сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)
И он начал шепотом, чуть запинаясь от волнения, смущаясь.
А я так бы хотел…
Быть искусанным в кровь тобой
Но ходить с гордо поднятой головой
И отвечать на вопросы:
«Что это? Это мой демон.
Вот, это он на портрете.
Я весь его.
А у него от меня дети.
Да, двое. И оба мальчики».
А ночью сжимать во сне твои пальчики.
Я так бы хотел.
Но мой демон уехал.
А, может быть, улетел…
— Так странно, я ведь тогда ничего не знал… ну… Про тебя.
— Ты Сталкер, милый, а это всегда больше, чем человек.
— Да нет, маленький, я просто все время жил только тобой, так много думал, что как будто кто-то шептал мне про тебя… Все время, все время. Я думал, я с ума схожу. Серьезно! — он тихо смеялся и крепче сжимал мою руку, как будто боялся, что я исчезну, растворюсь в воздухе или снова стану демоном и улечу.
— А я никогда не сочиняла стихов. Так странно, так много молитв и заговоров, и никогда просто стихов…
— Это само приходит, Вик, если ты захочешь- ты сможешь. Только чур не такие, как я, ладно? Чур счастливые.
— Ладно… — отвечала я ему и мы замолкали.
Океан лениво катил валы на берег, дышал и качал на своей темной, лоснящейся спине серебряные блестки луны.
— Эх…- вздыхал вдруг Артем.
— Что?
— Как там Данька?
— Да. Я раньше могла бы узнать. Но сейчас не могу. Я просто человек…
— Мне стыдно перед ним ужасно, так стыдно, аж больно в сердце. Я же чуть его не убил! Я все время пытаюсь его найти, но вижу только мерцание, как будто он не один, а стая светлячков — вспышки, гаснущие во тьме, то тут, то там.
— Конечно, я кивнула. Он — Дитя Хаоса. Он уже сам превратился в Хаос. Он есть и одновременно нет.
Я нахмурилась. Действительно, мы вот тут лежим. Луна, романтика, а он там. В царстве мертвых. На серых безжизненных полях Миктлана. Я рассердилась вдруг. На себя, на Луну и на этот ласкающий бриз. И даже на Артема немножко, он мог бы вспомнить об Даниле раньше, ведь все-таки он его друг. Да… Мы вообще всем ему обязаны. Я хлопнула ладонью по голой Темкиной груди. Меня осенило!
— А! Стоп! — Я вскочила.
— Что? — он тоже тревожно приподнялся.
— Слушай, а ведь можно попробовать узнать! Если во мне осталось хоть немного силы…
Я вскочила и, накинув простыню, стремглав бросилась в дом. Артем поспешил за мной, недоуменно и бестолково повторяя:
— Что? А? Что?
— Щас!
Я выволокла из шкафа шкатулку с украшениями и высыпала сверкающий ворох на ковер.
— Зажги свет!
— Хорошо! — Артем спешно засветил розоватый, похожий на тюльпан абажур.
— Черт, вот как же я забыла?! — я досадливо перебирала украшения, откидывая все эти блестящие камни, как ненужный хлам.
— А! Вот она! Ура! — я нашла.
Маленькая каменная летучая мышь! Подарок Бога Мертвых. Я торжественно протянула ладони с вещицей к Артёму.
— Что это?
— Это оттуда. Это Миктлантекутли дал.
— Оттуда? — Артем многозначительно потыкал пальцем в пол.
— Да!
— И что это такое? — он опасливо покосился в мои ладони.
— Это… Ну как тебе сказать, — я поняла, что не могу подобрать слова.
— Артефакт? — подсказал он мне.
— Да! Точно, это артефакт, это магическая вещь. И если я смогу оживить его, то мы отправим его туда, найти Даньку.
— Здорово! — Глаза Артема загорелись нетерпением. — Что для этого нужно сделать?
— Я пока не знаю. Не помню… Я многое забыла. Знаешь, как будто все знания… Как будто их слишком много… Памяти не стало хватать.
Я мучительно рылась в воспоминаниях, но в большинстве случаев, там, где раньше интуиция услужливо подсовывала мне уже заученные когда-то действия, слова, ощущения, теперь там было что-то расплывчатое, цветное и неуловимое, точно обрывки сна.
— Пойдем-ка со мной! — я решительно встала и направилась к выходу.
— Э-э-э! — стой!
— Что?
— Ты… Это… Так и пойдешь в простыне? — Артем сверкнул зубами — не, ну я конечно не против, но…
— Ах, да! — я фыркнула и скинула простынь с плеча.
— Афродита Пенорожденная! — восторженно выдохнул он.
— Но — но! — Я погрозила ему пальцем, и принялась спешно натягивать джинсы.
— Да, да. Первым делом, первым делом са-мо-ле-ты… — пропел он, и тоже принялся одеваться, все же, поглядывая на меня, как большой кот на райскую птицу.
— Нам нужно пойти в алтарь Пирамиды — сказала я, натянув майку, — там я сосредоточусь.
— Как скажешь, хоть к черту на рога, — с готовностью отвечал Темка.
— У Ятола нет рогов — сказала я, ожидая его, — я никогда не видела на нем рогов, рога у демонов это признак низких энергий, это все равно что наши коровы. С рогами.
— Да, тебе виднее! — Темка фыркнул беззлобно. — Пойдем в твой алтарь, в твою Пирамиду.
Мы вышли в ночь, рука об руку, как два хулигана, задумавшие какую-то дерзкую шалость. Город не спал. Он скорей притаился, и, тайно, точно из-под ресниц, наблюдал за нами. Безмолвно, кротко, словно ожидая чудес и приключений.
Даже океан притих, и, подобно большому коту, точно мурчал вполголоса, ластился к берегам, облизывал, обтекал волнорезы, донося до ушей лишь едва слышный, воркующий рокот волн.
— Я бы чего-нибудь выпил, — сказал вдруг Атрём, сжав мою руку.
— Я бы тоже, — ответила я, вдруг почувствовав незнакомое прежде желание отрешиться от мира, сконцентрироваться.
— Э! А тебе нельзя! — твердо возразил Артём.
— Это почему это? — спросила я запальчиво, перепрыгивая невысокий бордюр у дороги.
— Мне кажется…- он вдруг посерьезнел, — что у нас будет ребёнок!
— С чего это ты берешь? — я изумилась и даже остановилась вдруг.
— Я — Сталкер!
— Ёмана-а-а-а… — выдохнула я, смеясь, — а я, если что, Первый Демон.
— Ты уже не демон, — сказал он серьезно, — ты беременная женщина и высшее существо. Для меня по крайней мере, — оговорился Артём.
Я прислушалась к себе.
Да, это может быть, может быть, ах, Боже мой, это может быть.
Ребенок! Свет и рождение новой зари. Ребенок, венец нашего союза. Святой символ соединения! Я вдруг ощутила Зов. Зов Творения. Я почувствовала вдруг, что это действительно так. Плод любви. Альфа и омега жизни. Да, это может быть.
— Хорошо, я не пью! — сказала я и громко и настойчиво постучала в первую попавшуюся дверь.
— Ты сумасшедшая! — сказал Тёмка и затих, сжимая мою руку.
— Дайте чего-нибудь выпить! — повелительно сказала я в приотворившуюся дверь. — Именем Хаоса!
— Аферистка — едва слышно выдохнул Артем.
И дрожащая рука, буквально через пару секунд вынесла нам запотевшую бутыль.
— На, пей, — сказала я, взирая на Темку с чувством превосходства. — Наш народ не скупой.
— Русские, тоже! — разулыбался он, прикладываясь к бутылке, что передал нам неизвестный хозяин спящего дома.
— До-о-о-о, — я тоже русская, если что! — со смешливым пафосом ответила я, и мы снова продолжили путь к сверкающей в лунном свете туше Пирамиды.
Она лоснилась, точно кит, всплывший из глубин океана, блестела под Луной, будто айсберг из чистого хрусталя.
Мы дошли до Пирамиды. Она явилась перед нами в окружении домишек и келий, словно огромная акула в окружении мелких рыбешек-приживал.
— Нам сюда, — сказала я, потащив Артема за руку внутрь титанического сооружения.
— Откуда ты все помнишь? — спросил Артем, благоговея под древними стенами.
— Я тебе не просто-так, что-нибудь! — фыркнула я, — Я Первая Жрица, Первый Демон и прочее, прочее… — Я уже смеялась.
— Дьявольская смесь! — сказал он и вошел под сень древних камней.
— Пойдёмте, пойдёмте, мальчик! — мне стало весело.
Пирамида встретила нас тишиной. Той самой тишиной которая будет так же вращаться во всех сферах реала, как и тысячи лет назад.
— Никогда не надо говорить камням то, что они всего лишь камни, — многозначительно сказала я, шествуя по коридорам.
— Нам ничо за это не будет? — вдруг спросил он, как шкодливый пионер.
— Не-а! — сказала я, касаясь рукой теплых камней. .Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках.
Его смех, его голос вселял в меня силы, я чувствовала что сегодня, именно сейчас, Боги благосклонны к нам. А вот и алтарь. Краем души я ощутила его яростное, черное свечение.
— Нам сюда! — сказала я и опустилась на колени пред алтарем Хаоса.
— Нам следует помолиться — вторил мне Артём.
— Да, да следует. Я достала каменную летучую мышь.
— Возроди душу мою. Бог мой.
— Так, тихо. Стоп. Я знаю как надо! — сказал вдруг Артём, вперив взгляд в потолок капища.
— Хорошо, давай ты! — я раскрыла ладони, являя силам ту жалкую серую летучую мышь, что лежала в моих ладонях.
— Омеотль, счастливый отец наш! — он вдруг возвысил голос, преклоняясь на оба колена.
— Спаси нас и сохрани в преддверии. Защити нас, отец Творения. Спаси нас, единый Бог!
— Артем, Артем, Боже мой! — я взяла его за руку, задрожав вдруг в яростном соединении, как будто это был секс, как будто это было — зачатие!
— Прости нас, Отец. Оживи наш дух, вдохни жизнь в это малое существо!
«А он поэт!» — подумала я вдруг.
— Приди, о, Омеотль. Всевышний творец!
На его глазах выступили слезы, Боже, оказывается, я выйду замуж за последнего романтика этой вселенной. Я задрожала, прошла сладкими мурашками вдруг.
— Дай нам сил. Отец!
— Дай нам сил! — словно эхо повторила я за ним и вдруг, внезапно, неожиданно, шокирующе…
То, что было мертвым камнем зашевелилось вдруг на моей ладони. Нетопырь стал снова живым.
— Господи, Тёмка, он жив! — выдохнула я, затрепетав.
— Ну так … — сказал он скромно и преисполнился чувством собственной важности.
Я отметила это вскользь. «Ах, он так нуждается в одобрении!» Что даже и странно!
Он встал на колени перед пустым алтарем и начал молится. Просто смотрела на него, благоговела перед ним, осыпалась дрожью и восторгом. Молящийся мужчина, ангел, святой. Сила и кротость.
Внимать его словам, таять, подчиняться его голосу. Он молится, а я лишь внимаю. Усиливаю, посылаю, соединяю его слова с моим желанием. Прочь, лети прочь мой малыш, мое существо!
И черная летучая мышь вдруг вспорхнула с моих ладоней. Понеслась рваными кругами прочь, прочь!
Замереть на миг, соединиться с ним в его трепетном экстазе. Молиться с ним, быть с ним, жить с ним!
— Алиллуйя! — выдохнула я в тишине.
— Алиллуйя! — ответил он.
Я чувствовала покой. Я знала, Данька жив, все еще жив и в порядке.
Данила лежал на мягком, обнимающем ложе. Летучие мыши порхали перед проемом окна. Одна из них тонко, едва слышно пискнула, пролетая мимо окоема.
— Слава Тебе, дикая летучая мышь!!! — выдохнул внутри себя Данька.
Звездная ночь тихо смотрела в окна. Дане было удивительно удобно, и как-то очень спокойно, но сон не шел. Неподалеку тонко свистел Лысый и басовито похрапывал Илья. Данька повернул голову и почувствовал, что Лискин тоже не спит. Данила посмотрел на него «из головы». Лискин лежал, подперев голову рукой, и смотрел на него.
— Умаялись, — тихо сказал Лис, кивнув на спящих.
— Курить охота, сил нет! — сказал Данила.
— Ага! — подтвердил Димка. — А знаешь что? А я знаю где бабка табак прячет. Настоящий! Пойдем, тиснем?
— Да ну-у-у, — протянул Данила с сомнением. — Запалит, она же богиня!
— Не запалит, мы тихо! Да она и добрая.
Данила сел на кровати. Мысль спереть табачок у богини развеселила его.
— А что, пошли!
Они отправились по извилистым коридорам, хихикая и толкаясь, как пятиклассники, собравшиеся мазать пастой девчонок. Лискин, крадучись, вошел в зал, где на высокой кровати почивала Пожирательница Грязи.
На круглом столике стоял стакан, где плавало костяное полулуние из носа спящей богини. Из-за плотного расшитого золотом полога доносился мощный храп «бабки». Тихонько погромыхав в углу, Димка на цыпочках выбежал из спальни. В одной руке он сжимал трубку с длинным чубуком, а в другой мешочек, источающий аромат дорогого табака.
— Пошли, тут рядом балкончик! — прошипел дьяблеро, сверкая во тьме красными отблесками глаз.
Они вышли на титаническую террасу, ограниченную белыми, чуть светящимися в свете звезд, перилами. Пока Лискин набивал трубку, Данила перевесился вниз, заглядывая за край террасы. Внизу была Луна.
Исполинский серебряный диск, медленно плыл по прозрачным водам ночи в окружении звезд, что роились вокруг подобно мириадам разноцветных светлячков.
— Красота-а-а! — прошептал Данька. — Такая красота!
— Еще бы! — ответил Димка, раскуривая трубку. — Она же еще и богиня Ночи, по совместительству! — он кивнул в ту сторону, откуда доносился отдаленный храп.
— Слушай Лис, а боги вообще спят? Как люди? — спросил Данила, принимая ароматную трубку.
— Да в общем-то да, — сказал Лис, облокотившись на перила. — Она сейчас где-нибудь в другом мире, в другом теле. Совсем как ты во сне.
Данила отметил что Лискин почему-то не сказал «как мы». Данила передал ему трубку и внимательно посмотрел на озаренное красноватым светом лицо дьяблеро.
— Скажи, а вот этот твой Мескалито, он вообще хороший бог, или так?
Лискин улыбнулся. В полумраке он казался не таким уж страхолюдным.
— Да ничо так, покатит!
Данила промолчал и Лис продолжил, чуть помедлив:
— Вот смотри какая штука: люди — это подобие богов. Образ и подобие.
Есть люди злые, есть добрые, есть тупые, а есть талантливые. Так же и боги.
Вот бабка — она вообще честная и добрая, хотя и строгая тоже бывает. Кецалькоатль… Он правильный что ли, трудолюбивый, но упертый.
Тецкатлипока — тоже упертый, но по-другому, принципиальный, талантливый и обидчивый. И при этом любит кого-нибудь подначить. Ну не климатит ему на втором месте! Похоже, у него комплекс неполноценности. — Лискин хихикнул. — Тлалок, ну тот, что Илюхе нашему покровительствует, он серьезный такой товарищ, флегма! Ну вот, кстати, Илья как раз — вылитый Тлалок! Характер — один в один!
Данила слушал и все больше обалдевал: Лискин действительно СЛИШКОМ МНОГО знал! Он говорил о богах, как о своих однокашниках. Димка замолчал вдруг, видимо тоже спохватившись, что сболтнул лишнего, но слово — не воробей. Он затянулся и продолжил, глядя в ночь.
— А Мескалито — это творческая личность. Он дает возможность посмотреть на вещи «с третьей точки», со стороны. Его мир не черно-белый, а разноцветный. И он всегда стоит НАД ситуацией.
— Он — Хаос? — спросил Данила, напряженно всматриваясь в темный силуэт.
— Хаос.
— Значит, он — Разрушение?
Димка напрягся, помолчал, а потом сплюнул вниз, и передал Даниле трубку.
— Не-а! — сказал он уже в своей обычной развязанной манере. «В каждом конце есть начало». Пора бы знать — не маленький. А если серьезно, то откуда, если не из хаоса мыслей и образов рождается порядок Творчества? Мескалито — Бог Творения.
В голосе дьяблеро что-то изменилось: он звенел, точно струна, протянутая сквозь бесчисленные миры.
— Кстати, докуривай, нам пора. Армагеддон НАУ!!!
Данька охнул, роняя трубку на серебряный лунный диск.
Все вокруг кувыркнулось, завертелось в цветном вихре и сжалось в маленькую искорку костра, мерцающего в ночи.
Данила рванулся к нему и полетел. Он несся в бескрайней ночи. Он смотрел вниз и видел бушующую под ним битву. Люди и нелюди в странной тишине сплетались в молчаливой схватке. Они сокрушали врага и сами падали, обагренные кровью. Кровь эта, серебристо-розовым паром, поднималась вверх и устремлялась к далекому огоньку, туда, вслед за летящим во тьме Данькой.
Он чувствовал, что он, Данила, один, и от этого ему было легко и спокойно. Он мог подумать. Он знал, что у него есть на это время. И он думал. И мысли были только его, свободные и чистые, как этот ночной воздух. К костру он приблизился как раз тогда, когда в нем самом родилось решение. Простое и красивое как кристалл горного хрусталя.
Он опустился на каменистую почву и пошел вверх, туда где весело горел огонь.
Взойдя на плоскую вершину Горы, он увидел двух людей — мужчину и женщину, что в обнимку сидели у костра.
— Привет, бобры! — весело сказал Данька, вступая в световой круг.
Молодые люди вскочили. На лицах их радость мешалась со страхом. Артём шагнул вперед и сказал, глядя Даньке прямо в глаза:
— Здравствуй Данила! Я тогда, на речке… Прости меня, брат!
Данька заглянул в тревожные серые глаза и улыбнулся.
— Тём, я все знаю! Даже боги ошибаются, все, проехали!
Сказал и протянул руку. Они обменялись крепчайшим рукопожатием, и обнялись, смеясь и хлопая друг друга по спинам.
Сверху, визжа от восторга, на них напрыгнула Вика, целуя их обоих и смеясь.
— Ну где же кворум? Нехорошо опаздывать на Светопреставление! — спросил Данила, усаживаясь у огня. Мне тут доложили, что «Армагеддон нау» — опять наврали! — он шутливо сокрушался, глядя в огонь.
— Да уж! — ответил Артем, ероша волосы. — Насилу успели. Спасибо что только на мечах дерутся! — он кивнул на ворочающуюся во тьме битву. — А могли бы и ядерной бомбой…
Вика вздохнула, что-то вспоминая.
