Текст книги "Хозяйка города Роз (СИ)"

Автор книги: Юлия Гойгель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Глава 9. Артур. Чужая

Новое кладбище, пусть и называется городским, но расположено в пяти километрах от города. Я был там часто в те три месяца, которые прошли со дня смерти мамы и Евы, пока не уехал из города. Больше я сюда не возвращался. Никаких близких родственников у нас не было. Отец, когда мне было около десяти, уехал на заработки в Сибирь, несколько раз прислал нам денег, затем нашёл другую женщину и больше не вернулся. Мама пробовала подавать на алименты. Заявление взяли, начали устанавливать его местонахождение, затем заниматься пересылкой документов. Пока государственная исполнительная машина развернулась, прошло более трёх лет. Один из знакомых нашей семьи, который работал в дальнобое именно в том направлении, сказал нам, что папа умер. Банально спился с той самой новой женой, был побит её бывшим или будущим кавалером, пролежал несколько часов на морозе и спасти его не удалось. Мама вновь пошла в милицию. Подробностей смерти там не сообщили, но ещё через год выдали свидетельство о его смерти и копию о прекращение судебного дела. Конечно, мама с двумя детьми на руках, искать его могилу в далёкой Сибири не поехала.

Отец, ещё живя с нами, любил сбегать налево. Не знаю, было ли известно о его похождениях всему городу, но, в похожем на большую деревню районе Роз, о том, что Алмазов Сашка изменяет своей жене, знали в каждом доме, как взрослые, так и мои ровесники. Не скажу, что это обстоятельство взрастило во мне психологический комплекс, но желания найти его могилу у меня до сих пор так и не возникло. Памятник Еве, заодно и матери, ставил Марек. Иногда, в дни годовщины, он присылал мне фото. У мамы была обычная чёрная гранитная плита, хотя и хорошего качества. У Евы – большое мраморное надгробие с красивыми словами, её лучшим портретом и с букетом любимых роз. Куда же без них. Конечно, я хотел вернуть другу деньги, хотя бы за памятник мамы, который Марек точно был не обязан устанавливать, но он и слышать об этом не хотел. Теперь, зная чуть больше остальных о финансовых делах друга, я уже и не спрашивал.

Собираясь на кладбище, я понимал, что там, в каком-то смысле, меня встретит ещё один город. Но, приехав, даже растерялся. Город оказался ещё больше, чем я думал. Оставив машину у центральных ворот, подошёл ближе к первым могилам. Увидел, что здесь тоже появились свои районы, то есть сектора. Когда хоронили наших с Элей близких, их ещё не было. Сегодня день рождения Евы. Придёт ли её подруга? Почему-то уверен, что придёт. Уверен настолько, что застываю у ворот и начинаю ждать. Проходит не менее получаса, как за моей спиной, в отдалении, хлопает дверца автомобиля. Боковым зрением замечаю, что уезжает машина такси. Каким-то седьмым чувством понимаю, что это Она. Мы – не общаясь, приехали почти к одному и тому же времени. Всё, что сейчас мне нужно сделать – это обернуться. Но я отчего-то торможу. Она не может меня не узнать. Я изменился, но не до узнаваемости. Что сделает? Пройдёт мимо, остановится в метре или подойдёт первой. Когда за спиной становятся отчётливо слышны шаги, я оборачиваюсь. И понимаю, что женщина, стоящая в десяти шагах от меня мне не знакома. Всё в ней чужое – от элегантного чёрного платья, недешёвого, кстати, до цвета волос, в который последний раз перед смертью окрасилась Ева. Свой натуральный у сестры был чёрным, у Эли – тёмно-каштановым. У этой незнакомки и подруги сестры общим может быть лишь невысокий рост. Даже глаза у женщины напротив более карие, чем зелёные, у Эли всё было наоборот.

Нравится ли мне то, что я вижу? Не знаю. Женщине, как и Эле, может быть двадцать восемь лет, старше она не выглядит. Но Эля была очень простой, лёгкой, натуральной. Лицо незнакомки тоже не утяжелено косметикой, чуть тона, тушь, даже тени на глазах отсутствуют. Уверенное в себе, очень закрытое и сосредоточенное лицо. Она смотрит на меня, не отводя взгляда и продолжает идти. Радости или удивления, даже волнения я в ней не чувствую. В глаза бросается лишь то, что фигура незнакомки вполне стройна, но не обработана. Я помню, что знакомство подруги сестры с нашим дворцом спорта ограничивалось лишь часами футбольных матчей, куда её таскала Ева, чтобы болеть за Марека. Это, наверное, единственное, что в ней не изменилось. Опять же хорошо это или плохо – я не знаю. Непривычно. Я привык видеть вокруг себя совершенные тела, как у той же Миланы. На миг представляю, как скольжу рукой по её попе, обтянутой тканью платья. Я помню, как касался восемнадцатилетней Эли, но тогда мы бросились друг в друга совсем не по бунту гормонов или от вспыхнувшей страсти. Мы искали друг в друге тех, кого потеряли. Что я чувствую теперь, мне так и не понятно. Член не торопится выглянуть из штанов, чтобы познакомиться. Это не значит, что стоящая напротив девушка его не привлекает. Наоборот. Словно впервые мой друг ниже пояса ждёт, что разрешу ему делать я. Боится испугать её, что ли? Но она не кажется пугливой.

– Привет, Артур, – первой здоровается она.

– Здравствуй, Эля, – хриплю в ответ. Что нужно делать дальше? Я впервые не знаю. Поцеловать её в щёку, попросить отвести к могиле сестры, спросить, как дела, общается ли она с кем-то из нашей пятёрки, пригласить как-нибудь погулять по городу, вместе обсудить произошедшие за десять лет изменения? Привести её в парк, туда где ещё стоит старый неработающий фонтан и осунувшаяся беседка. Я помню…. А она помнит?

Предлагает идти через другие ворота. Я соглашаюсь, говорю о секторах, которых десять лет назад не было. И мы идём, почти километр. Рядом. Подстраиваясь под шаг друг друга. Она убыстряется, а я чуть замедляюсь и получается так, как надо, нога в ногу. Молчим. Не напряжённо. Не думая ни о чём, как случайные попутчики. Десять лет – это очень много. В той беседке уже нет деревянных скамеек, лишь бетонные рассыпающиеся настилы. И столика нет. Я видел это с окна своей квартиры. И нас больше нет. Мы совсем незнакомы, чужие друг другу. Словно из разных времён и жизней. Мы – не прошлое и не будущее друг друга. И, кажется, нам не стать настоящим.

Сумочка у неё на плече. А в руках два букета. Один для Евы, второй, я понимаю, что для мамы. Эля нравилась маме. Та никогда о ней не говорила ничего плохого. Любила, когда две подружки играли у нас дома. Обоих ласково называла маленькими засранками. Говорила, что, когда вырастут – влюбят в себя всех парней в районе.

Замечаю, что девушка перекладывает цветы на левую руку, поддерживает правой. Наверное, тяжело. Предлагаю помощь, отказывается. Не могу не обратить внимание на обручальное кольцо. Но я этого ждал. В душе неприятно скребёт, когда она говорит, что сын уже школьник. Значит, вышла замуж года через два-три, как я уехал. Совсем молодая. Не ждала, как я и просил. И на вопросы отвечает охотно. Неловкости нет. Тоже хорошо. Я очень рад, что она справилась, устроила собственную жизнь, что я стал всего лишь её первым, а не единственным.

Мы приходим. Сестра с мраморного надгробия смотрит на меня чуть удивлённо. Сколько раз я сюда приходил, у неё всё время разный взгляд. Может, потому что и десять лет назад я приходил сюда только с Элей. Её самой лучшей подругой. Мне, наверное, после стольких лет отсутствия, должно хотеться побыть с родными наедине. Но я с удивлением понимаю, что Эля мне не мешает. Наоборот. Она – словно надёжное плечо рядом, мой якорь, моя спасательная жилетка. Слышу её негромкие слова:

– Артур, я пойду.

Оборачиваюсь, делаю два шага и сажусь рядом. Скамейка достаточно длинна, чтобы мы не касались друг друга. И я соблюдаю эту дистанцию. Она тоже её не нарушает.

– Ты торопишься? – уточняю на всякий случай.

– Нет. Но я прихожу сюда часто, а тебе, наверное, хочется побыть здесь одному.

– Может быть, но у меня для этого ещё будет время. Сегодня у Евы день рождения. Думаешь, она бы обрадовалась, если бы ты ушла с её праздника раньше остальных гостей? – говорю то, что думаю.

Она улыбается.

– Нет, не обрадовалась бы.

– Тогда давай ещё немного побудем. Ты же приехала на такси? А я на машине. Отвезу тебя, куда скажешь. Или муж будет забирать?

Не будет. И я рад этому. Всё же сегодня особый день памяти Евы. Как и десять лет назад, через близость Эли я вновь пытаюсь прикоснуться к сестре. Предлагаю посидеть со мной и Мареком. Это будет правильно, так как надо. Марек, понятно, знаком с её мужем. Да и тот не может не знать о погибшей подруге. Не думаю, что не отпустит. Но она отказывается. Не настаиваю. Может, всё же муж ревнивый. А усложнять ей жизнь совсем не хочу. Она признаётся, что никому о нас не рассказывала. Я тоже не рассказывал, но не забыл. Помню всё с точностью до каждой секунды, хотя этих секунд было не так уж много. Но для воспоминаний достаточно. До конца жизни. У меня даже есть выбор: о чём именно вспоминать сегодня, ложась спать и что именно вспомнить, проснувшись утром.

Ещё одно открытие – она курит. Достаёт тонкую ментоловую сигарету и зажигалку, быстро прикуривает и глубоко затягивается дымом. Не люблю курящих женщин. Да в последнее время это и не модно. Ева не курила, да и у Эли в восемнадцать к сигаретам никаких предпосылок не было. Значит, не всё так просто у девочки, как мне показалось вначале встречи.

– Ты не курила, – говорю ей. Понимаю, что слышит в моём голосе неодобрение. Но ей, похоже, от этого ни холодно, ни жарко. Моё мнение о ней, ей самой уже неважно. Не оправдывается, просто отвечает:

– Я мало курю. И ты раньше курил. Бросил?

– Нет. Но не злоупотребляю. Может и совсем брошу. Даже с собой сигарет нет. Даш свою?

Она протягивает пачку и зажигалку и сообщает, что хочет вызвать себе такси. Я не планирую напрашиваться к ней в гости, но интересуюсь местом, где она теперь живёт. Почему-то не удивляюсь, что осталась в том доме, где и родилась. Желание её мамы поменять место жительство понятно. Не каждая останется жить в доме, когда твоего собственного мужа и вашу соседку, нашли мёртвыми в соседнем доме среди ночи. Но, были ли между ними какие-то отношения или они просто допились до состояния нестояния, узнать уже не удастся. Да и никому эти знания не нужны. Это можно понять и пережить, кроме одного «но». Вместе с ними погибла Ева. Смерть сестры я никому не прощу. И в этот город я вернулся и по этой причине тоже. Я должен узнать, что произошло в ту ночь в нашем доме. Теперь у меня для этого есть все средства. Сидящая рядом женщина вновь говорит о такси. Неужели, всё-таки избегает меня?

– Не избегаю. Слишком много времени прошло. Банально не хочу доставлять тебе неудобств, – отвечает вроде бы честно. Не хочет показаться навязчивой. И я произношу то, что не собирался говорить. Но это правда. Возле могилы собственной сестры совсем не хочется изворачиваться и лгать.

– Ты – не неудобство для меня.

Глава 10. Прокатимся?

К моей машине идём медленно и, снова, молча. Возле центральных ворот кладбища есть небольшой рукомойник. Я о нём не знаю, но она показывает. Мы по-очереди моем руки, затем вытираем салфетками насухо. Я сам открываю ей дверцу рядом с водительским сиденьем, чтобы она могла сесть. Эта девушка достойна моего уважения и внимания. Порог у внедорожника довольно высок, а юбка её платья слишком узка. Приходится прямо передо мной задрать подол значительно выше колен. Несмотря на то, что на улице больше двадцати градусов тепла, она носит чулки. Я не могу не заметить кружевную резинку. И пусть я видел их не одну сотню, стою и пялюсь на её ноги. Обычные женские ноги. За последние десять лет не раз видел значительно красивее. Привык к ровному цвету загара. А у Эли кожа светлая. Она не только не загорела, но и не воспользовалась городским солярием. Продолжаю смотреть на её ноги и понимаю, как бы каламбурно это не звучало, что на кладбище, рядом с могилой Евы, я не могу дать умереть тени призрачной надежды, что мы с Элей ещё будем близки. Я вижу, что она корнями вросла в этот город, стала его неотделимой частью, а я уже потерял интерес даже к Сити. Я никогда не вернусь в район Роз, но мы с Ней ещё не раз встретимся. Откуда-то я это точно знаю.

Риторически спрашиваю про машину. Удивляет её признание даже не в том, что у неё нет прав, а в том, что Марек научил её водить. Вижу, что она тут же пожалела о том, что рассказала, но я уже хочу увидеть её за рулём своего автомобиля. Тогда, десять лет назад, у меня не было возможности оплатить ей такси. Наверное, она думает, что мне хочется взять реванш и увидеть её за рулём дорогого авто. Моего авто. Пусть мы не вместе и никому ничего не нужно доказывать, но город помнит всё. Мне не важны ни собственные, ни её воспоминания. Лишь воспоминания города. Того, с кем я приехал поквитаться. Но это не так. Я хочу увидеть её за рулём своей машины не для города, для себя.

– Это же внедорожник? Полный привод? – уточняет она.

– Да.

– А не страшно пускать меня за руль?

– Я пристегнусь.

– Ладно. Пристегнёшься и будешь молчать. Одно твоё замечание, и я останавливаю машину, – ставит свои условия. Мне нравится, как она это делает. Так серьёзно, сосредоточенно, что-то обдумывая, так сильно напоминая мне знакомую девочку Элю. Я ели удерживаюсь, чтобы не прижаться к её сжатым губам своими. Впустит ли она меня, как раньше? Насколько глубоко? Насколько позволит себе открыться? Тогда она вряд ли осознавала всю силу собственной страсти. Да и я, наверное, тоже. Что может вспыхнуть между нами теперь? Скромный костерок или бушующее пламя?

Мы меняемся местами, и я помогаю ей перенастроить водительское сиденье под её невысокий рост, затем пристёгиваемся. Она обрушивает град вопросов:

– Машина же у тебя застрахована полностью? Ты же не экономишь на страховке? И собственную жизнь, надеюсь, тоже застраховал? И завещание написано?

В итоге сама не удерживается и смеётся. Как десять лет назад. Мне очень нравился и теперь нравится её смех. Он не изменился.

– Всё такая же маленькая засранка, – качаю я головой. – Заводи машину, Эля.

Всё же юбка её платья слишком облегает. Да, ладно! Задирает юбку значительно выше резинок чулок и удобно устраивает ноги на педалях. Сначала машина ели ползёт, и я заметно расслабляюсь. Пользуясь предоставленной возможностью, смотрю на её полуобнажённые бёдра. Так хочется коснуться её кожи пальцами. Не удерживаюсь и протягиваю руку. Маленькая засранка резко уходит вправо и видит, что моё лицо бледнеет. С дороги кажется, что мы летим в кювет. На самом деле там оказывается въезд в заброшенный карьер, которые городские оторви головы приспособили под площадку для дрифта. Она не притормаживает и съезд получается очень резким. Но я понимаю, что Эля уже почувствовала машину и уверена в ней. Конечно, дрифтовать на полноприводном автомобиле так себе удовольствие, поэтому она проезжает лишь несколько кругов, но на очень приличной скорости. И, не сбавляя её, выскакивает с площадки в обратную сторону той, откуда мы заехали.

– Твою машину можно испачкать? – всё же уточняет.

– Попробуй, – разрешаю я. Становится интересно, что ещё она задумала. Эля из моей памяти боялась рисковать. Кто научил её этому. Муж… или Марек? Насколько близко они общаются?

Теперь мы едем по настоящему бездорожью. Здесь, я так понимаю, тренируются местные любители подобной езды. Конечно, скорость она сбрасывает, но некоторые лужи доходят до верхних стёкол в машине. Проехав несколько километров, разворачивается назад. Видимо, становится жалко машину. Зря. Я запросто могу себе позволить более дорогие модели. На «Крузаке» остановился потому, что хотел его с юности. Да и в городе эта машина, может, и не встречается на каждом шагу, всё же у меня она прямо от производителя, но и сильно выделяться не будет. То, что мне сейчас надо. Вновь смотрю на Элю. Она ничего не говорит, но и не закрывает своих эмоций. Девочка хорошо развлеклась. Мне тоже понравилось. Я из тех мужчин, кто не любит сидеть на пассажирском, когда женщина – на водительском. Но для Эли я готов ещё не раз сделать исключение. Всё же она самое ценное, что есть у меня в этом городе.

Останавливается возле выезда с карьера. Несколько минут сидим в автомобиле, пока дворники пытаются смыть грязь с лобового стекла. Я понимаю, что нас остановит первый патруль Гаи встреченный в городе.

– Пожалуй, я вызову себе такси, – произносит вслух, пряча улыбку. – Ты не откроишь мне дверцу? Только сначала салфетку возьми.

– Засранка, – повторяюсь я, но выхожу из машины прихватив салфетки и, открыв дверцу, протягиваю ей руку, чтобы она не испачкалась о всё ещё стекающую грязь. Эля осторожно опирается о моё плечо и выходит. На несколько секунд наши тела почти соприкасаются друг с другом. У неё другой запах. Теперь она похожа на вишню не только волосами, но и пахнет ею. И, чёрт меня возьми, это нравится не только мне, но и моему другу ниже пояса. Он наконец-то осмелел и решил посмотреть одним глазком на нашу спутницу.

– Ой, я сумочку в салоне забыла, – как по заказу замечает девушка.

Теперь я улыбаюсь во всё лицо.

– Рассказать, как достать? Задираешь юбку на талию, затем становишься одной ногой на переднее сиденье, потом подтягиваешь другую, при этом стараясь развести их как можно шире…

– Зачем шире? – она принимает мою игру, и, как можно чаще хлопает ресницами. Я заинтригован тем, насколько далеко она зайдёт. И маленькая засранка меня не разочаровывает. – У тебя же, вроде, не маленький был? Стёрся за десять лет? Боишься, что не попадёшь?

– Можешь проверить. Мы же с тобой не чужие. Вполне могу удовлетворить твоё любопытство, – предлагаю и кладу руку на ремень своих брюк. И её взгляд невольно ползёт за моей рукой. Брюки не облегают мои бёдра, как перчатка, но и не широки настолько, чтобы скрыть возбуждение. Она всё правильно понимает. Инстинктивно сглатывает слюну. Я это замечаю, так как по-прежнему смотрю в её лицо. Давай, моя девочка, играй со мной дальше. Мне уже очень интересно.

Присаживается, согнув ноги в коленях, и я перестаю дышать. Она что, решила прямо здесь измерить размер моего члена своим ртом? Совсем на неё не похоже. Но Эля продолжает смотреть на меня снизу-вверх. Её взгляд уже не просто заводит. Я привык, что, если лицо женщины находится на уровне моих брюк, то это может означать лишь одно. Меня очень разбаловали, моя милая. Неторопливо облизывает губы и двигает рукой в сторону ремня моих брюк, затем резко меняет направление и поднимает с земли салфетку, которую я выбросил пять минут назад.

– Засранка, – стону вслух. Я ели сдержался, чтобы не толкнуть её кверху попой на сиденье машины и не показать, как опасно дразнить взрослых дядей. Вовремя звонит её телефон.

– Муж? – издевательски хмыкаю. Почему она повелась на мою игру? Решила вспомнить юность или у них с мужем не так всё гладко? В ближайшем будущем нужно будет узнать, кто он. Возможно, мы даже окажемся знакомыми. Чем чёрт не шутит!

– Марек, – совсем неожиданно для меня выдыхает Эля и произносит в телефон. – Привет.

А это ещё интереснее. Почему он позвонил ей, а не мне. Или, это всё моё разыгравшееся воображение? Возможно, он хотел её подвезти, если она сама не водит? Их разговор очень краток, но я не удерживаюсь от вопроса:

– Почему Марек позвонил тебе?

Но ответить она не успевает. На съезде появляется тёмно бордовый, кажущийся чёрным Ленд Ровер Марека. Невольно отмечаю, что такой окрас внедорожника очень хорошо сочетается с цветом её волос. Одна из самых последних моделей. Автомобиль останавливается в шаге от моего, и его водитель тут же выходит из салона. Но у меня в голове остаётся лишь один вопрос. Бросится ли Добровольский обнимать лучшего друга или сначала подойдёт к ней? Друг ожидаемо делает шаг ко мне, но каким-то образом улавливает её секундный взгляд и резко сдаёт в сторону.

– Элина, всё в порядке? – звучит его спокойный голос.

Лишь получив её уверенный кивок, мы жмём друг другу руки и крепко, по-мужски, обнимаемся.

– Я ещё не заезжал на кладбище. Заедем туда, затем вернёмся в город и отвезём Элину домой. Твою машину лучше оставить здесь. Сейчас позвоню в автосервис, они вернут тебе её через два-три часа в лучшем виде. И кому захотелось покататься? – Марек всё это говорит мне и её спине, но Эля достаёт очередную сигарету и прикуривает.

– Немедленно выбрось эту дрянь, – цедит врач-психиатр через зубы.

– Вызови мне такси, пожалуйста. Затем делайте, что хотите, – отвечает девушка, делая очередную затяжку.

– Элина, – он всё же идёт к ней, но не выхватывает сигарету, а вкладывает ей в руку пачку влажных салфеток. – Вытри руки, они у тебя грязные.

Она вытирает, после того, как докуривает. Марек вызывает такси и даёт ей пол литровую бутылку с питьевой водой. Она, не прощаясь, выходит на дорогу. Марек, разговаривая со мной, следует за ней. Мне тоже приходится идти, но вип такси приезжает быстро. Водитель открывает для неё заднюю дверь. Марек просит меня минуту подождать и заглядывает к ней в салон. Их дальнейшего разговора я не слышу, но вопросы к другу лишь накапливаются. Невольно отмечаю тот факт, что она так и не попрощалась. Впрочем, я уверен на все сто, что мы ещё встретимся. Возможно, нам придётся знакомиться заново, но мы не чужие.

Возвращаемся с другом к его машине.

– Спрашивай, – кивает головой Добровольский. Уже всё понял. Не зря занимает должность врача-психиатра.

– Что у тебя с Элей?

Стоим и смотрим друг на друга разделённые машиной. И Элей.

– Я крёстный отец её сына, – наконец выдаёт Марек. – А у тебя, что к ней?

– Она изменилась и совсем не похожа на тех женщин, которые меня интересуют, – озвучиваю часть правды. – И замужем. Никогда не позволял себе лезть в семью.

– А ты думал, что она здесь в монастырь очереди дожидается? – поддевает Добровольский.

– Ничего я не думал. Это Эля. Лучшая подруга моей сестры. Единственное, что меня ещё связывает с Евой, – чётко проговариваю я.

– Поехали на кладбище, – Марек заводит двигатель. – Обычно я приезжаю туда раньше.

– С ней?

– Не понял? – искренне удивляется моему вопросу Добровольский.

– Ты приезжаешь на кладбище с Элей? – повторяю свой вопрос.

– Один. Зачем мне Эля на кладбище? Да и она предпочитает ездить одна.

А мне на кладбище она очень рядом нужна.