Текст книги "Исправление настоящего (СИ)"

Автор книги: Юрий Терновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Глава 67

Алику повезло дважды: первое, он все еще был жив, а не с пулей в голове уже готовился к разговору с Богом, и второе – он все еще был жив, в сознании и в теле, а не покоился обугленной головешкой в догоравшем джипе своего дяди, умыкнувшего все их денежки. С огня начинался его беспредел, огнем по закону бумеранга и заканчивался. И то, что он уцелел, говорило о многом. Но могло ведь и перестать говорить… Счастливчик успел выбраться из машины за секунду до того, как та вспыхнула синим пламенем и, понятное дело, взорвалась. Как же в кино и без взрыва, которое его дядя непременно должен был снять уже в скором времени и поднять на этом еще кучу бабла. Отказаться от такого эпизода, когда его непутевый племяш выбирается из горящего внедорожника весь такой обгорелый, чумазый и обожженный, ошарашенный, но не побежденный. Весь такой из себя решительный и… непревзойденный. В своем ничтожестве весь такой… Дружку его повезло меньше, с пулей в голове Артемка был занят уже другими делами, исчерпав весь кредит доверия, отпущенный ему небом. Не сгорел в начале, так сгорел в самом конце этой истории, так ничему и не научившись. Такая вот книжная история, воплощенная в жизнь некоторыми умельцами, перепахавшая уже все и всех и вылившаяся для некоторых даже во вполне реальную смерть, хотя вот именно этого эпизода в том романчике и не было.

В нем много чего не было, что приключилось потом с зацепившими лихо, решившими поиграть в войнушку, а потом по этой «игрушке» еще и снять художественный фильм, для чего даже пригласили актрису, которая, если конечно выживет, должна была сыграть главную роль. Понятно, что ни о чем подобном наш красавчик, сам ставший пешкой в чьей-то кровавой игре, сейчас не думал. Если небо до сих пор его не прибрало к своим рукам, значит, у парня был еще шанс все разрулить в свою пользу. И он не собирался от него отказываться. Тем более что для всех с этого момента он был уже мертв. И стрелявшая ему в затылок сумасшедшая, которую они за пять минут до этого подобрали на дороге, скоро это и подтвердит, как и то, что все, что не делается, все к лучшему, в чем выживший только каким-то чудом счастливчик уже даже и не сомневался. Как и в том, что третий раз он судьбу уже испытывать не будет! Поклоняясь всю жизнь темной стороне луны, он вдруг уверовал в светлое… Встав на колени, просветленный поднял голову к небу и три раза перекрестился. Неправильно, с лева направо, что в принципе ничего не меняло, зато он очень правильно поцеловал землю, все еще не веря в свое спасение. Два раза, целых два раза за последние десять минут он мог быть уже трупом, когда пуля, выпущенная из непутевых рук этой клоунессы, подобранной ими на гравийке, лишь обожгла его черепок. И второй раз, когда эта сумасшедшая потом не промазала в бензобак, но тогда, когда нашего пассажира в машине уже не было. Отброшенный ударной волной на несколько метров и пришедший в себя, когда злодейки уже и след простыл, что ее и спасло от дальнейших разборок, а заодно и его самого от неминуемой смерти. В пистолете, так непредусмотрительно оставленном на заднем сиденье, хватило патронов только на голову водилы и бензобак., на его голову патрона уже не хватило.

С трудом поднявшись, и прихрамывая на левую ногу, баловень судьбы поковылял к дороге ловить попутку. Он не сразу даже заметил, что ковылял босиком, так велико было его просветление. И хотя обычно без обуви при авариях оказываются обычно только трупы, живого это сейчас особенно не напрягало, его голова сейчас была занята другим. Было ясно, что о дальнейшем преследовании беглецов не могло быть и речи, которые должны были рухнуть без топлива со своих небес на землю еще, он взглянул он на часы, десять минут назад, но почему-то так и не рухнули.

Не иначе, хитрый дядечка его и здесь перехитрил, поэтому надо было уже начинать заботиться о себе, а не гоняться за каким-то призрачным счастьем. И как это было не трудно признать, что огромные деньги, в которые он вложил всю свою душу, от него уплыли, признавать это все же было надо. Что ж, вздохнул несчастный комбинатор, выбираясь из кювета, в другой раз будет умнее. А пока надо бросить ловить синиц в облаках и покопаться немного в земле, которая кое-что ему уже приготовила. Алик залез в карман и извлек приборчик, исправно указывающий ему место, где были зарыты денежки. Умело распорядившись которыми, он еще сколотит себе состояние, но только уже не здесь. Паспорт на английского подданного давно уже дожидался своего часа. Был у этого подданного и счет в банке, на который он и собирался положить деньги, чтобы уже завтра электронным платежом перевести их в офшор. Себе он возьмет лишь на карманные расходы, да чтобы не бедствовать в Лондоне. Все в этом мире от нас, улыбнулся он криво. Как себя настроишь, так в Лондон и попадешь. Поднял руку, голосуя, но грузовичок, гремя пустыми бортами, промчался миом. Так же мимо промчалось и еще несколько машин, видимо, остерегаясь странного, мягко сказано, попутчика в таком жутком виде. Последним мимо него пролетел на бешеной скорости крутой «лексус» вишневого цвета, который он даже и останавливать не стал, отвернувшись, чтобы не узнали. И тут же ударом бампера был снова отправлен в кювет, в тот самый, откуда только что выбрался. И снова он из этого кювета выбрался, показав вслед оттопыренный палец вслед поднятой пыли.

– Летите голуби, – усмехнулся он вслед своим несостоявшимся убийцам, – так вас там и ждали. Мой дядя дурак – забить миллионами кукурузник, все деньги давно уже за кордоном.

Дымился в кювете дядин джип, собрав возле себя уже несколько зевак, но с этими обожженный и сам не хотел ехать, свидетели ему были не нужны, которые туже его и сдали бы, что подвозили такого. И он быстрее хотел скрыться за поворот, чтобы уж точно никто не связал его с той аварией. На поднятую руку остановился колесный «Беларус», в прицепе которого Альберт и добрался до ближайшей деревне, где тут же и уселся в свободное такси, водитель которого дремал за рулем возле дорожного магазинчика. Сколько потом он ехал до сумки с деньгами, спрятанной Кэт в лесу, Алик не помнил, главное, что доехал. На месте он Алик снял с руки дорогие часы и протянул их таксисту, попросил подождать, сославшись на то, что приперло, и скрылся в леске, предупредив на всякий случай, что если смоется, то он номер тачки запомнил, достанет из-под земли вместе с часами.

– Как-бы самого не достали, – буркнул ему вслед таксист, но Алик его уже не слышал, пробираясь сквозь придорожные деревья к заветной сумке, единственно, на которую теперь только и была надежда, чтобы выбраться из всего этого дерьма. Минут через десять он вернулся, но только еще грязнее, мокрый и довольный. Облегчение видно пошло ему на пользу и даже значительно подняло настроение странного пассажира, которое даже неожиданный ливень не испортил, налетевший на темный лесок черной тучей. При этом он вернулся еще и с увесистой грязной сумкой, не иначе нашел, закинул ее в багажник, и они отправились дальше. В Москве к самому дому подъезжать не стал, а попросил таксиста обождать его возле проходного подъезда другого дома, взял сумку и скрылся. Ждать пришлось минут пятнадцать, спустя которые странный пассажир вернулся, только уже переодевшийся в приличный черный костюм, и протянул шефу две купюры по пять тысяч, попросив вернуть тысячу, оставив пятьсот на чай.

– Тяжелый день? – спросил таксист, возвращая сдачу.

– Нормальный, – вздохнул пассажир, – все от того, как себя настроишь.

– Главное, чтобы потом не пришлось расстраиваться. Случайно, не вы забыли? – протянул он ему через окно известную уже вещицу со скелетом на обложке.

– Не я, – побледнел Алик. – Откуда у вас эта хрень?

– Нервная лыжница оставила, – пожал плечами таксист, – сказала, всучить в руки первому попавшемуся. Вот я и всучаю.

– Лыжница? – сморщился Алик. – Летом? Шеф, не с северного ли полюса катишь?

– Из Снежкома, что в Холмогорске, там зима круглый год.

– Где мэра пришили?

– Наверное, – пожал плечами водила. – Книгу берете?

– Оставь себе, я читать не умею.

Себе не оставил, швырнул романчик под ноги пассажира – одного же из его героев и укатил, оставив Алика в тяжелом предчувствии, что это белое такси далеко не случайно оказалось возле того придорожного магазинчика, да еще с какой-то непонятной лыжницей в комплекте. Это уж совсем надо быть сумасшедшей, чтобы летом скучать по снегу. И он точно уже знал, кто это была такая, передавшая ему привет таким оригинальным образом через сочинение столетней давности. – та самая, которая давно уже по всем приметам должна была быть на том свете. Должна была быть… И эта мысль Альберту очень не понравилась. Сама виновата, поджал он сурово губы. Не он ее, так она отправила бы его на тот свет однозначно, как того дурня Ивана, организовав мальчишке в красных штанишках такую красочную смерть. Это ведь она сообщила маршрут следования угнанного «Майбаха» реальным ментам, которые и спугнули ряженных артистов, оплаченных, кстати, самим же убиенным. Он же оплатил и постановочный трюк двух байкеров, которые должны были на скорости взмыть на своих спортивных байках над речкой с противоположного берега, чтобы приземлиться уже на этом. Ребятки свой трюк отработали нормально, один перелетел через речку успешно, а другой плюхнулся в воду, не дотянув каких-то три метра, прямо на крышу тонущего уже автомобиля. Вот по этому настилу, установленному специально для преодоления гранитного ограждения реки, угоняемый автомобиль и взмыл в воздух навстречу летящим мотоциклистам с таким расчетом, чтобы мотоциклисты во время съемки трюка оказались как раз над ним. Короче, все как в кино, только без смертельного исхода, как думал Иван, даже не догадываясь, что некоторые из его близкого окружения не только думали, но даже и организовали все уже все совсем по-другому. Всего лишь за невинный розыгрыш в метро бравый вояка отправился кормить рыб. И вот теперь эта книжка… Ясно дающая понять сейчас тому, кто внимательно сейчас ее разглядывал, не пытаясь однако поднять, что на тот свет во взорванной квартирке отправилась совсем не та, кто должна была. Тогда кто?

Поднявшись к себе Альберт принял ванную, взял все необходимые документы, выбросил старую одежду в мусоропровод, протер мокрой тряпкой грязную сумку с деньгами и отправился в банк, откуда намеревался сразу и в аэропорт Шереметьево, пока его не стали еще искать как свидетеля разыгравшейся сегодня в Подмосковье бойни одни и как потенциального уже покойника – другая.

Глава 68

Движок кукурузника чихнул как всегда в самый неподходящий момент, глотая вместо топлива чистейший воздух, все равно как больной под капельницей свою дозу смерти, потом еще разок и заглох уже окончательно, предоставив этим троим великолепную возможность отвлечься наконец от своих проблем и с замиранием сердца предаться созерцанию остановившегося винта.

– Что за черт? – не понял черного юмора пилот, пытаясь снова его запустить. Бесполезно…

– Так говоришь, что стрелять по нам не будут, – усмехнулся появившийся в пилотской кабине Погорел с порезанной рукой, – рассматривая свежую дырочку в потолке, – ну-ну… Думаю, что через такую же и все твое топливо вылилось из раритета.

– Индюк тоже думал, – огрызнулся нервно Босяткин.

– Все нормально? – спросил у Кэт Погорел, помогая ей подняться на ноги после неожиданного падения, когда кукурузник резко пошел вниз.

– Что это было? – ошалело уставилась она на него, сжимая ушибленную руку. – У тебя кровь? Льется… У тебя весь комбинезон в крови!

– Ничего серьезного, – отшутился он, – мы падаем.

Мужчина зажал рану рукой и указал взглядом на аптечку, прикрепленную к стенке кабины, приказав бинтовать прямо поверх грязной ткани, чтобы не терять время на пустяки. Перекисью он зальет рану позже, и не только ей, если только выберется живым из всей этой передряги, в чем он был далеко не уверен.

– Что это было, спрашиваешь? – улыбнулся он, когда женщина, закончив бинтовать, завязывала уже узел. – Меня только что твой дружек чуть не отправил на тот свет посредством своих кукол. Счастье, что лезвие, прикрепленное к руке манекена, воткнулось мне в руку, а не прошило горло или живот. Этот псих специально бросил свое корыто вниз, чтобы…

– Заело штурвал, – тут же стал выкручиваться пилот. – Ничего лич…

Закончить фразу он так и не смог, ойкнул, схватился за сердце и завалился всей грудью на штурвал. Свинец не догнал, выпущенная кем-то снизу пуля горячей пчелой впилась в обшивку потолка, не задев самую малость голову летчика, так оторвавшийся тромб доделал чужое дело. Слишком низко опустился к земле во время последнего трюка самолетик, что и позволило кому-то снизу почти достать пилота метким выстрелом. Дико заверещала Кэт, забившись в угол и обхватив голову руками, понявшая. что это конец. И ее похитителю пришлось хорошо потрудиться, всем телом навалившись на мертвого уже пилота, чтобы вытянуть штурвал на себя и не вспахать в следующую секунду винтом поле.

Все мы приходим в этот мир зачем-то: кто-то, чтобы делать гадости, кто-то с добром, а кто-то и со своей конкретной миссией – прожить бестолковую жизнь, чтобы в самом ее конце с высоты своего уже неземного полета затем вчитываться в страницы якобы кем-то написанной чужой истории, так ничего и не поняв, зачем приходил, чего мастерил… Кто-то якобы смотрят кино про себя любимого, когда уже нечего терять и невозможно ничего исправить, съемками которого занимался всю жизнь, а есть «везунчики», кому не предоставляется даже этой уникальной возможности для осмысления прожитого и зря пережитого. Этих перед смертью просто помещают в замкнутое пространство сотне метров от земли и заставляют во все глаза таращиться на остановившийся винт, прекративший вращаться почти одновременно со смертью пилота. Этим хуже всего, когда шансов на спасение никаких, а они все еще надеются, что весь этот бред происходит не с ними! Захлопнут книжку и все, выключил кинопроектор и можно приступать к съемкам другого кино. А ведь так не бывает, книжка закроется вместе с глазами.

Еще немножко и она никогда больше себя в зеркале не увидит, разлетевшись на кровавые рваные кусочки, как и само это треклятое зеркало, ни одной больше с утра чашечки кофе и ни одного залитого больше ноутбука, какой ужас! Несчастная залилась слезами, прижав к мокрому лицу грязные, в чужой крови ладошки. И ни одного больше нового платья на разорванное в куски тело. Видела в сети, знает, что остается от несчастных пассажиров после падения, только последние фото со счастливыми лицами на память, чтобы живые их как можно дольше не забывали, а толку… С вытаращенными глазами Кэт ревела уже в голос, молясь уже лишь об одном, чтобы было не так больно. А тело что… присобачат голову к манекену, вырядят в белое платье и отправят в печку, чтобы огонь окончательно стер ее с лица земли. Никудышную… Уткнувшись головой в приборную доску, скалится чему-то своему вдруг замолчавший на полуслове пилот, мертвой хваткой заваливая самолетик в пике. Тянет на себя штурвал «механик», которого, похоже, такой ход вещей совсем не устраивает. Задача то его еще не выполнена, чтобы вот так просто и на тот свет. Кувыркаются по салону манекены, не так давно выполняющие еще роль немых пассажиров, когда один из живых этого падающего пространства только еще собирался в свой этот проклятый полет. Улыбается загадочно чему-то уже своему внутри себя Кэт, спятившая от страха уже окончательно, прекратившая уже реветь белугой и теперь сквозь слезы созерцающая все это ужасное приближающееся с каждой следующей секундой падения небытие в своем несчастном бытие, когда скоро уже все и ничего дальше за этим. О чем думает смертный в последнее мгновение? Черт его знает, да ни о чем он не думает, о том, как скоро будет больно и вечно…

Сначала поля коснулись шасси, потом клюнувший нос подбитого кукурузника, переворот и вот земли уже касается его крыло, которое тут же с треском и ломается. Невиданная сила отрывает одного от бесполезного уже штурвала, а другую бросает прямо в его объятия, отправляя обоих в космическое кувыркание почти что уже небытия.

Ты меня любишь? Ага! А ты меня? Прочь! И нам надо было насмерть разбиться, чтобы это понять? Жесть! Многим в жизни не повезло даже с этим!

Последний кувырок изувеченного уже металла со сплетенными в объятиях человеческими телами, манекенами, фанерой и битым стеклом, последний клац челюстями, лязг дюралюминия и… тишина. Торчит где-то позади вращающееся шасси из грунта. Дымятся догоревшие уже остатки перевернутого внедорожника в кювете, мчится где-то по шоссе полицейский «Форд» с включенной мигалкой. Перезаряжает винтовку снайпер, бредет прямо через заброшенное поле клоун в рваном наряде, неизвестно как оказавшийся почти там же, где и разбившийся самолет, всего в какой-то паре соток метров от чужой трагедии. Впрочем, известно… Клоун из сгоревшего внедорожника, подобравшем на свою голову его на адовой дорожке. Сначала преследователи подобрали клоуна на обочине, а потом этот клоун их же и расстрелял из забытого на заднем сидении ствола. Кувыркались не хуже тех в кукурузнике, где первым после падения пришел в себя счастливчик с перевязанной поверх грязного комбинезона рукой, принявшийся тут же вытаскивать из изуродованного самолета остальных. Первой он вытащил из самолета бесчувственную Кэт, затем окровавленного Босяткина. Мешал манекен, загородивший собой выход, тот самый, который еще недавно его чуть не прирезал, которому Погорел тут же и помог «выйти», основательно приложившись ступней к его торсу. Не спасла того даже маска с Кириным лицом, которая только еще придала злости. Ведь если бы не ее этот розыгрыш, не ее эта дурацкая проверка на вшивость своего возлюбленного, то ничего этого сейчас бы не было. Сейчас бы они как раз возвращались из своего сказочного путешествия, в котором он на вершине вулкана предложил ее руку и сердце. Дрянь была в том, что без пяти минут жених всего лишь только предполагал все эти действия, когда его потенциальная невеста к этому времени уже вполне реально располагала вполне конкретным планом действий на весь предстоящий отпуск. И единственное, что в эти планы не входило, так это собственная смерть.

Кэт потом так никогда и не вспомнила, сколько прошло времени после катастрофы, прежде чем она очнулась. И первым, кого она увидела был осточертевший ей уже до мозга костей Погорел, целующийся взасос с бесчувственным Босяткиным. У этого и правда были не все дома, вздохнула она, понимая, что подобной мерзостью он занимался, без всякого сомнения, и с ней, когда она пребывала без чувств в его подвале. Брезгливо отвернувшись и оглядевшись, она поняла, что лежит в каком-то клоунском наряде прямо на краю какого-то самопального футбольного поля, устроенного прямо на краю леска, под засохшим корявым дубом, таким великолепным, что его даже не стали спиливать лесорубы, когда чистили просеку под ближайшей линией передачи. Недалеко проходила дорога с указателем на какое-то Чепелево. Не фига себе, куда залетела, усмехнулась она, все еще не веря, что жива. И снова под корявое дерево, своими кривыми сучьями распирающее хмурое небо, нависшему всей своей тяжестью над лежачей женщиной, не давая ему своими тучами полностью опуститься на нее, чтобы уж окончательно укрыть ее мраком. Не давала коряга, которая в своих растопыренных сучьях была не просто замечательна, она была великолепна, так и просилась всем своим великолепным уродством на холст. Жаль, Кет не умела рисовать… Устроившись головой прямо на животе единственного, наверное, уцелевшего манекена с развороченным уродством вместо лица, она даже не удивилась, что снова авария и снова под деревом. Круг замкнулся! И с этого места у нее начнется новая жизнь. Жизнь после смерти, которая все же ее достала.

Исковерканной грудой валялся рядом самолет, грозя в любую минуту вспыхнуть, при условии, что в нем было чему гореть, все топливо вылилось еще в воздухе. Между поцелуями извращенец так ругался, никакой культуры, что, если бы она его слушала, то уши точно бы завяли, скрутившись в трубочку. Но Кэт не слушала, радуясь уже одному тому, что и на том свете жизнь мало чем отличается от этого, где все вокруг только то и делали, что старались ее убить. Или не ее, а эту американку, которой она уже вроде как и не являлась, что в принципе уже ничего не меняло. Мертвецам по фиг национальность. Кэт криво усмехнулась, провела по волосам рукой, взглянула на небо. Сейчас этот извращенец нацелуется в свое удовольствие с трупом и примется за нее, вздохнула она печально, прикрывая устало глаза. Должно же все это когда-нибудь закончиться или нет? Да никогда это не закончится, если даже смерть этому не помешал, подумала она, слабо усмехаясь, стараясь свыкнуться с мыслью, что она уже покойница. И вот просветлевшая, она никак не могла понять одной простой вещи: почему ее убили только сейчас, а не гораздо раньше? Ведь это так хорошо, быть мертвой и ничего больше уже не бояться. Ее убивали в машине, стреляли в клубе, томили в подвале, жгли в доме и только в самолете наконец у них это получилось. Зачем так долго? Зачем надо было устраивать все это повторение прошлого и исправление настоящего, чтоб в самом конце всем сделаться трупами, зачем?

Хорошо, пусть ее спрятали, но если и в самом деле есть некий таинственный кукловод, у которого все «куклы» на виду, то он-то давно мог уже от нее избавиться, причем сразу же после того, как с ее помощью американцы скинули им деньги на счет. Те самые двадцать грязных миллионов долларов, на которые и можно было снять фильм, про который уже несколько раз упоминал Босяткин, пока они кружили над его домом. И только сейчас она поняла, что он вовсе имел в виду не кино, а реальное действо, в котором смерть ее не находила лишь потому, что не была сыграна еще до конца последняя сцена и ее роль во всем этом фарсе. Идиотский финал, сделала тут же она неутешительный вывод. Сдохли все, а злодей так и не появился… Или он и не должен был никогда появляться в этом ужастике? Что для режиссера всего этого ужаса концовка давно уже было неважна, поставившего во главу всего сам процесс, но что тогда было для него важно? Ее смерть? Кэт задумалась… Ну вот она и умерла, а дальше-то что? Плевать этот гад хотел на ее смерть, что просто надо принять и смириться, убежать же все равно невозможно. И неважно, американка она или русская актриса, для невидимого извращенца было важно, чтобы все было по сценарию как в той книге, в которой были дано прописаны все их телодвижения. Мертвая попробовала пошевелиться и встать, как резкая боль пронзила всю ее спину, искривив в дикой гримасе холодеющее уже лицо. Маску лица…

Сценарий… С этим словом в ее жизни явно было связано что-то мерзкое и определенное. Определенное – что всякая реклама снимается по сценарию, а мерзкое – что из-за этого ее когда-то конкретно поимели на заднем сиденье такси. Или все же на переднем? И поимели-ли вообще? Как она вообще могла оказаться в такси, если неслась в кабриолете из аэропорта? Интересно, вздохнула она, боясь пошевелиться, чтобы не нарваться на очередную боль в спине, уж не сломан ли у нее позвоночник? Тут же представила себя в образе неподвижной овощи на грядке, поливающей себя горькими слезками, а потом сразу же горбуньей, ковыляющей, прихрамывая на одну укороченную ногу, на Голгофу, что не предало оптимизма, а только еще больше смочило слезами свое-чужое лицо. И так ей стало себя жалко, как никогда до этого она себя не жалела, что волком выть захотелось. Она поняла, она все поняла: этому проклятому кукловоду вовсе не нужна была ее смерть, ему нужно было ее пожизненное унижение и после смерти.

– Вадим, – Кэт устало позвала целующегося мертвеца, – отвлекись на минутку и скажи, ты концовку той книжки помнишь? Если я была актрисой, как вы все заявляете, то значит, должна была читать этот гребаный сценарий, напомни, что там нам еще уготовлено? Разбились, сдохли, с трупами вдоволь нацеловались, сколько над нами будут еще издеваться? Я даже дохлой боль чувствую…

– Не дышит.

– В смысле? – усмехнулась брезгливо она, скривившись в отвращении ко всему этому неземному. – Труп не отвечает взаимностью на ласки покойника? Плохо стараешься… Он еще в воздухе представился, так что там было в конце?

– Китайская ничья, – ответил целующийся, отстраняясь от бесчувственного, вытирая рот тыльной стороной ладони и сплевывая, – все умерли.

– Не все, – произнес чуть слышно пришедший в себя Босяткин. – Спрашиваешь, что было в конце? Ты у меня спроси, милая…

– Вот она и спрашивает, – обрадовался Погорел, подкладывая под голову искалеченного часть мягкой обивки от некогда шикарного дивана из самолета, оказавшейся после крушения вне кукурузника.

– Что за бред? – Кэт не верила своим ушам. – Мы что, блин, еще живы? Господи, – простонала она упавшим голосом, совсем не обрадовавшись этому факту, – нас еще тока предстоит всех угробить, а я то, дура, подумала, что уже отмучилась.

– Как видите, – прохрипел Босяткин, – я играю самого главного злодея в этой комедии и даже не собираюсь подыхать, как вы заметили, если только вместе с вами. Хотите знать, где деньги, кхе-кхе, минуя весь этот бессмысленный треп триста шестьдесят пятой страницы прощального вальса, за которой уже ничего?

Погорел устало кивнул, хотя в данный момент его эта тема вообще не интересовала, но если человек на краю могилы желает поговорить о самом дорогом, нельзя отказывать несчастному в его скромном желании. И стоило ради этого откачивать выродка, чтоб тот тут же принялся за старое.

– Так нет никаких денег, кхе, – Босяткин снова закашлялся, – съели! Не перебивай, дай договорить, не так уж много у меня слов осталось. Все мы приходим в этот мир зачем-то… Я, чтобы делать гадости людям, а ты – чтобы прожить бестолковую жизнь. Гадости закончились, осталась только бестолковость… Дуракам везет. На этот раз повезло тебе, хвалю. И хуже всего то, что когда, ты наконец, понимаешь, что свое собственное бытие было бездарно день за днем профукано на всякую хрень и принимаешь решение дальше жить только с глубоким смыслом, тут-то весь этот смысл тебя и покидает.

– Какой смысл в жизни без денег… – поддакнул ему Погорел.

– Мертвецу они не нужны, верно, – тяжело вздохнул умирающий, понимая, как мало ему осталось отведенных минут на этом свете, – но и живые их тоже не получат.

А ведь он прав, подумал Погорел, присаживаясь рядом с почти что уже покойником. Пленка обрывается и начинается уже совсем другое кино, где никаких фантиков уже не надо. Жизнь полна знаков, которые просто надо видеть. Не просто же так он тогда оказался на той свалке в компании какого-то грязного бомжа, зверски зарезанного им осколком бутылки. А ведь можно было и не убивать несчастного, которого жизнь и так уже наказала. Не удержался, расправился с прущей гнилью и отправился дальше доказывать всем, что не верблюд, уверенный на все сто, что в этом злом мире выживает лишь сильнейший. И ведь выжил, черт возьми, потеряв самых дорогих.

– Если прямо через лес, то выйдите на дорогу, – продолжал слабо хрипеть тем временем несчастный, – словите попутку и прочь отсюда. С минуты на минуту здесь будет столько уже бестолкового люду, что вас затопчут. Американцы, Катенька, от тебя открестятся, а русские не признают. И будешь играть потом в уголовном театре всю оставшуюся вздорных баб, а по ночам обслуживать свою начальницу и ее окружение.

Не так-то просто вырваться из собственного круга, продолжал размышлять Погорел, не слушая предсмертное бормотание несчастного, заваливаясь на траву, не веря еще в то, что остался жив. Суета-в-сует… Невозможно! Слишком длинное слово для понимания и слишком короткое для объяснения всего непонятного. Умирающий что-то все еще продолжал говорить, обращаясь уже только Кэт, убеждая ее в чем-то, наверное, в своей предсмертной правоте, но и она его тоже уже не слушала. И принесли же ее черти в эту Россию, вздыхала она. Теперь отправится тянуть лямку за эту русскую стерву, прибила б гадину. Обвинят в собственной же смерти и отправят на Колыму, здесь это просто.

– Погорел, – коснулась она мужчины, – Владлен Ильич больше не разговаривает.

– Похоже, что все, – он склонился к замолкшему и аккуратно прикрыл его застывшие глаза ладонью, – последняя сцена сыграна.

– Ты слышал его последние слова? Сказал, что все миллионы в самолете, но нам их все равно не утащить.

– И ведь прав покойничек, – вздохнул Погорел. – Мы их даже не смажем закапать, чтобы потом забрать. Тебе нельзя шевелиться, а мне это просто не надо, да и экскаватора нет под рукой, чтобы напрягаться с лопатой. Знаешь, я так устал от всего этого дерьма, что… Но я все равно доберусь до этого кукловода.

– Не продолжай, – попросила Кэт, – прошу, пожалуйста, не надо. Кукловод мертв, чего тебе еще надо? Будешь мстить его родственникам за смерть своей неверной любимой до последнего?

Уставший ответил, что хотелось бы, что, к сожалению невозможно. Зло снова восторжествовало и теперь его сделают виновником еще и этой смерти, так уютно расположившейся рядом.

– И еще в смерти той, что сгорела уже в коттедже, – напомнила Кэт, – такой же был план у нашей банды.

– Там трупа не будет, если конечно сама не дура. И потом, я не дам против тебя показания. И не потому, что мне вдруг стало тебя жаль. Честно, мне вообще плевать, американка ты или русская, лишь бы больше не видеть никогда.

– Поэтому ты и оказался в этой заднице, что тебе на всех плевать, – добавила Кэт. – Ведь это для тебя жизнь игра, в которую ты всех и втравил, разобравшись постепенно со всеми, кого еще осталось убрать, не считая присутствующих?

– По сути, дорогая, жизнь и есть игра, игра жизни на ее собственном поле. Все в ней только ради забавы. И в этой игре нечего терять и нечего выигрывать, как нечего и никому доказывать. Чего ради выворачиваться наизнанку, когда ты никто и всегда был этим никем. Хопкинс…

– Не знаю такого, – устало отозвалась она, не проявив вообще никакого интереса к этой мысли. – Скажи, а когда ты меня прикончишь, арлекин, чтобы и я тоже стала никем и нечем? Достала уже эта игра, согласна. Думаешь, я забыла про фалангу, что не хватает на твоем пальчике, у тебя еще есть время избавиться от единственного свидетеля.

– Когда совсем устану слушать твой треп, тогда и считай, что ты свое отыграла, – произнес он сурово, поднимаясь. – А вот и твой любимый Альбертик собственной персоной пожаловал, легок на помине.

Где-то очень далеко от места крушения самолета, на другом конце футбольного поля, на каком по выходным местные дачники устраивали свои матчи, остановился сначала один легковой автомобильчик, затем другой. Появились люди, о чем-то немного посовещались, после чего одна из машин свернула с дороги и направилась прямо по бездорожью в их сторону.