сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
Даниле подумалось, что Давыдов страдает жестоким фарингитом, невесть откуда пришла мысль, что у Ильи очень высокая температура. Ему показалось, что он даже знает, что температура именно 39, 5 – ни больше, ни меньше. Снова испугался, но уже не так сильно. Наверное, устал пугаться.
- Да ни в каком ты не в плену! – сказал Илья, отсмеявшись. Вот освоишься – сам поймешь. Я тебя прошу, ты доверься нам, мы не такие козлы и уроды, как тебе кажется! Даже Лискин, он хоть и вражья морда, но не козел, поверь.
- Тогда скажи мне, наконец, что же со мной происходит?! Что все это значит?!
Данила подался вперед, впиваясь взглядом в лицо Давыдова. Ему казалось, что он упустил, просмотрел что-то важное.
- Ну, я кратко, а то там уже баня нагрелась, - сказал Илья, потирая квадратный череп. Короче, вы со своим другом втрескались в интересную историю, что к чему я и сам пока не пойму. Похоже, вас активизировали, ну подтолкнули, что-ли, к качественному скачку. Ну, понимаешь, скрытые способности… Ну сам лучше знаешь - ты ж психиатр, а не я. Так вот, тот, кто попользовался шкурой того мексиканца, будто бы включил вас. Да не только включил, но и сводил в такое место, куда вы сами - хрен бы добрались.
- Постой, как это - воспользовался шкурой? Это то, что я думаю, кодирование что-ли?
- Да Бог его знает, может и так, - Илья досадливо махнул своей широкой лапой. - Только тот, кто это сделал, был не просто мощным, а офигительно мощным. У нас все, третьего дня, просто до потолка подпрыгнули. Ну вот, и не только мы, а и «другая сторона» тоже.
- А ты не слыхал про такого психолога Арисова?
- Нет, я про психологов не знаю, я больше по другой части, сам понимаешь, МВД, спецназ, колдуны штатные, все такое. Арисова не знаю. А что?
- Потом расскажу, - пообещал Данька, - дальше давай!
- Да почти и все – локализовали, погрузились в машину, да и поехали. Сначала про мексиканца узнали - что его потерли до самого ползункового возраста. Думали, что он основной. Потом тебя и Пламеня увидели, глядим – к нему не успеваем уже, за тобой помчались, ну а дальше ты и сам…
- Постой, так где же Артём?
- Ну, известно где – на службе у Отечества!
- Так ему же, наверное, тоже помочь надо.
- Сомневаюсь, что ему наша помощь так уж нужна, - покачал головой Давыдов. – Его не обижают, а, кроме того, он же не такой как ты, ему, наверное, даже нравится приказы исполнять, бить врага по кумполу без страха и упрека.
Данька согласно кивнул.
- Артем правильный человек, ответственный. Да и по кумполу - не дурак. Я помню, целая проблема была у него из-за этого. Сам себя боится.
- Тогда он в порядке! – согласился Илья. – Главное, чтобы, когда бить начнет - это не был НАШ кумпол...
- Ну а ВЫ - это, кто? - Задал главный вопрос Данила, надеясь на этот раз получить вразумительный ответ.
- Да люди, просто люди, которые не хотят ходить строем. Я этого дерьма наелся – во! Понимаешь, когда открывается дар, и ты чувствуешь что можешь горы своротить, в прямом смысле этого слова - очень тяжело в кабалу попасть. Благо, есть люди, которые всегда поддержат, уберегут от революций всяких, отсоветуют становиться мировым диктатором и научат просто БЫТЬ. Ну вот, и раньше, бывало, гоняли, пытались кое-кого завербовать, но сильно не приставали. К тому же, всегда можно было смыться на Базаар. Это место такое – там не доставали. А сейчас – что-то гнилое началось. Чувствуем - что-то не то твориться в мире! Некоторые говорят – конец света скоро, настоящий, мол. Я в это особенно не верю, но Пришлых сам видел.
- Кого-кого? – удивился Данила.
- Пришлых. Говорят, народ был, давно, еще во времена динозавров. Цивилизация, почище всяких там ацтеков-майя. Якобы, ушли потом, куда-то в другие миры. А вот теперь, зачем-то вернулись. С «той стороны» к нам ходят.
Данька поежился, чем-то древним и мрачным повеяло от Ильи. Потянуло холодком, как из древнего капища.
- Вот и сбиваемся в кучку! Вместе веселее! – закончил Илья.
Данила внутренне согласился, что уж если такой «раме» потребовалось общество, то уж и ему – сам Бог велел. Немного приободрившись, он решил быть скромным и покладистым. Придет время, и он сам поймет – что правда, а что - нет…
- А какие они, эти «пришлые»?
- Да как тебе сказать… я видал-то их всего два раза. Один раз, мельком – когда был в трансе, ну колдовал, то есть. Тогда я видел только смазанную картинку: белые такие фигуры на двух ногах, странные, тонкие, с длинными волосами и хвостами до земли… Двоих видел, как они по равнине Базаара шли…Идут так по травке неторопясь, как будто гуляют, и мелкие феи вокруг них вьются, словно мотыльки вокруг лампы… потом смотрю, спрыжок неподалеку шевельнулся, а со спрыжками шутки плохи, это самая пакостная тварь на всем белом свете!
И вот я смотрю, спрыжок уже развернулся, готовится, а эти двое идут себе, как ни в чем не бывало. Тут они со мной поравнялись, вернее не со мной, конечно, но я голову дам, что они меня почувствовали! Один из них повернулся и прямо в глаза мне глянул – я аж испариной покрылся, улыбнулся и одними губами мне что-то вроде «привет» прошептал.
Я ему кричу: «Спрыжок, мол, над тобой!» а он кивнул, улыбнулся и дальше идет, прямо под покрывало спрыжка! Ну, я думал – хана им! Однако, стоило покрывалу вниз пойти, как эта парочка вспыхнула ярким пламенем и словно сгорела моментально, как порох, даже вроде пепел полетел… Спрыжок - ни с чем, вывернулся и вчетверо сократился. Я-то в пламени немного разбираюсь, не сгорели они, фикция это - только спрыжка заставили вывернутся. Потом не видел этих, но если увижу – узнаю наверняка – очень аура своеобразная, мощная такая, прочная…ну трудно описать, ты ж еще не видишь…
В доме хлопнула дверь, по ногам потянуло холодом. Лискин заглянул в комнату.
- Баня готова. Пошли что-ли?
- Я ничего не понял, - сказал Данила. – Какой «спрыжок», как «сгорели»?
- Ну, не важно, - ответил Илья, поднимаясь. – Пошли в баню, потом поймешь.
Баня оказалась обустроенной по всем канонам.
Лежанки, каменка, деревянные шайки, березовые веники и даже бадья с квасом. Первое время они просто сидели, обмениваясь ничего не значащими фразами. Потом Илья улегся на лежанку и Данька с Лискиным парили его в четыре руки.
«Гранит» стонал, кряхтел и мычал как морж во время гона. Украдкой, Данила разглядывал своих нечаянных компаньонов.
Без одежды Илья казался еще больше. Это была просто гора, состоящая из мышц, плотно укрытых толстой бычачьей шкурой, и поросшая жесткой черной щетиной, чуть курчавящейся на груди и мощных ножищах.
Лискин же, напротив, сплошь состоял из костей, словно канатами обвитыми жилами и явно проступающими сосудами - «мечта практикантки». Глядя на него, Данька не удивился бы, если б услышал сухой стук да треск, издаваемый худыми и длинными конечностями этого собакоподобного субъекта. На фоне Лискина, Данила, всегда считавшийся недокормышем, ощутил себя просто атлетом, и может, даже возгордился бы, если б перед глазами не маячила широченная спинища Давыдова.
Исхлестав пару веников об Давыдова, они отдохнули.
Затем, Илья принялся за Даньку, и Данька просто умирал и возрождался с каждым ударом ароматного веника, всеми порами ощущая влажный жар и терпкие испарения кваса, с шипением испаряющегося с каменки.
Лискин в это время что-то болтал, усевшись на лежанку напротив, Илья что-то отвечал ему, промеж ударами, но Даниле не хотелось вслушиваться, телесные ощущения завладели им целиком и полностью.
Потом Данила лежал с закрытыми глазами, укрывшись простыней, пропитанной березовым настоем, а Илья принялся за Лискина, который не затыкался ни на минуту, продолжая болтать между всхлипываниями и стонами, вызываемыми хлесткими ударами веничка. Сквозь затуманенное сознание Данилы проносились слова и причудливые образы, ими рождаемые.
- …Тогда, мы скажем, ух, что оборона никудышная, что кустари занимаются только собой, ай, и что это просто разброд и шатание, а никакая не свобода и равенство.
- А он тебе возразит, что отвеку стояли и еще простоим.
- А мы ему предъявим факты, вот его предъявим, он же знает, что пришлых все больше и больше, и ежу понятно, что среди опричников что-то затевается, ау-яй!
- Да ты скажешь, ты скажешь, в этом я не сомневаюсь, да только кому ты скажешь? Васе Камче ты скажешь?
- Ну а что остается, значит, Васе скажу, вай-яй!
- Да он себе на уме, этот Вася.
- Ну а что еще… ой-ай? Что ж поделать, если Вася такой у нас избранный, ух? И чем только этот Вася так хорош?
- Ой, болтаешь ты, Лис, ой, болтаешь… Смотри, как бы хвост не прищемили.
- А что, ай, а что? Что, не правда что ли, ух?
- Правда, Лис. Да только не вся….
- Эй, Данила, а что, ты что-нибудь видел? Там, ай, куда вас мексиканский друг водил, а?!
Данила нехотя открыл глаза.
- Да как сказать… Сон, странный такой. Я даже не знаю, как описать, бред какой-то. Боги какие-то индейские что-ли… расплывается все.
- А ты припомни, Данилушка, припомни, ой, все надо вспомнить подробненько…
В доме было что-то не так.
Данила почувствовал кого-то иного еще на выходе из предбанника.
В дверях он немного замешкался, возясь с тулупом, который дала ему неприветливая хозяйка, морозный воздух охватил его распаренное, раскрытое настежь тело, и, вдруг, словно толкнулось упруго: «ЖДУ!». Даня обмер на секунду, затем нахмурился, соглашаясь, наконец, принять очевидное.
- Там. Пришли.
Лискин с Ильей переглянулись и заспешили к дому.
На кухне, действительно, звенела посуда, и слышались голоса.
Хозяйка словно повеселела, в голосе так и играла настороженная радость.
Даня чувствовал, что она панически боится того, кто сидел за неплотно прикрытой дверью, и, судя по запаху, в охотку уплетал хозяйкин борщ.
Давыдов вошел первым, за ним последовал Лискин, а затем, бочком протиснулся и Данила. Стоило ему взглянуть на этот стриженый затылок, услышать хрипловатый смех пришельца, как Данила понял, что все происходящее имеет свою тайную и значительную подоплеку.
Где-то он встречал этого человека, вернее Данька был твердо уверен, что знал его.
Хотя в то же время, он был совершенно убежден, что никогда прежде не видел этого смуглого лица, этой подобранной фигуры и этих смоляных кудрей, буйной шапкой покрывающих легкую голову.
«Цыгане-медведи!» – подумал Данька устало – «Гитары с красным бантом не хватает, театр «Ромен» да и только!». Измучившись обилием ощущений, набегающих, словно разгулявшаяся стихия, Данила опустился на стул в уголке кухни, его безудержно клонило в сон, веки точно свинцом налились.
- Василий Камча, Верхний Круг Общины – представил гостя Давыдов.
Данила не сразу понял, что это к нему обращаются, медленно открыл глаза, улыбнулся и из последних сил поднялся со своего места, чтобы пожать руку новому знакомцу. Рука была крепкой и сухой, гость улыбнулся, и в карих глазах мелькнуло что-то такое, отчего Данька опять съежился, отводя взгляд.
- Наслышан, - сказал Камча сдержанно. – Что ж вы, уважаемые, человека совсем заморили? Посмотрите, он же с ног валится, его видимо «обнимает» вовсю, а вы его еще не кормили! Елена Васильевна, налейте скорее Даниле Алексеевичу, да приготовьте постель.
Три тарелки, словно по волшебству, появились на столе, исходя завитками ароматного пара. Тут же - порушенный крупными ломтями хлеб, розоватое на срезе сало, длинные перья лука и запотевший хрустальный штоф.
Давыдов улыбался и гудел как колокол, сыпя прибаутками, Лискин же, напротив, был странно тих и только сноровисто орудовал ложкой, да быстрым взглядом ловил каждое движение Василия.
Как только Данила опрокинул рюмку, самогон плотной пеленой укрыл его сознание, мир схлопнулся до размеров миски с красным наваристым хлёбовом. А последние ложки Данька дочерпывал уже совершенно «на автопилоте».
Кто-то - наверное, хозяйка, увел его в темную спальню, где он и упал, подобно подрубленному дереву, на пахнущие морозом и ветром простыни.
Утро было похоже на теплую кошачью лапу.
Мягко тронув сознание, долетели приглушенные голоса, солнце, пробившись сквозь узорную кисею, грело щеку, запах топленого масла и свежего молока щекотал ноздри. Данька потянулся и внезапно почувствовал себя бесшабашно счастливым, он замычал, выгибаясь, и вытянул растопыренные пальцы.
Со двора доносилось задорное чириканье, клохтанье кур, да перебрех собак. Данила сел и спустил ноги на палас. Он был в комнате один, если не считать важного серого кота, сидевшего на стуле, прямо на Данькиных брюках.
- Привет! – сказал Данька коту.
Кот посмотрел на него долгим взглядом и неожиданно подмигнул.
Потом встал на лапы, потянулся, спрыгнул на пол, и начал тереться о Данилины голые ноги, обвивая хвостом и бодая теплой головой.
Данила погладил тепло-мягкого зверя, затем встал, еще раз потянулся и произвел несколько движений, которые с определенной натяжкой можно было бы назвать утренней зарядкой.
Как только кровь быстрее побежала по жилам, тут же начался очередной «приход».
Мир навалился, миллионами ощущений, звуков и образов, в ушах зашептали, чужие мысли потоком хлынули в голову, краски цветным кружевом, обволакивали сознание.
Данька обмер, кружась в этом вихре, зажмурил глаза, хватаясь за обрывки собственного «Я».
Потом откуда-то из глубины начала подниматься спортивная злость на себя, на свою слабость, на то, что его собственный дар берет верх над его же разумом.
Данька напрягся, разгоняя цветной вихрь, потом встал прямо, опустил руки, которых почти не чувствовал, и постепенно, шаг за шагом, начал полузабытое упражнение с внутренней энергией, вспоминая все, чему учился на занятиях йогой еще в институте. Первые шаги были шагами по зыбкой трясине.
Однако через некоторое время, Данила почувствовал свое тело, мысли потекли спокойнее, образ и звуки наваждения поблекли и отхлынули, освобождая его разум.
Медленно, очень медленно, чувственная мешанина начала упорядочиваться. Звуки лепились к образам, вкус, цвет и запах находили друг друга, складываясь в осмысленные картины.
Данила вспотел, но, превозмогая слабость в коленках, отделил картинки друг от друга, упрятав каждую из них по отдельным ящичкам огромной картотеки, которую он специально представил в своей голове.
Аккуратно закрыв ящички, он позволил себе немного расслабиться и плюхнулся на кровать, все еще не спуская внутреннего взора с непослушных видений.
Вроде, все было спокойно.
Данька приоткрыл один глаз, мельком взглянув на привычный мир - ничего.
Тогда он открыл второй глаз и оглядел комнату – одна из ячеек картотеки дрогнула, но не более того. Тогда Данила снова закрыл глаза и самостоятельно выдвинул один ящичек. Внутреннему взору тотчас открылась картинка. Он видел все так, как будто смотрел немного сверху и справа.
Илья возле бани рубил дрова. Рядом стоял Василий и молча курил, сбивая пепел о поленицу. Щепки разлетались из-под топора, и Данька чувствовал их запах, запах разогретого человеческого тела и тонкий сладковатый запах дымка от странной черной сигаретки Камчи. Глухо ухал Давыдов, опуская топор на полешко, звенел металл, и трещало разрываемое им дерево.
Камча повернулся вдруг, и уставился прямо «в глаза» Даниле, ослепительно блеснув зубами. Данька стушевался и захлопнул ящичек в своем мозгу. Он распахнул глаза, тряхнул головой и встал, чувствуя радость и страх одновременно.
- Черте-что! – сказал он коту.
Тот задрал голову и хрипло мяукнул, устремляясь к двери.
Данька улыбнулся и начал одеваться. Ему стало весело, он поймал кураж, как тогда, в детстве, когда отец научил его ездить на двухколесном велосипеде. Одевшись, он вышел из комнаты, в поисках заветного места, посещение которого составляло сейчас насущную необходимость.
Туалет, как и следовало ожидать, оказался во дворе, и Данька, накинув куртку, побежал по скрипучему снегу двора, помахав рукой Илье и Василию, в складывающим поленицу возле баньки. Справив нужду, он вернулся в дом. В прихожей он столкнулся с Лискиным, тот кивнул ему, оглядывая с ног до головы.
- Что, сэр Даниа, полегчало? – спросил тот, криво ухмыляясь.
- Нормально, - ответил Данька, смело глядя ему в глаза. – Слушай, Лис, а как тебя зовут-то?
- Димкой кличут, - ответил Лискин, лицо его приобрело несколько удивленное выражение.
- Ну, привет, Диман! – сказал Данька и протянул ему руку.
Лискин разулыбался и с готовностью протянул Даньке руку.
- Не сердишься? – спросил Димка-Лис с надеждой. – Я гад, конечно, я знаю, но не конченный, ты не обижайся.
- Да ничё, проехали! – ответил Данила и еще раз встряхнул сухую ладонь. – Сработаемся, амиго!
Лискин чуть вздрогнул, но тут же засуетился, залопотал что-то о погоде, жаренной картошке и о сисястых доярках, встретившихся ему когда он проведывал машинку в рощице.
Данила почти не слушал его, пока Димка провожал его на кухню, где Данила умылся, поздоровался с хозяйкой, несравненно более приветливой, чем вчера.
