сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
- Да так, много о себе думают, сволочь всякая, сектанты. Против регулярной армии им не выстоять. Сомнем. Главное, на плацдарме закрепиться.
- Ну, а я то-тут причем? – наконец, я задал главный вопрос, что вертелся у меня на языке все это время.
- Эх, Тёмка! – Сашок приостановился и схватил меня за плечо. – Да ты самая главная наша сила, вернее, такие, как ты! Вы – «сталкеры»! Проводники, навигаторы, штурманы. Вы можете открывать двери в пространстве!
- Стоп, я чего-то не понимаю, - сказал я, замотав головой. – Если ваши древи имеют выходы повсюду, не проще ли через них? Нагрузил авианосец – и в Бермудский треугольник! Ура! Банзай и хенде хох!
- Было бы здорово, Темень, да только не все так просто, не все просто! – покачал головой Сашка. Древей только начали изучать, классифицировать и выделять в группы. Так, войдешь здесь, а выйдешь - на каком-нибудь газовом гиганте…
- Ну так, Белку, там, Стрелку, макаку послать, что-ли?
- И это делают. Еще одно «но». Не все могут и через древей ходить: я ж сказал: пропускать – это их жизненная функция, вроде питания. Пропустят и часть тебя заберут. Еще пропустят – еще часть…
- Что прямо так: отъедят руку, ногу, что ли? – изумленно спросил я.
Санек хохотнул.
- Да нет, руки-ноги - нет, а вот, как бы это сказать тебе, атеисту черствому, жизненную силу, энергию, забирают. Мы зовем это «чулель» или «теотль», А если по-простому - душу они пьют, вот что.
Некоторое время мы молча шли рядом.
- И вовсе я не атеист! – обиженно сказал я, наконец. – Сам ты черствый!
Сашка снова засмеялся и двинул кулаком в плечо.
- Вот и прекрасно! У нас без веры – никуда! С панталыку съедешь! Так вот, мы – Подразделение Особого Назначения Неизученных Территорий. Сокращенно: «ПОННТ», прикинь!
- Прямо «НИИЧАВО»! – буркнул я.
- Ага! - обрадовался Сашка. – «Понедельник начинается в субботу» - наша любимая книжка, как у космонавтов фильм «Белое солнце пустыни»! А мы все, конечно, «понты» - нам нравится! – он развеселился. – Кстати, мы пришли!
Мы остановились пред дверью, отличавшейся от окружающего интерьера жизнерадостно-зеленым цветом. Сашка согнул крючком свой сосискообразный палец и вежливо постучал. Дверь отошла, с шипением прячась в стене. Я мельком подумал, что у них тут изоляция как на космическом корабле. За дверью нас встретил мягкий голубоватый свет и аромат свежесваренного кофе.
- Старший лейтенант Александр Смольников и лейтенант Артемий Пламень по Вашему приказанию прибыли! – отрапортовал Сашка, вытягиваясь «во фрунт» на пороге.
- Вольно! – рыкнуло из глубины кабинета. – Входите!
Я неуверенно переступил порог и огляделся. Комната тянулась в обе стороны от двери. Справа на противоположной от входа стене светились несколько больших экранов, подобных тому, что я видел в «своей» комнате. Шторы, прежде скрывавшие их, были раздвинуты, и являли моему взору различные графики и диаграммы, в которых я не уловил ничего хотя бы отдаленно знакомого.
- Проходите и садитесь! – зарокотало снова, и я нервно дернулся, поворачиваясь в сторону впечатляющего голоса хозяина кабинета.
Слева комната образовывала некий отнорок, большую часть которого занимал подковообразный стол. Сразу за ним я различил колеблющиеся занавеси, освещенные изнутри желтоватым электрическим светом. За занавесками двигалось что-то большое, звенела посуда.
- Вам с сахаром или без? – раздалось из-за занавески. – Пламень, я к Вам обращаюсь!
- Э-э-э… с сахаром, если можно! – ответил я.
Мне было не по себе.
- Лады…садитесь, я вам говорю! В ногах правды нет.
Я затравленно глянул на Сашку и поразился умильному выражению на его морде – казалось, он слушает нежный лепет своего первенца, а не глухое ворчание начальства.
Мы прошли и уселись у внешнего края «подковы».
По бокам стола, на стенах тоже мерцали экраны, один из них был плотно задернут, другой же совершенно вульгарно мелькал рекламой на канале «ОРТ».
Стол был пуст, не считая расставленных в шахматном порядке писчих приборов и пепельниц. Я подумал, что здесь могло бы собираться тайное «Общество Вольных Курильщиков» или еще что-то в этом духе. Я сильно нервничал и мои пальцы против воли отбивали дробь по столешнице.
Сашка знай себе ухмылялся, пялясь в телевизор. Я успел изучить интерьер до малейших деталей, пока таинственный хозяин колдовал за портьерами.
Наконец они заколебались, и, подобно разделенным водам пропустили своего «Моисея». Приземистая фигура начальства появилась между ними - точно кашалот всплыл из морских глубин. Сходство усиливалось еще и тем, что он явился нам, пятясь задом наперед.
Ворча что-то неразборчивое, хозяин кабинета, развернулся, оберегая густо уставленный поднос.
Следуя Сашкиному примеру, я вскочил и вытянулся, вспоминая недолгое свое обучение на военной кафедре. Я пожирал глазами скуластое лицо с неровной, словно обгоревшей кожей, раскосые глаза под широкими бровями, тяжелую челюсть и короткий ежик седеющих волос.
- Чулиев Тимур Нуриевич, - представился хозяин, поставив поднос на стол.
Он протянул мне широкую, словно лопата, ладонь и крепко пожал мне руку.
Мы уселись, и хозяин принялся разливать кофе по белым гжельским чашкам. Некоторое время мы пили крепкий и ароматный напиток, потом, сам не знаю как, разговорились – люди Востока всегда умели вести застольную беседу.
Слово за слово, разговаривая вроде бы ни о чем, меня ввели в курс дела.
Я выяснил, что пришла пора отдавать Родине долг за мое обучение, пора вспомнить, что все медики военнообязанные, что армии не хватает грамотных командиров и что мне несказанно повезло, потому что я призван на действительную военную службу в единственное в своем роде спецподразделение.
Все это было сказано так, что возражения никак не вплетались в плотную ткань беседы. Я совсем приуныл. Все это походило на хитро разыгранный спектакль, одно только не давало покоя – неужели Санек все это придумал, чтобы заманить меня в какую-нибудь бывшую республику на очередную междоусобную войнушку?
- Ну вот, Артемий Николаевич, и познакомились, приятно было побеседовать, - сказал полковник Чулиев в завершении нашего «кофепития». Глаза его превратились в две узенькие щелочки. – А теперь, Александр Иванович, проводи-ка его к «Рысям». Да через исследовательский корпус, а то наш новобранец ни одному моему слову не поверил! Всего наилучшего, лейтенант Пламень, Вы свободны!
Мы вышли и пошли по длиннющему коридору дальше. Казалось, эти гладкие стены никогда не кончатся, однако они все-таки оборвались ярко освещенным холлом, в который сходились пять, таких же, как наше, ответвлений.
Я заглянул в них через прозрачные здесь двери – все они имели свой цвет, кое-где даже маячили фигуры людей, спешащих по своим таинственным делам. Мы остановились перед лифтовыми шахтами, из которых доносился прямо-таки вой скоростных лифтов. Двери слева открылись и в холл вошла девушка в такой же форме, как и у Сашки.
Санек немедленно козырнул ей, она подняла руку к небольшой фуражке с кокардой в виде двуглавого российского орла, сжимающего в когтях этот странный египетский глаз. Потом девушка улыбнулась и подмигнула приосанившемуся Саньку, не забыв стрельнуть глазками в моем направлении. Шахта одного из лифтов зашипела и разомкнула тяжелые двери, девушка прошла в нее и снова окатила меня таким томным и многообещающим взглядом, что я даже вспотел.
- Светка, - сказал Санек. – Из «научников». Очень их шефу нравится.
- Так посмотрела, я аж подавился.
- Да они еще не то могут, эти ведьмы! – Сашка многозначительно хмыкнул.
- Кто-кто? – удивленно переспросил я.
- Да ведьмы! А, ну да ладно, пошли сам все увидишь!
Лифт зашипел, и раскрылся. «И что ж у них все на пневматике-то?!» - подумал я, с недоумением оглядывая покрытые металлически блестящими пластинами стенки кабины. «Сухожаровой шкаф какой-то!» - пронеслось в голове прежде чем желудок мой подпрыгнул к самому горлу. Мы с воем и свистом понеслись в Преисподнюю.
========== Часть 10 ==========
Сначала у меня выпали волосы.
На минуту придя в себя, я плакала, глядя, как мои пряди, безжизненным бурым войлоком, покрывают подушку.
Потом я снова проваливалась в тот странный бред, что накатывал сразу же, стоило мне смежить веки.
В этих видениях были залитые золотым и оранжевым светом города из белой кости и платины, высокие деревья, подпирающие своими ветвями небосвод, цвета семги.
В этих странных снах я видела свой дом из нежно-розовой драгоценной кости, свою комнату, окнами выходившую на необозримую водную гладь океана Сах.
Мириады маленьких белых ящерок каждое утро пролетали над моим домом, тучами опускаясь на прибрежные скалы. Они носились над водой, подобно треугольным наконечникам стрел, и с пронзительными криками бросались в волны, выныривая с трепещущими серебряными рыбешками в пасти...
Вечером они снова собирались на скалах, и тогда над берегом стоял невообразимый гвалт. Мне всегда казалось, что ящерки обсуждают события дня, обмениваясь впечатлениями с товарищами. Через час – полтора шум стихал и стая снималась, улетая назад в горы. Чисса, так звали этих созданий, всегда ночевали в горах. Да, из гостиной были видны горы!
Исполинские пики, покрытые снежными шапками, провожали солнце огненным блеском своих вершин. Когда на равнину опускался синий дым сумерек, и в городе зажигались первые огни, вершины все еще горели в густой синеве неба, подобно древним пирамидам, сложенным из раскаленного докрасна камня...
В этот час я любила посидеть на трассе с чашечкой ароматного нухи. Конечно, пока не возвращались дети. «Там» у меня было трое детей...
Я помню, как разбилось мое сердце, когда я очнулась от этого сна и увидела все ту же белую комнату, все те же мониторы, рисующие бесконечную кривую моего пульса.
Я кричала и рвалась, требовала вернуть меня обратно, к моим детям, к моим мужьям.
Ремни прочно держали меня.
Сознание захлестывали волны паники, и, по-моему я тогда была безумна, потому что знала, что у меня трое детей. С добрыми лицами, умными глазами, гибкими телами и длинными стройными ногами. У них были блестяще-черные волосы до пояса и сильные короткие хвосты. Кроме того, у меня было два мужа, к сожалению, я не могла вспомнить их лиц, но точно знала, что одного из них зовут Артемий Пламень, а другого – Фейссах, что значило: «Вспышки-Изумрудно-Зеленого-В-Глубинах-Океана».
После этого, я лишилась зубов и большей части кожи.
Кто-то поил меня с помощью трубочки, склоняясь над моей постелью, говорил что-то на мягком воркующем наречии, которого я не понимала, гладил по щекам, успокаивая, вытирая слезы.
Я все хотела рассмотреть его, но лицо расплывалось, маячило передо мной неясным белесым пятном. Постепенно, зрение исчезло вовсе и сны стали приходить наяву.
Они все больше и больше уподоблялись ярким воспоминаниям прошлого.
Я вспоминала, как приходили в дом дети детей, как залы и комнаты наполнялись их звонкими голосами.
Среди них были и мои внуки, и внуки моих друзей. Они разбегались по дому, копались в привезенных мной редкостях, щебеча и визжа от восторга, облепляли черного пушистого тиу. Тиу, которого звали Найденное-Далеко-Сияние, притворно ворчал и валился вместе с малышами на пышные аспарские ковры, задрав все шесть лап кверху и мотая многорогой головой.
Как ходили мы в парк на западном берегу и катались на всех каруселях, что нам попадались. Как низко кланялись нам встречные дракониды, выражая признательность и почитание. Как утром меня будил мой тиу, фыркая и толкая меня мягким теплым рылом, как Фейсах просыпался, с улыбкой открывая свои ясные бирюзовые глаза, как дрожали его вибриссы, когда он смотрел, как я отталкиваю мохнатую морду тиу, недовольно ворча спросонья.
Как он обнимал меня, со смехом зарываясь лицом в мои темно-медные волосы. Как наш помощник - Светлый-Как-Небо, подавал утренний сарш в дымящихся пиалах, и подсыпал душистый часси в курильницы, стоящие по углам столовой. Через полчаса он появлялся в дверях, неподвижный и светящийся выжидательным зеленовато-голубым светом. Это означало, что нам пора на работу.
Да, работа!
Как странно, о самом важном вспоминаешь в последний момент!
Хотя, может, для каждого главное - как раз эти милые домашние картинки? Нет, нет! Моя деятельность была очень значительной! Воспоминания о «работе» вызывали у меня ощущение тревоги и трепета. Тут память изменяла мне, являя яркие разрозненные сюжеты, такие грандиозные, насыщенные глубоким смыслом, что, начиная думать об этом, я просыпалась и снова оказывалась в мире боли и страдания. Теперь меня лихорадило, кидало то в оглушающий жар, то в тряский холод.
Ночь Приношения! Великая Ночь! Праздник Жизни и Смерти!
Теперь, я видела все, как наяву.
Я поднимаюсь по ступеням золотой Пирамиды.
Темно-малиновый диск солнца висит над пурпурно-черным горизонтом. Полированные грани Пирамиды Единого горят яростным пламенем заката.
Я поднимаюсь все выше и выше, преодолевая бесчисленные ступени.
Солнце идет вниз, а я иду вверх.
Наконец я вступаю на прямоугольную площадку на самой вершине. Я делаю несколько шагов, и замираю в центре квадрата, а солнце застывает над самой гранью земли.
Все затихает: и ветер, свободно несущийся в безумной вышине, и запруженная народом площадь внизу. Не слышно ни единого звука. Я медлю еще один только миг, собирая всю себя в единый кулак воли.
Пора!
Я вздымаю руки, вытягиваясь в тонкую струну, солнце, пылающим краем касается горизонта. В ту же секунду из недр титанической Пирамиды доносится не-то вздох, не-то дрожь. Звук нарастает, набирается силы, воздух над громадным сооружением начинает дрожать в зыбком мареве. Солнце словно подергивается прозрачной дымкой. Кажется, что и оно исторгает этот утробный рев, на переворачивающей душу низкой ноте. Край его исчезает за горизонтом, будто бы растворяясь в синих волнах земли. Пространство рвется в прощальном крике.
Еще секунда, и солнце словно срывается за край земли.
Остается лишь узкая, фосфоресцирующая полоска, очерчивающая окоем неба. С исчезновением последнего луча рев обрывается и я чувствую как звенит кровь в моих жилах. Этот звон все громче и громче, сердце грохочет, подобно молоту ударяя по наковальне сознания. Я физически ощущаю, как душа моя рвется наружу:
«Пус-с-с-ти! Пус-с-с-ти! Пус-с-с-ти!!!» - стонет в тесных сосудах моя кровь.
И я знаю, что сердца тысячи тысяч, собравшихся у подножия Пирамиды, стучат в том же ритме.
Темнота опускается, точно смывая чернильной волной все краски дня.
В хрустальном куполе рассыпается звездное сияние. Звезды с каждой секундой все ярче и ближе, они горят подобно глазам богов, они шепчут ласково и настойчиво:
«Пора! Пора! Пора!».
И тут пространство вздыхает, трепет катится по Вселенной.
Приходит Он!
Он появляется мгновенно, заслоняет собой половину мира и приближает свои глаза к моим. Из его глаз изливается Хаос. Мириады галактик танцуют вокруг нейтрино, амеба пожирает черную дыру, из камня рождаются бабочки, ледяная пыль обращается в огненные горы. Он улыбается, и говорит:
«Пора, дитя!»
Голос его проникает внутрь и разрывает мои покровы. Из миллиона трещинок наружу рвутся тоненькие фонтанчики крови.
- Кому? – спрашивает меня Дракон Хаоса.
- Тебе и Тецкатлипоке! – отвечаю я сквозь соленый вкус крови.
Я вижу только его глаза, но знаю, как мое тело, покрываясь кровью, начинает светиться рубиновым светом моей души.
- Кому? – в свою очередь спрашиваю я.
- Тебе и Единому! – грохочет Хаос.
Он отрывает свои зрачки от моих, поднимается, и простирает крылья над Пирамидой.
Он все растет, ширится во все стороны, закрывая собой небо.
Звезды гаснут, скрытые его непостижимой, непроглядно-черной и беспощадно-яркой сущностью.
Он открывает свою кровь.
Миллионы тончайших, ослепительно-белых лучей пронзают мироздание, их острые кончики, шипя, пробивают мою кожу, душа Дракона Хаоса изливается на мир.
Энергия вновь наполняет мое, уже наполовину опустошенное, тело.
На несколько мгновений я исчезаю, растворяясь оглушительном экстазе Катарсиса.
Через мгновенную Вечность я обретаю возможность видеть.
Дракон Хаоса парит под звездами, кружа над Пирамидой Единого.
Мир открывается, и то - тут, то - там, вспыхивают Драконьи Врата, пропуская остальных Драконов.
Небо превращается в трепещущий ковер, сотканный из сверкающих крылатых тел!
Меня охватывает неизмеримое счастье, сквозь слезы, смывающие кровь с моего лица, я вижу как от ночной земли поднимаются вихри рубиново-огненного пара, как он поднимается вверх, тянется к блистающим телам, окутывает их и впитывается в поющую плоть. Как острые струи драконьей крови, мириадами тонких нитей пронзают воздух, приникая к телам Детей Драконов.
Катарсис!
Ночь Приношения!
Великая Ночь, когда наши дети причащаясь, кровью Вечных, становятся взрослыми и вспоминают все прошлые жизни.
