Текст книги "Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной"

Автор книги: Юлиус Белох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Методологические приемы Диодора лучше всего выясняются, если сравнить сохранившиеся у Фотия отрывки из сочинения Агатархида Книдского о Красном море с соответствующей частью „Исторической библиотеки" Это сравнение показывает, что Диодор дает не более как сокращенный пересказ своего источника, хотя он и не считает нужным сообщить нам об этом обстоятельстве. В таком же отношении стоит он и к Полибию, и вообще – повсюду, где мы еще имеем возможность сравнивать Диодора с его источниками, мы приходим к тому же выводу. Это обстоятельство делает для нас его произведение самым важным из всех исторических сочинений древности, какие дошли до нас; его „Историческая библиотека" оправдывает свое название и, по крайней мере отчасти, пополняет пробел, обнаруживающийся в наших источниках между Ксенофонтом и Полибием. Так, без Диодора мы очень мало знали бы по истории Сицилии в доримскую эпоху; ему мы обязаны тем, что Дионисий и Агафокл представляют для нас не бесплотные тени. Точно так же у Диодора мы находим единственный связный и более или менее подробный рассказ об эпохе Филиппа и войнах после смерти Александра, а для полувекового промежутка от Пелопоннесской войны до Филиппа его „Библиотека" составляет важное дополнение к „Греческой истории" Ксенофонта. Даже список афинских архонтов, эта основа всей греческой хронологии, дошел до нас в связном виде только у Диодора. Как важен для нас Диодор, лучше всего показывает состояние греческой историографии за тот период, для которого его описание не сохранилось, – потому что, к сожалению, и этот источник дошел до нас не вполне: за исключением немногих отрывков, вся вторая половина „Библиотеки", обнимавшая эпоху от 300 до 60 г. до Р.Х., погибла, а из первой половины также недостает пяти книг (VI—X), обнимавших древнейшую историю Греции до похода Ксеркса.

Во всемирно-историческом повествовании роль отдельной исторической личности неминуемо умаляется; между тем именно великие люди прошлого продолжали возбуждать живой интерес даже в то время, когда всякая способность к пониманию исторических явлений была давно утрачена. Правда, александрийская эпоха создала богатую биографическую литературу; но эти ученые труды уже не соответствовали извращенному умственному вкусу современного общества. И вот, на исходе первого века нашей эры Плутарх из Херонеи задался целью облечь старый материал в новые формы. Он был философом, по крайней мере в том смысле, в каком это слово понималось в его время; у него не было никаких данных, чтобы сделаться историком: легко понять, что должны представлять собою его биографии. Лучше всего характеризует его точку зрения странная мысль ставить рядом с каждым греческим героем топорного римлянина; при этом, например, Перикл попадает в компанию с Фабием Кунктатором, Алкивиад – с Кориоланом, Фемистокл – с Камиллом. Плутарх не стесняется даже поставить в параллель с освободителем Сицилии Тимолеоном – Эмилия Павла, подавившего самостоятельность Греции. Но именно это безвкусное произведение составляет главную заслугу Плутарха. Его биографии, по крайней мере греческие, имеют очень ученый вид и испещрены бесчисленными цитатами, но обыкновенно это – чужие перья. Анализ его источников часто представляет непреодолимые затруднения, там как до нас не дошло почти ничего из всей биографической литературы, которою пользовался Плутарх. Но историк древности не может предъявлять больших требований; он должен быть доволен тем, что в этих жалких компиляциях сохранилось все-таки множество драгоценных сведений, которые мы напрасно стали бы искать в наших остальных источниках!.. Мы оценим заслугу Плутарха, если сравним его с римлянином Корнелием Непотом, биографиями которого почти совершенно невозможно пользоваться.

Из всех героев древности наибольший интерес в образованном обществе возбуждал даже во времена упадка великий Александр. В царствование Клавдия ритор Квинт Курций Руф написал по-латыни на основании греческого источника историю завоевания Азии. Гораздо большее значение имеет „Анабасис Александра" Арриана из Никомидии, писавшего в первой половине II века до Р.Х.; этот труд составлен главным образом по сочинениям двух офицеров из войска Александра, Аристобула из Кассандрии, и Птолемея, первого греческого царя Египта. А так как и Плутарх оставил нам жизнеописание Александра, и Диодор посвятил истории великого царя всю XVII книгу своей „Библиотеки", то эта эпоха известна нам лучше, чем какой-либо другой период древней истории; впрочем, все эти сочинения, конечно, не могут вознаградить нас за утрату первоисточников.

Ввиду тесных сношений, существовавших между Грецией и Римом с начала III века, обработки римской истории должны, естественно, представлять важный источник и для истории греческого мира. Но римская анналистика республиканского периода бесследно погибла; великое произведение, в котором Ливий при Августе изложил историю своего народа, отодвинуло на задний план и обрекло на забвение все прежние работы этого рода. Таким образом, все наши сведения по древнейшей истории Рима мы получаем из вторых или третьих рук, за исключением тех немногих событий, о которых сообщают нам Полибий как очевидец, или какой-нибудь документальный памятник. Между тем, и от „Римской истории" Ливия до нас дошла едва четвертая часть; его рассказ обрывается для нас тотчас после битвы при Пидне, и в уцелевшей части недостает целых десяти книг (XI —XX), в которых была изложена главным образом история войны с Пирром и Первой Пунической войны. Но высокий авторитет, которым пользовался Ливий в течение всего императорского периода, имел то последствие, что краткие руководства по римской истории, появлявшиеся в это время, для республиканской эпохи давали обыкновенно простые извлечения из Ливия. Так поступили Флор, Евтропий, Орозий; много пользовался Ливием и Дион Кассий, написавший в начале III века обширную историю Рима на греческом языке. Его рассказ о событиях до 68 г. перед Р.Х. утрачен, но до нас дошли большие извлечения из этой части во всемирной истории византийца Иоанна Зонары XII века.

Уже ритор Дионисий Галикарнасский, живший во времена Августа, дал греческой публике историю Рима от его основания до начала Первой Пунической войны, преимущественно по римским источникам. Но в уцелевшей части рассказ доходит только до децемвирата и, следовательно, лишь мимоходом касается событий греческой истории. Важнее для нас краткая римская история Аппиана из Александрии, II века. Это – чрезвычайно небрежный очерк, составленный, однако, по хорошим источникам; материал расположен в нем по странам, так что внутренняя связь событий большею частью утрачивается. Но как ни плоха эта книга, она представляет собою все-таки один из наших главных источников для истории царства Селевкидов и войн с Митридатом.

Все эти писатели ограничивались преимущественно изложением политической истории. Что касается экономической истории, то древность вообще не дала ни одной обработки ее; для этого ей недоставало главного условия: интереса и способности к изучению экономических явлений. Зато живейший интерес стала возбуждать к себе с IV века история духовной жизни человечества. Но и в этой области древние не пошли дальше частных исследований, ни разу не возвысившись до общей обработки предмета, а тем более – до выяснения взаимодействия между духовным и политическим развитием.

Уже Аристотель дал краткий очерк истории самой популярной из наук – философии; его ученик Теофраст посвятил тому же предмету обширное сочинение („Мнения физиков"), из которого до нас дошли большие отрывки. В II веке до Р.Х. Диоген Лаэртский составил серию биографий знаменитых философов, расположенных по школам; его книга есть последний остаток громадной литературы этого рода, которая не дошла до нас. По истории других наук сохранилось очень мало связных сообщений; таковы отрывки из сочинений родосца Эвдема, ученика Аристотеля, по истории математики и астрономии, и краткий очерк истории медицины во введении к сочинению Цельса. Истории литературы до нас от древности не дошло, несмотря на усердие, с которым этот предмет разрабатывался в александрийскую эпоху; здесь нашим главным источником являются скудные указания, встречающиеся в лексиконе византийца Свиды[50]50
  Правильно: Суда – название анонимного Византийского словаря-справочника конца X в. (Ред. 2008).


[Закрыть]Краткая история музыки сохранилась между сочинениями Плутарха. О древних исследованиях по истории искусств мы узнаем главным образом из „Естественной истории" Плиния, частью также из путеводителя по Греции, составленного во II веке до Р.Х. Павсанием, который обращал особенное внимание на уцелевшие памятники искусства.

Однако историографические произведения дают лишь отраженный свет; они представляют нам события не в их истинном виде, а так, как эти события отражались в уме повествователей. Несчастье древней истории заключается в том, что она лишена той твердой основы, которою являются архивы для истории Средних веков и Нового времени. Тем не менее литературные источники сохранили нам довольно большое число документальных памятников по политической истории древности. Первое место между ними занимают речи, которые были произнесены в Афинском народном собрании или афинских судах, или – как речь Исократа о мире, – будучи лишь изложены в форме речи, распространялись в качестве брошюр книгопродавцами. Речи Демосфена и Эсхина в процессах о посольстве и против Ктесифона дают нам более ясное представление о положении дел в Афинах при Филиппе и Александре, чем какое бы то ни было историографическое повествование. Такую же услугу оказывает нам комедия для эпохи Пелопоннесской войны. Понятно, что при пользовании подобными источниками мы ни на минуту не должны упускать из виду их субъективного характера и не должны принимать за чистую монету ни преувеличений и карикатур Аристофана, ни обвинений в низости и бесчестности, которые возводит адвокат вроде Демосфена на своих противников или на противников своих клиентов. В эту ошибку впадали прежние ученые, но иногда это случается и теперь. – Сюда относится, далее, теоретико-политическая литература греков. До нас дошла одна из древнейших попыток этого рода – трактат „Афинская политая", ложно приписанный Ксенофонту; автором этой книги был афинский олигарх из времен Пелопоннесской войны. Сам Ксенофонт оставил нам краткий очерк государственного устройства Спарты. Гораздо важнее оба больших сочинения Платона „Государство" и „Законы" и особенно „Политика" Аристотеля, – первая теория политики, составленная на основании обширного индуктивного материала. К ним примыкает теперь и новооткрытый трактат „Афинская политая", кем бы он ни был составлен – самим ли Аристотелем или кем-нибудь из его учеников по его инициативе и под его руководством. Здесь мы впервые находим подробное и связное описание государственного строя Афин в IV столетии и, сверх того, еще краткий очерк их политической истории до восстановления демократии после падения Тридцати тиранов; и хотя для древнейшей эпохи достоверность сведений, заключающихся в этом очерке, частью очень сомнительна (как и естественно, ввиду характера источников, которыми мог располагать автор), но он сообщает нам все-таки ряд чрезвычайно важных известий, основанных на документальном материале.

Не таково отношение между документальными памятниками и историографической литературой в области истории умственной жизни. Как ни велики потери, понесенные поэтической литературой греков, – до нас дошли образцы почти всех ее родов, и притом как раз лучшие. Мы еще теперь читаем эпопеи Гомера, от каждого из трех великих трагиков сохранилось по несколько драм, а уцелевшие пьесы Аристофана знакомят нас с характером аттической комедии. В большем или меньшем числе уцелели и речи всех десяти классических ораторов Афин. Из литературы александрийской эпохи также сохранились многие выдающиеся произведения, отчасти в подлиннике, отчасти в латинских переработках. Наконец, при помощи фрагментов мы можем составить себе представление даже о большинстве утраченных памятников поэтического творчества.

В худшем положении находится история наук. Так, из греческих философов доримского времени сохранились полностью только сочинения Платона и большая часть сочинений Аристотеля; От всех остальных уцелели только отрывки, правда, очень ценные, но недостаточные для восстановления систем. Это нарушает правильность перспективы, и мы невольно преувеличиваем значение этих двух мыслителей в истории развития греческой мысли. Из медицинской литературы доримского времени до нас дошло только собрание сочинений учеников Гиппократа, из работ по зоологии – только „История животных" Аристотеля, по ботанике – сочинения Теофраста, по минералогии – только отрывок из сочинения Теофраста „О камнях" Несколько больше сохранилось из литературы по математике: „Элементы" Евклида и множество сочинений Архимеда, Аполлония из Перги, Герона Александрийского и других. С исследованиями александрийских филологов мы знакомимся почти исключительно по схолиям. Из древней географической литературы уцелели лишь немногие мелкие произведения, как, например, относящееся к IV веку описание прибрежных стран так называемого Скилака из Карианды и краткая география в стихах, I века до Р.Х., приписываемая Скимносу Хиосскому. За потери в этой области отчасти вознаграждает нас сочинение Страбона из Амасии в Понте, современника Августа и Тиберия. Он не обладал большими научными сведениями и близко придерживался своих источников, особенно главного из них – Артемидора Эфесского, который за сто лет до него написал такое же сочинение, заслуженно пользовавшееся большой известностью и послужившее источником также для Плиния в географических книгах его энциклопедии. Притом „География" Страбона полна археологических ошибок, так что, например, его описание Греции есть почти не что иное, как комментарий к гомеровскому „списку кораблей" Но он умеет хорошо и наглядно описывать, а многочисленные исторические сведения, рассеянные в его книге, придают ей большую цену и для историографии.

Из хронографических работ древности, которые дошли до нас, древнейшей является так называемая Паросская хроника – найденная на Паросе надпись 264 или 263 г. до Р.Х. Это – не лишенный ошибок краткий список важнейших событий политической и литературной истории Греции, с указанием числа лет, прошедших от каждого из них до времени составления хроники. Большее значение имеют упомянутые выше извлечения из неизвестного нам хронографа, которые Диодор положил в основание своей „Истории" Первое хронологическое сочинение, которое дошло до нас вполне, относится уже к христианскому времени; это хроника Евсевия, епископа палестинской Кесарии. Автор задался целью согласовать библейскую хронологию со светской; свое летосчисление он начинает с рождения Авраама, а рождение Христа помещает в 2015 г. этой эры. Его книга основана исключительно на поздних источниках и имеет поэтому лишь относительное значение, но ввиду крайне неудовлетворительного состояния античной хронографии она является для нас необходимым пособием, в особенности для истории эллинистического периода. Вообще точная хронология древней истории была бы невозможна, если бы вера в связь небесных явлений с событиями человеческой жизни не побуждала античных историков тщательно отмечать все солнечные и лунные затмения, – один из немногих случаев, где суеверие оказалось для чего-нибудь полезным.

На границе между литературными и документальными памятниками стоят монеты и надписи. Из последних в начале XIX века были известны лишь немногие; еще в большом издании Бёка было приведено всего лишь около 7000 надписей, тогда как в настоящее время их число простирается до 30—40 тыс. и эта цифра с каждым днем возрастает. Наибольшее значение надписи имеют, конечно, для так называемых „древностей", т.е. для истории права, финансов, администрации, культа и частной жизни, и относительно всех этих вопросов они произвели полный переворот в наших знаниях; но и политическая история не осталась в обиде, хотя в этой области надписи служат главным образом только для дополнения или исправления сведений, добытых иным путем.

Греческие монеты дошли до нас в большом количестве.

Их значение заключается прежде всего в том, что право чеканки было во все времена одним из главных атрибутов суверенной власти, вследствие чего монеты дают нам самые верные сведения о целом ряде государственно-правовых отношений. Далее, они очень важны и для экономической истории, так как только в них мы можем почерпнуть точные данные о господствовавших в древности системах ценности. Изображения на монетах, заимствованные в большинстве случаев из религиозного культа, составляют важное пособие при изучении греческой религии. Наконец, эти памятники дают ценный материал и для истории пластических искусств, так как мы почти всегда имеем возможность определить древность каждой уцелевшей монеты с весьма небольшим приближением.

Рядом с этими говорящими источниками чисто монументальные памятники имеют лишь второстепенное значение. Как уже было сказано, мы в значительной степени обязаны им нашими сведениями о доисторическом быте Греции; но и для исторических эпох в них содержится немало ценного материала: так, особенно могильные раскопки знакомят нас с верованиями, нравами и экономическими отношениями древних, а изучение городских развалин ставит на твердую почву наши топографические исследования и вводит нас в городскую жизнь греков. Но главное значение монументальных памятников состоит все-таки в том, что они дают нам возможность проследить развитие пластических искусств. Наиболее обильны наши источники по истории архитектуры; многие из знаменитейших строений древности вполне или отчасти стоят еще теперь, и даже там, где уцелели лишь немногие обломки, почти всегда возможна идеальная реконструкция всего здания. Впрочем, сохранившийся материал так обширен и так быстро увеличивается благодаря новым раскопкам, что сколько-нибудь удовлетворительной разработки его мы, вероятно, еще не скоро дождемся. – Из скульптурных произведений первоклассных мастеров до нас дошло, напротив, только одно: статуя Гермеса Праксителя, несравненную прелесть которой может, впрочем, вполне оценить только тот, кому удалось посетить развалины олимпийского святилища. Но мы имеем еще целый ряд произведений второстепенных мастеров и множество копий первоклассных произведений, оригиналы которых утрачены; а рельефные украшения храмов еще и нас непосредственно знакомят с характером работы великих художников классической и эллинской эпох. – Более всех других были подвержены влиянию времени, вследствие непрочности материала, произведения живописи, и из них, действительно, не сохранилось ни одного, которое древние могли бы назвать выдающимся; до нас дошли лишь картины, изготовленные ремесленным путем для декоративных целей. Однако и то, что сохранилось, дает нам возможность составить себе представление о ходе развития греческой живописи и понимать указания наших письменных источников. Правда, о степени гениальности знаменитых художников древности мы можем только догадываться.

Таковы дошедшие до нас источники по греческой истории. Этот материал так обширен, что в течение целого столетия его не удалось вполне разработать, и есть еще целые области, которых едва коснулось исследование. И все-таки, как скудны наши источники в сравнении с тем, что утрачено или что мы имеем в своем распоряжении для других периодов истории! Но было бы слишком опрометчиво из-за этого относиться с пренебрежением к тому, что уцелело, – тем более отчаиваться в возможности всякого истинного познания. Конечно, мы знаем о Гёте несравненно более, чем об Еврипиде, о Наполеоне – чем о Перикле или Александре, о государственном устройстве Венеции – чем о государственном устройстве Афин. Но если нам и повсюду остаются неизвестными подробности событий, если мы и принуждены отказаться от надежды раскрыть психологические мотивы, если, наконец, пробелы в наших источниках и очень велики, – основные черты исторического развития греческого народа выступают перед нами с достаточной ясностью. Мало того, мы можем видеть их тем отчетливее, что здесь не приходится иметь дело с той массой подробностей, которая так часто затрудняет наш взор при изучении более близких нам эпох. История древности похожа на ландшафт, обозреваемый с вершины горы; мелочи ускользают от взгляда, но тем рельефнее выступают характерные черты. Правда, кто видит движущую силу исторического развития в отдельных личностях, в „великих людях", а не в народных массах, стремления которых воплощаются в этих героях, тот пусть лучше не прикасается к древней истории.

Но как бы мы ни относились к этим вопросам, – греческая история остается важнейшей страницей в истории человечества. Все то, за что мы еще теперь боремся, – истина, свобода, равенство, – за все это боролись уже греки. Весь путь развития, в середине которого мы теперь находимся, лежит здесь перед нами готовый и законченный; мы видим, как возникает греческая культура, как она расцветает и приносит плод и как она, в конце концов, умирает, погрузившись в мрак умственного и политического деспотизма, – и причины всех этих явлений ясно выступают перед всяким, кто умеет читать книгу истории. И греки боролись не напрасно. Вся наша новая культура основывается на греческой культуре; грекам мы обязаны всеми благами, которые делают нашу жизнь достойной жизни, – нашей наукой, нашим искусством, идеалами умственной и политической свободы. И эти блага будут существовать даже тогда, когда классическое образование в современном смысле слова исчезнет. Исследовать историю такого народа должно было бы быть одной из наших важнейших задач, даже если бы ее источники были еще гораздо более скудны. Обязанность историка – проникнуть так далеко, как позволяют находящиеся в его распоряжении средства; там, где этих средств не хватает, он должен покориться необходимости и не переступать границ, поставленных нашему познанию.