Текст книги "Галактический патруль"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

6. ЗЕМЛЯ. ГОРОД

Машина шла на большой скорости. Шофер небрежно, одной рукой держал руль, облокотившись другой на опущенное стекло дверцы. Тугой воздух, рвавшийся в окно, пузырем вздувал рубашку за его спиной, все старался оттащить ее и уволочь с собой в открытое окно. Малыш с интересом смотрел на эту живую рубашку, старавшуюся взлететь и обрести свободу.

– Мам, почему она такая? – запрокинул вверх голову малыш.

– Кто?

Он молча, но очень выразительно показал на рубашку пальцем.

– Ветер, сынок.

– А почему ветер?

– Машина быстро едет, вот и ветер.

Мальчуган помолчал, а потом спросил уже не серьезно, а лукаво:

– А почему быстро едет?

– Смотри лучше на дорогу. Видишь, какой большой электробус?

– Вижу, – сказал мальчуган, но тут же опять скосил глаза на таинственную живую рубашку.

Шофер улыбнулся ему, подмигнул и неожиданно тонким голосом затянул несложную, вроде тоскливую, но совсем не грустную песню. Мурлыкал мотор, шумел ветер, врываясь в открытое окно, шуршали по асфальту шины, мелькали разноцветные огоньки встречных машин.

За городом шофер круто свернул на край дороги и эффектно затормозил. Женщина приоткрыла дверцу. И справа и слева стояли автомашины разных марок, белели костюмы мужчин, слышались голоса женщин. Нервно вспыхивали огоньки сигарет.

– Э-э! – весело сказал шофер, далеко высовывалась из окна. – Тут как театр. Все, понимаешь, хотят видеть, как разлетится эта хвостатая.

Женщина без улыбки смотрела в темноту. Оттуда доносился сочный мужской бас:

– Да не волнуйтесь. Полет готовили лучшие ученые и инженеры Земли. Это вам не рейсовый самолет! Мелкие неполадки в системе сигнализации – это и есть мелкие неполадки.

Совсем рядом с машиной молодой парень, обнимая девушку за талию, вполголоса говорил о том, что такие космонавты, как Лохов и Волков, справятся с заданием и без сигнализации. Они же к полету на Марс готовились! Некто солидным профессорским тоном объяснял, как найти на небе комету. Для непосвященных это было не так уж просто: комета в перигелии потеряла свои роскошные хвосты и выглядела сейчас тусклым желтым пятном. Азартный мальчишеский альт втолковывал кому-то, наверное своему одногодке, что после того как термоядерный взрыв испарит комету, солнечный ветер сдует плазменное облако в сторону марсианской орбиты. И Земле хоть бы что! Вдалеке их голоса было едва слышно, спорили о том, приказано ли космонавтам уничтожить комету любой ценой, как бывало на фронте, или в случае неудачи «Энергия» вернется на Землю, а для уничтожения кометы с мыса Канаверал будут стартовать американские астронавты на «Шаттле».

– Простите, – обернулась к шоферу молодая женщина, – давайте проедем на проселочную дорогу. Уж очень тут шумно и людно.

– Пожалуйста, – без особой охоты согласился шофер, поглядывая на звездное небо.

7. КОСМОС. КОРАБЛЬ «ЗАРЯ»

Лохов терпеливо ждал, пока бортинженер закончит свой дисплейный диалог с бортовым компьютером. После вспышки эмоций: досады, злости на тех, кто готовил боевую часть к полету, отчаяния и надежды, – он сразу же, за считанные секунды взял себя в руки. Помог в этом опыт летной работы, недаром она была важнейшим звеном общей подготовки командиров-космонавтов. Авиация не прощает затянувшегося смятения души, на взлете и посадке решения в аварийных ситуациях принимаются не за секунды, а за их доли – промедление в них смерти подобно в буквальном смысле этого слова. Земля-то рядом! Волков, инженер до мозга костей и кончиков пальцев, пришедший в отряд космонавтов уже авторитетным в своих кругах инженером со степенью кандидата технических наук, но не прошедший тяжелой и прекрасной летной выучки, приходил в себя гораздо медленнее. Но приходил! Лохов видел, как постепенно розовеют землистые щеки Волкова, обретают привычную четкость движения его рук, выравнивается дыхание. Лохов его не торопил, видел по совокупности приборных данных, что они уже прошли наивыгоднейшую точку пуска «Урании» и что хочешь не хочешь, а придется выполнять повторный маневр сближения с кометным ядром, съедая дорогие на таком удалении от Земли, ох какие дорогие, резервы топлива!

– Ничего страшного! – поднял наконец голову Волков. – Скорее всего, ядерный заряд встал на боевой заряд и готов к работе. Отказала сигнализация, только и всего!

– Ну вот, а ты сразу помирать собрался, – сказал Лохов, давая бортинженеру время окончательно прийти в себя, благо до точки начала повторного маневра было еще добрых пять минут хода на этой черепашьей скорости расхождения.

– Собрался, – сконфуженно признался Волков и виновато пояснил: – Мне этот отказ боевой части раз десять снился. Горит табло «Ракета готова», а команда по взводу боевой части не прошла! Просыпаюсь в холодном поту, сердце колотится… слава Богу, сон. И теперь подумалось – сон. Сон, не может быть такого на самом деле! А как понял, что не сон, так и обмер.

– Ты поосторожнее со снами, Слава. Сон-то – в руку, – шутливо посетовал Лохов и уже другим тоном не сказал, а приказал: – Рассчитай маневр повторного захода через третью позицию.

– Самую дальнюю? – удивился Волков. – А топливо? Может не хватить для посадки.

Лохов помолчал, наливаясь рабочей злостью, но голос его прозвучал подчеркнуто спокойно:

– Ты можешь гарантировать, что ядерный заряд поставлен на боевой взвод? Что все дело в неполадках с цепью сигнализации?

Волков задумался всего на мгновение, хотя ответом своим снова превращал свой навязчивый кошмарный сон в леденящую своими последствиями реальность.

– Не могу! Не тот случай.

– Вот именно, не тот случай! – дал наконец волю своему раздражению Лохов. – Говорил я этим большеголовым, этим технократам-гринго, да и тебе тоже, что и цепь сигнализации надо делать по триплексной схеме! «Мистер Лохов, у нас свои традиции», «Мистер Лохов, мы гарантируем надежность всех систем управления, спешные переделки, даже верные в самом принципе, вряд ли могут ее повысить», «Мистер Лохов, избыток безопасности так же плох, как и ее недостаток, все в меру, как говорили латиняне». Вот теперь и гадай с этой разумной мерой – сигнальная лампочка перегорела или взрыватель не встал на боевой взвод!

– Да, – хмуро подтвердил Волков, – гарантий дать невозможно.

– А коли так, считай маневр повторного сближения через третью позицию. Нам нужна связь! А третья позиция – в стороне Солнца, стало быть, в зоне, противоположной выбросу вещества из кометного ядра. Там больше дырок для связи, меньше помех. Считай маневр через третью позицию и, благословясь, повторим заход.

Наблюдая, как Волков набирает задание компьютеру, Лохов вслух размышлял:

– Связь нужна как воздух! Для переговоров, для консультаций, для получения добра на пуск «Урании» в такой нештатной ситуации.

– А если разрешения не дадут? – будто мимоходом спросил Волков, не прерывая работы.

– Тогда и будем думать.

– А что думать? Мы же все решили еще на Земле!

– Рад это слышать. Но не торопи события. Нужна связь!

– А если связи не будет?

– Не каркай! Будет связь, должна быть. И добро на пуск будет. Все будет, Слава… А топлива, я вижу, действительно в обрез.

– Даже хуже, вряд ли хватит на посадку. – Волков поднял глаза на командира. – Может быть, пересчитать маневр на вторую позицию?

– Нет, только на третью! Там шансы на связь выше, а нам нужна связь. Черт с ним, с топливом! На сближение с Землей и геоцентрирование хватит?

– Вполне.

– Ну и ладно! С геоцентрической орбиты нас уж как-нибудь стащат. Или топливом подзаправят, или перейдем на спасательный корабль. На Байконуре стоит в готовности беспилотный грузовик, готовится к старту «Заря-II». На Канаверале наготове «Шаттл» без этой проклятой «Урании» на стыковке. Вытащат нас с орбиты, не дадут пропасть! Сейчас самое главное – связь.

Данные выхода на третью позицию были перепроверены, после чего Лохов подал их на ходовой блок. Теперь оставалось ждать начала маневра, в расчетную точку которого космический корабль должен был выйти через полторы минуты. Оставалось ждать, когда включится двигатель и отработает первый из серии маневровых импульсов тяги.

– Связь! – твердил Лохов. – Самое главное сейчас – связь!

Наверное, только теперь, освободившись от бремени текущих забот и окончательно овладев собой, Волков по-настоящему осмыслил всю важность установления контактов с Землей. На лицо его набежало облако того характерного, тягостного раздумья, которое овладевает человеком, когда он все пытается и никак не может вспомнить нечто известное, хорошо знакомое, но словно угорь ускользающее из объятий памяти. Потом раздумье сменилось недоумением, а недоумение несколько растерянной улыбкой.

– Командир! А почему бы нам не попробовать багамскую приставку?

Секунду Лохов осмысливал услышанное, а потом схватился за голову:

– Как же мы забыли о ней? Растяпы!

– Они же твердо не обещали, – рассудительно заметил Волков. – Поэтому и забыли.

Приставку, которая якобы позволяет резко повысить возможность связи из космоса в условиях атмосферы и космических помех, привез на Байконур представитель станции космического слежения, расположенной на Багамских островах. Типичный англичанин – в хорошо сшитом костюме, высокий, сухопарый, немногословный, но экспансивный, склонный к афористичности выражений и мягкому юмору, обращенному прежде всего на самого себя и уже потом на окружающих. Это был инициативный шаг Багам, получивший, правда, одобрение НАСА. Инициативных предложений, связанных с операцией распыления кометного ядра, было великое множество, ими не столько занимались, сколько стремились как-нибудь отделаться от них. Но англичанин, с весьма многозначительным именем Ллойд, которое вряд ли могло способствовать популярности его начинаний в программе «Комета», проявил такую настойчивость, что в конце концов добился личной встречи с бортинженером корабля «Заря-1» Волковым. Ллойд умело расхваливал свою приставку, любовно называя ее «Смеш» и напирал главным образом на то, что бортовой ее блок весит меньше килограмма, основной же модуль, с большой книжный шкаф величиной, остается на Багамах и его параметры никак не должны волновать экипаж космического корабля. Красочно описывая чадящую на всю Солнечную систему ионизированными газами комету Шенона, англичанин давал понять, что вблизи кометного ядра приставка «Смеш», и только приставка «Смеш» может помочь связи с Землей – ничем другим современная техника просто не располагает. Слушая лаконичные, но очень красочные и напористые описания Ллойда, Волков ощутил, как в его памяти ожили некие воспоминания о прочитанных книгах. Жестом прервав экспансивную тираду англичанина, Волков вежливо спросил:

– Сэр, мы действительно можем рассчитывать на эту приставку, если пропадет связь?

– Ну, – тонко улыбнулся Ллойд, – если быть откровенным, именно это нам и хочется выяснить.

Волков от души расхохотался, видимо, несколько громче и откровеннее, нежели это позволительно по международным стандартам, потому что смеявшийся вместе с ним англичанин поглядывал на него с недоумением, если не с тревогой. Но когда Волков пояснил, что разговор их почти слово в слово продублировал диалог Тура Хейердала с англичанином, красочно рекламировавшим отпугивающие достоинства «акульего порошка», смех Ллойда стал таким же откровенным.

Волков посоветовался с Лоховым, Лохов вышел на руководство программой «Комета», приставку «Смеш», специально ориентированную на связь со станцией слежения на Багамах, установили. И благополучно забыли о ней в ворохе дел, который рос, слов-но снежный ком, по мере приближения старта «Энергии». О приставке «Смеш» мог напомнить лишь маленький тумблер, затерянный на самом краешке вспомогательного пульта управления. Честно говоря, Волков не без труда отыскал его и переставил в положение «Работа». А Лохов успел к этому времени и огорчиться, и обнадежиться. Огорчиться потому, что Багамы сейчас находились не в самой лучшей зоне связи, а обрадоваться по той причине, что с каждой секундой поворота Земли вокруг своей оси условия эти должны были улучшаться.

8. ДИАЛОГ ЗЕМЛЯ – КОСМОС

(через станцию слежения на Багамских островах)

Лицо Волкова напряглось, он изо всех сил прижал к вискам наушники, хотя в этом не было никакой необходимости.

– Связь! – крикнул он таким голосом, будто случилась не радость, а страшное несчастье.

Лохов начал искать свои наушники и никак не мог найти их, хотя они были предусмотрительно повешены им на собственную шею. Наушники не понадобились, подчиняясь командам с Земли, Волков сделал несколько переключений на пульте управления, и по ушам Лохова ударил покореженный помехами, но четкий голос, звучавший самодовольно и почти без акцента.

– О’кей, «Заря», теперь все правильно. Как бьет наша приставочка? Как пушка, сквозь любые помехи! Люди мира, слушайте, как работает приставка «Смеш», изготовленная фирмой ИБН! Лучшей фирмой мира, для которой не существует непреодолимых трудностей ни на Земле, ни в космосе!

Лохова ошарашила эта реклама. Но пока он наливался яростью, собираясь наорать на этого болтуна, тот без перехода сменил тон на гораздо более деловой и вопросил с оттенком требовательности:

– Как пуск, «Заря»? Повторяю, как пуск? Люди мира ждут вестей!

– Пуск временно отложен, не проходит готовность боевой части.

Голос Багам встревоженно перебил:

– Не понял, «Заря». Повторите, не понял.

– Повторяю, – раздельно проговорил Лохов, – не проходит готовность боевой части. Общая готовность есть, готовность боевой части не проходит. Подозреваем неисправность сигнализации, просим консультацию. Как поняли, Багамы?

– О’кей, – невесело отозвался голос, – общая готовность есть, БЧ не прошла. Подозреваете сигнализацию, нужна консультация.

– Поняли правильно.

– О’кей! Мои сожаления, «Заря», передаю связь «Востоку».

Через секунду Лохов услышал знакомый акающий голос «Востока» – ЦЦУ управления полетом. Услышал и растрогался. Ведь это был голос не просто Земли, а родной Земли – Родины! Слышимость «Востока» была хуже, наверное, сказывались помехи земной ретрансляции, в таких экстремальных условиях связи любая мелочь могла иметь значение.

– «Заря», я «Восток». Ваш доклад слышал, понял. Доложите резерв времени, как меня слышите?

– «Восток», я «Заря». Резерв времени порядка трех часов, повторяю, трех часов. Слышу вас удовлетворительно.

– Понял, резерв времени три часа. – Голос «Востока» потерял напряженность, которая слышалась в нем раньше. – Ждите, проконсультируемся. Ваш диагноз считаем правильным. Думаю, все будет в порядке.

И после легкой паузы:

– Как самочувствие, ребята?

Лохов покосился на Волкова, тот улыбнулся и пошутил:

– Настроение бодрое, идем ко дну.

– Нормальное самочувствие! – перебил Лохов. – Готовы выполнить задание в любой ситуации!

– Ну-ну, без экстремализма, – сердито сказал «Восток» и добавил уже официально, но с ясно различимым оттенком удовлетворения: – «Заря», мнение руководства полетом по отказу – неисправность сигнализации, повторяю, неисправность сигнализации. Как меня поняли?

– Понял, «Восток», неисправность сигнализации.

– Поняли правильно, передаю связь на Хьюстон.

– Понял, связь с Хьюстоном. – Лохов помолчал. – Земля – Хьюстон, как меня слышите?

– О’кей, «Заря». Я Хьюстон, – ответил голос с небольшим акцентом, – слышу вас отлично. Прошу на связь бортинженера.

Волков кивнул и ответил:

– Инженер слушает.

– О’кей, «Заря». Проделайте следующие операции. Рекомендую работать вместе с командиром. Операция первая – сменить предохранитель 5А-С на ЦРЩ-3.

– Понял, 5А-С на ЦРЩ-3. выполняю.

– О’кей, вторая операция – проверить показания…

Консультация с Хьюстоном шла четко, в темпе, который не оставлял ни секунды свободного времени. Понятно было, что перед глазами консультанта макеты пультов «Зари», и кто-то там, за четыреста тысяч

километров, параллельно с ними выполняет имитацию тех же самых операций. С облегчением Волков услышал:

– О’кей, «Заря». Последнее – проверьте готовность БЧ.

Волков перевернулся, при выполнении предпоследней операции пришлось висеть вниз головой, взявшись за подлокотники, усадил свое тело в рабочее кресло и не удержал вздоха – капризная лампочка готовности боевой части так и не загорелась. Волков покачал головой, а Лохов хмуро доложил:

– Хьюстон, я «Заря». Готовность не прошли.

– Понял, «Заря», сожалею.

Волков приготовился к ожиданию, но ждать не пришлось: очевидно, различные варианты решений прорабатывались в хьюстонском центре параллельно с попыткой ликвидировать неисправность.

– «Заря», я Земля – Хьюстон. Наше решение – вероятная причина неисправности – отказ сигнализации. Оптимальное решение – пуск. Вероятность удачи – девяносто процентов. Повторяю, вероятность удачи пуска – девяносто процентов. Как поняли, «Заря»?

– Поняли, Хьюстон.

– О’кей, «Заря». Связь передаю «Востоку».

– «Заря», я «Восток». Выполняйте пуск. Как меня поняли?

– «Восток», я «Заря». Принял команду на пуск.

– Поняли правильно, «Заря». – И уже тише, еле слышно сквозь помехи: – Удачи, ребята.

– Наилучшие пожелания, «Заря». – Это, конечно, Хьюстон.

– О’кей, «Заря», удачи. – Голос живой, самодовольный, но с ноткой напряженности – разумеется, это Багамы. – Связь будете держать со мной!

– Понял, Багамы.

– Удачи!

– Хороших шансов.

– Ни пуха ни пера!

А вот кто это – непонятно. Мгновение помедлив, Лохов сорвал пломбу и откинул ярко-красный колпачок, под которым открылась массивная кнопка с надписью «Пуск».

9. ЗЕМЛЯ. ГОРОДСКАЯ ОКРАИНА

Сорвавшись с места, машина проехала несколько сот метров по автостраде и, клюнув носом, повернула налево. Проселочная дорога тянулась вдоль арыка, обсаженного двумя рядами деревьев. За машиной волочился пышный хвост светлой лёссовой пыли, видимый даже в темноте. Еще через сотню метров шофер повернул направо и притормозил.

– Пожалуйста, проселочная дорога, – сказал он с подчеркнутой вежливостью, в которой, однако, сквозили нотки недовольства капризами клиентки.

– Спасибо, – рассеянно ответила молодая женщина, открывая дверцу машины.

– Я сам! – требовательно объявил малыш и, соскользнув с колен матери, прыгнул на обочину дороги.

Женщина вышла следом. Вышел и шофер. Достав пачку сигарет, он закурил и выключил в машине свет.

Звездное небо, как шатер, висело над темной землей. Огни крупных звезд дрожали где-то над самой головой, чуть ли не цепляясь за темные кроны деревьев. Казалось, звезды дышали – вдыхали живые и теплые испарения земли. Далеко в вышине красовались, кокетничали узоры мелких звезд, неслышно текла прозрачно-серебряная река Млечного Пути.

Тихо журчал арык, трели сверчков казались такими звонкими, будто их отбивали по медному тазу маленькими быстрыми молоточками. Звенели цикады и чудилось, что это звенит сам темный воздух, отдавая накопленный за день зной черному и холодному как погреб космосу. Под ногами шуршала жесткая степная трава.

– Почему так темно? Мама! Мам!

– Что, сынок?

– Почему так темно?

– Чтобы лучше было видно.

– Кого видно, папу?

– Да, сынок, папу.

Огонек сигареты, которую держал в зубах шофер, дрогнул и упал на землю, рассыпав горстку теплых рубиновых искр.

– Мама! Мам…

– Что?

– А где будет папа?

– Иди сюда. Смотри. Нет, выше. Видишь мою руку? Туда и смотри. Вот, как буква «М». Видишь?

– Не вижу.

– Эх ты! Смотри, черточка, потом так черточка и так.

– Где черточка?

– Да не черточка, звездочка!

– Звездочки я вижу. А ты говоришь – черточки! Разве на небе бывают черточки?

Осторожно ступая, шофер обошел вокруг машины и оказался на той же стороне, что и пассажиры.

– Мама!

– Ты бы помолчал, сынок. Мы потом поговорим.

Шофер откашлялся.

– Сейчас будет вспышка, – тихо сказал он. – Если все в порядке. А все будет в порядке. Н-не волнуйтесь!

Теперь он говорил с заметным акцентом. Женщина его не слышала, она неотрывно смотрела на желтое пятно кометы, казавшейся ей гнойной опухолью чистого звездного узора небес. Она не могла оставаться дома среди родных, доброжелательных, но таких неуместно говорливых, шумных людей, мешавших ей сосредоточиться на главном. Когда пропала связь, ее уверяли, что так оно и должно быть – ведь «Заря» находится в кометной коме, что так и предусмотрено программой полета. Ее уверяли, что все в порядке, когда связь восстановилась и последовало сообщение об отсрочке операции по распылению кометного ядра из-за неисправности цепей сигнализации «Урании». Ее уверяли, что все в порядке, когда было установлено новое время взрыва кометы, но она уже не верила до конца – просто устала верить. Ее сжигало желание как-то помочь «Заре», ей начало казаться все яснее и определеннее, что если она встанет вместе с сыном под открытым небом поближе к звездам, то сумеет повлиять на ход событий и отвести беду. Это наваждение было так сильно, что она не смогла ему противиться и, потихоньку вызвав такси, сбежала из дому вместе с сыном, совсем не думая о том, в какую тревогу она повергает тем самым своих близких. Она никогда не была религиозной или суеверной, но теперь, глядя на чистые звезды, на гнойную кляксу кометы, она вдруг, неожиданно для себя самой, начала молиться: «Боже, помоги им! Ведь ты к ним так близко. Помоги ради сына своего, Христа! Они же делают доброе дело. Помоги!»

Тусклая клякса кометы вдруг вздулась и полыхнула огнем, затмевая близкие звезды. От молчали-вых деревьев на светлую дорожную пыль легли призрачные, еле различимые тени.

– Видите? Вы видите? – заволновался шофер.

– Вижу,– прошептала женщина.

Разноголосый торжествующий крик многих тысяч

людей донесся со стороны автострады. Звезда, зажженная разумом и волей человека, исчерпав яростную мощь атома, обессилела и начала тускнеть, хотя все еще оставалась ярче других звезд, окружавших ее. Но женщина уже не видела ее, все растаяло в плывущем тумане слез.

– Кри-кри-кри! – звонко пели сверчки.

На востоке вставал апельсиновый ломоть луны, перечеркнутый кудрявой веточкой акации. Налетел мягкий порыв теплого ветра, по черной листве деревьев пробежал пугливый вздох. Дрожали, жадно дыша испарениями темной теплой земли, крупные холодные звезды.