Текст книги "Галактический патруль"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Глава 16

Проводив «Волгу» с Игорем за рулем и похрапывающим на заднем сиденье ресторанным Вовой, Горов прошел в гараж. Из своего вместительного пиджака, который остроглазая Славка ловко сравнила с трюковым пиджаком коверного клоуна, он переложил в сейф своей машины некоторые приборы, надобность в которых отпала. Туда же он положил и надоевшие за полдня контактные линзы. Свой чудо-пиджак он снарядил другими приборами, а из багажника захватил заранее приготовленный кейс с аппаратурой. Заглянув в подсобку, он осмотрел спящих рядышком на брезенте Нетребу и его напарника. Оба были примерно в том же состоянии, что и спавший прямо на земляном полу беседки Вова, то есть вдребезги пьяны. На всякий случай он еще раз опрыскал их универсальным репеллентом, отпугивающим насекомых и грызунов – этих вездесущих спутников всех и всяких помещений, выстроенных человеческими руками. Выйдя из гаража, он встретился взглядом с рослым мужчиной средних лет в сапогах, брюках из плащевой ткани и потертой кожаной куртке. Под мышкой мужчина держал двустволку, стволы смотрели в землю под ногами Горова, но палец владельца ружья лежал на спусковом крючке. У ног его сидел нервный доберман, натянутый как легавая собака в стойке по птице.

– Кто таков? – спросил мужчина хрипловато.

– У меня доверенность на владение домом и усадьбой со всеми постройками в течение месяца со вчерашнего дня. Аренда. А вы один из Петуховых?

На мужчину ответ Горова, его спокойствие и заданный им вопрос произвели, очевидно, благоприятное впечатление.

– Допустим, Петухов, – смягчил голос мужчина и, что любопытно, пес тоже несколько расслабился. – Документ есть?

– Конечно есть, я покажу. Но сначала присмотритесь ко мне.

– А чего на тебя смотреть? Небось не красна девица.

– А вы все-таки присмотритесь. Я двоюродный дядя Славки Потехи ной.

Мужчина взглянул в лицо Горова, ахнул и заулыбался:

– Надо же! Вылитый Сергей Васильевич. Как я сразу не углядел? – Мужчина положил доберману на голову руку и сказал доверительно: – Свой, Тарзан, свой!

Пес совсем расслабился, только что хвостом не завилял. Мужчина закинул ружье за спину, подошел к Горову и протянул руку.

– Петухов Алексей Данилыч. А вас как нарекли? – спросил он, уважительно переходя на «вы».

– Горов Николай Нилович. Потехин я по матери.

– Понятно. Издаля?

– Из Сибири, а точнее, из Мирного, где алмазы добывают.

– Куда только наших болоткинских не занесло! По делу или как?

– По делу. – Горов достал из кармана паспорт, в который была вложена доверенность, и протянул Петухову.

– Да ладно, по физике видно, кто вы такой, – на словах отмахнулся мужчина, однако документы взял – и в паспорт заглянул, и доверенность пробежал взглядом. Возвращая документы, он извинительно пояснил: – Стреляли тут в лесу – неподалеку, вроде три выстрела было. Сам-то я не слышал, в доме был. Жена сказала. Я и пошел. Присматриваю я за этим домом.

– Я знаю, Славка рассказывала. Она ведь здесь.

– Да ну! – снова заулыбался Петухов. – В доме?

Заулыбался и Горов:

– Нет. На остров отправилась.

– Лихая девка!

– К вечеру и я к ней отправлюсь.

– Дойдешь ли? Болото тут серьезное, – усомнился было Петухов, но тут же спохватился. – Дойдешь, потехинского ты роду. К тому же сибиряк. Да и дорожку Славка, наверно, показала?

– Само собой.

– Ну, прощевайте, Николай Нилович, – протянул руку Петухов, – другие дома мне посмотреть надо. Стрелял ведь кто-то! Жена говорит, один выстрел вроде как из винтовки был. Не слыхали?

– Нет. Наверно, я в гараже с машиной возился.

– Понятно. Славке привет от дяди Алеши, значит. К ноге, Тарзан!

Горов проводил взглядом широко шагавшего Петухова с доберманом, трусившим у его ноги, закрыл дверь гаража, запер ее на оба замка и направился к задней двери потехинского дома. Ключа от этой двери Горов у Славки не брал, чтобы не возбуждать у нее ненужных и лишних подозрений. Надев спецочки (от контактных линз Горов освободился еще в гараже, когда менял аппаратуру), он осмотрел дверь и зафиксировал проводку сигнализации и положение выключателя, блокирующего подачу сигнала тревоги. Спрятав очки в нагрудный карман, Горов достал оттуда же универсальную отмычку, на которой значилась марка известной нидерландской фирмы, занимающейся изготовлением приспособлений такого рода, с названием «Ловкий Хенки». Но манипулировать отмычкой, как это обычно делается взломщиками и полицейскими, Горову не понадобилось. Он просто заправил в замочную скважину, точнее, вдавил в нее пластичный, похожий на высокосортную замазку щуп и нажал на корпусе отмычки кнопку. Послышалось негромкое гудение, и буквально через секунду на корпусе отмычки, внешне похожей на маленький перочинный нож, загорелась крохотная неоновая лампочка, а гудение стихло. Горов отпер замок, как обычным ключом, распахнул дверь, включил блокировку сигнала тревоги. Только после этого Горов вынул отмычку, захлопнул дверь, запер замок изнутри, поставил его на защелку и задвинул его на щеколду.

Лаз в подпол-хранилище, забранный стальной плитой, Горов обнаружил легко. Но с открытием входа в это в общем-то примитивное, но достаточно надежное хранилище ему пришлось повозиться что-нибудь около четверти часа. Труднее всего было установить, что для включения привода, управляющего защитной плитой, надо поменять местами пробки. Горов даже поаплодировал мысленно умельцу, придумавшему такую хитрую блокировку привода. Впрочем, сказал он себе, самородными умельцами, мастерами на все руки, Россия славилась всегда. Сам дом, в котором размещено самодельное хранилище, поставлен таким мастером.

Спустившись в хранилище, Горов включил софит, полюбовался парадом скрипичных инструментов. Потом выдвинул на середину помещения ломберный столик, закрепил на нем с помощью присоски миниатюрный видеозаписывающий аппарат с монитором и зафиксировал на ленте коллекцию с разным увеличением – сначала общим планом, затем отдельными фрагментами. Кроме того, на фоне экспозиции инструментов с помощью фотополароида он запечатлел самого себя и проверил качество отлично удавшихся цветных снимков. Затем он достал из кейса довольно большой, сравнительно с другой аппаратурой, им используемой, прибор непонятного назначения – с хороший энциклопедический словарь величиной, и водрузил его на тот же ломберный столик. Прибор имел кнопочную систему управления с символикой в виде китайских или японских, по-видимому, иероглифов, маленький экран и развернутую систему индикации. Горов набрал на этой кнопочной клавиатуре задание, поставил точку. Из центра прибора выскочил блестящий штырь с набалдашником, как у трости, высотой около полуметра. После секундной паузы набалдашник медленно развернулся в параболическую антенну метров двух диаметром, сотканную из тончайших, как паутинки, почти невидимых глазу нитей. Подойдя к стеллажу экспозиции, Горов снял с него скрипку Батова, самый ценный инструмент коллекции, вместе со смычком и футляром. Все эти предметы он разместил на паутинной антенне, симметрично расположив их по ее периметру. Антенна, точно живая, как бы обняла до половины каждый предмет, растянув в соответствующих местах свои ячейки. Когда Горов нажал пусковую кнопку прибора, штырь вместе с антенной пришел в медленное вращение, а скрипка, смычок и футляр начали столь же медленно кувыркаться во всех трех измерениях, как будто прибор пристально разглядывал их устройство и запечатлевал в своей памяти, причем скрипичный футляр иногда приоткрывался и снова закрывался. Все это походило на некий загадочный воздушный вальс внезапно оживших творений рук человеческих. Впечатление танца возникало еще и потому, что эта тягучая акробатика предметов сопровождалась не только слабым гудением, но и тихой простенькой мелодией вальсового ритма, которая вызванивалась на неких крошечных колокольчиках. Горов перевел взгляд на видеоэкран прибора, на нем полутенью изображалась вращающаяся паутинная антенна с разнофигурными смятиями структуры в тех местах, где располагались скрипка, смычок и футляр, но самих предметов в этих смятиях не было. Но прошло секунд десять, и в соответствующих местах начали прописываться их контуры, как бы рисуемые тончайшим карандашом сначала при очень слабом, пробном нажатии, а потом при все более сильном и уверенном. Пространственный танец этих крошечных рисованых предметов в точности копировал танец настоящей скрипки и ее принадлежностей.

Горов удовлетворенно кивнул и, оставив прибор в работе, отошел к стене, где прежде стоял ломберный столик. Там он сел в один из полумягких стульев, окружавших ранее столик, достал из кармана трубку-телефон, разложил ее и набрал нужный номер. Очевидно, у этого телефона дежурили, потому что уже на втором гудке вызова трубка безлико ответила:

– Да.

– Мне нужен Казимир, – без всяких предисловий и представлений сказал Горов.

– С кем я говорю?

– Называйте меня Ником. Я звоню по поручению Нетребы Гарольда Тарасовича, называемого также шефом.

– Не кладите трубку и подождите, – после легкой заминки сказал телефон.

Ждать по меркам обычных телефонных разговоров пришлось довольно долго.

– Да, – так же безлико сказала наконец трубка, но голос был другой – густой и уверенно звучавший.

– Я говорю с Казимиром?

– Слушаю.

– Я говорю по поручению Нетребы.

– Слушаю, – перебил Казимир.

– Приготовьтесь услышать не совсем приятную весть. Нетреба и его напарник повязаны мной и содержатся в качестве заложников. Я готов обменять их на Людмилу Осиповну Лазорскую, она же Коган, которую содержите в качестве заложницы вы.

– С кем я говорю?

– Мое имя вам ровно ничего не скажет. Для удобства можете называть меня Ником.

– Надеюсь, все это не шутка, не розыгрыш?

– Правильно надеетесь.

– Я бы предпочел поговорить с Нетребой, – после паузы проговорил Казимир.

– Это невозможно. В данный момент Нетреба и его напарник мертвецки пьяны.

– Не блефуйте. Нетреба не бывает мертвецки пьяным.

– И тем не менее он мертвецки пьян. С Божьей помощью.

– И роль слуги Божьего сыграли вы?

– Пришлось. Причем я поступил весьма гуманно. Ваши ребята напали на меня с оружием в руках, я мог с чистой совестью пристрелить их и похоронить в болоте. Я же лишь напоил их, чтобы временно вывести из игры.

– Очень благородно!

– Не иронизируйте, юмор вам еще пригодится. Прежде чем выпить за нашу встречу и счастливый ее исход, мы по душам поговорили с Гарри Тарасовичем и достигли предварительного согласия и договоренностей по всем основным пунктам сделки. Вам остается лишь оттиснуть свое факсимиле.

Казимир с ответом задерживался, и Горову было не совсем понятно, в чем тут дело. Поэтому он спросил:

– Это линия надежна?

– Вообще говоря, да. Но на всякий случай перезвоните мне через пару минут по тому же номеру.

– Договорились.

Горов выключил связь, положил трубку-телефон на ломберный столик и подошел к прибору. Пока Горов вел переговоры, прибор издал мелодичный трехтоновый сигнал, и воздушный вальс паутинной антенны, с плененными ею предметами, прекратился. Антенна расправилась, приобретая исходную параболическую форму, но предметы лежали на ней не соскальзывая, точно приклеенные. На видеоэкране зафиксировалось цветное изображение скрипки, смычка и футляра. Горов ловко снял эти предметы с антенны и положил рядком на ломберный столик. А затем снова запустил прибор в работу. Антенна пришла во вращение под то же негромкое гудение и колокольчиковую мелодию вальсового типа. Ровная поверхность антенны постепенно начала деформироваться в трех симметрично расположенных местах, и там начали постепенно прорисовываться, как на проявляемом в медленно действующем составе фотоснимке, объемные копии скрипки, смычка и футляра в натуральную величину. Оставив копируемые предметы «дозревать», Горов вернулся к оставленной трубке-телефону и набрал нужный номер. Дождавшись ответа и убедившись, что на связь вышел именно Казимир, теперь уже, видимо, из личного кабинета, где не было ни посторонних глаз, ни посторонних ушей, Горов сказал:

– Я бы мог предъявить ультиматум, Борис Адамович. Мог бы сдать ваших людей либо милиции, либо конкурирующему с вами Виктору Вербе. Но я не буду этого делать. Гарри Тарасович характеризовал вас как честного коммерсанта, умеющего держать слово и чтящего Уголовный кодекс.

– Вы хорошо подготовились к беседе, Ник.

– У вас еще будет случай оценить мою подготовку. Так вот, я не буду предъявлять вам ультиматум. Более того, я постараюсь максимально облегчить принятие вами обоюдоприемлемого решения. Гарри Тарасович уверил меня, что вы не столько похитили Людмилу Лазорскую, сколько взяли ее, так сказать, под охрану, чтобы исключить возможность использования ее третьими лицами в интересах приобретения коллекции скрипок Осипа Когана.

Горов выдержал паузу, давая возможность собеседнику или подтвердить, или опровергнуть эту посылку. Он таки перемолчал Казимира, и тот вынужден был сказать:

– В известной мере это так.

– В благодарность за откровенное «в известной мере» и я буду откровенен. Коллекция скрипок находится в надежном хранилище, проникнуть в которое без знания абдиторского кода очень и очень нелегко.

– Осведомлен.

За этим коротким «осведомлен» стояло под знаком умолчания многое, хорошо понятное такому искушенному профессионалу, как Горов. Честность самого честного коммерсанта всегда относительна, а принцип: если нельзя, но очень хочется и нет серьезных препятствий, то все-таки можно, – состоит на вооружении каждого преуспевающего дельца. Всякий преуспевающий бизнес – это не только соблюдение закона, но еще и умелое лавирование между буквами закона, и ловкое балансирование на грани законности и беззакония, и прямое нарушение закона, когда есть надежное прикрытие или можно спрятать концы в воду. Без этого нет делового просперити, без этого обойдут конкуренты и пустят по миру. Проще говоря, Казимир не сумел выйти на того умельца, который непосредственно делал защиту хранилища, но зато сумел узнать, где это хранилище и что оно под многослойной охраной. Поэтому-то, оберегая свою деловую репутацию, Казимир и не хотел рисковать. Умело избежал он крайнего риска и в деле с Людмилой: поди-ка, докажи, в заложницах она у него или под бережной охраной от преступных посягательств. Наверное, и саму Людмилу успели убедить, что ее похищение – благородный акт высокого гуманизма, заслуживающий награды. Да, осторожен и ловок этот Казимир, играть с ним следует тонко и осмотрительно.

– Так вот, – продолжал Горов после легкой паузы, последовавшей за односложной репликой Казимира и понадобившейся ему для переоценки личности собеседника, – могу вас успокоить, Борис Адамович. Хранилище в полном порядке, все его защитные системы действуют исправно, коллекция скрипок наличествует в нем в полном составе. Я лично проверил все это и даже сфотографировался перед экспозицией инструментов, снимки эти могу представить в ваше распоряжение. Без информации об этом сестер Лазорских, разумеется.

– Вот как! – В голосе Казимира прозвучала смесь интереса и беспокойства.

– Вот так, Борис Адамович. Я сумел завоевать полное доверие сводной сестры Людмилы, Славки. Именно ей, а не родной своей дочери доверил Осип Коган тайну абдиторского кода. Наверное, ему припомнился Данте: «Мы счастливы неведеньем своим, всех наших благ превыше это благо». Вот Коган и подарил это высшее благо своей родной дочери, а не падчерице.

– Мне приходила в голову такая мысль.

– Иначе говоря, вы пытались расколоть Людмилу, а когда это не удалось, пришли к выводу, что она и в самом деле ничего не знает о хранилище скрипок. Надеюсь, вы не слишком усердствовали и девушка в полном порядке?

– Я не гангстер, уважаемый Ник, – сухо сказал Казимир. – Я коммерсант, бизнесмен, как модно сейчас говорить. Единственно, что ее серьезно беспокоит, – это исчезновение сестры, Славки. Судя по всему, они искренне привязаны друг к другу.

– Успокойте ее. Скажите, что Славка жива, здорова и находится в Болотках под надежной охраной товарища ее отца по горным восхождениям. Возможно, она вспомнит об альпинисте, которого ее покойный отчим называл в рассказах Нилычем. Так это я.

– Теперь мне много становится ясным. – Казимир не сумел, а может быть, не захотел скрыть своего разочарования, даже в телефонной интерпретации оно слышалось хорошо.

– Не думаю. Я прежде всего коммерсант, а потом уже альпинист и опекун поневоле. У меня к вам серьезное дело, Борис Адамович, которое сулит и вам, и мне крупный доход. Сестры Лазорские, хотя я и не чужд добрых чувств по отношению к милой девочке Славке, всего лишь пешки в моей игре. Ну а в начале игр, например в шахматных дебютах, встречаются и гамбиты, в которых пешки охотно приносятся в жертву. Понимаете?

– Вы меня заинтриговали, – медленно проговорил после некоторого молчания Казимир. – Заинтриговали и озадачили, признаюсь. А озадачить меня нелегко.

– Тогда сделаем так, – без всякой паузы напористо откликнулся Горов, – переварите пока услышанное, а я подробно проинформирую о своем предложении вашего ближайшего помощника Гарри Нетребу. А когда мы вчерне обговорим с ним это дело, он лично выйдет с вами на связь.

– Это лучший вариант, – без колебаний откликнулся Казимир.

– Прекрасно. Насколько я понял ситуацию, Людмила находится сейчас на ближней даче Коганов, в Подлипках?

– Там, – после заметной паузы нехотя признал бизнесмен.

– Предупредите ее, пожалуйста, что с этой минуты она уже не пленница, а хозяйка. Успокойте ее относительно Славки, скажите, что в течение этого дня, ближе к ночи, Славка ей позвонит. Но охрану при Людмиле сохраните и до звонка ее сестры никуда и ни в коем случае ее не отпускайте.

– Слушаюсь и повинуюсь, – насмешливо пропела трубка. – Может быть, будут и другие приказания?

– Не обижайтесь, Борис Адамович. Это не приказания, а условия, без соблюдения которых наши переговоры будут прерваны. И я буду вынужден немедля принять очевидные по ситуации альтернативные шаги.

– Вы умеете брать за горло.

– Не обижайтесь, Борис Адамович, – мирно повторил Горов. – И ждите либо звонка Нетребы, либо личного появления его персоны перед вашими очами.

– Даже так?

– Может быть, и так. Мне надо разобраться в ситуации.

Пока продолжался этот телефонный диалог, прибор снова издал финальный трехтоновый сигнал и вращение паутинной антенны прекратилось. На ее выровнявшейся теперь, почти невидимой глазу сетчатой поверхности теперь лежали точные копии скрипки Батова, смычка и старинного футляра с несколько потертой бархатной выкладкой синего цвета. Закончив разговор с Казимиром, Горов спрятал во внутренний карман трубку-телефон, подошел к ломберному столику, снял с антенны копию «Батова» и сличил ее с оригиналом. Копия была идеальной, включая воспроизведение тех мелких внешних дефектов, которые всегда бывают на старых инструментах. Взяв и смычок, Горов проиграл начало песни «Вечерний звон», песни шотландской по происхождению и русской по духу и уровню популярности. По-настоящему играть на скрипке Горов не умел, но проиграть такую простенькую мелодию мог не фальшивя. Уложив копию скрипки и смычка в копию футляра, Горов взял подлинного «Батова» и, проиграв ту же мелодию, заключил, что звучат скрипки под стать их внешнему сходству одинаково. Подлинные предметы Горов отнес к экспозиции и принялся размещать на стеллаже. Не успел он закончить работу, как послышалось прерывистое гудение зуммера. Пристроив, наконец, «Батова», Горов взглянул на свой хронометр – на центральной оси его циферблата тревожным огоньком в такт гудению зуммера мигала крохотная рубиновая лампочка. Несколько долгих секунд он смотрел на ее мерцание, и лицо его принимало все более хмурое выражение. Потом он нажал на одну из кнопок на корпусе хронометра, гудение зуммера и мигание лампочки прекратилось. Горов вздохнул и, думая о «Вечернем звоне», мелодия которого все еще звучала у него в голове, грустно сказал:

– Эх, дурак! Испортил песню.

Глава 17

Игорь Занкевич конечно же не посмел ослушаться и нарушить указания загадочного Ника, к которому он испытывал подсознательное почтение и даже страх, но которого он вместе с тем сознательно ненавидел все больше и больше по мере развития их знакомства. Игорь чувствовал, что этот чертов Ник не только не уважал его, а презирал и, может быть, по непонятным для Игоря причинам жалел, а против такого отношения вставала сама его самолюбивая и себялюбивая натура. Выполняя указания Ника, он покинул Болотки не по нормальной дороге, а через пресловутую «щуку», чавкающую своими бревнами в грязной жиже. Выбираясь по проселкам и лесам на шоссе, Занкевич был мысленно заторможен, два разных, но весьма острых чувства, путаясь между собой, беспокоили его вместо настоящих мыслей. Первое, очень светлое и радостное – чувство вдруг обретенной свободы, возможности распоряжаться самим собой по собственному усмотрению и даже прихоти. Второе, темное и мрачное – чувство брезгливости по отношению к лежащему на заднем сиденье Вове, храп которого назойливо напоминал ему о том, что вдруг обретенная свобода – состояние сугубо временное, которому через несколько часов придет конец. Выбравшись наконец на шоссе, идущее через Егорьевск на Москву, Игорь почувствовал, как два разных чувства, бродившие в его подсознании, как в темной комнате, вдруг естественно слились воедино и выплыли на свет Божий четко оформленной мыслью: он не хочет расставаться с обретенной свободой и не должен с ней расставаться. А раз не должен, то… Это логически неизбежное для сохранения свободы «то» сначала испугало молодого человека. Он обернулся и бросил взгляд на храпящего на заднем сиденье напарника, стоящего, а уж если быть точным, лежащего на его пути к свободе. Шоссе было далеко не безупречным, левое переднее колесо угодило в небольшую выбоину, руль дернулся и чуть не вырвался из рук. Игорь едва справился с вильнувшей машиной, задним числом похолодел от испуга, вытер тыльной стороной руки выступивший на лбу пот. Только и не хватало, что вляпаться сейчас в аварию! А то и отправиться без пересадки в мир иной. Как это ни странно, но нервная встряска, мысль о возможности нелепой потери вдруг обретенной свободы помогли Игорю сразу же, без дальнейших раздумий и проволочек принять окончательное решение.

Игорь Занкевич тяготился своей службой у Вербы – службой богато и сытно живущего, привилегированного мальчика на побегушках. Он не любил Вербу по тем же самым причинам, по которым подсознательно тихо, но страстно ненавидел человека, который высокомерно просил называть его Ником. Однако Верба хорошо платил и, сообразуясь с характером и способностями Игоря, в общем-то не впутывал его в грязные и мокрые дела, которые неизбежно сопровождают рэкет, бывший у его хозяина одной из статей дохода. И Игорь мирился со своим положением, хотя чем далее он служил Вербе, тем все больше беспокоился он за свою дальнейшую судьбу. Чувствуя безнаказанность, Верба все более наглел в своих и всегда-то авантюрных делах. С некоторых пор Игорь стал догадываться, что Верба вступил в контакты с фальшивомонетчиками и что именно на этом поприще он стал пополнять свою черную кассу поистине астрономическими суммами. Избиений, пыток и убийств, входящих на правах ординара в практику рэкета, Игорь особенно не опасался, тем более что прямого участия в такого рода делах не принимал. Рэкет Верба вел не против государства, а против частных предпринимателей. Совсем иной статус имеет фальшивомонетное дело! Когда речь идет о фальшивомонетчиках и соответствующем бизнесе, то государство, а стало быть, милиция и все иные охранные органы становятся поистине беспощадными. Никакие связи и прикрытия, никакие взятки и рокфеллерские подарки тут не помогут. Поэтому, почуяв дух фальшивомонетных дел, Игорь начал исподволь готовить себе пути ухода от Вербы. А путь, надежный путь, был, вообще говоря, только один – за бугор, в дальнее зарубежье. В России и сопредельных республиках, недавно бывших советскими, Верба легко бы достал его, преступные связи были у него дай бог каждому. Операцию «За бугор» Игорь проводил очень осторожно, используя собственные связи, которые, спаси и помилуй, никоим образом не должны были пересекаться с деловыми связями, контролируемыми Вербой. Поэтому лишь на второй год Занкевичу удалось нащупать в Питере человека, который за солидную сумму в инвалюте добыл ему липовый заграничный паспорт с липовой же визой на въезд в Швецию. Игорь предпочел бы ФРГ, с ее демократизмом по отношению к эмигрантам, или Италию, с ее неразберихой и чиновничьей продажностью, но выбирать не приходилось. Как говорится, лопай, что дают. В Швецию Игорь должен был отправиться как турист, а за дальнейшее его контрагент-переправщик ответственности на себя не брал, Игорь должен был выкручиваться самостоятельно. Однако по другому каналу Игорь нащупал в полупреступной шведской среде новорусского происхождения точку опоры. При наличии долларов или марок, а оные имелись, Игорю обещали прикрытие и приличное дело. Все было на мази, Игорь даже свою «Ладу» продал под тем предлогом, что намерен купить себе «БМВ». Оставалось дождаться случая, который позволил бы Игорю выбраться из-под колпака, под которым Верба держал всех своих ближайших сотрудников, на пару недель, чтобы основательно запутать и прикрыть свой след за бугор. И вот этот случай пода-рила-таки ему судьба в лице этого загадочного Ника! Исчезнет не только Игорь, исчезнет вся тройка, которую Верба направил в Болотки на дальнюю дачу Когана. Исчезнет навсегда! Гриня уже покоится в болоте, если, конечно, верить Нику, а не верить ему нет никаких оснований. Исчезнет и Игорь, только не тем необратимым путем, которым сгинул соглядатай Вербы, а просто затеряется в Швеции. Должен для полноты картины и абсолютной достоверности исчезнуть и Вова.

Должен! Если Вова останется в живых, он непременно явится пред светлые очи Косты и наплетет ему бог знает что. Коста доложит хозяину, и Верба, поскольку Вова остался в живых, организует тотальный поиск пропавших. Этого допускать нельзя. Ни в коем случае. Значит, Вова должен умереть. А про это только сказать легко. Конечно, Игорь притерпелся к будням рэкета и давно уже не считал жизнь человека священной. Жил, жил человек, жрал, пил, с девками забавлялся, а потом ослушался, сделал неверный шаг, засветился и – фью! Нет человека, будто никогда и не было. Но сам Игорь мокрыми делами никогда не занимался, упаси Бог. И сейчас, когда он уже твердо решил отправить Вову к праотцам, ему было муторно и тошно. Но что делать? Когда еще случай пошлет ему «Волгу» вместе с доверенностью на управление ею в течение месяца. «Волгу», на которой, не приобретая никаких билетов и не оставляя следов, можно за несколько часов добраться до Питера и пользоваться там ею, оформляя и организуя свое бегство за бугор. Игоря несколько смущала та легкость, та доверчивость, с которой Ник предоставил в его единоличное и в общем бесконтрольное распоряжение автомобиль. Смущало Игоря и жесткое предупреждение Ника, что он должен действовать в строгом соответствии с полученными инструкциями и что любое нарушение их может стоить ему жизни. Может быть, «Волга» заминирована? Вероятность этого была очень мала, какой дурак будет уничтожать ни за что ни про что машину, находящуюся в приличном состоянии и стоящую несколько миллионов? Но проверить следовало, причем не только машину, но и ключи к ней, и доверенность. И проверить как следует! Черт его знает, этого Ника.

Добравшись до моста через Цну, Игорь отыскал съезд к реке и поехал по паршивенькому проселочку, проложенному, очевидно, рыбаками, вниз по ее течению. Для утренних рыбаков было слишком поздно, для вечерних – слишком рано, поэтому берег был безлюден. Игорь загнал машину в заросли тальника, поставил на ручной тормоз, поскольку тут был уклон в сторону уреза воды. Некоторое время он посидел просто так, без мыслей в голове, отдыхая и стараясь возбудить в себе ненависть к храпящему на заднем сиденье Вове. Но из этой более подсознательной, чем сознательной затеи ничего путного не вышло. Вова был противен Игорю, тупой и жадный подонок, превращенный буднями рэкета в изощренного вымогателя и хладнокровного убийцу. И все-таки мысль о том, что вот здесь, в тальнике, ему хочешь не хочешь, а придется лишить этого отпетого подонка жизни своими собственными руками, вызывала у Игоря спазмы тошноты и дурноту. Чтобы избавиться от этого муторного состояния, Игорь вышел из машины, открыл капот мотора, багажник и принялся за тщательный осмотр подаренного ему волею судьбы и руками Ника автомобиля. Как и всякий член банды Вербы, а его организация была фактически не чем иным, как гангстерской организацией, то есть бандой американского образца, Игорь неплохо разбирался в автомобильной технике. И вообще у Игоря от рождения были, что называется, золотые руки. Он мастерил прекрасные браслеты, зажигалки, кольца, ножи – хоть сразу же отправляй их в ближайший к столице провинциальный краеведческий музей, хорошо разбирался в металлах вообще и в драгоценных в особенности, знал толк в настоящих камешках и самоцветах. Собственно, именно по этим причинам Верба приблизил его к себе. Но Игорь был не только талантлив по натуре, но и ленив и жаден – ему хотелось сразу и хотелось много. И по этим причинам он попал в поле зрения, а потом и под колпак Вербы, из-под которого ему теперь представился случай освободиться.

Осмотр мотора ничего не дал, стандартный мотор «Волги», ни одной лишней детали. А багажник пуст в том смысле, что, кроме домкрата и насоса с ножным приводом, там ничего не было. Домкрат привлек особое внимание Игоря, он взвесил его на руке и прежде, чем закрыть багажник, бросил на песок. При этом его чуть не вырвало. Игорь не поленился лечь под машину, благо под колесами ее был речной песок, осмотрел все, что можно было осмотреть, и опять ничего не обнаружил. После этого он вытащил из замка зажигания и со всем тщанием человека, понимающего толк в металлах, осмотрел ключи, которые Ник наказал ему выбросить в канализационную решетку. Ключи как ключи. И доверенность была как доверенность. И все-таки Игорь аккуратно оторвал снизу тоненькую полоску бумаги, предварительно согнув листок и пригладив сгиб ногтем. Рвалась бумага с некоторой натугой, как бы нехотя, но рвалась. Достав из кармана куртки свой «Ронсон», Игорь нацепил оторванную полоску на сучок, чиркнув зажигалкой, поджег конец длинного сухого прута и поднес пламя к бумаге. Полоска не воспламенилась и даже не скукожилась, как это бывает с такой же полоской пластика, а просто трепыхалась в теплых струях воздуха, идущих от пламени. Вот так, рвется как бумага, а не горит… «Ну и что? – сказал мысленно сам себе