Текст книги "Операция "Бешеные лошади" (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 52 страниц)
В отличие от других, атаман знал на что способны профессиональные людоловы, да ещё в связке со специально обученными собаками. Особым образом обученными и натасканными. И никакие уловки бы им не помогли.
Но об этом, атаман благоразумно не стал ставить всех в известность, справедливо рассудив, что многия знания – многая печали. Лучше будет людям не говорить чего они минули, иначе и сопротивляемость бедам у них будет значительно ниже.
– "А вот, если мы отсюда уйдём, – подумал он. – Вопреки всему уйдём от людоловов с собаками, то ты, братец, точно казачок засланный. Проще говоря – стратегическая консерва, заложенная на длительное хранение до дня надобности.
Ладно! Главное сейчас выбраться. А потом, милок, мы и с тобой решим это наше дело".
Прийдя к окончательному решению, атаман поднялся и молча двинулся сквозь толпу к своему шалашу.
– Уходим, – бросил он, не оборачиваясь. – Больше ждать нечего. Уходим в Низовья, а оттуда в Приморье и торговыми путями с юга вернёмся через горы домой. Или ещё куда.
Обернувшись, он окинул замолчавшую после его слов толпу своих ушкуйников и мрачно уточнил:
Если кто против, может оставаться. Может попытаться ещё раз попробовать прорваться по берегу. Может примера первой отколовшейся группы всем не хватило? – атаман обвёл всех оставшихся суровым, мрачным взглядом. Никто не сдвинулся с места, внимательно за ним наблюдая. – Тогда собираемся, – сухо бросил он, отворачиваясь. – Через два часа выходим.
Гложущее его с утра безпокойство буквально выталкивало его отсюда. Следующее что он ещё потом вспоминал, стремительно приближающаяся к его лицу земля и удивительно непослушное тело.
Больше он уже не помнил ничего.
Лодья работорговцев.*
Паша умирал.
По крайней мере он так сейчас думал, вися вниз головой на дыбе с вывернутыми куда-то вверх руками. Левый бок нестерпимо пекло. Этот гадёныш Изя Белый, старый работорговец и крайне недоверчивый человек, с кипельно белыми седыми волосами, за что и получил соответствующую кличку, никак не мог поверить что никакого золота с каменьями или кучи серебра у него нигде не припрятано. Никак не верил что атаман речных разбойников, известный всей реке Паша-ушкуйник вдруг окажется нищим. У которого если что и есть отличного, то лишь оружие.
– "Гадёныш!" – атаман привычно ругнулся про себя на старого работорговца.
Ругаться вслух у него уже не было сил. Любимое развлечение старика последних нескольких безумно долгих дней и не менее долгих ночей было тыкать горящим факелом ему в бок. А потом с наслаждением нюхать своим крючковатым, сбитым набок горбатым носом запах горелого человеческого мяса. Тёмно карие, навыкате глаза его при том сладостно щурились. Тварь!
– "Больно то как", – вялая мысль еле пробилась сквозь замутнённое страшной болью, теряющее связь с реальностью сознание.
Пришёл долгожданный вечер, когда старик обычно оставлял свою жертву, удаляясь по каким-то своим делам и Паша с радостью понял, что он наконец-то умирает.
Его большое, страшно избитое тело, с вывернутыми суставами рук и сломанными как минимум несколькими рёбрами, казалось уже само не хотело жить, настолько страшным издевательствам его подвергли.
Тонкий лучик солнца, прорвавшийся сквозь выпавший сучок в тонких, гнилых досках палубы старой, гнилой лодьи работорговца, такой же старой и гнилой как и он сам, попал ему в единственный, не заплывший ещё глаз.
– "Хорошо то как", – пришла новая мысль.
Вчера он всё таки не умер, хотя думал что уже всё, пришёл его черёд. Оказалось что ещё не время.
Работорговцы, не смотря на все их угрозы и пытки всё же были не те люди, кто бездумно расходовал доставшийся им человеческий материал. Паша это только сейчас до конца понял. Понял что не умрёт. Не дадут. Пытать будут и наверняка ещё не раз, и не два, но умереть не позволят. А вот самому умирать, как он это умел, Паша не собирался. Он намерен был всё вытерпеть и выжить, не смотря ни на что.
Выжить и отомстить. Княжне.
Злости против работорговца Изи Белого, к которому он попал в рабство, как ни удивительно, но у Пашки не было. Ему даже в какой-то мере понравилось как ловко в этот раз людоловы взяли весь их отряд. Чисто и без малейшего сопротвления.
Газы! Простой безцветный и без запаха сонный газ, ловко заброшенный стрелами в разные точки лагеря. Одна минута – и всё. Вольные ушкуйники пополнили трюм с живым товаром случайно оказавшегося в тех краях работорговца Изи, как оказалось, прекрасно осведомлённого об этом тайном Пашкином месте.
– "Хорошо что попали к случайным работорговцам, а не к княжеским людоловам, – пришла другая мысль. – Иначе бы никого из нас уже в живых не было".
Паша уже понял, что княжна Лидия Подгорная оказалась не тот человек, кто оставлял после себя раз недоделанное дело. И она не успокоится до тех пор, пока не уверится что расправилась со всеми, видевшими её позор и унижения. А он не только видел, но и принимал самое активное и непосредственное участие в её унижении.
– "Жаль что это понимание пришло так поздно, – Паша недовольно поморщился своим мыслям. – Скольких бы смертей можно было избежать"…
"А она была права, – вялая мысль едва-едва просочилась в его замутнённое болью сознание. – Убить княжну тогда точно следовало. Несмотря ни на что, ни на какие данные сдуру обещания. Жаль что понимание этого пришло слишком поздно.
Умная Сидору попалась жена. Красавица, – пробилась последняя чёткая мысль. – Повезло парню, – ещё успел подумать он, окончательно проваливаясь в безпамятство".
Того что последовало вслед за этим, он уже не видел. Всё остальное, что он когда-либо потом пытался мучительно вспомнить, казалось ему бредом умирающего, воспалённого воображения…
Боковая низкая дверца безшумно открылась и оттуда показалась крупная, высокого роста амазонка, сопровождаемая большой свитой вооружённых, в броне телохранителей. Стремительным шагом она вошла внутрь помещения и внезапно замерла. Похоже она опаздала.
Просторная низкая каюта, выгороженная внутри большой торговой лодьи работорговца, специально приспособленной для перевозки живого товара, сейчас стараниями старого Изи Белого превращена была в пыточную.
В воздухе стоял смердящий запах горелой человеческой плоти, густо перемешанный с запахом человеческих экскрементов и вонючего, прогорклого животного жира. Самым дешёвым ламповым маслом, которым старик видимо заправлял чадящие жирной чёрной копотью масляные светильники, густо натыканные по всему помещению. В трюме было душно, дышалось с трудом. но довольно светло.
Наверно поэтому открывшаяся её взору картина выглядела особенно омерзительно.
В противоположном от входа углу под потолком, на вывернутых вверх руках висел хорошо знакомый ей ушкуйник. Тот самый дружок одного случайного приятеля её командира, который при последней встрече всё заглядывался на её командира и никак не решался заговорить.
– "Дурак, – как ещё тогда её подруга со скрытой горечью в голосе рассказывала ей. – Чего боялся подойти? Чего тянул? С такой "смелостью", так никогда потом и времени на любовь не остаётся".
Она оказалась права, её старый боевой товарищ, как амазонка сейчас сама себе с горечью призналась. Времени у них обоих действительно больше не оказалось. И теперь его мёртвое тело медленно раскачивалось на дыбе, вместе с лодьей слегка шевелясь под ударами мелкой речной волны, нагоняемой в залив с основного русла.
Рядом с ним висели тела ещё каких-то людей. Ещё дальше, сразу за дыбой, на полу каюты свалены были кучей тела по-видимому уже окончательно отработанного материала.
– Как это понимать, Изя? – хриплым, злым голосом, тихо проговорила амазонка. – Опять взялся за старое, старый пердун? Кажется у нас был уговор. Всех найденных показывать мне.
– Всё-всё-всё, – коротенько хохотнул седой старик-работорговец по кличке Белый. – Теперь уже действительно всё.
Нет! – с сожалением развёл он руками. – Нет у них кладов, – с ещё более горьким сожалением констатировал он. – А за материал ты не безпокойся, – успокаивающе мелко потряс он головой. Амазонке на миг показалось что сейчас его голова от сотрясения отвалится, настолько это было неприятным, мерзким зрелищем.
Тут и было то всего чуть более десятка трёх особей. Хлипкие какие-то оказались, – насмешливо пожал он плечами. – Впрочем, всё что осталось, ты можешь теперь попробовать выцарапать у него, – ткнул он испачканным чем-то красным пальчиком куда-то справа от себя. – Теперь это всё его. И уважаемый господин Цандер наверняка готов сотрудничать с тобой.
Если…, – холодно улыбнулся он, – вы договоритесь о цене. – А я ухожу. К сожалению, – сожалеючи поцокал он язычком с откровенно ханженским видом, – того что я хотел бы услышать, я так и не услыхал.
Поэтому, всё оставляю Вам, дорогая Кара. Дальше общайтесь с сиим уважаемым господином, – снова демонстративно ткнул он в сторону Цандера кривым, скрюченным падагрой пальцем. – Всё это мясо теперь его. А мне уже пора. Мея заждались дома…
Сцепив от злости зубы, Кара молча слушала монолог старого работорговца, явно издевающегося над ней. Теперь он могла себе это позволить. За его спиной стоял вооружённый до зубов десяток огромных, просто каких-то горообразных охранников.
В этот момент Кара остро пожалела что не взяла с собой больше охраны. Пятеро её телохранителей хоть и способны были на многое, но против этих десятерых сейчас бы не потянули. Те явно заранее подготовились к их визиту и сейчас грамотно распределившись по просторной каюте, фактически не оставляли им ни малейшего шанса, если бы дело дошло до схватки.
– "Подготовились, – зло подумала Тара. – Знали что придём и подготовилась. В другой раз надо лучше готовиться, – сделала она себе зарубку на память".
Ещё раз улыбнувшись, словно прочитал тайные мысли амазонки, старый, седой старик, за кипельно белые седые волосы когда-то получивший кличку Белый, с лёгкой, покровительственной улыбкой на губах гордо прошествовал мимо замерших без её сигнала амазонок, сопровождаемый своей вооружённой свитой. Громко хлопнув дверью напоследок, Изя Белый вышел вон.
В каюте остались лишь амазонки, да маленький, неприметный человек в серой хламиде, господин Цандер. И судя по его уверенному, хозяйскому виду, тот совершенно не чувствовал себя некомфортно, оставшись один, наедине с вооружёнными, злыми амазонками.
– Ну-с, госпожа, – с радостным, хищным видом, человечек радостно потёр свои пухлые, удивительно чисто белые, не испачканные в окружающей грязи ручки, – Приступим.
Сколько вы готовы выложить за это мясо?
Этот господин мог себе позволить так по хамски и так нагло сейчас себя вести. Весьма многочисленное и богатое семейство работорговцев Цандеров было широко известно на реке. Да пожалуй и во всём Западном крае. И Кара хорошо знала этого господина. Трогать эту тварь, или причинить ей какой-либо ущерб, крайне никому не рекомендовалось.
Поэтому, следовало быть очень осторожной.
Следующий час в каюте, превращённой в пыточную, шёл бурный, яростный торг Кары с работорговцем, окончившийся, к её стыду полным для неё фиаском. У неё просто не оказалось столько денег, сколько тот хотел.
Ей не удалось не то что выкупить всех пленных, как оказалось ещё вчера проданных семейству Цандеров старым Изей, но даже узнать на какие рабские рынки сей господин собирается выставить этот живой товар на продажу.
Единственное что её утешало, в той куче, как ей поначалу показалось трупов, сваленных в углу каюты, всё же все были живы. Старик, запытав их чуть ли не до смерти, всё же оставил им маленькую лазейку выкарабкаться, в очередной раз подтверждая незыблемое правило работорговцев не убивать живой товар. И у Кары ещё оставалась слабая надежда проследив за лодьёй работорговца, попытаться потом выкупить, а то и просто выкрасть этих пленных.
У подруги Кары были на этих пленных свои планы, и ей бы очень не хотелось чтобы они порушились из-за жадности одного чересчур жадного работорговца.
Насколько она была неправа, не решив сразу вопрос с выкупом, она поняла лишь через несколько дней, когда к борту её лодьи глубокой, глухой ночью тихо пристал маленький гоночный ялик и щуплая, небольшая фигурка ловко скользнула по выброшенному за борт штормтрапу на борт.
– Ушёл, – шепнула ей на ухо фигурка. – Устроил засаду, перебил всех посланых тайно следом за ним разведчиков… и ушёл. Где, куда – неизвестно. Никаких концов. Ни ниже по реке, ни выше – не появлялся. Словно в воздухе растворился.
– Найдём, – тихо, сквозь зубы проговорила Кара, сразу глубоко задумавшись. – Найдём и растворившегося в воздухе…
– Белый с ним? – задала она один из главных на этот момент вопросов.
Оставлять безнаказанным наглеца она не собиралась. И если с Цандером она пока не могла ничего сделать, то этого гадёныша, нарушившего все их предварительные договорённости, наказать следовало показательно. Чтоб все видели. Чтоб всем иным было понятно – обманывать амазонок из Речной сражи не стоит.
– С ним, – был тихий, еле слышный ответ.
– А ты иди, – вяло махнула Кара рукой безликой фигурке. – Нужна будешь, позову.
Глядя на закрывшуюся за фигурой следопыта дверь своей каюты, она надолго замерла в тяжёлых раздумьях. Лёгкости и уверенности, показанной ей подчинённой, она не чувствовала. С умением работорговцев хранить свои тайны, она уже не раз сталкивалась.
Приходилось признать что Изя Белый всё правильно рассчитал и до этих пленных, если она когда и доберётся, то весьма и весьма не скоро.
Правда было непонятно зачем он так поступил, но пока что роли это не играло.
– Тварь, – тихо проговорила Кара на пределе слышимости. – Умная, хитрая тварь, – едва слышно повторила она.
Трюм.*
Скованное толстыми, их плохого железа цепями избитое, большое тело, мешало Пашке думать. В голову постоянно лезли какие-то посторонние мысли. Вот и сейчас, вместо того чтобы обдумать как и когда всё пошло не так, почему их привело именно к этому результату, сюда в этот грязный, тёмный трюм, он вместо этого упорно думает почему рабские цепи такие толстые.
– "Да, железо плохое, – в который уже раз пояснил он сам себе очевидную вещь. – Ну и что?"
Мысли раз за разом вертелись по одному и тому же кругу, возвращаясь к истокам.
– "Плохое, сырое железо, оттого и цепи толстые", – опять он принялся за азы металлургии. Ни о чём ином он думать сейчас не мог.
О том почему всё произошло именно так, думать-то откровенно не хотелось. И Паша боялся сам себе признаться почему. Стоило ему лишь на секунду задуматься, как в голову тут же лезли нехорошие мысли, а точнее только одна. Одна единственная злая, словно осиное жало мысль, которая упорно не желала покидать его голову. Которая была до безобразия ясна, чётко и внятно сформирована ещё там, в его, много лет назад брошенном схроне в безлюдных плавнях устья Лонгары. И к которой так не хотелось возвращаться.
Мысль была проста – всё что с ними произошло, было результат предательства. И Паша теперь отчётливо понимал кто. Кто был тот единственный, кто мог это сделать. И на кого он там так ни разу и не подумал, даже мысли такой не допустил. И кого единственного не было сейчас с ними тут в трюме.
Седой! Седой – сука. Старый, "надёжный друг" и правая, "верная" рука.
И самое главное, Паша теперь понимал почему. Почему тот так поступил.
Рудник. Их серебряный рудник, против передачи которого в руки компании Сидора Седой выступал яростнее и упорнее всех, так до конца и не согласившись с общим выбором. И Паша понимал, как теперь Седой попытается его себе забрать. Забрать лично себе, одному, а никак не всем им, не всему отряду.
И по всем законам будет абсолютно прав, потому как остался один.
Один единственный наследник.
Паша слабо улыбнулся. Он на миг мысленно представил как тот это будет делать. К кому пойдёт и что ему скажут в ответ. И чего этот дурак ещё не знал.
Седой никогда не понимал почему Паша так поступил, почему передал права на рудник посторонним людям.
– "Теперь у него появится прекрасная возможность попытаться понять это", – мстительно подумал Павел.
Седой всегда был против передачи прав на рудник кому бы ни было, хотя сам фактических прав на этот рудник имел меньше всех. Не смотря на дружбу и близость к Паше, он не занимался ни его поиском, ни разработкой серебра, хотя Паша с самого начала предлагал ему это. Поэтому он даже не знал места нахождения рудника. Но тем не менее был всегда против того, чтобы одним найденное переходило в коллективную собственность всех остальных, яростно выступая против общей, коллективной собственности.
Паша в этот момент остро пожалел что тогда, ему, вернувшемуся с гор чудом выжившему, в тот момент замятни показалось неплохой идеей включить Седого в состав владельцев. Теперь он так не думал.
Не думал, но было поздно. Теперь Седой на этот рудник имел неоспоримое право, потому как получалось что серебряная жила найдена была как бы только ими двумя. Им и Седым. Найдена ещё тогда, когда никого из нынешних ребят команды и близко рядом с ними не было. А те, кто тогда был с ними, кто мог бы на него претендовать, давно уже все лежат в могилах. И как теперь постепенно начинал прозревать Паша, совсем не своей волей там оказавшись.
Оказывается, уже тогда Седой был против коллективного владения, не желая понимать, что лишь вместе со всеми этими ребятами они только и смогли разработать этот рудник. Только все вместе.
Но ничего коллективного никогда Седого не интересовало. Он всегда говорил только одно. Вернём рудник – заживём. А о проблемах, с этим связанными, думать он никогда не хотел.
И к сожалению внутри их отряда он находил многих последователей. Почему Паша его до сих пор и терпел, не решаясь выгнать старого друга за такие крамольные разговоры из отряда. Какая же это была ошибка.
– "Где они все сейчас, – атаман мысленно перебрал имена всех погибщих ушкуйников. – Густым гребнем прошлась княжна по отряду, – тяжело вздохнул он. – Выпола чуть ли не половину".
В этот момент Паша остро порадовался тому что сейчас с ним не было Сидора. Сейчас он был рад, что не взял его с собой на лёгкую прогулку, как он тогда думал, а высадил на обратном пути, на месте переправы, оставив того помогать Корнею разбираться с лошадьми.
Чем Сидор реально мог ему помочь, Паша предусмотрительно спрашивать не стал, прекрасно поняв истинные причины вдруг прорезавшейся неожиданно тяги Сидора к романтике и воинской славе. Голубоглазое чудо, толкнувшее Сидора на этот безумный поступок, он прекрасно разглядел ещё при первой их встрече.
А на что, на какую глупость способны влюблённые дураки, Паша прекрасно знал, сам не раз был такой.
Поэтому, когда Сидор вдруг воспылал энтузиазмом и буквально навязался ему на обратную дорогу, возглавить перегон, как он всем во всеуслышанье провозгласил, он спорить с ним не стал. Прекрасно понимая что ничего спорами от Сидора не добьёшься, он положился на его благоразумие и на воинский опыт Корнея, который сгладит взбрыкивания влюблённого дурака.
После того как княжна ловко, а главное быстро и максимально эффективно расправилась с ним, недооценивать её он бы не стал. Шесть лодий, полторы сотни экипажа. Его пять десятков и нанятая этой весной ещё сотня неплохих ребят. И пятнадцать купеческих лодий вместе с экипажами. Где все они?
Дура, каковой до этого момента считал княжну Паша, такого бы никогда сделать не смогла. Мозгов бы не хватило. У этой же всё получилось. И теперь последние тридцать семь его бойцов здесь, в трюме рабовладельческой лодьи. А остальные кто где. Кто на мачте был повешен, кто умер нанизанным на колу, кого утопили, связав руки и с камнем на шее… А кое-кому и повезло, продали рабовладельцам в рабские каменоломни Западного, Северного или Южного Приморья.
Хотя, неизвестно ещё так ли уж повезло им. В тех каменоломнях больше года никто не вытягивал. И если его не выкупали друзья или родственники, скорая смерть от изнурительного труда и истощения была гарантирована.
Горазда оказалась княжна на выдумку. Для каждого из них придумала что-то новенькое. Ни одному не досталось того же что и соседу.
И только с ними у неё произошёл сбой.
Паша отчётливо понимал что в трюме этой рабской лодьи, их не должно было быть. Никоим образом они не должны были здесь находиться. И объяснить это можно было только чудом. Тем что одна банда людоловов перебежала дорогу другой. И лишь поэтому они ещё были живы.
Будь иначе, никого бы уже не осталось…
– "Седому не нужны компаньоны на серебряный рудник, – наконец-то сформулировалось в его мозгу отчётливое ясное понимание. – А раз он связался с княжной, то значит, сумел её чем-то заинтересовать. А князья Подгорные и славны тем, что держат раз данное слово.
– Даже таким подонкам как Седой".
Паша поморщился. Он только что вспомнил как Сидор смеялся как раз над тем что некая сопливая княжна дала слово уничтожить его. Какие же они тогда были идиоты. Оба! Надо было тогда уничтожить княжну, когда ещё можно было, даже не смотря ни на какие свои обещания.
Сто с лишним человек его команды уже стали жертвами их тогдашней нерешительности и чистоплюйства. Ещё триста человек с купеческих лодий уже погибли по той же причине. А сколько их ещё будет… И всё из-за их мальчишеской глупости. Ладно Сидор, сопляк и новичок в этом мире, но он… Он-то! Матёрый разбойник, на счету которого не одна загубленная жизнь. Как же он сам так опростоволосился… Не иначе как под влиянием этой безтолковой земной компании. С которой он и связался-то, не иначе как по помрачению разума.
Паша тихо застонал от безсилия и невозможности что-либо уже изменить. Как он хотел сейчас вернуться туда, в то утро, когда он сам, своими собственными руками осторожно опустил связанное тело княжны в привязанную за кормой лодку. Как ему сейчас хотелось разжать руки и молча понаблюдать как эта тварь извиваясь будет тонуть в речных водах. Как утонул Сёмка Корчной с камнем на шее, как связанные друг с другом утонули братья Журавкины….
От всплывших в памяти картин ему стало нехорошо. И хоть сам лично он этого не видел, но рассказанное видевшими собственными глазами казнь ребятами, как наяву стояло перед его взором.
Какой же он был идиот, подозревая трубача Збройного в предательстве. Обычного, потерявшего рассудок труса принял за предателя. За что и поплатился.
Паша скрипнул зубами в безсильной злости. Дурак Збройный так стремился укрыться в безопасном по его мнению схроне, что не заметил как привёл за собой отряд людоловов.
И то что не трубач был предатель Паша понял слишком поздно, лишь когда на глазах оставшихся в живых ушкуйников, троих из них людоловы демонстративно подвергли сначала жестоким пыткам, чтобы запугать и сломить волю остальных. А потом, с ещё живых содрали кожу, и то что от людей осталось бросили на съеденье своим собакам. И трубач Збройный был одним из них.
– "Хорошо что эти залётные людоловы не поняли кого взяли. Лишь удивлялись богатству вооружения, да искали золото. А вот дальше выводов не сделали. Думали обычные речные пираты, – усмехнулся про себя Пашка, – промышляющие с малых лодок мелким речным разбоем – оттого так много и оружия на них".
Эта ошибка их и спасла. А что это не те, нанятые княжной людоловы, атаман понял по невнятно донёсшимся через тонкие доски палубы разговорам. Случайные залётные, решившие проверить на всякий случай старые знакомые места и нежданно наткнувшиеся там на скрывающихся незнакомых пиратов. И за счёт их поправившие свои незавидные дела.
Случайная удача работорговцев
Будь это не так, сейчас бы они здесь не сидели. Давно бы уже кормили рыб. Всё что ей было нужно, княжна давно уже получила. Наверняка Седой уже выложил ей и место переправы, и маршрут перегона, и всё, всё, всё.
И самое для неё сейчас главное, она тоже получила. Славу! Славу победительницы, удачливой речной воительницы, что даже в отношениях с недолюбливающими её амазонками сильно укрепит её положение и влияние.
А значит и в ловле табуна у неё были перед амазонками козыри. Слава удачливой воительницы, буквально в считанные дни расправившаяся с пиратами.
Всё это теперь Паша ясно и чётко понимал. Знал, и ничем своим друзьям помочь не мог. Потому как старая лодья рабовладельцев, мерно поскрипывая вёслами в разбитых уключинах, который уже день неостановимо двигалась по морю куда-то далеко на север, с запада огибая большой материк.
Дольше томиться мукой неизвестности было невыносимо. Хотя, по невнятно слышимым сквозь тонкие доски палубы голосам, Паша давно уже понял что их считают за беглых сервов, промышлявших в низовьях Лонгары мелким воровством и разбоем. И теперь их везут куда-то на север, для продажи князьям Подгорным. И это, что самое удивительное, было хорошо. Уж искать то у самих себя, князья Подгорные точно не будут.
А вот что княжна их будет упорно искать, пока не найдёт, в этом он не сомневался ни секунды.
– Хей, народ! – тихий Пашин голос нарушил молчаливую тишину в трюме. – Кто знает, нас куда?
Долгая, выматывающая душу тишина, какое-то время была ему ответом.
– Торфяное плато.
– Что? – послышалось со всех сторон. Народ, почуявший какую-тот определенность зашевелился. – Что за плато такое? Откуда знаешь? – понеслись тихие голоса со всех сторон.
– Кто это сказал? – хриплый Пашин голос мгновенно навёл тишину в трюме.
– Догадайся с двух раз, – насмешливый голос, донёсшийся из самого тёмного угла трюма, ясно указал где сидел, или лежал тот, кто знал место доставки.
Тусклого света одиного фонаря, раскачивающегося под низким потолком, едва хватало только для освещения крохотного пятачка под ним, куда обычно тюремщики досталяли бочки с бурдой на завтрак и ужин, и поэтому кто там говорил было не видно.
– Эй, кто-нибудь, посветите туда, – хрипло приказал Паша.
Метнувшаяся к фонарю маленькая юркая фигура, отозвалась в душе его теплом облегченья. Отрядный воспитанник юнга Юрок оказывается был жив.
– Юрчик, жив шельмец.
– Жив, атаман, – донеслось из-под фонаря.
– Почему без цепей?
– Браслеты слишком большие. На мои кости размеру не нашлось. Потому так бросили, – хохотнуло оттуда.
Узкий луч направленного света осветил тёмный до того дальний угол трюма.
Ящер, – довольно констатировал Юрка. – Чьих будешь?
Продолжительное молчание было ему ответом.
– Что значит чьих? – наконец-то донеслось из угла.
– Какого клана, спрашиваю, – сердито переспросил Паша. – Может кто из наших?
– Из ваших это из каких, – опять после длительного молчания отозвался ящер.
– Ты вопросом на вопрос не отвечай, – Паша резко перебил попытавшегося что-то ответить Юрка. – Говори когда спрашивают. Какого клана, кто Глава, из каких земель будешь.
– Странные вы какие-то, – донёсся до них тихий смешок. – Кланом интересуетесь. Вам что, безразлично что я людоед?
– А ты людоед? – вяло поинтересовался чей-то равнодушный голос из темноты. – Что, в самом деле? Вот же повезло встретить. А то ящеров мы видели, а вот чтоб людоедов – нет. Может ты один из них. А те, не людоеды которые, вроде как люди неплохие. По крайней мере мастера знатные, – с тяжёлым вздохом донеслось из угла.
– Мастер я, каменных дел, – опять после длительного молчания отозвался ящер. В этот раз его уже никто не торопил. Все ждали что он ответит. В долгой пустоте ничегониделания даже услышать что-то новое уже было интересно.
– По вашему, муродел буду.
– По нашему, паря, ты архитектор был бы или инженер-строитель, – чей-то тяжёлый вздох из темноты прервал ящера.
– А насчёт кланов ничего не скажу. Чтоб не соврать, – с таким же тяжёлым вздохом добавил ящер. – Не знаю. Мне бы самому хотелось бы знать, сохранился ли кто ещё в Империи. Такой же как и я.
– А кто тебе сказал что в Империи, – хохотнули из другого угла. – Мы все здешние с Левобережья будем.
– И там видели таких ящеров?
– А то где же ещё, – удивился всё тот же голос. – Я вообще, пока в этот трюм к тебе в гости не попал и не знал, что они оказывается ещё бывают и людоеды.
– Спасибо что просветил, – хохотнули оттуда.
– Кто там такой умный, – мрачно проскрипел атаман. – Посвети Юрок. Глянем кто это у нас такой просветитель, – недовольно проворчал он.
– Толян? – удивился атаман. Видя разбитое в кровь лицо, с вытекшим правым глазом, он мрачно пошутил. – Теперь ты будешь Одноглазый Толян.
Тихий, незлобивый смех прошелестел по вонючему трюму. Теперь у них оставались лишь такие беззлобные шутки. Если было не над кем смеяться, то стоило посмеяться и над самим собой. Чтобы не сойти с ума от открывающейся перед ними безысходности.
С торфяного Плато, как сказал ящер, никто не возвращался.
Чудом вырвавшийся из трюма и цепей работорговцев, Седой с содроганием вспоминал проведённые там часы. Они ему показались даже не годами – столетиями, настолько невыносимо для него было там находиться. Как другие могли выдерживать в рабстве несколько лет, Содой совершенно искренне не понимал. Лучше было умереть, чем быть рабом. И он бы и сам умер, чтобы не испытывать на своей шкуре участь раба, если бы не одно интересное предложение. Предложение, перевернувшее всю его теперешнюю жизнь, но давшее саму её возможность. Предложение, принятое им одним, одним их всех выживших его бывших товарищей.
Но иначе бы он умер. Сам. Так, как этому обучил их Пашка, его старый друг и атаман, показавший последний путь ухода из жизни, если у человека уже всё, край, если уже нет больше сил терпеть.
Бывший друг и бывший атаман, как вынужден был сам себе с горечью признаться Седой. Потому как он, если когда-либо узнает что Седой сотворил, что пошёл на союз, а честнее сказать, продался всеми своими потрохами работорговцам, Пашка бы его убил. Сам, своей рукой. Как убил бы его любой другой из их отряда.
– "Хорошо что их уже нет, – с глухой тоской подумал Седой. – Точнее, – поправился он, – уже никогда не будет".
Седой поморщился. Работорговцы слишком высоко ценили свой живой товар, чтобы соглашаться на простое устранение кого бы ни было. Неважно кого, но они никогда никого не убивали. По крайней мере сознательно и преднамеренно, если только их к тому не вынуждали. Жизнь раба была для них безценна – потому как имела вполне реальную, материальную стоимость, выраженную в золоте.
Соглашение, заключённое Седым с Изей Белым, а точнее с семьёй этого, как он сам неизменно при каждой их встрече подчёркивавшего, почтенного работорговца, было совершенно однозначно, и не подразумевало двойных или иных толкований.
Паша со всеми остальными выжившими на сегодняшний день ушкуйниками, захваченными Изей в плен, никогда не должны были вернуться обратно на Лонгару. Никогда! А для этого был лишь один способ – мраморные каменоломни Западного Поморья или мифическое Торфяное Плато, где имперские маги-ящеры проводили какие-то свои чудовищные магические опыты. И где постоянно не хватало людей. Слишком велика там была смертность.
