Текст книги "Стрела Кушиэля. Битва за трон (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Кэри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

– Припасы уже все здесь, – задыхаясь, отчитался он, – и вашу лошадь сейчас оседлают. Интересно, с чего бы это охотники вдруг решили заночевать в лесу в такую холодрыгу, а?

– Приказ Селига, – коротко отрезал Жослен.

– Лорд Селиг изволил также послать и за мной, – повелительно добавила я. – Поскорее приведите моего коня и оседлайте.

Слуга вопросительно посмотрел на Жослена и получил в ответ короткий кивок. Тогда отбежал и что-то крикнул двум мальчишкам, которые помчались в загон, чтобы вывести моего пони. Между тем слуга опять подошел к нам.

– А корм для лошадей? – Я коснулась руки лже-тенна. – Сколько лорд Селиг велел привезти мешков корма? Дюжину?

Жослен послал мне сердитый взгляд и кивнул:

– Да, дюжину.

– Сейчас сделаем. – Слуга снова умчался.

Глазам не верилось, когда люди Селига, сами того не ведая, помогали нам с побегом: оседлали лошадей, нагрузили их припасами и вывели из загона. Жослен приторочил к своему седлу еще и сумки Селига. Запрыгнул на коня и нетерпеливо щелкнул пальцами – скальдийский жест, но я уловила стальной отблеск наруча под шерстяным рукавом и задержала дыхание. К счастью, больше никто этого не заметил. Я забралась на пони и взяла повод. Руки дрожали. «На таком морозе пальцы заледенеют и отвалятся», – думала я, ожидая, что Жослен тронется, пока не вспомнила, что он не в курсе, в какую сторону поехали охотники. Страшно представить, сколько мелочей способны были выдать нас с потрохами! Я ударила пятками пони и, приблизившись вплотную, прошептала соучастнику на ангелийском:

– Езжай к северу от озера, а потом наверх, в горы.

Этого хватило. Он коротко кивнул слуге и по-скальдийски нетерпеливо взревел:

– Пошел!

Пришпорил своего коня и поскакал к озеру, а я старалась не отставать.

Пришлось проехать мимо гостевых палаток, в которых еще оставались люди: на охоту пригласили только избранных. К счастью, Харальд входил в их число. Во всем селении только он, возможно, достаточно пригляделся к Жослену, чтобы узнать его по посадке на лошади, по мерцанию стали на запястьях, паре кинжалов и по торчащей за плечами рукояти меча.

Но Харальд уехал с Селигом, и больше никто не определил бы на расстоянии, что Белый Брат рядом со мной вовсе не скальд. Горстка теннов издалека выкрикнули приветствия и пару дружелюбных непристойностей. Жослен рассмеялся в ответ и продемонстрировал от кого-то перенятый неприличный жест. Люди Гюнтера частенько изображали такой за моей спиной и громко гоготали, когда я ловила их на горячем.

День выдался столь морозным, что легкие горели, а окоченевшее лицо ощущалось маской. Я с ужасом думала о ночи, когда станет еще холоднее. «Эх, надо было и палатку прихватить», – запоздало пожалела я. Скальды не брали их с собой на охоту или в ночные набеги, но Селиг вполне мог затребовать, послав за мной. «Если мы замерзнем до смерти, то по моей вине», – мучилась я мрачными предчувствиями.

Мы добрались до северного берега озера и двинулись по следу десятков всадников и собак, ведущему из долины. Подъем был крутой, но нашим лошадям повезло идти по уже утоптанному снегу. Мы взбирались в гору, внимательно прислушиваясь, чтобы издалека различить шум охоты. Но слышали только звуки леса: птичье чириканье и тихий треск засыпанных снегом ветвей. На вершине я обернулась, чтобы посмотреть на селение сверху – оно осталось далеко внизу, а озеро походило на голубую чашу.

Жослен подышал на пальцы и спросил:

– Куда дальше?

Я огляделась, думая.

– Давай еще немного проедем по следу охотников, пока хутор совсем не скроется из виду. А потом свернем на запад. – Я поплотнее укуталась в шкуру, ежась от озноба. – Жослен, дальше у меня четкого плана нет. Благодаря картам Селига я выяснила, где мы сейчас и где Земля Ангелов, но не представляю, как нам отсюда добраться домой живыми. В любом случае надо двигаться поскорее, пока наш побег не обнаружили. И я забыла о палатке.

– Ты молодец, что нашла способ сбежать и разведала, в какой стороне наш дом, а дальше уже я позабочусь, чтобы мы добрались туда целыми и невредимыми. – Жослен оглядел лес. Его голубые глаза под капюшоном Белого Брата одновременно казались и знакомыми и чужими. – Не забывай, – добавил он, – я ведь вырос в горах.

Я решила ему довериться и так же, как он, подула на леденеющие руки.

– Тогда вперед.

Еще немного проехав по проложенной охотниками тропе, мы круто свернули влево – на запад. После нескольких десятков шагов Жослен остановился и, всучив мне повод своего коня, пешком вернулся и еловой веткой замел наши следы.

– Ничего не видно, если нарочно не искать, – довольно выдохнул он, бросил ветку в кусты и вновь запрыгнул в седло. – А в сумерках они точно не заметят. Поехали, не будем давать им фору.

Увы, мы кое-что забыли, и вскоре эта забывчивость вылезла нам боком. Мы старались хранить тишину, нас выдавали лишь скрип седел и дыхание да фырканье лошадей. Но и эти негромкие звуки не прошли мимо ушей Белых Братьев, охранявших подступы к селению Селига.

В белых шкурах на снегу они были невидимками. Кнуд, возможно, их заприметил бы, но нас застигло врасплох, когда двое теннов с боевым кличем вдруг выскочили прямо перед нами, уже держа копья наизготовку.

Они замерли, увидев на Жослене такое же облачение, что и у них.

– Рад встрече, брат, – осторожно поздоровался один, опуская копье. – Куда путь держишь?

Не думаю, чтобы у кассилианца имелся выбор. Он ведь не мог – даже оставаясь неразоблаченным – предложить стражам границ достаточно убедительное оправдание нашего присутствия, а потому они бы в любом случае не пропустили нас дальше. Жослен что-то пробормотал, выдернул из ножен меч и направил коня на скальдов.

Того, что с ним заговорил, он зарубил единственным точным ударом. Второй успел отшатнуться и поднять копьё к тому моменту, когда кассилианец к нему повернулся. Судя по мечущемуся взгляду, Белый Брат колебался, в кого целить: в лошадь или во всадника? Наконец он метнул копье в Жослена, прямо в сердце. Кассилианец пригнулся, и оружие просвистело над его спиной. Выпрямившись в седле, он устремился на тенна. Тот проворно выставил щит и сумел отбить несколько ударов, прежде чем навсегда угомонился.

За всю свою жизнь я не видела ничего краснее, чем свежепролитая кровь на снегу.

Жослен с потрясенным лицом медленно подъехал ко мне. Его глаза, недавно блестевшие, как у любопытного мальчишки, теперь показались мне глазами больного старика.

– Это нужно было сделать, – тихо сказала я.

Он кивнул и спешился, чтобы очистить и убрать в ножны меч. Избегая взглядом безжизненного лица, подошел к Белому Брату, которого убил первым. Руками в меховых рукавицах мертвец все еще сжимал так и не пригодившееся копье. Жослен аккуратно снял с него эти рукавицы и передал мне.

– Ничего не говори. Просто надень.

Я беспрекословно подчинилась. Руки в них утонули и с трудом держали повод, зато немного согрелись. Кассилианец вновь вскочил на коня, и мы двинулись дальше.

Больше нам никто не встретился, и чем дальше, тем пустыннее выглядела местность. Продвижению препятствовал глубокий снег, местами мой пони проваливался в сугробы по грудь. Но, несмотря на малый рост, он казался выносливее скакуна Жослена. Однажды нам пришлось пересечь горный ручей, который так быстро несся меж узких берегов, что не замерзал. Мы позволили лошадям понемногу напиться, то и дело вынуждая их оторваться от воды – Жослен сказал, что если дать им враз наполнить животы ледяной водой, то потом случатся мучительные колики. Он вылил мед из двух мехов и наполнил их из ручья.

Мы останавливались только чтобы дать лошадям роздых, и очень ненадолго. Вместо обеда прямо в седлах сжевали по горсти сухого овса, запивая набранной водой. Время от времени Жослен спешивался и сам протаптывал тропу, ведя своего коня в поводу – чтобы отдохнул от ноши. Когда я посинела от холода, кассилианец и меня заставил спуститься на землю. Поначалу я разозлилась, но позже ощутила, что согрелась, пока шагала. Конечно, Жослен был прав, оберегая лошадей. Загони мы их, и нас наверняка бы поймали.

Я держала в голове карту маршрута до самого низкого перевала Камаэльского хребта. Но поскольку ориентироваться на местности я толком не умела, следовать умозрительной линии по бескрайнему снегу оказалось не так-то просто. Когда солнце начало клониться к горизонту и длинные черные тени деревьев из ближайшего леска хищно потянулись к нам сбоку, я поняла, что мы отклонились от правильного курса. Пришлось чуть повернуть лошадей к скатывающемуся оранжевому диску. На запад.

– Хватит, – вскоре прервал долгое молчание Жослен. Над деревьями оставалась узенькая полоска света. – Еще немного, и мы не сможем разглядеть, где устроить привал на ночь.

Он спрыгнул с коня и привязал поводья к ближайшей крепкой ветке. Я сделала то же самое, пытаясь не дрожать перед лицом надвигающейся темноты.

– Думаешь, здесь будет безопасно развести костер? – спросила я, стуча зубами.

– Небезопасно будет его не развести, если ты не хочешь во сне замерзнуть до смерти.

Жослен утрамбовал небольшую площадку в снегу и принялся собирать и сносить туда хворост. Я помогала как могла, тоже стаскивая дрова к будущему кострищу.

– Сначала надо обиходить лошадей, – сказал он, достал из седельной сумки огниво и присел, чтобы высечь искру. С трех попыток трут так и не воспламенился, и я поникла духом. Кассилианец же, не отчаиваясь, вытащил кинжал, аккуратно наскреб стружек с сухой ветки и снова ударил кремнем о кресало. На этот раз горка стружек занялась. Жослен бережно раздувал и подкармливал огонек хворостинками, пока не разгорелся небольшой костерок.

– А мне что делать? – Я чувствовала себя отчаянно бесполезной.

– Вот. – Он вручил мне котелок. – Налей сюда воды из меха и напои лошадей. Для себя мы потом натопим снега. Когда закончишь с лошадьми, начинай варить похлебку.

Обстоятельства определяют все и способны принудить к чему угодно. В доме Делоне я бы побрезговала брать в рот пищу, приготовленную в котелке, из которого пили лошади, а на том привале это меня совсем не заботило. Мой крепкий пони опустил голову в котелок и принялся жадно хлебать. Я время от времени отнимала посудину, чтобы он не застудился, выпив за раз слишком много холодной воды. В такие моменты пони поднимал голову и смотрел на меня из-под мохнатой челки темными влажными глазами. Капли на пушистой морде мигом замерзали.

Пока я выполняла поручение, Жослен трудился с посрамившей меня неутомимостью: расседлал лошадей и обтер их шерстяной тряпкой, смастерил кожаные путы и стреножил нашу пару верховых, покормил их зерном, которое пахло, честно говоря, лучше похлебки, которую я варила для нас, построил из веток шалаш и набрал хвороста на ночь. А еще нарубил мечом елового лапника и устроил из него лежанку на снегу. Порывшись в одежде, которую я забрала у Селига, Жослен нашел шерстяную накидку, которую постелил сверху.

– Так мы не дадим снегу вытянуть тепло из наших тел, – пояснил он, сел на самодельную кровать и положил перед собою меч. – Нам… нам придется спать вместе, в обнимку, чтобы было теплее.

Услышав его запинку, я приподняла брови:

– После всего, что нам довелось пережить, это тебя смущает?

Жослен склонился над мечом и провел по лезвию каменным точильным бруском. Я не видела его лица, отблески пламени чернили пустые глазницы на волчьей морде, закрывавшей его лоб.

– Да, мысль о твоих объятиях меня смущает, Федра, – тихо признался он. – Мне мало за что осталось держаться, если говорить о моих обетах.

– Прости. – Оставив кипящую похлебку, я подошла, села рядом с ним и обхватила руками в громадных рукавицах его руку. – Честно, Жослен, – вздохнула я, – прости, пожалуйста.

Мы посидели бок о бок, глядя на огонь, который весело пылал в бескрайней ночи, растапливая яму в снегу и разбрасывая танцующие блики по белому покрывалу зимы.

– Прошлой ночью я пыталась убить Селига, – поделилась я.

Жослен дернулся и всем телом повернулся ко мне.

– Зачем? За покушение скальды тебя бы растерзали.

– Знаю. – Я смотрела на пляшущие языки пламени. – Но если бы покушение удалось, то главные проблемы разрешились бы наилучшим образом. Никакой другой вождь не смог бы возглавить всех скальдов, не смог бы занять место Селига. Только он способен удерживать вместе разрозненные, зачастую враждебные друг другу племена. А тебе не пришлось бы нарушать обет.

– И что случилось? – тихо спросил Жослен.

– Он проснулся, – пожала я плечами. – Может, это правда, что он неуязвим. Старый жрец-целитель назвал меня копьем Кушиэля, и тем сподвиг на убийственные мысли. Но Селиг не вовремя проснулся. К счастью, он не разглядел моего намерения.

– Ах, Федра. – Жослен со свистом втянул воздух и прерывисто выдохнул, будто бы смеясь. – Игрушка развратных богачей. Ах, Элуа… теперь мне по-настоящему стыдно. Жаль, что я не успел поближе узнать Делоне, воспитавшего такую замечательную ученицу.

– И мне жаль. – Я сняла одну рукавицу и вытащила веточку, застрявшую в волосах Жослена, а затем принялась играть с выбившейся прядкой, наслаждаясь ее шелковистостью. – Но, если уж совсем начистоту, при нашей первой встрече ты показался мне…

– Иссохшим стариканом-кассилианцем, – закончил он, с улыбкой глядя на меня. – Помню-помню.

– Нет! – Я резко дернула его за волосы и улыбнулась. – Так я представляла тебя до нашей встречи. А увидев воочию, решила, что ты заносчивый, самодовольный, исполненный ханжества мальчишка-кассилианец.

На этот раз Жослен рассмеялся искренне и звонко.

– Ты не ошиблась. Таким я и был.

– Конечно же, ошиблась. Будь ты таким, каким я тебя считала, то сломался бы и умер от унижения еще на псарне Гюнтера. Но ты не сдавался, а продолжал сражаться и оставался верным себе. И только благодаря твоей защите я до сих пор жива.

– Нет, это ты сумела защитить и себя и меня, Федра, – покачал головой Жослен и поворошил угли кончиком меча. – Уж в этом отношении я не питаю иллюзий. Но клянусь, теперь я сделаю все, что потребуется, чтобы в целости и сохранности доставить тебя к Исандре де ла Курсель. Если же в итоге я буду проклят братьями за свои проступки, пусть предадут анафеме по полной, от души, а не походя, как за ерунду какую-нибудь.

– Понимаю, – пробормотала я, не в силах забыть глаза Жослена, когда он убил Белых Братьев. Мы немного посидели в тишине, пока я не сказала: – Пора поесть.

– Поесть и поспать. Нам потребуются силы. – Встав, он убрал меч в ножны и принес котелок с похлебкой. У нас имелась всего одна ложка, поэтому мы ели по очереди мое горячее, но невкусное варево. Когда котелок опустел, Жослен вычистил его и наполнил снегом, пока я сидела, замерзшая снаружи, согретая изнутри и сонная от усталости, завернувшись в меховую накидку.

Мы улеглись на постель из сосновых ветвей и укрылись всем, чем могли. Я тесно прижалась к Жослену и вскоре почувствовала, как тепло его тела проникает в меня.

– Спи, – прошептал он мне в волосы. – Сегодня они нас не найдут. Спи.

И я уснула.

Глава 52

Утром я проснулась одна, замерзшая до одеревенения.

В свое время дорога от селения Гюнтера на Слет показалась мне неимоверно трудной, но с теперешней она не шла ни в какое сравнение. Не вполне это сознавая, в ту поездку я являлась частью племени, причем драгоценной и лелеемой частью. Тогда мне не приходилось ни обихаживать свою лошадь, ни готовить еду, ни заботиться об устройстве стоянки.

А после побега на меня навалилось множество путевых забот, потому что продвигаться следовало быстро, а Жослен, пусть и на все руки мастер, не мог в одиночку справляться со всеми делами. Он все же был непривычен к скальдийской глуши, где холод вгрызается в кости глубже, а снега выпадает куда больше, чем в родных ему горах Сьоваля.

В той поездке, опасаясь шуметь, мы изобрели и освоили свой собственный язык быстрых жестов, кивков и гримас. Я научилась многим доселе неведомым мне вещам, которые, как казалось совсем недавно, не могли пригодиться в моей жизни, например, как  седлать пони или как прокладывать путь в густом лесу, где затаившиеся под снегом корни грозили обезножить и лошадей, и людей. Научилась наматывать на голову шерстяную шаль наподобие бурнуса, сберегая драгоценное тепло и защищая лицо от пронизывающего ветра. Научилась скалывать наморозь с поклажи и без остановки ехать сквозь метель. Научилась чистить копыта от льдинок, до крови вонзавшихся  в уязвимую стрелку на конской подошве. Научилась носить на поясе и использовать в простой работе кинжал Трюгве, захваченный Жосленом.

Новыми навыками пришлось овладевать ускоренно, поскольку мы спешили на пределе своих возможностей, почти загоняя и себя, и лошадей. Кожа от холода теряла чувствительность, и приходилось внимательно искать на себе белые пятна обморожения. На вторую ночь вокруг места, облюбованного нами для ночлега, кружила стая волков – совсем рядом между деревьями мелькали пушистые хвосты. Жослен спешно развел костер, а потом оббежал поляну с горящим факелом. Волки углубились в лес, но потом вернулись и ночью сверкали на нас глазами, отражавшими пламя.

Ни на второй, ни на третий день мы не увидели ни одного человека. Происшествие, едва не обернувшееся трагедией, украло у нас драгоценный час. Мы остановились и спешились на заснеженном горном хребте, чтобы определиться, где находимся. Прищурившись от сплошной белизны, я указала на север, где в голубое небо за раздвоенной вершиной горы поднималась тоненькая струйка дыма.

– Селение Раскогра, – произнесла я приглушенно сквозь несколько слоев шерстяной ткани. – Из племени суэвов. Нужно взять чуть южнее и следовать по хребту.

Жослен кивнул и сделал шаг вперед.

Снежный козырек под его ногами вдруг обрушился. С криком кассилианец упал и кубарем покатился по склону вместе со снежной лавиной. Я в ужасе отшатнулась назад на твердую почву и вцепилась в торчащую из снега скалу. Возле мысков моих ног зияла пустота. Верный пони сбоку тряхнул головой и встревоженно фыркнул, а конь Жослена отбежал на несколько метров и там остановился, закатывая глаза.

Дрожа, я глянула в пропасть.

Далеко внизу Жослен, очевидно живой, выбирался из снега. Он посгибал руки и ноги, быстро охлопал себя, наверное, в поисках ран, нащупал оружие. Кинжалы были на месте, но меч выпал из ножен. Я увидела клинок лежащим плашмя на снегу на полпути к вершине.

Заметив меня, кассилианец махнул рукой, давая знать, что не пострадал. В ответ я указала ему на меч. Даже издалека я разглядела его недовольную гримасу.

Жослен взбирался обратно на гору почти час, поскольку снежный покров трижды не выдерживал веса его тела и сползал к подножию. Большую часть этого времени я провела, гоняясь за его норовистым конем, который испуганно выдыхал облачка пара и отскакивал при моем приближении. Наконец я вспомнила, как приманивали лошадей дети в Перринвольде, и соблазнила трусишку горстью овса. Завладев поводом, я вдруг разом ощутила, что невыносимо устала и замерзла, в отчаянии прижалась лбом к теплой лошадиной шее и разрыдалась; слезы текли сами собой и замерзали на щеках. Конь же, дожевав угощение, извернулся и ткнулся мордой мне в волосы, словно и не он послужил причиной моего расстройства.

Наконец вскарабкавшись на вершину, Жослен изнеможенно повалился на спину и уставился в небо. Я молча протянула ему мех с водой.

– Надо идти, – прохрипел он, наверное, застудив грудь от запредельных усилий на морозе, и с трудом встал.

Я кивнула.

– По крайней мере лошади отдохнули.

Жалкая пародия на остроумие, но приходилось черпать поддержку во всем подряд.

И мы продолжили путь.

Той ночью никто из нас и слова не обронил о потерянном времени, но оба держали ухо востро, подскакивая при малейшем звуке: сходе снега, треске ветвей, когда замерзший сок разрывал в них деревянные жилы.

Жослен, уставившись в костер, ворошил угли хворостиной – обычный признак его глубоких раздумий.

– Федра. – Его голос меня напугал и показал, насколько я близка к срыву. Беспощадные потемневшие глаза поймали мой взгляд. – Если… когда они нас настигнут, я хочу, чтобы ты кое-что сделала. Что бы я тогда ни говорил, что бы ни учинял, не обращай внимания, а сделай так, как я скажу сейчас. Вот, посмотри на это.

Встав, он подошел к нашей поклаже и вернулся с щитом Трюгве. Это был простой круглый деревянный щит, обтянутый шкурой, с железным диском в центре и ремнями, за которые его следовало крепить на руке. Я еще гадала, почему Жослен его не выбросил, раз привык сражаться без щита.

Под ночным небом Скальдии кассилианец затянул крепежные ремни у меня на предплечье и долго показывал, как правильно обращаться со щитом, прикрывая тело от ударов с разных сторон.

– Если тебе выпадет шанс, – тихо заключил он, – хоть малейший шанс сбежать, не упускай его. Ты уже достаточно знаешь, чтобы выжить в одиночку, пока есть припасы. Но если сбежать не удастся… обязательно воспользуйся щитом. А я со своей стороны сделаю все, что смогу.

– Служить и защищать, – прошептала я, глядя на его темный силуэт под звездным небом, подсвеченный сполохами костра.  И мое сердце пронзила доселе невиданная боль. – Ах, Жослен…

– Иди спать, – пробормотал он, отворачиваясь, – я подежурю первым.

На четвертый день повалил снег.

Погода играла с нами, как кошка с мышью: то остервенело хлестала порывами ветра с жалящей белой крупой, то вдруг отступала, давая нам передышку и возможность устремиться вперед. Тогда мы понукали коней, пригибаясь к их шеям, или спешивались и брели по пояс в снегу до следующей метели, запускавшей в нас ледяные когти.

От убийственного холода я вся онемела и словно спала наяву, сидя в седле или топая по следам Жослена. Только его ругань и увещевания побуждали меня двигаться дальше. Не знаю, долго ли мы так шли. Время шаг за шагом сошло на нет в белой пелене с редкими просветами, когда снег переставал и можно было разглядеть местность.

Студеный ветер проносился по скалам и деревьям с резким свистом – то пронзительным, то вдруг стихавшим. Я так привыкла к этому шуму, что не сразу заметила изменение: больше он не взвывал и успокаивался, но только нарастал, нарастал и нарастал.

– Жослен!

Ветер сорвал слово с моих губ, но Жослен меня услышал и развернулся – странная заиндевевшая фигура в волчьей шкуре. Рукой в рукавице я указала назад.

– Они идут.

Он настороженно вскинул голову, озираясь вокруг. В снежной круговерти ничего было не разглядеть.

– Сколько их?

– Не могу сказать. – Я замерла, отчаянно напрягая слух, чтобы различить на ветру далекие крики. – Шесть. Может, восемь.

Его лицо помрачнело.

– Поспешим!

И мы погнали вслепую, будто в кошмарном сне. Я сгорбилась в седле и прижалась к шее своего пони. Морозный воздух кинжалами вонзался в грудь при каждом вздохе, пока пони силился угнаться за Жосленом, тараня снег. Теперь я слышала ее отчетливее – кровавую боевую песнь скальдов, которая неслась на крыльях ветра и по-вороньи вскаркивала в уши, подгоняя нас вперед и вперед, внушая безумный ужас.

Наши силы давно были на исходе, и оторваться от погони нам не удалось. Я услышала вой скальдийских псов, вскоре свора нас окружила. Мы выехали на поляну рядом с выступом скалы. Конь Жослена едва волочил ноги, а бока верного пони тяжело вздымались под моими коленями.

Кассилианец остановил скакуна, и в его обветренном лице я увидела бесконечное спокойствие.

– Вот здесь, Федра, – четко произнес он. О, это невозможно забыть! Жослен кивнул на выступ, спешился и протянул мне щит Трюгве. – Держи и защищайся, как только сможешь.

Я послушно слезла с уставшего пони и надела на руку щит, вжавшись спиной в скалу. Наши лошади стояли без движения, опустив головы и дрожа, пока пена на их боках превращалась в ледяную корку. Прикрываясь щитом, я, не сходя с места, смотрела, как Жослен, вынув из ножен меч, шагает к середине поляны навстречу скальдам: одинокая фигура, тонущая в снежном буране.

Я почти угадала: их оказалось семеро. Наверняка добровольцы, лучшие люди Селига, самые быстрые наездники, самые опытные ищейки. Удивительно, что на погоню за нами у них ушло целых четыре дня. Вой внезапно прекратился, и скальды в тишине выехали из снежной пелены, темные и зловещие. Семеро. Они выстроились перед Жосленом полукругом. Он стоял против них один, держа рукоять меча у плеча и лезвием наискось закрывая тело – кассилианская защитная позиция.

А затем он бросил меч под ноги и поднял руки вверх.

– Во имя Селига, – выкрикнул он на сносном скальдийском, – я сдаюсь!

Варвары загоготали, и тут налетел порыв ветра, швырнувший мне в лицо горсть снега. Я невольно зажмурилась. Когда шквал утих, я открыла глаза и увидела, как четверо воинов спешились и подошли к Жослену: трое с обнаженными мечами, а один – с боевым топором наготове. Двое всадников держались чуть поодаль. Третий направился в мою сторону.

Жослен, по-прежнему не опуская рук, неподвижно ждал, пока ближайший скальд не коснулся его груди кончиком меча. И только тут мой защитник пришел в движение и отмахнулся от скальдийского клинка наручем на предплечье. Внезапно оба кинжала сверкнули у него в руках, и он затанцевал, столь же непредсказуемый, как ветер.

Никто никогда не напишет поэму, достойную той завораживающей битвы, поэму о кассилианской пляске смерти в заснеженной глуши Скальдии. Темные силуэты сновали как демоны на белой поляне, только звон клинков сопровождал их смертельные па.

А всадник, поехавший в мою сторону, все приближался и приближался, пока я всем телом не вжалась в скалу, выставив перед собой щит.

Им оказался Харальд Безбородый из селения Гюнтера.

Я зачарованно уставилась на него; за два удара сердца он соскочил с коня, подбежал ко мне, обхватил одной рукой и приставил кинжал к моему горлу.

– Ангелиец! – громко завопил Харальд, силясь перекричать шум битвы. – Прекращай! Девчонка у меня! – Я брыкалась как бешеная, и он стиснул меня сильнее, тихо пробормотав: – Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Селигу ты нужна живой.

Одна из фигур на поляне замерла – должно быть, Жослен. Он уже снова завладел мечом: я узнала его по манере взмаха. Двое скальдов лежали без движения, но пока я смотрела, один из всадников пришпорил коня, замахиваясь боевым топором.

– Жослен! – отчаянно выкрикнула я. – Не слушай его!

Харальд ругнулся и зажал мне рот рукой. Я наступила ему на ногу и едва не вырвалась, но он быстро меня перехватил и притиснул кинжал, дав почувствовать острие. Краем глаза я увидела, что Жослен упал, перекатился, но продолжил сражаться, а скальдийский всадник медленно оседал в седле, заваливаясь набок.

– Я поменялся с одним из теннов Селига, чтобы поехать за тобой, и дорого за это заплатил, – прошипел Харальд. – Не вынуждай меня причинять тебе боль, ангелийка! Я хочу обелить достоинство нашего селения, вернув тебя!

Он с силой прижал меня за плечи к своему боку, щит неловко повис между нашими телами. Я украдкой сбросила рукавицу и, пошарив на поясе, нащупала рукоятку кинжала Трюгве. Сомкнув на ней пальцы, вытащила оружие из ножен.

Жослен снова был на ногах и вертелся на белой поляне, быстрый и ловкий. Помимо всего прочего, за время нашего плена он здорово научился двигаться на скользком снегу. Ему противостояли два пеших скальда и всадник. Уверена, никого из них никогда не заставляли со связанными руками много миль бежать по заснеженной пустыне на веревке за лошадью Гюнтера Арнлаугсона. Меч кассилианца просвистел сквозь падающий снег, и еще один пеший скальд упал.

– Отпусти меня, Харальд, – тихо попросила я, выгибаясь, чтобы взглянуть ему в лицо. Совсем молодой, золотистая щетина только проклюнувшейся бороды едва начала отрастать. Несмотря на холод, моя рука, сжимавшая кинжал, была скользкой от пота. – Я свободная ангелийка.

– Не пытайся меня околдовать! – Он упрямо отводил взгляд, отказываясь посмотреть мне в глаза. – Я не поддамся твоим чарам, ангелийка. Ты принадлежишь Вальдемару Селигу!

– Харальд. – Моя рука дрожала, держа кинжал близко-близко к его животу, скрытая щитом между нами. Тесно прижатая к скальду, я чувствовала его тепло. Когда-то он подарил мне накидку из шкуры, которая и сейчас была на мне, он первым начал слагать обо мне песни. Слезы застили глаза. – Отпусти меня, Харальд, или, клянусь, я тебя убью.

Сосредоточенный на битве, он выкрикнул предупреждение последнему всаднику, едва избежавшему меча Жослена – тот пытался перерубить сухожилия коня. Мой защитник изнемогал, отчаянно цепляясь за надежду.

Как и я.

– Прости, – прошептала я, и изо всех сил вонзила кинжал в Харальда.

Думаю, сначала он даже не понял, что произошло: глаза его вытаращились, хватка ослабла. Он опустил взгляд и увидел кинжал, который до тех пор скрывал щит. Всхлипнув, я дернула рукоятку вверх, к его сердцу, и отпустила. Харальд попятился, глядя на меня недоумённо, словно обманутый мальчишка. Казалось, его глаза спрашивали: «Что ты наделала?»

Я не ответила, и он тяжело осел на снег, где остался лежать без движения.

Оставшийся в живых всадник увидел это и издал вопль. Отвернувшись от Жослена, он пришпорил лошадь – зловещая стремительная фигура в молочной пелене. Бежать было некуда, я молча ждала своей участи. Вдалеке Жослен убил последнего противника и помчался к ближайшему коню.

В снах действие иногда замедляется. Вот и в этом нескончаемом снежном кошмаре время, казалось, приостановилось. На меня надвигалось искаженное яростью лицо скальда, выкрикивающего проклятья, которые я не могла разобрать на ветру. Харальд сказал, что я нужна Селигу живой, но, думаю, он бы не слишком огорчился, получив меня и мертвой. Примерно за двадцать шагов от меня скальд поднял руку с копьем, а с пятнадцати его метнул.

Я зажмурилась, выставив перед собой щит Трюгве.

Удар едва не оторвал мне руку и сбил меня с ног. Открыв глаза, я увидела, что всадник возвышается прямо надо мной. Щит, все еще болтавшийся на моем предплечье, раскололся от удара и больше не мог защитить. Смертоносный наконечник копья прошил его насквозь.

Будь у скальда второе копье, я бы умерла в тот день. Это точно. Но он уже метнул все свои копья, и поэтому соскочил с коня и вынул из ножен меч.

– Нет! – воскликнул Жослен, и скальд развернулся против сидящего теперь в седле кассилианца.

Я пыталась освободиться от бесполезного щита, отползая по снегу. С хмурым лицом Жослен подстегнул скакуна, направляя его прямо на нас.

Слишком быстро, слишком резко. Лошадь споткнулась, потеряла равновесие и, опустив голову, рухнула на снег. С мечом в руке Жослен вылетел из седла и ударился оземь в нескольких метрах от хрипящей коняги.

Скальд взглянул на меня и ухмыльнулся жестокой улыбкой воина, которому нечего терять.

– Ты первая, – выдохнул он и двумя руками поднял меч, готовясь меня пронзить.