Текст книги "Галактический патруль"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 20

Горов появился в свете костра неожиданно, вынырнул откуда-то из сумерек и высветился, отбрасывая назад и в сторону длинную черную тень. Славка узнала его сразу – по фигуре, высокой сильной шее, по походке, хотя Нилыч был без своего обязательного пиджака, но поверх рубашки был надет холщовый халат – один из тех, что висели про запас в балагане. В руке Горов нес ведро. Подойдя к каменке, он поставил ведро на землю, обернул руку тряпкой, снял чайник с огня, а у чайника – крышку. Пар, поваливший из чайника, казался в свете костра розовым. Рукой, обернутой тряпкой, чтобы не обжечься, Горов взял чайник за ручку, а другой рукой, через фартук, прихватил за дно и, легко приподняв, выплеснул крутой кипяток в ведро. Лицо он, чтобы не ошпарилось, умело отстранил. Розовый пар взвился из ведра целым облаком. Славка догадалась, что Горов ошпарил раков, прежде чем ставить ведро с ними на огонь. Она и сама всегда так делала, не то что некоторые рыбаки, начинающие варить на медленном огне еще живых раков. Когда пар стал оседать, Горов накрыл ведро крышкой и поставил его на каменку – доваривать раков. Славка, смотревшая на действия Горова как зачарованная, осторожно спустила курок револьвера, засунула его за пояс и бесшумно двинулась вперед. Она была и страшно рада, что не ошиблась и что Горов все-таки не бросил ее одну, и сердилась из-за того, что он не предупредил ее о своем приходе и расхозяйничался, как у себя дома. Пока она наблюдала за ошпаркой раков, то успела догадаться, для чего разложен костер, – он горел на том месте, где они с отцом устраивали время от времени земляную печь и запекали в ней либо птицу, либо рыбу. Значит, Нилыч уже заложил в ямку, откуда выгреб угли и головешки, вальдшнепа, засыпал его землей, а поверху разложил новый костерок. Она было усомнилась, догадался ли он как следует завернуть птицу, но тут же отмахнулась от этой наивной мысли.

Славка хотела подобраться к огню незамеченной, но Горов не то увидел, не то услышал ее за десятка полтора шагов и громко сказал в полутьму:

– Добрый вечер, Славка. Где пропадала так долго?

– Гуляла, – сердито сказала девушка.

Подождав, когда она появится в круге света, Горов пояснил:

– Ты приготовила блины и яичницу с ветчиной, а я решил приготовить лесного кулика, окуньков и раков.

– Вы и окуней нашли?

– Нашел, дело нехитрое.

– Вам бы вором быть, домушником, а не экспедитором.

Присматриваясь к лицу девушки, Горов улыбнулся:

– Сердишься на меня?

– А то! Вот бы обезвредила вас с испугу парализующим зарядом, что тогда?

– Ты не из тех, кто с испугу глупости делает, – сказал Горов уже без улыбки.

– Трудно было предупредить? – Славка сняла с плеча транзистор. – Зачем же тогда эту штуку мне дали?

– На всякий случай, Славка. А не предупредил – тому причины были. Целых две. И обе серьезные.

Славка сняла рюкзачок, положила его на землю, а сверху примостила транзистор. Делая это, она пытливо поглядывала на Горова. И вдруг догадалась:

– Вы мне, наверное, экзамен устраивали? Как я на всякие неожиданности реагировать буду?

Горов покачал головой:

– Интуиция у тебя – дай Бог каждому! Не без того. Это я про экзамен.

– Не надоело вам меня пугать да испытывать? – Но девушка уже не сердилась, наоборот, была довольна – хорошо понимала, что экзамен она выдержала. – Этот цирк в лесу, пеплом засыпанный, тоже вы устроили?

– Я.

– Ну вы даете, Нилыч! И не лень вам было зря лес губить?

– Я тебе потом все объясню. А теперь присядь. На рюкзак, на травку, на табурет. По своему выбору.

– Зачем?

– С сестрой говорить будешь.

– Отсюда? – не поверила девушка.

– Садись, Славка, – не обращая внимания на этот вопрос, повторил Горов. – И слушай инструктаж. Садись. Сначала будешь говорить с Людмилой обо всем, что вам обеим захочется. А потом, когда я остановлю тебя, скажешь, что в целях вашей общей безопасности ты еще трое суток будешь жить отдельно от нее, в другом месте – под надежной охраной и защитой.

– Это под вашей? – перебила Славка.

– Под моей. Ты не возражаешь?

– Конечно нет. Только Милка обязательно спросит, где я буду жить и кто будет меня охранять. Она ужасно любопытная. Ее хлебом не корми, а дай узнать, кто и чем занимается и как друг к другу относится.

Горов сдержал улыбку.

– О том, где ты будешь жить, умолчишь. Скажешь, что это – не телефонный разговор. В интересах безопасности твое местожительство следует хранить в тайне. Немцы говорят: о чем знают трое, знает и свинья. А в семействе Коганов сейчас такие дела, что свиней в него пускать никак нельзя.

– Это вы здорово придумали, Нилыч. Обязательно скажу про свинью, Милке понравится. – Говоря это, Славка приглядывалась к рубленому лицу Горова, так похожему и вместе с тем не похожему на лицо отца. В багровом свете костра оно казалось более суровым, чем обычно. – А где я все-таки буду жить? Здесь, на острове?

– Кто из вас ужасно любопытен – ты или Людмила?

– Я не любопытная, я любознательная, – не без лукавства отпарировала девушка. – Не Милке ведь жить Бог его знает где, а мне.

Горов выдержал паузу, прежде чем спросить:

– Теперь ты мне доверяешь?

Славка кивнула и серьезно сказала:

– Теперь доверяю. Почти как отцу.

– Тогда отложим вопрос о твоем местожительстве на потом. И перейдем к тому, что ты скажешь Людмиле о своем охраннике.

– Боитесь, что проболтаюсь про местожительство? Да ладно, перейдем.

– Ты представишь Людмиле меня как Нилыча – товарища твоего отца и ее отчима по восхождениям. Скажешь, что я взялся уладить ваши криминальные дела и что ты мне доверяешь. После чего передашь мне трубку…

– Какую трубку? – перебила Славка.

– Телефонную, разумеется. Передашь мне трубку, я выясню, где Людмила собирается переждать дни твоего отсутствия. Ведь в вашей квартире, да еще одной, ей жить опасно.

– Она к бабушке Розе отправится, – уверенно сказала Славка. – Бабушка в ней души не чает, а сама в коммуналке на пять семей живет. Всю жизнь там живет и уходить не хочет. В коммуналке к Милке никакие мафиози не подступятся. Они там дружно живут, как мушкетеры – один за всех и все за одного.

Горов слушал девушку терпеливо и даже с улыбкой.

– Хороший вариант, – одобрил он. – Напомни сестре про бабушку Розу, прежде чем передашь мне трубку. Я все уточню и распоряжусь, чтоб Людмилу в целости и сохранности доставили по нужному адресу.

Славка взглянула на него недоверчиво:

– Распорядитесь?

Горов кивнул.

– И вас послушают? Эти самые мафиози-киднепмены?

– Они не совсем мафиози, Славка. Лихие коммерсанты. И они меня послушают всенепременно.

– Ну вы даете, Нилыч! – восхитилась девушка, ничуть не усомнившись в словах Горова. И, сменив тон, деловито спросила: – Не пойму только, где мы тут, на острове, телефон возьмем?

– Возьмем. Сначала повтори, как ты поведешь разговор с Людмилой.

– Опять экзамен? – вздохнула девушка.

– Опять.

Славка на пару секунд задумалась и очень толково изложила порядок и содержание предстоящего разговора с сестрой.

– Молодец. Вполне удовлетворительно, – одобрил Горов без улыбки.

Из заднего кармана брюк он, под сначала удивленным, а потом восхищенным взглядом девушки извлек складную трубку-телефон, разложил ее и нащелкал на кнопочной панели нужный номер.

– Гарри Тарасович? Добрый вечер. Людмила с вами? Дайте ей трубку, пожалуйста. Сначала с ней поговорит ее сестра, а потом уже я.

А Славка с загоревшимися глазами уже нетерпеливо тянулась к телефонной трубке.

Через полтора часа, когда Горов и Славка уже покончили со своим сытным и вкусным охотничье-рыбацким ужином и пили чай с липовым медом и черными сухарями из балаганных запасов, раздался гудок зуммера – вызова на телефонный разговор. Горов продиктовал этот телефонный номер Людмиле, заставив ее повторить его, и предупредил, что номер этот – одноразового пользования. Сначала с Горовым, как и было условлено, говорила бабушка Роза, сообщила, что с Милочкой, слава Богу, все в порядке, и наговорила массу не очень толковых, но искренне благодарственных слов. Потом с Горовым же поговорила Людмила, после чего он передал трубку-телефон Славке и предоставил ей возможность вволю наговориться с сестрой, с бабушкой и снова с сестрой. Когда утих чистый голос Славки, тишина, нарушаемая лишь лягушачьим хором да потрескиванием костра, в который Горов подложил новую порцию сушняка, показалась особенно глубокой. Над лесом успела всплыть огромная и печальная, похожая на чищеный да недочищенный медный таз луна. Ее пока еще слабый, мертвенный свет будто повис в теплом темном воздухе и лег на вершины деревьев мутно-серебристым покрывалом.

– А по-русски это вовсе и не луна, а месяц. Месяц Месяцович – красиво! – подумала вслух Славка. Она сидела пригорюнившись, обхватив ноги руками и положив подбородок на колени, что делало ее похожей на васнецовскую Аленушку, правда, не очень.

– Взгрустнулось?

– Немножко. По Милке соскучилась. И вообще. Но это пройдет. Я ведь неунывающая.

– Это хорошо, что ты неунывающая.

Не поднимая головы с колен, Славка покосилась на Горова.

– Конечно хорошо. Нилыч, так где я жить буду эти три дня?

Горов не то вздохнул, не то усмехнулся и отвечать на вопрос девушки не торопился, ворошил палкой костер. Славка подождала-подождала ответа и сказала совсем о другом:

– А вальдшнеп вовсе не был какой-то особенно вкусный, как расписывают знатоки. Птица и птица, с привкусом дичи.

– Лесные кулики по весне хороши. И по осени, когда снова жир нагуляют. А летом у них мясо сухое и жестковатое, они птенцов выводят. Хотя чего зря придираться? Все равно вкусны.

– Придется мне на уток переключаться. Я ведь здесь торчать буду, одна или как? Чего вы темните, Нилыч? Телефонный разговор состоялся, проговориться мне некому.

– А я и не темню. Просто думаю, как мне повести этот разговор.

– А зачем зря думать? Говорите прямо – и все!

В лесу заухал и захохотал филин. Горов засмеялся, бросил палку, которой ворошил костер.

– Вот оно, указание свыше! Ладно, скажу прямо – и все. – Горов помолчал и спросил: – Я ведь помог тебе, Славка? Тебе и твоей сестре?

– Ну, – выжидательно согласилась девушка.

– Вот и я хочу попросить у тебя помощи. На эти три дня.

Славка приняла более свободную сидячую позу и некоторое время осмысливала неожиданную просьбу Горова.

– Алмазы будем контрабандировать? – вдруг догадалась она.

Горов засмеялся:

– Вон как! Ты даже в словотворчество ударилась.

– С вами ударишься. Да и не в словах дело, Нилыч.

Это получилось у Славки совсем по-взрослому, и

Горов взглянул на нее с одобрением.

– Верно, не в словах. Но ты не угадала, подвела тебя на этот раз интуиция. Хотя алмазов у меня действительно много, я собираюсь закупить на них десятка три килограммов платины.

– Для кого?

– Для очень важного дела, Славка. Речь идет о спасении людей.

– А при чем тут платина?

– Платина – уникальный катализатор. С ее помощью при комнатных температурах можно осуществить такие химические реакции, которые без платины идут при температурах в миллионы градусов и сверхвысоких давлениях.

– И как же эти реакции спасут людей, о которых вы говорите?

– Они спасут энергостанцию, Славка. А люди уж сами позаботятся о себе. Вернее, мы с тобой, пока я еще не добыл нужного количества платины, должны о них позаботиться. Я приглашаю тебя в напарники, ну и прежде всего как сестру милосердия.

– Никогда не была сестрой милосердия. И не ухаживала за больными, не пришлось.

– Тебе не придется ухаживать за больными. У тебя будет другая, более важная и ответственная миссия милосердия. Ты будешь помогать мне во всех моих делах, а уж я помогу другим. Один я просто не справлюсь, рук не хватит.

Славка долго молчала, обдумывая услышанное, и без испуга, но настороженно разглядывала Горова.

– Значит, никакой вы не экспедитор. Я сразу догадалась.

– Почему же? – улыбнулся девушке Горов. – Пытаясь достать платину, я действую как экспедитор.

– Это понятно, – отмахнулась Славка. – Я про то, кто вы такой вообще. Какой-нибудь граф Сен-Жермен или инженер Гарин?

– Хуже, Славка. Я инопланетянин.

Странно, но Славка не удивилась и не испугалась этих слов. С одной стороны, она давно догадалась, что Горов человек необычный и какой-то всемогущий, с другой стороны, она не вполне поняла смысл его признания. Мало ли какой смысл может вкладываться в это заезженное газетно-журнальными сенсациями слово – инопланетянин.

– Значит, у вас только оболочка человеческая, а внутри вы нелюдь? Какой-нибудь там паук или осьминог? – предположила Славка и сама засмеялась от нелепости этой мысли, которая вдруг обнажилась, когда она была произнесена вслух.

Улыбнулся вместе с ней и Горов:

– Нет, Славка. Я весь человеческий. Я ведь землянин по происхождению, хотя представляю гораздо более высокую цивилизацию, по сравнению с земной.

Девушка и верила Горову и не верила. Весь этот разговор был какой-то чудной, придуманный. Как в сказке или в ясном сне. «Темно, пора ложиться спать, пошли, Господь, мне сон святой. Коль ото сна мне не восстать, возьми, Господь, мой дух с собой», – припомнились ей стихи Лонгфелло, которые порою декламировал ее отец, укладывая спать. Мысли ее сразу же переключились на отца.

– А про отца вы мне наврали? – с горечью спросила Славка. – Про то, что его оживить можно.

– Нет, не наврал. Но оживить его можно только там, на космическом корабле, куда я должен слетать. И куда и ты полетишь вместе со мной, если согласишься помочь.

– На три дня?

– Через трое суток мы снова будем здесь, на острове.

Вопросов у Славки было столько, что они мешали друг другу. Спросить нужно было много, а о чем в первую очередь – не поймешь. Но любовь к отцу все-таки перевесила все остальное.

– А про доктора Коткина, что в Мирном, вы все-таки наврали?

– Нет, такой доктор действительно живет там и занимается проблемами анабиоза и реанимации. Но его дело – мечта, не выполнимая в земных условиях.

– Значит, все-таки поднаврали, – констатировала девушка. – Я все время чуяла, что вы меня за нос водите, а почему и для чего – понять не могла. – Мысли ее снова повернули к отцу. – А почему вы на отца так похожи?

– Потому что мы с ним одной крови. И с тобой тоже. Я ведь землянин по происхождению.

– Не пойму я что-то всего этого, Нилыч, – пожаловалась Славка.

– Я тебе потом все объясню. Время у нас будет. А сейчас надо лететь. Надо торопиться, а то можно опоздать.

– Прямо сейчас? Взять и улететь?

Горов улыбнулся:

– Ну, не обязательно прямо сейчас. Можно и через час, и через два. Но лучше поторопиться. Ты со мной?

– Конечно, – как о нечто само собой разумеющемся сказала Славка, вставая и подходя к Горову, который уже был на ногах. – Разве я вас брошу, когда вы в помощи нуждаетесь!

Горов, как и давеча днем, взял ее за обе руки.

– Боязно?

– Еще как! – призналась Славка и тут же упрямо добавила: – Но я все равно полечу.

«СЛУЧАЙНЫЙ»

Глава 1

Сигнал тревоги прозвучал неожиданно.

Экипаж корабля занимался в это время обычными, будничными делами. Нетреба, дежуривший на центральном посту, сидел перед главной приборной доской, занимавшей по крайней мере четверть стены, и записывал в рабочую тетрадь результаты очередных наблюдений. Его большие руки бережно касались выключателей, кнопок и рукояток настройки. Его длинное лицо то выражало удовлетворение, то хмурилось, в зависимости от того, радовали или огорчали его показания остроносых стрелок и зеленых физиономий электронных индикаторов с яркими росчерками разверток. Иногда он бормотал что-то себе под нос, очевидно, поругивал или хвалил своих безголосых собеседников. Этажом «ниже», в кубрике, как они называли свое помещение для отдыха, пристегнувшись к подвесной койке ремнями, лежал Володя с микропечатной книгой в руках. Лицо его украшали мощные очки, напоминавшие маленький бинокль. Он читал что-то юмористическое, потому что время от времени принимался громко хохотать. Отсмеявшись, он непременно обращался к Антонову:

– Николай Андреевич, да вы послушайте… Николай Андреевич!

– Ну-ну, – коротко бросал ему тот, не прекращая своего занятия.

Володя зачитывал понравившийся ему отрывок вслух и ревниво следил за тем, производит ли это должное впечатление на Антонова.

Командир корабля был занят и вовсе прозаическим делом: он дежурил в этот день по кухне и готовил завтрак. Этот предполагаемый завтрак должен был состоять из куриного бульона и гренков. Вообще-то говоря, бульон был не совсем бульоном, а скорее желе. Это желе помещалось в специальных тубах, в тубах же разогревалось, из этих же туб и выдавливалось в рот на манер зубной пасты. Гренки являлись таковыми тоже только в первом приближении: кроме хлеба, они содержали и животные белки, и соли, и витамины, и невесть еще что. При таком питании особой разницы между завтраками, обедами и ужинами не было. Все эти процедуры Володя называл единым безликим выражением – «прием пищи» – и был прав так же, как прав был Нетреба, который то же самое выражал словами «пососать соску».

Сигнал тревоги – низкий глухой вой сирены – мгновенно переключил корабельную жизнь в другой ритм и темп. Не потеряв и доли секунды, Антонов щелкнул выключателем электродуховки и одним прыжком оказался в помещении центрального поста. Усаживаясь в боевое кресло, пристегиваясь ремнями и надевая гермошлем, Антонов краем глаза наблюдал за экипажем. Володя отставал от него на какую-нибудь секунду-другую, а вот Нетреба все еще сидел у приборной доски, с недоумением прислушивался к нарастающему вою и словно досадовал на то, что его отрывают от наблюдений.

– Инженер, на место! – рявкнул на него Антонов.

Только теперь Нетреба окончательно осознал, что происходит, и довольно ловко перебросил свое тело в боевое кресло.

Привычным взглядом скользнув по массе приборов, Антонов сразу обнаружил тот, который сигнализировал об опасности и был отмечен красной лампочкой. Индикатор обзорного радиолокатора отмечал, что с задней полусферы на большой скорости приближается какое-то тело.

– Штурман готов, – доложил Володя.

– Определи скорость сближения, расстояние сообщай непрерывно, – коротко ответил ему Антонов, зная, что Володя поймет его с полуслова.

Отвечая Володе, он между тем смотрел на Нетребу. Тот все еще возился с привязными ремнями, съедая драгоценные секунды времени.

– Скорость четыре километра в секунду, расстояние двести десять! – доложил штурман.

– Инженер готов, – тут же послышался торопливый голос Нетребы.

– Запуск! – без паузы отозвался Антонов и нажал пусковую кнопку.

В телефонах послышался щелчок, на приборной доске вспыхнула желтая лампочка – сгорел предохранитель основной цепи запуска. Антонов выругался вполголоса – пропадали драгоценные мгновения, которые нельзя было наверстать потом или вернуть.

– Аварийная готова! – все так же торопливо, но спокойно доложил инженер.

Антонов нажал аварийную кнопку запуска. Сирена умолкла и какие-то секунды казалось, что в центральном посту стоит мертвая тишина. Но это только казалось. Другой, мягкий, но мощный гул наполнил теперь корабль – то атомно-ракетный двигатель выходил на рабочий режим.

– Сто десять… сто… девяносто, – монотонно вплетался в этот гул голос Володи.

Медленно, по-черепашьи, ползли вправо стрелки температуры и радиации в активной зоне. Замигал глазком и защелкал счетчик радиации центрального поста.

– Шестьдесят… пятьдесят… – не переставая выговаривал Володя.

– Двигатель норма! – Нетреба почти выкрикнул традиционную фразу.

Антонов плавно повел вперед рычаг ускорений. Мягкий гул перешел в свист, сменившийся мощным ревом, потрясающим каждую частицу корабля. Тяжесть медленно заполняла тело, разливаясь по нему ощутимым свинцом, размазывая его по контурному сиденью. Спинка кресла откидывалась назад, Антонов постепенно принимал все более лежачее положение. Сквозь полуприкрытые, тяжелеющие веки он внимательно следил за приборами: стремительно бежала по шкале стрелка указателя скорости, медленно ползли вперед стрелки акселерометра и приборов, фиксирующих температуру газов в активной зоне и на выходе.

– Сорок… тридцать… – Голос Володи звучал непрестанно, ровно, спокойно, как колыбельная песня.

Антонов не прекращал движение рычага ускорений. Лицо деформировалось, голову закидывало назад, бессильным и неживым становилось тело, но тренированный мозг работал четко. Глаза, привычно шарившие по приборной доске, с удивлением отметили, что в работу включился радиовысотомер. Шевельнув ногой, Антонов нажал педаль, опуская к глазам зеркало перископа для обзора задней полусферы.

– Двадцать… десять…

В зеркале перископа Антонов увидел такое, что холод пробежал у него по спине и шевельнулись волосы на затылке. Ему даже показалось, что его тело, преодолевая перегрузку, отделяется от сиденья. Прямо на них, раздуваясь, словно резиновое, и закрывая собой звезды, неслось серебристое шарообразное тело, изрезанное черными тенями.

– Восемь… пять…

Целый астероид! Сворачивать поздно. «Только вперед!» – хотел крикнуть Антонов, но губы, отяжелевшие и непослушные, не сказали, а вытолкнули:

– Толь… ирё…

– Три… два… – шептал в телефонах Володин голос.

Теперь Антонов понимал, какое колоссальное напряжение воли необходимо, чтобы четко выговаривать слова. Перегрузка была уже восьмикратной, но Антонов повел рычаг ускорений дальше. Спинка кресла легла почти горизонтально, мысли путались, приборы, один за другим, начинали дрожать в туманном сером мареве. Астероид заполнил собой все зеркало перископа, его поверхность растягивалась перед глазами, как мыльный пузырь. Володя замолчал. Стрелка акселерометра переваливала цифру «10», стрелка радиовысотомера подходила к нулю. Теряя сознание, последним усилием воли и мышц Антонов выпустил посадочные лапы, чтобы хоть часть удара погасить в амортизаторах. Это усилие до основания, до конца истощило, выжало его силы. Однако, проваливаясь в темноту, он еще успел отметить сотрясение корабля. Как будто бы кто-то большой и сильный поднял его на руки и встряхнул, чтобы определить его вес и прочность. Но осмыслить и оценить это обстоятельство он уже не смог.

Это был не обморок, при котором люди надолго теряют сознание, но и не простое потемнение в глазах, которое нередко случается во время сильных перегрузок и проходит вместе с ними. Это было нечто среднее, длившееся несколько секунд. Сознание вернулось раньше, чем он начал видеть и слышать. Как во время пробуждения от глубокого сна, ему пришлось сделать определенное усилие, чтобы открыть глаза и понять, чем же вызвано щемящее чувство беспокойства, упрямо напоминавшее о себе. Он успел повернуться и увидеть Володю, ошалело ворочающего головой, и Нетребу, неподвижно лежащего в кресле, как вдруг в сознании мелькнуло – астероид, сотрясение – и все стало на свои места. Он поспешно расстегнул привязочные ремни и приподнялся, чтобы прийти на помощь Нетребе, но увидел, что тот уже поднял голову и потряхивает ею, точно вытрясая из нее ненужный и неизвестно как попавший туда мусор. Поймав взгляд командира, он улыбнулся ему, растянув свой большой рот чуть ли не до ушей.

– Ушли все-таки! – торжествующе сказал Володя. Он уже стоял, вернее, витал в воздухе, держась за спинку кресла. Глаза его блестели. – Ушли! Ушли, Николай Андреевич!

Володя сделал движение, словно притопывая ногой, но здесь, в среде без тяжести, оно вовсе не выглядело энергичным и задорным. Может быть, это придало его мыслям другое направление, потому что он вдруг посерьезнел и сказал:

– А удар был, не сильный, но был.

– Да, удар был, – медленно проговорил Антонов и, вскинув голову, точно отгоняя какую-то навязчивую мысль, спросил энергично: – Как самочувствие?

– Нормально! – хором ответили ему.

– Приступить к осмотру и проверке корабля. Володя проверит средства связи, ты, Юрий Михайлович, займешься двигателем, я возьму все остальное.

Антонов начал проверку с гелиоэлектростанции – основного поставщика энергии на корабле при неработающем двигателе. Это был очень важный и в то же время легко уязвимый объект. Поочередно включая блок за блоком, Антонов убедился, что все в порядке, и вздохнул с облегчением.

– Николай Андреевич, – послышался возбужденный голос Володи, – ретрансляторы телеметрической системы не работают.

– Как – не работают? – машинально переспросил Антонов.

Телеметрическая система должна была работать непрерывно в течение всего полета. С ее помощью Земля следила за кораблем и определяла элементы его орбиты. Прекращение работы ретрансляторов системы, которые были установлены на корабле, говорило о чем-то чрезвычайном.

– Не работают! Хотя по показаниям контрольной автоматики никаких неисправностей нет.

– Проверь связь с Землей по главной радиостанции, – после паузы сказал Антонов.

Он хотел было продолжить проверку механизмов корабля, но ретрансляторы не давали ему покоя. Антонов хмыкнул, выбрался из кресла и длинным толчком перенесся к Володе. Глядя на командира, перебрался к радиостанции и Нетреба.

Сухо щелкнул один выключатель, другой, третий. Мягко, словно шмель, загудел альтернатор, матовым светом вспыхнула шкала передатчика. Щелкнула тангента микрофона, стрелки вольт-миллиамперметра метнулись вправо.

– Земля, я «Москва-3». Отвечайте для связи. Я «Москва-3».

Голос Володи звучал хрипловато. Антонов покосился на инженера, тот был взволнован, но, пере-хватив взгляд командира, растянул в улыбке большой рот.

Щелчок переключателя, несколько томительных секунд ожидания, и негромкий нестройный хор звуков заполнил центральный пост; то были голоса космоса – шумы, хрипы, трески. Светлая шкала с темными цифрами, казавшимися необычно крупными через луну-экран, легонько покачивалась около центральной визирки, щупая ответную радиограмму.

Антонов глубоко вздохнул, успокаивая сердце, которое заметно ускорило свой стук. Почти три недели провели они в космосе, и не было еще случая, чтобы Земля не ответила на их призыв. Уши чутко вслушивались в сложный звуковой узор помех, стараясь уловить что-нибудь похожее на человеческую речь, но Земля молчала. Она не ответила и на второй, и на третий призыв.

– Попробуй телеграфом, Володя, – кашлянув, негромко предложил Нетреба.

Но не помогла и звонкая ритмичная песенка азбуки Морзе. Земля не отвечала.

– Может быть, антенны срезало? – в раздумье спросил Володя. – Был же удар!

Антонов покачал головой:

– У антенн есть дублеры. Повредить сразу основные и дублирующие антенны, а самим остаться в живых практически невозможно.

– Что же тогда произошло? – Голос Володи звучал требовательно.

– Пока не знаю, – ответил Антонов и, протянув руку, выключил радиостанцию.

Центральный заполнила тишина, заполнила тяжело, почти физически ощутимо. Наверное, только в космосе да еще во сне бывает так тихо.

– Николай Андреевич, – негромко спросил Нетреба, – вы двигатель выключали?

– Нет… Он же выключился автоматически, после пяти секунд неуправляемой работы.

– Двигатель и выключился автоматически, – неторопливо проговорил инженер, – но не по цепи блокировки, а по цепи безопасности. Нет ли тут какой-нибудь связи с отсутствием…

– Подожди-подожди, – перебил его Антонов, – по какой цепи безопасности?

– По цепи безопасности двигателя, – все так же неторопливо пояснил инженер, – наверное, была угроза его взрыва или полного разрушения.

– А ты не путаешь? – недоверчиво спросил Володя.

– Нет, не путаю. Посмотри, даже отсюда видны аварийные лампы.

– Что же ты молчал! – возмутился Володя, едва повернув голову.

– Очередь не подошла. Ты же первый заговорил о ретрансляторах, неудобно было перебивать, – немного виновато улыбнулся Нетреба, искоса бросая взгляд на командира.

Антонов напряженно размышлял. Одновременный отказ двигателя, главной радиостанции, телеметрической системы и целость остальных, куда более нежных и хрупких механизмов корабля, никак не увязывались в стройное целое. Произошло нечто загадочное. И вдруг смутная догадка затеплилась в его мозгу. Вернее, это была даже не догадка, а тот подсознательный и полуосознанный импульс, который ей предшествует. Тот импульс, который в минуты затруднений и раздумий заставляет человека проверить именно эти узлы устройства или определенную цепь аналитических зависимостей, хотя сознательно решительно невозможно ответить, почему сделан такой выбор. Может быть, эта полудогадка явилась Антонову потому, что он почувствовал прикосновение пола к своему колену, хотя он ясно помнил, что во время работы радиостанции их разделяло по крайней мере десять сантиметров.

– Володя, – обернулся Антонов к штурману, – загляни-ка в астролюк. Посмотри, как выглядит Земля.

Не понимая, зачем это нужно, Володя медлил. Антонов же, снова погрузившись в размышления, не обратил на него никакого внимания. Володя вопросительно посмотрел на инженера, но тот только пожал плечами и сделал недоуменную гримасу. Тогда Володя вздохнул, мягко оттолкнулся ногами и поплыл к астролюку. Усевшись на рабочее место, он осмотрелся и вдруг вскочил, больно ударившись головой об куполообразное свинцовое стекло. Лицо его, растерянное и искаженное, склонилось вниз.

– Зе… Земли нет… совсем нет. А мы… на этой штуке, на астероиде, – срывающимся голосом сказал он.

Антонов и Нетреба, один раньше, другой позже, почти тотчас же оказались рядом с Володей, с трудом втиснувшись в узкое пространство астрокупола. На черном небе, усеянном светящейся пылью звезд, пылало лохматое, ослепительное солнце. Корабль, полого задрав нос к звездам, стоял на матово блестевшей площадке, изрезанной причудливыми иероглифами непроницаемо-черных теней.

– Где же Земля? – растерянно спросил Нетреба, не мигая смотревший на этот странный мир.

– Там, – опустил вниз указательный палец Антонов, – за астероидом.