в постели, есть горячо любимые куриные крылышки. Чем же столь горячим ты жаждешь со мной поделиться?» – перечитав получившийся ответ, она развеселилась ещё больше, добавила подпись и «забор» из восклицательных знаков. Птицам тем временем было не до веселья. Что они умудрились не поделить – тайна, покрытая мраком, но в ход пошли тычки крыльями и щипки клювами.
– Драчуны отправляются под душ – охладиться! – сердито воскликнула Гермиона, когда Афина опрокинула чернильницу – вот тебе и воспитанная. Один взмах палочкой – и окно было открыто.
Обиженно зыркнув и потряся лапой с наскоро притороченным к ней письмом, сипуха скрылась в небе. За ней последовала Хедвиг. Живоглот надменно фыркнул им в след.
– А ты чего дразнишься? Твои баталии с капустой выглядят ещё глупее! – отчитала его Гермиона. Она трансфигурировала зонтик из попавшегося под руку карандаша, накинула плащ и выскочила из квартиры. Уже на обратном пути из магазина, неся ведёрко крылышек и пирог, она споткнулась на ровном месте, зашипев от боли, прострелившей щиколотку, и отчётливо поняла, что натворила: совы понесли письма совсем не тем адресатам.
Комментарий к Глава 17 – «Мисс Блэк»
1) Сэр Уильям Блэкстон – английский политик, юрист и историк права, автор монументальной работы «Комментарии к английским законам».
2) «Мой сосед Тоторо»
3) цит. «Портрет Дориана Грея», Оскар Уайльд.
========== Глава 18 – Регулус ==========
15 февраля
Не уснуть. Что-то внутри сломалось – вероятно, стена, которую Регулус сам же возвёл в попытке отгородиться от навязчивой идеи связаться с Сириусом. С тех пор, как он впервые услышал голоса и понял, кому они принадлежали, его надежда вновь пообщаться с братом лишь крепла. Регулус убеждал себя, что это невозможно. Сириус ушёл. Сириус где-то там. Тем более ему не нужны извинения младшего брата. Ни к чему. Бесполезно взывать к нему, едва поймав прикосновение ветра на коже, или застывать в галерее, когда старинные часы внезапно пропускали удар. Родители тоже ушли. Это хорошо. Он должен быть за них рад.
Регулус перевернулся на спину и уставился в окно. Звёзды сияли, но даже у звёзд было отведённое им время. Ни больше, ни меньше. Они не вечны, ничто не вечно. Быть может, эти крошечные точки, устроившиеся в изгибе облаков, уже мертвы, распались на частицы, превратились в пыль, но их свет ещё льётся на Землю. Когда Герпо говорил, что бессмертен, он заблуждался. Рано или поздно всему приходит конец. Горы уносит ветер, звёзды взрываются и гаснут, кости обращаются в прах. Его крестраж, чем бы он ни был, тоже исчезнет с годами. Через много-много лет, когда не будет ни магглов, ни волшебников. Останутся только огоньки, которые так и не смогут уйти и отправятся кочевать по Вселенной. Это был его выбор, его личное проклятье. Пожалуй, Регулус мог бы назвать ситуацию уморительной – волшебник создал крестраж и потерял его. Так бывает – забыл, куда положил. За сотни лет и не такое упустишь из памяти. Тёмный Лорд стал бы таким же – живой развалиной, дряхлым стариканом, шипящим проклятья через жёлтые сломанные зубы. Хотя нет. Повелитель не прожил бы и дня без подчинённых. Зачем ему вечность, зачем нужен мир, в котором некем повелевать? И вот стоял бы Лорд несчастный, одинокий. Последний в мире маг – он поглядел устало, пошёл, сломал крестраж, и никого не стало. Ах, нет! Там Герпо был – в кустах гремящий череп…
