Текст книги "Наемники Судьбы. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Юлия Федотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 142 страниц) [доступный отрывок для чтения: 51 страниц]

Вдруг чтото неуловимо изменилось в природе. Потянуло ветром, туча закрыла луну, стихли ночные шорохи, и в наступившей тревожной тишине слышен стал неясный, быстро нарастающий гул. Нечто угрожающее, жуткое было в этом звуке. Все вскочили, хватаясь за оружие.

– Ой, мамочка, что это?! – В страхе принц уцепился за плечо Энки, оказавшейся ближе всех.

– Ложись! – заорали Хельги и Меридит в один голос. Они чтото сообразили. Привычная к этой команде Энка без лишних вопросов растянулась на земле, свалив попутно принца. Меридит толкнула замешкавшегося эльфа. Хельги для верности вдавил физиономию ученика в мох.

– Закройте глаза, заткните уши! Что бы ни случилось, только не открывайте глаз! Иначе нам конец! – еще успела прокричать диса, прежде чем все потонуло в немыслимом реве.

То, что обрушилось на путников, трудно передать словами. Конский топот и ржание, визг, вой, лай, свист плеток и трели охотничьих рогов, звон тетивы, воинственные крики – невообразимая какофония звуков неимоверной громкости. Казалось, барабанные перепонки лопнут, не выдержав такого безобразия. Порывы ледяного ветра рвали одежду на спинах; больно колотили падающие шишки и сломанные сучья. Принц лежал придавленный, продрогший и полузадохнувшийся. Он визжал от ужаса и не слышал собственного голоса. Он чувствовал себя червяком под копытами конницы. Вот сейчас, сейчас исполинская подкова опустится на него, превратит в кровавое месиво. Казалось, не будет конца этому кошмару.

Но конец приходит всему.

Тишина наступила так внезапно, что они сперва решили, будто просто лишились слуха. Первой смогла пошевелиться диса. Меридит вдохновило открытие, что на самом деле она не оглохла. Ей был отчетливо слышен лязг собственных зубов.

Меридит встала на колени, огляделась. Рядом с ней ничком лежал Хельги. Рука его попрежнему прижимала к земле голову ученика, хотя сам он был без сознания. Для сприггана с его острым, как у совы, слухом, акустический удар оказался слишком сильным. Меридит перекатила его на спину, заглянула в лицо, бледное до синевы, беззащитное и очаровательное.

«Он такой хорошенький, когда спит», – говорила всегда Энка. Сердце Меридит сжалось. Хельги был ей очень дорог, хотя их взаимная привязанность на самом деле не имела ничего общего с теми чувствами, которые сильфида характеризовала словом «влюбилась».

Кряхтя, ругаясь и тряся головой, чтобы избавить волосы от набившейся в них дряни, поднялась на ноги Энка. Еще не до конца опомнившийся Аолен принялся тормошить принца. К радости дисы, Хельги тоже скоро очнулся.

Энка воззрилась на него и Меридит с таким видом, будто считала их виновниками происшествия.

– Ну может, ктонибудь соизволит объяснить нам, невеждам, что это было?

– Дикая охота! – лязгнула зубами диса.

– Ох, покусай меня грифон! – Сильфида изменилась в лице. – Ты ТОЧНО уверена?

– Куда уж точнее!

– Хорошо, что я сама не догадалась, – с большой убежденностью сказала Энка. – Спятила бы со страху!

Принц уселся, обхватил голову руками и тихо заскулил. На этот раз никто над ним не насмехался.

– Останешься в живых после ТАКОГО – и правда поверишь, что рожден для спасения Мира, – сказала Меридит.

Ночные кошмары при свете дня нередко кажутся увлекательными приключениями. Наутро все, кроме Хельги, которому все еще было плохо, оживленно обсуждали происшествие, описывали свои ощущения, мысли и страхи.

– Самое главное в таком случае, – запоздало инструктировала Меридит, – не открывать глаза! Если их не видишь, они тебя не найдут. А взглянешь – тут же прикончат!

– Они явились из Инферна? – трепеща спросил Эдуард.

– Нет, они местные. Проклятые. Про них разное говорят. Одни считают, что охотники убивают на своем пути всех без разбору, другие – что ищут когото специально.

– Ой, а вдруг нас?

– Не знаю, не знаю! Ночью видно будет! – радостно сказала Энка. – Как явятся опять, как налетят!

– И зачем ерунду говорить? – не выдержал Хельги. – Дикая охота является каждому существу только раз в жизни. Это все знают.

После этого сообщения принц почувствовал себя почти счастливым. Если честно, не он один.

Вечером путники подошли к подножию Безрудных гор. Они не были высокими, ни в какое сравнение не шли с заснеженными пиками Сильфхейма или подпирающими небеса громадами арвейских вершин. Но старость, сгладившая их вершины, смягчившая очертания, придавала им своеобразное величие. Впрочем, принц этого не почувствовал. Он был разочарован.

– А говорили, Перевал – единственное место, где можно перейти через Безрудные горы! Подумаешь, горы! Холмы какието. Каждый дурак на вершину залезет в любом месте.

Меридит возразила скептически:

– Нуну. Попробуй залезь. А мы потом, так и быть, поищем твои косточки на склонах. Перевал – единственное место, где можно пересечь горы в относительной безопасности. Его охраняет древняя магия. Причем с каждым годом все хуже и хуже.

– Уж не настолько и хуже, – вздохнул Хельги. Ему эта древняя магия стояла поперек горла. Видимо, спригганы попадали в число тех существ, против которых она была направлена. – Знаете что, вы идите по дороге, а я гденибудь в сторонке…

Меридит посмотрела грозно:

– Ты через Перевал ходил?

– Ходил.

– Не рассыпался?

– Не рассыпался.

– Значит, и теперь не рассыплешься. Безрудные горы не то место, где можно бродить поодиночке.

Хельги не стал спорить. Перевал грозил ему лишь комплексом неприятных ощущений, а горы – множеством реальных опасностей вроде голодного тролля, кобольдовой западни или какойнибудь древней нежити.

Путь через Перевал занял у них весь следующий день. Он оказался совсем не таким легким, как ожидал наследник престола. Подъем утомил его очень быстро. Несчастный стал спотыкаться и падать. Спригган забрал у ученика весь груз, но скорости это почти не прибавило. Хельги ругался не хуже Энки, емуто хотелось преодолеть Перевал как можно быстрее!

Эльф обратил внимание, какой необычной стала дорога. Относительно ровные и пологие участки заканчивались уступами высотой почти в рост. Сперва ему казалось, что эта гигантская лестница создана природой. Но на седловине, где рельеф не скрывали осыпи, стало ясно: тут потрудился ктото древний и огромный. Как давно это было? Быть может, в те неизмеримо далекие эпохи, когда юные еще горы устремляли в небеса свои островерхие снежные шапки? Безжалостное время не сохранило никаких воспоминаний о великанах седой древности, – ничего, кроме этого безымянного памятника.

Хельги фыркнул:

– Это палеозойская складчатость, какие великаны? Когда эти горы были молодыми, на земле водились жирные, хвостатые земноводные, даже ящеры еще не появились. А дорогу строили совсем недавно, тысячелетий двадцать назад, не раньше.

– Угу, совсем недавно, – кивнула Энка, – давеча!

– Конечно, недавно. Если сравнивать с палеозоем.

– Ну если только с палеозоем! – Энка понятия не имела о палеозое – и не желала иметь.

– Какай же силой должны были обладать эти великаны, если их магия действует двадцать тысячелетий! – воскликнул потрясенный Эдуард.

– Зачаточной! – рявкнул Хельги. У него болела голова, и невежество окружающих раздражало больше обычного. – Любой дурак может высечь на камне магические символы, и они будут отравлять жизнь окружающим, пока камень не рассыплется. К тому же дорогу зачаровал ктото другой, намного позднее. Не думаю, чтобы древние великаны имели чтото против спригганов. Нас тогда вообще не было.

Аолен погрустнел. Рассуждения Хельги были убедительны, но лишены всякой поэзии.

Преодолев наконец Перевал, они выбрали подходящее для засады место – небольшую расселину у подножия гор, хорошо укрытую от ветра и посторонних глаз. Отсюда прекрасно просматривалась вся древняя дорога, никто не мог проскользнуть незамеченным. Здесь им предстояло дожидаться появления Багоры.

Ожидание действовало на всех поразному. Принц наслаждался отдыхом, эльф – тоже, хотя и не столь откровенно, Энка и Хельги изнывали со скуки, а Меридит взялась точить все имеющееся в наличии оружие – это ее немного развлекало. За дорогой следили днем и ночью, по очереди. Принц – только днем.

Время шло, а Багора все не появлялся. Энка уже начала беситься и роптать, зато Хельги нашел себе занятие: стал собирать образцы здешних руд. Скоро их скопилась целая куча. Энка удивилась:

– Не пойму, почему эти горы называются Безрудными, раз здесь полно руды?

– Это человеческое название, – пояснила Меридит. – Когда в здешние края пришли люди, они не смогли отыскать руду, она вся была уже давно заговорена кобольдами. А мы эти горы так и зовем – Кобольдовые.

– А мы – Южные, – добавил Хельги.

– Дурость какая! – возмутилась сильфида. И Аолен был с ней согласен, спригганское название решительно не вязалось с суровым обликом северных гор.

– Но они же на юге от наших земель.

– Все равно. Могли бы придумать чтонибудь пооригинальнее. Слово «южные» подходит им, как рога ослу. У спригганов все названия такие глупые?

Энке очень хотелось поспорить, но Хельги не поддавался на провокацию. Он не испытывал никакой любви к собственному народу и не считал необходимым оправдывать его нелепые выходки.

Детство всякого сприггана – пора отнюдь не безоблачная, и людей трудно за это упрекнуть. Кому понравится обнаружить, что в колыбели вместо собственного драгоценного чада лежит мерзкий подменыш? Понятно, что любимцами семьи эти создания не становились. Их терпели. Из страха за судьбу собственного ребенка. Всем известно: сколько раз ударишь подменыша – столько будет бито твое родное дитя. К несчастью, правило это касалось только матери с отцом, окружающие вольны были обращаться с чужаком как им заблагорассудится. В результате спригганы с детства проникались ненавистью к роду человеческому.

Но та, которую Хельги называл матерью, та, что дала ему имя, – нет, конечно, она не любила его, но… жалела.

Хельги помнил – спригганы все помнят – как она укачивала его, вредного, вечно голодного и орущего, прижимала к груди и называла «бедным маленьким чудовищем». Да и позднее, когда отпали все основания называть Хельги чудовищем – ни у кого в РунФьорде не было ребенка с такой красивой мордочкой, – она попрежнему была добра к нему, хорошо кормила и защищала от гнева ярла, имевшего дурную манеру швырять в подменного сына тяжелые предметы.

И когда спустя тринадцать лет за Хельги пришли и привели на обмен ее родного сына – не истощенного заморыша, а здорового, крепкого, обученного военному делу мальчишку, – у нее хватило доброты сунуть в руки Хельги узелок с наспех собранной едой и поцеловать его на прощание.

Непривычные к подобным нежностям спригганы подняли было Хельги на смех, но тут же пожалели об этом. Обозленный выкормыш фьордингов всеми зубами и когтями вцепился в глотку ближайшего обидчика, насилу отодрали. Это внушило им должное уважение.

– Вот получай своего отпрыска! Да поосторожнее с ним, он у тебя бешеный! – так был представлен Хельги своей настоящей матери.

Никто не назвал бы встречу трогательной. Еще очень молодая, мрачного вида женщина кивком головы пригласила новообретенного сына в каменный сарай, служащий ей домом, а сама кудато удалилась. Хельги вошел и огляделся. Жилище было убогим и грязноватым, особенно по сравнению с хоромами ярла. В центре – очаг, вокруг – шкуры для спанья, сбоку – большой ларь и полка для посуды. Ближе к выходу – подстилка, на ней – четверо замызганных, вонючих и забитых человечьих детенышей. Хельги с жалостью подумал о тех, кого они заменяют.

– За каким демоном тебе столько детей? – было первое, что он сказал матери. – Уж лучше бы ты избавлялась от них, чем отдавать мучиться!

– Тебя не спросила, – прошипела та.

Год прожил Хельги в Сером Дольмене, постигая все, что положено знать и уметь каждому сприггану. Период этот он никогда не считал приятным. Соплеменники нравились ему не больше, чем люди РунФьорда.

В четырнадцать лет он в компании тридцати сверстников предстал перед Советом Дольмена. Решалась их судьба. Со всеми испытаниями Хельги справился вполне прилично, настало время последнего задания. Его давал старший советник, каждому персонально.

Откуда ему были известны слабости каждого юного сприггана? Один почемуто боялся огня. Он должен был сложить вокруг себя кольцо из хвороста и собственноручно запалить. Другой не умел плавать, и этому несчастному велели перебраться через глубокую бурную Оулен, туда и обратно.

Подошел черед Хельги.

– Видишь, цверги гонят стадо? Отправляйся, добудь нам мяса на обед.

Поручение показалось всем несправедливо легким. Ни один цверг не решится встать на пути сприггана, вознамерившегося поохотиться на его оленей, – собственная жизнь дороже. Но Хельги взглянул на советника в упор и прямо заявил:

– Я не убиваю животных.

Толпа зрителей ахнула. Отказаться выполнить задание! ТАКОГО в истории испытаний еще не случалось! В глазах советника вспыхнул красный огонь.

– Как ты смеешь возражать Совету? Исполняй, или будешь наказан за неповиновение.

Хельги тоже разозлился:

– Думаю, ты оглох от старости. Я же ясно сказал: я вообще не убиваю животных. Никогда. Они мне нравятся. Дай мне другое задание, это я выполнять не буду. Все.

Старшему советнику нельзя было отказать в выдержке. Он не стал унижать свое достоинство, вступая в пререкания с наглым отпрыском рода Ингремов. Но когда оглашали перечень назначений, Хельги попал туда, куда обычно направляли безнадежных идиотов или калек.

– Ингрем Хельги будет рыть выгребные ямы и могилы, собирать хворост и убирать нечистоты.

Анна Ингрем не удержалась и взвыла. Такого позора в ее роду еще не бывало! Но Хельги даже не огорчился, а просто сообщил:

– Я не буду рыть выгребные ямы. Я пойду с ними, – и кивнул в сторону нескольких избранных счастливчиков. Их отправляли в Староземье на обучение.

Это был верх наглости. Старший советник издал такое шипение, что Хельги долго не мог подобрать подходящего сравнения для описания этого звука. Лишь годы спустя ему довелось услышать, как шипит дракон перед огненным плевком. Очень похоже на Барта Альветта.

Самой большой неожиданностью в этой истории оказалась реакция соплеменников Хельги. Вместо того чтобы возмутиться и наказать непокорного, спригганы развеселились.

– Слушай, Барт, ну чего ты прицепился к ребенку? Хочет идти на обучение – пусть идет, – заявил конунг. Его слова были решающими. Ворчание советника о подрыве устоев и растлении нравов после них ничего уже не значило.

Через три месяца Хельги определили в школу Белых Щитов в Дрейде. Все связи со своим народом он окончательно утратил, и наносимые ему оскорбления на свой счет не принимал.

Четыре дня прошло в ожидании, и вот острый глаз Аолена различил высоко на склоне движущуюся точку.

Человек шел медленно, тяжело согнувшись, будто под ударами ветра, хотя день выдался удивительно тихий. Шаг за шагом преодолевал он сопротивление древней силы, охраняющей от зла путь через Перевал. Но – преодолевал!

– Смотри! Он? – спросила принца Энка.

Путник был уже близко. Эдуард осторожно выглянул изза камня. Высокая сутулая фигура, длинные руки, черные волосы…

– Он! – подтвердил принц. – Точно он… Ох, Силы Стихий!!!

Все остальное произошло на глазах Эдуарда. Принц увидел, как с противоположного склона сорвалась каменная масса, заклубилась, ринулась вниз с нарастающим грохотом, обрушилась на древнюю дорогу, потекла по ней, как по руслу. За считаные секунды лавина накрыла место, где стоял Багора…

– Все живы? – спросила Энка, чихая и отряхиваясь.

– Вроде все, – неуверенно ответила Меридит, потирая шишку на затылке. – Хельги, ты живой?

– Живой. Чего не скажешь о нашем приятеле.

Спригган уже стоял на дороге и с отвращением рассматривал нечто. Удивительно, но лавина не погребла тело Багоры, лишь протащила вниз по склону, жутко изуродовав и искорежив.

– Я уж думал, нам конец! Она каак сорвется! Каак рухнет! – возбужденно кричал принц, размахивая руками. – А где Багора?

– Все так думали… Нет, не ходи сюда! СТОЙ!

Но принц уже выскочил из укрытия и вскарабкался к наставнику. Глаза его расширились.

– Это что?! Ойй! – Он побелел и повалился без чувств.

Хельги устало вздохнул. Аолен смотрел на тело врага долго, мрачнел все больше.

– Если бы предвидеть, что этот негодяй погибнет так скоро, легко и бесполезно для нас, лучше бы я сам убил его еще в Поните. Мне стало бы легче, – выговорил он наконец.

– Знаешь, – ответил Хельги, – бывает на свете мерзость, которой лучше не касаться, Думаю, это как раз наш случай. Пошли отсюда…

– Итак, след оборвался, – подвела итог Меридит. – Что будем делать?

Энка не медлила с ответом:

– Пойдем назад, поищем новый.

– Я назад не пойду, – уведомил Хельги.

– Почему? – удивилась сильфида. – Тебе понравилось тут жить? Может, построим шалаш, заведем коз, и гори весь мир синим пламенем?

Хельги продолжал упрямиться:

– Назад через Перевал я не пойду. Никогда. Я не желаю разделить участь Багоры.

– Первый раз, что ли? Ты сколько через него ходил, все было нормально!

– Нет. Эти гнусные древние силы только и ждут, кого бы еще прихлопнуть. Они мне и сонные досаждали, а теперь Багора их пробудил. Делайте что хотите – я не пойду. Мне страшно.

Энка примолкла. На ее памяти это был первый случай, не связанный с экзаменами, когда Хельги открыто признал, что ему страшно.

– А давайте пойдем в Инферн! – вдруг весело предложила Меридит. – Наверняка Багора шел именно туда.

Тут уж Энка получила полную возможность реализовать свою страсть к полемике:

– Вопервых, почему ты вообразила, что Багора шел в Инферн? Вдруг он свернул бы к фьордингам? Вовторых, что мы будем делать во враждебном мире? Надеешься, что мы вчетвером с половиной разгромим всю их армию? Мы, конечно, страшны в гневе, но не настолько, чтобы народ мер со страха от одного нашего вида. На что ты рассчитываешь?

– А ни на что! Если сами Силы Судьбы втравили нас в эту историю, пусть озаботятся указать нужный путь. А пока нам надо просто идти вперед.

И они просто пошли вперед. В Инферн.

Про эту землю достоверно известно было одно: находится данный рассадник Зла на Востоке.

Зато слухов ходило великое множество, одни другого страшнее – и все ничем не подтвержденные. Никто, мол, из отважных землепроходцев, рискнувших предпринять поход в проклятые земли, назад не вернулся. Но если в Староземье и окрестностях приключалась какаянибудь напасть: обрушивалась стихия, случалось моровое поветрие, разводилась злокозненная нежить, – никто не сомневался – без Инферна дело не обошлось!

К счастью, между Староземьем и Инферном лежали Дикие леса, переходящие в зачарованное Чернолесье – огромный, таинственный и неизведанный край, служивший надежным щитом если не от магических козней, то по крайней мере от военного вторжения. Случалось, целые армии исчезали бесследно в дебрях бескрайнего леса. Но северные земли граничили с Инферном непосредственно, разделенные лишь горным хребтом.

Северный ландшафт, по мнению Аолена, вполне соответствовал преддверию царства Зла. Эльфа пугало и угнетало необозримое открытое пространство, раскинувшееся севернее подножия Безрудных гор. Бесплодная, каменистая равнина, поросшая чахлыми, низкорослыми растеньицами, ведущими неравную борьбу за жизнь. Ни одного настоящего дерева до самого горизонта. Даже бедные птицы вынуждены были гнездиться прямо среди камней, подвергаясь постоянной опасности. Пусто. Голо. Тоскливо. Но когда эльф высказал эти мысли вслух, Хельги почти обиделся:

– А мне здесь нравится. Тем более сейчас, весной, когда все цветет…

– Силы Великие! И это тут называется «все цветет»!

– Конечно, во фьордах поживописнее, но и тут довольно мило. По крайней мере, ничто не давит на психику вроде этих ваших коэлнов. Посмотреть весьма интересно, но как вы живете среди них постоянно – не представляю.

– Каждому свое, – сделала вывод Энка. – Как говорится, «всяк сверчок знай свой шесток»… или «где родился, там и сгодился»? А, вспомнила! «Всяк кулик свое болото хватит»!

Меридит рассмеялась:

– Ты просто кладезь народной мудрости!

– Разумеется! – охотно согласилась Энка. – И не только народной. Я вообще мудра не по годам, это все знают.

Эльф был неприятно поражен такой беззастенчивой похвальбой, но потом сообразил всетаки, что это шутка.

– Я есть хочу, – сказал принц. Слово «кладезь» ассоциировалось у него с поклажей, а та – с едой.

– Вечером поешь, – отрезал наставник. – Настоящий воин должен уметь терпеть голод и не канючить.

Эдуард терпел, терпел и терпел, но вечер почемуто не наступал. Солнце висело на небе как приклеенное, а когда наконец соизволило сесть, принцу хотелось уже не столько есть, сколько спать.

– Здесь темнеет поздно. А летом вовсе ночи не будет, – обещал Хельги. – Тогда и круглые сутки можно идти.

Эдуард мысленно пожелал, чтобы лето не приходило никогда.

Ужин получился скромным: половинка хлебной лепешки и по соленой рыбке на каждого. Да еще премудрая Энка случайно сварила нечто среднее между супом и кашей – вышло вполне съедобно, но мало.

– Пора подумать о провизии, – сказала Меридит. – Птичьих яиц, что ли, поискать?

Хельги взглянул уничтожающе:

– Маленькие, бедные птички! Беззащитные! Старались, неслись. Вокруг столько хищников, еще и диса туда же! Неужели тебе их не жалко?

Все посочувствовали беззащитным птичкам, но очень уж хотелось есть.

– Как вы считаете, мы очень торопимся в Инферн? – спросил спригган после некоторого раздумья.

– Нет, не очень. Вообще не торопимся, – ответила за всех Энка. – А что?

– Давайте сделаем небольшой крюк? Я хочу навестить свою мамочку. Заодно и еды добудем.

– Какую из мамочек ты имеешь в виду? – поинтересовалась диса.

– Жену ярла Гальфдана, разумеется. Анну Ингрем я мамочкой не зову, ты же знаешь.

На лице принца отразилось недоумение, но от вопросов он воздержался.

Вопреки обещанию сприггана, крюк оказался значительным. Путь на северозапад занял два дня. Но Аолен был доволен. Угнетавшая его равнина сменилась пригорками, заросшими густым, низкорослым ельником, ивой и черной ольхой. Стали попадаться сосны – сначала корявые, потом все более стройные, но с редкими кронами. Встречались небольшие клочки возделанной земли. По словам Хельги, на них выращивали рожь, ячмень для пива и репу, – правда, росло все плохо.

И вот наконец появилось побережье – каменистое, прихотливо изрезанное отступившим ледником. Высокие скалы казались белыми, но не от снега – он давно растаял – от птичьего помета. Эльф никогда не видел такого скопления пернатых.

Местами со скал срывались водопады. Обрушиваясь в соленую воду, они смешивались с ней не сразу, а расходились пресным конусом.

И – море. Холодное, свинцовосерое, с глухим рокотом гнало оно приливные валы, разбивавшиеся об извилистые берега фьордов.

А только принцу было не до местных красот. Еда кончилась совсем. У Эдуарда подкашивались ноги, кружилась голова. Силы иссякли. Страдалец мешком свалился в обморок.

– Да, – изрекла Энка, в некоторой растерянности взирая на тело. – Голод не тетка, в лес не убежит.

– Разве тетки бегают в лес? – без всякой задней мысли спросил Хельги.

– Бегают, – отрезала сильфида. – Чем болтать о тетках, занялся бы лучше учеником, пока совсем не помер.

Хельги посерьезнел:

– Ладно. Пошли, тут рядом… Мне это никогда не нравилось, но ничего не поделаешь. Но имейте в виду, – он грозно посмотрел на спутников, – ничему не удивляйтесь и, самое главное, не раскрывайте рта! Молчите – или все испортите!

Они подошли к длинному, приземистому дому, стоявшему в окружении еще нескольких построек нежилого вида – сараев. По обеденному времени на дворе было пусто.

Обогнули дом. Хельги ногой с треском распахнул тяжелую дверь. Шокированный его бесцеремонностью эльф попытался улизнуть, но его втолкнула внутрь Энка.

За столом сидело множество людей самого грозного и сурового облика. Вкусно пахло едой. При виде нагло ввалившейся компании все отложили ложки и замерли. Не от испуга замерли, просто в ожидании. Особого удивления люди тоже не проявляли.

– Я спригган Хельги Ингрем, подменный сын ярла Гальфдана Злого, владельца РунФьорда, – объявил Хельги с порога. – На всем Побережье нет воина сильнее и злее меня. Стрела моя настигает чайку в облаках, одним ударом убиваю я одного кита или тридцать пленников…

– Когда это ты убивал ки… – начала было Энка, но Меридит ткнула ее в спину.

– Ни один из воинов, сошедшихся со мной на круге, не ушел с него своими ногами. Я побеждал орков на Западе, степных кочевников на Юге, речных чудовищ на Востоке. Я… что еще? Ах да! Мне подвластны ветра, снега и волны. Сейчас я иду на Восток, покорять земли проклятого Инферна. Мне нужно много доброй еды для меня и моих воинов.

Люди за столом молчали. Сообщение об Инферне произвело должное впечатление.

– Но, – осторожно заговорил хозяин, огромный бородатый человек, – но ведь на тинге в Свольде было решено отменить береговую дань. Мы сами вольны решать…

– Свольд далеко. РунФьорд близко. Вот и решай, человек, – перебил его Хельги.

Человек решил правильно…

– И всетаки это безобразие, – заявил эльф, когда они, тяжело нагруженные, отошли на приличное расстояние от усадьбы. – Самое настоящее вымогательство.

– Я предупреждал, что мне это не нравится. Хорошо, что тинг наконец решился поставить на место свободных ярлов. Давно пора! Будем надеяться, другие хозяева окажутся более принципиальными.

– Будем надеяться – нет! – шепнул принц так, чтобы его не услышали. Он был сыт и почти счастлив.

РунФьорд находился действительно близко – в нескольких часах пути.

Оставив всю компанию в ельнике близ устья реки, Оулен, спригган направился к городскому укреплению по знакомой узкой тропе, протоптанной в те времена, когда Хельги еще был ребенком. С нее был хорошо виден залив, пустой, без драккаров. Хельги порадовался. Видеть ярла он совершенно не хотел. В детстве он часто мечтал: как вырастет, вернется во фьорд и прикончит окаянного родителя. А теперь лень было связываться. Хельги с завистью вспомнил о магическом колпаке Франгарона. Он бы сейчас очень пригодился. Встреча с женой ярла сприггану тоже была не нужна, просто брякнул девицам первое, что пришло на ум, чтобы долго не объяснять настоящую причину визита в РунФьорд.

Случилось это в тот год, когда Гальфдан впервые взял подменного сына в море, в набег на Новые Земли.

Хельги совершил преступление, за которое, случись ему попасться, пришлось бы дорого расплачиваться. Он отпустил на волю пленника, устроил тому побег. Собственно, судьба пленника его не волновала. Но за пазухой у старика жила диковинная зверушка: размером с ладонь, длинный, цепкий хвост, почти человеческие пальчики на ручках и ножках, а мордочка как у грустного домового гоблина. Совершенно очарованный, Хельги готов был и жизнью рискнуть ради чудесного создания. Но реальная опасность грозила лишь его пятой точке, и юный спригган без колебаний выдворил старца на свободу.

На прощание старик протянул своему спасителю медальон, очень плоский, прямоугольный, не поймешь из чего сделанный и покрытый неизвестными символами.

– Возьми, – сказал он, – придет время, и ты должен будешь совершить то, что никто до тебя не совершал. Когда ты увидишь вражье тело, которое сама земля не хочет принять внутрь себя, – вспомни про этот медальон. Он будет тебе полезен.

Тогда Хельги даже не пытался разобраться в загадочном предсказании, его больше всего занимало благополучие зверька. Медальон он сдуру зарыл возле дома, да там и оставил, совершенно о нем позабыв. Теперь вот вспомнил!

Коря себя за детское легкомыслие, Хельги подошел ко рву с водой, опоясывающему город ярла. «Город!» – усмехнулся про себя спригган. Коегде населенный пункт такого размера и селом постеснялись бы назвать. От рва несло помоями. Все как всегда.

– Эй! Опускай давай! – крикнул он юнцу у подъемного моста.

– А ты кто такой, чтобы мне приказывать? – заносчиво ответил тот, будучи в самом дурном расположении духа. На этот раз его не взяли в море, поручили охрану города. Тоже, казалось бы, достойное дело, но с морскими подвигами не идет ни в какое сравнение. Теперь парень пыжился и старательно демонстрировал собственную важность.

– Я подменный сын ярла Гальфдана, – спокойно сообщил Хельги.

Мост с треском стукнулся о землю.

Подросток таращился на пришельца во все глаза. Он был почти младенцем, когда ярлу вернули родного сына. С тех пор все делали вид, будто подменного не существовало вовсе. И вдруг тот является собственной персоной! И не впустить нельзя, по закону он полноправный фьординг!

Миновав ворота в бревенчатом заборе, Хельги направился в центр. Охранник чуть не побежал следом, по еще не забытой детской привычке, но спохватился и вернулся на пост.

«Город» был пустым и сонным. Мужчины в море, женщины сидят в домах, лишь рабытралсы копошатся в мастерских. Но тем ни до чего нет дела. Дом ярла стоял на холме, длинный, мрачный, совершенно не обветшавший за прошедшие годы. Глаз Хельги сразу отметил новшество – трубу над крышей. Раньше в доме Гальфдана, как и во всех других на побережье, топили почерному. Все были в то время уверены, что копоть очень полезна для здоровья. Теперь и сюда стала проникать цивилизация.

Спригган бесшумно отворил дверь (смазали наконец!) и юркнул в сумрак «родительского» жилища. Медальон был на месте. Хельги вырыл его ножом, порадовался удаче и собрался уходить, но путь ему преградили.

– Кто ты, пришелец? – раздался грозный женский голос. – Не шевелись, или я метну в тебя нож.

– Ох, мамочка, да это я! Пришел забрать коечто. В тот раз забыл.

Оружие выпало из рук жены ярла. Только одно существо на свете называло ее «мамочкой». Не от большой любви, скорее, это была ирония.

– Демоны морские, Хельги, это ты?!!

– Собственной персоной, – подтвердил тот.

Они долго молча смотрели друг на друга.

Жена ярла изменилась мало. Даже седина была незаметна в светлых волосах. Женщины побережья долго остаются молодыми, а потом вдруг разом дряхлеют, превращаются в старух. Но жене ярла было еще очень далеко до этого.

А вот Хельги стал другим. Тильда помнила его злобным, затравленным ребенком. Теперь перед ней стоял уверенный, спокойный, насмешливый… НЕ ЧЕЛОВЕК. Совсем не человек.

– Зачем ты явился? – нарушила молчание женщина. – Что тебе надо?

– Я же сказал: забрать одну вещь. Вот, – он показал медальон, – извини за беспокойство, уже ухожу.

– Подожди! – Она заступила дверь. – Я была тебе матерью тринадцать лет. Неужели тебе и сказать нечего после стольких лет разлуки? Если так – уходи!

– Почему – нечего? – возразил Хельги. – Просто я думал, тебе неприятно меня видеть. У тебя теперь есть этот… Улаф.

Имя подменного брата он выплюнул будто ругательство. В нем неожиданно проснулось давно забытое чувство ревности.