Текст книги "Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной"

ГЛАВА II. Культура древнейшей Греции

В то время, когда началось разделение племен, наши индогерманские предки представляли полубродячий пастушеский народ[64]64
  Schrander О. Sprachvergleichung und Urgeschichte. 2 Aufl. Iena, 1890.


[Закрыть] Их богатство состояло главным образом из рогатого скота, коз и овец; остальное имущество они везли с собой на четырехколесных повозках, запряженных волами, как мы это видим еще в историческое время у скифов и германцев. Была ли уже приручена лошадь, мы не знаем; во всяком случае она еще не употреблялась для верховой езды. К этим древнейшим домашним животным присоединилась позже свинья, прирученная, по-видимому, уже после того, как племена арийской группы отделились от своих индоевропейских родичей.

Лишь только индогерманцы перешли на лесистые пространства Средней Европы, где было меньше корма для стад, чем в обширных степях Востока, они должны были, не покидая скотоводства, обратиться и к земледелию. Названия плуга и пашни, слова „сеять", „косить", „молоть" и т.п., – общи всем языкам индоевропейской группы. Возделывали пшеницу, овес, просо, лен, может быть, также горох, бобы и лук. Но все-таки земледелие носило чрезвычайно примитивный характер и рядом со скотоводством играло лишь второстепенную роль. Даже когда переселения кончились и племена заняли свои последние места, прошло еще много времени, прежде чем старые кочевые привычки совершенно исчезли. Еще в эпоху Цезаря земледелие считалось у кельтов и германцев занятием, недостойным свободного человека; да и вообще в это время наши предки едва только начали знакомиться с оседлостью и частной земельной собственностью. Что и греки некогда стояли на этой ступени развития, с удивительной проницательностью заявил уже Фукидид. „Страна, именуемая ныне Элладою, – говорит он, – заселена постоянными жителями лишь с недавнего времени, так как раньше происходили в ней переселения, и каждый народ легко покидал свою землю, будучи тесним другими обитателями, всякий раз в большем числе. Дело в том, что при отсутствии торговли и безопасных взаимных сношений на суше и на море каждый возделывал свои поля лишь настолько, чтобы пропитать себя, никто не имел средств в избытке, не засаживал деревьев, потому что не знал, когда нападет на него другой и по беззащитности жилищ отнимет у него имущество; к тому же каждый рассчитывал, что везде добудет себе дневное пропитание"[65]65
  Фукидид. История Пелопоннесской войны в восьми книгах /пер. Ф.Г.Мищенко. Т.]. М., 1887. С.36. [Фукидид. История. I. 2]


[Закрыть]

Свои орудия и оружие индогерманцы изготовляли исключительно из дерева или камня; единственный известный им металл – медь – употреблялся, по-видимому, только для украшений. С гончарным искусством они уже были знакомы, но гончарного станка не знали. Одеждой служили им, вероятно, звериные шкуры, которыми и позже нередко пользовались для прикрытия тела; но уже очень рано люди научились выделывать нитки из шерсти овец или волокон льна и из этих ниток изготовлять полотна и ткани. Эта новая одежда состояла из широкого, падавшего складками плаща, сшитого по образцу звериной шкуры. Еще во времена Тацита он составлял единственную одежду германцев; под названием „платья" вообще этот плащ в течение всей древности оставался главной частью греческой одежды, а тога италиков также представляла не что иное, как это старое индогерманское одеяние. Древнейшим жилищем была, вероятно, повозка; при более продолжительных остановках строили из дерева и глины круглые хижины с очагом посредине, дым которого выходил в дверь. Италийские погребальные урны или храм Весты в Риме могут дать представление о такой хижине. Иногда устраивались и врытые в землю жилища, которые у фригийцев, скифов и германцев удержались до очень позднего времени.

Таково было, в отношении материальной культуры, то наследство, которое греки принесли со своей индогерманской родины. Древнейшие археологические памятники из стран, прилегающих к Эгейскому морю, обнаруживают степень развития, во многом сходную с той, которую мы сейчас изобразили. Так, в развалинах древнейшего поселения на месте Илиона не найдено почти ни одного металлического орудия, тогда как каменные изделия встречаются во множестве. Тут же находят сосуды из грубой непромытой глины, блестящего черного или красноватого цвета, иногда украшенные геометрическим орнаментом и, большею частью, сделанные только рукою, без помощи какого-либо инструмента. Но все-таки то поколение, которому принадлежат эти памятники, сделало крупный шаг вперед сравнительно со своими индогерманскими предками: оно уже приобрело оседлость и научилось защищать свои поселения каменными стенами и возводить свои дома на каменных фундаментах.

Над остатками этого древнейшего троянского поселения лежат развалины второго города. Здесь, рядом с многочисленными каменными орудиями, оказалось множество изделий из меди, а найденные тут же формы из слюдового сланца доказывают, что металл обрабатывался на месте. Кроме того, здесь было открыто множество золотых и серебряных украшений и сосудов, в которых Шлиман видел остатки „сокровищницы Приама"

В общем культура этого „второго города" представляет большое сходство с культурой более древних пластов; особенно глиняная утварь выделана из того же грубого материала и часто имеет ту же форму. В постройке укреплений обнаруживается уже довольно большое искусство; город окружен стеной, снабженной выступами наподобие башен, и ворота защищены чрезвычайно тщательно. Внутри находился скромный „дворец" владыки города, состоявший из мужской комнаты с примыкающим к ней помещением для женщин. А за стенами, на равнине и на соседних холмах, еще и теперь, как во времена Гомера, возвышаются огромные могильные насыпи троянских царей – зрелище, которого не забудет никто, кому удалось переплыть „широкий Геллеспонт"

Культура, с которой мы знакомимся здесь, получила широкое распространение. Мы находим ее остатки на Кикладских островах – в особенности на Аморге и Фере, в самой Греции – на крепостном холме в Тиринфе, под развалинами царского дворца, в Элевсине – близ Афин и в беотийском Орхомене, но главным образом – на острове Кипр. Раскопки, произведенные в этих местах, обнаружили отчасти более развитую культуру, сравнительно с троянской. Так, на Кикладах, рядом с грубыми „троянскими" глиняными изделиями, встречаются уже сосуды из промытой глины, изготовленные на гончарном станке и украшенные цветной живописью; орнаментом служат геометрические фигуры и растения. Дальше обнаруживаются и первые начатки каменной скульптуры: мраморные сосуды со спиральным орнаментом и чрезвычайно грубые мраморные статуи обнаженной богини со скрещенными на груди руками, без сомнения, местные подражания металлическим сосудам и идолам, завезенным с Востока.

Но было бы ошибочно заключать из этих наблюдений об этнографическом единстве народов, живших на протяжении от Кипра до Трои. Культурное родство и этнографическая близость – две совершенно различные вещи; они могут совпадать, но отнюдь не в силу необходимости. Каждый народ в течение своей исторической жизни проходит ряд культурных стадий, и двигательной силой этого развития бывает обыкновенно влияние соседей. При этом высота культуры у различных племен тем легче уравнивается, чем первобытнее культурная стадия, в которой они находятся. Так, например, позже, в начале исторического периода, мы находим у греков, лидийцев, карийцев и ликийцев в общем совершенно одинаковые внешние формы общежития. Нет никаких оснований предполагать, что в доисторическое время дело обстояло иначе, раз уже начали развиваться сношения по Эгейскому морю. Итак, если народ, населявший Троаду в каменный и медный период, не принадлежал к греческому племени, – в чем, кажется, нельзя сомневаться, – то отсюда нельзя делать никакого вывода о национальности обитателей западного побережья Эгейского моря, стоявших на таком же культурном уровне, как троянцы. Напротив, ввиду широкого распространения этой культуры на греческом полуострове едва ли можно допустить, что ее носителями были не греки. Есть веские основания думать, что греки перешли в Малую Азию именно в период этой „троянской" культуры. В самом деле, сказание о войне из-за Елены могло локализироваться в Илионе только в такое время, когда там существовал крупный культурный центр, а таким центром был именно „второй город", тогда как все позднейшие поселения на этом месте до эллинистической эпохи имели ничтожное значение. Далее, эту борьбу можно было локализировать в Трое лишь после того, как греки вступили в тесные сношения с областями, лежащими у Геллеспонта, а это едва ли могло случиться до заселения Малой Азии. В таком случае остатки древнейшей культуры на Кикладах, которые мы выше описали, должны быть, по крайней мере отчасти, греческого происхождения, потому что культура распространялась вдоль Средиземного моря с востока на запад и, следовательно, греки, заселяя острова и Малую Азию, ни в каком случае не могли принести с собой более высокую культуру, чем та, которую они нашли в этих местах.

Как бы то ни было, несомненно, что эгейско-кипрская культура бронзового периода находилась уже под сильным влиянием Вавилона и Египта. Отсюда были заимствованы спиральный орнамент и изображения обнаженной богини, отсюда ввезены были изделия из слоновой кости, найденные во „втором городе" на Гиссарлыке, или по крайней мере материал, из которого они были изготовлены, наконец, от египтян греки научились, может быть, и сооружению каменных построек.

Вначале посредницей при этих сношениях была Малая Азия, которая, как огромный мост, соединяет Евфрат с Эгейским морем. В древнейшую эпоху существует только сухопутная торговля; товары переходят из рук в руки, от племени к племени, и как медленно ни совершается такого рода сообщение, оно разносит успехи цивилизации во все углы материка. Этим и объясняется то обстоятельство, что греческие колонии на западном берегу Малой Азии развились скорее, чем сама метрополия: здесь, на ионийском прибрежье, лежат долины Меандра и Герма, естественные пути в глубь малоазиатского полуострова и дальше – к культурным центрам Востока.

Напротив, море, как средство сообщения, долго играло второстепенную роль. Малые размеры и плохая конструкция древних судов принуждали мореплавателей часто приставать к берегу; поэтому они всегда держались как можно ближе к берегу и только в совершенно тихую погоду и в лучшее время года решались выходить в открытое море. Кроме того, они ежеминутно должны были быть наготове защищать свою жизнь против враждебных береговых жителей и морских разбойников. Таким образом, правильное морское сообщение было возможно в древности только между соседними городами; далекое путешествие предпринимал только тот, кто жаждал добычи или приключений. Даже после того, как Кипр и Памфилия были заселены греками, сношения этих колоний с их метрополией еще долгое время были очень ограничены. Эти крайние форпосты греческого мира ведут самостоятельное существование. Кипр в области искусства идет своим собственным путем, сохраняет свое древнее наречие, в противоположность всем остальным областям Греции отказывается усвоить фонетическое письмо и не принимает никакого участия в том политическом и социальном движении, которое с VIII века охватило греческий мир. И Памфилия в этом отношении немногим разнилась от Кипра.

Только финикийцы или, как они сами называли себя на своем языке, сидонцы установили прямое сообщение между Грецией и дальним Востоком. Они часто упоминаются в позднейших частях гомеровских эпопей; они являются здесь в качестве постоянных посетителей греческих гаваней, в которых остаются иногда на всю зиму. Как ловкие и не совсем честные купцы, они пользовались дурной славой у греков, но их терпели ради их товаров. В VIII и VII веках в их руках была, вероятно, большая часть торговли на Эгейском море; к этому времени относится и большинство произведений финикийской промышленности, найденных на греческой почве.

Не раньше этого времени начались и торговые сношения финикийцев с Грецией. Во всяком случае греки были, по-видимому, уже опытными мореплавателями, когда финикийцы появились на Эгейском море, потому что вся развитая морская терминология Гомера – чисто греческого происхождения или, по крайней мере, не обнаруживает никаких следов семитического влияния. Само собой разумеется, что с усовершенствованием мореплавания шло об руку постепенное заселение островов и малоазиатского побережья; следовательно, мы должны допустить, что ко времени появления финикийцев греки уже прочно основались в Малой Азии. Мало того: то обстоятельство, что имя ионийцев (яван) обратилось у восточных народов в общее название греческого народа, доказывает нам, что финикийцы вступили в постоянные сношения с греками, жившими у Эгейского моря, лишь тогда, когда Иония в экономическом отношении стояла уже во главе греческих государств[66]66
  Греки, без сомнения, уже гораздо раньше приходили в соприкосновение с финикийцами на Кипре; но обитатели этого острова, при своей обособленности и своеобразных нравах, должны были вначале казаться семитам особым племенем. Еще родословная потомства Ноя в Бытии не причисляет Кипра к яванам, а называет Киттима сыном Явана.
  105


[Закрыть] Даже эпос в своих древнейших частях еще ничего не знает о финикийских купцах на Эгейском море. Таким образом, правильные сношения финикийцев с Грецией начались, по-видимому, не раньше VIII столетия, хотя вполне возможно, что отдельные мореплаватели из финикийцев уже раньше доходили до берегов Греции и что финикийские изделия попадали на греческий рынок сухим путем через Малую Азию или через Кипр.

Но финикийских поселений на берегах Эгейского моря никогда не существовало. Молчание эпоса в этом отношении очень красноречиво; о финикийцах не упоминает ни троянский каталог, ни список народов, населяющих Крит (в „Одиссее"). Следовательно, в гомеровские времена на берегах Греции не было финикийских колоний и певцы ничего не знали о том, чтобы здесь когда-нибудь существовали такие поселения. Очевидно, что и позднейшие известия этого рода не могут быть основаны на каких-нибудь достоверных свидетельствах!.. Мы имеем здесь дело с мифами или, вернее, с полуучеными комбинациями, лишенными всякого исторического основания. Особенно важную роль играл в них греческий солнечный герой Феникс („кроваво-красный"), который вместе со своим братом Кадмом был обращен в семита. Затем уже повсюду, где почитались эти герои, предполагали существование финикийских поселений: в Фивах, где крепость была, по преданию, построена Кадмом, на Фере, Родосе, Фасосе и других островах. Ни в одном из этих мест и вообще нигде в бассейне Эгейского моря не было найдено остатков финикийских поселений, например, некрополей, и попытки новейших ученых объяснять греческие названия мест заимствованием из финикийского языка представляют простую игру слов и не привели ни к каким положительным результатам. Вообще в древнегреческом языке было очень мало слов, заимствованных из семитических наречий.

Да и не было надобности устраивать такие поселения и вообще поддерживать прямое сообщение по морю. Раз восточная культура проложила себе путь через Малую Азию в области, окружавшие Эгейское море, она должна была, в силу своего превосходства, влиять все сильнее и сильнее. С течением времени так называемая „микенская" культура совершенно вытеснила „троянскую" Микены и соседний Тиринф были, действительно, одним из ее главных центров, но она распространилась и по всему восточному берегу Греции от Лаконии до Фессалии, и далее – на Крит, Родос и многие другие острова Эгейского моря до западного берега Малой Азии, а в своих крайних разветвлениях – даже до Кипра, т.е. вообще на всем пространстве, которое было населено греками в доисторическое время. Только в западных областях Балканского полуострова, которые поздно начали выходить из варварского состояния, до сих пор не найдено следов этой культуры.

От культуры каменной эпохи в это время почти уже не осталось следов. В могилах Микенского кремля еще встречаются наконечники стрел из обсидиана, но вообще оружие и орудия уже все бронзовые. Чистая медь употребляется еще только на сосуды; железо встречается только в позднейших пластах этой эпохи, да и то лишь в небольшом количестве.

Большая же часть украшений и утвари – из драгоценного металла; даже платья украшаются нашивками из золотых пластинок, и лица знатных покойников обыкновенно покрыты золотыми масками. Большие успехи сделала и керамика: материалом служит отлично промытая бледно-желтая глина, гончарный станок находится уже во всеобщем употреблении, и совершенно исчезли причудливые формы троянских сосудов. Зато вазы покрываются теперь живописью, и впервые появляется та блестящая лаковая краска, которая с этого времени остается характерным признаком греческих глиняных изделий.

Каменные постройки свидетельствуют уже о большом искусстве. Колоссальные стены, сложенные из огромных плит, окружают кремль; внутри возвышается обширный дворец со множеством комнат и с дворами, которые окружены колоннами. Для погребения умерших царей сооружаются великолепные склепы, иногда огромных размеров, как, например, знаменитая „Сокровищница Атрея" близ Микен, самый замечательный архитектурный памятник всей этой эпохи. Об успехах декоративной скульптуры свидетельствует львиная группа, которая до сих пор возвышается при входе в Микенский кремль. Стены дворцов и сводчатые потолки склепов украшаются каменными плитами, покрытыми рельефными изображениями, но изредка появляется уже и стенная живопись, которая отчасти берет сюжеты даже из человеческой жизни.

Нет сомнения, что эта культура развилась из троянской или островной культуры. Так, Тиринфский дворец несравненно обширнее и роскошнее Троянского, но общий план обоих – один и тот же. В микенском орнаменте все еще господствуют спираль и розетка, которые мы встречаем уже в Трое, и формы растений, как на островах; к этим видам орнамента присоединяются впервые полипы и другие морские животные. Керамика Кикладских островов подготовила гончарное искусство Микен, и переход от первой ко второму совершался постепенно; например, в Элевсине в одной и той же могиле были найдены рядом микенские и троянские вазы.

С другой стороны, как уже было упомянуто, микенская культура находится под сильным влиянием Востока. В культурных центрах этого периода было найдено множество предметов, несомненно, восточного происхождения: изделия из плавикового шпата, из египетского фарфора, из слоновой кости, египетские скарабеи; в одной из микенских могил нашли даже страусовое яйцо. Металлические вещи также частью ввезены с Востока, частью, по крайней мере, изготовлены по восточным образцам; это доказывается как совершенством техники, так и характером находящихся на них изображений, между которыми главное место занимают листья лотоса, пальмы, папируса и восточные животные, как газель и лев. Глиняные сосуды микенского стиля были недавно найдены в Египте, в пластах, относящихся, по-видимому, ко времени от конца XVIII до начала XX династии, т.е. приблизительно от середины XIV до середины XII столетия. Следовательно, и микенская керамика находится в зависимости от восточных образцов, ибо невероятно, чтобы уже в столь раннее время из полуварварской Греции ввозились вазы в Египет. Где именно выработался этот микенский стиль, до сих пор неизвестно. Есть основания думать, что его родиной была северная Сирия, но определенное решение этого вопроса сделается возможным только тогда, когда будут исследованы в археологическом отношении области Передней Азии.

Культура, с которою мы знакомимся по гомеровским песням, находится в ближайшем родстве с микенской. Дворец Тиринфа до мельчайших подробностей похож на царские дворцы, изображенные в эпосе. В одной из микенских могил была найдена, можно сказать, модель золотого кубка Нестора, описанного в „Илиаде" Мозаику из разноцветных металлов, какую мы видим на микенских клинках, знает и Гомер, тогда как позже эта отрасль искусства была оставлена. Микенские цари, совершенно так же, как гомеровские герои, сражались на боевых колесницах. Наконец, важнейшими городами Греции являются у Гомера как раз главные центры микенской культуры: Спарта, „богатые золотом" Микены, „минийский" Орхомен, – и это тем замечательнее, что в историческое время Микены и Орхомен имели ничтожное значение.