Текст книги "Стрела Кушиэля. Битва за трон (ЛП)"
Автор книги: Жаклин Кэри
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
По-своему мудрый, Жослен оставил меня в покое. Вряд ли он полностью понимал, что связывало меня с Мелисандой. Да и как он мог понять, если я сама толком этого не понимала? Все было куда проще до того, как я рискнула пробраться в лагерь Селига, до пытки. Я по-настоящему ненавидела Мелисанду за все то зло, что она причинила мне и Земле Ангелов.
И все же…
Элуа знает, когда-то я ее любила.
Уже перевалило за полночь, когда меня нашел посланник. Наверное, стесняясь полученного поручения, он со смущенным видом прошептал в тишине госпиталя:
– Миледи Федра, я пришел за вами. Леди Мелисанда Шахризай желает с вами побеседовать, если вы не возражаете.
«Если тебе выпадет случай встретиться с ней наедине, не вздумай им воспользоваться».
Нет, я не забыла предупреждение Гиацинта, но все равно пошла.
У двери дежурили двое королевских гвардейцев. Даже хорошо меня зная, они все равно устроили тщательный обыск на предмет оружия перед тем, как впустить в комнату. Забавно, что Мелисанде эта комната досталась в единоличное пользование. Такая роскошь была недоступна никому, кроме Исандры, поскольку в крепость съехалось великое множество людей. Но Мелисанда, будучи пэром королевства и потомком Кушиэля, удостоилась такого удобства в свою последнюю ночь на земле. Мне стало интересно, кого пришлось отсюда переселить, чтобы ее разместить.
Комната была небольшой: из мебели всего два стула, столик да кровать. Я вошла, слыша, как дверь за спиной поспешно захлопнули и задвинули засов.
Сидевшая на одном из стульев Мелисанда при моем появлении подняла глаза.
– Сомневалась, что ты придешь, – вместо приветствия сказала она, приподняв идеальные брови. – Да еще и без своего охранника.
– Чего вы хотите? – Я осталась стоять.
Она лишь рассмеялась тем самым гортанным смехом, который разжижал мои кости даже тогда, даже после всего, что она наделала.
– Повидаться с тобой, – наконец ответила она. – В последний раз перед смертью. Разве я многого для себя прошу?
– Для вас – да, слишком многого.
– Федра. – Ее упругие губы придавали форму моему имени, а певучий голос – значение. Я ухватилась за спинку второго стула, чтобы удержаться на ногах, а Мелисанда с улыбкой за мной наблюдала. – Неужели ты меня так сильно ненавидишь?
– Да, – прошептала я, отчаянно желая, чтобы это было правдой. – А вы меня разве нет?
– Отчего же. – Мелисанда пожала плечами. – Я повела себя неосторожно, и ты сыграла теми картами, что я тебе сдала. Стоит ли тебя за это винить? Наделяя тебя козырями, я знала, что ты творение Делоне. Все могло сложиться по-другому, если бы я сразу оставила тебя при себе, а не отпустила, предоставив самой сделать выбор, вернуться ко мне по доброй воле.
– Нет, – выдохнула я.
– Неужели? – Она криво усмехнулась. – Но, признаюсь, я чертовски тебя недооценила. Тебя и твоего полубезумного кассилианца. Я тут слышала, о чем болтают гвардейцы. По их словам, ты будто бы умудрилась сплавать на Альбу.
Я вцепилась в спинку стула.
– Что Селиг вам пообещал? – спросила я, заставляя себя говорить твердо.
– Половину империи. – Мелисанда небрежно откинулась на спинку стула. – Я им заинтересовалась, когда он предложил свою руку дочери герцога Милаццы. Любопытное поползновение. Он думал, что я предлагаю ему на блюде Землю Ангелов. Но в конечном счете, знаешь ли, я бы получила Скальдию. Или наши дети, если бы я сама не дожила.
– Знаю. – В этом я не сомневалась, уже догадавшись об истинных целях ее замысла. Во мне зарождалась волна истерического смеха, вставшая комом в горле, отчего перехватило дыхание. – Возможно, с этим варваром вы были бы по-настоящему счастливы, миледи, – прохрипела я. – Со мной он одолел половину «Трех тысяч радостей».
– Правда? – пробормотала она. – М-м-м.
Я закрыла глаза, чтобы ее не видеть.
– Почему вы сбежали из Города, когда умер король? Я думала, вас известили о его смерти.
Услышав шорох юбок, я поняла, что Мелисанда встала.
– Нет. Конечно же, мне донесли, что Ганелон при смерти, как и то, что Телезис де Морне получила аудиенцию у Исандры, а на следующий день королевские гвардейцы начали расспрашивать всех о ночи убийства Делоне. – Вновь шорох шелка: она пожала плечами. – Я тогда подумала, что королевская поэтесса уговорила Исандру возобновить расследование. И я, осторожничая, сочла эту причину достаточной, чтобы уехать из Города.
Значит, тогда она уже готовилась пуститься в путь. И если бы мы с Жосленом не приехали из белой скальдийской глуши со своей невероятной историей, для нее ничего бы не изменилось.
Я открыла глаза и увидела, что Мелисанда смотрит в узкое оконце в темную ночь.
– Почему? – прошептала я, зная, что вопрос риторический, но все равно желая его задать.
Она повернулась ко мне, спокойная и прекрасная.
– Потому что я могла.
Никакого другого ответа и быть не могло. Меня аж передернуло, так сильно мне хотелось услышать причину, созвучную сердцу, а не только темной скрытой части меня, но ожидание оказалось напрасным.
– По-другому ничего не сложилось бы, – резко бросила я, желая уколоть ее, желая увидеть, как мои слова причиняют ей боль. До той минуты я не знала, каково это – желать чьих-то мучений. Тогда я впервые это ощутила. – Неважно, что вы сделали бы, даже если оставили бы меня при себе, я бы никогда не стала вам в этом пособничать.
– Нет? – Мелисанда улыбнулась, явно позабавленная. – Ты так в этом уверена, Федра но Делоне? – От ее низкого медоточивого голоса по коже поползли мурашки, и я стояла как вкопанная, пока она пересекала комнату. Лениво обвела по контуру мой туар, скрытый под платьем, и задела рану, нанесенную Селигом. Боль расцвела, пламенем охватив все мое тело. Я чувствовала жар дыхания Мелисанды, ее запах. Нет, ничего между нами не изменилось. Ее воля вновь подавила мою, когда ласковые пальцы погладили под подбородком, и я послушно подняла голову. Мелианда снова стала средоточием моего мира. – Тот, кто покорствует, – прошептала она, приближая губы к моему рту, – не всегда слаб.
Почти поцелуй. Она коснулась своими губами моих и отстранилась, отпустив меня, а я попятилась в бездну, в которой ее внезапно больше не стало, в пучину томления.
– Так сказал мне твой тсыган. – Взгляд Мелисанды похолодел. – И я запомнила его слова. Жаль только, что не обратила должного внимание на то, что он сказал дальше: выбирай с умом, кого приневолить. – Она села и кивнула на дверь. – А теперь уходи и оставь меня подумать о смерти.
И я послушно ушла. Ничего не видя, постучала в запертую снаружи дверь и, спотыкаясь, переступила порог, когда гвардейцы Исандры отодвинули засов и открыли мне выход. Я вслепую зашагала по коридору, цепляясь за каменные стены.
– С вами все хорошо, миледи? – встревожено спросил один из караульных.
Я услышала, как за спиной с грохотом захлопнулась дверь, и кивнула.
– Да, – прошептала я, зная, что это далеко не так, но гвардейцы, как и никто другой, ничем не могли мне помочь. «Надо было нам обеим прислушаться к Гиацинту», – подумала я. В горле копился жутковатый смех, и я склонила голову, спрятав лицо в ладони.
Мелисанда.
Глава 93
Ночь я провела в одиночестве на крепостной стене.
Полусонные стражники не беспокоили меня, разве что предлагали глотнуть горячительного из фляжки. Я оставалась наедине со своими думами. Предстоя сам на сам бескрайнему небу, ожидаешь обрести успокоение. Ведь перед зраком вечности смятение чувств отступает и приходит понимание того, что супротив нагромождений всех горестей мира твои беды всего лишь песчинка.
Ну что бы я на самом деле сделала, если бы Мелисанда купила мой туар, а не просто оплатила ночь со мной? Стала бы я ей пособничать в измене, если бы она никогда не ослабляла связующий нас поводок? Я была уверена, почти полностью уверена, что сказала ей правду, что и тогда все сложилось бы так, как сложилось.
Почти. Но Мелисанда заставила меня понять: окончательно в этом увериться я не смогу никогда.
Конечно, мои сомнения не имеют никакого значения. Что случилось, то случилось, и я сделала свой выбор. На рассвете Мелисанду Шахризай казнят во исполнение приговора. И больше никого и никогда она не потревожит.
Кроме меня.
Такие мысли обуревали меня на протяжении всего ночного бдения, пока мои уши улавливали тихие шорохи дремлющей крепости: бормотание стражников, перестук копыт и всхрапывание лошадей в конюшне, редкий скрип дверей. Вот и все, что я тогда слышала.
Жослен нашел меня, когда предрассветное небо начало сереть. Как раз подумалось, что уж слишком много кровавых рассветов мне пришлось повидать. Я – служительница Наамах, и мои рассветы должны окрашиваться хмельным виноградным соком, а не человеческой кровью.
– Ты ходила к ней, – тихо произнес Жослен, остановившись позади.
Я кивнула, не оборачиваясь.
– Зачем?
– Не знаю. Показалось, что это мой долг. – Я наконец повернулась и увидела его знакомый четкий профиль в пепельном свете. – Жослен, есть такое, чего я никогда не сумею забыть. Но настанет время, когда мне придется хотя бы попытаться.
– Понимаю, – тихо отозвался он и шагнул ближе. – Ты знаешь, что я не смогу причинить тебе боль, даже если попросишь?
– Знаю. – Глубоко вздохнув, я взяла его за руку. Ангуиссетта и кассилианец, помоги нам Элуа. – Мы вытерпели тридцать тысяч скальдов и гнев Хозяина Проливов. И просто обязаны вытерпеть друг друга.
Жослен тихо усмехнулся, а я уткнулась ему в грудь. Столько всего было между нами, и сколько всего еще будет. В любом случае я понимала, что не хочу жить без него.
Мы простояли в обнимку довольно долго, ужас ночи меня понемногу отпускал. Серые небеса бледнели, рассветные лучи озарили крепостную стену. Скоро все будет кончено. Навсегда.
Так я думала, когда стражники вдруг заголосили, бряцая железом.
Да, дневным дозорным пора было сменить ночных, но обычно смена караула происходила гораздо спокойнее. На сей же раз новые патрульные вышагивали с суровыми лицами, а взъерошенный командир о чем-то допрашивал ночных стражников, которые то и дело отрицательно мотали головами.
– Что случилось? – Жослен схватил за рукав пробегающего мимо командира.
– На рассвете должны были казнить леди Мелисанду Шахризай, – хмуро сказал тот. – Но она сбежала. Двое солдат, стороживших дверь ее комнаты, убиты, караульный у потайных ворот тоже. – Стряхнув руку Жослена, он вежливо добавил: – Прошу меня извинить, – и поспешил своей дорогой.
Застыв на крепостной стене, мы уставились друг на друга, и наконец с моих губ сорвался отчаянный смешок.
– Мелисанда! – ахнула я. – О Элуа, нет!
По приказу Исандры крепость перевернули вверх дном. Она отправила всадников во все стороны света и допросила каждого, кто той ночью был замечен не в своей постели, всех без исключения. Но ни следа Мелисанды не нашлось, она словно испарилась. Даже Жослену не удалось избежать допроса, даже мне. Да-да, даже мне. Призванная в большой зал я на своей шкуре почувствовала, каково это – стоять перед судиёй, как стояла Мелисанда.
– Ночью изменница посылала за тобой, – голос королевы звенел сталью. – И ты пошла к ней. Не вздумай отрицать, Федра, госпитальные прислужники нам все доложили. Зачем?
Я ответила ей так же, как Жослену, вот только сцепила пальцы, чтобы скрыть дрожь.
– Ваше величество, это был мой долг перед ней.
– Каков бы ни был твой долг, она его упразднила, совершив государственную измену, – бесстрастно произнесла Исандра. – В Земле Ангелов не принимают во внимание обязательства перед вероломными предателями.
– Однажды она меня пощадила, – прошептала я. «Я не убью тебя, равно как не уничтожу бесподобную фреску или вазу». – А я вчера была к ней беспощадна. Потому-то и чувствовала за собой долг.
– Только поэтому или еще по какой-то более давней причине? – вздернула брови Исандра.
– Не было никакой другой причины. – Я запустила руки в волосы и подавила клокочущий в груди жуткий смех. – Ваше величество, мои слова послужили единственным прямым доказательством ее измены. Будь у меня желание спасти ее, мне следовало всего-то навсего держать язык за зубами.
Лицо Исандры вмиг переменилось, она посмотрела на меня чуть ли не сочувственно, прекрасно зная, что я говорю правду.
– Конечно, ты права. Прости, Федра. Но ты должна понять: пока она на свободе и имеет союзников, мое положение на троне весьма шаткое.
– Понимаю, вам приходится быть начеку, – пробормотала я. Потом меня подхватили под руки и увели из зала гораздо почтительнее, чем привели. Королева Земли Ангелов попросила у меня прощения – такое не каждый день случается.
Поначалу, опьяненная победой, я видела во всех, кто сражался при Трой-ле-Моне, друзей и союзников. Став свидетельницей политических игр, обрела более трезвый взгляд. Но после побега Мелисанды и он изменился: я больше ни на кого не могла смотреть без подозрения.
Один из нас точно был предателем.
Тайну ее исчезновения так и не удалось разгадать. Куда бы ни подалась Мелисанда Шахризай, кто бы ей ни помогал, схема была настолько сложной, что распутать ее хитросплетения не получилось. Опять же время поджимало: нужно было править королевством, да и организация свадьбы требовала внимания. Из Трой-ле-Мона то и дело отправлялись гонцы с приказами по всей стране. На ангелийской земле Мелисанда не нашла бы приюта.
На тот момент этого было достаточно. Должно было быть достаточно.
Исандра де ла Курсель провела особую церемонию, возвратив суверенитет над крепостью герцогине де Трой-ле-Мон, которая заранее вывезла свое имущество в Марсиликос, чтобы переждать осаду в гостях у Роксаны де Мерельо. Значительную часть выплаченного скальдами выкупа уделили на восстановление крепости и возмещение потерь населению Трой-ле-Мона. Кроме того пришлось заглаживать следы от скальдийского серпа, прошедшего сквозь Намарру, включая отстройку храмов Наамах. А оставшиеся деньги достались армии.
Я была рада слышать про восстановление храмов, памятуя о жрице Наамах, которая спасла меня в лагере скальдов. Прагматичная Исандра тратилась не жалея – во благо королевства.
Виноградные гроздья тяжелели на лозах, когда военный лагерь был свернут и мы пустились в триумфальное путешествие на юг страны.
Из всех моих странствий это стало одним из самых коротких, но и наиболее славным. В сопровождении регулярных ангелийских войск и союзной альбанской армии мы продвигались медленно, и на протяжении всего пути народ Земли Ангелов сбегался к дороге, чтобы бросить цветы под ноги Исандры и провозгласить ее своей королевой. Друстана, ехавшего рядом с невестой, люди тоже приветствовали криками, глазея на его синие татуировки.
Ни круиты, ни далриады не отплыли к берегам Альбы. И смуглые представители Куллах Горрьим, и светлое племя Эйдлах Ор, и краснолицые Тауру Кро, и долговязые Фалер Бан – все они ожидали давно сговоренной свадьбы, которая свяжет два наших народа, два наших берега и навсегда откроет Проливы.
Я часто ехала рядом с колесницей Грайне, давая ей понять, что гибель Имонна не забыта по крайней мере мной. И ничего не говорила о пропитанном кровью мешке, свисавшем с оглобли колесницы. У далриад свои суеверия. Тело Имонна осталось погребенным в полях Трой-ле-Мона, но если его сестра решила, что голова ее близнеца должна вечно взирать на потомков со стены над двойным троном в Иннисклане, кто я такая, чтобы ее отговаривать? Думаю, Друстан, как и все круиты, знал о решении Грайне, но я эту тему ни с кем не затрагивала, в особенности с Исандрой.
Наконец мы достигли Города Элуа, который уже несколько недель готовился к нашему прибытию, и триумфальным маршем прошествовали по улицам, глядя на ликующих жителей, которые все как один высыпали нам навстречу.
Мне было странно ехать в этой процессии. Ранее я лишь однажды видела военный парад в Городе Элуа, в день дебюта Алкуина, и хорошо его помнила. Тогда я смотрела с балкона особняка Сесиль Лаво-Перрин на блистательных аристократов и воинов, многие из которых теперь были мертвы. Львица Аззали и Бодуэн де Тревальон, бок о бок с которым тогда ехала Мелисанда. Дед Исандры, Ганелон де ла Курсель. И да, Союзники Камлаха во главе с Исидором д’Эгльмором. Когда я смотрела на них сверху, все казалось на диво четким и упорядоченным.
Изнутри все не так, как видится снаружи.
В тот день Анафиэль Делоне был жив; он выиграл в коттаб.
И Алкуин, мой прекрасный друг, с достоинством выдержал аукцион на свою девственность.
Я не могла объяснить слезы, что стояли в моих глазах, пока мы следовали через Город Элуа. Большинство сочло, будто я плачу от радости при возвращении домой, а я не находила слов, чтобы описать всю полноту обуревавших меня разнородных чувств.
Опустошенный болезнью и войной город вместил нас всех – солдат в казармах, альбанскую знать во Дворце. У меня уже не было дома, но Исандра удержала меня при себе, выделив покои во Дворце, поскольку по-прежнему нуждалась в доверенном переводчике.
За прибытием последовали радостные воссоединения.
Самым приятным стал визит Сесиль Лаво-Перрин, которая явилась навестить меня на пару с Телезис де Морне. Мое сердце воодушевленно забилось при виде королевской поэтессы, но как же оно воспарило навстречу Сесиль, чье прекрасное лицо, старея, сохраняло изысканность, а голубые глаза все так же лучились теплом. Я тут же бросилась ей на шею и расплакалась.
– Тихо, тихо, – шептала дорогая наставница, гладя меня по спине. – Тихо, милая, все хорошо. – Когда я наконец успокоилась, она взяла мое лицо в ладони. – Федра, дитя мое, мало кто из служителей Наамах на деле познал, каково это – идти по ее стопам. Я каждый день молилась о твоем благополучном возвращении.
Жослен неловко переминался поодаль, не зная, как воспринять мой внезапный срыв. Но Сесиль не забыла об этикете Дома Кактуса и мгновенно его успокоила, взяв за руки и приветственно поцеловав.
– Ах, какой же вы красивый молодой человек, Жослен Веррёй, – пропела она, слегка разведя его руки, чтобы получше разглядеть кассилианские наручи и темно-синюю форму королевского гвардейца. – И настоящий герой. – В глазах Сесиль заплясали искорки, когда она похлопала его по наручу. – Да уж, в чувстве юмора Наамах не откажешь.
Жослен густо покраснел и поклонился.
– От королевы Цветов, распускающихся в ночи, я, пожалуй, приму такой комплимент.
Телезис де Морне тепло смотрела на нас своими глубокими карими глазами.
– Поистине, – произнесла она мелодичным голосом, – Элуа благословил этот день. Многое утратив, сколько всего мы получили.
Ее слова задели потаенную струнку в моей душе, освободив и горе, и радость. Да, потерь было много, очень много, из моей жизни ушли любимые люди, и это тяжелым камнем лежало на сердце. Но все же ценой неисчислимых жертв мы многое отвоевали: победу над захватчиками и свободу для земли и души Земли Ангелов, любовь, волю и наши жизни. Конечно же, этому нужно радоваться. Ведь и Благословенный Элуа, улыбаясь, щедро пролил свою кровь ради этой земли, ради этих людей. Пусть война, смерть, предательства… но сбирает там с жужжаньем мед пчела в лаванде синей.
Сквозь бури и невзгоды мы вернулись домой.
Глава 94
Наперекор смерти ангелийцы празднуют жизнь.
Думаю, именно поэтому свадьба Исандры и Друстана выдалась такой пышной. И если кого-то подмывает высказаться, мол, королева позволила мне остаться при ней на несколько недель подготовки исключительно по доброте душевной, позвольте возразить: я с лихвой отработала свое содержание во Дворце.
Причем в гуще предсвадебной суматохи я умудрилась выкроить время и на выполнение собственных обещаний. Так в свое время я поклялась Друстану, что его народ будет знать о подвигах своих сыновей и дочерей. И вот по моей просьбе сама Телезис де Морне великодушно согласилась не только описать наше путешествие и великую битву в стихах, но и перевести их на круитский. Не могу сказать точно, скольких участников событий Телезис опросила, собирая материал для поэмы, но знаю, что очень многих. Хотя после лихорадки ее здоровье осталось слабым, она без устали трудилась.
В конечном счете произведение превратилось в эпос, которому Телезис посвятила остаток своей жизни. Он получил название «Исандрийский цикл», поскольку скрупулезно изображал восхождение Исандры де ла Курсель на престол Земли Ангелов, однако ткань повествования плелась из нитей-судеб многих людей, в том числе и моей. Телезис много лет подвизалась королевской поэтессой и хорошо знала, как важно подгадать со стихотворением к какому-нибудь торжеству, поэтому пролог был готов как раз к монаршей свадьбе. Представьте, она прозорливо начала эту работу в тот самый день, когда четверо вестовых, объявивших себя Парнями Федры, явились к ней в Город Элуа с письмом и новостями о великих подвигах.
Отряд всадников, отобранных лично Друстаном, отправился в Аззаль на встречу с флотом Русса, которому полагалось переправить их через Проливы, дабы круиты и далриады смогли донести до соплеменников затверженные наизусть сообщения о победе, заключенном союзе и о скором возвращении круарха. Квинтилий Русс, обеспечив посланцам корабль, оставил командовать флотом Жана Маршана, а охранять границу – Марка де Тревальона, сам же явился во дворец. Как всегда громогласный и грубоватый, адмирал при встрече так крепко меня обнял, что затрещали ребра.
Ради вестовых, доставивших мое письмо Телезис де Морне, и ради всех остальных Парней Федры, я сдержала слово, данное на проложенных еще тиберийцами дорогах Альбы, для чего встретилась с Джаретом Мораном, дуэйном Дома Кактуса, первого из тринадцати Домов Двора Ночи. Залог гостеприимства, медальон, подаренный мне Джаретом в ночь празднования дня рождения принца Бодуэна, давно пропал, арестованный вместе с остальным имуществом Делоне, но Сесиль Лаво-Перрин пришла на помощь и заключила с дуэйном сделку, над условиями которой любой посвященный Дома Брионии обрыдался бы от зависти.
Выторгованные пятнадцать медальонов – по одному на каждого из выживших Парней Федры – давали проход в любой из тринадцати Домов накануне королевской свадьбы. Но Джарет Моран нисколько не прогадал. Мое имя и моя история были на слуху и тонкой алой ниточкой тянулись по всему гобелену ангелийской победы: та самая ангуиссетта Делоне, что пережила рабство у скальдов, предупредила королеву о надвигающемся вторжении и совершила путешествие на Альбу. Я родилась и выросла при Дворе Ночи, получила воспитание в Доме Кактуса. И теперь дуэйн открыл двери перед Парнями Федры, чтобы тоже войти в легенду о моих подвигах и тем самым добавить блеска потускневшей славе Двора Ночи.
Неважно, что уже в десять лет меня отправили жить к Делоне. Я вела происхождение от Двора Ночи, с этим не поспоришь. Зато смогла сдержать свое обещание перед людьми, избравшими меня своим кумиром, что было для меня важнее всего.
Напоследок я доставила завещание Гиацинта в Сени Ночи. Нашла там Эмиля, и передала ему документ, который Гиацинт написал на старом пергаменте в одинокой башне Хозяина Проливов. Эмиль плакал, целовал мне руки и рассыпался в благодарностях; даже если отчасти его слезы были слезами радости, парень явно опечалился трагической судьбой Гиацинта. Меня тронуло, как искренне подручные любили моего друга.
О, Принц странников.
От имени его матери я принесла жертву в храме Элуа, куда мы вместе ходили после смерти Бодуэна. Я возложила букет влажных от росы алых анемонов к основанию статуи и опустилась на колени, чтобы поцеловать прохладные мраморные ступни Элуа.
– Это тебе от Анастасии, дочери Маноха, – прошептала я, вдыхая запах сырой земли и свежей травы с примесью аромата дубовой коры. Высоко вверху в сумеречном свете на большом каменном лице Благословенного играла загадочная улыбка.
Коленопреклоненной я простояла там довольно долго.
На этот раз подняться мне помог Жослен, но жрец Элуа был тот же, что и в прошлый раз с Гиацинтом, клянусь, хотя все жрецы и жрицы похожи друг на друга, поскольку все они являются частью неразрывной цепи служения. Он улыбнулся нам, стоя босыми ногами на сырой земле и спрятав руки в рукава мантии.
– Дитя Кассиэля, – ласково обратился он к Жослену, – не торопись. Тебе уже доводилось доходить до развилки и выбирать дальнейший путь, и, как и Кассиэлю, тебе всю жизнь придется сталкиваться с развилками и снова и снова выбирать путь Спутника. Помни, что на каждой развилке выбор всегда зависит от тебя. Уповай на Элуа, и он поможет тебе различить верную дорогу.
Жослен испуганно воззрился на жреца, но тот вынул руку из рукава и коснулся уже моей щеки.
– Отмеченная стрелой Кушиэля служительница Наамах. – Он улыбнулся в полумраке, и его улыбка показалась мне благостной и исполненной воспоминаний. Кто мог бы сказать наверняка? Но я верила, что жрец был тем же самым, что и в прошлый раз. – Люби по воле своей, и Элуа направит тебя на путь истинный, и каждый шаг по тому пути будет тебе в радость. Иди с его благословением.
С этими словами жрец нас оставил.
Тут я рассмеялась:
– Похоже, настала твоя очередь выслушивать мрачные пророчества.
– Я бы с радостью с тобой поменялся, – отозвался Жослен. – Кажется, я обречен делать один и тот же выбор тысячу раз подряд.
– Ты жалеешь? – Я вгляделась в его нахмуренное лицо в тусклом свете угасающего дня.
– Нет, – покачал головой Жослен. – Нет, – прошептал он и взял мое лицо в ладони, затем наклонился, чтобы поцеловать меня, и его распущенные волосы цвета спелой пшеницы скрыли нас плотной завесой.
Поцелуй был сладчайшим, и я чувствовала, что мы поступаем правильно, потому что наши дыхания слились, а сердца забились в унисон.
Когда Жослен поднял голову, то больше не хмурился.
– Но наверняка будут времена, когда мне придется сожалеть.
– Наверняка, – прошептала я. – Если ты не про эти минуты.
– Нет, – просиял улыбкой Жослен. – Точно не про эти.
Мраморные руки Элуа над нашими головами оставались распростертыми в благословении.
Так я сдержала все обещания, розданные на протяжении долгого и опасного путешествия; а затем, можете не сомневаться, Исандра де ла Курсель заставила меня сполна отработать время, потраченное на мои личные заботы. Несмотря на всю свою мудрость и способность к состраданию, королева была ангелийской аристократкой на пороге свадьбы, и причуд у нее хватало. Прежде никогда в жизни ей не позволялась роскошь по-девчоночьи покапризничать, и я, воспитанная для доставления удовольствий, не могла ее винить за стремление побаловать себя хотя бы в предсвадебные дни.
Среди прочего мне было поручено нарядить альбанскую знать по-ангелийски, в частности, вручить Грайне отобранное лично Исандрой роскошное платье.
Королева Земли Ангелов восхищалась воинственной предводительницей далриад. Женщин в альбанской армии было порядка шестидесяти, но только Грайне по статусу могла считаться ровней Исандре. Смерть Имонна сестру не ослабила – наоборот, горе лишь усилило мощь ее смелой натуры.
Грайне терпеливо выстаивала, пока королевский портной подгонял наряд по ее фигуре; поймав ее взгляд, я вдруг заметила привычные искорки смеха в глазах.
Великолепное платье из алого шелка и золотой парчи оказалось узко в талии, хотя первая примерка проводилась всего неделю назад. Прислушавшись к бормотанию портного, я рассмеялась и спросила Грайне на языке далриад:
– Велик ли срок?
– Три месяца. – Она положила руку на едва округлившийся живот и блаженно улыбнулась. – Если родится мальчик, назову его Имонном.
– А отец – Квинтилий Русс?
В улыбке Грайне добавилось лукавства.
– Может, и он.
Исандра нетерпеливо вздернула брови. Она немного говорила по-круитски, но чтобы выучить диалект народа Эйре требовалось немалое время или острая необходимость. К счастью, дорога обеспечила меня и тем и другим, а потому я смогла перевести королеве признание Грайне.
Исандра восторженно выдохнула:
– Она сражалась, нося во чреве дитя?!
– Тогда еще было слишком рано, чтобы знать наверняка, – дипломатично ответила я. У далриад существует предание о воительнице древности, которая участвовала в гонке на колесницах за неделю до родов, но я решила не рассказывать об этом Исандре, равно как и о забальзамированной в извести голове Имонна.
– И что, Квинтилий Русс теперь на ней женится? – спросила Исандра.
Я перевела вопрос для Грайне, которая в ответ лишь рассмеялась.
– Не думаю, чтобы для нее это имело значение, миледи, – пояснила я.
– Вот так прекрасно, – обратилась Исандра к портному и взмахнула рукой, отпуская его. – Расставьте немного в поясе. – Затем она обратила задумчивый взор на меня. – А каковы твои планы, дорогая? Выйдешь замуж за своего кассилианца?
Нельзя оставлять без ответа прямой вопрос своего сюзерена, вдобавок, на лице Исандры читался непритворный интерес.
– Нет, миледи, – просто сказала я. – Анафема анафемой, но кассилианский обет дается на всю жизнь. Жослен попирает некоторые из правил Братства чуть не каждый день, проведенный со мной, потому что так он следует главной своей клятве. Свадьба же обернулась бы глумлением над его служением, а этого он, конечно, не допустит, да и я не смею его о таком просить.
Думаю, Исандра меня поняла; ее неотлучные кассилианские охранники смотрели прямо перед собой, и я не могла угадать их отношение к сказанному, впрочем, оно мало меня заботило.
– Вернешься ли ты к служению Наамах? – продолжила допрос королева.
– Не знаю.
Грайне как раз выпутывалась из платья, чтобы нырнуть обратно в свой костюм, и я пришла ей на помощь, передавая предметы одежды через верх установленной портным ширмы.
Это был один из наших с Жосленом камней преткновения, который мы тщательно обходили. Теперь я на него наткнулась под пристальным взглядом Исандры.
– Вы проявили ко мне высшую доброту, очистив мое имя от гнусных обвинений, ваше величество, и мои хорошие друзья уже обещали мне гостеприимство. – Это было правдой: Каспар де Тревальон дал слово, что я никогда ни в чем не буду нуждаться, как и Сесиль с Телезис. – Но, увы, друзья у меня есть, а вот денег совсем нет.
Это тоже было правдой, а, служа Наамах, я могла бы зарабатывать значительные суммы. Имелись и другие причины вернуться на прежний путь, но я не представляла, как разъяснить их добродетельной королеве. Бедность же понятна для всех.
– Ах, вот в чем дело! – рассмеялась Исандра и подозвала пажа. – Приведи сюда казначея. Скажи, что это по поводу наследства лорда Делоне.
Казначей – долговязый седовласый мужчина – явился быстро, неся ворох бумаг. Исандра к тому времени отпустила портного и Грайне, которая, уходя, лукаво мне подмигнула.
– Итак, – обратилась Исандра к казначею, откинувшись на спинку дивана и отпивая глоток вина.
Присев на стул, я растерянно наблюдала, как он откашливается и перебирает принесенные документы.