Текст книги "Джессика"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Может, и не жуткой. Не настолько, чтобы попасть в новости. Или репортеры просто еще не знают.

– Ну, если тебя это так волнует, позвони этой… через кого ты там на нее вышел?

– Видишь ли, – неожиданно смутился Рик, – вот она точно сейчас не хочет со мной говорить. У нас с ней возникли… некоторые мировоззренческие разногласия на тему гендерных стереотипов в современном социокультурном контексте.

– Застукала тебя с другой? – с усмешкой перевел Малколм.

– Для девственника ты удивительно проницателен.

Малколм чувствовал себя странно, ложась в свою обычную кровать в эту ночь. Пусть это был отнюдь не первый раз со времени знакомства с Джессикой, когда он проводил ночь не с ней, но прежде это всегда было вызвано некой объективной и, главное, временной помехой. Теперь же… Он ждал кошмаров про серую пустыню или что-нибудь похуже, головной боли с утра, может, даже залитой кровью подушки. Но ничего этого не случилось. Проспав восемь часов – больше, чем в эпоху «до Джессики», но меньше, чем накануне – он проснулся вполне бодрым и полным сил. В окно почти по-летнему светило солнце; природа словно старалась скрасить утро понедельника настолько, насколько это вообще возможно.

«Она отпустила меня, – подумал Малколм. – Она поняла, что мы больше не сможем быть вместе. Спасибо, Джесс, я знал, что ты не захочешь причинить мне зло…» Самое время теперь полностью сосредоточиться на учебе…

И в этот первый день ему действительно удалось уйти с головой в учебу; после занятий он допоздна просидел в читальном зале и почти не вспоминал о Джессике, а когда, наконец, улегся спать, то чувствовал себя таким усталым, что отрубился сразу же, без всяких тоскливых ностальгических раздумий. Но потом… в следующие дни все оказалось не так просто.

Чем больше отдалялся и забывался пережитый им страх, тем острее становились чувство сожаления и потери, жажда вернуть все, как было, и ощущение нелепости, даже абсурдности принятого им решения. «Ведь мы же оба хотим быть вместе, почему же мы должны расстаться?!» Если бы Джессика предала его, как когда-то Кэтрин – оскорбила бы его лучшие чувства и принципы, показала бы, что абсолютно недостойна его уважения – его любовь к ней исчезла бы без остатка в доли секунды. Ровно столько, сколько требуется времени, чтобы данная информация распространилась по аксонам коры больших полушарий (никакое «сердце» тут, разумеется, ни при чем). Но этого не было. Оскорбительно даже сравнивать Джессику с той грязной шлюхой. Да, она опасна, даже смертельно опасна. Но разве надо разлюбить человека только потому, что он, к примеру, заболел заразной болезнью? Тем более – бросить ее совершенно одну, без всякой помощи, в таком ужасном месте, которое страшнее любого средневекового каземата… При мысли о том, что должна чувствовать в эти дни Джессика, оставленная им там, Малколм ощущал себя полным подонком.

В каждом фильме про зомби, напоминал он себе, есть какой-нибудь кретин, который, вопреки всем доводам разума, держит у себя дома на привязи свою мертвую жену, дочку или мамочку, подкармливая ее забредающими путниками. В своей идиотской любви неспособный принять, что дорогого ему человека больше нет, а есть лишь кровожадное чудовище, которое никогда уже не получится исцелить, трансформировать обратно. Но это опять была оскорбительно неуместная аналогия. Джессика не зомби, не щелкающая зубами туша со сгнившими мозгами! Строго наоборот – она личность, свободная от всего телесного! Разве не о таких отношениях он мечтал?

В четверг Рик, умотавший, как думал Малколм, на очередную тусовку, вернулся неожиданно рано и мрачно сообщил, что, поскольку Лайза так и не ответила на все его звонки, он наведался к ней лично.

– И что она? – без энтузиазма осведомился Малколм, уже практически забывший о гадалке. Пожалуй, теперь бы он предпочел, чтобы она ничего не нашла. Джессика отпустила его сама, по доброй воле, разве нет? И он не мог сказать, что чувствует себя счастливым…

– Ничего. Там все заперто. Хотя сейчас ее приемные часы. Я стучался, наверное, минут двадцать. И заходил с обратной стороны, там, где окна. Все задернуто плотными шторами. В окна стучал тоже…

– Ты хочешь сказать, что она там за этими шторами лежит мертвая? Уже несколько дней? – перебил Малколм его драматическое повествование.

– Не знаю. Может быть. Запаха я не почувствовал, но все окна плотно закрыты…

– А по-моему, она просто куда-нибудь уехала.

– В отпуск на море? – усмехнулся Рик.

– Почему нет? Даже слепые и обожженные ездят отдыхать. Вряд ли, конечно, она станет загорать на пляже в ее нынешнем состоянии, но есть масса других…

– Тогда бы она оставила объявление на двери, – перебил Рик. – Мол, закрыто до такого-то числа.

– Возможно, бумажка отклеилась и упала на пол. Или она решила, что подобное объявление привлечет воров. Там не самый хороший район, так ведь?

– Я заходил к парикмахеру в том же здании. Он тоже ничего не знает. Сказал, что эта особа навевает на него жуть и что они не общаются.

– Вот именно. Вот если бы о ней ничего не знал лучший друг… а так – все это ровным счетом ничего не значит. У нее же есть сестра, она подняла бы тревогу.

– Мы еще не знаем, что могло случиться с сестрой.

– Этак ты виртуально уморишь половину города, лишь бы защитить свою гипотезу. Давай все-таки не множить сущности, как заповедовал Оккам.

– Ну, допустим, – вынужден был согласиться Рик. – Ты-то сам как?

– Живой, как видишь, – проворчал Малколм. Конкретизировать ему не хотелось, ибо с утра он чувствовал себя не лучшим образом. Ничего конкретно не болело, просто им владели общая вялость и апатия. Он мучительно боролся со сном на бесконечно тянувшихся лекциях и буквально заставил себя поесть в университетской столовой, практически не чувствуя вкуса, хотя обычно там готовили вполне неплохо. Малколм не знал, относить ли это к недосыпу (он все пытался вернуться к прежней шестичасовой норме и вечером накануне оставил себе на сон только семь часов) или же к своему психологическому состоянию. Он тосковал по Джессике, в этом не было никаких сомнений. Точнее говоря, сами по себе несколько дней разлуки не были бы для него проблемой, но вот мысль, что это теперь навсегда, вгоняла в депрессию. «Наверное, теперь бы я уже не увидел на ее лице никаких пятен», – думалось ему. Он больше не смотрел на ее фото (хотя и никак не мог заставить себя их удалить), но принцип «с глаз долой – из сердца вон» никак не хотел работать, хотя Малколм и говорил себе, что просто прошло еще слишком мало времени. Но тенденция скорее была обратной.

Утром пятницы Малколм проснулся с головной болью и тошнотой. Возможно, это от голода, вяло подумал он, поскольку накануне вечером так и не смог заставить себя поужинать – лишь выпил чаю. Сейчас его мутило при одной мысли о еде, так что его завтрак стал таким же – он лишь сыпанул в чай побольше сахара. Вместе с принятой таблеткой это, кажется, помогло – по крайней мере, промучившись первый учебный час и мало что восприняв из объяснений преподавателя, ко второй половине пары Малколм почувствовал себя лучше. В обеденный перерыв он спустился в столовую и взял рыбу с печеной картошкой и стручковой фасолью.

Прежде, чем он успел приступить к трапезе, к нему подрулил Рик. На его тарелке в окружении картошки фри покоился сочный кусок мяса, вид и запах которого вызвали у Малколма внезапное отвращение. Сам он воздерживался от мяса по сугубо рациональным соображениям, прочитав достаточно статей о его вреде для здоровья, но никогда прежде не испытывал эмоций в стиле «какая мерзость, вы едите куски расчлененных трупов!» Но вот теперь ему почему-то живо представились шевелящиеся в смачном куске на тарелке Рика черви, а красно-коричневый соус для барбекю казался жижей, выдавленной из гниющего кишечника. Ярко, словно это было час назад, вспомнился раздавленный Цербер…

– Я отловил Тину, – сообщил Рик. – Ну, ту девчонку, которая до сих пор на меня злится и не хочет разговаривать. Но я убедил ее, что это серьезно. Что Лайза пропала, и надо связаться с Линдой. И что я вовсе не придумал это для того, чтобы снова подкатить к ней, в смысле к Тине… и к Линде тоже. Она сказала, что не видела Линду уже несколько дней, но ей не приходило в голову беспокоиться. Типа, у нее своих проблем хватает… и я, надо полагать, одна из них, – самодовольно ухмыльнулся Рик. – Ну и вообще, они, на самом деле, не такие уж близкие подруги…

– Короче! – потерял терпение Малколм.

– Она позвонила Линде при мне. Та в ответ прислала сообщение, что все в порядке. Лайза куда-то уехала по делам.

– Ну вот видишь, – пожал плечами Малколм.

– Тина не видела Линду. Даже не слышала ее голоса. Все, что мы видели – это текстовое сообщение.

– Которое, конечно, послал убийца, завладевший мобильником жертвы, – усмехнулся Малколм. – Рик, кого ты подозреваешь? Если Джессику, то она неспособна слать сообщения на телефон, уж можешь мне поверить. А если кого-то еще, то кому это надо?

– Не знаю. Просто это довольно странно. Тина говорит, Лайза уже совершала подобные поездки – главным образом чтобы ознакомиться с очередным фолиантом, к которому можно получить доступ только в какой-нибудь библиотеке, или даже в частной коллекции. Но она всегда брала Линду с собой, ей же нужна зрячая помощница. А сейчас в сообщении было не «мы уехали», а «она уехала».

– Лайзе лучше знать, что ей нужно, – Малколм ковырнул вилкой свою еду и отправил в рот, давая понять, что считает тему исчерпанной.

И тут же его рот и нос наполнились вкусом и запахом тухлятины и гнили. Малколм вытаращил глаза, судорожно кашляя, и в следующий миг его вырвало прямо на стол.

К врачу он так и не пошел, несмотря на настойчивость Рика. «Замучают меня всякими обследованиями и ничего не найдут, – твердил Малколм. – Наверное, просто попался кусок несвежей рыбы». «В нашей столовой не бывает несвежей рыбы, – возражал Рик, – а если да, то это большой скандал. Но ту же рыбу ело множество человек, и никто больше…» «Ну, значит, психосоматика. Мясо на твоей тарелке заставило меня думать о разложившихся трупах, вот и…»

– Ты знаешь, что это значит, – заявил, наконец, Рик без обиняков. – Это она.

– Ну в общем то, что мы расстались, действительно… действует на меня депрессивно, – нехотя признал Малколм. – Психосоматика, как я и говорю.

– То есть, по-твоему, во всем виновато лишь твое самовнушение? – ядовито осведомился Рик. – Как и у всех тех, кто умер из-за нее?

– Она меня отпустила, – с нажимом повторил Малколм.

– Ты сам говорил – она может передумать.

– Ладно, Рик, ты в любом случае ни на что не можешь повлиять. И вообще, это не твое дело.

– Мое, если ты блюешь в мою тарелку.

– Извини.

– «Извини»? Это все, что ты хочешь сказать?

– Это было нечаянно. И, кстати, я ведь не просил тебя подсаживаться за мой стол.

Рик возмущенно фыркнул, но, наконец, отстал.

Вечером Малколм осторожно поел крекеров. Они не вызвали у него тошноту, напротив, он с аппетитом умял целую коробку. Мысли о рыбе тоже уже не вызывали у него отвращения, и Малколм почти убедил себя в том, что инцидент в столовой был лишь досадной случайностью, которая не получит продолжения. Ни в чем люди не убеждают себя столь охотно, как в этом.

В субботу, однако, он опять проснулся с тяжелой головой. Вяло протянув руку за лежавшим на тумбочке мобильником, он убедился, что проигнорировал все усилия будильника и снова проспал почти одиннадцать часов – так что разбитость была вполне естественной. Рика в помещении не было, как и его куртки на вешалке – что Малколма, как всегда, устраивало. Он выбрался из-под одеяла и поплелся под душ, надеясь, что ему удастся взбодриться без помощи таблетки от головной боли.

Малколм обрушил на себя холодную воду, от которой перехватило дыхание (некстати вспомнилось ночное озеро и труп со вспоротым животом – интересно, как там дела у следствия, все еще ищут неизвестных мафиози из Нью Йорка?), потом обжигающе горячую, потом снова холодную, потом настроил приятно теплую. Самочувствие и впрямь стало лучше, и Малколм подумал, что надо бы сходить прогуляться (но не в парк, нет. Куда-нибудь в другое место, даже просто пройтись по улицам.) Потом он вспомнил, что, кажется, со всеми этими неконструктивными эмоциями давно уже не мыл голову, и потянулся за шампунем, а затем, зажмурив глаза, принялся щедро намыливать волосы.

Старательно смыв шампунь, он осторожно открыл глаза – и увидел тонкие черные пряди собственных волос у себя на пальцах. Еще больше волос мокло у его ног на полу душа.

Черт!!!

Малколм испуганно высунулся из-за пластиковой занавески и поспешно обтер полотенцем запотевшее зеркало. Нет, он не увидел там Горлума с последней парой прядей на лысой голове. На фоне общей массы его волос потерянное им количество было незаметным.

Но… да, конечно, человек постоянно теряет волосы – старые выпадают, новые отрастают, это естественный процесс, и если не мыть и не расчесывать голову достаточно долго, то может показаться, что за раз их выпало много. Но не настолько! Ему всего 18 лет, и ни его отец, ни дед не страдали ранним облысением…

Психосоматика?! Головная боль, тошнота, рвота, выпадение волос – что дальше? Он начнет терять зубы? Харкать кровью?

Кстати, не потому ли Карсон все время ходил в капюшоне?

«Я обещал ей вернуться, когда соскучусь, – подумал Малколм. – И обещал каждый день смотреть на ее фотографию. Правда, все это было до того, как она попыталась затащить меня к себе… но с чего я взял, что это отменяет обещания? Хотя она не может знать, что я их нарушил… или может? Она ведь знала, когда мне потребовалась помощь на контрольной…»

– Джессика! – крикнул он в пустоту комнаты. – Останови это! Не делай этого со мной!

Если она и впрямь может это остановить, подумалось ему. Коль скоро его собственная тоска и впрямь могла вызвать некоторые негативные психосоматические эффекты – которые он не в состоянии контролировать! – то на что может быть способна тоска Джессики?! И насколько эта тоска сильнее – там, в этом ужасном месте, где ей нечем утешиться и не на что отвлечься?

Едва натянув трусы, Малколм полез в интернет. Он почти ненавидел себя за то, что собирался сделать, но если у него не останется другого выхода…

«Пэм, где похоронена Джессика? Ответь поскорее, пожалуйста, это важно».

Уже отправив сообщение, он пожалел о второй фразе. Пожалуй, так он только насторожит Памелу – «а что случилось, почему это тебе вдруг срочно понадобилось…», и ответ «просто захотел положить туда цветы» не будет выглядеть убедительно. Кстати, если полиция будет расследовать акт вандализма, то последней оставшейся в живых родственнице наверняка сообщат, и Памела может вспомнить об этом письме… Ну ладно, теперь уже поздно. Теперь только ждать… кстати, дома ли Памела в субботу утром? (Хотя какое утро, уже почти полдень!) Или куда-то повела свой выводок? Да и вообще, захочет ли отвечать? В последний раз она, кажется, намекала, чтобы он оставил ее в покое…

Но ответное сообщение шлепнулось буквально через пару минут.

«Нигде».

«Как это нигде?» – отстучал на клавиатуре Малколм.

На этот раз ответа пришлось подождать несколько дольше.

«Она не оставила формального завещания. Но как-то сказала, что не хочет, чтобы ее останки гнили в земле. А хочет, чтобы их сожгли, а прах развеяли. Все тогда, конечно, возмутились, зачем она говорит о смерти… В общем, так и сделали. Прах развеяли над озером на закате. Примерно там, где потом поставили скамейку».

Да, подумал Малколм, наверное, Джессика выбрала такой финал как более чистый и красивый. Ее тело не досталось ни мужчинам, ни червям. А может быть… может, она хотела гарантировать себя от судьбы Мориса из «Трещины», чей мозг медицина признала мертвым, но чье сознание, тем не менее, сохранялось в неподвижном теле…

Если так, то у нее не очень получилось.

И у него тоже не получится задуманное. Все эти рецепты из старинных гримуаров, как он и полагал – полная чушь.

Шлепнулось еще одно сообщение.

«На самом деле там оставалось уже не очень много».

«В смысле?» – не понял Малколм.

«Она была донором органов. Это же Джесс, всегда хотевшая быть полезной людям. Нам, конечно, не сообщали подробностей, но, думаю, из нее достали все, что можно. Молодая здоровая девушка. Настоящий клад для нуждающихся в трансплантации».

Ну да, сообразил Малколм, тело обнаружили всего через полчаса после смерти и всего в двух шагах от госпиталя при университете. Было еще не поздно. Причина смерти была очевидной, внутренние органы не повреждены, и патологоанатому не было нужды их кромсать. Как только анализ показал, что в ее крови не было никакой отравы или инфекции…

А это значит, понял Малколм, что части ее тела существуют до сих пор. И это не мертвые кости в земле, а живые органы в живых телах. В каком-то смысле Джессика до сих пор еще остается в мире живых.

Ему представился сюжет, достойный триллера. Неведомый убийца выслеживает и убивает незнакомых и вроде бы не связанных друг с другом людей, вырезая у одного сердце, у другого почку, у третьего роговицу глаза… Но нет, конечно. Он никогда не сделает этого. Уже хотя бы потому, что отыскать этих людей невозможно. Этой информации нет не то что в открытом доступе – даже в их медицинских файлах, скорее всего, указано что-то типа «донор – белая женщина 19 лет, группа крови такая-то», но никаких имен и фамилий. Как не знали имени донора и врачи, проводившие операции…

«Черт, о чем я думаю? – оборвал себя Малколм. – А если бы я мог узнать, кому что пересадили, я бы что, действительно пошел убивать всех этих ни в чем не виноватых людей?!»

Чтобы спасти собственную жизнь. Твою собственную жизнь, Малколм.

«Нет!» – он сердито тряхнул головой. Должен быть другой способ.

Ну да, конечно. Снова наладить отношения с Джессикой. Но так, чтобы ее любовь не убила его.

Если это возможно.

– Джесс, – громко сказал он, – я тоже хочу, чтобы у нас все было, как раньше. Но это невозможно, если я буду тебя бояться. Ты ведь понимаешь это, разве нет? Дай мне время… обрести уверенность, что с твоей стороны мне ничего не грозит. Совсем ничего, независимо от того, встречаемся мы или нет.

«Я только что искал способ избавиться от нее навсегда, а теперь, раз уж не получилось, упрашиваю ее – давай все будет, как раньше… Черт! И ведь самое интересное – я даже и не лгу. Я действительно хотел бы, чтобы все было по-прежнему…»

– Я должен прийти к тебе тогда, когда решу я сам, а не когда ты меня вынудишь, – еще раз повторил он вслух. – Иначе у нас ничего не получится.

«А если она не контролирует свою силу… что ж, пусть учится ее контролировать!»

До позднего вечера субботы Малколм то и дело с тревогой прислушивался к своим ощущениям, но собственный организм не преподнес ему новых пугающих сюрпризов, и Малколм вновь приободрился: Джессика поняла и приняла то, что он сказал… Он сделал то, что запрещал себе все последние дни (как жаждущий завязать алкоголик запрещает себе доставать припрятанную, но все-таки не выброшенную бутылку) – вывел на экран ее фотографию (ту, лучшую, цветной оригинал черно-белого портрета на скамейке) и долго смотрел на нее.

Невозможно представить, что эта прекрасная девушка представляет для него смертельную угрозу! Даже после всего, что он уже узнал – когда он глядел на ее фото, он отказывался в это верить.

За этим занятием его и застал Рик, где-то пропадавший весь день; когда он вошел, Малколм вздрогнул и поспешно переключил задачи, убирая фото с экрана – хотя Рик не мог увидеть его монитор от входа и, скорее всего, именно по этому торопливому жесту догадался, что там было. Малколм, в свою очередь, догадался, что тот догадался, и зыркнул на соседа со злобой и вызовом. Рик дернул углом рта, но ничего не сказал.

Тем не менее, ночевать Малколм остался в общаге. Надо было проявить твердость и убедиться, что Джессика действительно приняла предложенные им правила.

Эту твердость он проявлял и в воскресенье. Правда, когда после небольшого утреннего дождя вновь выглянуло солнце, он отправился «пройтись развеяться», и, что называется, сам не заметил, как ноги принесли его в парк. Но оставаться там на ночь он не собирался, у него и рюкзака с собой не было.

Первым, кого он увидел на входе в парк, был тираннозавр. Тираннозавр был всего пяти с половиной футов ростом и катил прогулочную детскую коляску, в которой сидел маленький зеленый гоблин. «Ну да, – вспомнил Малколм, – Хэллоуин же… уже сегодня, что ли? Нет, сегодня тридцатое, завтра. Но раз воскресенье, многие отмечают уже сейчас». Действительно, по парку с визгом носились черти, вампиры, зомби и прочая потусторонняя публика, а некий взрослый пират с повязкой на глазу и залихватскими усами вещал собравшейся вокруг него юной нежити о «мистических историях нашего города». «Я бы мог рассказать вам одну, – подумал с усмешкой Малколм, проходя мимо. – Интересно, кстати, слышали эти дети про отрезанное лицо и извлеченный из озера труп? Уж наверное слышали. Но все равно внимают придуманным байкам. Хотя, возможно, эти байки им рассказывают именно для того, чтобы они поскорее забыли про реальные страшные вещи. Да и, собственно, весь Хэллоуин придуман именно для этого…» С ветвей вдоль аллеи кое-где свисали лохмы гигантской искусственной паутины, а между деревьями виднелись туши огромных пауков (абсолютно нереалистичные) и фигуры вылезающих из земли мертвецов (а вот эти уже сделаны были получше и, пожалуй, в темноте и впрямь могли напугать человека, забывшего про Хэллоуин).

Однако Малколм не стал углубляться в аллею. Нет, не сегодня. Он решительно вернулся в центральную часть парка, всунув в уши наушники, чтобы не слышать детский визг, и неспешно побрел вдоль берега озера. Вот в этом самом месте ему, наконец, удалось остановить «Роллс-Ройс», едва не съехавший в воду… воспоминание было таким четким, что впору было высматривать в стриженой траве следы пропахавших дерн колес – хотя Малколм понимал, что на самом деле их тут нет и никогда не было. Равно как и башни на противоположном берегу… но, всмотревшись, он смог различить отсюда дерево с цилиндрической кроной, а затем и черточку скамейки под ним – и почувствовал холодок в животе, глядя туда.

«Не сегодня, Джессика, – повторил он. – Тогда, когда я смогу смотреть на твою скамейку с радостью, а не страхом».

Постояв так, он повернулся и пошел к выходу, чуть ли не ожидая, что вот сейчас, когда она поймет, что он уходит, у него пойдет носом кровь, потемнеет перед глазами или случится еще какая-нибудь дрянь. Но ничего не случилось. Он благополучно вышел из парка и, побродив еще по украшенным тыквами, скелетами, бутафорскими могильными камнями и привидениями из марли улицам, через пару часов вернулся в кампус, где пообедал вполне с аппетитом и без негативных последствий.

Вечер он посвятил домашнему заданию, сроки сдачи которого уже поджимали; Рик, в очередной раз откуда-то явившийся, одобрительно хмыкнул и сказал, что займется тем же самым. Малколм меньше всего нуждался в его одобрении и компании, но вышло так, что они вполне конструктивно посидели вместе над примерами, совместным мозговым штурмом одолев самые сложные из них. Углубившись в математику (которая, черт побери, все же интересная наука, если не вести неравную битву со сном на лекциях и не думать о ней в категориях авралов и оценок за тест), Малколм весь вечер не вспоминал о Джессике, и лишь когда он стал укладываться спать без всякого намерения уйти в ночь, очередной одобрительный взгляд Рика вызвал у Малколма (который ненавидел драки, да) желание заехать соседу по его самодовольной физиономии.

– Завтра наше братство устраивает большую хэллоуинскую вечеринку, – сообщил Рик уже из темноты. – Вход для всех желающих, не только для членов. Не хочешь сходить?

– Рик, по-моему, я уже все объяснил тебе о своем отношении к вечеринкам.

– Ну… люди меняются, не так ли? Ну нет так нет, скучай дома. Или у тебя твой собственный Хэллоуин?

Малколм сжал зубы в темноте. Затем медленно и спокойно сказал:

– Это не смешно, Рик.

– А что такое? – невинно осведомился он. – Я просто подумал, вдруг ты идешь куда-то еще. Ну, мало ли где завтра будут праздничные мероприятия.

«Мы оба прекрасно знаем, что ты подумал», – зло произнес про себя Малколм, но промолчал.

– Кстати, знаешь, откуда пошел этот праздник? Я имею в виду еще в дохристианскую эпоху, конечно.

– Считалось, что этот день ровно посередине между летом и зимой, – ответил Малколм тоном человека, которому задают чертовски надоевший вопрос. – И соответственно – между жизнью и смертью. Якобы в этот день исчезает граница между миром живых и мертвых.

– Да, но почему? А просто в этот день забивали скотину на зиму. И приносили жертвы духам, чтобы они помогли пережить суровую зиму, – Рик чуть помолчал и добавил: – Я думаю, они там не только скотину забивали, кельты эти.

– Уж если люди празднуют приближение собственной смерти, то есть дни рожденья, то чем кельтские жертвоприношения хуже, – проворчал Малколм. – Разбуди меня завтра к первой паре, если сам не проснусь.

– Окей.

Однако он проснулся по первому писку будильника – не то чтобы преисполненный бодрости и энтузиазма, но, в общем, не в худшем состоянии, чем обычно просыпаются студенты утром понедельника. Заткнув верещащий мобильник, он выполз из-под одеяла и, зевая во весь рот, потопал в ванную, желая опередить Рика.

Он опустил сиденье унитаза и плюхнулся на него. Дурацкий предрассудок, что мужчина должен мочиться стоя, если можно подремать таким способом еще минутку… Сделав свое дело, он поднялся, с сожалением приоткрывая глаза, повернулся, чтобы спустить воду… И, уже машинально нажав на рычаг, замер в ужасе, не желая верить увиденному.

Унитаз был полон крови.

Он наблюдал это всего пару секунд, прежде чем взревевшая и закружившаяся воронка унесла все в слив.

Перепуганное сознание тут же принялось подсовывать утешительные гипотезы: «Померещилось спросонья… на самом деле оно было не красным, а, ну, оранжевым, оранжевая моча – это нормально… там это уже было, я ведь не посмотрел прежде, чем садиться – Рик что-нибудь вылил и не смыл… это какая-то хэллоуинская шутка, реактив, меняющий цвет при контакте с мочой…»

Но проверить все эти версии было очень просто. Малколм оторвал бумажку и промокнул конец своего пениса.

На бумажке расплылось розовое пятно.

– Малколм? – голос Рика из-за двери вывел его из ступора. – Ты там заснул? На лекцию опоздаем!

Малколм механически вымыл руки и отпер дверь.

– Ты… – недовольно начал Рик и осекся, увидев его лицо. – Что с тобой?

Малколму не хотелось обсуждать это с ним, но он не чувствовал сил остаться со своим страхом один на один.

– У меня… кровь…

– Из носа?

– Хуже, – Малколм скосил глаза вниз.

– Черт… – понял Рик. – Слушай, это уже не шутки. Тебе надо к врачу.

– Никакой врач мне не поможет, – покачал головой Малколм. «Если, конечно, не считать одну недоучившуюся студентку с медфака…»

Хуже всего то, подумал он, что и она не может, собственно, помочь. Она не в состоянии лечить. Она может это остановить, но не откатить назад. Только если организм справится сам. Но если окажется, что нанесенный ему вред уже слишком велик…

– Тогда что ты собираешься делать? – требовательно спросил Рик.

Идти к ней, конечно же. Этой же ночью. К черту все эти игры в гордость и твердость.

Малколм запустил руку в волосы, провел пальцами по шевелюре, словно гребнем, потом посмотрел на них. Ну да. Волосы продолжали выпадать. Их было не так много, как в субботу, но это просто потому, что он недавно мыл голову.

Рик проследил направление его взгляда.

– Идти на лекцию, – выдавил из себя Малколм ответ на его вопрос. – С остальным… я разберусь… потом.

Он надеялся, что учеба поможет ему отвлечься от страха, но все выходило наоборот – страх отвлекал от учебы. Самая страшная книга на свете, подумалось Малколму – это не романы в жанре «хоррор», а медицинский справочник. Интересно все же, что бы сказал ему врач… несомненно, поставил бы вполне материальный диагноз, и вполне возможно, пока не особо пугающий. Что-нибудь, легко излечимое таблетками. Но в том-то и дело, что в его случае на каждую залеченную проблему будут возникать новые, еще худшие. Синдром джессикодефицита, да.

Обедать он в этот раз не отважился, да и желания не было. Лишь выпил пару стаканов сока. Рик к нему больше не подсаживался, а с последней пары вообще свалил – надо полагать, готовить костюм к своей мегавечеринке. Вернувшись в общагу (комната была пуста), Малколм снял верхнюю одежду и со страхом направился в туалет.

Открыв дверь, он чуть не налетел на мертвеца. Мертвец в черном костюме старомодного покроя и белой рубашке, заляпанной кровью, стоял перед раковиной, придирчиво изучая в зеркало свое полуразложившееся лицо. Повернув голову в сторону открывшейся двери, он хищно уставился на Малколма и зловеще провыл: «Мозги-и-и…»

– Да! – сердито ответил Малколм, в первый миг и впрямь оторопевший от этого зрелища. – Тебе бы они точно не помешали!

– Ты зацени грим! – гордо воскликнул Рик. – Целый час уже накладываю!

На полочке над раковиной, как теперь заметил Малколм, помимо обычных зубных щеток и пасты теперь красовались полдюжины каких-то баночек и флаконов, как в грим-уборной актрисы. Лицо Рика не было всего лишь разрисовано – гниющие язвы и свисающие клочья кожи выглядели вполне трехмерно и натурально.

– Потом еще час смывать придется, – ответил Малколм. – Актерам за такое хотя бы деньги платят.

– Просто ты не умеешь веселиться.

«Если бы ты видел то же, что и я, Рик, – подумал Малколм, – тебе бы не показалось, что это весело. Совсем бы не показалось». Но вслух он сказал лишь:

– Выйди. Мне надо…

– Окей. Не опрокинь тут ничего, я еще не закончил!

Когда за Риком закрылась дверь, Малколм расстегнул джинсы, отчаянно надеясь, что на сей раз с его мочой все будет в порядке…

Увы.

Рик все понял по его лицу.

– Все плохо, да?

– Не хуже, чем утром, – буркнул Малколм.

– И что? Пойдешь сегодня к ней?

– Ты чертовски проницателен. Не пробовал зарабатывать, предсказывая будущее?

– Кстати, о предсказателях. От Лайзы так и нет никаких известий. Куда бы она ни уехала и как бы ни была там занята, могла бы ответить хоть одной фразой? Ну хоть «не доставай меня больше»? Я ей оставлял сообщение и голосом, и текстом – «просто отправь пару слов, что ты жива и в порядке». Ничего.

– А кто ты такой, чтобы она тебе отвечала? Ты ей не друг и не родственник.

– Ну, не знаю. Если на улице даже незнакомый человек с тобой здоровается, ты же ему отвечаешь? Это же несложно? Хотя, – добавил Рик, – ты, возможно, и не отвечаешь…