Текст книги "Исправление настоящего (СИ)"

Автор книги: Юрий Терновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

– До чего? – не расслышал Погорел.

– До таких как ты идиотов, чего неясно, – усмехнулся Иван. – Ты их совершенно не интересуешь как личность, им интересно – дойдешь ли ты до финиша или скопытишься раньше времени, вот и все. И сколько на тебе заработает победитель.

– Как все сложно, – скептически усмехнулся Погорел, не восприняв всерьез белиберду друга.

– Слишком просто бы не оказалось, – хмыкнул Иван.

Долгое время ехали молча, каждый со своими мыслями. Иван уверенно вел автомобиль по незнакомым улочкам, пока и не выехал на один из радиальных проспектов, устремившись к центру, объяснив свое намерение тем, что именно там их искать уж точно не будут. Загорелся светофор красным.

– Полиция, – предупредил друга Погорел, когда они уже миновали перекресток.

– Вижу, – произнес тихо тот, напрягаясь, – только этих бобиков и не хватало. Включили «перехват», быстро сработали.

Два полицейских в бронежилетах и с короткоствольными автоматами наперевес внимательно процеживали движущийся мимо себя поток автомобилей.

– Смотри, – Погорел пальцем через лобовое стекло указал на крохотный андроид, зависший прямо над ними впереди по курсу, – нас уже снимают.

– А скоро еще и стрелять начнут, – оскалился довольно Иван, вместе с прилившим в кровь адреналином почувствовавший и вкус к жизни, как в старые времена, когда жил мгновением.

– Гранаты нет, жаль, – усмехнулся нервно Погорел, – выдернул чеку и порядок.

– Не прокатит, – Иван кивнул в сторону двух патрульных «Фордов» и одного мотоцикла, – слишком их много, убежать не дадут.

И вот уже «Хонда», ехавшая перед ними, поравнялась с полицейским пикетом. Офицер равнодушно скользнул по ней взглядом и махнул рукой, чтобы проезжала, сконцентрировав все свое внимание на приближающемся следующем автомобиле.

– Такое ощущение, – проговорил тихо Иван, – что меня посадили в гинекологическое кресло, задрали ноги к потолку и…

Офицер что-то сказал своему напарнику и приказал Ивану жезлом остановиться. Тот включил правый сигнал поворота и стал притормаживать, наблюдая в боковое зеркало, как инспектор поправил свой автомат и направился следом.

– И почему я их так не люблю? – вздохнул Иван. – Вот ведь смотришь в зеркало, люди как люди, и этот тоже издалека на человека похож, а как подойдет ближе, так… Кстати о птичках, банк-то мой прикрыли, лицензию отозвали и все активы заморозили, так что на данный момент я гол как сокол. Не сегодня, так завтра на самого уголовное дело заведут, а здесь еще и ты так не вовремя со своими проблемами. Впрочем, дрянные дела всегда не вовремя, как и смерть. И еще… про деньги, что якобы ты спер, так это я не со зла, не принимай близко к сердцу.

Полицейский был почти уже возле самой двери «Майбаха», когда автомобиль рванул с места. Визг от стираемых покрышек был такой, что даже встревоженные вороны с недовольным карканьем сорвались со своих деревьев, чтобы уж совсем предать драматизма картине. Офицер еще даже успел схватиться за дверную ручку, но было уже поздно. Приземление было тяжелым, он успел сделать еще несколько больших шагов в падении, прежде чем встретиться лицом с асфальтом, но это были уже его проблемы: содранный в кровь подбородок и ладони, разорванный на брюки, выбитое колено и много прочих ссадин. Зато не подкачал второй офицер, видящий такую творящуюся прямо на глазах у него несправедливость со своим напарником, он то и открыл стрельбу на поражение. Вот тебе и драконовые инструкции… Длинная автоматная очередь прошила воздух.

– Со второй машины тоже бьют, – почти спокойно заметил Погорел, чувствующий себя в подобных ситуациях тем лучше, чем эти ситуации были хуже. – Бери правее, догонят!

Поворот руля и вот уже тяжелое авто послушно уходит вправо, тараня полицейский «Форд» и отправляя его по касательной между деревьями почти в парковую зону через ограждения, урны и прочее. Трансформеры отдыхают со своей компьютерной графикой! Однако на хвосте уже сидит другой полицейский «Форд», почти как в том воздушном бою про космические войны, стреляя уже на поражение.

– Пригнись, – орет дико Иван, уходя от погони, можно подумать, что дверца спасет.

В бессильной злобе на самого себя, что повелся как мальчишка на это безрассудство, Киру не спасет и себя потеряет, Погорел согнулся пополам, лишь бы только ничего этого не видеть и не слышать, зажал голову руками и начал готовиться к самому худшему. И тут же почувствовал, как неведомая сила прижала его к спинке сиденья, это «Майбах» стал стремительно набирать скорость, делая, скорее всего, последнюю и самую отчаянную попытку вырваться из западни на свободу. Тщетно… Одна из пуль попадают через открытое окно водителя в цель, окрашивая салон в красный. И вот уже увесистый автомобиль, теряя управление, таранит речное ограждение набережной и с фонтаном взметающихся вверх брызг ныряет в мутную воду безвременья Москва-реки. Из которой когда-то, говорят, водовозы развозили на своих лошадках питьевую воду прямо по домам, а к самой реке были сделаны даже специальные съезды, чтоб ведрами в бочки не таскать. Врут, наверно…

Глава 37

Майор полиции устало поднял тяжелую голову, чтобы получше разглядеть сидящего напротив гражданина в грязной одежде. Хоть и устало, но все же почти профессионально его взгляд скользнул по заросшей щетиной физиономии задержанного, задержался немного на лбу, изучая свежий шрам, пробежался по царапинам на лице, прошелся по дорогим часам на правом запястье и снова вернулся к бумагам на столе.

– Так и будем молчать, гражданин Лапшин, – произнес он спокойно хриплым голосом.

– Лапшин? – задержанный удивленно взглянул на офицера.

– Забыл свою фамилию?

– Помню, – отозвался хмуро допрашиваемый.

– Так и запишем, – удовлетворенно пробурчал майор. – Сдается мне, Лапшин, – майор сделал ударение на фамилии, – что где-то мы уже встречались, не напомните?

– Я не барышня, чтобы с мужиками встречаться, – огрызнулся задержанный.

– И это все? – задал очередной вопрос майор, разбираясь попутно с бумагами на столе и, не получив ответа, уже более осмысленно вонзил свой взгляд в наглеца. Теперь в его глазах появился даже какой-то интерес к субъекту, который ему откровенно хамил, что совсем не укладывалось в местные правила хорошего тона. Наглец или дурак, вздохнул майор, с сожалением глядя на подследственного. Или полный идиот, что еще хуже. Массивные веки устало прикрыли уставшие глаза следователя, спасая от неприятной действительности. И вот с такими типами ему приходится работать.

– Так и запишем, – вздохнул он устало, – что сотрудничать со следствием гражданин отказался.

– Есть тело, шейте дело – проговорил тихо задержанный, – кажется так у Дюрренматта, дословно не помню.

– Чего?

– Да так, – хмыкнул идиот, пожимая плечами, – ничего…

– Хорошо бы, если б так, но так не бывает. У нас за каждое «так» или пять, или в пятак.

– Кто бы сомневался, – задержанный снова вяло усмехнулся. – Если произвольного мужчину, достигшего 35-летнего возраста, посадить без всяких объяснений на 15 лет, то в глубине души этот бедолага все равно будет знать – за что сидит.

– Умно, – согласился майор. – А ты в сорок восемь тем более будешь знать, за что сидишь.

– В пятьдесят, – поправил майора Лапшин.

– Когда выйдешь, будет все семьдесят, – оскалился полицейский, видимо очень даже довольный своей шуткой.

Задержанный равнодушно пожал плечами, да хоть двести, люди все равно так долго не живут, отмечая при этом про себя, что хмельной взгляд майора стал почти уже осмысленным. Неужели трезвеет? А может и не пил вовсе, подумал он, просто устал с работы, майоры всегда устают, чтобы потом и выспаться в свое удовольствие в метро. Майор в свою очередь тоже подумал, что за время такое настало, что все вокруг врут и воруют, а когда берут за яйца, так еще и хамят. Нет на них Лаврентия Палыча. Он достал из ящика стола карандаш, пододвинул к себе листок с фотороботом какого-то разыскиваемого преступника и принялся подрисовывать портрету усики, потом бородку, рожки подрисовал, чтобы уж совсем сделать похожим на черта. Занятие увлекло. Понятно, что книжку про Мастера с этой его ведьмой Риткой он бы точно не написал, до конца и прочесть-то не с первого раза получилось, досматривал уже по телику, а вот преобразить реального человека в потустороннюю личность – это всегда, пожалуйста. Подумал и подрисовал еще жирным кругом огромный фингал вокруг левого глаза фотороботу, заштриховала черным один зуб и написал печатными буквами на лбу: «Не забуду мать родну», так и написал без последней буквы, чтобы уж портрет окончательно стал узнаваем. И все же, где он уже видел уже эту козлиную рожу с рогами? Майор откашлялся и полез ковыряться в носу, чего никогда не позволял себе при людях, сейчас был как раз такой случай. Как только что серьезное попадает в руки, вздохнул он, так сразу же жди и звонка сверху, что дело передается в вышестоящие инстанции под соответствующий контроль. Достали уже эти неприкасаемые, сломанный карандаш летит обратно в ящик, я размалеванный портрет в скомканном виде в корзину для мусора. Описав дугу, бумажный ком падает на пол и начинает потихоньку распрямляться. И хотя относительно конкретно этого типа, ухмыляющегося напротив, никто пока еще не звонил, настроение от этого не улучшалось. Задержанный без всякого интереса провожает взглядом полет комка и снова возвращается взглядом к черной точке на полу между кроссовками. Дождь за окном, мерзость в душе, гадость кругом – круговорот говна в природе! И почему все эти майоры и капитаны в органах такие одинаково усталые и тупые, думает он. Можно подумать, что вся жизнь в депрессии. Поэтому некоторые в пагонах и не выдерживают, двигают в гастроном и начинают там всех подряд мочить из табельного оружия, спасая несчастных от дальнейших поисков смысла жизни, а себя от опостылевшей действительности. Куда все катятся, что ни день, то новость об очередных расстрелах в школах, магазинах и на пляжах. Одни стреляют сами, другие предпочитают сами взрываться в толпе, как недавно в Турции, неужели на всех так воинственный Марс так действует, приблизившийся так близко, что без войны уже и никак? Кто идет сейчас в органы? Пятьдесят процентов – желающих подзаработать, крышуя всяких и обдирая попавшихся как липку, еще – сорок – униженных и оскорбленных коротышек и недобитков, хватанувших от общества, начиная со школьной скамьи столько унижений и оскорблений, что за всю службу не отыграться. И лишь десятая часть – честные знаменские. Майор – скорее из уставших, решил задержанный. Тянет лямку, что деваться не куда, как тот капитан из кабинета вне времени, система под себя давно уже переделала, скорей бы на пенсию.

Взгляд полицейского снова возвращается к комку бумаги на полу. Дождь. У всякого святого есть свое прошлое, усмехается он чей-то мудрой мысли. Зато у преступника есть его в клеточку будущее. И почему в мокрую погоду всегда так хочется спать, думает майор, прикидывая, сколько ему еще до обеда здесь торчать. Допрос обещал затянуться, чего ему совсем не хотелось. Выбить признание и все, тем более что и выбивать особенно-то нечего – все и так ясней ясного. Служивый тяжело поднялся, помогая комку нервов здоровенными лапищами, обошел письменный стол и приблизился к сидящему, взял больно тремя пальцами подследственного за подбородок и задрал голову кверху. Бить не стал, пожалел заморыша.

– Чего скалишься, не нравится? А будет еще больнее, – прохрипел он простуженным голосом. – Когда я начну применять к тебе соответствующие меры воздействия. Лучше сам признайся, чистосердечное признание…

На что допрашиваемый лишь усмехнулся:

– …облегчает работу следователя, автоматически увеличивая срок подследственного. Заявляю еще раз вполне официально, гражданин начальник, что никаких машин я не угонял. Купался в реке, когда на меня накрыло сверху грудой железа. Нужен стрелочник, ищите, страна большая, сам на себя я заявлять не буду!

– А вот твой напарник, – майор откашлялся, – уже начал сотрудничать со следствием, смотри, не прогадай.

– Не знаю, о ком вы, – усмехнулся задержанный, – я купался один.

– Березу за окном видишь? – ткнул пальцем в дерево майор. – Была бы моя воля, я бы всех преступников на березах развесил, веток много, если даже одна и сломается, то дереву от этого хуже не станет.

Задержанный бросил быстрый взгляд в окно на дерево, затем на злого майора и тут же снова уставился на пол. Вешаться он пока еще не собирался, как бы этот мент на этом и не настаивал, вот провалиться сквозь землю, чтобы поскорее отсюда – это, пожалуйста. В животе у майора заурчало и заныло, скорее всего, чем-то не тем позавтракал или подхватил кишечную инфекцию воздушным путем. Ему даже захотелось тут же избавиться от лишних газов, распирающих живот, чего даже он при всей своей значимости и важности занимаемой должности, конечно же, позволить себе не мог сделать прямо в кабинете. Служивый достал из пачки мятую сигарету и закурил. Звонило чуть свет начальство и требовало увеличить раскрываемость, после такого у кого угодно газы появятся. Вспомнилась утренняя вареная колбаса, которой позавтракал, может от нее живот так пучит? Вот раньше была докторская, вся страна даже в рабочее время в очередях стояла, а теперь… Сигаретный дым заполнил всю комнату и стал постепенно выветриваться в приоткрытое окно. Майор просто обожал свежий воздух. Задержанный глубоко вдохнул в себя сизую отраву, радуясь про себя, что на полицию, слава Богу, не распространяется принятый закон о запрещении курения в общественных местах, местах служебного пользования и на улицах. Полиция к общественному месту уж точно никаким боком не относилась.

– Кури, – майор заметил, как тот жадно потянул ноздрями и протянул ему сигарету. Одной рукой протянул подачку, а второй ладонью тут же заехал товарищу в ухо, чтобы не расслаблялся, что того и вырубило. Майор даже удивился, вообще-то не очень сильно и заехал, народец-то нынче хилый пошел. То ли дело раньше была докторская колбаска из настоящих продуктов, мысль по спирали снова вернула в прошлое. Чистенькая, вкусненькая, здоровенькая, не из туалетной бумаги. Передавали недавно, как на одном молочном заводе работники сначала принимали молочные ванны, после чего только начинали разливать это молоко по пакетам. И он утречком молочка тоже попил, вот и пучило. Вернулся к поверженному дохляку, похлопал по щекам, легонько, никакой реакции Голова разбита, на лбу пластырь, один зуб отсутствует, вид и в самом деле был еще тот у бедняги. И как из таких доходяг выбивать показания, чертыхнулся майор, самому выдумывать сказки для начальства?

– Сержант, – прохрипел он уже в коридоре, направляясь быстрым шагом в уборную, – вызови врача, быстро. Еще один ушел в безсознанку. Все такие нежные, блин! Слово в ухо не скажи, сразу падают.

И вот он – момент истины. Вырубленный очнулся, когда кабинет следователя был еще пуст. Один прямую кишку прочищал в «пахучем» месте, другой за доктором еще только побежал, а этому судьба в это время предоставляла еще один крохотный шанс во спасение. Пустой кабинет и открытое окно на свободу. И хотя дождь на улице только усилился, это уже никак не могло повлиять на принятое решение – ВАЛИТЬ, если бы там даже кирпичи падали с неба. Не застрелили в машине, не утонул в речке, не скончался под пытками при допросе, даст Бог, и при прыжке из окна ментовки, даст Бог, с ним тоже ничего не случится. Не стоило упускать возможность подышать свежим воздухом перед светившим ему реальным сроком, когда еще такой случай представится. Вот он его и не упустил: добрался до окна, забрался на подоконник и, перекрестившись, с пятого этажа сиганул, сильно оттолкнувшись от подоконника и вытянув руки вперед, вниз.

Расчет был верным, как можно сильнее оттолкнуться от окна и долететь до раскидистой березы, выросшей специально для этого побега почти под самым окном, а там уже или пан или пропал, на все воля божья. Ста смертям не бывать, а одной не миновать. Вот спасет человека, потом пусть сажают, он сам придет с повинной, а пока… Хрустнула с треском под телом ветка… одна, вторая, третья! Более того, этот треск услышал даже запорный майор в сортире, но не придал этому особого значения. Озарение наступило чуть позже, когда он стал газетой вытирать себе одно место. Читал на унитазе про Горбачева, как тот Союз сливал железной Тэтчер, портретом и вытер. Ширинку он застегивал уже в коридоре!

Сломанная ветка с треском валится вниз, а вместе с ней и наш беглец с перекошенным ртом и расширенными от ужаса глазами, пытаясь хвататься за другие ветки, но только стирая при этом в кровь ладони о мокрую кору и получая по лицу и по телу хлесткие, жгучие удары от многочисленных прутьев; кувыркаясь и вопя при этом во всю глотку, обрекая своим воем всю попытку побега на полную неудачу. И хотелось бы не орать, чтобы не привлекать внимание, да только разве ж это возможно. Еще и маму звал… попрощаться. Раскачиваются в чьем-то перекошенном воображении повешенные майором мертвецы на других ветках, веревка не выдержала лишь у одного… А вот и асфальт! Говорят, что в такие отчаянные моменты за считанные секунды перед глазами почти покойника проходит вся его жизнь. Наш же прыгун же все это время думал, как хорошо, что он все же пока еще не сорвавшийся с горы альпинист, которого ждет внизу уже памятная табличка с его именем на века вечные. Спасла нижняя, самая толстая и последняя перед землей ветвь, которая и приняла его на себя. Пролети он мимо, и собирать уже другим его кости под той березой.

Была у полицейского слабая надежда, что этот гад все еще без сознания валяется на полу в его кабинет, но недолго. Открытое окно и отсутствие тела говорили сами за себя. Бросившись к окну, он выглянул почти по пояс вниз, желая увидеть там беглеца с переломанными ногами на мокром асфальте, всего в крови, но живого, ему сегодня еще только трупа под окном не хватало, но тщетно. Асфальт был девственно чист, если не считать сломанных веток, валяющихся под деревом и прилипших к асфальту мокрых листьев. В банях такие к распаренным задницам хорошо прилипают. И никакого мокрого места, точнее, кровавого от зверски удравшего, такое вот скотство…

– У-у-у… – взвыл майор, и какая сволочь только посадила именно под его окном это дерево. Чертовы субботники, какой только гад придумала подобные праздники для личного состава.

Лекарь появился, когда майор уже сосредоточенно курил за своим письменным столом, переживая случившееся.

– Тебе, что ли, плохо? – спросил доктор, присаживаясь на свободный стул.

– Мне хорошо, – буркнул майор, – плохо другому.

– А где же этот другой? – огляделся медик вокруг.

– Сбежал, – рыкнул майор, – сиганул в окно стрекозел и поминай как звали.

Медик подошел к окну, выглянул и присвистнул:

– Не фига се… товарищ капитан!

– Майор.

– Не факт, после такого косяка как бы и до старлея не скатиться. Прапорщик, у меня спирт есть, обмоем понижение? Чем не повод устроить пьянку на рабочем месте, позовем мужиков, пригласим генерала…

Майор отказался. И медик не стал настаивать, самому больше достанется. Доктор предложил еще и вазелина на всякий случай прихватить с собой, когда на ковер пойдет. Правда, чуть не получив при этом пепельницей по затылку! Успел вовремя закрыть дверь с той стороны. С этой же стороны двери валялась на полу распрямившийся уже наполовину листовка с разрисованным портретом разыскиваемого преступника, некоего Погорела В. С., зачем-то нацепившего на себя маску черта. Майор поднял бумажку, разорвал ее на мелкие кусочки и медленно-медленно высыпал ее в корзину для мусора. Подошел к окну и тихо-тихо, чтоб ни одна местная сволочь не услышала, пожелал беглецу удачи.

– Все, чем могу, солдатик, – вздохнул он, прикрывая створку. – И поможет тебе Бог.

Уселся снова за стол, открыл ящик и молча уставился на пакет, прикидывая, на сколько лет безбедной жизни ему теперь хватит его содержимого, можно и прапорщиком теперь на пенсию. Кто-то конкретно спонсировал этого Погорела, прикинул он. Погружая того все глубже и глубже в бездонную яму.

И за шлагбаумом беглецу тоже повезло, удача была сегодня на его стороне, он сразу же поймал машину, уселся на потертое сиденье рядом с джигитом и приказал тому двигать в ресторан по названному адресу. Освобождение надо было отметить! Заросшего вида бомбила недоверчиво покосился на опасного пассажира, один устрашающий вид которого уже внушал уважение. Весь мокрый, рваный, разодранный до крови, да еще и с прилипшими к телу березовыми листьями, типу явно только ресторана сейчас и не хватало.

– А деньги, дорогой? – горец предпринял слабенькую попытку избавиться от клиента.

– Будут тебе деньги, – рявкнул тот. – Езжай, чего уставился? Или выметайся, я сам поеду.

Собственно, что тот и сделал, заявив чуть позже полиции, что этот расцарапанный гад, этот нехороший человек, просто встал у него столбом перед капотом и все. Хоть дави, но только он же не бандит с большой дорога. Понятно, что на таком паленом транспорте беглец уехать далеко не мог, но он далеко и не собирался. Бросил тачку во дворах через квартал, загнав между гаражами, позаимствовав хозяйскую джинсовую куртку с заднего сидения, которую тут же и натянул на свой расцарапанный торс, заодно избавившись и от рваной рубашки. Все лучше, чем у поэта Бездомного, хоть не в кальсонах по городу! Далее дворами до общественного транспорта, несколько остановок на троллейбусе и далее снова в такси. Сказал, что расплатится на месте и назвал адрес в центре. Ехали долго, еще дольше пришлось стоять в пробках. После дождя в Москве всегда так – три капли капнет, а пробки в 8 баллов – бесконечность! На месте пассажир попросил водителя подождать и вышел из машины, направившись к двери черного хода питейного заведения с очень оригинальным названием «Ресторан». Минут через пять из этой же двери показалась длинноволосая девица в черном брючном костюме и красном свитере, с черными, как смоль волосами, протянула ему в окно тысячу и исчезла, ухитрившись даже на него не взглянуть.

– И снова он, – прокомментировала явление его недавнего знакомого народу Эльза, – все тот же неугомонный, но только с еще больше разбитой рожей. А по телику уже передали, что ты утоп.

– Так и передали?

Девица кивнула.

– Значит, так и есть, – закашлялся неугомонный, сбрасывая с плеч прямо на пол чужую куртку, обнажая кровоточащее тело. – Утонул, так утонул! Чем скалиться, лучше принеси бинт, пластырь и перекись водорода, будем в порядок приводить утопленника.

– А тебя сюда звали, – скривилась она, – тем-более с того света?

– Его не звали, но он приперся… Меньше в ящик пялься, здоровее будешь.

– Не справился с управлением? – Эльза его не слышала. – Как ты одновременно можешь быть и живым и утопленником? Тебя собаками травили, раздирали в клочья обезьяны или долго таскали на веревке за одну ногу по асфальту? Тебе же совсем пить нельзя, ты же сразу становишься опасным для общества.

– Вот общество пусть и боится, – усмехнулся он беззубым ртом.

– Ты не ответил, как одновременно…

– Сам удивляюсь.

Эльза скривилась:

– Удивительное дело…

Вместо ответа непрошеный гость устало уселся на пуфик возле трюмо, взял черную помаду и молча нарисовал на зеркале три нуля и только после этого пририсовал к ним еще единичку. Сказал, что это за такси и улегся прямо в обуви поверх ее разбросанных вещей на диван.

– Я на такси приехала? – спросила сухо черноволосая, поражаясь наглости этого ублюдка, бесцеремонно свалившегося ей на голову, более того, еще и требующего, чтобы его это «явление» оплатили из чужого кармана.

– Приехал я, – кивнул наглец, – но платить все равно придется тебе. Верну с процентами, не переживай.

– Вот гад! – Эльза схватила со стола деньги и выскочила на улицу. – Привязался на мою голову.

Вернулась она только минут через десять, но уже с медицинской аптечкой в руках, раздобытой в своей красной машинке, рядом с которой еще и перекурила. Хоть и не за 15 метров от ресторана, но все же… Непрошенный гость к этому времени уже крепко спал, погруженный в свои кошмары, не отпускающие его даже там, где вообще ничего реального, кроме возможности уже в скором времени вернуться обратно. Эльза не стала его будить, более того, она даже его накрыла пледом, сняла туфли и подложила под забинтованную голову подушку. И уже только через два часа, когда человек проснулся, принялась за его раны.

– Боже мой, – причитала она, прижигая зеленкой, перекиси не нашлось, очередную рану на спине несчастного, – на тебе же живого места нет, кретин. Нашел новую работу в цирке, стал подрабатывать обезьяной?

Поцарапанный морщился, но терпеливо сносил все колкости вредины, с которой однажды даже вроде переспал, в чем был не очень уверен.

– А тут недавно твой дружек в очках заглядывал, прикатил на служебном «Мерседесе», предлагал покровительство и постоянный доход в пять сотен баксов за ночь.

– А ты?

– А я послала его куда подальше, – закатила она глаза к потолку, смакуя прошедшее. – Я же теперь знаменитость и меньше тысячи за ночь уже не беру. Меня два раза уже по телику показывали, скоро в артистки пригласят как Бузову.

– Не знаю такую. И чего он тебе не нравится, артистка с погорелого театра? Нормальный мужик, кстати, мой коллега и друг.

– Сам дурак, – огрызнулась она. – Это ты ему по-дружески уступил место в своем кресле на работе?

– Не без твоей помощи, – упрекнул ее мужчина. – Или уже забыла, благодаря кому ты стал почти знаменитостью?

– Забудешь тут, – Эльза от возмущения чуть не вылила на спину гада весь флакон зеленки. – Я же уже извинилась за свою глупость и отработала, сколько можно упрекать? Если бы кто-то не захотел, то твой начальничек ничего бы и не увидел.

– Не будем перемалывать перемолотое. Этот сюжетик по ТВ с угоном твоей «божьей коровки» было трудно не заметить. Однажды я участвовал в круглом столе с иностранными предпринимателями, так знаешь, сколько звонков получил от знакомых за вечер, после того как засветился в ящике, даже шеф звонил. Так что сам виноват.

– Пить меньше надо. Не напился бы, не потянуло бы налево, – взглянула она на него с иронией. – Не потянуло бы налево, не снял бы в кабаке шлюху… Не снял бы шлюху, она бы не подлила бы тебе отравы, ну и так далее по наклонной. Но только выгнали-то тебя не за это, милый друг.

– А за что? – уставился он на «занозу».

– Не надо трахаться по кустам с кем попало, баб мало, уже на мальчиков потянуло?

Погорел побледнел, как все же быстро распространяется по земле всякая гадость. Не успел пукнуть в одном месте, как в другом уже атомный взрыв!

– Очкарик рассказывал про какое-то порно с твоим участием, мигом разошедшееся по вашему офису миллионным тиражом, – пояснила она свою новость, – контора до сих пор не может прийти в себя после шока. Как ты сам целую коробку дисков про самого себя в офис приволок, чтобы всем хватило, нарядившись клоуном. Радуйся, жизнь удалась. Но и это еще не все, еще он мне рассказал, как ты обрюхатил одну, а собрался жениться совсем на другой, а еще…

– Достаточно! – взмолился несчастный, – мне это не очень интересно.

– И то верно, – скривилась девица, – чего интересоваться тем местом, где тебя с ног до головы…

– Тебе-то какое дело до всего этого? Я в грязи лишь вывалялся, а ты в ней живешь постоянно.

– Верно, никакого, – пожала она плечами, отворачиваясь. – И чего ты добился в этой своей жизни, вывалялся он? Друг на работе подсидел, любовница кинула, снял телку в кабаке, так и та в ментовку сдала! Живет человек, перекати поле, до седин дожил, а ничего так и не нажил, кроме ада, который сам же вокруг себя и создал.

– Рот закрой, – рявкнул он, теряя терпение. – Не кинула, ее похитили.

– У нормальных мужиков баб не похищают, – заметила Эльза, сменившая вдруг гнев на милость, – вот!

– Чего прицепилась?

– Значит, есть чего… – зыркнула из-под ресниц негодница. – Иначе терпела бы я тебя тута, ага, летел бы как сраный веник, пердел и радовался. Может у девочки обостренное чувство вины за содеянное, так не бывает?

– Ты уже отработала, проваливай.

– Вот гад, у меня сидит и меня же прогоняет, первый раз в жизни вообще встречаю такую сволочь.

– Смотрю, – Погорел дотянулся до сигареты и, закашлявшись, закурил, – у тебя ненависть ко мне прямо на генетическом уровне, так и прет, на себя посмотри.

– Сменил пластинку, генетик, – перебила резко она его, – чтобы я тебя и в самом деле не выставила, договоришься мне.

Так за беседой, лишь иногда переходящей в легкую перепалку, грозящей превратиться в тяжелую войну, его всего зеленкой и замазали.

– Молчу, – вздохнул он.

– Может тебе бритву дать? – предложила вдруг она. – Я ей, правда, обрабатываю интимные места, но ничего. Все лучше, чем бомжом по улицам шарахаться. Побреешь рожу, смотришь, и жизнь наладится. Не зря же говорят, что внешнее – это все твое протухшее нутро.

– По тебе этого не скажешь, – усмехнулся Погорел. – Красивая же внешне девка, прогнившая изнутри

– Скотина! – взвизгнула Эльза и запулила в наглеца первым, что подвернулось под руку, пустым стаканом, – на себя глянь, ходячее безобразие. Бритву давать?

Стакан пролетел мимо и даже не разбился. Удалось увернуться.

– Не надо, – он сначала отказался, чтобы и его рожа не стала вдруг похожа на чье-то там выбритое интимное место, но рассмотрев себя в зеркало, решил все же привести морду в порядок. Хорошо бы еще и в блондина перекраситься, подумал он, чтобы уж совсем стать неузнаваемым, но потом от этой идеи отказался. Кто-то снимет на видео, раз уж пошла такая пьянка, и оно тоже окажется на работе, пусть и бывшей, но все равно пока еще не отпустившей.

– Совсем другое дело, – провела она по его выбритой щеке своими нежными пальчиками, прижимаясь всем телом, – таким ты мне больше нравишься, старичок. Котик, а давай мы зеленкой и на твоей моське царапинки замажем? – промурлыкала кошечка.

– Сгинь нечистая, – отмахнулся он.

– Я-то чистая, – отстранилась она, – а вот когда ты последний раз душ принимал?

– В среду… Могу остаться, чтоб еще раз помыться, потом не избавишься.

– А может быть, – промурлыкала она томно, – я только этого и хочу! Хоть бы одним глазком взглянуть на ту дрянь из-за которой столько проблем. У тебя такой вид, как будто ты только что с помойки.

– Рот закрой, лучше скачай мне кинцо, – попросил он, называя название, – с Дугласом в главных муках.

– Зачем тебе это старье?

– Посмотрим, увидим.

– С тебя три тыщи за дезинфекцию и проваливай, – фыркнула она, – здесь кино не показывают.

– В комоде лежат, – улыбнулся он, указывая глазами на мебель. – Бери сколько хочешь.