Текст книги "Чудо в перьях"

Автор книги: Юрий Черняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

15

Только сейчас я сумел внимательно разглядеть ее. Она переоделась в расписной, с павлинами и бамбуками, халат с достаточно большим декольте и в мягкие пурпурные шлепанцы на босу ногу. Я сидел возле камина и смотрел, как она носилась, не зная, за что хвататься, и явно теряясь от моего присутствия. Пару раз, пробегая мимо, уронила какие-то тряпки, которые не успела убрать.

– Извините… Мы вас пригласили, а у нас видите, какой беспорядок. Он страшно боялся опоздать на ваш концерт, все скорей, скорей, и запонки ему найди, и галстук подбери…

– Паша! – вдруг донесся возглас Романа Романовича из спальни. – Зайди сюда… Я не сплю, но не потому, что подслушиваю, а просто хочу спросить…

Я поднялся из кресла, оглянулся на хозяйку. Она одновременно подняла глаза к потолку и пожала плечами.

Я вошел к Цаплину. Он лежал голый на широченной кровати, одеяло было сброшено на пол. Он слушал, приложив к уху, миниатюрный радиоприемник. И мотнул головой, указывая на стул, заваленный его одеждой.

Я остался стоять.

– Вот, сейчас будет прогноз погоды! – сказал он. – Ты извини, что оторвал… Сейчас сделаю громче… Так слышно?

Я пожал плечами, подошел ближе. В комнату вошла Ирина.

– Сейчас, вот! – Он оторвал ухо. – Слышно?

– А что я должен услышать? – спросил я и запнулся, увидев его поднятый указательный палец. И успел только разобрать, что в Крае второй день идут проливные дожди.

– Слышал? – торжествующе спросил он. – Вот о чем я хотел спросить, но вы меня все время отвлекали.

– Не понимаю… Ну и что? – спросила Ирина.

– Ты не понимаешь, зато он понимает! – указал на меня Цаплин. – А тебе знать это необязательно. Я же не тебя звал?

Вздохнув, она вышла. Он поманил меня пальцем.

– Так что это значит, Паша? Радимов на месте, на боевом посту, так погода по всему Краю – лучше не надо. Народная примета. Старожилы не припомнят! А стоит Андрею Андреевичу отбыть с визитом, и опять старожилы не припомнят таких дождей. Мистика! Или умение управлять погодой, чтобы внушить рядовому обывателю сакральный имидж вождя и учителя?

– Это не ко мне вопрос, – сказал я.

– Ладно, тогда к тебе… – Он подался ко мне, добравшись до края кровати. – Выходит, Андрейка где-то здесь? Может, даже с тобой прибыл в столицу нашей Родины? А наши органы знать об этом ничего не знают? Там-то они побоялись его взять! Не захотели волновать народ, и без того обескураженный сложившейся ситуацией. Да и я им сказал: «Кто? Андрейка? Да если знал, давно все забыл! У него ж совсем другое в голове. Нужны ему ваши коды да тайны мадридского двора! Как только вы его сняли, так сразу все забыл. Я ж его столько лет знаю!»

Я стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну иди, иди… Неинтересно тебе со мной, правда? С Ириной интересней, я понимаю… Сам себе, веришь, удивляюсь. Это за что такая краса мне, старому пню, досталась? У тебя, правда, бывали не хуже. Ох и завидовал я тебе! М-да… Значит, он где-то здесь сидит. А виду не показывает. Сейчас, что ли, позвонить или утром, когда голова прояснеет? Вот как скажешь, так и сделаю! – хитро улыбнулся он.

– Утром, конечно, – сказал я, переминаясь все нетерпеливее. – Оно вечера мудренее.

– Это как сказать… – зевнул и потянулся он. – Мало ли что до утра может приключиться. Ну ладно, иди, вижу, надоел. Иди, а утром разберемся. Вот теперь я засну. А то все думал: «Неспроста там у вас погода испортилась!»

Я вышел в гостиную. Ирина разливала кофе. При моем появлении прикрыла полой халата колено. «Черт возьми! – думал я, присаживаясь напротив. – На что меня все время подталкивают? И кто именно?»

Не она же… Я откровенно, ничуть не скрываясь, любовался ее светло-русыми волнистыми волосами. Похоже, никогда их не красила. И практически никакой косметики. Чуть-чуть подведены глаза, и только.

– Наверно, находите во всем этом некую двусмысленность, если не провокацию? – улыбнулась она мне. – Куда-то завезли, пристают с расспросами… Как вы согласились только, до сих пор удивляюсь!

– Преступника тянет на место преступления, – сказал я. – Это во-первых.

– А во-вторых? – сощурила она свои огромные темно-серые глаза, которые только сейчас удалось разглядеть при сильном свете большущей люстры.

– Не мог вам отказать, – сознался я.

– Но вы были не один, – продолжала она игру, говоря вполголоса и немного волнуясь. – Конечно, вас окружают красивые женщины. Роман Романович рассказывал мне о вашей жене. Какая-то необычная история с ней связана.

– Да уж, куда необычней… – Я чувствовал, что мой взгляд становится все более откровенным. Меня влекло к ней все сильнее. Даже голос охрип. Но я пока сдерживал себя, прислушиваясь к тому, что доносилось из спальни. Она поняла это, усмехнулась, показала глазами на дверь, ведущую наверх. Потом встала и пошла туда, не оглядываясь.

Я поднялся за ней следом. Это была большая библиотека, где вокруг только книги и старое, хорошо пахнущее и немного скрипучее дерево.

– На самом деле это мой дом, – сказала она.

Я присвистнул. Ай да Цаплин.

– Я знаю, о чем вы только что подумали, – сказала она, садясь в кресло и приглашая сесть напротив.

Здесь она чувствовала себя в большей безопасности. Пара старых кресел, стремянка, небольшой столик, потертый ковер. И море книг.

– Интересно, о чем? – спросил я.

– Ну, что я польстилась на его популярность, положение… И даже на эту дачу. Вы ведь решили, что это его дом, не так ли?

– Как-то не задумывался, – признался я. – А вот то, что у него жена, дети, – думал, да. Особенно когда вас увидел в окно.

– Я тогда страшно испугалась, – призналась она. – Это было так неожиданно. Вот только что он уехал, просил, чтобы как следует закрылась. Он как раз собирался после редакции и концерта домой…

– Я это слышал, – сказал я. – К жене и детям.

Она усмехнулась, покачала головой.

– Вот даже сейчас вспомнила и будто снова пережила тот страх.

– А может, я до сих пор вам его внушаю? – спросил я.

– В какой-то мере… – сказала она, не отводя глаз. – Странно, он говорил, что вы всего лишь простой шофер, грубый, невежественный, не знающий нот.

– Так и есть, – сказал я. – Это сущая правда.

– Я думала, что он меня разыгрывает… Он это любит. После аварии он стал много пить, стал неестественно веселым. Но пусть это вас не обманывает… Еще он говорил, что вы трое, включая Андрея Андреевича, какие-то особенные, не как все.

– Перевоплощенные, – подтвердил я. – И сознающие это. А вы меня не боитесь? Раз я грубый, злоупотребляю силой…

– Он рассказывал, что вы силой отвозили его по ночам к Радимову, чуть не пытали его там…

– Ну уж это Роман Романович загнул. Какие еще пытки. Разве что морально-нравственные.

Она с минуту смотрела на меня широко открытыми глазами, потом засмеялась и махнула рукой.

– Да ну вас. Вы смеетесь… А вас я ничуть не боюсь. Вот здесь, в дедушкиной библиотеке, я никого не боюсь. Я была маленькой и любила сюда забираться, когда мне рассказывали там, в гостиной, что-нибудь страшное, а дедушка здесь трудился. Он всегда говорил: «Опять от чертей прячешься!» А когда училась в старших классах, приходила сюда реветь от несчастной любви. Вот такая я была романтически настроенная внучка у дедушки-академика… А теперь коллекционирую интересных людей. Составляю из них что-то вроде таблицы Менделеева.

– Понятно, – сказал я. – И в какую графу или клетку вы меня занесли?

– А все клетки уже заняты! – громко сказал сзади Цаплин, так что я вздрогнул. И замер, будто меня застали врасплох.

Ирина, по-моему, ничуть не испугалась, только немного покраснела. Тишина показалась оглушительной, как взрыв на ромашковом лугу, оказавшемся минным полем.

– Что это вы тут без меня секретничаете, а? – Он по-медвежьи обнял Ирину, притянул к себе. – Ты же знаешь, что не могу без тебя заснуть. Храпел, а сам думал: «На кого свою красавицу оставил! На Пашку Уроева! Да он любой мозги запудрит…» Признавайся, о чем тут без меня любезничали? Жаловалась, поди, какой я тиран и сексуальный террорист! Но до Пашки мне далеко! – захохотал он, прижимая ее к себе все сильнее.

Она отворачивала лицо от его жадных губ, пытаясь высвободиться.

– Стыдно ей, видишь, стыдно! – смеялся он, погружаясь лицом в вырез ее халата.

– Пусти же! – оттолкнула она его и спустилась вниз, на ходу поправляя волосы.

– Кофе там еще завари! – крикнул он вслед. – Все равно спать не придется.

Потом повернулся ко мне. Пальцы его продолжали подрагивать.

– Вот что я без нее? – спросил он. – И кто? И кому нужен? Да только хозяину твоему и нужен. Думал: бросит, когда в реанимации оказался, семья давно отшатнулась, как любовь наша несуразная приключилась… А она хоть бы что. Ночами дежурила, диссертацию забросила. Вот где самая любовь началась! Уже одного ни на шаг. Верит, что, если бы со мной тогда поехала, ничего бы не случилось, представляешь!

– Можно позавидовать, – искренне сказал я. – Во всяком случае, поздравляю.

– Ну, идем вниз! – хлопнул он меня по плечу. – Теперь какой сон! Я, Паша, так всегда с тех самых пор, как ты меня покалечил. Минут десять подрыхну, и – как стеклышко. Но потом снова в койку тянет. И это, потенция возросла до неприличности! – Он снова захохотал. – Так что я твой должник, дорогой ты мой!

Мы сели внизу за стол, на котором уже появились печенье и сладости.

– Веришь, иной раз сам себе завидую… Иной раз думаю, а не Радимов мне ее подослал? Чтобы отвлечь от кляуз, инвектив и наветов? Мол, не валяй дурака, Роман Романович! Пользуйся. И оставь в покое высшие инстанции. Я бы и сам отстал. Теперь-то все видят настоящую цену его казуистике. Кто он теперь, Радимов? Да никто. Ну это ладно, меня другое волнует. Зачем он тебя ко мне подослал?

– Ты же сам пригласил Павла Сергеевича! – остановилась Ирина с кофейником в руке. – Ты что?

– Ну, сам не сам… – отмахнулся он. – Может, так все подстроено, что не пригласить было нельзя? Ну, как Паше было нельзя не догнать меня на том самосвале? Дальше – почему в дом не вошел, не постучал, а по задам лазил да по окнам подглядывал? И самосвал – откуда взялся вместе с бульдозером? Раньше-то не было! Как и сейчас. Там же никто не работал и не работает! А тяги подпиленные? Откуда кто знал, что тебе в башку стукнет за мной гнаться? Вот давай сами промеж собой, без милиции, разберемся?

– И без Радимова? – спросил я. – Вам не кажется, что его сейчас очень здесь не хватает…

– Нужен он больно… – отмахнулся он. – Откуда я знаю, может, тебя на гастроли эти послали, чтобы ты меня добил? Довел дело до конца? Вон сколько вопросов скопилось, пока не виделись! – Он снова Захохотал, стуча кулаком по столику.

Ирина остановилась с подносом в руках, кося на него, чтобы он не выбил у нее из рук налитое в чашечки кофе.

– А что ты принесла! – крикнул он. – Водки давай! Пока я снова не заснул. Водки! Столько с Пашей не виделись, а тут такие метаморфозы и перемены в судьбах… Я искренне желаю поздравить, понимаешь? Искренне! А там пусть меня добьет! – Он наклонил передо мной шею. – Руби, Паша, пока позволяю, на радость Андрею Радимову.

– Скоморох! – сказала она и поставила поднос на стол. – Водку берите сами. Я пошла спать.

– Без меня? – удивился он. – А что наш гость подумает? Ты пошла, я следом, а он?

Она безразлично и устало пожала плечами. Села в кресло и включила телевизор. По всем программам не было картинки, один только шум. Она выключила и принялась за шитье. Цаплин смотрел на нее, приоткрыв рот, потом встал, подкрался сзади к креслу, подхватил, поднял ее на руки, понес к нам за столик.

– Осторожней! – охнула она. – Тебе нельзя! С твоим сердцем…

– Мне сегодня можно все! – сказал он, усадив Ирину на свое место. Потом с трудом разогнулся, держась за позвоночник.

– Ну вот, я говорила…

– Да, ты говорила! Это Пашка, сволочь, позвонки мне вышиб! Хирург еле приладил… Ну чего, особое приглашение требуется?

– Но ведь час ночи. – Она взглянула в мою сторону. – Хоть вы, Павел Сергеевич, его остановите. Он сегодня достаточно выпил.

Я пил кофе, поглядывая на счастливую пару. А ведь уже было решил воспользоваться их кажущейся неадекватностью.

Я встал, подошел к бару, достал оттуда бутылку «Столичной» и пару рюмок.

Откупорил и разлил. Вопросительно взглянул на Ирину. Она молча подставила свой фужер.

– Вот это я понимаю! – сказал Цаплин. – Без лишних слов. Человек поступка! Вот кого тебе надо, Иринушка! А не такую развалюху, как я!

Она вскочила, но он успел схватить ее за руку.

– Шучу, шучу! Да Паша, поди, привык уже к нашим развлечениям. У хозяина, поди, не разгуляешься, а? Слышал, теперь с вами живет? Ну так и выпьем – за прибавление в семействе!

Мы выпили, закусили лимоном.

– Уж очень ты сегодня развеселился! – Она погладила его по небритой щеке.

– А сам не пойму! Убийцу своего встретил! Чем не радость? Шучу, шучу, никакой, Паша, не убийца! Он маэстро, мировая звезда классической музыки. А убийства – это так, хобби…

Ирина отставила свой фужер, отклонилась в кресле, переводя взгляд с него на меня. Я застыл, держа недопитую рюмку в руке. Потом поставил ее на место.

– Он в гостинице, вы правы, – сказал я.

– И что? – Он зло посмеивался, сощурив пьяные глазки под стеклами очков. – Я и не сомневался, говорил уже. Что дальше?

– А вот мы сейчас поедем к нему и там все решим, – сказал я. – А то мне уже надоело слушать.

– Да никуда я не поеду! – ответил он с нервическим смешком, не очень, впрочем, уверенно.

– Поедете, – сказал я.

– Да не поеду я! Иринушка, скажи ему. Он думает – все может.

– Павел Сергеевич… ну вы-то благоразумный человек. Вы же видите.

– Убийца он, убийца! – повторил он. – Хочет меня по дороге прикончить, я знаю, ему задание дано!

– Я же говорила, ему нельзя пить! – вскочила Ирина. – Просто не ожидала от вас, Павел Сергеевич!

– Он ничего не знает, – сказал я Цаплину. – Поэтому вы застанете его врасплох. И тут все-все выяснится. Ну как это бывало прежде, помните? Приезжали и все полюбовно решали.

– А он там – инкогнито? – заинтересовался Цаплин. – Как чиновник из Санкт-Петербурга? Все равно не поеду!

Я поднялся. Тут нельзя было показывать сомнений или колебаний. Дальше должно все идти неумолимо и своим чередом. И ни одного лишнего слова.

– Вы поедете с нами? – спросил я Ирину.

– Я? Зачем? Что мне там делать? – прижала она руки к груди.

– Ее зачем! – закричал, покраснев, Цаплин. – Зачем ее впутывать?.

– Как хотите, – сказал я, глядя на часы. – Собирайтесь. Я жду вас в машине.

Краем глаза я заметил, как они растерянно переглянулись. Он посерел, потом позеленел.

– Не оставляй меня, Иринушка! – сказал он плаксиво. – Ему что! Выбросит по дороге, как Пичугина, а после будет Верди играть! Ты не знаешь этих людей… – зашептал он. – И к тому же – машина! Ты совсем забыла про свою машину! Куда он ее потом денет?

Она посмотрела на него, не скрывая презрения, смешанного с чем-то наподобие материнской жалости.

– Я водку не пил, – сказал я. – Поэтому, если не возражаете, сяду за руль.

16

Она села с ним на заднее сиденье. Он секунду-другую сидел, окаменев, потом вдруг вскочил.

– Я никуда не поеду. Вы что-то задумали! Оба!

И стал выбираться из машины. Она не сдвинулась с места.

– А ты? – спросил он. – Поедешь с ним? С этим бандитом?

Я сидел за рулем, не оборачиваясь. Мотор мерно работал, разогреваясь.

– Я от всего устала! – сказала она. – Я устала выслушивать о том, какие все сволочи и какой ты агнец Божий. Я хочу посмотреть хоть один раз на Радимова вблизи, а не с экрана или с портрета. Я хочу сама разобраться.

И захлопнула дверцу. Прямо перед его носом.

– Но тогда я с тобой? – неуверенно спросил он. – Я же не могу оставить тебя одну. С этим.

– Да что ты? – протянула она. – Ну, тогда садись, мы тебя ждем.

Цаплин почти сразу заснул, положив голову на ее плечо. Несколько раз, пока мы ехали до гостиницы, я пытался поймать ее взгляд в зеркальце.

Она упорно смотрела в окно, не меняя позы. Он припал к ее плечу лбом, рот его был приоткрыт.

Дорога до гостиницы была пустынной, доехали еще быстрее, чем в прошлый раз довезли меня до театра.

Я поднялся наверх к хозяину, постучал в номер. Он не спал.

– Да-да! – звонко сказал он. – Войдите!

– Я привез его, Андрей Андреевич, – сказал я. – Он там, внизу, в машине. Поговорите с ним сами.

– Ты с ума сошел! – сказал он громким шепотом. – Ты привез его сюда?

– Я привез его к вам, – устало сказал я. – Как это бывало раньше. Ну что смотрите? Он и так все про вас знает. И разве не за этим мы сюда приехали?

– Первый раз об этом слышу! – Он даже отпрянул от меня. – Опять ты со своей наказуемой инициативой!

– Ну так что мне теперь? – разъярился я. – Силой вас? Лбами столкнуть? – Я решительно шагнул к нему.

– Хорошо, хорошо! – Он испуганно выставил руки. – Конечно, раз уж привез… Но только я тебя ни о чем не просил. Я спущусь, поздороваюсь, но там нас никто не увидит?

Он лихорадочно стал сдирать приклеенную бороду. Потом мы быстро спустились, подошли к машине. Ирина стояла к нам спиной, ссутулясь и опустив голову. Плечи ее малозаметно подрагивали.

– Это кто? – остановился Радимов. – Кто эта женщина, ты можешь мне сказать?

Она обернулась к нам, в сумраке было видно, что она плачет.

– Он умер, – сказала она.

– Кто умер? – закричал хозяин и рванулся к ней. – Кто вы такая?

Я оттолкнул его, открыл дверцу машины. Привалившееся к ней мертвое тело упало набок, так что голова с приоткрытым ртом свесилась наружу.

– Боже… – сказал он и опустился перед Цаплиным на колени.

– Я думала, он крепко спит, – совсем по-детски, горько и недоуменно оправдывалась она. – Правда, он стал очень уж тяжелый… Вы ушли, я смотрю – он не дышит.

– Рома, Ромочка, родной ты мой! – запричитал Радимов. – Как же ты меня не дождался… бедные мы бедные с тобой! За что нам это? Ведь ничего эта суета не стоит, ничего!

Дрожащей рукой гладил он неподвижное, почерневшее лицо своего заклятого врага, потом стал его целовать, и я подумал, что еще немного и сойду с ума.

– Совсем недолго осталось, дорогой, ты это знаешь…

Ирина отошла в сторону и тоже смотрела на это невыразимое, искреннее горе, рядом с которым оставалось лишь молчать, признавая ничтожность собственных переживаний. Я подошел к ней.

– Теперь видите? – спросил я.

Она враждебно посмотрела на меня суженными и покрасневшими глазами, что было заметно даже при слабом освещении уличного фонаря.

– Уведите его, – сказала она негромко. – Да, я теперь кое-что поняла. И мне противно на это смотреть. Я сама отвезу тело. Ну что вы на меня так смотрите? Я виновата, что он столько выпил! И кофе, и водки!

Я подошел к хозяину, положил руку на его плечо.

– Андрей Андреевич… Пора.

Он покорно поднялся, пошел со мной рядом, держа под руку. Потом остановился, обернулся к ней.

– Я не смогу достойно проститься с Романом Романовичем. Но если что понадобится…

Она молча, даже зло, затолкала тело Цаплина в машину, захлопнула дверь, села и уехала.

Мы поднялись в свой номер. Радимов дрожащей рукой откупорил коньяк.

– Ну почему это все повторяется! Каждый раз, из поколения в поколение, по одному и тому же кругу. Иногда мне казалось, что он сам не рад, что хотел бы поддерживать со мной совсем другие отношения. Чья воля нас расставила и предопределила наши с ним роли? Какой-то дьявольский театр, где невозможно сменить амплуа! Даже ты, кажется, смог преодолеть свое ненавистное положение, и я с сочувствием следил и чем мог тебе помогал, – но нет! Опять приходится оставить на потом, на очередную попытку… И это «потом» для меня состоится совсем скоро, я это знаю. Моя роль исчерпана, я теперь только буду мешаться у всех под ногами… У тебя тоже.

– Хватит! – крикнул я. – Что вы заладили? А мне вы разрешаете еще пожить? Это для вас с его смертью все закончилось, но я-то еще живой!

Он всхлипнул совсем по-стариковски, стал рукавом грязной рубашки вытирать глаза. Мы выпили по стакану. Налили еще.

– Теперь ты будешь на меня кричать! Теперь ты возненавидишь меня…

– Давайте спать! – сказал я. – У меня завтра концерт. А потом все. Завязываем и сворачиваемся. И больше я сюда ни ногой! К чертовой матери отсюда!

– Паша, Пашенька, успокойся, родной! – заплакал он, протягивая руки.

В дверь постучали.

– Заходите, – крикнул я, опрокидывая стакан коньяка на пол. – Тут мы! Вяжите нас, люди добрые!

Мне почему-то показалось, что за нами уже пришли. Все-таки загадочная смерть выдающегося общественного деятеля, каковым был Роман Романович, должна была взбудоражить органы, несмотря на позднее время.

Но это была всего лишь Наталья.

– Заходи! – крикнул я. – Помянем безвременно почившего раба Божия.

– Кто-то умер? – спросила она. – А я проходила мимо, слышу, крики…

– А разве незаметно? – хмыкнул я, снова разливая по стаканам. – Разве мы с Андреем Андреевичем не живые мертвецы?

– Наташа… – скорбно сказал Радимов. – Роман Романович только что умер!

Она вскрикнула и отшатнулась, оглянувшись, как если бы покойник мог быть где-то рядом.

– Его увезли, – сказал я. – Так что не бойся… Пей, Наташа! Я вот пью, чтобы забыться. Это уже третий покойник за последние дни. Как будто смерть хочет попасть в меня, но пока что промахивается. И попадает в тех, кто со мной рядом. Так что пей и иди спать. И держись от нас подальше! Мы с Андреем Андреевичем очень опасные люди. Где мы – там смерть!

– Я ждала тебя, – сказала она. – Ты уехал, и я просто не находила себе места. Я как чувствовала, что что-то будет.

– Ах ты сладкая моя! – полез я обниматься. – Вот, смотри, Андрей Андреевич, кто мне нужен. А ты мне свою нареченную навязал! Смотри, чтобы в следующий раз нам опять не промахнуться. Тебе с Марией, а мне с Наташей. Вот, запомни нас такими!

Я держал ее, а она вырывалась, отбивалась, почувствовав испуг. Я отпустил ее, сел, махнул рукой и снова налил.

– Не смотри на меня так! – заплакала она. – Я тебя не предавала.

– Иди! – сказал я. – Только не запирай дверь.

Мой язык заплетался, я уже не сознавал, что говорю.

И с изумлением смотрел на три выстроившиеся пустые бутылки «Арагви». Когда только успёли?

– Идите! – повел рукой совершенно пьяный хозяин в направлении двери. – Исповедуйтесь. Меня не надо готовить ко сну, нести в ванну… Я хочу остаться один на один со своей скорбью. Еще одно поколение, еще одна эпоха, которые я покидаю, так и не осуществив задуманного.

– Ну что вы! – протянула Наталья, будучи тоже пьяной, не хуже хозяина. – Затянули панихиду… Мужики в самом соку… не стыдно? Вот я вас сейчас проверю… По очереди. Если не заснете.

Что она хотела этим сказать, я не понял. Только положил ей руку на плечо, усадив на место.

– Она ничего не поняла, – сказал я хозяину. – И не надо. Молодая еще, жить да жить. Жениха ей найдем, правильно?

– Оставьте меня одного, – попросил он. – Ну как тебе, Паша, не стыдно. Человек умер. Еще один из наших, кто теперь не заслоняет дорогу к яме. Идите! Предавайтесь блуду, цепляйтесь за свое жалкое существование. А меня оставьте, наконец! Первый раз я тебя об этом прошу. Можешь уважить?