Текст книги "Джессика"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Именно эту дверь Рик уверенно потянул на себя. За дверью было темно, но где-то в глубине этой темноты мелодично звякнул колокольчик.

Однако прежде, чем шагнуть во мрак вслед за соседом, Малколм задержался и прочитал надпись на табличке.

ЯСНОВИДЯЩАЯ ЛАЙЗА

Ежедневно с 2 до 8, кроме воскр.

– Это еще что?! – возмущенно воскликнул Малколм. – Куда ты меня притащил?

– Идем, – прошипел Рик, бесцеремонно хватая его за руку и втаскивая внутрь.

– Я не собираюсь терять время на какую-то шарлатанку! – Малколм вырвал руку.

– Каждый зарабатывает на жизнь, чем может. Но ее профессия не имеет значения. Мы здесь не в качестве ее клиентов.

– Ты говорил, что она библиотекарь! – продолжал возмущаться Малколм, не двигаясь с места.

– Бывший библиотекарь. А если бы я сказал, чем она занимается сейчас, ты бы точно со мной не пошел.

Малколм вынужден был признать справедливость последней сентенции. В любом случае, поворачиваться и уходить сейчас было бы уже глупо, так что он все же нехотя пошел за своим провожатым, думая про себя: «Из работников университетской библиотеки в гадалки, какое падение… хорошо еще, что он не притащил меня в какой-нибудь стрип-клуб!» За дверью оказалась не лестница наверх, а узкий коридор, единственным источником света в котором было маленькое окошко в оставшейся за спиной двери. Коридор упирался в простую деревянную дверь без каких-либо надписей или номеров. Рик подошел к ней и постучал, крикнув вдобавок: «Лайза, это мы!» Ответа Малколм не расслышал, но Рик уверенно потянул дверь на себя и вошел. Малколм последовал за ним.

Они оказались в маленькой прихожей, также полутемной; ее освещал лишь тусклый, темно-красный свет, струившийся из двух стеклянных шаров, установленных на высокие вертикальные металлические подставки (в голове Малколма всплыло слово «шандал») по обе стороны от прохода в комнату, отделенную от прихожей не дверью, а одними лишь бамбуковыми занавесками. В воздухе стоял густой аромат каких-то восточных благовоний. «Входите!» – донесся женский голос из-за занавесок.

Они вошли, раздернув занавески с сухим рассыпчатым стуком, и оказались в еще одном темном помещении. Некогда это была обычная квадратная комната, которая вполне могла служить офисом мелкому страховому агенту, но теперь все окна в ней были завешены плотными черными шторами без единого просвета, а стены – тяжелыми портьерами из темно-багрового бархата (или, по крайней мере, материала, призванного изобразить таковой). На высоте человеческого роста на этих портьерах были вышиты золотистые китайские и египетские иероглифы, руны и каббалистические знаки. Малколм не сомневался, что все эти надписи представляют собой совершенно бессмысленную тарабарщину.

В середине помещения стоял круглый стол, в центре которого был водружен большой хрустальный шар, светившийся изнутри голубоватым светом. Он и был единственным источником света в помещении; по периметру стола стояли еще семь высоких свечей, но они не горели. Малколм бросил взгляд на потолок, но не увидел там никакого плафона, лампы или люстры.

За столом, лицом к вошедшим, сидела женщина в парчовом халате, расшитом китайскими драконами. Длинные черные волосы, спадавшие на плечи, закрывали ее лоб и почти полностью скрывали щеки, в то время как ее глаза были скрыты большими черными очками, так что из всех черт ее худого вытянутого лица были видны лишь узкий длинный нос, тонкие губы, подведенные очень темной помадой, резко выделявшейся на бледной коже, и острый подбородок. «Словно бы здесь и без того недостаточно темно!» – подумал с раздражением Малколм о ее очках, с первой же минуты сытый всей этой пошлостью, но затем до него дошло, что означают очки и почему здесь так мало света.

Слепая. Ясновидящая Лайза была слепа.

– Садитесь, – сказала она. – Кому-то придется на табуретку, второго стула у меня нет – клиенты приходят ко мне по одиночке…

Малколм обратил внимание на стул с высокой резной спинкой и круглый табурет, придвинутые к столу с «клиентской» стороны. Рик тут же оседлал табуретку, предоставив более «престижный» стул товарищу – словно боялся, что иначе тот точно плюнет и уйдет. «Ну нет, – подумал Малколм, – раз уж я сюда приперся, посмотрим на этот балаган до конца. Может, будет потом о чем рассказать Джессике. Будет над чем посмеяться». Он опустился на стул и агрессивно уставился на Лайзу. У него возникло сильное желание состроить ей рожу, проверяя, действительно она слепая, или это такой же цирк, как все эти светящиеся шары и иероглифы.

– Ты Малколм, – сказала она, слегка повернувшись к нему, хотя он не произнес ни звука.

– Очень трудно это узнать, – усмехнулся он. – Рик, конечно, и словом не обмолвился о моем имени.

– Твоего отца зовут Вильям Клайв, он инженер-электрик, – невозмутимо продолжала она. – Твою мать – Джоана. Твой любимый цвет – синий. В детстве ты ненавидел человека по имени Боб Гроув. У тебя никогда не было собаки.

– Хмм, – на миг смешался Малколм; ничего этого он Рику не рассказывал. – Ну, положим, сведения о моих родителях – тоже не военная тайна… Найти через интернет кого-то, знающего мою семью – это «Гугл», а не ясновидение, – закончил он вновь с уверенной усмешкой. Само собой, пользоваться интернетом может даже слепой, есть специальный софт…

– Почти угадал, – неожиданно согласилась Лайза. – Правда, сейчас люди обычно не склонны рассказывать о своих соседях незнакомцам в интернете. Но это и не требуется. Твой родной город есть в сведениях о тебе в списке студентов на сайте университета. Это маленький городок, там совсем немного Мартинсонов, – на сей раз ее тонкие губы улыбнулись. – Так что профиль твоего отца на LinkedIn вряд ли может принадлежать кому-то другому. Там только деловая информация, нет сведений о семье, но, зная имена мужа и сына, не так уж трудно найти в сети и страничку нужной миссис Мартинсон. Понятно также, какую школу ты закончил – в твоем городке она только одна. И нетрудно найти, кто был капитаном школьной футбольной команды, когда ты там учился. «Ботаники» вроде тебя всегда ненавидят капитана школьной футбольной команды.

– А синий цвет? – заинтересовался Малколм.

– Твоя собственная сетевая страница. Ты там почти ничего не пишешь о себе и почти ничего не постишь. Видимо, завел ее только для того, чтобы читать страницы других. Но в настройках профиля ты выбрал вариант с синим фоном.

– Ты не слепая! – выпалил Малколм.

– Вообще-то даже слепой может открыть исходный код страницы и прочитать настройки. Слово «синий» присутствует там в названии стиля, не говоря уже про атрибуты.

– Ты знаешь HTML? – удивился Малколм.

– Не настолько, чтобы зарабатывать веб-дизайном, если ты это имеешь в виду. Тем более – не с моим зрением.

– Ну конечно, – ядовито произнес Малколм, – куда проще обманывать доверчивых посетителей.

– Почему обманывать? – пожала плечами Лайза. – Например, я говорю человеку: «Вам будет сопутствовать удача в задуманном, если вы проявите достаточно настойчивости, но воздержи́тесь от безрассудного риска и будьте особенно осторожны в следующий четверг». Никому не повредит, если он будет осторожен в четверг. Равно как, разумеется, и в любой другой день недели… Или, например, женщины часто спрашивают меня, изменяет ли муж. Я всегда отвечаю – пока нет, но это непременно случится, если вы не измените свое отношение к нему. Если такой вопрос возник, значит, в семье уже неладно, не так ли? Но если жена перестанет во всем винить мужа и взглянет критически на себя, у нее еще есть шанс спасти брак. И тогда, даже если измена и была, она об этом не узнает. А если ничего не выйдет – ну, значит, она старалась недостаточно, хотя, возможно, оно того и не стоило. Но в любом случае, предсказание сбудется. Но если, например, у меня спрашивают о медицинском диагнозе, особенно опасном, я всегда говорю, что с этим надо обращаться к врачу, а не ко мне. По сути, я оказываю ту же помощь, что и всякие психологи и психотерапевты, только беру дешевле. А верят моим словам больше, чем этим дипломированным специалистам, как это ни парадоксально. Те, конечно, кто приходит сюда обычно. Не скептики вроде тебя.

– А мне ты, стало быть, решила выложить всю подноготную.

– Это единственный способ завоевать твое доверие. Я слышала, как ты возмущался в коридоре, – Лайза вновь невесело улыбнулась. – Проблемы со зрением обостряют слух, ты в курсе, а дверь тут совсем хлипкая… Я просто хочу, чтобы ты понял, что я не собираюсь грузить тебя всякой дешевой мистической чушью, на которую ты настроился.

– А чем тогда?

– Правдой, – вздохнула Лайза. – Как бы она ни звучала.

– Кстати, насчет собаки, – припомнил Малколм. – То, что ни я, ни мои родители никогда не упоминали о ней в интернете, еще не доказывает, что ее не было. Просто угадайка? Расчет на то, что людей, у которых нет собаки, больше, чем тех, у кого она есть?

– Не совсем. Просто интроверты и социофобы вроде тебя… ты ведь не станешь спорить с таким определением?

– И горжусь этим, – холодно ответил Малколм.

– Окей. Так вот они делятся на две категории. Одни избегают людей, предпочитая им домашних животных. Но это, так сказать, «не тру»^[16]. Эти всего лишь боятся и не хотят равноправных отношений. Им нужен некто, находящийся в их полной власти. Это не обязательно означает садизм или жестокость, вовсе нет, просто им нужна гарантия, что их не бросят и не предадут. И вообще не поставят их перед проблемой, которую они не могут контролировать. Ну а вторая категория – это те, кому действительно не нужен совсем никто. Или, по крайней мере, они так думают. Людей они презирают, а заботу о животных, не приносящих практической пользы, считают бессмысленной глупостью. Не говоря о том, что у них вызывает отвращение запах, фекалии, слюнявые языки и вся прочая… физиология.

Малком едва не вздрогнул, услышав слово, которое и для него самого было синонимом всего омерзительного.

– Они предпочитают иметь дело с машинами, – продолжала Лайза. – Или вовсе с какими-нибудь абстракциями, от математики до искусства, лишь бы не с живыми… существами. Я, конечно, могла ошибиться, но мне показалось, что ты как раз из этой категории, – она помолчала несколько секунд и добавила: – Том был такой же.

– Том Карсон? – Малколм вспомнил, ради чего он здесь. – Видимо, все же нет, если он и в самом деле… сошелся с тобой. Или он просто использовал тебя, чтобы получить доступ к серверу?

– В первый момент, может, и так, – спокойно согласилась Лайза, – хотя меня он заинтересовал еще до этого. Видишь ли, работая библиотекарем, учишься разбираться в людях. Если, конечно, не относиться к своей работе как к чисто механической обязанности – выдал книгу, принял книгу, не глядя на клиента… То, что человек читает – и насколько активно он это делает – способно рассказать о нем очень много, не так ли? Даже если это учебная литература – а уж тем более если нечто, выходящее за рамки его специализации. И вот мне стало любопытно, что это за симпатичный, но нелюдимый и неразговорчивый парень, которого весьма интересовали довольно специфические книги…

– По программированию?

– По оккультизму.

– В нашей библиотеке и такое есть? – удивился Малколм.

– Есть, все есть. Это же университетская библиотека. Подобные темы изучают, например, на кафедрах истории, антропологии, религиоведения. Хотя обычно все же не на первом курсе. И чаще какие-нибудь компилятивные обзоры, нежели оригинальные сочинения. А Тома Карсона интересовали именно они. В том числе редкие старинные издания, которые не выдаются на руки. Поэтому он часами просиживал в читальном зале, до самого закрытия. Довольно трудно не обратить внимание на парня, которому приходится чуть не каждый день говорить «извините, мы закрываемся», – улыбнулась Лайза. – Притом, что я, конечно, проверила, с какого он факультета. В гуманитарии, увлекшемся мистикой, не было бы ничего странного. Но для IT-шника это довольно необычное увлечение. Я-то сама тогда считала любую мистику полной чушью. Но ведь не обязательно разделять взгляды человека, чтобы им заинтересоваться? Скорее наоборот – добавляется некая загадочность…

– Лично мне неинтересны люди, чьи взгляды по принципиальным вопросам отличаются от моих, – отрезал Малколм. – И я не вижу никакой загадочности в глупости. Хотя, конечно, если человек изучает некую глупость, это еще не значит, что он в нее верит…

– Ну… мы с тобой разные люди, – констатировала Лайза. – И потом, как я сказала, он был симпатичный парень. Не из тех красавчиков, на которых девчонки вешаются пачками. Нет – из тех, что не вышли ни ростом, ни статью, имеют худшие оценки по физкультуре, сутулятся, вечно сидят в самом дальнем углу и вечно ходят в худи^[17], не снимая капюшон даже в помещении. Но если под капюшоном разглядеть лицо, понимаешь, что в нем что-то есть. Что-то куда более интересное, чем у капитанов футбольных команд.

– То есть тогда у тебя со зрением было все в порядке, – понял Малколм.

– Конечно, иначе как бы я работала библиотекарем… Лучше бы не было, – сказала вдруг Лайза. – Лучше бы мне никогда не вглядываться в его лицо, пока он сидел в углу над очередным фолиантом. Ни одному из нас это счастья не принесло. Впрочем, он, видимо, был обречен в любом случае… Так вот, я уже подумывала, как бы поаккуратней к нему подкатить, чтобы не нарваться на реакцию «тебе еще что от меня надо?» И тут он топает ко мне сам. Чуть ли не белый от злости. И спрашивает, почему не работает интернет.

– Зачем ему был так нужен интернет, если он читал бумажные книги?

– Искал там всякие пояснения, кажется, даже пытался переводить тексты на латыни. А у нас в этот вечер действительно случился какой-то глюк, сеть повисла. Ну я ему и говорю – так и так, наш сисадмин уже ушел и будет только завтра, так что, к сожалению… – и улыбаюсь виноватой улыбкой слабой девушки, которая и рада бы помочь, но никак. А он мне – я сам компьютерщик, могу решить проблему, только покажи мне ваш сервер. Естественно, это запрещено, давать доступ к серверу посторонним. Но… я нарушила инструкцию.

Малколм презрительно дернул уголком рта. Женщины… вот Джессика наверняка не стала бы пренебрегать должностными обязанностями ради какой-то симпатичной мордашки… хотя – что все-таки было между ней и Карсоном?

– Сама я тогда почти ничего в компьютерах не понимала – ну, кроме чисто пользовательских навыков, нужных по работе, и там почту отправить или в «твиттер» написать… Так что, когда он по-хозяйски уселся в серверной и велел мне «не стоять над душой», я даже не пыталась возражать – все равно бы я не поняла, что он там делает. Минут через пятнадцать он вышел и сказал, что все работает. И добавил с усмешкой, чтобы я передала нашему сисадмину, что записывать пароль на обратной стороне клавиатуры – не лучшая идея. Я, конечно, ничего не передала, иначе как бы я объяснила, откуда это узнала… Как потом оказалось, Том не только восстановил работу сети, но и установил хакерскую программку, которая давала ему удаленный доступ к серверу и позволяла творить там, что угодно – не только смотреть, кто какие книги берет, или помечать невозвращенные как возвращенные, но и переводить книги из одной категории в другую. Скажем, из «только в читальном зале» в «выдается на руки» или вообще в списанные за ветхостью. Конечно, он понимал, что подставляет меня. Но ему было плевать. А я тогда ни о чем не догадывалась и только подумала «вот он, мой шанс». И сказала, что давно хочу повысить свою компьютерную грамотность, и было бы просто чудесно, если бы такой классный специалист, как он, со мной позанимался. А я бы взамен могла приносить ему книги, которые не положено выдавать на дом. Примитивная уловка, да. Тем более что он и так уже обеспечил себе возможность брать такие книги. Но он согласился.

– Любовь с первого взгляда? – усмехнулся Малколм.

– Нет, не думаю. Скорее он просто счел, что я еще могу быть ему полезной. Хотя, конечно, он уже тогда искал способ избавиться от… Но поначалу он действительно учил меня компьютерной науке. Те познания, которые тебя впечатлили – это от него. И не то чтобы я считала их совсем лишними, но, конечно, моя цель была другая. А поскольку я была старше и опытнее его… в некоторых вопросах, то уже на пятом нашем занятии…

– Ты его соблазнила, – обвиняюще произнес Малколм.

– Не смотри на меня взглядом инквизитора, – усмехнулась Лайза. – Да, если угодно. Заманила невинного мальчика в свои похотливые сети и лишила его девственности прямо на глазах у компьютера. Впрочем, за это страшное преступление я уже наказана в полной мере, если тебя это утешит.

Малколм промолчал.

– И вот только после этого, – продолжала Лайза, – там, в моей постели, он рассказал мне все. До этого он лишь отнекивался на мои вопросы, почему у крутого компьютерщика вдруг проснулся такой интерес ко всем этим жутким старинным книгам про неупокоенных мертвецов, призраков, некромантию, проклятия и загробный мир. Разумеется, рассказ начинался с фразы «ты мне все равно не поверишь…» – она замолчала.

– И что же он рассказал? – поторопил ее Малколм, когда пауза затянулась.

– Думаю, ты знаешь, – спокойно ответила Лайза. – Ты ведь не первый у Джессики. Том был до тебя. Не знаю, были ли еще кто-то до него. Мне не удалось найти сведения о предшествующих смертях, но это еще ничего не доказывает… Одинокий мальчик, избегающий сверстников, не имеющий ни друзей, ни подруги, в самом дальнем и редко посещаемом углу парка встречает прекрасную девушку, которая никогда не обманет, не предаст, не потащит в постель или под венец. У которой не бывает ни критических дней, ни прыщей, ни лишнего веса, которая не потеет, не сморкается и не пердит. Потому что существует только в виде портрета на спинке скамейки. Идеал. Мечта. И он начинает общаться с ней, как с живой. Доверять ей то, что никогда не доверил бы живой женщине. Придумывать за нее ответы. А потом понимает, что она отвечает ему по-настоящему… Именно так у тебя все и было, не правда ли? Это не дар ясновидения, как ты знаешь. Это рассказ Тома.

– И ты ему поверила? – криво усмехнулся Малколм.

– Конечно, нет. Я ведь уже сказала, как я тогда относилась к мистике. То есть я не сомневалась, что он мне не врет. Но не врать еще не значит говорить правду. Это значит всего лишь верить в то, что говоришь. И я, разумеется, считала, что ему просто снятся сны, которые он принимает за чистую монету. Хотя он приводил мне доказательства – как узнал от Джессики то, что не мог узнать естественными путями. Но… это опять-таки было с его слов. Может, на самом деле знал, но запамятовал. Фокусы подсознания. Ты знаешь, как ученые всегда объясняют такие вещи.

– И ты даже не гордилась победой над мертвой соперницей? – насмешливо осведомился Малколм.

– Честно говоря, там не было особой победы с моей стороны. Охлаждение Тома к Джессике началось раньше. Может быть, я лишь поставила финальную точку, не более чем. Или же он бросился ко мне, подсознательно пытаясь убежать от нее. Именно этим объяснялся его интерес к оккультизму. Не стремлением понять ее природу или укрепить их связь. А желанием, наоборот, защититься, а потом и полностью освободиться от нее. Он боялся ее, Малколм. На тот момент, когда он все рассказал мне, он был просто в ужасе – и, полагаю, именно это, а не секс, подвигло его на откровенность. Это был ноябрь 2013, и к тому времени он уже отлично знал, как прекрасная непорочная Джессика умеет мстить. Он видел того парня, Каттериджа, буквально через минуты после его смерти. Ты ведь знаешь, о ком я? Парень, который, надеясь вымолить ее прощение, сперва резал себя по частям, а когда это не помогло – зашил себе рот и нос. Так вот, судя по выражению его лица, это тоже не сработало. Так, по крайней мере, сказал Том.

– Было бы странно увидеть умиротворение на лице человека, умершего от удушья на фоне сильной боли, – заметил Малколм. – И потом, никакая идиотская ревность тут ни при чем! Каттеридж и остальные получили по заслугам. Они были виновны в смерти Джессики!

– Может быть, – не стала спорить Лайза. – Но Том не имел к ее смерти никакого отношения. Тем не менее, от меня он снова уходил в ночь к ней. Не смел не идти. Хотя она, наверное, все знала – он был уверен, что знает. Но ни словом об этом не обмолвилась и продолжала вести себя, как ни в чем не бывало. Словно специально заставляя его чувствовать себя предателем и подлецом. По его словам, это было невыносимо. Ему было одновременно и страшно, и стыдно – причем и перед ней, и передо мной. Но это было далеко не самое худшее. Хуже, что Джессика начала… меняться внешне. Как только его любовь к ней стала угасать, на ее прекрасном лице появились признаки разложения. Чем дальше, тем больше. Как она выглядела во время их последних встреч, он даже не пытался мне пересказывать. Говорил, что это последнее, что я хотела бы увидеть. Причем сама она, похоже, об этом не догадывалась… И это тоже еще не все. Том говорил, что замечает изменения и в своем собственном здоровье. Словно она… высасывает из него жизнь. Я, конечно, считала, что это всего лишь следствие стресса и проблем со сном. Я все еще была уверена, что это только сны – а Каттеридж, конечно, просто псих, и та наркоманка, что зарезала своего бывшего парня, тоже – и пыталась посоветовать Тому побеседовать с врачом, но он приходил в ярость – «ну вот, и ты мне не веришь, и ты считаешь чокнутым!» А Джессика просто пыталась заполучить его целиком, без остатка. Перетащить его к себе. Туда. И больше не делить ни со мной, ни вообще с миром живых. Навечно. Вечная любовь, да, в самом буквальном смысле.

– Да очень ей нужен какой-то лживый сексуально озабоченный трус! – вырвалось у Малколма. – Уверен – если бы он набрался смелости все ей честно рассказать, она бы послала его на все четыре стороны! – «как я Кэтрин», добавил он мысленно.

– Ну да, ну да, – печально кивнула Лайза. – Именно это я в конце концов ему и посоветовала. Точнее, потребовала. Я тогда, раз уж невозможно было загнать его к врачу, сама принялась штудировать всякие статейки в стиле «популярная психиатрия для чайников». И там постоянно встречался этот совет. Если у вас фобия – идите навстречу своему страху. Сделайте то, чего больше всего боитесь, и фобия уйдет. Если у вас галлюцинация – пройдите через нее насквозь, и она развеется. И он согласился. Я даже предложила ему пойти вместе и посидеть рядом с ним ночью на скамейке, пока он будет спать. Может, даже подержать его за руку. Но он сказал – не надо, тогда она просто не появится, и объяснение не состоится. Может, он и в самом деле так считал, а может, хотел уберечь меня от опасности… Так или иначе, приняв решение, он как будто даже успокоился. Словно бы подтверждая правоту тех статеек. Повторял, что Джессика умная девушка, абсолютно не склонная к истерикам, и что она, конечно, понимает, что глупо пытаться удержать мужчину или друга страхом или силой. Да, всего пару месяцев назад он ляпнул, что будет с ней всегда, но мало ли влюбленных болтают подобное, всякий разумный человек понимает, что такие клятвы нельзя принимать всерьез… А ночью – как раз когда он собирался встретиться с Джессикой в последний раз – мне позвонила сестра, ей тогда было всего 15, и сообщила, что наша мать попала в больницу с инсультом. Отца у нас не было, вообще никого больше из близких родственников не было, сестренка была в полной панике и не знала, что делать. И я, конечно, прямо с утра взяла отпуск и помчалась туда, в свой родной город, почти двести миль отсюда. Мама умерла через три дня. И мне нужно было не только заниматься похоронами, но, главное, оформлять опеку над сестрой и решать, что нам вообще делать дальше – мне бросать работу и возвращаться в родную депрессивную дыру, где нет никаких перспектив, или же перетаскивать Линду сюда, для чего, конечно, нужно найти жилье поприличнее той конуры, что я тут снимала, притом, что здешние цены не чета тамошним… В общем, на какое-то время мне стало совершенно не до Тома с его фобиями, которые я по-прежнему считала не более чем блажью. Несколько раз я ему звонила и слала SMS, но отсутствие ответов меня только злило, а не пугало. Я решила, что он меня бросил, и, как и в случае с придуманной Джессикой, трусливо уклоняется от финального объяснения. Ну а когда я, наконец, вернулась на работу – мы с Линдой решили, что она переедет сюда после рождественских каникул – то узнала, что работы у меня больше нет. Сисадмин нашел вирус – или не вирус, а как там правильно называть эту программу – и понял, через кого он туда попал. А я была не в том состоянии, чтобы убедительно отбрехаться. Я вышла оттуда с конвертом со своей последней зарплатой, готовая убить Карсона. И вскоре узнала, что – уже. К этому времени он был мертв уже почти месяц. Ты знаешь, что Джессика сделала с ним? Сначала паралич, а потом крыса, заживо съевшая его изнутри. Он все чувствовал, но не мог ни шевелиться, ни кричать.

– Мне говорили, что все же не заживо, – заметил Малколм. – Да это и невозможно, наверное. Он бы задохнулся, еще когда крыса протискивалась через его горло. А если бы даже нет, смерть от внутреннего кровотечения тоже наступила бы быстро.

– Она училась на врача, – жестко возразила Лайза. – Она знала, как растянуть агонию. И моя мама… поначалу я не связала эти события. Но потом поняла, что этот инсульт тоже не был случайностью.

– И после этого ты поверила? – Малколм по-прежнему хранил скептический тон.

– Нет, – ответила Лайза, – после этого. Она сняла очки, а затем потянула за свои черные волосы, и парик, соскользнув, упал ей на колени. Малколм невольно вздрогнул от открывшегося зрелища и сглотнул, борясь с подступившей тошнотой.

Голова Лайзы была лысой, тошнотворных красных оттенков, почти лишенной кожи, если не считать левой стороны лица, которая смотрелась неестественной мертвенно-бледной заплаткой на розово-багровом фоне. Все остальное представляло собой жуткое месиво блестящих келоидных рубцов, между которыми на макушке и по бокам кое-где пробивался седой пушок. Правой ушной раковины не было вовсе, как и правого глаза. Левый все-таки поблескивал из безбровой глазницы.

– То есть тогда я уже начала верить, но все еще не до конца, – спокойно продолжала Лайза, и ее голос, обычный голос молодой женщины, дико контрастировал с обликом чудовища, казавшегося лишь омерзительной пародией на человека – словно монстр из ужастика налепил на свою морду кожу, содранную с лица жертвы. – И я решила, что сожгу ее чертову скамейку, вне зависимости от того, правда все это или нет. Если нет, если это лишь череда несчастливых совпадений, как все еще подсказывал мне здравый смысл – я была слишком зла, чтобы к нему прислушиваться, и жаждала выместить свою злость. Пусть даже это будет бессмысленный акт вандализма, плевать. Так что я купила канистру бензина и пошла в парк – естественно, ночью. Темной безлунной зимней ночью, когда меня точно никто не мог там увидеть. Что произошло дальше, ты можешь догадаться. Не дойдя до скамейки несколько сотен ярдов, я поскользнулась и упала. Ногу пронзила дикая боль. Винтовой перелом со смещением, как мне сообщили впоследствии. Канистра грохнулась, и из нее вылетела пробка. Не знаю, как такое возможно – я сама ее закручивала. Но она вылетела, словно не была завинчена, и в считанные секунды я оказалась лежащей в расползающейся луже бензина. Я очень быстро убедилась, что не могу не то что встать, а хотя бы шевельнуть правой ногой без того, чтобы от боли не перехватывало дыхание. А значит, на таком морозе, к утру, когда в парке кто-нибудь появится, мой труп успеет промерзнуть насквозь. Так бы оно и случилось, если бы дело происходило лет тридцать назад. Но в наше время, разумеется, у меня был с собой мобильник. Я его достала, набрала «9-1-1» и поднесла к уху. И стрельнула искра.

– Откуда? – удивился Малколм. – У аккумулятора мобильника слишком слабое напряжение…

– Они говорят, электростатика. У меня были очень пышные, воздушные волосы – сейчас не скажешь, да? – и такой мохнатый свитер. И вот когда манжета свитера, высунутая из рукава куртки, соприкоснулась с волосами… Ничего сверхъестественного, как и во всей этой гребаной истории. Просто сердечный приступ, просто инсульт, просто перелом, просто незакрученная пробка, просто электростатика. Мою голову охватило пламя, и не только голову, весь правый бок. Дальше не помню, действовала на одних инстинктах. Горя заживо, с переломанной ногой, я сумела доползти на руках до обочины и сунуть голову в снег, потом заползти туда целиком. А телефон все-таки успел соединиться, в службе спасения приняли мой сигнал и даже услышали мои вопли. Запеленговали положение, приехали, когда я уже совсем отдавала концы… Девять месяцев по больницам… родилась заново, да, – Лайза провела рукой перед ужасной правой половиной своего лица. – Кисть руки, как видишь, почти не пострадала. Я ее как-то сразу отдернула от бензина, поэтому ожог был, но не такой сильный. И левый глаз мне спасли, так что я все-таки не совсем слепая. Примерно 4 % зрения. Отличаю свет от темноты, и это практически всё… Можно было бы сделать побольше, но нужны деньги, которых у меня нет. А вот такой я была, – она достала из кармана халата и положила на стол фотографию миловидной улыбающейся девушки с пышным облаком светлых кудрявых волос вокруг головы. Малколм уставился на фото, не желая переводить взгляд на нынешнее обличье Лайзы, но та вынудила его сделать это, снова убрав фото в карман. – Ну что, насмотрелся? – спросила она с кривой усмешкой, вновь встретившись с юношей взглядом. – Что под халатом, показывать не буду, но можешь мне поверить, там тоже мало хорошего. Надеть парик снова? Не будешь убеждать себя, что увиденное тебе просто померещилось из-за слабого освещения?

– Не буду, – пробормотал Малколм. Лайза надела парик и очки, тщательно расправив волосы, чтобы оставить открытой только неизуродованную часть лица.

– Это сделала твоя Джессика, – напомнила она.

– Это действительно может быть просто совпадением, – возразил Малколм. – Все, что ты рассказала.

– Ты сам-то в это веришь? – усмехнулась Лайза.

Малколм видел, как двигаются ее губы – нормальные человеческие губы, пусть и накрашенные, чего он терпеть не мог – но теперь даже сквозь парик ему чудился тот ужас, в который огонь превратил ее голову. Ему хотелось уйти отсюда как можно скорее.

– Что ты от меня хочешь? – резко спросил он.

– Предупредить тебя, только и всего, – пожала плечами она. – Хотя, скорее всего, уже слишком поздно. Она не отпустит тебя. И найдет везде, куда бы ты ни попытался скрыться. Те четверо разбежались по всей стране, но она достала их всех. Твой друг сказал мне, что и последнего из них тоже. Уже после смерти Тома.