Текст книги "Наемники Судьбы. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Юлия Федотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 142 страниц) [доступный отрывок для чтения: 51 страниц]

Чем дальше к западу, тем резче становился встречный ветер, тем тяжелее было бежать. Замотали головы всем, что нашлось под рукой, стали походить на огородные пугала, но все равно глаза слезились, уши ломило, лица были обветрены до боли. Устав бороться со стихией, друзья расположились на ночлег с подветренного берега, почти у самой воды. Устроились очень уютно, использовав вместо навеса испорченный ковер. Энка еще в Сехале предлагала его выбросить, чтобы не таскать лишнюю тяжесть, а вместо него купить в Тиоре нормальным складной армейский шатер. Орвуд не дал, пожалел (не то ковер, не то денег на шатер, не то и того и другого).

Выставили караул, чтобы ночью не перерезали степнякиразбойники, и заснули. А круг начертить забыли. Как известно, и на старуху бывает проруха…

…Принц Эдуард спал, и снилось ему странное. Прекрасная нагая дева, рассекая высокой грудью бурую воду, выходит на берег, ступает босыми ногами по покрытой инеем траве. Ее длинные волосы серебряной волной ниспадают на плечи, ее кожа чуть зеленовата, свежа и упруга, томно поблескивают чуть раскосые глаза, пухлые губы призывно, но непонятно шепчут…

Эдуард вскочил в панике: когда ему в последний раз привиделся столь яркий сон, пробудился он с оленьими рогами на голове.

Схватил себя за грудь, ожидая худшего. И облегченно вздохнул. Что бы ни значило сие сладостное видение, в деву лично он, слава всем богам, не перевоплотился! Можно спать дальше. Придвинулся поближе к теплой Рагнаровой спине, свернулся клубочком, но только сомкнул веки, как явственно ощутил на себе посторонний взгляд. Сел, тревожно огляделся.

Сперва в поле зрения попал Орвуд. Дозорный гном мирно сопел, уронив голову на плечо. А потом он увидел Ее. Как выходит она из вод реки Менглен, и тянет, простирает к нему нежные, с тонкими пальчиками руки, и зовет страстно, и смотрит так, как еще никто на него, Эдуарда, не смотрел…

Он плохо соображал, что делает. Просто встал и двинулся навстречу речной деве. Он шел, пока леденящий холод не поглотил его целиком, с головой, и мир не перестал существовать…

Сознание возвращалось медленно. Первыми появились звуки. Жалобный вой, тихие всхлипы и резкий голос.

– И ведь знаем, что надо его подальше от воды держать! Идиоты!

Долго рвало водой. Вода воняла тиной – непередаваемо мерзкое ощущение. Зато потом он снова смог дышать и коекак соображать. Захотел приподняться на локтях, чьито сильные руки сразу подхватили, помогли сесть. Огляделся, обнаружил себя мокрым, у костра. Рядом толпятся встревоженные спутники, девицы хлюпают, не скрываясь. Чуть в стороне наставник размазывает кровь по бледной до синевы физиономии. А еще подальше, шагах в пятнадцати от берега, валяется чтото неприятное и противно подвывает.

– Эдуардик, милый, ты живой?! Тебе получше? – заглядывая в глаза, спросила Ильза.

– П…получше, – прохрипел принц, благородно греша против истины. – А…что? Что это случилось?

– Эта зараза! Она тебя утопила! Хельги еле отбил, совсем захлебнувшегося вынули, – бестолково объясняла Ильза.

– Кто она? – простонал «утопленник», силясь извлечь хоть немного полезной информации из сумбурного потока слов.

– Да вот она, красавица наша! Познакомься!.. А вы вообщето собираетесь его переодевать или пусть мокрый замерзает?!

Принц обернулся на голос и вздрогнул. Энка за белые нечесаные космы волокла…

Это была одна из самых отвратительных тварей, что ему доводилось встречать. По уродству она могла соперничать разве что с курганниками. Даже орки выглядели симпатичнее. Костлявая, голая, желтокожая, морщинистая от природы, а не от старости, белесое брюхо рахитично вздуто, чуть не до пупа свисают сплющенные груди, между когтистыми пальцами перепонки, морда плоская как блин, губ почти нет, зубы редкие и острые. Суставы узловатые, как у сехальского зверя верблюда, того самого, о котором Хельги говорил в стихе. В довершение картины ступни жуткого создания были немыслимым образом обращены назад!

– Это кто?

– Албасты, кто же еще? Не узнал? Помнишь, когда из Чернолесья вышли, их головы на кольях торчали.

Не узнал. Без туловища эти твари выглядели менее отвратительно. Вдруг молнией сверкнула страшная мысль. Дева! Прекрасная дева из сна, что стало с ней?! Неужели погублена водяной гадиной?

– Дева? – На него смотрели удивленно.

– Дева! Прекрасная, как богиня. Она вышла из реки… Где она? Ее надо спасать!

Аолен и Энка переглянулись.

– Теперь все ясно. Орвуда она просто усыпила, а его заманила, прикинувшись девой. Эдуард, послушай, не надо никого спасать.

– Но дева…

– Не было никакой девы. Чары, иллюзия. Тебя заманила албасты в облике девы.

– ???!!! – Эдуард долго думал. Мысль, что дева из сна и тварь из Менглен – одно и то же существо, никак не желала укладываться в голове. – А ведь я ее поцеловать хотел! – сказал он, смиряясь с грустной действительностью. – Вот ужас!

– Никогда не целуйся с незнакомками! – назидательно изрекла сильфида, грозя пальцем.

– Будем в Кансалоне, непременно своди Эдуарда к магам, – поучал Орвуд Хельги.

– Надо наконец выяснить, почему ему так не везет с водой. Ты был его наставником и несешь моральную ответственность за его благополучие…

– Лучше в Трегерате, – вклинилась Энка. – В Кансалоне маги не выдающиеся, а деньги дерут, будто все до одного великие. И на шарлатана легко нарваться.

Хельги утомленно кивал. Сейчас он был готов согласиться на что угодно, лишь бы отстали. Албасты попалась свирепая, голодная и необыкновенно сильная. Счастье, что на берегу нашлись подходящие камни – величиной с кулак, – иначе не справился бы.

– Потому что надо не камни раскладывать, как старуха пасьянс, – видя его состояние, привела любимое сравнение Энка, – а демонические способности использовать. Пора наконец забыть свои спригганские замашки, тем более они тебе так вредят.

– Отстань от него! – Меридит ринулась на защиту любимого брата по оружию. – Станешь демоном, тогда и будешь других поучать. Как умеет, так и поступает, тебе какая разница?

Девицы привычно бранились, а Хельги лежал у костра рядом со спасенным Эдуардом и лениво думал о том, что было бы, если бы он догадался треснуть албасты черным клубочком ОК’Кана? И снова откудато из глубин сознания пришел ответ: все последствия трудно предсказать, но реки Менглен в Аттаханской степи больше бы не существовало.

Убить албасты не удалось, оружие не брало. Здесь, в своей стихии, тварь, хоть и побежденная, всетаки оставалась еще очень сильна.

– А я вам говорил, не надо было драконье серебро сдавать, – каркал Орвуд. – Припрятали бы на черный день, глядишь, и пригодилось бы. Как сейчас, например.

– Драконье серебро запрещено законом. Мы ведь не разбойники, а честные воины, – втолковывал рыцарь.

– Подумаешь! У нас особая ситуация!

Они еще долго спорили о законности, нравственности и целях, оправдывающих средства. Хельги не стал их слушать. Хотел снова разложить камни, извести речную хищницу – девицы и Аолен помешали. Хочешь ее уничтожить – поступай как демон, а гробиться незачем. Так и отпустили. Хлюпая приплюснутым носом, жалкая и покорная; она на четвереньках уползла в воду.

А Эдуарду в сонном полузабытьи опять мерещилось дикое. Речная тварь, еще более гадкая и сморщенная, смотрела на него и шептала беззубым ртом: «Спасибо, пожалели, отпустили девку мою… Одна она у меня… Не забуду?..»

На подходе к Кансалону удрученная водным происшествием компания развеселилась – вспомнился вынужденный маскарад. Теперь в город они шли не таясь. Правда, Орвуд разворчался, обнаружив, что входная плата успела вырасти почти втрое. Удивительный народ гномы: сам таскает килограммы золота и при этом горюет изза потери нескольких монет! Но премудрый представитель этого племени легко объяснил свою жизненную позицию: «Монетка слиток бережет».

Как отличается лесная тропинка от проезжего тракта, так отличался Кансалон позапрошлогодний от Кансалона нынешнего. Это было настоящее всемирное столпотворение. На улицах и площадях не протолкнешься. Гомон многотысячной толпы разноязыкие выкрики зазывал, скрип повозок, рев скотины сливались в гул, похожий на вой дракона. И снова живой поток подхватил путников, и не было возможности вырваться из него. Кого только не встретишь в нем, каких только лиц, рож и рыл не мелькало! Чего только не предлагалось почтенным покупателям! Товары со всего света стекались сюда, громоздились пестрыми грудами, достигающими иной раз высоты целого дома. Но как и в прошлый раз, было много, очень много военного снаряжения. Запах свежих кож, колесной мази, конского навоза, снадобий для врачевания ран и зелий вроде «соплей покойника» висел над Кансалоном – запах близкой войны. На рубежах неспокойно. АльОркан поднялся, стягивает войска. Быть большой беде…

– Раз уж мы сюда забрели, вам надо пройти квалификационные поединки, – сказала Меридит Ильзе и Эдуарду. – Правила Гильдии, никуда не денешься.

Как всегда в подобных случаях, желающих поглазеть на бои собралось великое множество. Толпа ревела, гоготала, выкрикивала глупости, очень смущая неопытных испытуемых.

В противники Ильзе был назначен некто Монжи, молодой человек лет девятнадцатидвадцати на вид, немного излишне упитанный, надменный и крайне оскорбленный тем, что его заставили сражаться с девушкой. Видите ли, это ниже его достоинства. Он задирал нос и тихо, чтоб не услышали старшие, делал грязные намеки.

Ильза быстро сбила с него спесь. Не потому, что была таким уж замечательным воином, просто очень сильно разозлилась. На самом деле Монжи и физической силой ее превосходил, и техника у него была намного лучше, недаром Меридит бранила Ильзу: «Мечом машешь, будто ворон гоняешь». Пожалуй, единственным, но роковым его недостатком оказалась медлительность. Ильзу жизнь приучила к иным темпам боя: когда имеешь дело сразу с несколькими противниками, только успевай поворачиваться! Маленькая, проворная, она скакала вокруг дородного юноши, будто мелкая дворовая собачонка вокруг сытого сторожевого пса: пока тот развернется, она успевала тяпнуть. Легко уклонялась от его красивых, техничных ударов, а сама то кольнет, то полоснет тупым учебным мечом. В конце концов девушка исхитрилась, обошла соперника вокруг и шарахнула со всей силы плашмя по массивному загривку. Тот рухнул на колени и не сразу смог подняться. Победу присудили Ильзе. Посрамленный юноша поспешил скрыться в толпе.

Эдуарду пришлось тяжелее. Ему достался соплеменник Хельги, тощий, бледный и злобный спригган. Едва скрестили мечи, глаза его вспыхнули красным. «Умри все живое», – говорила Энка в подобных случаях про Хельги. Крайняя степень ярости. За годы общения Эдуард не более трехчетырех раз видел наставника в таком состоянии. И поводы для него были куда более серьезными! А этот озверел на простом поединке! Юноша запаниковал и упустил инициативу. Поражение было почти неминуемо, но тут, для пущей деморализации противника, спригган надумал эффектно, как это у них, у спригганов, принято, зашипеть. Эдуард в долгу не остался, зашипел в ответ, чему бы хорошему, а уж этомуто он у любимого наставника научился. Враг опешил настолько, что отступил. Принц перешел в атаку.

Бой, продолжавшийся с переменным успехом, затянулся. На двадцатой минуте заскучавшие судьи объявили противников равными.

– Я с тобой еще не закончил, – злобно окрысился спригган на прощание.

– Ничего выдающегося, но со временем станут неплохими воинами, – вынес вердикт распорядитель состязаний. И провозгласил громогласно: – Квалификация подтверждена! Ильза Оллесдоттер и ЭдуардКаролХенгист, тьфу, какие имена, язык сломаешь, достойны стать полноправными членами Кансалонской гильдии Белых Щитов!

Меридит судила менее снисходительно:

– Сегодня вам просто повезло. Будете и в следующий раз так сражаться – честное слово, дам по шее!

– Лучше вспомни, какими они были прежде, и оцени степень эволюции их боевых качеств, – посоветовал Хельги сестре по оружию, и после этих слов Ильза решила, что он их хвалит.

Они ужинали в знаменитом заведении Хабура, ели запеченную на камнях щуку, когда их разыскал давешний спригган. С порога обнажив меч, он двинулся на Эдуарда, но Хельги встал на пути. И очень миролюбиво предложил: «Отвали, пока живой». Соплеменник не послушался. Какоето время они стояли друг напротив друга молча Хельги оставался внешне спокоен, только глаза зажглись желтым. Противник снова впал в ярость: оскалился, глаза полыхают огнем, в лице явственно проявились звериные черты.

– Нуну. Ты еще волком обернись при всем честном народе, – ехидно усмехнулся Хельги. – Вот забавно будет.

Спригган не ответил, сжал зубы, на скулах заиграли желваки. Молниеносным движением сунул руку в правый карман куртки. Хельги мгновенно повторил его жест. Оба замерли, сверля друг друга взглядами. Очень немногие из окружающих могли понять, сколь серьезно их противостояние, какие дикие и древние силы высвобождаются сейчас в мирном уютном трактирчике по прихоти странных северных существ.

Не выдержал спригган. Разом сник, отвел глаза, чихнул, щедро разбрызгивая кровь по помещению, затем отступил, круто развернулся и скрылся в уличной темноте.

– Психопат! Мама поздно подменила! – крикнул Хельги ему вслед. Такое уж у них, у спригганов, было оскорбление.

– Знаешь, – шепнула Ильза на ухо Меридит, – я видела уже трех разных спригганов, Хельги не в счет, он демон, и ни один мне не понравился.

Хельги ее услышал.

– Знаешь, – сказал он, – я видел сотни разных спригганов, и мне тоже ни один не понравился, даже собственная родительница. Насчет себя я, кстати, тоже не уверен.

– Неэт, ты совсем другое дело. Ты хороший, – обнадежила его Ильза.

Если имеешь дело с Силами Судьбы, не стоит строить планы на будущее. Они все равно поступят посвоему, наверное, чтобы лишний раз напомнить, кто тут главный.

Они оплатили пробег до Трегерата, но туфли пришлось сдать уже в Кансалоне, причем джинны даже не подумали вернуть разницу. А она была немалая, с восьмито пар скороходов! Нет, что ни говори, скупость южных торговцев не знает никакой меры!

– Уймись, – посоветовала Энка Орвуду. – Это твоя скупость не знает никакой меры. Да в том же Оттоне залежи драгоценностей, нам нет нужды беречь не только монетки, но и слитки.

Но Орвуд мыслил иначе. Золота много не бывает.

В Трегерат спасители мира не пошли. К морю из этого города коротким путем им было уже не выбраться. Все горные дороги перекрыли орки, а на обходной маршрут не хватило бы времени. Зато коридор между Арвеями и АльОрканом по непонятной причине оставался относительно свободным. Очень большой отряд воинов имел шанс выйти через него к побережью.

Именно такой отряд в две тысячи солдат, нанятый на службу по указу правителя королевства Дефт, выступил из Кансалона. Видно, не надеялся король на свои силы, не могла темная магия уберечь страну от нашествия злых орков… К этим бойцам и было решено временно присоединиться.

Знакомый тысячник Фелиций принял их с распростертыми объятиями. Когда предстоит опасный поход по вражеской территории, никто не откажется от восьми лишних мечей. К особому удовольствию Орвуда, всем, не состоящим в Гильдии, командование обещало оплатить участие в боевых действиях, «имей таковые место быть». Пятерых же кансалонцев до прибытия в Дефт зачислили на полное довольствие и определили согласно рангу и квалификации: бойцов Оллесдоттер и Эдуарда из Ольдона – мечниками в одну из неполных десяток, а троих сотников, как обычно, в разведку. На том, чтобы временно войти в состав основного войска, настояли Меридит и Энка, Хельги же считал это совершенно лишним. В деньгах нужды нет, убеждал он, не проще ли остаться независимыми? Но девицы уперлись. И новичкам полезно зарекомендовать себя в Гильдии, и самим будет комфортнее в строю, чем, по очередному изящному обороту сильфиды, «болтаться не пришей кобыле хвост», и вообще, «диса я или кто?».

Последний аргумент решил дело, и началась их походная жизнь. Любимая для Рагнара и девиц, привычная для Хельги, новая и не особенно приятная для остальных. Утонченного Аолена коробили солдатские нравы и манеры, тяготила необходимость постоянно находиться в обществе посторонних, подчиняться приказам и распорядку. Орвуда до зубовного скрежета бесило прозвище, что приклеилось к нему в первый же день. «Эй ты, Борода!» кричали ему вместо законного, достойного имени. Но что поделать, если на две тысячи воинов он единственный носил бороду. А Ильза и Эдуард больше не могли общаться с друзьями как привыкли. Только через посредника: «Господин десятник Хвагг, дозвольте обратиться к господину сотнику…»

Доходило до смешного.

– Господин десятник Хвагг, дозвольте обратиться к господину сотнику Энкалетте! Господин сотник Энкалетте, дозвольте обратиться! Ты как хочешь, а я больше в общем шатре спать не лягу! Там по ночам гадости говорят, приличной девушке такое слушать не пристало! Я к вам перехожу. Плевать, что другие бойцы скажут. И на правила плевать! И ничего не тесный, подвинетесь какнибудь – где трое, там и четверо. Или пойдем со мной в общий, при тебе не станут гадости говорить. Сама ты как дева корриган! И Хельги… господин сотник Ингрем тут ни при чем! А господин полководец войска Оттонского Рагнар храпит как боров, я у них в шатре не засну. Ну что, договорились? Вот и чудесно! Разрешите удалиться, господин сотник Энкалетте!

Первыми этаких церемоний не выдержали господа сотники. Меридит подошла к тысячнику Фелицию, переговорила, после чего бойцов Оллесдоттер и Эдуарда из Ольдона объявили оруженосцами при сотниках Энкалетте и Ингреме. Это мало что изменило в их положении, но, по крайней мере, разговаривать теперь можно было напрямую, в обход десятника Хвагга. Вот уж кто и в самом деле вздохнул с облегчением! За несколько дней Ильза успела вконец извести его беспрерывными «Дозвольте обратиться».

К слову, сотник Ингрем тоже не был в восторге от походного быта. По одной простой причине. Подъем в пять утра! В то самое время, когда нормальнымсуществам хочется спать больше всего. Невыспавшийся, угрюмый, плелся Хельги в хвосте колонны, едва переставляя ноги и тихо ропща на судьбу, у которой совершенно нет чувства меры, потому что любому самопожертвованию должен быть разумный предел. А к тому времени, когда он просыпался, оживал и чувствовал себя готовым к ратным свершениям, окружающие начинали ставить шатры и укладываться спать!

На пятые сутки пути сотник Ингрем заявил: он давно вышел из положения крысенка, чтобы терпеть лишние неудобства, и определил себя в ночной караул бессменно. Теперь он ночи напролет охранял покой лагеря, а днем с комфортом отсыпался на повозке, предназначенной для транспортировки возможных раненых. Первое время лошади категорически возражали против его близкого присутствия, так и норовили понести. Потом привыкли.

Представившейся возможностью не преминула воспользоваться Ильза, она стала забираться к Хельги в повозку, благо никто из командования не возражал, да и временные соратники относились к ней с изрядной долей снисхождения. Устав Гильдии гласил, что все ее члены, независимо от половой и расовой принадлежности, абсолютно равны. Мужчина и женщина, великан киклоп и крошка лепрекон теоретически обязаны нести совершенно одинаковую боевую и походную нагрузку. Но с житейской точки зрения, человечья девчонка есть человечья девчонка, и нет большой беды, если в чемто ей выйдет послабление. И в то время когда остальные сбивали ноги на горных дорогах, боец Оллесдоттер блаженно нежилась в повозке, то любуясь живописными арвейскими пейзажами, то подремывая под мерный скрип колес. И было ей хорошо как никогда.

А еще у нее завелись знакомые. Позади колонны в крытых кибитках ехали маркитантки. Три женщины средних лет, одна человеческая и две кудианки. У каждой по пятеро ребят, судя по виду, все от разных отцов, причем большая часть этих отцов явно не принадлежала ни к человеческому, ни к кудианскому роду. Сами женщины были милыми, уютными и почемуто очень жалели Ильзу. Часто зазывали к себе, угощали давно забытыми домашними лакомствами, которые исхитрялись готовить даже в походных условиях.

Четвертой была дева корриган. Молодая, нежная, томная и красивая до невозможности. Звали ее Розмерта. Детей у нее пока не было: иметь детей девам корриган не положено до пятидесяти лет – таково проклятие. Зато у нее имелись чудесные наряды и украшения. Недорогие, но очень яркие и блестящие. Розмерта охотно показывала Ильзе свои богатства, давала примерить, но той почемуто ничего не шло.

Аолен был недоволен. По его мнению, дева корриган – не самая лучшая компания для скромной девушки. «Ничему хорошему от нее не научишься», – сетовал он.

«Ничему особенно плохому тоже, – возражала Энка. – Тем более в девятнадцать лет. Пора уже коечто узнать, и лучше от специалиста». Эльф смущался и умолкал. Впрочем, опасения его были совершенно напрасны. Дальше обычной девичьей болтовни о нарядах и безобидных сплетен беседы Ильзы и Розмерты не заходили.

Украдкой любуясь новой подругой, Ильза невольно сравнивала себя с ней. Сравнивала и печально вздыхала. Наивная, она еще мечтала стать желанной, такой, как Розмерта! Нет, верно говорил Хельги, никогда ей не превзойти деву корриган! Как ни старайся, как ни совершенствуйся, где возьмешь такие глаза, глубокие и темные, с навеки поселившейся в них легкой грустью? Волосы, что спадают на плечи тяжелыми, никогда не знавшими ножниц локонами? Голос, грудной, умиротворяющеенапевный, будто журчание ручья или мурлыканье сытой кошки? Разве может привыкшая к мечу рука снова стать слабой и легкой, обветренная кожа – шелковистой и нежной? Как научиться этой плавной грации движений, изяществу манер? Нет, думала девушка с тоской, кому судьбой уготовлена роль воина, из того никогда не получится настоящая дама! Никогда ей, мечнику Оллесдоттер, не сравниться с красавицей Розмертой. Никогда, никогда не полюбит ее Хельги!

Справедливо полагая, что Меридит в подобных тонких материях не смыслит вовсе, исстрадавшаяся Ильза осмелилась поделиться своими горестями с Энкой. Та внимательно выслушала, но потом фыркнула:

– Разве ты видела, чтобы Хельги проявлял хоть какойнибудь интерес к девам корриган? И никто не видел. Для него твоя Розмерта – что стряпуха Мартемиана, пустое место. Совершенно не его тип женщины. Так что можешь не переживать, маркитантка тебе не соперница.

Ильза хихикнула. Упомянутая стряпуха Мартемиана, пожилая особа, состоявшая при походной кухне, отличалась необъятными габаритами и внешностью настолько топорногрубой, что окружающие сходились во мнении: в роду у почтенной матроны непременно имелись если не тролли, то как минимум орки.

Слова сильфиды позабавили девушку, но не успокоили. Ведь она и не думала ревновать Хельги к Розмерте. Просто ей хотелось быть такой же красивой… Нет, не совсем такой, а чтобы нравиться Хельги. Ах, вот если бы он увидел ее в Аполидий, в гареме. Тогда она тоже была ничего. А сейчас?

Она достала из мешка зеркальце, подарок Розмерты. Оно было хорошеньким, в черной рамке, инкрустированной перламутром, но очень уж маленьким, с ладонь. Лицо целиком в нем разглядеть не получалось, только частями: подбитый на тренировке глаз, веснушчатый нос, потрескавшиеся губы, всклокоченный вихор над правым ухом…

– Косы, что ли, отпустить? – задумчиво пробормотала «красавица», ни к кому конкретно не обращаюсь.

– Не советую, – тут же откликнулась Меридит, – косы в бою помеха, особенно против конных. Противник схватить может. И если насекомых опять подцепим, хлопот не оберешься. Воину длинные волосы ни к чему.

Ильза надула губы: ну при чем тут насекомые, если речь идет о красоте?

– У Аолена длинные волосы, и ничего, – пробурчала она обиженно. – Ему можно, а мне нельзя!

Меридит присвистнула:

– Нуу, сравнила! Он эльф. У эльфов насекомых не бывает!

– У всех бывают, а у них нет? – не поверила Ильза. – Почему это?

Меридит задумалась. И правда, почему? Надо у Хельги спросить, может, он знает? Но у ядовитой сильфиды наготове уже имелся ответ:

– Благородные слишком. Такие, что ни одна вошь вынести не может. Заползает и сразу дохнет. С тоски.

Спасибо, Аолен не слышал.

– Орки!!!

– К бою! Сомкнуть ряды!

Никто из двух тысяч воинов, следовавших в Дефт, ни на секунду не сомневался, что этот миг неизбежно наступит. Его ждали, кто с нетерпением, кто с трепетом. Удивляло лишь, почему так долго…

Орки следили за продвижением колонны едва ли не от самой границы степи и даже не делали из этого большого секрета. По ночам в горах маячили сигнальные огни, мелькали смутные тени. Несколько раз разведка отлавливала лазутчиков, молодых орчат с колдовской водой в армейский флягах. Подкинешь такую в лагерь врага, ктонибудь один хлебнет, по недосмотру приняв за свою, и начнется в войске большой мор. Лазутчиков убивали на месте, не допрашивая. Все равно ничего не скажут, хоть каленым железом жги. Недаром говорят: «Молчит как орк на допросе». Не стоит и времени тратить.

Так миновали три недели пути. Позади остался наиболее опасный участок – предгорья самого АльОркана. Не напали, пропустили. Почему? Враг был рядом, но не атаковал. Выжидал, копил силы, готовил ловушку?

Ударили едва ли не на подступах к Дефту.

Огненной лавиной катились орки с гор. Сколько их было? Тех, кто нес факелы, около тысячи. Обычный орочий маневр. Одни наступают открыто, отвлекают внимание на себя. Другие, под покровом сумерек, незамеченными приходят с тыла. С кансалонцами подобный фокус не пройдет.

– Занять круговую оборону! – прозвучал приказ.

Затрубили рога, разнося команды, грянули барабаны, задавая ритм битвы, взвились боевые стяги Гильдии и Дефта, боевой клич ощетинившихся тысяч разнесся над сонными Арвеями. Кансалонцы умели воевать красиво. Как говорится, показать товар лицом.

Старались, конечно, не для себя и не для орков, их подобными эффектами тоже не удивишь. Командование стремилось произвести впечатление на эмиссаровнанимателей – шестерых угрюмых дефтских вельмож и их молчаливую мрачную свиту.

Нет, оркам не стоило нападать в тот вечер. Они так и не успели собрать достаточно сил. Окажись их противником обычное регулярное войско человечьего государства, эльфийского клана или кудианской квартеды, победа АльОркана была бы предопределена. Но Белые Кансалонские Щиты, для которых понятия «жизнь» и «война» неразделимы, оставались оркам не по зубам. В бою измененные гоблины брали не столько умением, сколько числом, напором и необузданной жестокостью. Кансалонцам было что им противопоставить.

В тысячах, идущих на Дефт, «крысенятпервогодков» насчитывались единицы. Костяк же отрядов составляли такие отчаянные, прошедшие все огни и воды, закаленные опытом десятилетний, не страшащиеся ни богов ни демонов головорезы, что случись Хельги, Меридит или Энке выйти с кемто из них на поединок, надежда, пожалуй, оставалась бы только на скорость, силой и навыком они серьезно превосходили любого из трех сотников.

Эти существа: могучие людисеверяне, в чьих жилах кроме человечьей текла кровь ледяных турсов; степные великаны – уриаши; едва отличимые от своих измененных собратьев боевые гоблины; разномастные жуткие существа – отпрыски мелких племен, коим нет названия на общем староземском языке; озлобившиеся, отвергнутые потомки смешанных пар, – все они не постигли военных наук, не умели строить стратегические планы, просчитывать ходы неприятеля, выстраивать оборону или направлять атаку – они были воплощением темной, дремучей, безудержной физической мощи.

Ни к чему не стремясь, ни о чем не мечтая, ничего не имея, они жили одним днем ради сиюминутных удовольствий, главным из которых считали хорошую битву, такую, когда закипает кровь от ярости и упоения, и в мутном, неповоротливом сознании рождается мысль: «Нет, не зря я живу на свете!» Ничего иного не желая от жизни своей, они ценили её не больше, чем жизнь противника, а именно – никак. Абсолютно бесстрашные, бездумножестокие, вымуштрованнопослушные, они становились страшной силой в умелых руках. «Каменные лбы» называли их в наёмничьей среде. Лучший товар Кансалона. Король Дефта привык получать всё самое лучшее.

Нападавшие занимали высоту – в этом состояло их единственное преимущество, выгода от которого постепенно свелась на нет. Далеко не самые опытные и подготовленные, в большинстве своем безгорбые юнцы, орки совершали промах за промахом, тупо перли на рожон, бессмысленно гибли сотнями. Знающему наблюдателю исход сражения был очевиден едва ли не с самого его начала.

Но новичкам вроде Ильзы и Эдуарда казалось: вот он, конец света, уже наступил!

Полыхающие чародейским огнем стрелы расчерчивали черное южное небо, будто магические нити вечный сумрак Астрала. От воинственного рева, подхваченного тысячами глоток, содрогались великие Арвеи. Лязг металла заглушал грохот близких лавин. Справа, слева, спереди и сзади – повсюду была гибель. Копья, мечи, когти, зубы, заклятия и зелья – все было пущено в ход. Дыбилась земля, и рушился небосвод, и черная кровь била фонтанами из перерубленных тел, и мертвые головы перекатывались под ногами, подпрыгивали на камнях, будто деревянные шары для кудианской игры «пуло». И демоны битв кружили на черных крылах, длинными языками слизывали отлетающие сущности павших – тех, кому и в смерти повезло меньше, чем остальным.

Едкий кровавый пот жег лицо, руки и ноги отказывались служить, доспехи и оружие наливались свинцовой тяжестью, словно становясь союзниками врагов.

Постепенно отказывали обычные чувства. Звуки глохли, сливаясь в единый мерный гул, тихий по сравнению с грохотом собственного сердца. Глаза, затуманенные багровой пеленой, почти не различали неподвижные объекты, реагировали лишь на движение. Взамен открывались чувства новые и незнакомые. Многократно усилилось обоняние, в ноздри бил пьянящий запах крови, смешанный со смрадом тысяч разгорячённых тел. Кожей чувствовался ветер от пролетающих мимо копий и стрел, от взмахов меча. Происходящее за спиной осознавалось столь же расплывчатоочевидно, что и впереди. Само время изменилось, растянулось, распалось на отдельные мгновения, каждое из которых казалось вечностью. Воздух сгустился киселём, окутал плотной завесой, мешая дышать и жить. Мир тонул в безумии битвы, и все они, друзья и враги, несчастные отпрыски разных племён и народов, тонули вместе с миром. Конец, конец всему…

Но в тот самый миг, когда ослепленный битвой Эдуард окончательно уверовал в неотвратимость гибели, до слуха его, какимто магическим чудом долетел спокойный, по обыкновению, чуть насмешливый, лишь самую малость охрипший голос бывшего наставника.

– Все помнят, что наша главная задача – спасать мир, а не изводить орочий род под корень? Уж больно мы разошлись! – крикнул Хельги друзьям.