Текст книги "Джессика"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Малколм со всех ног побежал обратно, что, впрочем, после ледяного купания было ему только на пользу. Но, разумеется, возле скамейки Джессики все было по-прежнему. Никто не слышал криков Бранта, и никакие незваные гости не объявились расследовать таковые.

Малколм достал собственный мобильник и прошелся с ним, подсвечивая землю и уничтожая следы. Пятна крови он или затаптывал, или собирал окровавленные листья и бросал их в озеро. Оставшиеся в земле колеи там, где он волок Бранта к скамейке, он тоже затоптал и набросал сверху опавших листьев. На саму скамейку тоже попала кровь, образовав два пятна на сиденье, и Малколм стер их, для чего пришлось несколько раз ходить к озеру, нося воду пригоршнями. Ну вот, кажется, и все. Еще раз оглядевшись по сторонам и попрощавшись с Джессикой – «завтра непременно, если все будет в порядке!» – он вскинул на плечи рюкзак и зашагал прочь.

Он прошел по аллее уже пару сотен ярдов, прежде чем остановился, словно налетев на столб.

Лицо! Лицо Бранта! ГДЕ ОНО?! Каким же идиотом надо было быть, чтобы совсем забыть о нем! Ну да, он закрыл голову Бранта курткой и старался вообще не думать о том зрелище, которое открылось ему в лунном свете, а потом… а потом, когда он уничтожал следы возле скамейки, срезанного лица нигде не было. Хотя он точно помнил, что оно должно было валяться в паре ярдов от скамейки.

Малколм бросился назад и принялся, ползая на четвереньках с мобильником, осматривать землю под скамейкой, вокруг дерева и дальше, расширяющимися кругами. Но, даже добравшись до воды с одной стороны и аллеи с другой, он так и не обнаружил окровавленной кожаной маски.

Малколм, уже достаточно согревшийся, почувствовал ледяной холод в животе. Ему ясно представилось, что именно здесь произошло. Кто-то все-таки следил за ним. Может быть, Рик, может, кто-то еще – даже Лайза, хотя она почти слепая и боится снова соваться к скамейке Джессики, но, во-первых, все это известно лишь с ее слов, а во-вторых, она могла кого-нибудь попросить… И этот некто все видел, а потом, когда Малколм ушел, унося труп – прихватил самую главную улику. И теперь… Что теперь? Будет его шантажировать? Во всяком случае, не вымогать деньги, это было бы смешно. Потребует чего-то? Перестать встречаться с Джессикой?

Как-то навредить ей?

Пусть только попробуют. Они не понимают, с кем связались, мрачно подумал Малколм, и при этом он имел в виду не себя.

Он проверил свой рюкзак. Непохоже, чтобы туда лазил кто-то посторонний, но, с другой стороны, знающему его это было и ни к чему. Затем обошел все ближайшие к скамейке деревья, высматривая следы неведомого соглядатая, но тоже ничего не обнаружил. Хотя это тоже ничего не доказывало…

– Джессика, – спросил он вслух, – здесь кто-то был? Ты знаешь, кто унес его лицо?

Но чтобы получить ясный ответ на этот вопрос, ему нужно было заснуть, а при нынешнем возбуждении он бы точно не смог сделать это без снотворного. А со снотворным, в свою очередь, не смог бы вовремя проснуться, чтобы вернуться затемно. Все-таки он очистил свою одежду от крови лишь очень приблизительно…

Это было просто какое-то животное, подумалось ему. Был ли это ответ от Джессики или его собственная догадка, но он почувствовал облегчение. Действительно, это куда более вероятно, чем тайная слежка. Крыса… нет, для крысы добыча, пожалуй, великовата… тогда, к примеру, опоссум. Они, кажется, жрут все подряд и водятся и в этой местности тоже.

Ладно. Приятного аппетита тебе, опоссум, и постарайся съесть эту дерматитную дрянь без остатка.

Шагая через темный парк, Малколм вновь почувствовал себя в безопасности, но, выйдя не улицы города, ощутил себя почти голым под светом уличных фонарей. Он как-то не обращал внимания на них прежде, но сейчас каждый фонарь казался ему мощным прожектором, призванным продемонстрировать всем желающим парня с рюкзаком (что уже само по себе довольно подозрительно ночью на городской улице – не грабитель ли тащит свою добычу?), в одежде с плохо замытыми пятнами крови и с все еще кровоточащей (как он уже имел неудовольствие убедиться) раной на шее. Если его в таком виде заметит полицейский патруль (а они разъезжают по ночным улицам довольно регулярно), его остановят 100 %. И даже какой-нибудь страдающий бессонницей обыватель, увидев его в окно, может позвонить копам.

Поэтому Малколм постарался выстроить свой маршрут по самым темным улочкам, где не было или почти не было фонарей – пусть в этом случае путь и получался заметно длиннее. Кое-где в таких местах датчики движения, уловив его приближение, автоматически включали лампу на чьем-нибудь крыльце, заставляя Малколма каждый раз вздрагивать. На одной из этих улочек он услышал сзади шум приближающейся машины и увидел свет ее фар. «Ну вот, – обреченно подумал он, – это полиция, наверняка это полиция, кто еще будет разъезжать в такое время! Не оборачиваться, никак не показывать беспокойства, может, и пронесет, со спины я выгляжу не так уж страшно… А если нет – что я им скажу? Что поранился о… какую-нибудь торчащую железяку, которую не заметил в темноте, и мне не нужна помощь? Я сейчас больше похож на жертву, чем на преступника, у них нет законных оснований меня задерживать! Но они проверят мои документы и запишут данные, а вот это плохо…» Машина нагнала его и остановилась. Малколм метнул испуганный взгляд влево, но увидел однотонный темный корпус, а не черно-белую полицейскую расцветку. Правый поворотник мигал, и Малколм сообразил, что как раз переходит чью-то подъездную дорожку.

Едва он закончил переход, машина свернула и въехала во двор, оставшийся за его спиной.

Наконец Малколм все же добрался до общаги, так никем и не остановленный. Войдя в комнату, он прямо во всей одежде потопал в ванную. Рик наверняка проснется от шума воды (если он, конечно, вообще спит, а не притворяется), но – плевать.

Первым делом он снова вымыл запачканную кровью шею и осмотрел перед зеркалом порез. Тот оказался в добрых три дюйма длиной, но не настолько глубокий, чтобы требовать наложения швов или оставить шрам. Однако кровь, наверное, будут просачиваться по чуть-чуть еще много часов, надо заклеить пластырем – вот только из всех медикаментов у него, кажется, имелся только аспирин (ну и теперь снотворное). Топать в круглосуточную аптеку? Ладно, потом… Воротник рубашки был, разумеется, перепачкан кровью (и скорее всего – не только его собственной), это в стирку… и брюки на всякий случай, да и нижнее белье тоже… Пятна на куртке, и в самом деле все еще заметные, он оттер мылом и щеткой сам. Затем полез под горячий душ. Это было ему сейчас нужно по многим причинам, включая необходимость уничтожить любые следы от контакта с трупом.

Когда он, наконец, вышел из ванной в достаточно оригинальном виде – куртка на голое тело и ботинки, которые он тоже постарался отмыть, а все остальное – в мешке под мышкой – в комнате горел свет. Рик даже не пытался делать вид, что спит – он сидел на кровати и смотрел на соседа прокурорским взглядом. Малколм молча прошел мимо и принялся рыться в своих вещах, доставая чистую одежду.

– Что-то пошло не так? – язвительно спросил у него за спиной Рик.

– Все так, – буркнул Малколм.

– Что у тебя с шеей?

– Порезался при бритье, – усмехнулся Малколм, даже не пытаясь быть убедительным.

Кстати, побриться ему бы как раз не помешало – в последний раз он делал это утром в воскресенье…

– А брился, очевидно, мачете, – в тон ему откликнулся Рик.

– Раз уж мы об этом заговорили, – Малколм быстро натянул трусы под куртку, затем расстегнул ее и принялся натягивать джинсы, – у тебя не найдется пластырь?

– Найдется, – Рик поднялся с кровати и полез в свой шкафчик. – Вот, – он достал белый рулончик, подцепил ногтем край и отмотал нужную длину. Малколм тем временем снял куртку и надел рубашку. – Давай заклею.

– Спасибо, я сам, – Малколм протянул руку. Рик пожал плечами и вложил в нее катушку с пластырем. Малколм вновь сходил в ванную, протер рукавом запотевшее зеркало, налепил пластырь и вернулся. – Спасибо, – повторил он, возвращая катушку Рику.

– Это становится серьезнее, чем ты думал, а, Малколм? – осведомился Рик, и на сей раз в его тоне не было ни намека на насмешку. – Не надо, не отрицай и не делай вид, что не знаешь, о чем я, – добавил он поспешно. – Сегодня ночью кто-то напал на тебя. И я не думаю, что такую царапину можно сделать ногтем. Это было что-то куда более опасное.

– Я польщен твоим вниманием, – холодно произнес Малколм, – но о моей безопасности есть кому позаботиться, – он подхватил тюк с грязной одеждой и направился к двери. Стиральные машины находились в подвале.

– Ты в этом уверен? – крикнул ему в спину Рик. – Что, если Лайза права, и мертвый ты ей нужнее, чем живой?

Малколм раздраженно шагнул за дверь, и тут на него обрушилось понимание.

Блюменштраусс никак не мог позвонить Бранту сразу же после смерти Грэйс. Сначала врачи должны были убедиться, что смерть наступила и реанимационные мероприятия бесполезны. Отключить аппаратуру. Внести соответствующую запись в документы. Затем, вероятно, доктор перевел дух и пару минут готовил себя к неприятному разговору – наверняка не первому в его практике, но все-таки, наверное, каждый раз тяжело сообщать родителям о смерти их ребенка. И вот только потом…

То есть Грэйс не могла умереть непосредственно в момент схватки Бранта с Малколмом.

Это произошло, по меньшей мере, на четверть часа раньше. Еще до того, как Брант напал – и даже до того, как он вонзил нож в собственное лицо. Его жертва была заведомо бесполезной, да…

А это значит, что это не Джессика остановила сердце Грэйс, дабы отвлечь Бранта от Малколма – Грэйс умерла сама и раньше. И остановить сердце Бранта, когда он приставил нож к горлу Малколма, Джессика тоже не пыталась. Она вообще не вмешивалась. Неужели ее действительно устраивал любой результат? Или даже – больше устроил бы другой результат? Поэтому она и позволила Бранту прийти туда? Что, если после их последнего разговора у нее появились сомнения в будущей верности Малколма, и она решила сделать так, чтобы он уж точно никогда ее не покинул? Ни после какого окончания универа? Если бы он умер прямо на ее скамейке, как и Карсон…

Малколм почувствовал, как им вновь овладевает колючий ледяной страх. Страх даже не перед неприятным разговором с Джессикой (который, кстати, так и не состоялся), а перед ней самой.

К тому времени, как стиральная машина закончила работу, до рассвета оставалось всего ничего, и, конечно, никакой возможности хоть как-то выспаться у Малколма не было. Так что он решил вовсе не ходить на занятия, тем более что по вторникам там эта проклятая физкультура.

Поднявшись в комнату, он разделся и влез под одеяло, чуть не застонав от удовольствия – так хотелось спать. Но, едва он заснул (как ему показалось), как его принялся расталкивать Рик.

– Отвали, – промычал Малколм, не открывая глаз. – Я не пойду сегодня на занятия.

– Занятия, вообще-то, кончились, – насмешливо поведал Рик. – Сейчас пять часов вечера. А ты, стало быть, все это время так и дрыхнешь? Я уж решил проверить, живой ли ты.

– Что? – Малколм распахнул веки. – Хочешь сказать, что я сплю уже 12 часов?!

– Посмотри, если не веришь, – Рик продемонстрировал время на своем смартфоне. – Можешь свериться со своим, если думаешь, что я прикалываюсь.

– Ладно, ладно, – Малколм сел на кровати и зевнул. Он и впрямь пристрастился в последнее время спать подолгу, но то было время, проведенное с Джессикой, а сейчас – просто потерянное впустую. Однако вместо того, чтобы возмутиться, он лениво подумал: «Ну и черт с ним». – Что нового в универе?

– Физкультуры сегодня не было, – сообщил Рик. – Тренер руку сломал.

– Как удачно я туда не пошел, – пробурчал Малколм, и тут же в его мозгу мелькнула мысль: «Случайность ли это? Говорил ли я Джессике, как ненавижу физкультуру? Конечно, говорил, и не один раз!» Тут он почувствовал, что мочевой пузырь, деликатно дождавшись пробуждения хозяина, теперь решительно напоминает о своих правах, и поплелся в ванную.

Впрочем, сонливость быстро отступала. Ни горло, ни голова не болели, насморка тоже не было – похоже, благодаря адреналину и долгому сну он все же благополучно пережил ледяное купание, воспоминание о коем, впрочем, сразу же подпортило ему настроение. Умываясь перед зеркалом, он рассматривал пластырь на шее. Пожалуй, хорошо, что никто, кроме Рика, не видел его в таком виде.

– Но это еще не самое интересное, – продолжал Рик, когда Малколм вернулся в комнату и принялся одеваться. – У медиков настоящий шухер с связи с сегодняшней находкой в парке. Ах да, ты ведь не в курсе? Представь себе, сегодня с утра одна бойкая пожилая леди выгуливала там свою собачку. Ну, она всегда так делает. И вдруг эта собачка срывается и убегает в кусты. Хозяйка, конечно, подумала, что она погналась за каким-нибудь бурундуком, что эта псина тоже делала уже не раз, никого так и не поймав, ибо она сама не сильно крупнее бурундука…

– Короче! – Малколм, у которого снова похолодело в животе, потерял терпение.

– Короче, на сей раз она притащила из кустов кое-что поинтереснее, чем бурундук, – сообщил Рик, пристально глядя на соседа. – Сначала старушка подумала, что это какая-то маска к Хэллоуину. Но это оказалось самое настоящее лицо. Человеческое. Срезанное ножом с головы. Ты представляешь? Старушка чуть сама не отдала концы, когда поняла, что именно отобрала у своей любимицы. Потом, конечно, бросилась звонить 9-1-1. Ее отпоили лекарствами, а лицо увезли на экспертизу.

– И при чем тут медицинский факультет? – спросил Малколм, надеясь, что его голос звучит достаточно равнодушно.

– В прошлом уже случались подобные шутки, когда кто-нибудь из студентов похищал из анатомички части тел. Иногда – чтобы попугать кого-то, или изготовить себе сувенир, типа настоящий череп, как у врачей средневековья. Иногда в качестве задания для вступления в братство, хотя официально оно подобные вещи не одобряет, но фантазия некоторых кураторов выходит за рамки правил… Тем более, лицо все в язвах от какой-то болезни, так что похоже, что именно от медиков утечка. Но в этот раз полиция особенно зла, потому что бросать такие вещи в парках – это хуже, чем просто утаскивать их из морга. Бабку, по правде говоря, и в самом деле чуть инфаркт не хватил – не будь у нее с собой лекарства, приезда медиков могла и не дождаться… Да и если бы играющие дети такое в кустах нашли, тоже приятного мало. В общем, начальник полиции гневно звонит декану медфака – мол, уймите, наконец, своих шалопаев, тот, особо не разбираясь, тоже, в свою очередь, устраивает разнос… сделавшему это предлагают сознаться самому, иначе отчисление… никто, естественно, не сознается… но дальше самое интересное. Труп или голову со срезанным лицом ищут в анатомичке и не могут найти. Ну это ладно, подобные материалы не хранят вечно, могли уже списать и кремировать… Но вот буквально полчаса назад один парень скинул в нашу закрытую рассылку инфу от копов, пока неофициальную, разумеется… Короче, в тканях лица не найдено никаких признаков бальзамирования, как было бы с учебным пособием. И срезано оно не с трупа. А с живого человека. Вот так, – закончил Рик и вновь пристально уставился на Малколма.

– И что ты на меня так смотришь? – не выдержал тот.

– Ну как, – пожал плечами Рик. – Сопоставим факты. Каждую ночь ты ходишь в парк… ну да, ты ходишь туда встречаться с духом мертвой девушки, но эту часть мы опустим. Важно, что вчера, точнее, уже сегодня ты возвращаешься гораздо раньше обычного. С порезом на полшеи. Тут же, среди ночи, бросаешься мыться и стирать всю свою одежду. А утром в том же парке находят… часть тела человека, которого заживо кромсали ножом. Примерно таким, какой лежит у тебя в рюкзаке. Уж извини – пока ты дрых, я туда заглянул, не удержался. При этом некоторое время назад ты говорил, что в случае твоего исчезновения надо искать человека с кожной болезнью на лице. И как раз такое лицо и находят в парке. Что я должен обо всем этом думать, Малколм? А главное – что об этом должна думать полиция?

«Черт тебя подери, Рик! – тоскливо подумал Малколм. – Надо было согласиться на предложение Джессики!»

– Это не тот нож, – сказал он вслух, радуясь, что может уцепиться за безусловную правду. – Я купил его недавно в местном охотничьем магазине и ни разу им не пользовался. Любая экспертиза это подтвердит.

– Значит, где-то есть и тот нож? – прищурился Рик.

– Ну разумеется, есть! – фыркнул Малколм. – Если с парня срезали кожу, должно существовать и орудие, которым это сделали. Но ко мне все это не имеет никакого отношения.

– В таком случае, что с тобой произошло этой ночью, Малколм?

Он молчал. Придумывать что-то на ходу – лучший способ запутаться в показаниях. В конце концов, он ведь не обязан отвечать, не так ли?

– Я тебе помогу, – предложил Рик. – Едва ты в очередной раз расположился на скамейке, на тебя напал какой-то маньяк с ножом. Но ты сумел от него отбиться. Тогда он отправился искать другую жертву… и в конце концов нашел. Так все было?

Малколм испытал сильное искушение сказать «Да!», но удержался. Эта удобная версия слишком походила на ловушку. Если он дрался с маньяком, значит, может его описать полиции, более того, должен это сделать…

Вновь не дождавшись ответа, Рик произнес, понизив голос:

– Это был тот парень, который тогда следил за тобой, ведь так? Только вы двое ходили туда ночью. Это она велела тебе сделать это с ним?

– Никто мне ничего не велел! – взорвался Малколм. – И ничьих лиц я не резал! – это звучало лучше, чем «я никого не убивал»; Малколм все же предпочитал правду лжи, насколько это возможно. – Но и отчитываться перед тобой не обязан! А если ты хочешь приплести полицию, то вспомни, что им и с тобой есть о чем поговорить!

– Уверен, что и о смерти Кевина ты знаешь больше, чем говоришь, – прямо заявил Рик. – То есть о настоящей причине его смерти. Ты, конечно, не мог убить его сам, у тебя нет машины, и ты не стал бы подставляться, беря для этого чужую. Но она как-то подстроила его смерть, – Рик чуть помолчал и добавил: – Ее надо остановить, Малколм. Рано или поздно она убьет и тебя – подумай хотя бы об этом, если тебе наплевать на других.

Малколм хотел резко ответить, но что-то удержало его. Возможно, то, что слова Рика пересеклись с его собственными опасениями.

– Я расскажу тебе, – внезапно сказал он после паузы, – если ты пообещаешь сохранить это в тайне.

– Я не могу обещать, не зная, о чем речь, – возразил Рик. – Если мое молчание поставит под угрозу чужие жизни…

– Нет. Наоборот.

– Н-ну допустим, обещаю, – пробурчал Рик после короткого раздумья.

– Это действительно был тот тип с кожной болезнью, тот тип, что следил за мной, и он же – Брант, последний и главный из виновников смерти Джессики. На самом деле он не умер… то есть не умер тогда, просто спрятался под чужим именем. Он надеялся, что это ему поможет спастись от возмездия Джессики… зря надеялся. Теперь он пытался вымолить у нее прощение через меня, а потом решил, что сможет искупить свою вину, срезав собственное лицо, которым некогда гордился. Полиции было бы трудно в такое поверить, но ты-то уже знаешь, что сделали Макмердон и Каттеридж… Когда же он понял, что даже это не помогло, то совсем обезумел и бросился на меня с ножом. Мы боролись, и в итоге его нож воткнулся ему же в горло. Вот и все. Это был последний враг Джессики, и он получил по заслугам. Больше никто не умрет.

«Надеюсь!» – добавил Малколм мысленно. Возможно, этим рассказом ему хотелось успокоить не столько Рика, сколько самого себя…

– Где его тело? – спросил Рик.

– Не имеет значения, – отрезал Малколм. «Я уже и так рассказал слишком много, и если ему вдруг все-таки вздумается сделать анонимный звонок в полицию…»

– Но он точно мертв?

– Мертвее не бывает.

Рик некоторое время молчал, затем задумчиво произнес:

– Интересно, а он не может мстить после смерти?

– Насколько я понимаю, нет, – ответил Малколм. – Никто из них не может. То, что произошло с Джессикой после смерти, уникально. Ну, может, не в буквальном смысле, но, по крайней мере, такое случается очень редко. Одного лишь насильственного характера смерти недостаточно, тут еще какие-то факторы…

Интересно, какие, подумал он. Неужели эта смехотворная глупость с кровавой пентаграммой, о которой никто даже и не думал, все-таки сработала? И вышло так, что девственница, перерезавшая себе горло в центре пентаграммы, принесла в жертву сама себя – и обрела в результате особые посмертные способности? Или ключевую роль сыграло что-то еще? Какая-нибудь генетическая особенность? Хотя у ее ближайших родственников такое не проявилось… Ответа на этот вопрос, похоже, не знала даже сама Джессика.

– Не ходи туда сегодня, – сказал Рик, помолчав какое-то время.

– Я и не собираюсь, – искренне ответил Малколм. – Не хочу столкнуться там с полицией. Особенно после заката. Если они считают, что в парке орудует маньяк, вполне могут оставить там наблюдение.

– Вот и правильно, – одобрил Рик.

– Тебя так волнует моя безопасность? – криво усмехнулся Малколм.

– Если тебя арестуют, меня, как твоего соседа, тоже будут допрашивать. Оно мне надо? – пожал плечами Рик.

«Очень хорошо, – подумал Малколм. – Понимание взаимной выгоды куда надежней всяких там товарищеских чувств».

Как он узнал позже, зайдя на сайт городских новостей, полиция вообще закрыла весь парк «в связи со следственными действиями». Ищут тело, догадался Малколм. Или… может быть, даже живого Бранта – у них ведь нет доказательств, что человек, лишившийся лица, мертв. Они даже могут считать, что маньяк держит свою изувеченную жертву где-нибудь на территории парка – в каком-нибудь сарае с инвентарем или в специально выкопанной землянке…

Полиция нашла труп на следующей день, когда Малколм сидел на занятиях, в очередной раз пытаясь отвлечься от посторонних мыслей и сосредоточиться на учебе. Получалось у него не очень хорошо, поэтому он то и дело вылезал в интернет со своего телефона и смотрел новостной сайт. Оттуда он узнал, что полицейские обследовали берег озера с собаками и нашли место, где тело затащили в воду («Моих следов там тоже хватало», – обреченно подумал Малколм). Дальнейшее было уже делом техники. Представитель полицейского департамента подтвердил, что личность убитого установлена, но от прочих комментариев отказался, заявив лишь, что следствие прорабатывает разные версии. Парк вновь был открыт для публики, но Малколм вновь не решился соваться туда даже в дневное время.

История о зверском убийстве в любимом многими горожанами парке, понятно, наделала много шума и еще несколько дней оставалась в центре внимания общественности; так что полиции, до сих пор не имевшей подозреваемых, пришлось-таки озвучить официальную версию (это было сделано в пятницу). Мистер Пеппино, постоянно проживавший в штате Нью-Йорк и ранее сам отбывший тюремное заключение, предположительно стал жертвой мести со стороны криминальных кругов. В результате их предыдущего нападения погибла его жена, а теперь преступники добрались и до него самого. Полиция продолжает розыск подозреваемых, однако, скорее всего, те уже покинули территорию города и штата. Были даже приведены приметы (весьма скудные) четырех мужчин, некогда составленные, как понял Малколм, со слов Люсиль.

Настоящее имя Бранта публике сообщено не было (хотя, разумеется, полиции не составляло труда его установить). Версий, связанных с университетом, соответственно тоже не прозвучало.

– Ну естественно, – прокомментировал это Рик, сидя с ноутбуком на своей кровати; на сей раз он не переключал звук на наушники, понимая, что Малколм захочет услышать этот репортаж. – Им выгодней представить общественности дело как некие разборки между залетными членами итальянской мафии, которые никак не касаются честных жителей города. Убийцы сделали свое дело и убрались, наш замечательный город и парк по-прежнему безопасны.

– Но это отнюдь не значит, что полиция и в самом деле считает эту версию основной и сняла наблюдение за парком, – вяло возразил Малколм. Он валялся на кровати, глядя в потолок; в последние дни, несмотря на, казалось бы, куда более комфортные условия для сна, нежели на скамейке в холодном парке, он никак не мог нормально выспаться, когда бы ни ложился. Сперва он подолгу не мог заснуть, мучительно ворочался, то и дело переворачивая слишком теплую подушку (но пользоваться снотворным все-таки не хотел, боясь, что тогда вообще разучится спать без таблеток), а потом никак не мог заставить себя проснуться, кое-как выползал из кровати с тяжелой головой и тошнотой в груди и потом клевал носом на лекциях. «Должно быть, – рассуждал он, – я уже так привык спать на холоде, что в помещении мне теперь слишком жарко и душно». Он бы открывал на ночь окно полностью, но Рика подобное едва ли привело бы в восторг. В эту пятницу он проснулся с головной болью и сжевал таблетку аспирина, которая вроде бы помогла, но к концу занятий голова разболелась снова. Добредя до общаги, он принял еще одну таблетку и теперь ждал, когда она подействует; пока же мысль о любом действии, в том числе и чтении с экрана, вызывала у него отвращение.

– Да уж, лучше тебе туда не соваться, по ночам, во всяком случае, – охотно согласился Рик и вдруг, оторвавшись от монитора, пристально уставился на соседа. – У тебя кровь.

– Это была само… – раздраженно начал Малколм, в контексте предыдущего воспринявший слова Рика как напоминание о совершенном убийстве, но тут до него дошло, что сосед говорит буквально. – Где? – он потрогал шею, хотя порез затянулся еще два дня назад, и сейчас рука тоже осталась чистой.

– Из носа.

Малколм провел пальцем над губой и на сей раз ощутил теплое и влажное. Палец, поднесенный к глазам, оказался весь в крови.

– Давай быстрее в ванную, – продолжал Рик, – а то всю кровать перепачкаешь.

Малколм, прижав ладонь к носу, последовал совету. По пути в ванную, однако, кровь несколько раз все же капнула между пальцами на пол. Когда он наклонился над раковиной, кровь закапала туда с частотой весенней капели в день резкого потепления.

– Промой холодной водой и задери нос повыше, а потом затолкай туда вату, – инструктировал из комнаты Рик. – У тебя есть вата?

– Нет, – промычал Малколм, открывая холодный кран на полную мощность.

– Вот, держи, – объявил Рик через полминуты, объявляясь на пороге с ватными тампонами.

Остановить кровь удалось только минут через пять.

– Ты как, в порядке? – обеспокоенно спросил Рик, когда Малколм, наконец, решился отойти от раковины. Вата торчала из его ноздрей наподобие бивней, но уже не окрашивалась красным – во всяком случае, не прямо на глазах.

– Лучше, чем было, – проворчал Малколм. – Голова, кажется, проходит, наконец. Стравил давление.

– У тебя что, повышенное давление? Может, вызвать врача?

– Да все со мной нормально! Лопнул какой-то сосуд, только и всего.

– А раньше у тебя такое бывало?

– Вроде нет, – признал Малколм. – Но я сегодня выпил две таблетки аспирина. Он вроде как может спровоцировать кровотечение…

– Только не говори мне, что это были первые таблетки аспирина в твоей жизни.

Малколм, все еще державший нос кверху, опустил голову и посмотрел на Рика в упор:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – ответил Рик, не отводя взгляд. – Карсон тоже никогда не жаловался на здоровье. А потом у него началось…

– Чушь это все! – резко ответил Малколм и добавил более спокойным тоном: – Ни при чем тут Карсон. Я не делаю того, что делал он.

«Ага, только с начала недели не встречаюсь с Джессикой… Но ведь по уважительной причине! Или… под благовидным предлогом?»

– Чушь так чушь, – пожал плечами Рик. – Ладно, сегодня у нас пятница, намечается классная тусовка. Так что я пойду. Тебя, разумеется, не приглашаю… или все-таки пригласить?

– Ага, прямо с этими штуками в носу, – усмехнулся Малколм. – Нет, разумеется. Не нужны мне никакие тусовки. Ничего не изменилось, Рик, и не надо пытаться найти для меня альтернативу Джессике.

«Карсон уже нашел, – добавил он мысленно. – А может, Рик на такой исход и рассчитывает? Его дружелюбие подозрительно. Он ведь должен ненавидеть меня из-за Кевина, разве нет?»

– Ну, как знаешь, – равнодушно ответил Рик. – Надеюсь, ты тут не помрешь в одиночестве. Очень бы не хотелось вернуться и найти тут твой труп в луже крови.

Малколм, не отвечая, уселся с ногами на кровать и потом долго смотрел на закрывшуюся за Риком дверь.

Как бы там ни было, а он действительно чувствует себя не слишком хорошо с тех пор, как не встречается с Джессикой. Причем чем дальше, тем хуже. Проблемы со сном, потом головная боль, а теперь еще и кровотечение… хотя, конечно, каждый последующий элемент может быть просто следствием предыдущих. Его сон… может, дело и не в свежем воздухе парка, а в изменении ритмов. Ведь обычно человек спит циклами, где быстрый сон чередуется с медленным, и сны у него при этом разные – в медленной фазе их часто вообще нет. Но его ночное общение с Джессикой не выглядит прерывистым – значит ли это, что он видит один сплошной быстрый сон многочасовой протяженности? И переход к этому режиму вполне безболезненный, а вот возвращение к обычному сну, даже на время…

Однако может ли быть, что Джессика наказывает – или предупреждает – его специально? Но ведь она знает про полицию, она должна понимать, что сейчас он не может… С другой стороны, у других все обычно начиналось с проблем со сном. Не только у ее врагов с их кошмарами. Ее любимый брат умер во сне. Ее мать, предположительно, заснула за рулем. Ее отец все увеличивал дозу снотворного, пока таковая не стала смертельной… «Я просто хотела быть с ними», вспомнилось ему. А сейчас она хочет быть с ним…

Но все-таки он не пойдет сегодня в парк. Он сходит на разведку завтра еще засветло. Попробует оценить, насколько велика вероятность нарваться там на полицию ночью. Может быть, переночует на земле, прячась среди деревьев и кустов по ту сторону аллеи и высматривая патруль, как когда-то, когда выследил Кевина. И только если убедится, что полиция и впрямь потеряла интерес к этому месту…

К ночи Рик так и не вернулся, и Малколм подумал – какого черта, лягу спать так, как привык, а этот любитель вечеринок пусть потом ругается по поводу выстуженной комнаты, плевать. Он погасил свет, по максимуму открыл окно^[28], не разбирая кровать, разложил спальный мешок поверх одеяла и забрался в него в одежде. Джессика, хоть я и не могу пока прийти к тебе, но мысленно я с тобой… Некоторое время он лежал, глядя из темноты комнаты на более светлый прямоугольник окна, выходившего как раз в сторону парка, и внезапно ему вспомнились слова Бранта: «Я не удивлюсь, если это была летучая мышь, влетевшая в окно». Может, так оно и было? Может, среди ночи Грэйс, сама не понимая, что делает, подчиняясь лишь нежному девичьему голосу из своего сна, вылезла из кроватки, открыла пошире окно и впустила свою смерть? Вампиры в легендах могут войти, только если их впустят добровольно… хотя, конечно, вирус бешенства не имеет никакого отношения к вампиризму… да и хватило бы у трехлетнего ребенка сил поднять тяжелую раму? У самого Малколма, во всяком случае, сил на это хватило – и кого теперь он приглашает в дом таким образом? Он никогда, даже в детстве, не боялся ночи – и уж тем более это смешно было бы после всех его ночевок в парке – но вот теперь вдруг почувствовал себя неуютно. Рик еще куда-то запропастился… вот уж чье отсутствие Малколма всегда только радовало, но теперь и это обстоятельство усиливало его дискомфорт. Хорошо, конечно, если он просто загулял на своей вечеринке, а если… Малколм помнил, что Джессика предлагала сделать с его соседом, помнил и свое мимолетное сожаление, что отговорил ее от этого. Быть может, Джессика уловила эту его мысль или сама решила все-таки устранить лишнюю помеху? И кто, в таком случае, станет следующим? Преподаватель, поставивший ему неуд (заслуженный!) за контрольную? Какой-нибудь покупатель в магазине, набравший слишком много товаров в свою тележку и вызвавший раздражение у Малколма, стоящего в очереди позади него? «Мой подарок тебе». А может быть… потенциальный работодатель с Космического Побережья? Всякий, кому он отошлет свое резюме и кто будет готов ответить согласием? «Тебе не нужно покидать город, ты все равно не найдешь работу за его пределами. А если все же попытаешься, люди, готовые разлучить нас, умрут». Или даже его собственные родители – ну, чтобы ему не к кому было уезжать отсюда на каникулы? Джессика, кажется, так и не ответила на вопрос, не возражает ли она против таких поездок… «Тебе никто не нужен, кроме меня. Я подарю тебе все, что ты захочешь – в моем мире оно будет, как настоящее, и даже лучше – только будь со мной!» Малколм вздрогнул и открыл глаза. В окно светила уполовиненная луна, поднявшаяся уже довольно высоко. Последние слова еще звучали у него в ушах. Они ему приснились, это ясно. Но был ли это просто сон, вызванный предыдущими невеселыми мыслями? До сих пор он никогда не видел и не слышал Джессику, если спал не на скамейке. Не было в этот раз и той четкой ясности воспоминаний, которая оставалась после их свиданий – в противовес обычным сновидениям, которые сразу же истаивают из памяти. Но… кто знает?