Текст книги "Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной"
Автор книги: Юлиус Белох
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
Точно так же Гомер не знает и фракийцев вне тех мест, где они жили в историческую эпоху, т.е. вне северного побережья Эгейского моря. По позднейшему сказанию, они жили в фокидском городе Давлии и в Беотии у Геликона. Ближайший повод к этому представлению подал, по-видимому, род Фракидов, который занимал выдающееся положение в Дельфах и был, вероятно, распространен также в других фокидских городах; затем, имя давлийского царя Терея, по звуку напоминавшее фракийский язык; наконец, то обстоятельство, что как вблизи Геликона, так и вблизи Олимпа, во фракийской Пиерии, существовали храмы в честь муз. С их культом уже в сравнительно раннюю эпоху были связаны тайные мистические учения, как доказывают сказания об Орфее и Мусее. Поэтому Эвмолпа, мифического основателя элевсинских таинств, считали фракийцем; даже если бы он не был ясно назван сыном Мусея, уже одно его имя показывает, что он находится в связи с культом муз. Это достаточно характеризует значение всего сказания для истории.
Рассказывали также о переселениях в Грецию с Востока. В основе этих сказаний лежат отчасти мифы солнечного цикла, которые давали повод к развитию подобных сказаний у самых разнообразных народов; затем, в этих рассказах отразилось сознание, что начатки высшей культуры перешли к грекам с Востока. В том виде, как эти мифы дошли до нас, это без исключения продукт позднего творчества, так как они предполагают уже существование довольно тесных сношений между Грециею и древними культурными народами Азии и Египта; поэтому у Гомера еще нет и намека на эти мифы.
Так, рассказывали, что Пелопс пришел из Лидии или Фригии на полуостров, который с тех пор называется по его имени. Его можно было бы принять за героя-эпонима Пелопоннеса; но Пелопией назывались также дочь Пели, или Ниобы, и мать Кикна, сына Арея. Мать Пелопса – Эврианасса, дочь Дионы; его дед со стороны отца – Ксанф („сияющий"), двое его сыновей назывались Хрисиппом и Алкафоем. Эти имена не оставляют никакого сомнения в том, что Пелопс первоначально был солнечным героем; этим и объясняется миф о его состязании с Эномаем из-за обладания Гипподамией. Поэтому название Пелопоннес, неизвестное еще и Гомеру, означает „остров солнечного бога"; как известно, на крайней южной оконечности полуострова – мысе Тенар – стоял знаменитый храм, посвященный Гелиосу. Таким образом, первоначально Пелопс по существу тождествен с Гераклом, который в значительной степени вытеснил его из мифа и культа; и в самом деле, генеалогия пелопоннесских династий в древнейшее время примыкает к Пелопсу, в позднейшее – к Гераклу. Впрочем, первое место, по крайней мере в Олимпии, всегда занимал Пелопс.
Миф о переселении Даная из Египта стоит в связи со сказанием о странствованиях Ио, которое в том виде, в каком оно дошло до нас, могло сложиться лишь после того, как грекам был открыт доступ в Египет, т.е. не ранее конца VII века. Еще гораздо позднее, в IV или III столетии, сложился миф о египетском происхождении древнеаттического областного героя Кекропса, культ которого, впрочем, никогда не был всеобщим.
Мы уже видели (выше, с. 106), как превратились в финикийцев Феникс и брат его Кадм. Дочь или, по позднейшему мифу, сестра Феникса Европа, была будто бы уведена Зевсом из Финикии на остров Крит, где она родила Миноса. Уже отсюда ясно, что Минос не имел ничего общего с финикийцами; напротив, он чисто греческий бог – точно так же, как Феникс, Кадм, Европа, его жена Пасифая, „всем светящая", его дочери Федра, „сияющая", и Ариадна, жена Диониса. Впоследствии и Минос был низведен на степень героя; уже у Гомера он является царем Кносса, а позднее критяне приписывали ему свои законы. Между тем местное имя Миноя часто встречается на островах и побережьях Эгейского моря: кроме самого Крита, также на Аморге, Сифне, на побережье Мегариды. Из этого заключили, что Минос владел всеми этими местами и, следовательно, был сильным морским царем, царство которого обнимало собою Киклады и вообще весь бассейн Эгейского моря. Но в Сицилии также был город Миноя, основанный выходцами из мегарской колонии Селинунт и, без сомнения, названный по имени небольшого острова Миной вблизи нисейской Мегары. Поэтому сложилось сказание, будто Минос переселился в Сицилию и там погиб. Так как Селинунт основан около 650 г., то этот миф не мог возникнуть ранее VI века.
Все эти сказания около начала V века приведены были в систему и связаны, с одной стороны, с мифами, образующими содержание эпоса, с другой стороны – с древнейшими историческими преданиями. Хронологической основой при этом служили генеалогии героев, представленные отчасти уже Гомером, но полнее Гесиодом. Вначале Греция была будто бы населена пеласгами, затем переселились с Востока Данай, Пелопс, Кадм и другие. После этого следует поход аргонавтов, поход „семи против Фив", Троянская война и другие подобные предприятия, о которых повествовал эпос. Потом настал век великих переселений: прежде всего вторжение фессалийцев в равнину Пенея и вызванное этим беотийское переселение, затем переселение дорийцев и союзных с ними элеян в Пелопоннес, наконец, колонизация островов и западного побережья Малой Азии.
Так было достигнуто мнимое подобие прагматизма в истории первобытной Греции; и если по отдельным вопросам уже в древности не было недостатка в сомнениях, то в общем греки смотрели на эту систему как на историческую истину. Мало того, в главных чертах ее и теперь еще преподают как истину. Вот почему традиционную историю греческой древности нельзя было обойти и здесь.
ГЛАВА VI. Распространение греков вдоль берегов Средиземного моря
Арена первобытной истории греков ограничивалась главным образом странами, расположенными вокруг Эгейского моря. Но уже в то время, когда складывались великие эпопеи, географический горизонт стал постепенно расширяться. В одной из позднейших песен „Илиады" упоминаются египетские Фивы; песни о странствованиях Одиссея упоминают о киммерийцах, исконных обитателях северного побережья Черного моря, и о светлых летних ночах на севере, о которых греки могли узнать только на этом берегу; „Телемахия" знает, наряду с Египтом, и Ливию, а позднейшие песни „Одиссеи" обнаруживают знакомство с сикелами и страной Сиканией. Ни одно предание не сохранило имен смельчаков, впервые решившихся выйти в открытое море, которое фантазия населила всевозможными чудовищами и сказочными существами и которое на самом деле таило в себе немало ужасов и опасностей; но их подвиги продолжали жить в песнях о походе аргонавтов и о возвращении героев из-под Трои.
За открытием новых земель вскоре последовала колонизация. Некогда, в седую старину, недостаток земли заставил греков уйти на острова Эгейского моря и на западное побережье Малой Азии; теперь эти области были заняты, и кому на родине становилось слишком тесно, тот принужден был переселяться в более отдаленные края. При этом в первое время торговые интересы еще вовсе не принимались во внимание уже по той причине, что в Греции еще не существовало промышленности, которая работала бы для вывоза. Искали плодородных стран; а были ли вблизи хорошие гавани, это имело второстепенное значение. Поэтому первым делом поселенцев быдо – поделить между собой землю; еще в начале V века сиракузские старожилы называли себя надельниками. В этом заключается основное различие между греческой и финикийской колонизацией: каждое финикийское поселение было прежде всего торговой факторией, которая при благоприятных условиях могла развиться в земледельческую колонию; греческие поселения были с самого начала земледельческими колониями, из которых, правда, многие с течением времени стали крупными торговыми пунктами.
Древнейшая колонизация этого периода все еще напоминала беспорядочное движение тех переселенцев, которые некогда хлынули на острова и берега Малой Азии; таковы, например, поселения ахейцев и локрийцев на юге Италии. Но по мере того, как греки направлялись все в более и более отдаленные страны, колонизация должна была принять другой характер. В самом деле, плавание по лишенному островов западному морю, и в особенности путь в Ливию и по бурному Черному морю, требовали опытности в морском деле, которою не обладали жители земледельческих прибрежных областей греческого полуострова, – а они-то и основывали до сих пор поселения за морем. Поэтому Аттика, Беотия, Арголида перестали теперь принимать прямое участие в колонизационном движении. Их место заняли города, которые или совсем еще не упоминаются у Гомера, или только мимоходом, но которые, благодаря своему выгодному положению, стали средоточиями морской торговли: Халкида и Эретрия у пролива Эврипа, который представляет наиболее удобный путь для сообщения между Грецией и Фессалией; Мегара и Коринф на Истме, где оба моря, омывающие Грецию, отделены друг от друга несколькими километрами; Родос, Лесбос и другие острова Эгейского моря; наконец, прибрежные города Ионии, особенно Милет. Это не значит, что все колонисты, вышедшие отсюда, чтобы в далеких странах найти себе новую отчизну, были в самом деле жителями этих городов. Эти города служили лишь сборными пунктами, куда стекались выходцы из окрестных областей – все те, кто не мог найти себе пропитания на родине, или кого в чужой край гнала жажда приключений или недовольство политическим строем. Однако, города, из которых исходила колонизация, брали на себя организацию этого предприятия: они давали руководителей и поставляли корабли, и их учреждения служили образцом для колоний.
Но раз колония была основана, она обыкновенно становилась в совершенно независимые отношения к своей метрополии. Отношения были такие же, какие, по греческому закону, существовали между отцом и взрослым сыном; гражданину метрополии оказывали в колонии всевозможные почести, а колония, в свою очередь, могла рассчитывать на то, что во всех тяжелых обстоятельствах найдет помощь в метрополии. Что колония находилась в особенно оживленных сношениях с метрополией, – это разумеется само собой; и с течением времени колонии становились для метрополии самыми надежными оплотами ее торговли и самыми лучшими рынками для произведений ее промышленности.
Таким образом, воспоминание об этой связи сохранялось до позднего времени. Но ближайшие обстоятельства, которыми сопровождалось основание колоний, возникших ранее VI века, окутаны мраком сказаний. Исторических записей в это время еще совсем не было, и дошедшие до нас даты основания колоний почти все добыты посредством счета поколений или путем еще более шатких соображений. Такого рода известия могут дать нам только самые общие указания и должны быть в каждом отдельном случае сопоставляемы с прочим содержанием традиции. Одно не подлежит сомнению, – что в первую половину VII века колонизация южного побережья Фракии была в полном ходу и греки уже заселили также берега Тарентского залива.
Ни одна страна не представляла столько благоприятных условий для греческой колонизации, как берега Италии и Сицилии по ту сторону Ионического моря. Находясь на одной широте с метрополией, эти страны обладали климатом, который был совершенно сходен с греческим; только зима здесь еще несколько мягче, а лето менее тягостно, чем у Эгейского моря. Девственная почва береговых равнин и речных долин отличалась баснословным плодородием, а густой высокий лес, покрывавший горы, давал отличный материал для постройки кораблей. К тому же и поездка туда, даже при очень примитивном состоянии мореплавания, не представляла каких-либо серьезных трудностей, так как восточная оконечность Япигии отделяется от Акрокеравнского (Керавнского) мыса в Эпире расстоянием в 75 км, и в ясную погоду с одного берега виден противоположный.
И действительно, сношения между обоими берегами развились очень рано. В Мессапии найдены были черепки ваз микенского стиля, а некрополи доэллинской эпохи в Восточной Сицилии свидетельствуют о культуре, которая отчасти стоит под влиянием микенской. Кажется даже, что еще в доисторическую эпоху происходили переселения с Балканского полуострова в Италию по Отрантской дороге. По крайней мере, есть указания на то, что некогда на западном берегу Тарентского залива жили хоны; наконец, тождество имени этого народа с именем эпирских хаонов, живших у Акрокеравнского мыса, едва ли случайно. Может быть, именно поэтому италийцы называли эллинов греками; а греки, по преданию – эпирское племя, которое, впрочем, в историческую эпоху было забыто.
Как бы то ни было, во всяком случае в течение VIII и уже никак не позже начала VII века, эллины завладели восточным побережьем теперешней Калабрии. Новые поселенцы сами называли себя ахейцами и считали себя потомками пелопоннесских ахейцев. И действительно, их язык очень родствен с арголидским наречием, а могучий Кратис, принимающий в себя воды с северного склона Силы и несущий их в Ионическое море, получил свое имя от одной из рек, орошающих пелопоннесскую Ахею. С этого времени италийские хоны исчезают из истории; вероятно, они слились с ахейцами в один народ.
Новая родина названа была по имени одного рано исчезнувшего туземного племени Италией, и это имя потом постепенно распространилось на весь полуостров до самых Альп. В этой обширной стране грекам открылось безграничное поле деятельности, и сознание этого выразилось в названии „Великая Греция", которым приблизительно в VI веке начали обозначать колонии по ту сторону Ионического моря, в противоположность к тесноте, какая ощущалась в метрополии благодаря чрезмерной густоте ее населения. Если даже это и было сильным преувеличением, то оно в известном смысле было оправдано блестящим развитием ахейских поселений. Весь берег Тарентского залива покрылся кольцом цветущих городов: на севере, у устья Брадана, Метапонтий, красноречивой эмблемой которого был ржаной колос в его гербе; затем Сирис в плодородной низменности у устья реки того же имени, казавшийся поэту Архилоху идеалом колонии; далее к югу, где Кратис впадает в море, – Сибарис, богатство и роскошь которого скоро вошли в пословицу. С Сибарисом соперничал Кротон, вблизи Лацинского мыса, на вершине которого новые поселенцы воздвигнули храм царице неба Гере, – храм, сделавшийся главной святыней италийских греков. От этого здания до сих пор сохранилась колонна, которая высоко поднимается над синими водами Ионического моря, служа маяком для кораблей. Наконец, еще южнее, у мыса Стило, находилось последнее из ахейских поселений, Кавлония.
Вскоре ахейцы проникли также в глубь страны и через узкий полуостров на побережье Тирренского моря. Здесь Сибарис основал колонии Скидр и Лаос, и далее к северу, на равнине Нижнего Силара, Посейдонию, храмы которой еще и в наше время величаво высятся над покинутой страной – великолепнейший памятник греческой архитектуры, какой сохранился до нас в западной части Ионического моря. Колония Пике, на середине пути между Посейдонией и Лаосом, была основана, по всей вероятности, Сирисом; она лежала как раз напротив последнего у Ионического моря, и впоследствии находилась с ним в тесных сношениях. Кротон основал в верхней долине Кратиса Пандосию и на Катанзарском перешейке, где Ионическое море отделяется от Тирренского пространством в несколько миль, – Терину и Скиллетий. Теперь ахейцы владели всей страной от Брадана и Силара к югу до Теринейского и Скиллетийского заливов, на протяжении около 15 тыс. кв. км.
Примеру ахейцев последовали вскоре локрийцы, жившие напротив них у Коринфского залива. К югу от ахейских поселений, недалеко от мыса Зефирия, они основали новые Локры. Этот город также скоро достиг богатства и могущества и расширил свои владения до западного берега полуострова, где основал колонии Гиппоний и Медму.
Между тем и Восточная Греция стала обращать свои взоры на новооткрытые западные страны; прежде всех халкидцы, самый храбрый народ Эллады, как они названы в одном древнем изречении. Так как побережье Тарентского залива уже было занято, то они поплыли дальше в Сицилию, мифическую страну киклопов и лестригонов. Этих племен они, впрочем, там уже не нашли, но зато встретили народ италийского происхождения, сикелов, или, как они называли себя в западной части острова, сиканов – народ храбрый и воинственный, но лишенный национального единства и потому не сумевший отразить чуждых пришельцев. Здесь, у подошвы величественной, покрытой снегами Этны, халкидцы основали Наксос – их первое поселение и вообще первый греческий город на сицилийской почве. В благодарность богу, благополучно проведшему их через море, Аполлону-Предводителю, поселенцы воздвигли ему алтарь, на котором позднее, когда Сицилия сделалась греческой областью, обыкновенно приносили жертвы все те, кто отправлялся на празднества в метрополию.
Из Наксоса халкидцы вскоре завладели окрестной страной. На юге они основали Катану, Леонтины, Каллиполис, Эвбею; на севере, у пролива, отделяющего Сицилию от Италии, – Занклу, называвшуюся позднее Мессеной, и напротив, на материке,– Регий. Отсюда открылось перед греками обширное Тирренское море. Правда, скалистый западный берег теперешней Калабрии и безводные Липарские острова представляли мало привлекательного; зато на небольшом острове Пифекуссе (Исхия), у берега страны опиков, они нашли такое место для колонии, лучше которого нельзя было пожелать: при чрезвычайно плодородной почве он представлял полную безопасность против неприятельских нападений. Поэтому халкидцы поселились здесь уже очень рано, может быть, еще в VIII веке. Вскоре они решились перейти и на соседний материк, где на плоском, открытом берегу Гаэтанского залива, на крутой трахитовой скале заложены были Кумы, названные так по имени одной деревни на прежней родине – Эвбее. Отсюда позднее, приблизительно около 600 г., был основан „Новгород", Неаполь, а в непосредственном соседстве с Кумами, в Дикеархии (Поццуоли) поселились самосские беглецы (527 г.). Другой большой остров Неаполитанского залива, Капрея, также был заселен, вероятно, халкидцами, потому что еще в эпоху царей мы встречаем там греческое население.
Кумы представляют крайний пункт на западном берегу Италии, занятый халкидцами и вообще греками. С самого своего основания и до конца они стояли в стороне от прочих колоний; сплошной ряд греческих поселений в Италии кончается у Силара (выше, с. 178). Подобную же позицию занимала на южном берегу Тирренского моря Гимера, основанная около 650 г. колонистами из Занклы и бывшая единственным греческим городом на северном берегу Сицилии. Этим закончилась халкидская колонизация на Западе.
Пример, поданный Халкидой, скоро вызвал подражание. Еще в VIII веке коринфяне заселили богатый остров Керкиру у эпирского берега и затем также направились в Сицилию. Так как полоса около Этны и морского пролива была уже занята халкидцами, то они пошли дальше к югу и на небольшом острове Ортигия, у лучшей гавани восточного побережья Сицилии, основали колонию Сиракузы, которой суждено было со временем сделаться метрополией греческого запада. Отсюда заложены были в глубине страны Акры и Касмены и затем, около 600 г., Камарина на обращенном к Ливии юго-западном берегу Сицилии. Но колонизаторская деятельность собственно Коринфа была направлена главным образом на северо-западную часть греческого полуострова. Здесь в течение VIII века возникла сплошная цепь коринфских и коринфо-керкирских поселений: Халкида и Моликрия в Этолии, у входа в Коринфский залив; Соллион, Анакторион и особенно Левкада в Акарнании; Амбракия в плодородной равнине по нижнему течению Аратора в Эпире; Аполлония и Эпидамн – у входа в Адриатическое море на иллирийском берегу.
Подобно Коринфу, и соседняя Мегара рано приняла участие в колонизации Сицилии. Здесь, между Сиракузами и халкидскими Леонтинами, основана была новая Мегара, по преданию, еще в VIII столетии, во всяком случае, раньше, чем Сиракузы достигли большого значения и начали, в свою очередь, высылать колонистов в другие места. Окруженный могущественными соседями, город лишен был возможности расширяться в глубь страны, вследствие чего мегарцы, когда собственная область оказалась тесной для них, принуждены были двинуться на запад. Вблизи крайней западной оконечности острова, на берегу Ливийского моря, они основали Селинунт, приблизительно около того самого времени, когда халкидцы заложили на противоположном берегу Гимеру (около 650 г.). Новая колония, благодаря своей плодородной почве, скоро достигла значительного благосостояния и в свою очередь основала ряд поселений, в том числе Миною вблизи устья Галика (Платани), названную так по имени небольшого острова на старой греческой родине.
Из государств греческого материка еще только Спарта приняла участие в колонизации Запада. Внутренние смуты, вспыхнувшие там после покорения Мессении, заставили, по преданию, часть побежденной партии покинуть отечество. Эмигранты отплыли в Япигию и основали здесь, при единственной хорошей гавани на юго-восточном побережье Италии, колонию Тарент (около 700 г.). Спустя два столетия, незадолго до Персидских войн, спартанцы сделали еще одну попытку укрепиться на западе; ниже мы вернемся к этому предприятию.
От азиатских греков Сицилия и Италия были слишком отдалены, вследствие чего они не принимали почти никакого участия в заселении этих стран. Исключение составляет Родос, жители которого вместе с критянами около начала VII века основали в плодородной низменности у устья Гелы колонию того же имени – первый греческий город на южном берегу Сицилии. Отсюда спустя около столетия (приблизительно в 580 г.) основан был дальше к западу Акрагант на значительной возвышенности, с которой открывается чудесный вид на близлежащее море. Этим был заполнен промежуток, который оставался в ряду греческих городов между Гелой и Селинунтом. Приблизительно в то же самое время выходцы из Родоса и Книда, под предводительством гераклида Пеитафла, сделали попытку поселиться на крайней западной оконечности Сицилии, у мыса Лилибея. Но здесь эллины встретили сильный отпор со стороны элимов, исконных жителей этой части острова, и со стороны граждан соседней финикийской колонии Мотии. Новые поселенцы и их селинунтские союзники потерпели поражение, сам Пентафл был убит, а остаток его людей принужден был искать убежище на пустынных Липарских островах, которые благодаря этому и были присоединены к греческим владениям.
Еще раньше открылся для греческой торговли далекий запад. По преданию, самосский моряк Колей, занесенный бурей по пути в Египет на ливийский берег, первый попал в Тартес, страну, богатую серебром, вблизи Геракловых столбов (около 600 г.). Приблизительно около этого самого времени ионийские фокейцы основали недалеко от устья Родана колонию Массалию, которая вскоре сделалась средоточием торговли в этих краях и распространила свое влияние далеко в глубь страны кельтов. Соседний берег покрылся массалийскими факториями, как Антиполис и Никея у подошвы морских Альп, Агате в лагунах теперешнего Лангедока, Эмпории в Пиренеях. Отсюда фокейцы вдоль иберийского берега проникли в Тартес, где вступили в дружественные сношения с туземцами и основали колонию Менаку: это был крайний пункт, которым завладели эллины на западе. На Кирне (Корсика) фокейцы также устроили свои колонии. Около 565 г. они основали на восточном берегу острова Алалию, и когда после падения Сард Иония принуждена была подчиниться персам (545 г.), значительная часть фокейских граждан, покинув отечество, ушла к своим единоплеменникам в Алалию, которая, таким образом, из простой торговой фактории превратилась в могущественный город.
Но эти успехи были большею частью недолговечны. Одновременно с эллинами, может быть, даже несколько раньше их, в западную часть Средиземного моря проникли и финикийцы. Северное побережье Ливии от Большого Сирта до Геракловых столбов покрылось кольцом их колоний, между которыми первое место занял со временем Карфаген, благодаря своему чрезвычайно благоприятному положению. Вскоре они перешли и на лежащие напротив Африки острова. Они заселили Мелиту и Гавл и основали на западе Сицилии Мотию, Панорм и Солунт – вероятно, в течение VII века. Дальнейшему расширению их владений помешали греки; напротив, в Сардинии финикийцы могли беспрепятственно устраивать колонии, так как греки, хотя и собирались поселиться здесь, но никогда серьезно не приводили в исполнение этого намерения. Вдоль южного и западного берегов острова появился целый ряд финикийских колоний: Каралис, Нора, Сулхи, Фаррос и другие. Питиусские острова, по преданию, были заселены в 654—653 гг. карфагенскими колонистами. В страну серебряных рудников, Тартес, финикийцы проникли еще в VIII веке; здесь главным оплотом их сделался Гадес, расположенный на небольшом острове за Геракловыми столбами, на берегу океана.
Теперь столкновение с эллинами стало неизбежным, и, кажется, именно опасность, угрожавшая финикиийцам с этой стороны, побудила их разбросанные колонии сплотиться вокруг Карфагена в одно государство, или по крайней мере значительно облегчила Карфагену дело объединения. Прежде всего нужно было вытеснить фокейцев из Корсики, где они поселились незадолго перед тем. Для этого финикийцы нашли союзников в этрусках, которые уже давно наводили на греков страх своими смелыми морскими разбоями и не меньше финикийцев видели для себя опасность в том, что фокейцы поселились в таком непосредственном соседстве с их побережьем. Натиску двух народов, считавшихся в западной части Средиземного моря самыми опытными в морском деле, фокейцы не могли противостоять; хотя они в открытом морском сражении и одержали победу, даже несмотря на численный перевес неприятеля, однако их потери при этом были так велики, что они принуждены были отказаться от Алалии. Они ушли в Южную Италию и основали здесь, между Пиксом и Посейдонией, колонию Гиелу или, как ее позднее обыкновенно называли, Элею.
Теперь Массалия была изолирована и предоставлена собственным силам. Она не могла уже удержать за собой Менаку, и Карфаген без сопротивления завладел Тартесом. Однако в пределах своих владений Массалия победоносно отражала все нападения финикийцев, и кончилось тем, что между владениями обоих городов установилась как бы демаркационная линия: к северу от мыса Артемисия (Cap de la Nao) осталось преобладающим массалийское влияние, к югу, на восточном побережье Иберии – карфагенское.
Кирн после удаления фокейцев подпал под этрусское влияние. Еще раньше, кажется, этруски завладели плодородной равниной по нижнему течению Волтурна и основали там ряд колоний, средоточием которых была Капуя. Теперь они обратили свое оружие против эллинских Кум (по преданию, в 524 г.). Но здесь победа досталась превосходившим их в военном искусстве грекам; теперь последние, в свою очередь, могли перейти в наступление, чтобы защитить дружественные латинские города от порабощения этрусками. Но Кумы не могли долго противостоять в неравной борьбе, и только благодаря помощи сиракузцев греки удержались здесь приблизительно до конца V века.
Почти одновременно с началом колонизации запада началось распространение эллинов по направлению к северу и юго-востоку. На первом плане и здесь стояли халкидцы. Напротив Эвбеи врезывается с севера в Эгейское море большой полуостров, который благодаря значительному расчленению берега и плодородию почвы особенно привлекал к себе поселенцев. Здесь возник длинный ряд греческих колоний, большая часть которых была основана выходцами из Халкиды; отсюда и позднейшее название полуострова – Халкидика. Соседняя с Халкидой Эретрия и остров Андрос также приняли участие в этой колонизации; первая основала несколько городов на полуострове Паллена, Андросу обязаны своим происхождением Стагир, Аканф и Сана в восточной части Халкидики. Как коринфяне последовали за халкидцами на запад, так они и сюда пришли за ними. На узком перешейке, соединяющем полуостров Паллена с Халкидикой, они основали колонию Потидею (около 600 г.), которая до самой Пелопоннесской войны оставалась самым значительным городом этого края. Коренные жители, фракийцы, coхранили свою независимость только на крутых склонах Афона.
Дальше к востоку паросцы в первой половине VII века завладели гористым островом Фасос, в то время еще покрытым густым девственным лесом. Новые поселенцы вскоре перешли на соседний материк, где они основали ряд торговых станций, как, например, Эсиму и Галепс, хотя им пришлось также вести продолжительную борьбу с воинственными фракийскими племенами. Может быть, еще раньше хиосцы основали на южном берегу Фракии Маронею; уже „Одиссея" восхваляет превосходное вино этой местности, которое в продолжение всей древности сохраняло свою славу, а Архилох рассказывает о войне маронейцев с фасосцами из-за обладания портовым городом Стримой, которая окончилась победой Фасоса. Напротив Фасоса, на плодоносной равнине между Нестом и Бистонской бухтой, жители Клазомены построили в 651 г. Абдеру, но не могли устоять против нападений фракийцев. Более счастливы были жители Теоса, которые после покорения Ионии персами (542 г.) переселились сюда и заняли покинутый город; теперь Абдера в короткое время превратилась в самый значительный и цветущий город всего побережья и приняла живое участие также в духовной жизни нации.
Область, лежащая к востоку от Абдеры и Маронеи, была покрыта колониями азиатских греков. Из городов метрополии до эпохи греко-персидских войн одна только Мегара основала здесь колонии, подобно тому как из азиатских городов только Родос и Фокея принимали участие в колонизации запада.
Лесбос и Тенедос долго оставались крайними форпостами эллинского мира на северо-востоке. По-видимому, только в течение VIII века населению этих островов удалось завладеть южной частью Троады, от покрытых лесом склонов Иды до входа в Геллеспонт; впрочем, ни одна из многочисленных колоний, основанных здесь, не достигла более или менее значительного развития. Затем лесбосцы перешли также на европейский берег Геллеспонта и построили Сеет в самом узком месте пролива и Алопеконнес – на северном берегу фракийского Херсонеса. Наконец, и Энос у устья широкого Гебра, главной реки Фракии, был заселен митиленцами. Дальнейшему распространению греков на этом побережье положили предел воинственные фракийские племена.
За лесбосцами вскоре последовали милетцы. Около 670 г. они основали напротив Сеста Абидос и приблизительно в то же самое время (по преданию, в 675 г.) – Кизик, на перешейке, соединяющем гористый полуостров Арктоннес с азиатским материком. Вокруг этих колоний возник целый ряд других милетских поселений, как, например, Проконнес на острове того же имени вблизи Кизика, Парион, Приап, Киос на южном побережье Пропонтиды, Лимны и Кардия на фракийском Херсонесе. В колонизации этих мест приняли участие и другие ионийские города. Так, фокейцы основали (651 г.) соседний с Абидосом Лампсак, сделавшийся позднее самым значительным городом на Геллеспонте, теосцы заложили на южной оконечности фракийского Херсонеса Элей, самосцы – Перинф на северном берегу Пропонтиды (около 600 г.).