Текст книги "Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной"

Автор книги: Юлиус Белох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Иначе обстоит дело на островах и на берегах Малой Азии. Здесь греки встретили население, которое стояло уже довольно высоко в культурном отношении и которое было, вследствие этого, слишком многочисленно, чтобы его можно было истребить так же бесследно, как раньше были истреблены обитатели греческого полуострова. Завоеватели, конечно, и на новые места перенесли своих родных богов и посвятили им те храмы, которые раньше принадлежали богам покоренной страны; но именно поэтому неизбежно должны были уцелеть некоторые из форм культа, который раньше господствовал в этих святилищах. Так, например, служение Артемиде в Эфесе во многих отношениях сохранило характер культа той азиатской богини, которую там заменила Артемида. Это обстоятельство должно было, в свою очередь, сильно влиять на религиозные представления и связанные с ними мифы, тем более что греки заселили в Азии только узкую береговую полосу и находились в беспрерывных сношениях с обитателями внутренней части страны. А малоазиатские колонии влияли уже на греческое население островов и Балканского полуострова.

Напротив, семитическое влияние было – если оставить в стороне Кипр – очень незначительно. Финикийцы вообще не основали ни одной колонии на берегах Эгейского моря, а финикийские купцы думали только о сбыте своих товаров и ничуть не заботились о распространении своей религии. Если в эпоху микенской культуры население областей, окружающих Эгейское море, охотно покупало финикийских и вавилонских идолов, то лишь потому, что видело в них особые сверхъестественные силы; это так же мало могло содействовать распространению семитических верований, как способствовало бы успехам христианства, если бы негр стал поклоняться, как идолу, изготовленной в Европе иконе. Несомненно, что художественные произведения, ввезенные с Востока, имели известное влияние на мифическое творчество; но между мифом и верованием большая разница.

Лучшее доказательство справедливости сказанного представляют имена богов. Имя есть первая индивидуальная черта, выделяющая каждое божество из среды его собратий; поэтому всюду, где один народ заимствует у другого религиозные представления, он заимствует вместе с ними и имена богов. Так перешли в италийскую религию Аполлон, Асклепий, Геракл, Кастор, таким же образом египетская Изида, малоазиатская „великая мать" Кибела и целый ряд других восточных божеств почитались в Греции в классическую и александрийскую эпоху под своими исконными именами. Но у Гомера и Гесиода нет ни одного имени бога, которое можно было бы хотя с некоторой вероятностью признать семитическим. Следовательно, в древнейший период Восток влиял на греческую религию исключительно внешним образом; это влияние могло видоизменить некоторые формы культа и вызвать образование некоторых мифов, но в своих главных чертах греческая религия является продуктом индогерманского, а потом греческого духа.

Индус называл своих богов (девас) – „сияющими"; от того же корня произошли и латинское дивус (divus) и греческое (диос), и, может быть, такое же значение имеет слово теос. Следовательно, боги для индогерманцев – прежде всего духи неба. Но самый могущественный между ними, по греческим верованиям, тот, который управляет громом и молнией; греки называли его Зевсом, отцом богов и людей.

Второе место занимал Аполлон. Его эпитеты в культе и эпосе доказывают, что и он был божеством света, потому что эти эпитеты, которые уже в гомеровское время сделались постоянными, принадлежат вообще к древнейшим памятникам греческой религии, какие мы имеем. Аполлон называется „лучезарным", „издали попадающим в цель", „с золотым мечом" или „с серебряным луком", „рожденным от света" Его стрелы поражают людей внезапной смертью, и отсюда древние производили его имя; но, с другой стороны, он посылает и исцеление от болезней. В избранных им местах он возвещает людям „непоколебимые решения Зевса" и больше всех других богов покровительствует мусическим искусствам. Как бога врачебной науки, Аполлона почитали под именем Пеона или, как позже обыкновенно говорили, Асклепия; с течением времени последний обратился в особого бога, которого естественно представляли себе сыном Аполлона. Но его культ лишь постепенно достиг всеобщего признания.

К богу солнца, Гелиосу, грек обращался с молитвой во время восхода и заката солнца; имя этого бога призывалось и при торжественных клятвах, потому что ничто не может скрыться от его взора. Но культ Гелиоса в собственном смысле слова существовал лишь в немногих местах – на Родосе и на мысе Тенар, южной оконечности Балканского полуострова, и это объясняется тем обстоятельством, что при прозрачности своего имени Гелиос сохранил слишком много черт древнего космогонического божества, чтобы его культ мог удовлетворять религиозной потребности более развитой эпохи. Тем шире распространялся его культ под другими именами. Сам Аполлон есть, вероятно, не что иное, как солнечный бог, и, несомненно, солнечным богом является Геракл. Это доказывается как именем его отца – Электрион, так и мифами о его борьбе со всякого рода чудовищами, о его службе, схождении в подземное царство и, наконец, самосожжении на Эте. Исходным местом его культа была Беотия, в главном городе которой, Фивах, он, по преданию, родился и где его всегда почитали с особенным усердием. Отсюда его культ распространился по соседним областям в то время, когда Малая Азия уже была заселена, а колонизация Запада еще не началась. Общенациональным божеством ему никогда не удалось сделаться.

О Гермесе мы можем сказать с уверенностью только то, что и он был богом света, потому что он носит золотые сандалии и его атрибутом является золотой жезл, Майя („мать") родила его от Зевса на снежных высотах Киллене, самой высокой горы Северного Пелопоннеса; и его, действительно, усердно почитали на его родине, в Аркадии. Но и вообще его культ был очень распространен, особенно в Афинах, где на улицах и площадях стояло множество статуй этого бога в известной архаической форме. Подобно Аполлону, с которым у него есть и другие сходные черты, он был покровителем стад, и так как последние составляли в первобытное время главное имущество греков, то он считался подателем всякого богатства и, как таковой, сделался позже покровителем купцов. К божествам света принадлежали, далее, близнецы, сыновья Зевса (Диоскуры), которые почитались в различных частях Греции под именами Кастора и Полидевка, Амфиона и Зета, или даже просто „государей" или „великих богов" Они помогали во всех опасностях, особенно мореплавателям во время бури.

Молния, атрибут Зевса, также получила в мифологии, а позже и в области культа, самостоятельное значение и была воплощена в особом божестве, под именем Гефеста. Последний считался, конечно, сыном владыки неба, который, по преданию, в минуту гнева сбросил его на землю. Однако это первоначальное значение Гефеста с течением времени отступило на задний план; уже для Гомера Гефест – только бог земного огня и главным образом небесный кузнец, покровитель и первообраз всех человеческих кузнецов. Поэтому его особенно почитали в промышленной Аттике. Другим центром его культа был остров Лемнос, где на вершине Мосихла пробивался подземный огонь. Когда позже были открыты вулканические Липарские острова, они стали считаться одним из любимых местопребываний Гефеста, и последний был признан покровителем колоний, которые были основаны на этих островах около начала VI столетия.

Но духов света можно было представлять себе и в образе женщин. Рядом с Зевсом стоит его супруга Диона или, как ее называли в большей части Греции, Гера, богиня „с золотым троном" и с „золотыми сандалиями", возвышенная царица неба. Другие божества этого рода – „золотая" Афродита и Артемида „с золотым веретеном", „с золотым троном" или, как правительница своей небесной колесницы – месяца, „с золотыми вожжами" Сюда принадлежат также Афенея (Афина), названная так по имени Афин, главного центра ее почитания, и целый ряд богинь, имевших только местное и во всяком случае второстепенное значение в греческой религии, как Геката, Ариадна, Пасифая, критская Бритомартис, Елена и сама Селена. Сущность всех этих божеств – первоначально одна и та же; это богини луны и, как таковые,– покровительницы женской половой жизни, которую ввиду регул ставили в зависимость от луны. С течением времени представления об их сущности и компетенции дробились и специализировались. Так, в образе Афродиты на первый план выступила чувственная сторона отношений между обоими полами, чему немало способствовало влияние малоазиатских, а позже и семитических религиозных представлений; как известно, одним из главных средоточий ее культа был Кипр, так что у Гомера она прямо называется „киприянкой" Напротив, Артемиду и Афину представляли себе богинями-девственницами. Первая носит, как брат ее, Аполлон, лук со смертоносными стрелами; позже она становится богиней охоты и покровительницей диких зверей, и эта сторона ее характера с течением времени выдвигается все сильнее. Афина является защитницей городов, богиней войны, а также мастерицей во всех женских рукоделиях. Она, может быть, больше всех других божеств света утратила свое первоначальное космогоническое значение.

Своеобразное положение между этими богинями занимает Гестия, как показывает ее имя, – олицетворение домашнего очага; культ ее возник, вероятно, еще в доэллинское время, потому что мы встречаем ее и у италиков под именем Весты. Но как раз ввиду прозрачности своего имени она никогда не приобрела в греческой мифологии определенного индивидуального облика, почему ее культ и играл только второстепенную роль.

В то время, как боги света осеняют своими лучами всю землю, деятельность водных богов ограничена пределами их стихии. Поэтому культ речных богов, пользовавшийся, конечно, выдающимся значением во всех греческих областях, носил чисто местный характер, т.е. каждый из них почитался только в той долине, которую он оплодотворял, а иногда и опустошал своими водами. Еще уже был, разумеется, круг поклонения нимфам источников. Святилища бога моря, Посейдона, также находились только на берегу моря или озер, как, например, в Онхесте у Копаидского озера в Беотии или близ горных озер Аркадии. Жертвоприношения в его честь совершались преимущественно на мысах, каковы Тенар на юге Пелопоннеса, Микале в Ионии, южная оконечность Аттики – Суний, затем на небольших островах, как Калаурея у берегов Арголиды. На Коринфском перешейке, где оба моря, омывающие Грецию, разделены лишь немногими километрами, также существовал знаменитый храм Посейдона.

Богиню земли, Гею, постигла такая же участь, как Гелиоса и Гестию; вследствие прозрачности имени ее культ также имел ничтожное значение, по крайней мере в историческое время. Ее место заняла „мать-земля" Деметра, которая с течением времени все более принимала характер богини земледелия и поэтому почиталась главным образом на плодоносных равнинах, как, например, на Рарийской равнине близ Элевсина в Аттике и в хлебородной Сицилии. Поэтому в эпосе эта богиня упоминается сравнительно редко, так как в гомеровскую эпоху преобладающим занятием было еще скотоводство. Как олицетворение земли, принимающей в свои недра умерших, Деметра была первоначально и богиней смерти. С течением времени эта сторона ее сущности воплотилась в особое божество, которое слилось с богиней луны Ферсефассой или Персефоной; последнюю представляли себе уже, конечно, дочерью Деметры и поэтому называли обыкновенно эвфемистически „девой"

Первоначально и Дионис был богом земли, но так же, как и у Деметры, это свойство Диониса все более отступало на задний план. Со времени Гесиода и Архилоха он является почти исключительно в роли бога вина, тогда как гомеровскому эпосу это представление совершенно чуждо. На выработку его характера в мифе и культе имели большое влияние фракийские религиозные обряды, с тех пор как северный берег Эгейского моря был колонизирован греками; однако и представление о первоначальной сущности этого бога не было утрачено: оно продолжало жить в мистериях, к которым мы еще вернемся.

Но и боги света связаны с землею; так, солнце каждый вечер сходит в подземное царство и проводит в нем столько же времени, сколько здесь, на небе. Поэтому рядом с небесным Зевсом стоит земной, или Аид, как его обыкновенно называли, владыка подземного царства и, как таковой, – супруг Персефоны. Гермес, отводящий души умерших в подземное царство, также считается земным богом. Такая же двойственность характера замечается и в других божествах света. Мы стоим здесь на пороге, ведущем в область религиозной мистики, и не должны переступать его. '

Когда позже греческое мышление возвысилось до образования отвлеченных представлений и когда начали изобретать слова для выражения таких понятий, то в первое время было еще трудно удерживать в уме их отвлеченный смысл. Поэтому греки представляли себе эти понятия в виде реальных существ, как это встречается иногда и на гораздо более высоких ступенях развития; достаточно вспомнить спор между номинализмом и реализмом. Но так как подобные абстракции не познаются чувственным образом, то они должны были принадлежать к миру духов; естественно, что, подобно всем остальным духам, их представляли себе в человеческом образе. Поэтому им приписывали и половые отличия: например, войну изображали в виде мужчины, справедливость (Ника) – в виде женщины. Так явились бог войны Арес (также и под другими именами: Фоб и т.д.), богиня победы Нике, бог любви Эрот, богини судьбы Ананке, Немесида, Тиха, три Мойры и множество других подобных божеств. В конце концов этот процесс привел к тому, что каждое несчастье, постигавшее человека, – хотя бы это был не более как треснувший горшок – приписывалось особому духу.

Само собой понятно, что эти верования принадлежат сравнительно поздней стадии религиозного развития, и подобные божества, действительно, только в редких случаях получали правильный культ. Исключение составляет один Арес, но есть основания думать, что он был первоначально космогоническим божеством и только с течением времени превратился в бога войны. Остальные еще у Гомера упоминаются очень редко и играют незначительную роль.

Наряду с этими богами стоит множество второстепенных божеств: духи полей и лесов, как, например, „негодная порода беспутных сатиров" или лукавые куреты и керкопы, – духи гор, как дикие кентавры, – крошечные духи земли, каковы дактили, карлики греков, – духи моря, как седовласый Нерей и его дочери, нереиды. Вера в этих духов восходит до глубокой древности, но для развития греческой религии они имели ничтожное значение и лишь изредка достигали публичного культа. Каждому человеку в отдельности предоставлялось умилостивлять их жертвами и молитвой.

Но в народных верованиях греков удержались до позднего времени остатки еще более древних религиозных представлений. В храме Эрехтея в афинском Акрополе жила священная змея, которая каждый месяц получала медовую лепешку, хоть змеи таких вещей не едят. Змею держали и в храме Асклепия в Эпидавре, как и во всех других храмах этого бога. Остаток животного культа следует видеть и в том, что каждому богу было посвящено известное животное: Зевсу – орел, Гере – корова, Аполлону – волк, Афине – сова, Афродите – голубь. Сюда относятся и столь обычные в греческой мифологии превращения богов в животных.

Повсюду в Греции существовали священные деревья; путники молились перед ними и украшали их лентами и другими жертвенными дарами. Особенно знаменит был священный платан близ Гортины на Крите, под которым Зевс сочетался с Европой, под священной пальмой на Делосе Лето родила Аполлона, а на Самосе, у реки Имбра, показывали иву, под которой родилась Гера. Местопребыванием Додонского Зевса считали ствол одного старого дуба; Аполлон и Афина садятся в „Илиаде", „подобно коршунам", на ветви священного дуба, который стоял перед воротами Трои. Вообще, священные рощи были любимым местопребыванием богов; здесь главным образом служили им в ту эпоху, когда еще не существовало храмов. И как каждому богу было посвящено известное животное, так каждый из них имел и свое дерево: Зевс – дуб, Аполлон – лавр, Афина – оливковое дерево, Афродита – мирт, Дионис – хмель.

Даже священным камням воздавали почести еще в позднее время; народ поклонялся им как фетишам и смазывал их маслом, а образованные люди почитали их как символы божества. Когда позже богов стали изображать в виде людей и животных, то и эти истуканы часто становились предметом поклонения; в известные праздники их купали и одевали в новые драгоценные одежды.

К этим остаткам древних религиозных представлений принадлежит и культ мертвых, который сохранился у греков и в историческую эпоху. Мы видели, как образовалась вера в душу, живущую в нашем теле и продолжающую жить после его разрушения. Сновидения доказывали, по-видимому, что и души умерших продолжают принимать участие в судьбе живых; очевидно, что это участие носит тот же характер, который оно имело в то время, когда душа еще жила на земле, заключенная в видимое тело. Следовательно, дух мертвого будет по-прежнему питать вражду к своим врагам, и эта вражда будет тем опаснее, что при обычных условиях дух незрим.

Итак, надо было найти средство защитить себя от мести таких привидений. Нам часто удается склонять к миру наших живых врагов; нельзя ли сделать того же с духами мертвых? Если мы будем давать им такие подарки, которые доставляли им удовольствие при жизни, не вероятно ли, что они смирят свой гнев и откажутся от мести? В таком случае (это соображение принадлежит уже более высокой стадии религиозного развития) не имеют ли духи наших родственников и друзей еще больше прав на подобные приношения?

Пренебрежение к ним может раздражить их и навлечь на нас их вражду.

Эти соображения легли в основу культа мертвых. Но в историческое время он ограничивался в Греции преимущественно почитанием предков; от культа умерших врагов оставались лишь незначительные следы. В награду за почести, оказываемые мертвым, от них ожидали помощи и защиты; еще у Эсхила Электра молится духу своего покойного отца, точно богу. С другой стороны, тот, кто пренебрегает этой обязанностью, навлекает на себя месть мертвых или, по позднейшему представлению, кару мстящих за них богов.

Очевидно, что душа будет иметь после смерти такие же потребности, как и при жизни, потому что, покидая тело, она не изменяется. Итак, ей нужно прежде всего жилище, в котором она могла бы найти покой, т.е. могила. Поэтому мысль остаться непогребенным, „сделаться добычей собак и хищных птиц", была для грека так же невыносима, как для средневекового христианина – мысль о муках ада. Затем это жилище надо снабдить всем, что было мило и дорого мертвому на земле: одеждами и оружием, которые он носил при жизни, утварью, которою он пользовался здесь[68]68
  Где трупы сжигаются, как в Ионии в гомеровское время, там эти предметы сжигаются на костре вместе с покойником, и их пепел кладется в могилу.


[Закрыть] Известно, к каким чудовищным обычаям ведет это представление, обычаям, господствовавшим в первобытное время, а у варварских народов господствующим и теперь; известно, что и у индогерманцев жена следовала за мужем в могилу и что при погребении приносили в жертву рабов, чтобы они служили душе господина в загробном мире. Следы этого обычая сохраняются еще в мифах и обрядах гомеровской эпохи. Так, Эвадна бросается на костер, на котором горит труп ее мужа Капанея. Но в гомеровское время этот обычай уже был оставлен. Однако при погребении своего друга Патрокла Ахилл убивает двенадцать троянских пленников и, кроме того, четыре лошади, двух собак и множество быков и овец, и все это сжигает на костре вместе с трупом.

Смягченной формой этих древних человеческих жертвоприношений являются кровавые битвы в честь мертвых, устраивавшиеся при погребении. В Италии из этого обычая развились, как известно, гладиаторские игры, в Греции же он рано вышел из употребления. Его заменили гимнастические состязания, без которых в гомеровское время не обходилось ни одно большое погребение; впрочем, на похоронах Патрокла сражаются еще и острым оружием.

Труп хоронили первоначально не сжигая; в эпоху микенской культуры и в период дипилона этот обычай был господствующим в европейской Греции. При этом труп бальзамировали или клали в мед, чтобы предохранить от разложения. Отсюда, может быть, произошел упоминаемый у Гомера обычай ставить на костер кувшины с жиром и медом. Дело в том, что в азиатской Греции, по крайней мере в Ионии, в гомеровскую эпоху перешли уже к сжиганию трупов, которое в эпосе является единственным способом погребения. Позже в Греции практиковались без различия оба способа.

Но душа умершего нуждается не только в жилье: ей нужна также и пища; доставление последней и было первоначальной целью культа мертвых. Поэтому между жертвами, которые приносили покойному, главное место занимали съестные припасы; на могиле убивали животное, кровь выливали на землю, а мясо зарывали. Еще в „Одиссее" рассказывается о том, как мертвый пьет кровь жертвенных животных и как благодаря этому к нему снова на короткое время возвращается сознание. Когда позже это грубое верование, по которому покойник нуждается в пище, уступило место более чистому представлению, жертвоприношения в честь мертвых все-таки сохранились, приняв символический характер. Они составляли священный долг для живых, и так как культ мертвых был тесно связан с могилой, то последняя была для грека святыней в гораздо более высоком смысле, чем для нас могилы наших родных и друзей. Грек сражался столько же за могилы предков, сколько за свое имущество и храмы богов; и это чувство долго продолжало жить еще и в классический период.

При таком веровании особенное значение должны были иметь могилы царей. Как царь при жизни защищал свое государство от неприятельских нападений, так и его дух после смерти тела охраняет страну от бедствий; притом очевидно, что дух государя несравненно могущественнее, чем дух простого гражданина. Итак, для всей общины очень важно сохранить расположение столь могущественного союзника. Поэтому в погребении царя принимает участие, как мы видим в „Илиаде", весь народ; все приносят жертвенные дары и все носят землю для могильного холма. Так возникли те колоссальные могилы царей, которые мы находим в Микенах и Малой Азии. С падением монархии этот обряд должен был, конечно, выйти из употребления; но и тогда удержался обычай оказывать основателям новых городов божеские или, как позже говорили, героические почести, а обычай хоронить заслуженных граждан на счет государства был остатком тех же древних верований.

Правда, те грубые представления, которые легли в основу культа мертвых, были отчасти очень рано оставлены. По понятиям гомеровского времени, душа после погребения попадает в мрачное жилище Аида, которое помещали на самой отдаленной западной оконечности земли; отсюда она более никогда не возвращается. Сообразно с этим, мы не находим у Гомера никаких следов верования в воздействие мертвых на мир живых; души почивших – бессильные тени; в гомеровском мировоззрении нет места для веры в привидения. Возможно, что это представление стоит в связи с обычаем сжигать трупы, который первоначально имел, вероятно, целью посредством быстрого разрушения тела сделать невозможным возвращение души. Может быть, также упадку культа мертвых у ионийцев способствовало то обстоятельство, что они покинули родину, где находились могилы предков. Но в самой Греции культ мертвых удержался и оказал сильное влияние на выработку религиозных представлений.

Вообще дробление нации, обусловленное характером поверхности страны, должно было глубоко влиять на развитие верований. Хотя отец Зевс повсюду считался верховным богом, но в каждой местности выдвигалось, наряду с ним, свое, местное божество: в Аргосе и Самосе – Гера, в Брауроне, Эретрии, Фере и Эфесе– Артемида, в Коринфе и на острове Кипр – Афродита, в Элевсине – Деметра, в Мегаре и Милете – Аполлон, в Фивах – Геракл. Притом, каждое божество имело множество прозваний, и последние сплошь и рядом должны были вытеснять в местных культах настоящее имя бога. Так, например, в Селинунте в V веке бог войны назывался официально Фоб („приносящий страх"), богиня земли – Малофор („дающая плоды"), богиня смерти – Пасикратия („всепокоряющая"). Пока смысл этих прозваний оставался понятным, как в настоящем случае, до тех пор не могло возникнуть сомнений в их тождестве с общеупотребительными именами богов. Но очень часто имя бога, употреблявшееся в культе, исчезало из разговорного языка. Например, уже современники Гомера так же мало понимали буквальный смысл имени Геры, как и мы; вследствие этого они считали ее особым божеством наряду с Дионой, тогда как первоначально обе составляли одно и то же лицо. Мы видели, что таким же образом из Дионы-Геры выделились Афродита и Артемида, из Аполлона – Асклепий, из Гелиоса – Геракл, из Деметры – Персефона. Ясно, что каждое из этих новых имен должно было первоначально возникнуть в одной какой-нибудь местности и отсюда распространиться по всем областям, населенным греками. При этом могло случаться, что божество называли не тем именем, которое оно носило в культе, а по имени местности, в которой оно особенно почиталось и которая поэтому считалась его любимым местопребыванием. Так, Афродита, как известно, часто называется у Гомера просто Кипридой или Кифереей. Точно так же покровительницу Афин сами афиняне называли просто „богиней", а все остальные греки – „афинянкой" Так как Афины представляли один из древнейших центров греческой культуры, то покровительниц других городов стали отождествлять с афинской богиней; являются Афина Итонская, Алалкоменейская и т.д. Таким образом, Афина сделалась национальной богиней, подобно тому как аргосская Гера почти во всей Греции вытеснила из культа древнюю Диону.

Но для того, чтобы культ получил широкое распространение, нужны благоприятные условия. Поэтому культ большей части местных богов Греции не вышел за пределы того города или округа, в котором он первоначально возник. Между тем понятие божества совершенно субъективно; бог лишь в том случае бог, если кто-нибудь ему поклоняется[69]69
  Я говорю здесь, конечно, только о богах политеистической народной религии.


[Закрыть]Даже Геракл и Асклепий для Гомера не боги, потому что в его время им не служили в большей части ионийских городов; в его глазах они такие же люди, как все остальные герои „Илиады" Если Геракл – сын Зевса, то ведь такого же происхождения и Сарпедон. Так были разжалованы в смертные те самые существа, которые в другой части Греции считались богами. Но они все-таки не обыкновенные люди, подобные нам; они – сыновья, внуки или правнуки богов, их силы далеко превосходят силы людей, „которые теперь находятся в живых", они не страшатся вступать в борьбу даже с богами. Итак, они стоят на середине между богами и людьми; они – полубоги[70]70
  У Гомера само понятие уже встречается, но, за исключением одного позднейшего места „Илиады" (XII. 23), еще нет термина для его выражения. (Илиада Гомера/пер. Н.М.Минского. М., 1896. С.188).


[Закрыть] или, как это выражали одним словом, которое, впрочем, первоначально имело гораздо более широкий смысл, – герои. Эти герои жили, конечно, в глубокой древности; так возникла та теория о периодах мировой жизни и о постепенном вырождении человечества, которую мы находим у Гесиода.

В религиозных вопросах также, в конце концов, одерживает верх большинство. Грек, видя, что его местное божество за пределами его родины не почитается более нигде, или только в немногих соседних областях, должен был, наконец, спросить себя, имеет ли в самом деле такое существо право считаться богом; а в этом вопросе заключался и ответ на него, ибо кто сомневается, тот уже перестал верить. Таким образом, многие из местных богов были низведены на степень героев даже там, где возник их культ; из бессмертных они обратились в смертных, а места, где им воздавали почести, стали считаться местом их погребения. Вследствие этого культ героев должен был приблизиться к культу мертвых. Граница между обоготворенными предками и богами, низведенными на степень людей, исчезла, и очень возможно, что среди бесчисленных героев, которых почитали в различных частях греческого мира, было немало некогда действительно существовавших людей. Во всяком случае для того, чтобы память о выдающихся людях могла в первобытное время пережить несколько поколений, нужны особенно благоприятные условия. У дикаря короткая память; длинная вереница его предков и владык его государства скоро сливается в ней в одну неопределенную массу. И вот, на место действительного родоначальника племени или основателя города становятся фантастические герои-эпонимы, в которых олицетворяется имя рода, племени или города и которым воздаются почести, принадлежавшие раньше всем предкам вообще.

Когда позже, под влиянием оживленных сношений и успехов цивилизации, число божеств, в которых верил грек, сильно возросло, тогда естественно должна была явиться потребность внести какой-нибудь порядок в эту путаницу. При господствующем антропоморфическом взгляде на богов их взаимные отношения также должны были представляться подобными тем, которые существуют в человеческом обществе. По образцу человеческого государства, отличительными чертами царства богов являются монархический образ правления и родовой строй. Во главе его стоит самый могущественный из богов, владыка неба и молнии – Зевс; остальные божества неба являются его сыновьями и дочерьми, за исключением, конечно, царицы неба, Геры, которая, по представлениям того времени, когда складывалась эта система, в качестве супруги Зевса не могла быть его дочерью; поэтому ее сделали, по крайней мере, его сестрой. Речных богов также можно было представлять себе сыновьями Зевса, так как реки питаются дождями; по другому верованию они являются сыновьями морских божеств – Тефида и Океана. Напротив, с божествами земли и моря Зевс связан, очевидно, менее тесным родством; поэтому Аид и Посейдон считаются его братьями, Деметра – его сестрою. Таким же образом и остальные божества связываются с главными богами и друг с другом при помощи родственных отношений.

Но и сам Зевс должен был иметь отца и мать. Итак, кто же были его родители? Гомер и Гесиод отвечают: Кронос и Рея. Из них Кронос есть, вероятно, не кто иной, как сам Зевс, эпитет которого у Гомера – Хронион; так как подлинный смысл этого слова был рано утрачен, то его стали принимать за имя отца. Рея – богиня доэллинских обитателей Крита, стоящая в тесном родстве с малоазиатской „великой матерью" Кибелой. Именно на Крите и возник миф о происхождении Зевса, почему и само действие мифа было локализировано на этом острове.

Запросы народной религии были удовлетворены этой системой, но теоретическое богословие не могло остановиться на ней. Возникал вопрос о том, кто были родители Кроноса и Реи; чтобы ответить на этот вопрос, Кроноса и Рею вторично ввели в генеалогию под другими именами. Их отцом оказывается Уран, бог неба, т.е. снова тот же Кронос-Зевс, их матерью – Гея, богиня земли, т.е. та же Рея. Наконец, чтобы добраться до какого-нибудь начала, – Урана, на основании древних мифологических представлений, признали сыном его собственной супруги Геи, которая, в свою очередь, вышла из Хаоса. Нескромный вопрос о происхождении самого Хаоса, вопрос, которым позже ребенок Эпикур приводил в смущение своих учителей, тогда еще не возникал.