Текст книги "Джессика"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Наконец он проснулся окончательно – с головной болью, наглухо заложенным носом и, соответственно, пересохшим ртом. До заката оставалась еще пара часов, но небо, где не осталось уже ни единого просвета, и серая рябь озера выглядели практически так же уныло и неуютно, как пейзажи из его сна, не вызывая ни малейшего желания задерживаться в парке еще хоть на минуту. Ему надо в аптеку, купить что-нибудь сильнодействующее от простуды…

Попрощавшись с Джессикой, туда он и направился.

Несмотря на все принятые лекарства, утром в понедельник Малколм чувствовал себя так скверно, что решил не ходить на занятия. Рик спросил, не нужен ли ему врач, но Малколм ответил, что просто отлежится денек в кровати. Денек, однако, растянулся на два; во вторник Малколм все же добрался до университетского доктора, чтобы получить освобождение от физкультуры, но больше решил никуда не ходить. Никакими изысканиями во время болезни он тоже, понятное дело, не занимался, а все больше спал или валялся в наушниках, слушая музыку. Впрочем, кое-что он все-таки проверил, когда вечером во вторник его кольнула новая мысль: а добралась ли до дома Памела? Ее отец – предыдущий владелец папки с документами – умер в день рождения Джессики, и это, конечно, единичный случай, а никакая не тенденция, но, снова и снова вспоминая ее поведение, Малколм уже практически уверился, что женщина, совершившая столь дальний вояж, чего-то опасалась, а не просто хотела отдать дань памяти умершей десять лет назад сестре.

Она не оставила мне свой телефон, подумал Малколм. Хотя, казалось бы, это был бы самый естественный жест, особенно после того, как она передала ему материалы расследования – мол, если узнаешь что-то существенное, звони… Значит ли это, что она не хотела, чтобы он связывался с ней впредь? Может быть, эта папка буквально жгла ей руки, и Памела была счастлива избавиться от нее насовсем, с концами, так, чтобы оборвать всякую свою связь с этой историей? Так, чтобы некто или нечто уже не смогло или не захотело ее найти? И переключило свое внимание на другую жертву… Может ли быть так, что эти вырезки, распечатки и ксерокопии по-настоящему опасны для того, кто ими владеет? Да ну, чушь собачья, сказал себе Малколм – даже если предположить, что она сама в это верит… С другой стороны, разве еще месяц назад он не назвал бы чушью возможность общаться с давно умершей девушкой?

Малколм полез в интернет. В эпоху социальных сетей «обрубить все связи» не так-то просто, Пэм…

На ее странице не обнаружилось никаких новых записей. Последняя была сделана в пятницу. Само по себе это, конечно, ничего не значило, и Малколм отправил ей личное сообщение – мол, привет, Пэм, как долетела, я тут малость простыл после субботы, ты-то в порядке?

Он слушал музыку, вяло просматривал новостные сайты, зашел на юмористический портал – ни на что более серьезное он все равно сейчас был неспособен – а ответа все не было. Что, конечно, опять-таки ничего не доказывало – домохозяйка с четырьмя детьми не обязана круглые сутки торчать за компьютером, ну и, само собой, если она не хочет отвечать, то и не ответит, и это вовсе не значит, что с ней что-то случилось. Тем не менее, Малколм потерял терпение и набрал в поисковике: «Памела Стефански несчастный случай ранена умерла».

«Памела Стефански, 32, умерла», – тут же откликнулся «Гугл», и Малколм почувствовал, как холодеет у него внутри, но тут же понял, что цифры возраста между выделенными жирным словами из его запроса – это на самом деле не 32, а 82. Это был некролог какой-то старушки, мирно скончавшейся в Англии восемь лет назад. Малколм даже дочитал его до конца и узнал, что старушка была вдовой польского летчика, участника Битвы за Британию, после войны оставшегося в стране, которую он помог спасти и которая не спасла его собственную. Это было, конечно, любопытно, но, естественно, не имело никакого отношения к…

«У вас новое сообщение».

Малколм поспешно кликнул мышкой. Это действительно оказался ответ, которого он ждал.

Памела сообщала, что долетела благополучно и у нее все в порядке, и выражала обеспокоенность здоровьем Малколма. Была ли это стандартная дань вежливости, которую он так не любил – «не спрашивай о том, что тебе на самом деле неинтересно!» – или она и в самом деле беспокоилась, что с ним может случиться нечто скверное? Уж не терзается ли она совестью по поводу того, что спихнула на него папку? Которая, впрочем, самой ей вреда не причинила – но не потому ли, что Памела все это время держала ее где-то в чулане в застегнутой сумке и не пыталась копать… Чушь, еще раз сердито повторил себе Малколм и ответил, что у него простая простуда и он уже идет на поправку. На это Памела уже ничего не ответила – не стала, к примеру, спрашивать, что он сделал с папкой, или предлагать писать еще, или добавлять в друзья – что, само собой, опять-таки ничего не значило.

В среду Малколм таки пошел на занятия, но, как это уже не раз бывало с ним в последние дни, ему было трудно сосредоточиться на учебе, ибо его занимали совсем иные мысли. Он решил, что в этот день во что бы то ни стало поговорит с Джессикой так, чтобы быть уверенным в ее ответах – и теперь не мог дождаться этого разговора. На последней лекции он уже просто в открытую изучал материалы из картонной папки, которую теперь решил все время таскать с собой, дабы Рик не смог сунуть туда нос в его отсутствие. Но на сей раз ему не удалось обнаружить ничего примечательного. Новые допросы Триши, в общем, не противоречили показаниям остальных. Своего увлечения оккультизмом она не отрицала, но настаивала, что ничего противозаконного на этой почве никогда не делала – «сейчас же не эпоха салемских процессов!» Тревора называла своим парнем, но не отрицала, что после летней разлуки между ними произошло охлаждение. На вопрос, не пыталась ли она вернуть симпатию Тревора с помощью магического ритуала, посоветовала следователю писать сценарии для Холливуда.

Медики, оказывавшие помощь Трише после смерти Джессики, полагали, что пациентка, скорее всего, действительно находилась в состоянии глубокого психологического шока, но не могли полностью исключить и талантливой симуляции.

Наконец занятия кончились. Но прежде, чем идти в парк, Малколм направился в аптеку.

И, хотя он еще не чувствовал себя окончательно здоровым, на сей раз ему нужен был там не спрэй от насморка или микстура от кашля. У него вдруг мелькнула мысль, как похабно ухмыльнулся бы Рик, если бы узнал, что его сосед собирается зайти в аптеку перед свиданием, и он мысленно послал Рика и всех, ему подобных, к дьяволу.

– Какое снотворное я могу купить без рецепта? – спросил он фармацевта.

– У нас есть кёрклэнд и унисом.

– В чем разница?

– Кёрклэнд дает более сильный и продолжительный эффект, а также почти не вызывает привыкания. Обеспечивает долгий и глубокий сон. Если у вас хроническая бессонница, то это оптимальный вариант. Но если вам нужно, к примеру, просто пораньше заснуть перед контрольной, – аптека находилась прямо напротив общаги, и фармацевт, разумеется, знал, что большинство его посетителей – студенты, – или если вы вообще никогда прежде не пользовались снотворным и не знаете, насколько чувствительны к нему, тогда я рекомендую унисом.

– Я беру кёрклэнд.

– 96 таблеток – 7.99 или двойная упаковка – 12.99.

«Ну, так много мне вряд ли понадобится», – подумал Малколм и выбрал минимальный вариант.

– Он начинает действовать очень быстро, – предупредил аптекарь, вручая ему пузырек с коричневой этикеткой, – так что принимайте его непосредственно перед тем, как лечь в постель. И, разумеется, не перед тем, как садиться за руль, даже чтобы проехать короткое расстояние.

– Конечно, – кивнул Малколм. Расплатившись, он направился в парк.

Обдумывая, почему в прошлый раз ему снилась на скамейке всякая дрянь, а Джессика так и не появилась, он пришел к трем возможным ответам. Либо все дело было в том, что он был болен и, возможно, его мозг был чем-то вроде барахлящего приемника – генерировал собственный бред и глушил сигнал извне. Либо (эта версия была самой неприятной) сама Джессика не хотела или не могла говорить с ним – возможно, из-за затронутой им, пусть даже вскользь, запретной темы. Либо, наконец, неподходящим было время. Их первый настоящий разговор состоялся уже после заката. Может быть, в основе суеверных баек о мертвецах, являющихся только по ночам, все же лежит нечто реальное…

На сей раз Малколм ко всему подготовился. Хотя простуда еще не покинула его окончательно, жара и головной боли уже точно не было, и он засадил в нос и горло ударные дозы аэрозолей от насморка и кашля. Оделся он по-зимнему; день выдался теплее предыдущих, облаков и синевы в небе было примерно поровну, но Малколм понимал, что ночью в парке, особенно если небо прояснится окончательно, запросто похолодает до сорока^[5], а то и ниже. Ну и самое главное – если ему нужен сон, он больше не будет пускать это дело на самотек, тем более теперь, когда он преизрядно отоспался за время болезни. Снотворное, которое отправит его на свидание с Джессикой быстро и на много часов – это именно то, что надо.

Для начала он поговорил с Джессикой так, как делал это обычно – на сей раз, впрочем, избегая любых намеков на предполагаемо запретную тему. А примерно за час до заката достал из кармана пузырек и отправил в рот продолговатую белую пилюлю, запив ее чаем из термоса.

Затем он тщательно замотал горло шарфом, застегнул куртку под подбородок, надвинул капюшон и затянул его завязками. Сразу стало жарко, и Малколм подумал, стоит ли надевать еще и перчатки. Затем все же достал их из карманов, но одна при этом выскользнула и упала под скамейку. Малколм нагнулся, чтобы ее поднять, и неожиданно оказался… в другом месте.

Это была бескрайняя пустыня. Серый песок тянулся во все стороны, образуя удивительно унылый и мертвый ландшафт. Воздух был каким-то мутным, солнца не было, но было, тем не менее, жарко и душно. А небо… один лишь его вид вызывал тошноту! Это была некая плотная, грязно-бурая комковатая масса, липкая и влажная на вид, низко провисшая над равниной под собственной тяжестью и готовая, казалось, вот-вот лопнуть и излиться вниз какой-то совершенно уже немыслимой гнойной мерзостью. И Малколм почувствовал, что ему надо выбраться из этого места прежде, чем это произойдет.

Он зашагал вперед, не выбирая направления – пейзаж все равно был одинаковым, куда ни посмотри – но его ноги вязли в песке, и даже, кажется, сам этот мутный и душный воздух был плотнее, чем полагается атмосфере, и мешал его продвижению. Малколм сбросил куртку, шарф, стянул через голову свитер, но идти все равно было мучительно тяжело. Он шел и шел, но, казалось, остается все на том же месте, поскольку пейзаж вокруг совершенно не менялся. Наконец он остановился передохнуть – и тут же позади него раздался чудовищный шум, с каким, вероятно, могло бы двигаться песчаное цунами.

Малколм в ужасе обернулся и увидел, как в песке разверзается гигантская воронка, диаметр которой стремительно растет, словно вся пустыня проваливается внутрь себя. И тогда Малколм бросился бежать, не помня себя от страха, но его ноги по-прежнему увязали в песке и, конечно, у него не было никаких шансов. Вскоре край воронки настиг его, и Малколм заскользил вниз, в глубину. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь выбраться вверх по склону уже с помощью всех четырех конечностей, но лишь проваливался все глубже и глубже. Все больше песка сыпался на него сверху, погребая с головой, забиваясь в рот и нос, не позволяя дышать. Задыхаясь, Малколм отчаянно рванулся вверх из последних сил…

И пришел в себя, сидя на скамейке. Красный шар солнца низко висел над водами озера. Малколму было по-прежнему жарко, а дышать ему мешал собственный шарф, в который он, уронив голову во сне, буквально зарылся носом. Юноша расстегнул куртку, стянул шарф вниз, сбросил капюшон.

«Надо было слушать аптекаря и брать унисом, – подумал он. – Если от сильного снотворного всякий раз будут такие кошмары… Да и не такое оно, похоже, и сильное. Сколько я проспал? Даже солнце еще не зашло».

– Привет, – услышал он девичий голос.

Джессика сидела рядом, все в том же простом летнем наряде – зеленая университетская футболка и джинсы – слишком легком для прохладного октябрьского вечера.

– Ты? Здесь? – только и смог пробормотать Малколм.

– Где же мне еще быть? – улыбнулась она, но улыбка вышла невеселой. Впрочем, ее лицо тут же просветлело: – Спасибо за цветы. Тюльпаны – мои любимые. Как ты догадался?

– Интуиция, – улыбнулся в ответ Малколм. – Ну, на самом деле мне самому они тоже нравятся. Здорово, что у нас общие вкусы, верно?

– Конечно.

– А тебе, кстати, спасибо за химию.

– Ты уже говорил, – снова улыбнулась она.

– Ну, почему бы и не поблагодарить еще раз, если есть, за что. Тем более, теперь я могу это сделать лицом к лицу. Ты меня и правда здорово выручила.

– А, ерунда, – махнула рукой Джессика. – Мне химия еще в школе нравилась. Хотя, честно говоря, я всегда была против подсказок и списывания. Помочь разобраться тому, кто не понимает – это одно, а подсказывать готовые ответы…

– Да я и сам никогда раньше шпаргалками не пользовался, – сконфуженно произнес Малколм.

– Но в тот момент это было единственное, что я могла для тебя сделать, – продолжала Джессика. – К тому же, это ведь… моя вина. Ты не подготовился к тесту из-за того, что проводил слишком много времени со мной, ведь так?

– Не вини себя, – поспешно возразил Малколм. – Я сам отвечаю за свои поступки. Но мне очень хочется тоже что-то сделать для тебя. Что-то более серьезное, чем цветы. Только скажи, что я могу сделать для тебя, Джессика?

Он давал ей повод заговорить о расследовании – если не прямо, то намеками. Несколько секунд девушка молчала, словно не решаясь что-то произнести, и Малколм поспешил предложить ей вариант, который позволил бы не называть тему убийства напрямую: – Может быть, передать что-то Мел?

Но на лице Джессики лишь мелькнула мгновенная гримаска.

– Мел… нет. Не стоит ее… беспокоить. По правде говоря, Мел всегда думала только о себе.

– У нее четверо детей, – напомнил Малколм. – И она прилетала сюда из Калифорнии ради твоего дня рожденья.

– Да, это ее типичные способы поведения. Сбежать от проблемы или откупиться от нее. Найти или создать себе убедительное оправдание, лишь бы ее не трогали. Или найти кого-то, кто бы взял ответственность на себя. Поэтому, в общем-то, она и поспешила выскочить замуж, как только поняла, что папа и мама больше не считают ее маленькой девочкой, за которую должен думать кто-то другой. Она не злая, нет. Она за то, чтобы всем было хорошо. Но как-нибудь без ее активного участия.

«Ну да, а теперь она нашла меня», – подумал Малколм, а вслух сказал:

– Но я не такой, Джессика. На меня ты можешь положиться. Я сделаю для тебя все… что в моих силах, конечно, – рационально добавил он.

Но Джессика лишь посмотрела долгим взглядом в его глаза и сказала:

– Просто будь со мной, Малколм. Не покидай меня. Пожалуйста.

– Конечно, Джессика! – воскликнул он. – Именно об этом я и мечтаю! Я тебя никогда не брошу!

Но в этот самый момент за спиной у Джессики в пронизанном закатными лучами воздухе соткался некий тонкий и длинный силуэт, состоявший, казалось, из пыльного мрака. И от него веяло холодом. Ледяным холодом.

– Что…? – испуганно произнесла Джессика, заметив, очевидно, как изменилось лицо Малколма. Призрачная фигура шагнула прямо сквозь спинку скамейки, отсекая Малколма от Джессики, и вцепилась длинными острыми пальцами в плечи юноши. Лица у нее не было – только бешено клубящаяся в темноте пыль. Словно эта тварь представляла собой некую дыру в ткани мироздания. Нечто не живое и даже не мертвое – воплощенное небытие.

– Живой, – прозвучало из этой жути. – Ты живой.

– Ну и что? – запальчиво крикнул Малколм. – Это не значит, что я не могу быть с ней!

– Проснись, парень, – издевательски усмехнулся монстр (если, конечно, можно издевательски усмехаться, не имея рта).

– Убирайся! – крикнул в ответ Малколм. – Я тебя не боюсь, кто бы ты ни был!

– Малколм, не уходи! – донесся до него голос Джессики.

Но ходячий ужас поднял длинную когтистую длань и наотмашь ударил юношу по лицу, окончательно погасив вечерний свет в его глазах.

Ледяной мрак поглотил Малколма – и в этом мраке над ним по-прежнему нависала длинная фигура с деформированной головой, озаряемая багровыми всполохами.

– Живой? Проснулся? Ну слава богу! Я уж думал, ты как тот…

– Ммм… – сказал Малколм. Его пальцы закоченели, нос тоже, но щека горела. В груди стояла тошнота, и ужасно хотелось спать. Он снова закрыл глаза.

– Да просыпайся же ты! – сильные руки еще несколько раз встряхнули его за плечи.

– А? – юноша окончательно пришел в себя.

Он сидел все на той же скамейке, но пора заката давно миновала. Парк был погружен во тьму безлунной ночи – ясной и холодной, как и ожидал Малколм. Но его куртка была почему-то полурасстегнута, и на нем не было ни шарфа, ни перчаток. А над ним стоял какой-то долговязый парень в… – Малколм, наконец, сообразил, что такое с его головой – в велосипедном шлеме. Велосипед стоял рядом, прислоненный к дереву; его задний фонарь ритмично мигал, бросая вокруг красные отсветы, а передний светил ровным белым светом.

– Ч-черт, – пробормотал Малколм, торопливо – насколько позволяли негнущиеся пальцы – запахивая и пытаясь застегнуть куртку. – Х-холодно…

– Еще бы! – откликнулся велосипедист. – К утру вообще заморозки обещали! Ты что тут делаешь вообще? Тебе что – ночевать негде?

– Нет, – проворчал Малколм (спать все еще хотелось чертовски). – В смысле, есть где… я тут, в общаге живу…

– Студент? – незнакомец словно бы обрадовался. – То-то я и гляжу, на бомжа вроде не похож… Какой курс? Первый, небось?

– Тебе-то что? – буркнул Малколм. Он уже сообразил, что его расспрашивает не полицейский, а стало быть, отвечать он не обязан.

– Да мне-то ничего, жизнь твою спасаю, придурок! Ты же тут замерзнуть на фиг мог! Ни на что уже не реагировал, пришлось тебе пощечину влепить… Ладно, – смягчился вдруг велосипедист. – Ты не обижайся. Я сам с универа, четвертый курс. Кевин, – он протянул Малколму руку.

– Малколм, – представился тот, отвечая на рукопожатие. Рука Кевина определенно была намного теплее – прямо даже не хотелось ее выпускать. – Где-то тут были мои перчатки…

– Щас найдем, – пообещал Кевин и отцепил фонарь от руля своего велосипеда. Малколм зажмурился, когда яркий светодиодный луч мазнул его по лицу. – Так что ты тут делаешь посреди ночи? Спиртным не пахнет. Принял, что ли, что?

«Снотворное», – чуть не вырвалось у Малколма, но он тут же сообразил, что Кевину это знать необязательно.

– Да так, просто смотрел на закат и задремал.

– «На закат!» – с усмешкой повторил Кевин. – Испытание, да? И какой же придурок дает такие задания? Мне ты можешь сказать. Я секретарь братства.

– «Фи Дельта Омега»? – мозг Малколма, наконец, преодолел сонную одурь и заработал в полную силу. Сразу же проснулась и подозрительность. – А задание – чтобы стать вашим членом? Спасибо, нет. Не интересуюсь.

– Ох-ох, какие мы гордые. Как будто кто-то заставляет… Погоди-ка, – Кевин прищурил правый глаз, – ты сказал – Малколм? Случайно не сосед Рика Тэлтона?

– Ну допустим, – не стал отрицать Малколм, хотя его подозрительность выросла еще на порядок. – А что?

– Да ничего. Просто я его куратор, давший ему рекомендацию в братство.

– А обо мне ты откуда знаешь? Я-то к вашим делам никакого отношения не имею, – с умыслом добавил Малколм.

– Ты так говоришь «к нашим делам», словно у нас какой-нибудь кокаиновый картель, – усмехнулся Кевин. – Просто Рик говорил о тебе пару раз.

– И что же он обо мне говорил? – на сей раз Малколм постарался, чтобы вопрос прозвучал тоном праздного любопытства.

– Ну… что странный ты, – пожал плечами Кевин и добавил: – Вижу, не соврал.

– Ага, я, значит, странный, – Малколм перешел в контратаку по принципу «лучшая оборона – нападение». – А сам-то ты что тут делаешь посреди ночи?

– Просто люблю время от времени кататься по ночам, – ответил Кевин. – Ни трафика, ни пешеходов, никто не мешает. Формально, правда, парк ночью закрыт, но на копов я тут еще ни разу не напарывался. Да и не станут ко мне докапываться. В местном участке меня знают.

– Тоже, что ль, через «Фи Дельту»?

– Братство, мой юный друг – не такая бесполезная штука, как тебе кажется, – важно провозгласил Кевин. Он провел лучом фонаря по сиденью скамейки, затем по земле вокруг: – Вон твои перчатки валяются. И шарф – тоже твой, небось?

Малколм собрал с земли свои вещи. Шарф был испачкан грязью и пропитался ледяной водой из лужи.

– Что ты тут за стриптиз устроил? – продолжал Кевин. – В такую холодрыгу?

– Мне приснилось, что мне жарко, – нехотя пробурчал Малколм. На самом деле это было еще не самое странное, хотя он читал, что ощущения жары или холода во сне обычно отражают чувства из реального мира. Но как получилось, что, снимая одежду в сновидении, он проделал то же самое в реальности? Расстегнуть кнопки, размотать шарф – это не просто случайно дернуть рукой! До сих пор он не страдал ничем похожим на лунатизм…

– Замерзающим кажется, что им тепло, – кивнул Кевин. – А потом все, кирдык.

– Ну, не так уж тут холодно, – не согласился Малколм. – Не мороз все-таки, – корочки льда на луже не было. – Люди зимой в лесу ночуют, и ничего.

– А другие замерзают насмерть даже летом, заснув на холодной земле!

– Ну ладно, – проворчал Малколм. – Спасибо за заботу. Хотя вообще-то ты прервал один из самых чудесных снов в моей жизни. Кстати, – его подозрительность вновь усилилась, – как ты меня вообще заметил в темноте? С аллеи даже днем не особо видно, кто тут сидит.

– Когда я сегодня в первый раз тут проезжал, еще светло было. На закате против солнца как раз хорошо видно. Ну а потом – я снова еду, когда уже темно, а ты все еще тут. Ну, думаю, не хватало только, чтобы еще один…

– Какой еще один? Ты сказал, – припомнил Малколм, – думал, что я как… как кто?

– Ты правда не знаешь? – Кевин помолчал несколько секунд. – Здесь в парке уже умер один парень. На этой самой скамейке. Том Карсон, мой однокурсник. Я его не знал, правда – он был IT-шник, а я с юрфака… Три года назад это было, мы как раз на первом были, как ты сейчас.

– Умер? – потрясенно переспросил Малколм. – Как? Замерз?

– Может быть. Точную причину никто не знает. Он просидел на скамейке два дня, и никто не озаботился подойти и посмотреть. Сидит парень и сидит, с какой стати его беспокоить… тем более в такую пору – а это был конец ноября – в парке вообще мало гуляющих, а сюда и летом-то мало кто доходит. А потом пришел арктический циклон, сильное похолодание, метель, весь парк завалило снегом. Два дня мело, потом еще два дня этот снег расчищали. И вот только тогда заметили, что он так тут и сидит, засыпанный…

– И что, его даже не искали? За шесть-то дней?

– Ну, мало ли почему студент прогуливает занятия. Ребята с его факультета говорили, что он и так не очень часто появлялся в универе, в последнее время особенно. А близких друзей у него не было.

– И что показало вскрытие? – спросил Малколм тоном профессионального сыщика.

– Крысу, – криво усмехнулся Кевин.

– Крысу? – Малколм подумал, что не расслышал.

– Да. У него в желудке. Они тут, в парке, вообще-то водятся.

– Он ее съел?! – опешил Малколм.

– Наоборот. Она его. Очевидно, забралась через рот, когда он сидел уже мертвый. И пережидала метель, питаясь его внутренностями. Она была все еще живая, когда его взрезали. Говорят, доктора чуть удар не хватил, когда живот мертвеца зашевелился, как в фильме «Чужой», и из разреза высунулась эта морда…

– Брр, – Малколм брезгливо поморщился. – Ну а все-таки, что насчет причины смерти?

– После повреждений, нанесенных его внутренним органам, трудно сказать наверняка. Признаков насилия или отравления, по крайней мере, не нашли. Врачи предположили сердечный приступ, хотя Карсон никогда раньше на сердце не жаловался. Но это, знаешь, как бывает – особенно в 18 лет, когда никто не верит, что у него могут быть серьезные проблемы со здоровьем…

– Но все-таки не переохлаждение?

– Если он был в бодром сознании, ничто не мешало бы ему оттуда уйти. Метель началась лишь через два дня после его смерти… А у людей, замерзших во сне, обычно спокойное выражение лица. А у Карсона… говорят, у него была гримаса жуткого ужаса.

– Хочешь сказать, что-то в буквальном смысле напугало его до смерти?

– По закону жанра я должен ответить, – Кевин перешел на замогильный голос: – «именно так, мой юный друг, и никто до сих пор не знает, что это было». Хотя, – он вернулся к обычному тону, – на самом деле такое бывает при сердечных приступах, вызванных вполне естественными причинами. Вообще-то все, что я тебе рассказал – всего лишь слухи, городская легенда. Сам понимаешь, я не судмедэксперт, при вскрытии не присутствовал и никаких медицинских заключений не видел.

– А твой приятель полицейский?

– Тогда он еще не был моим приятелем и не работал в полиции.

– Но Карсон действительно умер?

– Да, на этой скамейке. Это единственное, что можно утверждать с уверенностью. Ну, конечно, баек понапридумывали разных, я-то тебе изложил наиболее вменяемую версию… Вот я и подумал, что какой-нибудь придурок мог выдумать такое испытание для новичка – провести ночь на скамейке, где умер Карсон. Хотя это дважды дурь – во-первых, такими страшилками впору пугать детишек в скаутском лагере, а не студентов универа, а во-вторых, в такую холодную ночь это реально опасно, и совсем не из-за призраков.

– Да понял, понял…

– Надеюсь, прямо сейчас ты пойдешь домой, Малколм? Не заснешь здесь снова?

– Зачем мне это? – весьма натурально удивился Малколм.

– Ну смотри. Я бы тебя проводил, но ты пешком, а я на велике. Точно хорошо себя чувствуешь? Не думай, что кто-то поднимет тебя на смех. Карсон, может, тоже так думал и не позвонил вовремя 9-1-1…

– Да все со мной в порядке! – раздраженно воскликнул Малколм, поднимаясь со скамейки. Ноги все-таки затекли, но он тут же размял их, пару раз присев и попрыгав на месте. – Видишь?

– Ну окей. Сумку свою не забудь.

– Да, точно.

Малколм забросил сумку на плечо и пошел в сторону аллеи рядом с Кевином, который катил свой велосипед. Добравшись до асфальта, старшекурсник перебросил ногу через седло и со словами «Ну бывай, и не сиди тут больше по ночам» покатил прочь. Красный глаз заднего фонаря ритмично вспыхивал и гас, пока не скрылся за поворотом.

«Вот не было печали, – подумал Малколм и широко зевнул: спать все еще хотелось. – Что он будет делать, если увидит меня тут снова? Вызовет полицию? С него, пожалуй, станется… тоже мне, заботливая мамочка…»

Хотя, если Кевином двигала лишь забота о постороннем парне, это еще полбеды. Куда хуже, если Рик сообщил своему куратору о расследовании, которым занимается Малколм, и теперь «Фи Дельта Омега» принимает меры, чтобы ему помешать! Очень все же подозрительна эта ночная встреча в пустом парке. И эта история про Карсона… правда? ложь? попытка запугать? Может, и Карсон пытался сунуть нос в некие мрачные тайны братства? У которого тут, похоже, все схвачено – от местных клубов до полиции и, быть может, даже суда… Хотя суд руководствовался решением присяжных, которых отбирают случайным образом. Или тоже не совсем случайным? Памела ведь намекала на что-то подобное…

Впрочем, признался себе Малколм, его не очень даже волновало, могло ли братство убить Карсона.

Могло ли оно убить Джессику?

Возможно, руками Триши. Или кого-то другого, подставившего Тришу. Зачем? Может быть, Джессика тоже узнала некую тайну. К ней, открытой и дружелюбной, тянулись, какой-нибудь парень мог поделиться тяготившим его секретом, который, из страха или, напротив, из боязни насмешек, не решался доверить больше никому… Или же… что, если оккультный ритуал с жертвоприношением – не такая уж и глупость из молодежной комедии? Пусть даже не на самом деле – вполне достаточно, чтобы некие влиятельные личности в «Фи Дельта Омега» верили в такое всерьез…

Хотя, конечно, слово «братство» только звучит на некий конспирологически-средневековый манер. А на самом деле эти студенческие организации – даже если их члены и сохраняют связи после окончания университета – это вовсе не какие-то тайные оккультные ордена. Как там выражалась Макмердон – «слишком ванильные». Но… кто знает? Кто может гарантировать? Может быть, в других местах они и «ванильные», а вот именно здесь… особенно если в темные дела вовлечены отнюдь не все члены, а лишь узкий круг посвященных…

Впрочем, несмотря даже на холод и ходьбу, Малколм все еще чувствовал слишком сильную сонливость, чтобы обдумать все это как следует. Завтра со свежей головой… Хотя – сколько героев ужастиков откладывали нечто на завтра, а в итоге до завтра не доживали? Но нет, это уж совсем бред. Не Рик же задушит его во сне, в конце концов…

Рик безмятежно спал и никого душить явно не собирался. Малколм принялся стаскивать с себя одежду, мечтая лишь о том, чтобы рухнуть на кровать. Запихивая перчатки обратно в карманы, он с усмешкой подумал, что в ужастике в карманах непременно обнаружился бы серый песок. Но, разумеется, никакого песка там не было. Пустыня была лишь сном, тяжелым и неприятным сном, вызванным действием сильного снотворного на непривычный к нему организм. А предположение о том, что Джессика может являться ему во сне лишь после заката, по-видимому, подтвердилось. И, должно быть, он не сам «проснулся», как показалось ему в тот момент, а это именно она выдернула его из кошмара…

С этой мыслью Малколм отрубился. Что ему снилось еще в эту ночь, он не запомнил.

Проснулся он вновь с пересохшим ртом и заложенным носом, но хотя бы без головной боли и повышенной температуры. В окно ярко светило солнце, и, судя по его положению, все попытки будильника на телефоне разбудить хозяина вовремя оказались тщетны. Ткнув кнопку, Малколм убедился, что не только проспал всю первую пару, но и опоздал уже и на вторую. Рика в комнате, разумеется, не было, и Малколм раздраженно подумал: «Ведь мог бы меня растолкать, видя, что будильник звонит, а я дрыхну!» – но тут же понял, что услышит в ответ, если предъявит претензии: «Разве не ты настаивал, чтоб тебя не трогали?»

«Ну и черт с ними!» – неожиданно легко подумал Малколм, имея в виду и Рика, и занятия. У него есть дела поважнее.

Малколм поплелся в ванную, вернувшись, подозрительно осмотрел свою валявшуюся на полу сумку (не лазил ли Рик в его бумаги, пока он спал? не похоже, но точно, конечно, не скажешь…), пшикнул аэрозолем в обе ноздри и снова устроился на кровати, но уже с ноутбуком.