сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
Мне показалось, что все мое тело, Пирамида, на которой я стояла, город, горы и солнце одновременно дрогнули, производя этот звук.
- Я больше не демон, - сказала я, глядя в эти сияющие очи, - Я больше не хочу быть демоном. Я отказываюсь от своей власти, отказываюсь от возрождений, отказываюсь от всех моих жизней ради одного. Прости меня и его за за все, Бог Света. Прости нам все грехи без любви по неведению и все осознанные грехи во имя любви. И оставь мне только одно — оставь мне твою суть. Спаси мою любовь!
Я замерла, протянув к нему руки и оглушительная тишина повисла над миром.
Кружение в небе прекратилось и Пернатый Змей замер неподвижно.
Глаза его пронзили меня насквозь миллионами острых, как иглы, лучей, точно выжигая во мне все то, что когда-то составляло часть моей сущности. Я почувствовала, что тело мое меняется, будто становится слабее, но легче, свободнее бежит кровь и исчезает тот постоянный, настойчивый голод, привычный зов становится все тише и будто бы память моя пропадает и развевается точно сон под лучами зари.
- Ты больше не демон! - выдохнул мир.
Ослепительная вспышка полыхнула вдруг, затопила все и заставила драконид у подножия Пирамиды пригнуться к земле, закрыть лицо руками, скорчиться в этом жестоком сиянии. Порыв ветра упруго толкнул меня в спину и полетел, зашумел, как будто буря накрыла город.
- Прощен-а-а-а... последнее слово бога растворилось в этом шуме.
Не знаю сколько я пролежала уткнувшись в пол, цветные пятна вспыхивали передо мной. Кроме них ничего не было видно. Напрасно я терла глаза.
Мне стало очень страшно, я начала думать, что ослепла навсегда. Однако постепенно, сквозь них я стала различать свои руки, а потом и каменные плиты на которых лежала. В стороне от меня вдруг послышался тихий стон. Почти на ощупь, на четвереньках я двинулась на звук. Кто-то лежал скорчившись на полу, очертания были еле различимы. Я подобралась ближе и перевернула тело на спину, это был человек! Я напряглась, пододвинулась ближе, силясь разглядеть его лицо и раньше чем глазами узнала сердцем:
- Артём!
- Вика? - он зашарил рукой в воздухе, схватил меня за руки - Ты?!! Я ничего не вижу, что это? Вика?
- Я, Тёмка, я! - и я обняла его, прижалась к нему, вдохнула его запах и слезы полились из моих глаз.
И вместе с этими слезами возвращалось ко мне зрение. Вот мой Тёмка, вот его плечи, руки, шея, подбородок, губы, глаза...
Его глаза. Лучистые, серо-стальные, как небо в ноябре. Небо, озаренное холодным солнцем. Эти искры, как искры , отражающиеся в льдистых лужах. Пронзительные, яркие. Сталь, лед и неожиданное мое солнце.
- Пойдем, Тёма, пойдем! - я взяла его за руку, подняла, как маленького, и повела прочь, вниз с этой пирамиды, прочь, сквозь толпу, сквозь взгляды. Мой приз, мой подарок, мое сокровище. Ревниво оберегать, лелеять, хранить в душе, в самом сердце. Люблю его, люблю, люблю! Никому не отдам! Ни богу ни черту никому, никому! Мой господин, мое дитя. Мой раб, мой пес, моя песня, мой храм.
- Тут так красиво! - его выдох, восторженный, сладко отзывающийся в душе.- Как красиво, я вижу, Вика!
- Да, это Базаар! - просто кивнуть и улыбнуться.
- Я счастлив! - и сжал мою руку.- Я так сильно счастлив!
- И я, Артём, я тоже, я люблю тебя! - и поцеловать интуитивно, но жарко, куда пришлось. В шею ли, в подбородок ли, ощутить мимолётно его щетину, ах, боже мой какая мелочь, главное, он — со мной, он рядом!
Идти, словно лететь по воздуху. Это никогда не было так. Так воздушно, так легко, никогда, даже в те времена, когда я сама умела летать. Никогда я не таяла так, не неслась, словно легкое перышко, не летела по воле легчайшего потока воздуха.
Базаар, Тёма, мы дома!
- Я счастлив! - снова повторил он, блаженно улыбаясь.
Тихое счастье, хрупкое, точно сосуд из хрусталя, звонкое и сверкающее.
Мы шли по улицам Тамоначана и никогда он не казался мне столь светел и великолепен, как теперь.
Его дома лучились светом, его окна, словно счастливые глаза провожали нас, о город, вечный город, город-рай, прибежище, покровитель, он провожал нас взглядом, он был с нами, каждым камнем, каждым цветком в палисаднике, каждым шорохом.
Ступать по плитам мостовых, будто по небесным облакам. Я заплакала опять. Безмолвно, тихо, слезы покатились из глаз вновь, но это были счастливые слезы.
Вместе, вместе! Мое сердце звенело и пело, тонким звоном, точно серебряный колокольчик. Он со мной, наконец, через тысячи лет ожиданий, я нашла, все, закончено, завершен мой путь. Путь к счастью. Алиллуйя! Мне хотелось петь это слово, повторять неумолчно: аллилуйя, аллилуйя, амен. Моя молитва — он, моя жизнь - он, все он, альфа моя и омега — он.
А вот и порог моего дома, старый старый дом, тысячи лет ждущий моего возвращения, светлый и тихий, пропитанный запахом лаванды и тонким ароматом древних дорог.
- Войди в мой дом, как возлюбленный мой!
- Я тебя... люблю, давно, Вика, малыш мой, я так долго тебя искал! - он обнял меня вдруг, прижался весь и я чувствовала как сильно и громко бьется его сердце, ярко, туго, больно! И мне тоже больно было в груди, в глазах, во всем существе. Больно и сладко.
- Постой! - он вдруг остановился и взял меня за обе руки, сощурился все еще слезящимися глазами, вглядываясь в мое лицо.
- Знаешь, я хотел бы войти в твой дом, не просто как твой любимый, знаешь... - он мотнул головой и вдруг решительно встряхнул мои руки. - Я хотел бы войти в твой дом, как твой будущий муж! Вика... я... - он словно проглотил тугой комок, - я прошу тебя быть моей женой!
Его зрачки расширились вдруг и снова сузились. Я прикусила губу. Волнение с новой силой охватило мое существо. Горячая волна поднялась откуда-то изнутри, как будто из самой души и вдруг ударила мне в лицо, щеки мои загорелись.
- Я хотел тебе сказать это давно, как раз в тот день.... когда ты пропала.
- Да! - просто сказала я. - на большее у меня сейчас просто не хватало воображения.
- Здорово! - он вдруг улыбнулся широко, совсем по мальчишески.- Здорово, фух это классно, и пусть все эти Армагеддоны катятся ко всем чертям! - он засмеялся, снова тряхнул головой и прижал меня к себе, целуя в запрокинутое лицо.
- Моя! Ты моя, моя!
- А ты — мой!
Он приподнял меня, целуя, а потом поставил и оглядел с ног до головы, словно любуясь и его лицо выражало такое наивное восхищение, что мне снова захотелось заплакать. Я подумала, совсем не кстати: откуда же в людях берется столько слез? И не заплакала, а только прикусила губу и взяла его за руку.
И мы вошли в эти старые двери, словно в алтарь, благоговея в тишине и прохладе, как будто во храме.
Да, мы действительно вошли в храм. Храм влюбленной пары. Зашли в мой Дом.
Я вернулась к себе домой, вернулась к себе, потому что я обрела его.
Я привела его в свой чертог, чтобы радоваться и печалиться вместе, чтобы вместе проживать каждое мгновение. Это поразительно! Как же раньше я это не понимала? Дивное ощущение полноты мира возможно только с любимым.
- Тёма… – взяла его за руку, слегка сжала его пальцы - Мой возлюбленный! Вот мой дом. Но, он не был моим без тебя. Потянула его в спальню. Сердце яростно заколотилось в груди от упоения и всепобеждающей радости. Тема со мной. И так будет всегда!
- Пойдем в постель…- кивнула на свое огромное, мягко светящееся шелком и бархатом ложе.
Оно ожидало нас. Так давно! Таких красивых счастливых, влюбленных.
Я мгновенно скинула с себя одежду и встала перед ним дерзкая, нагая, дрожащая от нетерпения и желания. Желания слиться с ним. Только с ним я полна. Это и есть Любовь. Когда я с ним, я чувствую единение со всем миром. Я снова почувствовала себя божеством, я чувствовала себя так, как никогда прежде. Ничто не могло сравниться с этим ощущением, ни опыт ведьмы, ни сила вампира, ни могущество демона.
- Как ты прекрасна, Вика! – воскликнул Тема, обнял меня и жадно прильнул к моим губам.
- Да…- прошептала, прижалась к нему всем телом, замирая от восторга, отдаваясь его жаркому поцелую, упиваясь ощущениями от его губ, языка, дыхания.. Как же сладко его дыхание, а язык его мед и молоко… Ярким огнем заполыхала кровь в моих жилах.
Тема оторвался от меня, быстро скинул с себя одежду, подхватил меня на руки и бережно положил на кровать, сел рядом. Ласково провел рукой узоры по моему телу. Глаза его мягко блестели и словно лучились светом, он любовался мной, как впервые.
- Какое это счастье, Вика! Смотреть на тебя, просто касаться, чувствовать, как ты дышишь…- улыбается мне, восхищенный, радостный.
Его взгляд лучезарный, словно у ангела.
- Я люблю тебя! - выдохнула и закрыла глаза.
И вдруг ощутила его обнаженное крепкое тело на себе, вдохнула его родной запах, его прерывистое горячее дыхание, гладкую кожу. Впитываю жадно, как иссохшая от полуденного зноя земля впитывает долгожданный дождь.
Да, он мой долгожданный! И теперь я всегда буду бояться потерять его. Я стала уязвимой. Но это цена за мои чувства.
- И я тебя люблю!- он вжался в меня, словно хотел проникнуть в меня всем своим существом, обнял меня так сильно, что мне показалось, что наши сердца соединились в одно и бьются точно огромный звонкий колокол.
- Ты теперь всегда будешь со мной!
- Всегда… – распахнула глаза, погружаюсь в его расширенные от страсти зрачки, провалилась, нырнула с головой, как в омут.
- Возьми меня. Я ждала тебя… вечность.
- Я и так беру тебя. Я забираю тебя себе, в себя, в свое сердце! - его губы скользят по моей груди, плечам, нагнетая возбуждение до почти непереносимой остроты, на грани боли.
- Ты моя…- прошептал он.
- Да, я твоя! – раскинулась под ним, мягкая, наполненная тягучей сладкой истомой, истекая желанием.
- Войди в меня! Я хочу отдать себя, чтобы стать собой!
Я вздрогнула. Артем резко вошел в меня, остановился на миг, привыкая ко мне, потом начал медленно двигаться, осторожно, как будто боялся меня повредить, как будто я сделана из хрусталя. Кровь ударила мне в голову, все предметы в комнате закружились передо мной. Но это не было бешеной свистопляской.
Это было Красиво, Правильно. Это была Гармония. Бог. Сансара.
- О Боже!!! – выдохнул Тёма, - Как! Это! Я сейчас умру!!! - его движения ускорились.
- Да, да! - подалась бедрами навстречу его движениям, обняла его спину ногами. Это было слияние, воссоединение, причащение… Исступление… Безграничная нежность и бесстыдная страсть.
Миллиарды звезд во всех вселенных вспыхнули и разом взорвались во мне, заполняя меня ослепительным светом.
- Я люблю тебя! – я не смогла сдержать крик, обхватила Артема, впилась губами в его шею, ощущаю, как внутри меня бьются тысячи жарких волн, ощущаю его содрогания.
- Наконец, мы вернулись домой, любимый.
«Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.»
Словно из глубины вод возвращаться, подниматься вслед за этими словами, как поднимаются пузырьки воздуха из темной пучины забытья.
Кто это сказал?
Память плывет ленивой рыбой.
Приходить в себя, вспоминать свое имя, его имя.
Это сказал один красивый мужчина с мудрыми глазами. Он был правителем. Царем... Ах, Соломон, да.
Я обняла СВОЕГО царя. Вздохнула судорожно, вздрогнула отголоском и рассыпалась вновь, точно пыльца с крылышек феи. Я только пылинка танцующая в луче его взгляда, только отражение в его глазах.
- Ви-ка. Ви-и-и-ка. Вик-вик, - мой птенец! - он улыбается и целует меня в нос. - Я буду тебя насиживать! - Артём смеется и плотно кутает меня в покрывало, обнимает сверху крепко-крепко, так что я едва дышу.
Я смеюсь вместе с ним и превращаюсь в свет.
========== Часть 23 ==========
Следующие несколько недель что-то происходило. Определенно что-то происходило. Только…
Это происходило где-то словно бы на другой планете, или во сне.
Нашей реальностью стала только наша любовь. Это было как наваждение, точно мания или захватывающее приключение.
Все, что творилось вокруг нас было несущественным.
Все эти боги, ракеты, армии, войны, все эти Концы Света. Все это ощущалось как нечто незначительное и мы оба чувствовали стыд и одновременно восторг, как дети, которые творят какую-то запрещенную, и, оттого еще более желанную шалость. Когда знаешь, что обязательно попадет, но в тот момент, в тот момент — только упоение и восторг!
Я куда-то ходила, осматривала войска, пыталась вникнуть в подготовку Битвы, присутствовала на заседаниях Совета, но уже через полчаса заседаний начинала ерзать, теряла нить обсуждения и мыслями возвращалась к нему.
«Как он там, что он делает?» Или просто вспоминала его, образно, без слов, ощущения от его руки на моем плече, от его губ на шее. Потом словно разбуженная птица очухивалась, стыдилась, смущалась, переспрашивала.
Окружающие смотрели на меня с легкой досадой и каким-то жалостливым сочувствием, словно на неизлечимую тихую сумасшедшую. И все улыбались. Потихоньку я стала замечать, что меня будто-ты оберегают, дела решаются помимо меня.
Судьбоносных решений от меня уже не требовали, впрочем, меня это мало заботило, я была благодарна моим друзьям за то, что они сняли этот груз ответственности с моих плеч. Все было неважно. Сейчас не важно.
О новостях нам чаще всего сообщали даже не на Совете, новости нам приносили гости.
В это время у нас почему-то появилось много гостей.
Даже слишком. Иногда они были даже некстати, учитывая то, что большую часть времени нам хотелось проводить где-то ближе к постели.
Однако, наш дом, словно фонарь мотыльков, привлекал и дракгардов и драконид. Впрочем, это было не удивительно, ведь наш дом, как фонарик в этой сгустившейся тьме и тревоге, лучился тихим счастливым светом и покоем.
Помню, как мы смеялись до упаду, когда Ренато в лицах представил нам возрождение Святого Хосе.
Как он восстал из гроба перед всеми чинами Ордена Ока в сверкающем панцире, белом плюмаже на шлеме, алом плаще, воздев меч…
Полупьяный и с огромным засосом на шее.
Его появление произвело не то чтобы фурор, а скорее эффект, подобный маленькому ядерному взрыву.
Все руководящие чины целую неделю провели в оглушении, покуда Святой Хосе проповедовал, Любовь и Свет, зачастую опираясь на плечо симпатичного молодого человека с хитрым лицом торговца из голландского «кофешопа».
Да, лучше Ятола никто не мог показать человеку все скромное обаяние порока!
Святой Хосе шествовал по миру с проповедями.
Днем он был в Париже, а к вечеру уже в Найроби. Толпы фанатиков росли с каждым часом, его называли Испанским Ошо, его величли Мессией, и обвиняли в статусе Лжепророка.
Через пять дней после возрождения он стал обрастать апостолами.
Число апостолов множилось и достигло тринадцати.
Первым и самым влиятельным был апостол Василий. Говорили, что он из русских и что настоящее его имя — Василий Камча.
Я улыбалась — конечно же, это был Тецкатлипока, Враг, Ятол, Дьявол. Наилучший импресарио всех времен народов с удовольствием включился в новую игру.
Мир бурлил в смятении, слушая слова того, кто называл себя Святой Хосе. Он говорил миру о Большой Любви, о Конце Света, и призывал познать радости бытия в преддверии Армагеддона.
Святой Хосе, словно символ, венчающий эпоху, словно гений, словно пророк, словно мессия нес в мир Любовь.
Любовь во всех ее проявлениях. Соединяющую души, властвующую, всепроникающую.
Вне зависимости от пола и возраста, вне зависимости от национальности и религии. Святой Хосе нес в мир Любовь с большой буквы.
Хосе-Мария Анотонио Эскобар стал новым Мессией. Он говорил так, что сотни тысяч людей, слушая его, созерцая его, как белую сверкающую искру, где-то на вершине горы Синай, задыхались от счастья, что миллионы людей из разных уголков мира молились на радиоприёмники, он стал пророком Армагеддона, он говорил то, что каждый хотел услышать…
Но, он говорил и о Битве.
Он призывал, он взывал к совести, к чести, к тому внутреннему закону, без которого человечество потеряло бы всякий смысл… Он звал…
Но вместе с тем… Он выполнял роль буфера.
Роль подушки безопасности. Пока проповедовал по миру Святой Хосе, пока священники разных стран предавали его анафеме, или возводили в ранг святого вновь и вновь, пока он исцелял болящих, поднимал на ноги парализованных и делал слепых — зрячими… ракеты не стартовали. Базаар жил.
Ятол делал свое дело. Тецкатлипока — враг, искуситель, хитрец, лучший импресарио — делал свое дело.
Да, мы многое узнавали. Но, самое главное мы узнавали друг о друге. Весь мир сошелся, соединился в нас самих. Мой — в нем, Его — во мне. Гораздо важнее было для меня то, что однажды вечером, когда мы лежали в темноте, на террасе, рука об руку, отдыхая после жаркого секса и смотрели как золотая луна Базаара величаво всплывает над океаном, Артем чуть сжал мою ладонь и сказал:
— Вик, знаешь, а я ведь стихи стал писать, когда ты пропала. Во мне было столько боли, что ей было тесно и мне приходилось отдавать ее бумаге.
— Прочти, — тихо сказала я и прижалась к его плечу.
— Хорошо…
