Текст книги "Семиречье. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 57 страниц)

Белава 3: Царская чародейка

Глава 1

Городская суета оглушала, изматывала, высасывала силы. Люди сновали по своим делам, торговались, сплетничали, ругались и били по рукам. Шум базара раздражал, но пройти мимо было невозможно, потому что базар в Белом Граде – это нескончаемое многообразие товаров и развлечений. Сюда съезжались люди и нелюди, чтобы продать или купить, приобрести полезные знакомства, да и просто развлечься. В разных концах базара стояли помосты, где выступали циркачи и актеры разных рас и жанров.

Именно на белоградский базар и направлялась девушка на рыжей лошадке. На девушке был одет кафтан царских чародеев, украшенный на рукавах золотым солнцем, чудной меч с рукоятью змеиной головой периодически шипел, когда девушка приближалась к прилавку, за которым стоял нелюдь, но она не обращала внимания, угрозы здесь не было. Да и связываться с царским чародеем было совершенной глупостью. Девушка ненадолго остановилась, осмотрелась и направилась к яркому шатру, где надрывался зазывала в не менее ярком одеянии. Рыжая кобылка ткнулась мордой в плечо зазывале, и тот резко обернулся, собираясь нехорошо назвать нерасторопного прохожего, но, рассмотрев всадницу, тут же расплылся в подобострастной улыбке:

– Белавушка, – проворковал он, – здрава будь, голубица наша распрекрасная. Как жива-здорова?

– Твоими молитвами, Берсень, – усмехнулась в ответ чародейка. – Чем сегодня народец радуешь?

– Так ведь знамо чем, – Берсень посмотрел ей в глаза наичестнейшим взглядом. – Ковры шамаханские, платки батурские, кружева гневешские, бусы и серьги из Рославаграда. Все как всегда, благодетельница, все как всегда.

– И хорош у тебя товар, Берсень, – подмигнула девушка. – А нет ли у тебя чего необычного, с Буяна-острова, например?

– Да откуда, Белавушка? – изумился мужик. – Там такие бешенные деньги за въезд берут, я и не суюсь. Да и что там у них брать-то? Тьфу, одно недоразумение, а не товарец. Ты лучше гневешские кружева взгляни, такая красота!

– Прав, ты, друже, ой, как прав. Нет ничего стоящего на Буяне-острове, окромя птицы Жар. – Белава прищурилась. – Только вот кто-то общипал птичек-то волшебных. Перья из хвостов повыдергивал, представляешь?

– Да ты что, матушка?! Вот же лиходеи какие, ты подумай, – Берсень закачал головой. – И что же теперь, ищут перышки?

– А что их искать, новые вырастут, а вот вора ищут. – чародейка снова усмехнулась. – Пойдем-ка, Берсень, лавку твою поглядим.

– А что ее глядеть-то? – он задернул полог. – Там и глядеть-то не на что.

– Да как же? А гневешские кружева? – девушка удивленно округлила глаза.

– Да были б то кружева! Так, дырка на дырке.

Она засмеялась, отодвинула в сторону упирающегося мужика и прошла внутрь, отправляя поисковое заклинание. Потом уверенно направилась вглубь лавки и отдернула еще один полог. Затем щелкнула пальцами, и стопка скрученных ковров легко поднялась в воздух, освобождая скрытый под ними сундук. Чародейка откинула крышку и прикрыла глаза от нестерпимо яркого света, лившегося из недр сундука.

– Берсе-ень! – позвала она.

За ее спиной появился мужик с выражением крайнего изумления на хитром лице. Он схватился за голову, нехорошо выругался и возопил:

– Что удумали лиходеи, честного человека оболгать решили! Кто мне посмел подбросить сие диво? Сухан, Прехвал, а ну быстро сюда!

Двое работников Берсеня влетели на зов хозяина и, рассмотрев, на что опирается незваная гостья, сделали круглые глаза, усердно кланяясь ей. Белава насмешливо следила за троицей, но хранила молчание. Хозяин напустился на двух мужиков.

– Откуда тута это безобразие? Кто притащил? – грозно вопрошал он.

– Знать, не знаем, Берсень Яроборович, – рванули они рубахи на груди. – Что хошь с нами делай, а первый раз видим, вот тебе, батюшка, честное наше слово!

– Может, кто в лавку заходил? – продолжал бушевать Берсень.

– Если и прорвалси кто, так мы не видали. Видать колдовство! – и многозначительно посмотрели на чародейку.

– А и точно, – мгновенно отреагировал Берсень. – Подкинули чародеи. Совсем совесть потеряли!

Она поперхнулась и уставилась на три наглые физиономии, сейчас обличительно взирающие на нее. Девушка подбоченилась:

– Та-ак, – протянула она. – Стало быть это я хвосты Жар-птицам ощипала?

– Ты? – Берсень и его работники еще больше округлили глаза. – Зачем, матушка чародейка?

– Бедных птичек обидела, – всхлипнул Сухан.

– Такую красу порушила, – утер слезу Прехвал.

– Почто ты над чудом надругаласи? – вопросил Берсень.

– Ну, все, – ответила в конец возмущенная Белава, и в ее руке возник огненный шарик.

Трое мужиков мгновенно оценили степень гнева чародейки и, не сговариваясь, развернулись на выход. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как оказались захвачены невидимой петлей и, упираясь изо всех сил, поползли обратно к девушке, увлекаемые силовым арканом. Она стояла, уперев руки в бока, и с негодованием смотрела на мужиков, которые продолжали надрываться:

– За что? Сама ощипала птичек, а мы виноваты?

– Птахи бедныя-а!

– И как таких гарпий только в дружину царских чародеев берут?

Белава недобро усмехнулась, освобождая всех троих… В следующие полчаса лавку уважаемого Берсеня обходили стороной не только покупатели, но и городская стража. И если всполохи силы и мужские крики привлекли внимание последней, то увидев рыжую лошадку, меланхолично жующую честно уворованное сено со стоящей рядом телеги, спешили пройти мимо. Кому охота получить от вздорной девки? После сотника Изяслава, которого собственный меч гонял по Белому Граду с полудня и до темноты, под дружный хохот горожан, уже никому лезть под руку молодой чародейке не хотелось. Да и просто так она все равно никого не трогала, значит, сам Берсень виноват. А коли сам, то пущай сам свое и получает.

– Пощади, матушка! – взмолился торговец, потирая зад, – Не губи, заступница-а!

– Мы это, мы перья надергали! – покаянно кричал Сухан, закрывая руками увеличенные красные уши.

– Прости, чародеюшка-а, супостаты мы, но добрыя-а, – вторил ему Прехвал.

– Дураки языкастыя-а, – выл Берсень, пытаясь отвесить пинка одному из кающихся работников, и, получив очередной заряд бодрости, снова взывал к девушке. – Пощади, Белавушка, не по злобе мы, по глупости и по наивности-и!

– Знаю я вашу наивность, хари разбойные, – успокаиваясь, сказала чародейка. – Вечно что-нибудь эдакое уворуете. И как я вас все еще терплю и покрываю?

– А потому, как кто окромя нас тебе весточку нужную привезет? – проворчал Берсень. – Мы и сейчас привезли.

– Так что же молчишь, змей? – воскликнула девушка и надвинулась на торговца.

– Тише ты, тише, – невольно отступил назад мужик, прикрываясь подхваченной корзиной. – Ты же и словечка сказать не дала! Пристала со своими перьями, а о важном, ну, ни словечка.

Белава метнула в него гневный взгляд, потом щелкнула пальцами, и сундук с перьями из хвостов Жар-птиц исчез. Все еще висящие в воздухе скатки ковров, упали на освободившееся место, задев зазевавшегося Сухана. Спорить никто не стал, понятное дело, что заберет. Теперь главное, чтобы не выдала. Свиток с информацией всегда был лучшей взяткой, и Берсень поспешил к маленькому ларцу. Пошептал над колдовским замком и достал свиток. Она сама когда-то назначила такую цену за то, что будет скрывать, кто иногда творит беззаконие. Да и не злобствовали они, не так уж часто и бедокурили. Девушка быстро взяла свиток, пряча под камзолом. Потом постояла немного, размышляя над чем-то.

– Ладно, с Милятиным я сама разберусь. Считайте, вам опять повезло, разбойникам. Но ежели опять, что учудите, покрывать больше не буду.

– А кто же тебе будет доклады писать? – хитро прищурился Берсень.

– Найду, – ответила она, чем вызвала легкое беспокойство у троих мужиков, и пошла на выход.

– Не гневайся, Белавушка, – бросился за ней хозяин лавки. – Мы же не по злобе, детушек же кормить надо.

– Сначала обзаведитесь детушками, – усмехнулась девушка. – Прощевайте.

И вышла из лавки. Лихо вскочила в седло, и кобылка грациозно затрусила прочь с базара. Стражники выдохнули с облегчением, обошлось.

Белава спешила во дворец, Милятин уже получил сундук, и теперь ждал отчета. Что она ему соврет на этот раз, чародейка еще не знала, да и дело есть у нее. Девушка свернула на боковую улочку, намереваясь все-таки сначала посетить небольшой уютный кабачок, поесть и прочесть свиток. Она тяжко вздохнула и погладила пергамент через кафтан.

Глава 2

«Веселая пчелка» привлекла внимание девушки, когда она только прибыла в столицу Семиречья. Забористая медовуха не давала усомниться в смысле вывески. Правда, ее-то как раз молодая чародейка и не пила. Квас могла заказать, а пару раз пробовала пиво, когда зашла сюда с товарищами чародеями из царской дружины, но решила, что квас получше будет. А вот здешняя еда ей нравилась. Девушку знали и любили в кабачке, она не раз выручала хозяина, помогая усмирять какого-нибудь буяна. Впрочем, вечерами она сюда редко захаживала, чаще днем. Но главное, Белава вылечила дочку хозяина, когда та была уже при смерти, и за это ей были рады в «Веселой пчелке» в любое время дня и ночи. Вот и сейчас, едва заметив невысокую фигурку в кафтане царских чародеев, к ней подбежал сам хозяин кабачка, Волот и, приветливо улыбаясь, повел к ее любимому столику, стоящему в отдалении от остальных, который уже накрывал сын хозяина.

Девушка улыбнулась и кивнула в знак благодарности. Она всегда поражалась, как он умудрялся так точно чувствовать, когда Белава не прочь поболтать, а когда хочет остаться наедине с собой. Именно сейчас чародейка мечтала об одиночестве, и хозяин сразу удалился, как только проводил ее до столика. Белава немного поковырялась в глиняной миске, хлебнула чай и взялась за свиток. Некоторое время она смотрела на него, положив на стол, потом погладила, едва касаясь кончиками пальцев. Почему– то было никак не решиться открыть его и прочитать, какое-то странное чувство тоски и ожидание чего-то… нехорошего. Девушка несколько раз бралась за свиток, почти открывала его, но тут же убирала руку, чтобы через несколько мгновений снова взяться за него.

– Чтоб тебя… – наконец не сдержалась она и размотала свиток, вцепившись взглядом в кривоватые строчки.

Сначала она читала внимательно, грустно улыбаясь, но, дойдя до середины, побледнела, плотно сжала губы и, уже не отрываясь, перечитала свиток несколько раз. Потом выронила его на стол и тихо застонала, закрыв лицо руками. Как же редко ее обманывали предчувствия!

– Дура, несчастная дура, – прошептала Белава. – Я сама виновата…

– Что-то случилось, Белавушка? – Волот быстро подошел к ней и с тревогой взглянул на свиток.

Она подула, и пергамент исчез, превращаясь в горстку пепла. Хозяин все понял и снова оставил девушку одну. Чародейка подумала, что пришло время попробовать то самое, чем так славна «Веселая пчелка», но передумала и пошла на выход, оставив на столе одну серебрушку. Стоимость обеда была гораздо меньше, да и кормить ее готовы здесь были совсем бесплатно, но девушка всегда честно расплачивалась, оставляя излишек на гостинец для Рады, той самой дочери Волота.

Она повернула в сторону дворца, где должно быть уже рвал и метал Милятин, потому что его в свою очередь тряс царь-батюшка, которого заливали горючими слезами послы с Буяна-острова. Это государство можно было обойти за день, но вливаться в Семиречье они не желали, предпочитая оставаться самостоятельным княжеством. Впрочем, в случае нападения, помощь шла именно из Семиречья, свои все же, хоть и самостоятельные. Да и при нападении с моря, в которое впадала Большая река, Буян-остров был первым рубежом, хоть и… самостоятельным.

Что-то выдумывать ей сейчас не хотелось совершенно, потому решила быть почти честной. Вскоре Злата уже стучала копытами по длинному зачарованному мосту через озеро Богатейку. Любой, кто имел злой умысел против семиреченского самодержца, ступив на мост, рисковал оказаться в озере. Мост просто исчезал под ногами злоумышленника, а из озера выплавишь или нет, это еще бабушка на двое сказала, потому как не все выбирались из чудо-озера. А если выберешься, то стража и чародеи будут поджидать для допроса с пристрастием в застенках Радужного Дворца. Потому на мост не рисковали заходить те, кто был обижен на царя, уж больно мысли крамольные посещали буйные головы. Вот успокоятся, отдышаться и тогда уж на поклон с чистыми помыслами. У Белавы были не чистые помыслы, но к царю они не имели никакого отношения, потому мост ее выдержал без возражений.

– Где ты пропадаешь? – недовольно пробурчал Милятин, когда девушка поставила Злату в конюшню и предстала перед светлые очи Высшего Чародея. Милятин был ликом красен, глаза недобро бегали по собравшимся, явно искали жертву, на кого выпустить пар. Нашлась Белава.

– Дела были, – коротко бросила она и тут же гулко сглотнула, глядя, как глаза Высшего наливаются кровью.

– Какие дела, когда тебе доверили дело государственной важности?! – возопил чародей, нависая над ней.

– Чего кричите, батюшка Милятин? – она скривилась и демонстративно шмыгнула носом.

Высший скривился, женских слез он не мог выносить не хуже Дарея, мастера Белавы. Взгляд девушки потеплел при воспоминании о своем мастере, но она тут же снова всхлипнула, чтобы усугубить эффект. Милятин замолчал и отошел от нее. И только хитрая девка потерла мысленно руки, как тяжелые дубовые двери распахнулись, и в Чародейскую Думу влетел сам семиреченский самодержец.

Корона на государевой голове сидела криво, съехав на один глаз, всклокоченные волосы торчали во все стороны. Посох Власти он запустил через все палаты будто копье. А чего не запустить-то, коль тут двадцать чародеев сидят, все одно удержат в полете и аккуратно у стенки поставят. Белава постаралась стать как можно незаметней, глядя на взбешенного царя-батюшку. Его светло-голубые глаза метнулись по хмурым чародейским лицам, выцепили-таки сжавшуюся девушку, и стремительные шаги длинных государевых ног приблизились к чародейке.

– Ну? – вопросил царь, нависая над ней, занимая место Милятина.

На государя женские слезы не действовали. Это знала и Белава, потому подход должен был быть другой. Поняв, что она стала центром внимания, девушка гордо вскинула голову и… томно посмотрела в глаза царю.

– Здрав будь, царь-батюшка, – сказала она, кланяясь государю. – И хорош же ты сегодня, отец родной, аки орел гордый. Глаза горят, ликом светишься.

Царь приосанился, корону снял, вихры пригладил и обратно водрузил венец своей власти. Мужчина он был еще молодой, до женщин падкий, лесть любил, но принимал не от всех. От Белавы принимал. Давно он кружил вокруг чародейки, которая умудрялась пользоваться своей красотой и оставаться в недосягаемости государевых дланей.

– Что скажешь, Белавушка? – спросил он уже мягче. Кто-то не сдержался и хмыкнул, тут же удостоившись недоброго царского взгляда.

– А что сказать, царь-батюшка? – она наивно похлопала ресничками и скромно потупилась, сверкнув из-под их сени изумрудными глазками.

– Как здоровье твое, красна-девица? – неожиданно спросил он и сам удивился.

– Благодарствуй, государь, жива-здорова. За твое здоровье и благоденствие молюсь денно и нощно. Да пошлют тебе Великие Духи славу и величие.

– Твоими молитвами, Белавушка, твоими молитвами, – самодержец в который раз окинул взглядом ладную фигурку чародейки, сглотнул и попытался вспомнить, что вообще пришел-то.

– Белава, – встрял Милятин, и девушка метнула в него недобрый взгляд, но встретила мстительную усмешку. – Доложи государю, где сундук нашла, кто посмел осквернить птичек дивных?

– Да-да, душа моя, кто же осмелился? – спросил с улыбкой царь.

– Так и нет виноватого-то, – ответила она и максимально честно взглянула в глаза государю. – Сундук есть, а лиходея нет.

– Как так? – опешил царь. – Где же сундук нашелся с перьями?

И рассказала девица, как рыскала она по лесам, да по болотам, не щадя живота своего во славу царства семиреченского и его славного государя-заступника. Исхудала, изголодала, последние штаны изорвала. Шла по следу, аки пес верный. И привела ее дорога дальняя на базар белоградский. И пока высматривала она да вызнавала, подошел к ней славный торговец, купец удалой Берсень Яроборович со товарищами и позвал в лавку свою. Там и отдал ей сундук тяжелый, перьями дивными наполненный. Нашли тот сундук Берсень со товарищами во сыром бору, брошенным. Хотели страже отдать, да никому окромя Белавы довериться не смогли. Побоялись люди добрые, что за злодеев их примут, вот и решали, как найденное вернуть. А тут она. Уж и обрадовались купцы честные. Но она дознание-то все одно провела, строго выспросила, ложь от правды отличила. Не лгут мужики, истину сказали. А коли не верит ей кто, то гоните вон из дружины. Уйдет девица безвинная, позором покрытая, но с совестью чистой. Вот вам доклад, а уж, что хотите, то и делайте. Вот она вся перед ними открытая.

Рассказала и замолчала в покорном ожидании. Царь даже слезы утер, слушая ее. На штаны поглядел и пожалел, что сменить изношенные успела. А за щеки румяные даже порадовался, что успела силы набраться. То, что не выгонят, наглая девка знала, тот же царь не отпустит по известной причине. Милятин качал головой, но молчал. Он иногда жалел, что позвал девушку в дружину. Уж больно своевольна и свободолюбива. Непослушная и вздорная, а Дарей предупреждал… Но разве же можно было силищу такую на воле оставить, чай, святомиров дар не так часто на свет являлся. Шутка ли, девка два раза Семиречье спасла, а то и весь Мир Верхний. Потому терпел Высший, все ожидая, когда же она повзрослеет, а ждать было до-олго. Уж пять лет Белава в дружине, а что только не учудила! Со Змеем Горынычем в чурки играла посреди ратного поля, обернувшись в личину Зверя, когда тот за данью прилетел. И ведь выиграла шельма! Змей огнем поплевался, да дань за десять лет, которую, кстати, сам хотел получить, всю до медяка в казну семиреченскую выплатил. А как птицу Сирин заставила обрядовые песни распевать, когда волхв боярина Яромира женил, и ведь на спор птицу взяла, той и деваться было некуда. А что говорить о четырех из семи Водяных, которые от имени девки плюются и гадкими словами ругаются? Вот уж и вправду Высший сокровище позвал, теперь старался задания давать, когда услать ее можно было хоть на денек из дворца. Впрочем, все одно любил Белаву, а как ее неугомонную не полюбить было? От скуки она могла, что угодно учудить.

– Бедная ты моя, – голос царя вывел Высшего Чародея из задумчивости. – Выпишу я тебе двадцать золотых, да тридцать на купцов честных, отнеси им, заслужили.

Заглянувший в палаты Чародейской Думы казначей, возмущенно закашлялся. Государь протянул руку, и ему услужливо вложили в нее Посох Власти.

– Выпишу, я сказал, – посох с гулким стуком опустился на пол, а государь уже вновь весь обратился к Белаве. – Отъедаться тебе опосля похода твоего надо, ты заходи ко мне вечрком, потрапезничаем, гусляров послушаем, м-м? А я тебе колечко такое подарю красивое, а то, что ты все со своим перстеньком простеньким ходишь.

– К глазам он моим дюже подходит, – возразила девушка, пряча руку с изумрудным перстнем.

– Я тебе еще краше подарю, – уверил ее самодержец и, не обращая внимания на чародеев, поцеловал белавину ручку.

Та вдруг закатила глаза и произнесла замогильным голосом.

– Вижу, вижу…

– Что видишь? – вздрогнул государь.

– Вижу, государь, что нельзя тебе на вечерние трапезы гостей звать, отравить могут.

– Ты же не отравишь, – побледнел царь.

– Я нет, а вот в еде, принесут, чтобы на гостя твоего вину свалить. Не зови гостей, вечереть, батюшка царь.

– Ох, ты ж, – тяжко вздохнул царь. Белаве он верил. Уж от стольких бед уберегла! Только как-то странно беды эти объявлялись, как только он чародейку пытался куда-то пригласить, что не могло не вызвать определенные подозрения. Но дар ясновидения у нее был, потому не верить нельзя, а вдруг… – Спасибо за предупреждение, Белавушка. А сколько дней гостей звать нельзя?

– Месяц, – провыла она. Не зверь, чай, царь ведь не только ее зазывал.

Месяц как-нибудь переживет, а там кого посговорчивей найдет на вечернюю трапезу, гусляров послушать опять же. Государь встал, коротко кивнул и понесся делать разнос поварам, страже, первому и второму пробователям царевых яств, ну и до кучи послов с острова Буяна обрадовать, что он со всеми злыднями разобрался. И домой их, домой, домой, домой… Замучили жалобами своими слезными.

Как только двери за самодержцем закрылись, Белава вернула глаза на место и выдохнула. Первый не выдержал Двинята, начав тихо смеяться, к нему присоединился Даромир, еще чуть позже дружный хохот сотряс чародейские палаты, вовлекая всех присутствующих.

– Тихо! – прикрикнул на них Милятин, но тут же не выдержал сам, прыснув в длинную седеющую бороду, чем вызвал новый взрыв смеха. – Это же надо, – хохотал Высший. – Ворам награду выбила, себя выставила чуть ли не мученицей! Отощала, износилась, это за полдня поисков-то… Царя на месяц женской ласки лишила, и за все это еще и двадцать золотых получила! Ай, да лиса… Никак не пойму, как тебе государь верит?

– Красивая потому что, – усмехнулась девушка, о заклинании доверия она предусмотрительно умолчала. Потому как на государе стояла защита от чар, но девушка быстро распутала ее и нашла, как обойти. – Можно я пойду?

– Иди уже, лиса, – махнул на нее Милятин, и Белава с облегчением покинула Чародейскую Думу.