Текст книги "Стрела Кушиэля. Битва за трон (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Кэри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Шнурок знакомо обвил мою шею. Проклятый бриллиант Мелисанды вернулся на свое место в ложбинке между моих грудей.

– Видите, – сказал Селиг, – как ангелийка встает на колени, чтобы с благодарностью принять из моих рук то, что по праву принадлежит ей! Запомните этот миг, потому что он – пророческий! – Он взял меня за волосы и заставил поднять голову, а скальды заулюлюкали. – Смотрите внимательно в наше будущее!

Гюнтер подарил меня ему как своего рода символ, и Вальдемар Селиг был достаточно умен, чтобы и дальше использовать меня в таком качестве себе на пользу. Варвары закричали и принялась чокаться своими кубками, а он с улыбкой упивался их воодушевлением. В тот момент я увидела всю глубину его жестокости. Вальдемар Селиг присвоит то, что желает, любой ценой, даже рискуя уничтожить все, чего добивается. Я дрожала как осиновый лист в безжалостной хватке короля варваров.

И неотвратимо из этого публичного унижения во мне родилось отвратительное, позорное желание. Ах, если бы в тот момент Селиг захотел взять меня перед пятью десятками скальдийских вождей, я бы стала подгонять его криками, стала бы умолять его об этом надругательстве. Я не сомневалась, что так бы и сделала, и потому заплакала, презирая свою подлую природу.

За спиной Селига я мельком увидела лицо Жослена, его четкий и бесстрастный ангелийский профиль. Кассилианец смотрел прямо перед собой. Я сосредоточилась на нем, как на священном изваянии, и принялась молиться в глубине души.

Глава 47

На следующий день состоялся Слет.

К моему молчаливому облегчению, ночью накануне Вальдемар Селиг не разделил со мной постель. Мне определили место для сна на тюфяке среди служанок прямо на полу большого чертога, которое я с благодарностью заняла, не обращая внимания на кислые лица соседок. Селиг со мной далеко не закончил – я не питала иллюзий, – но в ту ночь я с радостью свернулась на мешке, набитом колючей соломой, и позволила себе провалиться в забытье.

Наутро после шумного пира среди скальдов преобладали трезвые настроения. Не знаю, где ночевал Жослен, но, когда все проснулись, нас с ним завели в маленькую кладовую, примыкавшую к большому залу чертога, где проходил Слет. Домашние слуги шныряли между воинами, поднося им еду и напитки. Как я поняла, каждому вождю селения было разрешено привести с собой двух теннов и главную женщину. К моему неудовольствию, дощатая перегородка, отделявшая нашу клетушку, так плохо пропускала звук, что ни Жослен, ни я не смогли разобрать, о чем говорили варвары на своем собрании.

Единственная милость, которую явил нам Благословенный Элуа, заключалась в том, что в крошечную каморку посадили только нас двоих. Белые Братья, втолкнув нас, заперли дверь на наружный засов. В какие бы символы не предназначал Вальдемар Селиг своих ангелийских рабов, на Слете мы ему не требовались. Очевидно, тамошние речи были запретными для ушей чужеземцев и предназначались лишь скальдам.

Я прислушивалась к нечленораздельному бормотанию за шершавыми досками, эхом гудевшему под высоким потолком. Жослен вышагивал взад-вперед по тесному помещению: толкнулся в дверь, досадливо обследовал мешки с зерном и бочонки с элем и окончательно уверился, что самим нам наружу не выбраться и ничего с этим не поделать.

– Как думаешь, насколько все плохо? – наконец негромко спросил он, прислонившись к бочке.

– Тихо, – прошипела я, пытаясь сосредоточиться. Но без толку. Смысла речей разобрать не удавалось. Одного слова из десяти было недостаточно, чтобы понять, о чем говорят в зале. Я недовольно глянула на Жослена, и тут мне в голову пришла идея. Я посмотрела на бочонок, потом на широкие потолочные балки. Вспомнила, как акробаты из Дома Шиповника издевались над кассилианцем на улице и как мы с Гиацинтом забрались на бочку, чтобы получше рассмотреть, из-за чего сыр-бор.

– Жослен! – от спешки голос сорвался; я вскарабкалась на бочонок. – Иди сюда, помоги мне!

– Ты с ума сошла, – неуверенно протянул он, но уже подкатывал второй бочонок к первому.

Я привстала на цыпочки, оценивая высоту потолка.

– Они там что-то замышляют, – сказала я. – Если нам удастся сбежать и добраться до Исандры де ла Курсель, ты готов ей доложить, мол, у скальдов против ангелийцев какой-то хитрый план, но… простите, мы не смогли подслушать, что они задумали, а? Давай-ка ставь бочонки друг на друга, мне нужно забраться повыше.

Жослен, не переставая ворчать, повиновался. У него это заняло какое-то время, потому что бочонки были тяжелыми. Я не сводила глаз со стропил.

– Помнишь акробатов? – спросила я, взгромоздившись на самый верх построенной им пирамиды. – Теперь подними меня на плечи вон к той балке. С нее я смогу услышать, что говорят в зале.

Жослен нервно сглотнул, глядя на меня снизу вверх.

– Федра, – осторожно сказал он, – у тебя не получится.

– Нет, получится, – уверенно кивнула я. – Вот тебя поднять я действительно не смогу, а забраться на стропила, чтобы добыть информацию, смогу. Именно к такому Делоне меня и готовил. Помоги же мне сделать мою работу. – Я протянула Жослену руку.

Он ругнулся, но из врожденной сьовальской  тяги к знаниям взялся за мою руку и вскарабкался на верхний бочонок.

– Хотя бы возьми мою фуфайку, – проворчал он, снимая серую безрукавку, и надел ее на меня. – На балке, должно быть, пыльно; если измажешься, скальды могут догадаться, что ты туда лазила, а нам это совсем не нужно. – Укутав меня, Жослен встал на одно колено и помог мне взобраться ему на плечи.

Я справилась быстро, стараясь не смотреть вниз. Пол остался далеко-далеко, и хотя пирамида из бочонков была надежной, как скала, оставалось чертовски мало места, куда можно было поставить ногу. Мы сработали слаженно, будто долго вместе тренировались: Жослен наклонил голову, ссутулился, а я выровнялась и встала на его плечах во весь рост.

Мои пальцы не доставали до стропилины всего ничего.

– Подними меня руками, – прошептала я Жослену. Он встал поудобнее и схватил меня за щиколотки. Косточки хрустнули под его железными пальцами. Вытолкнутая вверх, я обхватила руками толстенную балку, подтянулась и забралась на нее.

Да, чертог Вальдемара Селига строили из могучих деревьев. Устроившись на стропилине, я посмотрела на Жослена. Он остался далеко внизу на нашей пирамиде из бочонков, и его обращенное ко мне лицо было бледным и обеспокоенным.

Итак, вот я и на балке. Лежа на животе – брус оказался шире меня, – я поползла вперед. Занозы под ногтями заставили меня со странной тоской вспомнить пыточный крест Хильдерика д’Эссо. Стропилину покрывал толстый слой пыли и сажи, и я мысленно поблагодарила Жослена за одолженную фуфайку. Пядь за мучительной пядью я медленно-медленно продвигалась вперед, пока не выглянула над перегородкой, отделявшей нашу кладовую от просторного зала. Там я и остановилась, позволив темным локонам упасть мне на лицо, чтобы скрыть светлую кожу на случай, если какому-то скальду взбредет в голову посмотреть наверх.

Наверное, мне следовало бояться до полусмерти, и я действительно боялась. Но помимо страха я чувствовала и странное воодушевление, рожденное из неповиновения захватчикам и возможности при всей бедственности моего положения попытаться применить свои умения против врагов родной страны. Эти ощущения были сродни тем, что я иногда испытывала с покупателями моего тела, но в тысячу раз сильнее.

Большой зал был набит битком, и на балке оказалось чертовски жарко из-за тепла от пылающего камина и огромного количества людей. Кто-то занял сидячие места, но большинство скальдов стояли, включая Вальдемара Селига, который возвышался надо всеми. Похоже, я не пропустила ничего важного. Жрец Одина, должно быть, испросил благословения у Всеотца и сонма скальдийских богов, а собравшиеся вожди и тенны один за другим присягнули Селигу. Они как раз заканчивали, когда я начала слушать.

Вальдемар постоял, уперев руки в бока, и дождался, пока все замолчали. Его окружали шестеро Белых Братьев, и сверху он казался черным костерищем на снежном кругу.

– Когда на Слет собирались наши предки, – начал он, и хорошо поставленный голос разнесся по всему залу, – их целью было разрешить споры между племенами, договориться о торговле и о брачных союзах, сойтись с непримиримыми врагами на хольмгангах и установить границы своих земель. Но сегодня мы собрались по другой причине. – Он медленно повернулся, окидывая всех взглядом; по напряженному вниманию скальдов я поняла, что все они у него в руках. – Мы – народ воинов, лучших воинов на всем белом свете. Знаете, как каэрдианские няньки пугают плачущих младенцев? Скальд услышит, придет и тебя заберет. Но остальной мир закрывает на нас глаза, потому что там уверены, будто мы надежно заперты внутри границ нашей страны, где мы беспрерывно истребляем сами себя. Представьте, иные народы достигают расцвета и скатываются в упадок, строят великолепные дворцы, пишут книги, прокладывают дороги, водят по морям корабли, а скальды тем временем только грызутся между собой да сочиняют об этом песни.

Поднялся ропот: Вальдемар Селиг пронзил сердце священной традиции. Он не пошевелился, хотя немного повысил голос.

– Я говорю вам чистую правду! За нашей границей, в Земле Ангелов, лорды одеваются в кхитайский шелк и едят фазанов с серебряных блюд во дворцах из каэрдианского мрамора, пока мы напиваемся до беспамятства в своих деревянных домах, одеваемся в шкуры и обгладываем мясо с костей!

– Мозг – вот что самое сладкое, Селиг! – выкрикнул какой-то тенн. С балки я увидела, что он тут же получил тычок под ребра, но Вальдемар не стал ему отвечать.

– Во имя Всеотца, – продолжил он, – подумайте, мы ведь можем больше! Гораздо больше! Вы ищете славы, братья мои? Так подумайте как следует. Можно ли по-настоящему прославиться, убивая друг друга? Не лучше ли нам занять достоянное  место в этом мире и заявить о себе не как о варварах, годящихся лишь пугать детей, но как о непобедимой армии, подобной рати Тиберия, о которой станут со страхом и восхищением говорить в тысяче земель! И тогда скальды больше не будут цепными бойцовыми псами, которых нанимают для охраны каэрдианских и ангелийских караванов, а сделаются властителями, при чьем появлении сыновья и дочери покоренных народов станут уважительно падать ниц!

Он их покорил. Меня аж передернуло от громких оваций и от разрумянившихся лиц воодушевленных скальдов. Печально, но одобрительно кричали даже женщины. Даже глаза доброй Хедвиг заблестели после слов Селига – наверняка она уже вообразила себя хозяйкой беломраморного дворца, разряженной в шелка и бархат.

Честно говоря, не могу их винить. Гордиться величием своей родины – это прекрасно. Но варвары вели себя как дети, едва начавшие усваивать суть вещей. И, словно дети, они не желали понять, что надо много трудиться, чтобы что-то создать, – нет, они мечтали просто отобрать то, что создано другими. И ни один из них не думал, сколь дорого обойдется другим народам их захватническая мечта.

Слово взял мужчина примерно лет сорока, с такими же широкими плечами, как у Вальдемара Селига, но не такой высокий. Позже я узнала, что это был Колбьорн из племени маннов, чьи тенны собирали сведения на юге.

– Ты предлагаешь нам стать властителями? Но каким образом, скажи нам, Селиг, как мы сможем этого добиться? – прагматично спросил он. – Насколько мне известно, города-государства Каэрдианского Союза держатся настороже и заключили между собой договоры о совместном сопротивлении любому вторжению. От Милаццы до Серениссимы стоят дозорные башни и гарнизоны, а на юг проложены хорошие дороги. Пусть империя и развалилась, но осколки Тиберия все равно способны быстро собрать армию в пять тысяч пехотинцев.

– Да, мы слишком поспешно показали каэрдианцам свои притязания, – спокойно ответил Селиг, и я вспомнила рассказ Гонзаго д’Эскобара, как король Скальдии Вальдемар безуспешно просил себе в жены дочь герцога Милаццы. До сих пор я не совсем верила в эту историю. Должно быть, Селиг многое вынес из того неудачного опыта и стал более предусмотрительным. – Но Каэрдианский Союз – политическое объединение вечных соперников. Он – лишь тень былой славы Тиберия. Как только мы укрепимся и заявим о себе, каждый из городов попытается с нами договориться, и где не удастся взять свое силой, мы одолеем хитростью.

Конечно, он был прав; любой альянс между городами-государствами временный и подвержен капризам властителей. Они могут объединиться против общего врага, но как только речь зайдет о политической выгоде… наперегонки кинутся подставлять друг друга, чтобы заручиться наибольшими выгодами от сильного покровителя. Каждый захочет в итоге оказаться на одной стороне с победителем, а не с побежденными.

Но пока что они едины и готовы к нападению. А значит, остается Земля Ангелов, моя любимая родина.

– Тогда где и как мы можем сейчас получить преимущество? – недоверчиво спросил Колбьорн. – Ангелийцы стерегут горные тропы, и нам никогда не удавалось пробиться туда большим войском.

В толпе я увидела переминающегося от нетерпения Гюнтера. Вальдемар Селиг вытащил из-за пояса сложенную бумагу, похожую на письмо, и постучал сгибом по ладони.

– Ангелийский король старый и слабый, – довольно произнес он. – У него нет наследника, только девчонка, которая даже еще не замужем. Нам поступило предложение от ангелийского герцога Дэйгль-мора, которого наши люди зовут Кильберхааром. Он надеется с нашей помощью стать королем. Хотите послушать, что он нам предлагает?

Варвары взревели, и Селиг медленно прочитал письмо, на ходу переводя с каэрдианского на скальдийский. Я слушала, и у меня кровь стыла в жилах. В общих чертах план Исидора д’Эгльмора сводился к следующему: орду скальдов пропустят через два южных перевала, чтобы вовлечь королевскую армию в битву и занять ее в Нижнем Камлахе. Малая часть скальдийского войска под командованием самого Вальдемара Селига двинется в северные ущелья, где им якобы будут противостоять д’Эгльмор и Союзники Камлаха, но на самом деле они встретят скальдов с распростертыми объятиями. Распустив слухи о кровопролитнейших сражениях, стороны будто бы проведут переговоры и договорятся о мире. Скальды согласятся отступить в обмен на взаимовыгодный торговый договор, земли на побережье на севере Аззали и признание Вальдемара Селига королем Скальдии. Но главной ценой мира для Земли Ангелов станет восшествие на престол герцога д’Эгльмора. И если Ганелон де ла Курсель на это не пойдет, – писал предатель Исидор, – объединенное войско Вальдемара Селига и Союзников Камлаха нападет на королевскую армию с тыла, разгромит ее и захватит трон силой.

Лежа на стропилине, я беззвучно рыдала, ужасаясь, что ангелиец способен вот так предать родину, но еще и ярясь из-за наглости этого чудовищного плана. Подо мной Вальдемар Селиг сложил послание герцога и снова постучал сгибом по ладони, заговорщицки ухмыляясь своим теннам.

– Вот интересное предложение, – добавил он, – которое позволит нам возвыситься. Но у меня есть идея получше! – Он помахал письмом. – Этот Кильберхаар хитрый и храбрый воин, но он совсем не знает скальдов, если рассчитывает, что мы как круглые дураки удовольствуемся частью, когда можем завладеть всем! Если вы согласны, я отвечу ему, что мы принимаем его предложение, и пусть он дальше своими руками роет себе яму. Мы отправим достаточно людей в южные ущелья, чтобы уверить Кильберхаара в нашем партнерстве, укрепимся там, потом нападем, отступим и заманим ангелийцев в горы. Перевалы может удерживать горстка воинов, поэтому лжесоюзникам никогда не узнать, сколько нас там на самом деле. – Селиг заткнул письмо за пояс и принялся возбужденно размахивать руками, будто рисуя в воздухе стрелки на карте. – А основным войском мы пройдем через северные ущелья и нападем на Кильберхаара, когда он явится на псевдопереговоры! Потом мы сами по себе атакуем  ангелийскую армию с тыла и припрем ее к горам, и так одержим свою победу!

Теперь уже все скальды вскочили на ноги, одобрительно крича, и огромный зал заходил ходуном. Я покрепче вжалась в балку, трясясь всем телом.

Вальдемар Селиг обождал, пока гомон затих.

– Что скажете? – спросил он спокойно. – Стоит ли овчинка выделки?

Он задал вопрос, и у толпы наготове был ответ: воины все как один выразили поддержку, вопя, топая ногами и потрясая мечами. Только у некоторых женщин лица погрустнели – наверное, они задумались, сколь многие погибнут на этой войне. К моей радости, Хедвиг была одной из этих немногих. Но никто из них не стал возражать. Мужчины же рвались выступить в поход хоть на следующий день.

Селигу пришлось потрудиться, чтобы их урезонить.

– Нельзя затевать такую войну зимой, – сказал он, как только скальды обрели способность слушать. – Я прочел много книг. – Он замолчал, ожидая, когда они переварят это заявление и впечатлятся: мало кто из варваров хотя бы видел книги вблизи, если кто-то из них и умел читать, то только футарк – простейшую руническую письменность, символы, вырезанные на дереве или на камне.

– Я прочел труды величайших полководцев Эллады и Тиберия. Все они сходятся в одном: армия держится на провианте. Если нам придется оборонять горные проходы, нельзя это делать в голоде и холоде на конях, которых мы не в силах прокормить. Следует дождаться лета, когда созревает урожай, много зверя для промысла, солнце припекает и не нужно по ночам жечь костры, чтобы не замерзнуть. Пусть все мужчины, уехав со Слета, начнут подготовку к этому дню. Пусть все кузни раскалят свои горны, чтобы каждый солдат нашего войска был как следует вооружен. Пусть женщины подсчитают запасы в кладовых и соберут фураж для армии. Как думаете? Годится такой план? Предлагаю голосовать.

Я была удивлена, что он затеял голосование, пусть даже после шквала одобрительных возгласов, но он это сделал. Вальдемар Селиг был умен: да, некоторые – думаю, и он сам – уже считали его королем, но он еще не был коронован. Как и следовало ожидать, решение приняли почти единогласно.

– Если у вас есть какие-то споры между собой, – в заключение сказал он, – давайте решим их прямо сейчас. Мы должны начать эту войну как братья, как единая армия, а не как разрозненные шайки, погрязшие в междоусобице. У кого есть вопрос, достойный того, чтобы обсудить его на Слете? – Кто-то заерзал: конечно же, споры имелись. Селиг окинул толпу взглядом. – Ты, Моттул из вандалов? Говорят, Хальвард убил сына твоей сестры. Ты его обвиняешь?

Внутренние скальдийские дрязги меня не волновали. Затылок покалывало, пора было возвращаться. Я начала отползать по стропилине на локтях и коленях. Ползти назад вслепую оказалось намного сложнее, чем вперед, к тому же юбки очень мешали. Бриллиант Мелисанды свисал с шеи, стукаясь о дерево; я боялась, что его блеск меня выдаст. Прошла, наверное, вечность, прежде чем я добралась до центра кладовой и глянула вниз.

Жослен обеспокоенно следит за моими перемещениями.

– Спускайся! – прошипел он, протягивая ко мне руки.

Теперь, скрывшись из поля зрения скальдов, я в полной мере осознала ужас того, чему стала свидетелем, и задрожала. Но раскисать было нельзя. Я ухватилась за балку и принялась осторожно свешиваться, пока не почувствовала руки Жослена, надежно обхватившие мои щиколотки.

– Отпускай, – прошептал он, и я, выпустив стропилину, соскользнула в его объятия. Он обхватил меня за талию и бережно поставил на бочонок.

Несколько секунд мы так постояли на вершине пирамиды, тесно прижавшись друг к другу на небольшом днище бочонка, и я тряслась в его руках, зарывшись лицом в теплую грудь. Скажи мне кто-нибудь год назад, что единственным моим утешением и опорой в жизни будет кассилианец, я бы расхохоталась ему в лицо. Я отстранилась и посмотрела на Жослена.

– Они готовятся к вторжению, – прошептала я. – Собираются захватить всю нашу страну, и проклятый д’Эгльмор им в этом поможет. Жослен, это не просто набеги на приграничные села, это война. Мы должны найти способ предупредить своих.

– Найдем. – Он сказал это тихо, но с непоколебимой решимостью кассилианского обета. С непривычной нежностью взял мое лицо в ладони и кончиками пальцев стер слезы со щек. – Клянусь, Федра, я вытащу нас отсюда.

Я поверила ему, потому что нуждалась в вере и черпала из нее силы. Шум Слета за перегородкой начал затихать.

– Бочонки, – скомандовала я и быстро спустилась на следующий ярус. Жослен последовал за мной, таща верхний бочонок. Мы молча и спешно работали вдвоем: он спускал на пол тяжелые бочонки, а я один за другим откатывала их на место вдоль стен.

Наша торопливость оказалась излишней: мы давно закончили наводить порядок, а Слет все продолжался и за нами никто не приходил. Я вернула Жослену его фуфайку. Он, сидя на пятках, пытался смахнуть с нее пыль и сажу, а я отчищала свои рукава и юбки. Работая, я поглядывала на кассилианца, черпая утешение в его ангелийской красоте, которую поначалу в нем презирала, – в его гордых скульптурных чертах и чистых глазах, голубых, как летнее небо.

Должно быть, он тоже вспоминал, как мы познакомились, поскольку чуть позже поднял на меня взгляд и тихо сказал:

– Знаешь, когда меня приставили к тебе, я счел это наказанием. Я тогда думал, что ты просто дорогая игрушка для самых растленных из потомков Заблудших.

– Такой я и была, – горько прошептала я и коснулась бриллианта Мелисанды. – И до сих пор остаюсь. Будь я не такой, мы с тобой не сидели бы здесь, а Делоне и Алкуин были бы живы.

Жослен покачал головой.

– Если у Мелисанды имелся один план, несомненно, были и другие. Уверен, она получила бы сведения, которые у тебя вытянула, и из другого источника. Просто ты раньше попалась ей под руку, вот и все.

– Я ей позволила себя использовать. И Вальдемар Селиг будет делать то же самое. – Я прислонилась к бочонку и закрыла глаза. – И да поможет мне Элуа, я приму его с радостью. Как бы не болела моя душа, я тысячу раз покажу ему, какой жаждущей и беспутной может быть ангелийская шлюха, и искренне поблагодарю, когда он со мной закончит.

Я открыла глаза и увидела, как Жослен осунулся и побледнел; он стал выглядеть так же худо, как я себя чувствовала. Но когда он заговорил, его слова обожгли меня пламенем:

– Значит, так и сделай, но живи! Когда этот урод ступит на ангелийскую землю, я встречу его первым и всажу в его кишки стальной клинок, а потом искренне поблагодарю его за доставленное удовольствие.

Рассмеявшись, я не знала толком, чему смеюсь, разве что безрассудству этого обещания в таких обстоятельствах. Не берусь объяснить это тем, кто никогда не томился в плену. Иногда безрассудство – единственное, что позволяет сохранить рассудок. Спустя секунду Жослен тоже понял абсурдность своих слов и криво ухмыльнулся.

Наконец засов на двери отодвинули: за нами пришли Белые Братья. Слет закончился, и скальды начали готовиться к войне.

Глава 48

Новости о грядущей войне разошлись по всему огромному лагерю, и костры той ночью пылали долго и яростно, отбрасывая мерцающие кровавые отблески на заснеженные склоны гор, а громкие боевые гимны и грохот копий о щиты, казалось, заставляли дрожать далекие звезды.

Вальдемар Селиг не только позволил скальдам вволю отпраздновать, но и открыл для них двери своих кладовых. Из чертога тенны выкатывали бочонок за бочонком с хмельным медом и тащили их к дальним палаткам, сгибаясь под тяжестью, – да, если бы Слет состоялся на следующий день после всеобщего пиршества, нам с Жосленом было бы не на что взобраться. Не сомневаюсь, Селиг планировал это угощение и заранее пополнил свои запасы.

В большом чертоге пировали те вожди, которых король счел ключевыми фигурами в своей стратегии; а еще он пригласил главных женщин всех селений. Улыбающийся как мальчишка Гюнтер тоже попал в число избранных. Он сумел заявить о себе, подарив Селигу ангелийских рабов, а его связь с Кильберхааром-д’Эгльмором, бесспорно, была крайне полезной. Гюнтер не единственный из скальдийских вождей совершал набеги за деньги Кильберхаара, однако из всех достиг наибольшего успеха.

Хедвиг тоже пришла, раскрасневшаяся от предвкушения, хотя в ее глазах таилась печаль, особенно заметная, когда скальдийка бросала взгляды в мою сторону. Я была благодарна за ее доброту ко мне, но того, что она не выступила против нападения на мою родину, я ей простить не могла.

От нас с Жосленом даже не пытались таиться. По-видимому, Селиг счел необходимым скрыть от нас не весь свой замысел, а только его подробности. Король лишь изредка поглядывал на кассилианца, невозмутимо стоявшего за его спиной и ничем – разве что бледностью – не выдававшего своих истинных чувств. А вот Белые Братья не сводили глаз с Жослена и, на мой взгляд, были готовы пронзить его насквозь, если он просто шевельнется.

Меня Селиг держал подле себя, словно трофей, знаменующий уже одержанную победу. Это производило воодушевляющее впечатление на скальдов – чего он, без сомнения, и добивался.

Вальдемар не был таким откровенным и примитивным собственником, как Гюнтер, но множеством намеков давал понять, что я принадлежу только ему: трепал меня по голове, словно собаку, угощал кусочками еды со своей тарелки и так далее.

Я принимала знаки его внимания, не имея иного выбора. И с тоской вспоминала, как Гюнтер попросту взваливал меня на плечо и нес в свою комнату. Лучше уж простое изнасилование, чем это расчетливое проявление власти, которое постепенно лишало меня воли и наполняло страхом. Я не переставала думать о подслушанном плане вторжения скальдов в Землю Ангелов и не сомневалась, что Селиг убьет меня, если заподозрит в осведомленности. Он забавлялся с нами, своими рабами, всячески испытывая ангелийский характер и не боясь подставить спину вооруженному кассилианцу. Готовность рискнуть своей жизнью – важная черта характера; по большей части легенда о непобедимом Вальдемаре Благословенном именно на ней и строилась. Но как вождь он был предельно предусмотрителен и осторожен. И сделал бы все возможное, чтобы отвратить малейший риск провала готовящейся военной кампании.

Предположив, что празднество продолжится до утра, я слегка расслабилась, ожидая, что новый хозяин снова отправит меня к служанкам.

Но он не оправдал моих ожиданий.

Селиг встал после третьего хорового запева, пожелал своим гостям спокойной ночи и сказал им праздновать дальше, пока есть желание. Уходя, он коротко переговорил с двумя Белыми Братьями.

– Приведите ее в мои покои, – донеслось до меня, когда он кивнул в мою сторону.

Страх наполнил меня, словно вода – легкие тонущего.

Но я осталась в зале большого чертога, разливая по кружкам мед, как мне было велено. Довольно скоро ко мне подошли двое теннов и, взяв за руки, повели прочь. Скальды выкрикивали нам вслед поощрительные непристойности и чокались полными кубками. В общем гомоне я различила голос Гюнтера, который цветисто превозносил мои умения, неоднократно им испытанные, компенсируя этой похвальбой потерю ценной рабыни.

 «Я Федра но Делоне, – думала я, – рожденная при Дворе Ночи и обученная величайшей из живущих куртизанок Земли Ангелов, служительница Наамах. Я не поползу к королю грязных варваров как какая-нибудь рабыня».

Я шла по чертогу с высоко поднятой головой в сопровождении теннов. Не знаю, что скальды видели в моем лице, но многие смолкали, когда я проходила мимо.

И вскоре я предстала перед Вальдемаром Селигом.

Один из Белых Братьев тихо постучал в дверь. Позже я узнала, что здесь для разных ситуаций были условлены особенные секретные постуки, но в тот вечер просто на всякий случай запомнила частоту ударов. Селиг открыл дверь, и меня втолкнули в комнату.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, чего-то вроде спальни Гюнтера, только обширнее, и по части размера помещения я не ошиблась. Но это была единственная верная догадка. В комнате Вальдемара Селига имелся очаг и большая настоящая кровать с резным изголовьем. А еще там были полки с книгами и короба со свитками, стальной нагрудник и шлем на специальной подставке, отчасти благодаря которым и возникла легенда о неуязвимости Селига для вражьего оружия. Большинство воинов-скальдов сражались без лат, Вальдемар выиграл свои у бойца какого-то племени, некогда сражавшегося на аренах Тиберия. Мой взгляд привлекла карта Скальдии на стене, начертанная на отбеленной шкуре;  границы Каэрдианского Союза и Земли Ангелов были прорисованы с примечательной тщательностью. Под картой располагался письменный стол, заваленный свитками и бумагами.

Вальдемар Селиг стоял посреди комнаты, высокий и грозный, и наблюдал, как я осматриваю его покои. На углу большого стола лежала потрепанная книга, и я позволила себе ее взять. Туллус Секст, «Жизнь Кинхила Ру».

– Для меня он величайший из героев, – тихо произнес Селиг. – Образец всякому, кто ведет за собой людей, согласна?

Я вернула книгу на место – рука дрожала.

– Кинхил-ап-Домналл объединил народы Альбы, чтобы защитить свою страну от завоевателей, милорд, – осторожно ответила я. – А на ваши земли, насколько мне известно, никто не покушается.

Мой отпор, похоже, слегка его удивил, а то и раздосадовал – на щеках выступил румянец. Скорее всего, никто не осмеливался перечить Вальдемару Селигу, а уж мне-то в моем положении тем более не стоило этого делать. Но среди моих талантов было и умение угадывать потребности моих гостей, и я подспудно чувствовала, что нового хозяина недолго будет забавлять покорное соглашательство.

– Значит, ты умеешь читать по-каэрдиански, – сменил он тему. Подошел ко мне и принялся указывать на томики на полках. – Эту читала? Одна из моих любимых. – Он ткнул в роман Лавинии Целерес о странствующем герое Астинаксе. Я призналась, что да, читала. – Знаешь, на скальдийском языке нет книг, – задумчиво сказал Вальдемар. – У нас даже письменности никакой нет.

– Какая-никакая все же есть, милорд. – Рядом с ним я, наверное, выглядела ребенком, едва доставая макушкой до его подмышки. – Лет сорок назад Дидимус Понт из тиберийского университета приспособил каэрдианский алфавит для записи звуков и слогов скальдийского языка.

Селиг посмотрел на меня сверху вниз.

– Правда? – искренне удивился он. – Надо бы разыскать его труды. Гюнтер не говорил, что ты такая ученая, Фэй-дра. Впрочем, заметь он твою просвещенность, так счел бы тебя ведьмой. Ценность образованности за гранью его понимания.

– Я рабыня, милорд, – пробормотала я, – и ничего более.

– Значит, ты хорошо образованная рабыня. – Казалось, он хотел что-то добавить, но передумал и продолжил показывать свои книги. – А вот эту читала? Она ангелийская.

Это был перевод на каэрдианский «Трех тысяч радостей». Я едва не заплакала. Ах, именно это сочинение мы с Алкуином штудировали на уроках Сесиль. Величайшее пособие по эротике, которое должен был изучить каждый посвященный Двора Ночи.