Текст книги "Джессика"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Погруженный в эти мысли, Малколм сам не заметил, как дошел уже почти до скамейки.

Внезапно он вспомнил, как накануне практически на этом же месте его перехватил Брант – и остановился, пристально вглядываясь в темноту между деревьями, кое-где прорезанную косыми бледными лучами поднимающейся на востоке луны. Но, кажется, на сей раз – насколько можно было различить в переплетении лунных теней – никто не поджидал его в засаде. «Надеюсь, Рик, ты тоже больше сюда не сунешься, для твоего же блага», – подумал Малколм и зашагал к скамейке, так и не придумав, что именно скажет Джессике.

Но не беспокойство об этом, а некая иная смутная тревога заставила его остановиться во второй раз, когда он уже обогнул дерево, чья крона окончательно обрела цилиндрическую форму. Тень, понял он. Тень под самой скамейкой была слишком уж густой…

И, стоило ему подумать об этом, как подозрительная тень зашевелилась и резким движением выбралась из-под скамейки, позволив луне осветить себя.

– Ты…! – возмущенный голос Малколма пресекся, когда лунный свет сверкнул на полированном металле изогнутого ножа с хищным острым концом. С опозданием юноша понял, что так и оставил собственное оружие в рюкзаке, хотя думал прошлой ночью, что надо будет переложить его во внутренний карман куртки… Впрочем, после последнего утра он думал, что больше не увидит Бранта.

Он ошибся.

– Спокойно, – хрипло произнес Брант, поднимая левую руку; в правой он по-прежнему сжимал нож. – У тебя есть с собой мобильник?

– Да! – ответил Малколм и сунул руку в карман. – И я прямо сейчас звоню в полицию, если ты немедленно не уберешься!

– Не сейчас, – криво усмехнулся Брант; теперь уже не только брюки, но и вся его одежда была в грязи, что его, похоже, совершенно не заботило. – Чуть позже. Ты в самом деле думаешь, что меня еще можно напугать полицией?

Малколм попятился. «Он спятил, – мелькнуло в голове у юноши. – Ему уже действительно нечего терять, вот и…»

– Я знаю, что ей надо, – продолжал Брант, не двигаясь с места; он стоял прямо над скамейкой Джессики. – Она не хочет моей смерти. Она хочет, чтобы я жил и мучился. Так, Джессика? – повысил он голос. – Хорошо, так и будет. Я знаю, как именно. Видишь ли, я всегда считал себя красавчиком. Не то чтобы я был патологическим нарциссом, но, в общем, дорожил своей внешностью. Хотя сейчас в это трудно поверить, я понимаю. Не помню, когда я в последний раз был у парикмахера… И я думал, что это, – он провел левой рукой над своим обезображенным лицом, – часть моего наказания. Хотя врачи говорят, что это просто дерматит на нервной почве. Что звучит вполне убедительно, поскольку это появилось во время болезни Люсиль… Но это, на самом деле, ерунда. Это, наверное, даже можно вылечить, если бы у меня были на это деньги… Это нож для снятия шкур. Сейчас я полностью срежу себе лицо. Прямо здесь. Пусть смотрит и наслаждается. Глаза оставлю, чтобы до конца своих дней видеть в зеркале… то, что получится. Меня, конечно, признают опасным психом и лишат права воспитывать дочь. Я больше никогда ее не увижу, да и она не должна видеть меня… таким. Но пусть Грэйс останется в живых! Разве это плохая сделка, Джессика? А ты, – он снова обращался к Малколму, – как только я это сделаю – но не раньше! – звони 9-1-1. Я боюсь, что у меня может не хватить сил сделать это самому. А мне – то есть не мне, а ей – обязательно нужно, чтобы меня спасли. Не дали умереть от болевого шока, потери крови или чего там еще.

– Ты сумасшедший, – пробормотал Малколм.

– Да, так они и скажут, – повторил Брант. – Не волнуйся, у тебя не будет проблем. Ты просто скажешь, что услышал мои крики и прибежал. Но никогда раньше меня не видел и понятия не имеешь, кто я и почему это сделал. Я действительно буду громко вопить, честно говоря, несмотря на весь свой спорт, я всегда боялся боли…

Нет, подумал Малколм, проблемы очень даже будут. Во-первых, полиция захочет знать, что я делал в закрытом на ночь парке. Само по себе это не преступление, но в контексте того, что здесь произойдет, совсем не факт, что они легко поверят в мою непричастность. Пусть даже на ноже будут только его отпечатки пальцев, все равно трудно поверить, что один человек сделал такое с собой сам, в то время как другой чисто случайно оказался рядом в такое время и в таком месте. А во-вторых, полиция начнет расследование, оградит тут все вокруг своими желтыми лентами, и в ближайшие дни свидания с Джессикой станут невозможными – а хуже того, как уже думал Малколм, они могут стать невозможными и впоследствии, если полицейское начальство решит, что ночами в тихом парке происходит слишком много странных и зловещих событий (смерть Кевина, могут припомнить и давнюю смерть Карсона на этой же скамейке, и обгоревшую неподалеку Лайзу), и начнет еженощно посылать сюда патрули!

– Делай это днем, – сказал Малколм, – и пусть тебе вызывают «скорую» здешние бегуны, которые действительно ни о чем не знают.

– Они могут мне помешать до того, как я закончу, – ответил Брант, – и, главное, я не могу ждать дня. Сегодня вечером состояние Грэйс ухудшилось. Это последний шанс. Слышишь, Джессика? Я уверен, что слышишь и знаешь! Если она умрет, я тоже не буду жить! Если хочешь растянуть мои мучения, прими мое предложение!

«Она не может, – подумал Малколм. – Грэйс, наверное, уже ничего не может спасти – ни в этом мире, ни в том…»

Но вслух он этого не сказал, задавшись новым вопросом: а почему Джессика вообще позволила Бранту прийти сюда? Рик ведь не смог подойти ближе существующей в том мире ограды, а этот тип забрался прямо под скамейку! Может, все дело в том, что Брант пришел и спрятался здесь еще до заката, когда Джессика не так сильна? Или он уже в том состоянии, когда его не может остановить никакой кошмар? Или ограда возникает только во сне Малколма? Или же, наконец, Джессика пропустила его специально, потому что хотела, чтобы он сделал то, что собирается?

Пока он думал об этом, Брант резким движением поднес нож к лицу и вонзил его острый загнутый конец себе под подбородок – а потом потянул вверх. Лезвие легко углубилось под кожу щеки, отслаивая ее от челюстных мышц – Малколму даже показалось, что он услышал, как металл скрипнул о зубы, а может, и о кость – и кровь из-под обвисшей безвольным лоскутом щеки обильно закапала на грязный воротник Бранта. Тот начал кричать, но не прекратил своего занятия. Даже уже зная (но лишь с чужих слов), что сделали с собой Триша и Каттеридж, Малколм смотрел, с трудом веря собственным глазам – он знал, как трудно сознательно причинить себе даже пустячную боль. Но нож, вошедший в плоть почти по самую рукоять, двигался все выше; Малколм видел, как лезвие движется под кожей, натягивая ее изнутри – скула (кровь текла уже не только из разреза сбоку, но и из орущего рта, куда, видимо, стекала с ножа), потом висок (блестящий от крови конец ножа высунулся из глазницы, но не повредил глаз, пройдя сверху), потом лоб у самых корней волос (нож снова высунулся над глазом, затем над другим, а потом больше половины лица, разом отделившись с влажным звуком, повисло бесформенным кровавым тряпьем, выворачиваясь наизнанку со лба), другой висок и скула (Брант продолжал истошно орать, и Малколму казалось, что этот крик слышен по всему городу), затем острый конец ножа вновь высунулся из-под вспарываемой кожи и одним резким движением срезал нос, затем лезвие двинулось дальше, отсекая вторую щеку и обнажая коренные зубы (то, что некогда было лицом Бранта, обвисало все ниже и теперь уже коснулось его груди) – и, наконец, нож завершил свой путь, срезав подбородок вместе с нижней губой.

Бранту не удалось на ощупь попасть в тот же разрез, с которого он начал, поэтому вывернутая наизнанку кровавая маска повисла на тонком ремешке растянувшейся кожи. Брант, не переставая вопить, зажал свое бывшее лицо в кулак и рывком разорвал этот ремешок – а потом отшвырнул то, что сжимал в кулаке, в сторону Малколма, который едва успел отпрыгнуть. Срезанное лицо упало к его ногам. «Самый радикальный способ борьбы с дерматитом», – мелькнуло в голове у юноши.

Брант перестал кричать и стоял, покачиваясь, с ножом во все еще поднятой руке.

Впрочем, это был уже не Брант и даже не Пеппино, а безымянное и безликое чудовище. Жуткое месиво ободранных и рассеченных мышц и кровоточащих сосудов казалось в лунном свете практически черным, и Малколм был рад, что такое освещение не позволяет рассмотреть детали. Впрочем, он отчетливо видел треугольную дыру с вертикальной перегородкой на месте носа (оттуда сочилась кровавая слизь) и чудовищный, буквально от уха до уха, оскал безгубого рта с необычайно длинными, торчащими из голых десен зубами, блестящими от крови и слюны.

– Зони, – хрипло потребовал Брант.

«Ну уж нет, – подумал Малколм, – надо убираться отсюда поскорее. Если эти крики кто-нибудь слышал, то наверняка уже вызвал полицию. А если этот тип тут сдохнет, то туда ему и дорога!» Малколм сделал еще один шаг назад, потом еще. Брант пошатнулся; казалось, он сейчас упадет.

«А если не сдохнет сам, добить и спрятать тело, – мелькнуло в голове Малколма. – Нечего копам совать сюда нос. Если только они и в самом деле не мчатся уже сюда. Как далеко разносятся крики над водой?» Малколм обернулся и бросил взгляд через озеро, словно пытаясь разглядеть огни полицейских мигалок на том берегу. Нет, если оттуда кто-то и услышал, то едва ли мог понять, откуда именно донеслись крики. Полиция не станет прочесывать все окрестности по звонку «до меня донеслись какие-то крики издалека». Значит…

Малколм одновременно услышал шорох и уловил движение краем глаза, но среагировать уже не успел. Брант, казавшийся уже теряющим сознание, вдруг молниеносным броском подлетел к нему, шмыгнул за спину и обхватил левой рукой за грудь, а правой прижал окровавленный нож к горлу Малколма. Рюкзак, по-прежнему висевший за спиной у юноши, был не настолько толстым, чтобы этому помешать.

– Джессика! – закричал Брант. – Он нужен тее? Еняю! Ео жизнь на жизнь Грэйс!

«Он совсем спятил, – подумал Малколм. – Даже если бы Джессика согласилась, каким образом она дала бы ему это знать?»

Он явственно чувствовал запах крови и пота Бранта. И остроту ножа, да. Тот был чертовски острым.

– Ты так ничего не добьешься, – выдавил из себя Малколм, стараясь сохранять полную неподвижность.

– Заткнись, – рявкнул Брант, прижимая нож еще сильнее; на сей раз, кажется, лезвие разрезало кожу. Впрочем, он тут же переменил решение: – Скажи ей, что я ерережу тее глотку, если она не согласится!

– Джессика, он правда это сделает! – послушно крикнул Малколм и добавил про себя: «Ну, чего же ты медлишь? Убей его скорее! Сердечный приступ или что там! К черту его мучения, убей его ПРЯМО СЕЙЧАС!»

Настала удивительная после всех только что звучавших криков – хотя и куда более естественная для осеннего ночного парка – тишина. И в этой тишине вдруг заиграла музыка.

«Мобильник, – сообразил Малколм. – Не мой. (Рингтон был незнакомый.) Кто-то звонит ему…»

И тут произошло невероятное. Человек, только что срезавший подчистую собственное лицо и теперь прижимавший тот же самый нож к горлу другого человека, отвлекся от всего этого, чтобы ответить на звонок.

Рука, обхватывавшая Малколма поперек груди, скользнула назад, очевидно, в карман Бранта. Вторая рука еще прижимала нож к шее юноши, но и она на миг как-то расслабилась, и Малколм воспользовался этим моментом, чтобы вцепиться в нее обеими руками, стиснув кулак с ножом и запястье своего врага. Двумя руками он без большого труда отогнул руку Бранта и вывернулся из-под нее, разворачиваясь к нему лицом и не ослабляя собственную хватку. Брант продолжал бороться с ним, пытаясь вырвать руку с ножом и в то же время поднести к уху мобильник. Получалось у него не очень хорошо, ибо большинство людей плохо умеют выполнять качественно разные действия двумя руками одновременно. Основное внимание Бранта сосредоточилось на телефоне – ему удалось, наконец, нажать кнопку и сказать «да»; правую руку с ножом, направленным в прежнюю сторону – туда, где еще недавно была шея Малколма – он продолжал машинально тянуть на себя, противостоя усилиям юноши, старавшегося отогнуть ее еще больше. Как только это усилие Бранта достигло максимума, Малколм резко сменил направление своей собственной силы на противоположное. Среагировать Брант не успел. Нож мелькнул в воздухе, направляемый силой сразу трех рук, и вонзился в кадык своего владельца.

Теплая кровь брызнула Малколму на руки (и без того уже перепачканные ею же), и он машинально разжал пальцы и отступил. Брант выронил мобильник и попытался выдернуть нож из собственного горла. Со второй попытки ему это удалось; кровь тут же ударила пульсирующим фонтаном. Брант сделал, словно пьяный, шаг вперед, затем назад и рухнул навзничь.

Кровавый фонтан брызнул еще несколько раз, с каждым разом все слабее, и иссяк. Все было кончено.

Малколм вдруг почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но, сглотнув несколько раз, сумел удержаться от рвоты. «Хорошо, – подумалось ему. – Не стоит оставлять здесь свои… биологические следы. Хотя следов тут, наверное, и без того… он меня хватал, я его… на ноже вроде бы моих отпечатков быть не должно, но все равно… Нет, с моей стороны это, конечно, самооборона, и вообще он в общем-то сам себя зарезал. Но каково будет убеждать в этом полицию? Тут уже даже не скажешь, что просто случайно проходил мимо и услышал крики…» У Малколма вдруг мелькнула мысль, что его ситуация напоминает ту, в которой оказалась Триша после самоубийства Джессики, только стороны поменялись местами. И пусть даже его в итоге оправдают, он совершенно не хочет проходить через то же, что и Макмердон. Кажется, она провела в тюрьме больше полугода… Нет, вмешивать полицию не следует категорически!

Значит, надо, как он уже подумал, избавиться от тела. Закопать его где-нибудь в лесу не получится – у него нет лопаты, и ночью негде ее раздобыть. Тогда остается утопить в озере, и лучше подальше отсюда. Рано или поздно, конечно, труп все равно найдут – но спустя недели или месяцы в воде на нем не останется уже никаких следов, позволяющих выйти на Малколма… Если разложение зайдет достаточно далеко, то и личность самого мертвеца вряд ли определят, несмотря на то, что у полиции есть его отпечатки пальцев. Хотя это как раз не критично – Брант, по всей видимости, не знал даже имени Малколма, и никаких документов или свидетельских показаний, связывающих этих двоих, не существует. Надо просто не допустить, чтобы полиция начала расследование по горячим следам и именно в районе скамейки Джессики.

Малколм сгрузил свой рюкзак на землю и присел на корточки рядом с трупом, думая, надо ли забрать документы Бранта. Пожалуй, все-таки нет: если копы установят его личность, то скорее станут искать кого-то из прошлого Бранта, нежели никак с ним не связанного студента местного университета. Однако надо все-таки обшарить его карманы и убедиться, что у него нет при себе ничего, указывающего на Малколма. Скажем, фотографии, сделанной во время слежки из-за деревьев… хотя – кто в наше время делает бумажные фотографии? Мобильник – вот где могут быть снимки!

Малколм принялся озираться в поисках упавшего телефона, и тут же, словно в ответ на его мысль, среди гниющей листвы засветился сиреневым маленький экранчик и мгновением спустя заиграла уже знакомая мелодия. Малколм поднял мобильник и прочитал имя звонящего – «Д-р Блюменштраусс». Надо же, мелькнуло в голове у Малколма, он вбил такое длинное имя в контакт-лист полностью, не прибегая к сокращениям – впрочем, о почтении Бранта к доктору куда наглядней говорил тот факт, что именно желание безотлагательно выслушать звонок от него стоило Бранту жизни. Если, конечно, тот звонок тоже был от него – но, скорее всего, Блюменштрауссу был выделен персональный рингтон…

Не особо задумываясь, не станет ли это лишней уликой, Малколм поднес трубку к уху и нажал кнопку приема.

– Фред? Фред, вы меня слышите? Это доктор Блюменштраусс.

В трубке возникла выжидательная пауза, и Малколм вынужден был буркнуть что-то утвердительное, надеясь, что по этому короткому звуку абонент не поймет, что говорит с другим.

– Я только что звонил вам, но связь оборвалась… Фред, боюсь, у меня плохие новости. Я уже говорил вам, сегодня вечером состояние вашей дочери резко ухудшилось и… мы сделали все возможное, но, к сожалению, она умерла, Фред. Мне очень жаль. Но я с самого начала предупреждал вас, что шансов у нас не очень много, – доктор помолчал, дожидаясь реакции, но, так и не дождавшись, произнес: – Фред, вы поняли, что я сказал?

Малколм разорвал связь.

«Спасибо, Джессика, – подумал он. – Это было очень вовремя».

Телефон в его руке, как он уже убедился, был не смартфоном, а какой-то простой и дешевой моделью – видимо, из тех, которые, как рассказывала Герти, раздают малоимущим. Фотографировать им было нельзя. «Вот и замечательно», – подумал Малколм и выключил телефон. Прежде, чем экранчик погас, юноша обратил внимание на собственные кровавые отпечатки на экране и корпусе. Все это надо будет тщательно смыть, прежде чем засунуть мобильник в карман владельца… Перчаток у Малколма с собой не было – он привык, что в спальном мешке тепло и без них. Но вода, конечно, все смоет…

Шею все-таки саднило, и по ней стекало что-то мокрое – то ли пот, то ли кровь. Малколм машинально потрогал, затем посмотрел на свою руку. Это ничего не прояснило – рука и так уже была в крови, но вроде бы заметно больше этой крови не стало. «Все-таки этот гад меня порезал, но, кажется, не сильно. Просто царапина…» Тем не менее это заставило его вспомнить о необходимости умыться. Он присел на корточки возле воды и долго тер руки, лицо и шею, а затем постарался, как мог, оттереть пятна на куртке. Потом подышал на закоченевшие пальцы и вновь вернулся к трупу, брезгливо поморщился – проклятая физиология! – но удовлетворенно отметил, что желания блевать у него больше не возникает. Вероятно, этому способствовало слишком слабое лунное освещение, не позволявшее различать цвета и детали. Стараясь, тем не менее, не смотреть на ободранную голову Бранта, Малколм принялся обшаривать его карманы.

Ничего опасного для себя или примечательного он там не обнаружил. Не было даже ключей от машины и от чего-либо похожего на номер в мотеле. Должно быть, Брант приехал в город на автобусе, а спал… может быть, и на автовокзале, если не здесь же в парке. Во всяком случае, его внешний облик и запах немытого тела – еще до того, как он учинил свое кровавое жертвоприношение – вполне соответствовали такому предположению. В уже знакомом Малколму облезлом бумажнике обнаружилось, помимо фотографии Грэйс, водительское удостоверение (вероятно, на имя Фреда Пеппино, хотя в темноте было не разглядеть) и несколько долларовых купюр с мелочью. Никаких кредитных карт. Мгновение поразмыслив, Малколм отправил наличные в свой карман. Почему нет? Бранту они все равно больше не понадобятся, а наследников у него не осталось.

Прочее Малколм запихал обратно, сунул во внутренний карман Бранта окровавленный нож и со вздохом поднялся. Теперь самое трудное и неприятное. Оттащить труп как можно дальше отсюда и утопить его в ледяной воде как можно дальше от берега. Причем просто волочь его за руки или за ноги не годится – на земле останется характерный след. Значит, придется, вот же черт, взгромоздить его на спину и так донести до асфальта, а там уже дальше можно и волоком… Малколм еще раз посмотрел через озеро, всматриваясь и вслушиваясь в ночь. Нет, никаких полицейских сирен. Он вновь наклонился, натянул куртку мертвеца на его освежеванную голову и туго затянул завязки воротника. Не то чтобы куртка была идеально герметичной, но можно надеется, что, пока он тащит тело, кровь не успеет просочиться наружу.

Малколм ухватил труп под мышками и попытался поднять, но вроде бы худой Брант (превосходивший, впрочем, Малколма ростом) оказался неожиданно тяжелым. После нескольких неудачных попыток поставить его вертикально, дабы потом взвалить на спину, Малколм все же оттащил его волоком к скамейке, благо это было всего в нескольких шагах, и свалил туда. «Извини, Джессика, – пробормотал юноша. – Сегодня, сама видишь, у нас ничего не получится. Когда я разберусь с ним, мне еще надо будет добраться до общаги и привести себя в порядок, пока ночь и меня никто не видит…» Он усадил мертвеца на скамейке (тот все норовил завалиться то вперед, то вбок) и, наконец, из такой позиции, закинув мертвые руки на плечи, как лямки рюкзака, сумел с усилием подняться и, наклонившись вперед, потащил труп на себе в сторону аллеи. «Как же от него воняет», – думал Малколм с отвращением, переставляя ноги и надеясь не запнуться о какой-нибудь корень.

Он благополучно добрался до аллеи и, пройдя еще несколько ярдов в прежнем режиме, все же свалил труп на асфальт, дабы дальше уже волочь его за руки по дорожке. «Не хватало сейчас только Кевина № 2 – любителя кататься на велосипеде по ночам, – мрачно думал он. – Джессика, если ты меня слышишь, не пускай никого сюда! Делай с ними что угодно, но пусть никто не пройдет в парк, пока я не закончу!» Если это все-таки случится, мне придется его убить, подумал Малколм. У меня просто не будет другого выхода. Малколм даже попытался представить, как именно он это сделает. «Я наткнулся на раненого парня, а у меня нет с собой телефона. Вот тащу его к выходу. Вы очень кстати, помогите мне…» Ночной гуляка, конечно, скажет, что тащить больше нет никакой необходимости, потому что у него-то мобильник есть. И полезет за таковым. И пока он отвлечен этим, Малколм выхватит из кармана мертвеца нож… или даже скажет так: «О, какая удача! Посветите сюда, я не могу понять, что у него с лицом» И когда тот парень наклонится и сдернет куртку с головы Бранта, можно не сомневаться, на пару секунд он потеряет дар речи и способность замечать, что творится у него за спиной.

А потом придется топить уже два трупа, да.

Малколм поймал себя на том, что обдумывает это вполне серьезно и хладнокровно, вовсе не испытывая морального ужаса перед такой перспективой. Ну да, он ведь уже убийца. Он убил Кевина, хотя это было непреднамеренно. Убил Бранта, хотя это была самооборона. И если ему придется убить случайного свидетеля… это тоже будет, по сути, самооборона. Да, субъективно тот человек не будет хотеть ничего плохого, но объективно он будет представлять смертельную угрозу. Джессика права – мир несправедлив, в нем часто умирают невиновные, которые просто оказались не в том месте не в то время. Если бы, например, на Малколма бежал человек, больной… скажем, тем же бешенством, разве застрелить его не было бы законной самозащитой? Хотя больной не виноват в том, что он болен. Но его укус представляет смертельную опасность. Или, скажем, решение сбить пассажирский лайнер, захваченный террористами, если они собираются протаранить небоскреб. Это ни разу не делали на практике, но после 9/11 стало ясно, что это верное решение, хотя пассажиры и не виноваты – но если поступить иначе, жертв будет еще больше. Ну или банальная ситуация, когда из двух можно спасти только одного – единственный спасательный круг, единственное место в вертолете и все такое – кого бы ты ни выбрал, по отношению ко второму становишься убийцей. Так что какие претензии к Малколму – и какие у него самого претензии к Джессике? Он, между прочим, спас Рика, хотя мог бы этого и не делать… и, может быть, напрасно все-таки спас. С воскресенья Рик ведет себя именно так, как всегда хотелось Малколму – старается вообще не общаться с соседом, но кто его знает, что он там про себя думает… а может, и тайком предпринимает. Раскопал ведь эту Лайзу… хоть она и уверяет, что зареклась пытаться вновь отомстить Джессике, но она бы наверняка это сделала, если бы только знала – как. Вряд ли она, конечно, что-то извлечет из своих колдовских фолиантов… а впрочем, уверенность Малколма, что все это – чушь, шла из его прошлых представлений о мире. В которых свидания с мертвой девушкой были такой же абсолютно невозможной чушью. Но если последнее оказалось неверным, то, возможно, какие-то из этих средневековых магических фокусов тоже работают… Зря все-таки Джессика позволила Лайзе остаться в живых. Это же азы, которые можно почерпнуть из любого триллера: оставлять врага раненым, но недобитым – очень большая ошибка…

Но никто не появился навстречу, никто не догнал сзади, и Малколм, наконец, решил, что отошел достаточно далеко от скамейки. Усмотрев между деревьями проход к озеру, он свернул направо, прислонил труп спиной к древесному стволу, а затем втащил его выше и снова взвалил себе на плечи. Так он дошел до тропинки, а затем по ней – до того места, где она подходила вплотную к воде. Малколм свалил мертвеца спиной в воду; грязные ботинки Бранта остались на берегу, а куртка надулась пузырем из-за оставшегося внутри воздуха, удерживая верхнюю часть тела и голову на плаву. Малколм знал, что дно здесь пологое, так что ему придется затащить труп в воду достаточно далеко от берега. Между вариантами «лезть в ледяную воду в одежде, что будет несколько теплее, и потом возвращаться мокрым насквозь» и «раздеться и сохранить одежду относительно сухой» (полностью сухой она, конечно, не останется, ибо вытереться ему нечем) он не без содрогания выбрал второе.

Он снял с себя все, включая трусы, но в первый момент, благодаря адреналину и физическим усилиям по перетаскиванию трупа, ночной воздух и даже земля под босыми ногами не показались ему особенно холодными. Как теперь сделать, чтобы Брант не всплыл? Дно было каменистым – это Малколм тоже знал – так что он, наклонившись к воде, принялся выковыривать эти мелкие камни из ила и пихать их в карманы мертвеца. Пальцы почти сразу занемели от холода, но не в этом была главная проблема. Почти сразу Малколм понял, что этот план не сработает. Те несколько камешков, что помещаются в карманы, не удержат тело под водой, когда оно раздуется от трупных газов, это было очевидно. А ничего достаточно большого и тяжелого, что можно было бы привязать к трупу, поблизости не было.

Малколм посмотрел на тело, лежавшее у его ног. На выглядывавший из-под задранной куртки и рубашки бледный волосатый живот. Газы при разложении, вероятно, скапливаются в первую очередь в брюшной полости. А если ее вспороть… И напихать туда камней, да! Вот такой «карман» уж точно удержит мертвеца на дне.

Малколм поспешно вытащил нож Бранта, все еще липкий от крови, и только тут, от этого липкого мерзкого прикосновения, осознал в деталях, что именно собирается сделать. К горлу снова подступила тошнота, но он сделал несколько глубоких вдохов и сказал себе: «Тебя же не тошнило, когда Герти потрошила курицу? Это абсолютно то же самое. Даже проще – мне не надо доставать все органы, просто нафаршировать его живот камнями». Он затащил труп подальше в воду, чтобы на берегу не осталась кровь; для этого ему пришлось зайти в озеро по середину голени, отчего ноги сразу заломило. Зато, впрочем, онемевшие ступни почти не чувствовали боли от острых камней. Это всего лишь озеро, это не море, где волны гладко обтачивают гальку…

Малколм наступил одной ногой на грудь мертвеца, заставляя тело погрузиться; забулькали пузыри, вырываясь из-под куртки. А в самом деле, сообразил он, совсем не обязательно стоять на острых камнях, можно делать это прямо на нем, и ноги тогда будут в воде не больше чем по щиколотку… Он встал на грудь трупа обеими ногами, лицом к животу, затем сел на корточки. Задрал мокрую одежду мертвеца еще выше, оголив его живот, покрытый тонким слоем воды, от паха до нижних ребер. А затем с силой вонзил нож чуть ниже пупка и потянул на себя.

Снова забулькали пузыри, и в воздухе расплылась отвратительная вонь кишечных газов.

«Тьфу ты, скотина!» – подумал Малколм, чувствуя особенное омерзение от того, что вода, в которую сейчас исторгается содержимое кишечника Бранта, омывает его собственные голые ноги. Но тут уж выбора не было, надо было довести дело до конца. Дыша ртом, Малколм распорол живот трупа от паха до солнечного сплетения, затем постарался концом ножа максимально раздвинуть края разреза. В воде расплылась бурая муть (казавшаяся при слабом лунном освещении совершенно черной), закрыв «операционное поле», словно дымовая завеса.

Но Малколму это было уже без разницы, он действовал на ощупь. Снова встав рядом с трупом, он хватал со дна камни вместе с илом и пихал их во вспоротый живот. Жидкость внутри еще не успевшего остыть тела была теплее ледяной воды вокруг, и у Малколма с его окоченевшими руками это вызывало отвращение и удовольствие одновременно.

Наконец Малколм решил, что достаточно, да и пихать новый груз было уже практически некуда. Он еще раз обшарил карманы мертвеца, обтирая тканью под водой все предметы, на которых могли остаться его отпечатки, и затем понял, что ножа среди них нет. Малколм решительно не мог вспомнить, куда его дел перед тем, как начал обеими руками сгребать камни и ил. Он осторожно пошарил по дну, но так и не нашел ничего похожего на нож. Возможно… тот даже остался внутри.

Ладно, решил Малколм после некоторого раздумья. Даже если нож все-таки валяется на дне и кто-то заметит с берега блеснувшую под водой сталь, из-за этого не вызовут полицию. Это всего лишь нож, не так ли? Труп будет не здесь, а гораздо дальше. Там, где сквозь мутную озерную воду совершенно точно никто ничего не разглядит.

И Малколм, вновь ухватив мертвеца за руки, поволок его прочь от берега, сам с каждым шагом погружаясь все глубже в обжигающе холодную воду. Когда та поднялась выше пояса, у Малколма перехватило дыхание. Но, восстановив способность дышать, он заставил себя идти дальше, пока не погрузился по грудь. Оглянувшись и оценив расстояние до берега, он решил, что этого будет достаточно. Отпустив проклятый труп, он развернулся и двинулся к берегу со всей возможной скоростью, помогая себе руками, которыми загребал, как при плавании.

Выбравшись, наконец, на берег, Малколм, чьи зубы выбивали непрерывную дробь, а конечности, кажется, уже совершенно потеряли чувствительность, принялся, все еще голый, скакать и бегать взад-вперед, размахивая руками. Когда он уже начал чувствовать, что согревается, где-то поблизости хрустнула ветка. Малколм испуганно замер. Ему вдруг представилось, как сейчас из-за деревьев выйдет Рик и скажет: «Ну что, теперь, кажется, и я могу кое-что рассказать о тебе полиции?» Но никто не появился. Парк был по-прежнему пуст. Малколм торопливо натянул одежду и обувь, затем потратил несколько минут на то, чтобы застегнуть пуговицы и молнии – пальцы все еще не слушались. Свалится ли он теперь с простудой? Не исключено, хотя все-таки он провел в воде не так много времени… сильное, но короткое переохлаждение лучше, чем слабое, но долгое… Так, где его рюкзак? Черт, да ведь он так и оставил рюкзак со своими вещами, включая ноутбук, на видном месте возле скамейки! Рядом с кровью и прочими следами борьбы на земле! Если бы туда и в самом деле заявились полицейские или кто еще… Избавиться от трупа, конечно, было важно, но сначала надо было минимально прибраться на месте убийства!