Текст книги "Стрела Кушиэля. Битва за трон (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Кэри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Вместе с настоящими тсыганами он отправил на кухню и Гиацинта, который стиснул зубы, но спор затевать не стал. Де Морбан попытался отослать с ними и Жослена.

– Ваша светлость, – с трудом сдерживаясь, возразил кассилианец. – Я дал клятву защищать миледи Федру но Делоне. Прошу вас, не пытайтесь меня принудить нарушить мой обет.

– Эка, как ты заговорил. – Де Морбан прищурился на плащ мендаканта. – Кроме настоящих кассилианцев, пожалуй, никто столь безрассудно не блюдет верность своим клятвам. Так ты и впрямь только притворяешься мендакантом, а, жрец?

Спустя секунду Жослен резко кивнул.

– Хорошо. Можешь в продолжение своего маскарада развлечь моих домочадцев.

Несколько гвардейцев де Морбана толкнули друг друга в бока, улыбаясь в предвкушении, словно мальчишки. Радость их была столь заразительна, что я тоже невольно улыбнулась. Видимо, зима в Морбане была столь же скучной, сколь и длинной.

– Постараюсь, ваша светлость. – Жослен отвесил привычный кассилианский поклон и тихо добавил: – Причините ей боль, и вы умрете. Даю в том слово.

– Да? – Де Морбан приподнял брови. – Но она рождена для боли.

Он развернулся и позвал мажордома.

Жослен крепко схватил меня за руку.

– Федра, не надо! Клянусь, я найду другой выход…

– Перестань. – Я коснулась его щеки. – Ты же сам в свое время сделал выбор Кассиэля, так зачем же удерживаешь меня от выбора Наамах? – Сунув руку под корсаж, я вытащила кольцо Исандры и сняла с шеи цепочку. – Просто сохрани вот это, ладно?

Я думала, он продолжит меня отговаривать, но Жослен только молча взял перстень. Его лицо заметно переменилось: стало абсолютно бесстрастным, каким бывало в селении Гюнтера, а потом у Селига, когда моему кассилианцу приходилось смотреть, как наши хозяева-скальды используют меня для плотских утех.

Но там мы были в рабстве, а здесь – нет.

Де Морбан не солгал. Он действительно послал за жрецом, и вскорости прибыла пожилая женщина в черном одеянии служительницы Кушиэля, правда, без маски, но с розгой и плетью. Ее облик полностью отражал жестокое милосердие ее покровителя. Де Морбан отнесся с ней с глубоким уважением, из чего я заключила, что он не нарушит условий нашего договора.

Во всяком случае, не пойдет против буквы.

– А каков твой сигнал? – любезно поинтересовался герцог, держа перо наготове.

Этим вопросом он застал меня врасплох: после Скальдии я, считай, забыла о многих деталях своего служения. Начав отвечать, я спохватилась и в последнюю секунду произнесла:

– Перринвольд.

После всего произошедшего использовать в качестве сигнала имя Гиацинта казалось неправильным. Да и то ощущение безопасности, что оно мне прежде дарило, увы, улетучилось.

Де Морбан кивнул и занес сигнал в договор. Жрица надела бронзовую маску Кушиэля и опустила свой перстень в лужицу горячего воска под текстом, скрепляя соглашение печатью.

– Ты же понимаешь, что после вашего отъезда я начну задавать вопросы, – предупредил герцог, передавая документ мне на подпись. – Наш договор мне этого не запрещает, а здравый смысл подсказывает допросить Русса и его людей, пока они на землях Морбана.

– Да, милорд, – дрожащей рукой я начертала свое имя. – Но вы же понимаете, что вопросы могут представлять опасность, поскольку чреваты ответами.

Он с любопытством на меня посмотрел.

– Значит, Анафиэль Делоне действительно научил тебя еще и думать. Я что-то такое слышал, но до сих пор не верил. Помнится, в ночь нашего знакомства в твоей красивой головке не крутилось ни единой мысли.

Да, ни единой мысли помимо тех, что крутились вокруг поводка в руке Мелисанды. Вспоминая ту ночь, я невольно покраснела. Де Морбан кивнул жрице, которая поклонилась и молча удалилась.

– Ты и впрямь творение Мелисанды, а, милая? – задумчиво спросил герцог. Взялся за пригревшийся на моей груди бриллиант и притянул меня к себе. Я споткнулась, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее и быстрее. – Тогда я так и подумал, но теперь уже сомневаюсь. Что за игру она затеяла? Скажи мне хотя бы вот что: это она тебя ко мне подослала? Замыслила выведать, кому я верен?

– Никаких вопросов, милорд, – прошептала я. Голова кружилась. – Вы обещали.

– Да. – Он отпустил бриллиант. – Обещал.

Служители Наамах видят своих гостей насквозь. В герцоге я разглядела страх, сильный страх, способный прогнать любое желание. Едва он принял решение, как его обуяли сомнения. Ему не повезло править герцогством в родной провинции Дома Шахризаев, в самой гуще их змеиных интриг. Я отступила на шаг и сделала еще один выбор, столь же опрометчивый, как и первый.

– Нет, – выдохнула я и посмотрела в его тревожные глаза. – Дарю вам один ответ, милорд, а потом вы либо истребуете то, что вам причитается по договору, либо сразу отпустите нас своей дорогой. Мой ответ: нет. Если кто-то из людей и может считаться моим творцом, то только Анафиэль Делоне. И если я здесь во исполнение чьего-то замысла, то только его.

– Несмотря на его кончину. – Герцог не спрашивал, а просто констатировал факт. – Слышал, сам он до гроба остался верен клятве, данной принцу Роланду. Даже когда тот покинул наш бренный мир. – Де Морбан уперся обеими ладонями в стол, рассматривая договор. – Если ты подарила мне правдивый ответ, значит, ты здесь, чтобы исполнить волю Исандры.

– Я здесь, чтобы прежде всего подарить вам удовольствие, милорд, – парировала я, кивая на бумаги.

– О да. – Он отвлекся от документа и хитро посмотрел на меня. – Мне доставит удовольствие, Федра но Делоне, если прежде всего ты вымоешься и оденешься как подобает. Меня не привлекают тсыганские девки… ты уж потрафь моим вкусам.

– Как пожелаете, – присела я в реверансе.

Женщины в Морбане отнеслись ко мне по-доброму, скрывая любопытство за привычной молчаливостью – жители побережья Кушета по природе не разговорчивы. Меня сначала долго мыли в огромной ванне, а потом, пока я сидела и сохла в шелковом халате, вокруг хлопотала швея с ворохом нарядов, решая, какой мне лучше подойдет. Несмотря на суровость земли и обитателей, Морбан не был совсем уж лишен роскошных вещей. Таких как подобранное мне платье: насыщенно-алое с открытой спиной, так что львиная доля моего завершенного туара оказалась обнажена.

Признаться, я немало повосхищалась своим отражением в зеркале, пока прятала волосы под золотистую сеточку, а потом вертелась, рассматривая резкие линии туара на спине и свое повзрослевшее лицо: цвет платья чудесно подчеркнул глубокий бистровый цвет глаз и алую крапинку стрелы Кушиэля.

Наверное, мне не стоило с воодушевлением ожидать этого свидания, ведь я согласилась на него из крайней необходимости. Но с девичества посвятив себя служению Наамах, я испытывала глубочайшее, невыразимое словами удовлетворение, когда представлялся случай применить мое искусство на практике. При мысли о Жослене и Гиацинте угрызения совести несколько охладили мой восторг. А вспомнив Гюнтера и Вальдемара Селига, я едва не съежилась от стыда. Но после всех испытаний и унижений я все же не забыла своих обетов, данных в храме Наамах, и жертвенную голубку, трепещущую в ладонях.

Это то, чем я стала, то, что я есть.

И отсюда проистекают все мои силы.

Куинсель де Морбан ожидал меня в саду – весьма неожиданно и для этого мужчины, и для этого места. Сад располагался во внутреннем дворике, как у Делоне или во Дворе Ночи, только был больше. Стены защищали его от ветра, факелы и жаровни поддерживали тепло, хитрая система зеркал в погожие деньки собирала солнечный свет, а в случае холодного дождя или снега над нежными растениями навешивали рамы с промасленным шелком.

Весна лишь начиналась, а здесь уже вовсю цвели разнообразные цветы: аралии и наперстянки, азалии, венерины башмачки и незабудки, орхидеи и флоксы, лаванда и даже розы.

– Вижу, тебе здесь нравится, – тихо произнес де Морбан. Он стоял у маленького фонтана, жадно изучая меня взглядом. – На содержание этого сада уходят тысячи дукатов. Один мой садовник из Ланьяса, другой из Намарры, и они вечно друг с другом спорят. Но я считаю, мой сад того стоит. Я же ангелиец. И знаю цену удовольствиям. – Он потянулся ко мне. – Знаю цену тебе.

Я, не колеблясь, подошла. Он притянул меня к себе, к стройному телу в черном бархатном дублете с гербом Морбана на плече. Меня затопила темная волна желания, когда одной рукой он сжал мои ягодицы, а другой схватил за затылок, запутавшись пальцами в сеточке для волос. Запрокинув мою голову, он впился в мой рот крепким, безжалостным поцелуем.

Я сама сделала выбор. За прежние грехи, за Мелисанду и скальдов, я уже покаялась и понесла епитимью. С похожим на боль облегчением я сдалась своим чувствам, сдалась этому кушелинскому лорду с его сильными жестокими руками.

Подняв голову, Куинсель де Морбан посмотрел на меня почти благоговейно.

– Так это правда, – прошептал он. – Сказки о стреле Кушиэля… Это все правда.

– Да, милорд, это все правда, – выдохнула я; если бы он в тот момент заявил, что луна заперта в его конюшне, я сказала бы то же самое.

Де Морбан отпустил меня и отвернулся, чтобы сорвать красивую серебристую розу, осторожно избегая шипов.

– Видишь? – вложил он цветок мне в руку. – Такой больше нигде не найти. Этот сорт вывел мой садовник из Намарры. Назвал ее Звездой Наамах. – Герцог держал мою ладонь своею и, стиснув пальцы крепче, усилил мою хватку на стебле. Шипы пронзили кожу, и я блаженно ахнула: кости словно растаяли.

Серебристая роза между нами благоухала в ночи, обожженной факелами, а из моего кулака медленно, капля за каплей, сочилась кровь. Де Морбан не сводил с меня глаз, прижимаясь ко мне, его вздыбленный фаллос упирался мне в живот. Герцог выпустил мою руку, и я опустилась на колени, угадав его желание. Выронила ненужную розу, расшнуровала гульфик, сжала окровавленной ладонью готовый к битве клинок, а потом взяла его губами.

Драгоценный сад вокруг нас упивался ночью, пока я ублажала де Морбана ртом. Наконец он отстранился от меня и излился. Капли млечной жидкости, жемчужные и соленые, брызнули на мою кожу, на темные листья и шелковистые лепестки. Герцог застонал от удовольствия и, уронив голову, глянул на меня. Резко сорвал сеточку с моей головы; густая масса волос рассыпалась по плечам и по спине.

– Ужин, – наконец отдышавшись, сказал он. – А после я покажу тебе свою комнату для удовольствий, маленькая ангуиссетта.

Все еще стоя на коленях, я слизнула с губ капельку его семени. Комната для удовольствий. По коже пошли мурашки от предвкушения бича.

– Как пожелаете, милорд, – прошептала я.

Нет смысла вдаваться в подробности той ночи; ужин подали просто роскошный – очевидно, повара де Морбана мастерством не уступали его садовникам. Запомнились свежевыловленные кальмары, которые едва не извивались на тарелках, приготовленные в собственном маслянистом соку, и последовавшая за ними восхитительная камбала, фаршированная рисом с редкими пряностями. Три сорта вин из долины Лусанда и нежнейший яблочный десерт… забыла его название. Де Морбан не сводил с меня глаз, серых, проницательных и всезнающих. Он успел раскусить, кто я такая, и теперь следил, как желание огненной лихорадкой течет в моих жилах.

– Почему Исандра отправила тебя ко мне? – попробовал он возобновить допрос.

Я отодвинула стул и с трудом встала, борясь с темным искушением. «Где-то, – внушала я себе, – где-то неподалеку Жослен травит байки гвардейцам де Морбана». Я как за талисман цеплялась за воспоминания о нем, о его смертельном танце с теннами Селига в снежном водовороте, и эти зимние картины остудили мою кровь. Я покачала головой.

– Хорошо, никаких вопросов, – быстро сказал герцог. – Никаких вопросов. Федра, прости меня, сядь.

– Вы поклялись именем Кушиэля, – тихо напомнила я, но послушно села.

Перегнувшись через стол, он провел пальцем по брови над моим левым глазом, отмеченным стрелой Кушиэля. У герцога-воина были шершавые, мозолистые руки.

– Именем Кушиэля, – согласился он.

Итак, наша ночь началась.

Все происходило, как и всегда в подобных случаях. Де Морбан отвел меня в прохладный подвал под замком на самом краю Земли Ангелов, где изобретательно оборудовал комнату для удовольствий и флагелларий. Когда он зажег факелы, каземат напомнил мне каноническую обитель Кушиэля. И вскоре моя кожа стала липкой от крови и пота, лицо герцога за мелькающим бичом багрово расплылось, а в ушах зазвенел мой собственный умоляющий голос. Всласть намахавшись, Морбан оседлал меня и глубоко вонзился в мою плоть.

Ах да, он мастерски пускал в ход флешетты. На что я, признаться, не рассчитывала.

Там, в логове Куинселя де Морбана, я тысячу раз разлеталась на куски в блаженной агонии. Он был хорош, лучше любого другого из моих гостей, когда наконец позабыл об осторожности ради бешеного наслаждения, когда его лицо исказилось от необоримой страсти. Он был родом из Кушета, и жестокость составляла его суть, пела в его крови. Он хотел – о, Элуа, как же он хотел! – чтобы я произнесла свой сигнал. Когда он перестал задавать вопросы, соблюдая договор, то только потому, что прежде всех ответов он жаждал заветного слова. И, скажи я его, оно стало бы ключом ко всем моим секретам.

Но я прибегла к сигналу лишь однажды, с одной-единственной гостьей, которая не просто истерзала мое тело, а сумела расколоть вдребезги мою душу. Куинсель де Морбан мог всецело владеть моей плотью, мог заставить меня вздрагивать, дрожать, стонать, биться в пораженческом экстазе. Да, он мог и делал все это, победно рыча.

Но сигнала от меня не добился.

В конце концов его усталость взяла верх над нашим упоением.

– Позаботьтесь о ней, – кивнув в мою сторону, приказал герцог охрипшим голосом своим слугам и надел шелковый халат. – Обращайтесь с ней бережно.

Полагаю, они послушались – я не помню их действий, только их потрясенные лица. Народ Кушета понимает, каково это – служить Кушиэлю. Каждая клеточка моего тела изнывала от боли и от блаженства. Закрыв глаза, я позволила себе провалиться в глубокий омут сна.

Утром я проснулась абсолютно разбитой на хрустящих полотняных простынях, перепачканных засохшей кровью. Личный врач герцога, глядя в пол, вошел в комнату, пока я еще прохлаждалась в постели. Ночью он уже обработал мои раны. А теперь принялся менять повязки и втирать бальзам в до сих пор кровоточащие рубцы. Мне стало ощутимо лучше еще на середине процесса, и я отпустила умельца с благодарностью.

Куинсель де Морбан подарил мне новую одежду: подходящую для путешествия, но дорогую, какую носят знатные дамы в Кушете. Я изъявила признательность во время совместного завтрака.

– Полагаю, тсыганское тряпье тебе дальше без надобности, – ухмыльнулся он. Серые глаза лучились. Я приподняла брови, не найдя учтивого ответа. – Вот еще, – герцог пододвинул ко мне маленький предмет.

Кольцо – безупречный серебряный ободок, украшенный черными жемчужинами с багряным отливом.

– Угодившим служительницам Наамах принято же дарить подарки, верно? – лукаво усмехнулся де Морбан. – Это колечко принадлежало моей матери, я собирался передать его своей будущей жене. Но в мире много женщин, из которых можно выбрать невесту, а вот другую ангуиссетту я вряд ли встречу. Носи его и вспоминай меня. Надеюсь, ты не оставишь служение Наамах, Федра но Делоне.

Иногда возражать уместно, иногда – немыслимо. В тот момент этого делать не стоило. Я надела кольцо на палец и поклонилась герцогу де Морбану.

– Мои воспоминания о вас будут исключительно теплыми, милорд.

Он беспокойно поиграл столовым ножом.

– Буду с превеликим интересом ждать, во что же выльется твоя тайна. Уповаю на то, что не пожалею о своем выборе.

Честно говоря, я не знала, чем для герцога обернется его выбор. Судя по выступлениям на королевском совете, сторонники королевы считали, что он еще не определился, на какую сторону встать. Как суверенный герцог, он единовластно решал судьбу Кушета и мог не принимать во внимание, кому привержены жители провинции: короне или мятежникам. Последнее слово оставалось за ним. В конце концов я ответила просто:

– Ваша светлость, я тоже на это уповаю.

Так мы и расстались: обнаженные клинки наготове, недоверчивость и опрометчивость. Де Морбан приказал привести Жослена, который вскоре ворвался в трапезную: обезумевший от волнения, с красными глазами, как после бессонной ночи. Он взглянул на меня с порога со страхом и укором. Я спокойно посмотрела на него над ободком чайной чашки.

– Она в порядке. Разочарован, кассилианец? – усмехнулся герцог. – Я тебя понимаю. Признаюсь, мне бы хотелось на пробу скрестить меч с кем-то вроде тебя.

Жослен ответил де Морбану лишь хмурым уничтожающим взглядом и опустился на колени рядом с моим стулом.

– Это правда? Ты в порядке, Федра?

– Его светлость де Морбан верен нашему договору, – сказала я, уставившись на Куинселя и рассеянно вертя кольцо на пальце. Это было легче, чем смотреть в глаза Жослену, который заметил бы охватившую меня негу и не преминул бы выразить свое кассилианское неодобрение. – Значит, мы вольны сейчас же продолжить путь, так, ваша светлость?

Герцог скорчил разочарованную гримасу, похоже, обуздывая себя. Затем взмахнул рукой, отпуская нас и привлекая внимание слуг.

– Наш с тобой договор завершается, – коротко и сухо произнес он. – Можете путешествовать по Морбану куда захотите. До королевского флота и дальше. – Помолчав, он добавил: – Один день, Федра. Я даю тебе один день форы, прежде чем подчинюсь долгу, который велит мне допросить королевского адмирала на предмет ваших с ним сношений.

– Благодарю, ваша светлость.

Глава 66

Жослен быстро шагал по каменным коридорам замка Морбана, а я, морщась от боли, пыталась не отставать. Наконец он со стиснутыми зубами остановился, поджидая меня.

– Ты способна ехать верхом? – вопрос прозвучал резко.

– Справлюсь, – процедила я.

Окинув меня взглядом от макушки до пят, кассилианец покачал головой и продолжил путь чуть помедленнее.

– Никогда не пойму, – сказал он на ходу, глядя прямо перед собой, – зачем ты делаешь то, что делаешь, и почему называешь это удовольствием.

– С твоей-то вспыльчивостью? Ты бы должен меня понимать лучше многих других.

Жослен приостановился и возмущенно выпучил на меня голубые глаза.

– Ничего я не вспыльчивый! И потом, причем тут я, когда вопрос о тебе?

– Ты ужасно вспыльчивый, Жослен Веррёй. Просто прячешь свою горячность  под кассилианской выдержкой. – Я покрутила рукой и потерла плечо – сустав ломило. Пыточный крест де Морбана сколачивали для более высоких жертв. – Но у тебя не слишком хорошо получается. Я же видела, Жослен, своими глазами видела, как ты вышел из себя в той схватке со скальдами. Видела, как ты сражался, будто загнанный в угол волк, без малейшего шанса на победу. Каково оно, давать себе полную волю, а? Каково изо всех сил рваться в бой, даже зная, что потерпишь поражение? Ты чувствуешь облегчение, когда твоя истинная природа берет верх?

– Да, – тихо отозвался он и отвел взгляд.

– Ну вот, – что-то щелкнуло в моем плече, и боль утихла. – А теперь представь, что это облегчение усиливается и усиливается в десятки, в сотни раз с каждым новым ударом и наконец, протащив тебя сквозь мучительную агонию, превращается в столь великое и ужасное удовольствие, что пронзает тебя, словно копьем. – Я потрясла рукой и убедилась, что владею ею в полной мере. – Представь, и тогда ты поймешь, хотя бы отчасти, каково это – служить Кушиэлю.

Помолчав, Жослен поднял на меня скорбный взор.

– С тобой так было даже среди скальдов?

– Нет, конечно. – Я тряхнула головой, прогоняя унизительные воспоминания, и  продолжила: – У скальдов было совсем иначе. Там я не выбирала, не имела собственной воли. Думаю, тогда я послужила лишь оружием в руках бессмертного.

– Стрелой Кушиэля, – в этих словах прозвучали нотки, напомнившие мне Лодура Одноглазого, жреца варварского бога Одина. Жослен почему-то вздрогнул. – Ладно, идем, давно пора уезжать. Де Морбан обещал нам свободу передвижения на один день. Думаешь, он сдержит слово?

– Да, – кивнула я. – Сдержит. На один день.

– Вот, держи. – Жослен снял с шеи цепочку с кольцом Исандры. – Она доверила его тебе.

Я молча забрала перстень, и мы поспешили вперед.

Во дворе нас уже ждали Гиацинт и тсыгане, лихорадочно готовящиеся пуститься в дорогу: взрослые, дети и лошади рвались продолжить путь. Тсыгане не любят спать за каменными стенами, считая, что это к несчастью.

Шурин Неси запряг лошадей и мотнул головой в сторону ворот.

– Поехали скорее, ринкени чаво, пока морской кралис не передумал! – поторопил он Гиацинта, которого считал нашим вожаком.

Гиацинт вопросительно посмотрел на меня.

– Я в порядке, – выдавила я, запрыгивая в седло и пытаясь не кривиться от боли. – У нас в запасе всего один день. Поехали.

Люди де Морбана провожали нас взглядами, а некоторые кричали вслед и смеялись. Дружелюбные напутствия предназначались Жослену, который в ответ улыбался и кланялся.

– Похоже, ты отлично их развлек, – усмехнулась я.

Он пожал плечами.

– А что мне оставалось делать? Сходить с ума от беспокойства? Опять же, повторенье – мать уменья.

– На мой взгляд, тебе больше нравится покорять людей не оружием, а байками, – поддразнила его я. На сердце становилось все легче по мере того, как мы все дальше и дальше отъезжали от стен Морбана.

– Я бы не стал заглядывать столь далеко, – сухо сказал Жослен, но в уголках его рта притаилась улыбка.

День выдался теплым и ясным, в воздухе чувствовалась влажность, по небу проплывали редкие облака. Мы тащились по извилистой прибрежной дороге, почти тропе, внизу сине-серые волны разбивались о скалы, иногда обрызгивая нас соленой морской водой. Над головой носились чайки, пронзительными криками рассекая утреннюю тишину. Я прищурилась, силясь разглядеть за лазурной зыбью твердыню Альбы, но остров слишком далеко отстоял от Кушета. Вот в Аззали, говорят, с нашего берега в хорошую погоду можно различить белые скалы по ту сторону пролива.

Где-то через час мы наконец увидели людей. Внизу, под нашими ногами, открылась узкая песчаная бухта. Один из тсыган, ехавших впереди, громко крикнул, и дети, высыпав из повозки, принялись прыгать и показывать на что-то вдали.

Королевский флот стоял в устье бухты: почти сорок кораблей ощетинившихся мачтами. Паруса были спущены, но над каждым судном морской бриз развевал штандарт Дома Курселей с серебряным лебедем. Потрясающее зрелище. На берегу расположился обширный лагерь, где сновали туда-сюда фигурки моряков. На песке их дожидались с сотню гребных шлюпок, а еще сколько-то шли по волнам к кораблям или обратно. Да, мы нашли Квинтилия Русса.

– Поехали! – крикнул Гиацинт, побуждая двигаться дальше.

Тсыганам передалось наше нетерпение, и  наш отряд поспешил вниз под уклон. Люди Русса заметили нас еще на середине склона и с озадаченным видом скучились, держа руки наготове на рукоятях коротких мечей.

Круча наказала за опрометчивую спешку: разогнавшаяся на спуске повозка сошла с дороги и повисла над обрывом. Испуганные тсыганята перекричали даже чаек. Гизелла с сестрой, взволнованно вздыхая, пересчитали детишек по головам, а Неси и остальные мужчины объединили усилия, чтобы вытянуть повозку обратно на дорогу.

– Езжайте дальше, чави, – ласково предложила мне Гизелла, поправляя  на голове платок и опытным взглядом следя за потугами сильного пола. – Кибитку-то и без вас вытащат. А вы не тратьте времени даром, а лучше займитесь торгом. Давайте, езжайте, добудьте имя для табора Неси, который в погоне за золотом добрался до самого моря.

Я кивнула и подозвала Гиацинта и Жослена. Мы осторожно спустились на берег. К тому времени прибыл уже сам адмирал, его крупная внушительная фигура рассекала толпу моряков так же уверенно, как корабль – волны.

– Что это у нас тут за бродяги? – проревел он, щуря яркие голубые глаза. – Яйца Элуа! Неужто Странники решили проложить свой Длинный путь прямо по морю?

В отличие от Каспара де Тревальона, грубоватого Квинтилия Русса я никогда не воспринимала как дядю, но он все же близко дружил с Делоне и я знала его с самого детства. В горле неожиданно образовался комок.

– Милорд адмирал, – наконец выдавила я, спешиваясь и с трудом приседая в реверансе, – милорд адмирал, я к вам с посланием от нашей королевы.

Я подняла на него глаза, а он посмотрел на меня сверху вниз, и на его обезображенном шрамом лице отразилось подлинное изумление.

– Клянусь десятью тысячами аккадианских дьяволов! – прогрохотал Русс, заставив моряков усмехнуться, а тех, что поближе к нему, еще и заткнуть уши. – Девчонка Делоне! – Он обнял меня так крепко, что кости затрещали, а в груди не осталось воздуха, даже чтобы охнуть от боли, которую могучие руки причиняли моей истерзанной спине. – Что во имя семи преисподних ты тут делаешь? – спросил Русс, наконец отпустив меня. – Я слышал, судейские придурки в Городе обвинили тебя в убийстве.

– Так и было, – прохрипела я. – Это… это первая из причин, почему я здесь, а не там.

Квинтилий Русс прищурился на меня, а потом на тсыганскую кибитку, застрявшую на скальной тропе.

– Помогите-ка им спуститься, – приказал он своим людям, и с десяток ворчащих моряков тут же зашагали к повозке. – А какая вторая?

Наконец-то дыхание вернулось.

– Я неплохо говорю по-круитски.

– А-а-а. – Один долгий слог, и в его хитрых глазах зажглась искорка понимания. – Идем, нам, похоже, много чего нужно обсудить. – Адмирал уставился на Гиацинта и Жослена. – Вы тоже в деле?

Оба кивнули.

– Тогда пошли. – Он потер подбородок. – Удачно, что вы привели лошадей. Они мне здесь пригодятся.

– На это мы и рассчитывали, – кивнул Гиацинт.

Королевский адмирал провел нас в свой огромный шатер, где стояло несколько сундуков, заваленных картами и книгами. Помимо сокровищ знания там было и золото с каменьями.

– Нет времени даже сложить пожитки или хотя бы обзавестись толковой женой, – проворчал Русс, сгребая с крышки одного из сундуков драгоценности, которых хватило бы на выкуп короля. – Садитесь. Давайте, выкладывайте, каким ветром вас сюда занесло. Начните с самого начала. Кто убил Анафиэля Делоне?

Мы с Жосленом принялись рассказывать, как гонец адмирала застал нас в мастерской туарье.

– Это был Элрик Лейт, он сумел вернуться, сохранив в целости свою шкуру, – перебил Русс. – Его доклад я уже слышал. А потому не сомневаюсь, что виновата не ты, девочка, и не твой кассилианец. Ну и еще потому, что ты обожала Делоне, как младенец титьку. За его домом, по словам Элрика, тогда следили. Так кто же его убил?

– Исидор д’Эгльмор, – выпалила я и, набрав в грудь побольше воздуха, быстро рассказала о событиях, случившихся после смерти наставника.

Когда я выдохлась, Жослен подхватил нить повествования. Теперь адмирал слушал, не перебивая, и его лицо постепенно темнело от ярости. Когда мы закончили, он сидел молча, словно удерживая в себе гнев. И вдруг взорвался: принялся носиться по шатру, ревя, бранясь и расшвыривая вещи. Кто-то снаружи сунул было голову в шатер и быстро убрался, когда мимо носа пролетела глиняная миска.

Отбушевав, Квинтилий Русс вздохнул.

– Может, это вы мне байки такие травите, а? – с надеждой спросил он.

Я покачала головой и, достав кольцо Исандры, предъявила его адмиралу.

– Королева вручила мне вот это. Чтобы показать вам, а потом отдать принцу круитов.

– Угу. Кольцо Роланда. – Адмирал бросил на перстень небрежный взгляд и снова тяжело вздохнул. – Ну да, конечно, я его знаю. Вижу, вы со мной не шутите. Но скажу так: я лучше поведу флот на север и поднимусь по Рейну, чтобы усилить там наших и надрать задницы скальдам – и камаэлитам, если придется, – чем отправлюсь выполнять дурацкое поручение на Альбу.

– А если это совсем не дурацкое поручение? – заспорила я.

Квинтилий Русс скривился.

– Знаешь, мы ведь уже пробовали добраться до того острова длинным путем. Вышли из нижнего Сьоваля и прошли много-много лиг, чтобы не пересекать проклятые Проливы. Достигли-таки западных берегов. И кто же нас там встретил, а? Тысяча далриад с зелеными волосами. Они что-то орали и потрясали копьями. Мы даже не стали высаживаться на землю.

– Сколько кораблей? – внезапно спросил Гиацинт.

– Пятнадцать, а что… – насторожился Русс.

– Нужен только один. – Гиацинт сглотнул, будто слова причиняли ему боль. – Вот что я видел, когда Исандра попросила меня предсказать будущее. Один-единственный корабль.

Еще один тяжелый вздох вырвался у адмирала.

– Цветок, распускающийся в ночи, тсыганский прорицатель и… кассилианец в плаще мендаканта. Вот кого прислала ко мне Исандра. Должно быть, записала меня в дураки, раз велит к вам присоединиться. – Квинтилий Русс почесал голову и встряхнул путаными рыжими космами, местами заплетенными в косицы. – А ты что скажешь, кассилианец?

Жослен поклонился.

– Милорд адмирал, я скажу, что какой бы выбор вы ни сделали, решать нужно быстро. Потому что к завтрашнему полудню сюда прибудет герцог де Морбан и начнет задавать вопросы.

– Морба-ан, – презрительно протянул Русс. – Запер меня тут, как лиса цыплят. Кстати, как вам-то удалось мимо него проскочить, а? Элрик в свое время едва прорвался, а после смерти короля де Морбан еще пуще стережется.

Гиацинт и Жослен посмотрели на меня, а я приподняла брови и потупилась:

– Нам помогла всеблагая Наамах.

– А-а-а, – ухмыльнулся адмирал. – Ученица Делоне до самого конца! Что ж, тогда я действительно должен решать, и быстро. Небось я опять понапрасну надеюсь, но все же спрошу: у королевы случайно нет плана, как миновать Старшего Брата?

Я разочарованно покачала головой.

– Но он же, кажется, согласился вас пропустить, милорд. Вы же вели с ним переговоры и получили ответ. Когда в Альбе воцарится Черный Кабан! Помните эти слова?

– Я чуть не потонул, добывая этот самый ответ. – Русс почесал подбородок. – У меня по-прежнему нет права пересекать Проливы, детка. Я ничего не получил, кроме туманных слов, – слов и разрешения сохранить свою никчемную жизнь. Теперь сообразила, почему Делоне так стремился разгадать тайну Брата Трех Сестер? И беловолосый паренек, Алкуин…

За пологом шатра, на берегу, кто-то играл на цимбалах и тамбурине, и музыка вкупе с ритмичными аплодисментами моряков рассеивала гнетущую тишину.

Гиацинт заерзал.

– Милорд, тут такое дело… Мы пообещали тсыганам хорошие деньги за их лошадей. Они всю дорогу помогали нам прятаться. Маскарад работал до самых земель Морбана.

– Почему бы и нет. – Адмирал ухватил аккадианские драгоценности. Из мощного кулака свешивались нити жемчуга и рубиновое ожерелье. – Мне-то, как утопленнику, это богатство не пригодится, и раз уж моей мошне суждено лежать на дне Проливов, почему бы капельку не потратиться. Зато тсыганам будет чем похвастаться на Длинном пути, а?