Текст книги "Хранители времени"

Автор книги: Янина Жураковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Чего просил? – не меньше его удивилась Яна и спустила рычаг. Арбалетный болт просвистел рядом с ухом Идио и воткнулся в землю рядом с моей головой. Идио побелел, как свежевыпавший снег, попытался что-то сказать, но не смог, кулём свалившись на землю. Оно и верно – у Яны был ещё один болт.

"Какой идиот придумал двойные арбалеты?!" – с тоской подумал я, вжимаясь в землю ещё на два сантиметра.

– Сань, прекрати! Можно подумать, я вас расстреливать собралась! – обиделась сестрёнка. Я осторожно приподнял голову. Она взвалила арбалет на плечо, а свободной рукой зачем-то похлопала себя по груди. Недоуменно оглянулась, едва не выронив оружие, перехватила его поудобнее и опять навела на меня! Я заскулил, уткнувшись в траву, и попытался отползти. – Что? Что?

– Арбалет уберите. Пожалуйста! – перевёл Идио, сильнее вжимаясь в землю. Но надо же знать Яну! Презрев опасность, я приподнялся – как раз когда она размахнулась.

– Не кидай! – диким туром взревел я. – Клади! Медленно! Нежжжно! Как ядерную боеголовку!..

Арбалет упокоился на земле, но встать мне удалось лишь с третьей попытки – ноги подгибались, колени дрожали, а сердце колотилось как сумасшедшее. Зло перебирая в уме нелитературные эпитеты, я приготовился к бурной дискуссии, и тут за спиной что-то хрустнуло. Вроде, сухая ветка.

– Идио, повтори-ка, я забыла, кто в Диком лесу водится? – странным голосом спросила Яна. Взгляд её был устремлён поверх моего плеча.

– В-волки, м-медведи… ки-ки-кикиморы т-там, ле-лешие, в-вурдалаки… м-много к-кого! – пролепетал Идио, стуча зубами. Голова и руки у него тряслись как у эпилептика.

– Вурдалаки? – Ну и зачем она так на меня смотрит?! Что интересного у меня за спиной? – Полтора метра в холке, массивные челюсти, на упырей немного похожи?

У меня нашлось мужество обернуться. Правда, нашлось. Но оно немедленно испарилось при виде десятка очень голодных морд. Я же знал это! Перед криком и погоней всегда идет ХРУСТ!!

– Беж-жим? – выдавил Идио. Вурдалаки зарычали, и храбрые, но небезрассудные герои дружно взяли ноги в руки.

До тех пор я и не подозревал, как быстро, оказывается, умею бегать. Хотя ещё ни разу за мной не гналась свора лохматых монстров с акульими зубами. Деревья и кусты сливались перед глазами в одно расплывчатое коричнево-зеленое пятно, я спотыкался о корни, проваливался в ямки и норы, по которым Яна и Идио летели как по ровной дорожке, но каждый раз, когда уже готов был ткнуться носом в землю, железная рука сестры хватала меня за шиворот и вздергивала на ноги. Потом деревья как-то неожиданно подались в стороны, вперед блеснула на солнце водная гладь, и я понял, что не зря-таки учился плавать.

– Врагу-у не сдается наш гордый Варя-я-яг!.. – авангард отважно бухнулся в воду.

– Нет… – пролепетал Идио и вдруг заверещал как блажной: – Не хочу! Не заставите! Пусть лучше съедят!..

– !!!!!!!!!!!!! – цензурными в Яниной фразе были только знаки препинания. Она врезала паникёру по шее, одним молодецким броском швырнула его в воду и сиганула следом. За её спиной разочарованно клацнули зубы.

Позднее мы никак не могли прийти к единому мнению, сколько же продолжался этот спринтерский забег? Мне казалось, что не меньше часа. Яна настаивала на пяти минутах. Идио утверждал, что времени как раз бы хватило, чтобы спокойно выпить кружку воды.

– Жаль, это не обычные волки, – мрачно сказала Яна, отбрасывая со лба мокрые волосы. На берегу бесновалась разъяренная нежить, оглашая окрестности леденящим душу воем. В какой-то момент вурдалаки сунулись в воду, но тут же, истошно визжа, отпрянули назад. Лапы их дымились.

– Ты думаешь, убегать от обычных волков было бы интереснее? – не менее мрачно спросил я, с неожиданной ясностью осознав, что стою по пояс в мутной воде, на довольно-таки прохладном ветерке, замерзаю, а в мою ногу тыкается какая-то любопытная рыбка. А ещё – что вода проточная, и, значит, мы в реке.

– Нет. Просто волкам бы мы скормили Идио, как самого упитанного, они бы и ушли. А этим обед из трёх блюд подавай.

– Ведьмусь, а где Идио? – я завертел головой. – Уж не утонул ли?

– А хоть бы и утонул!.. Всё-таки почему они сюда не идут?

– Я знаю, я! – между нами из воды вынырнул обвитый водорослями «ихтиандр». На его румяной мордашке было написано неземное блаженство, он и думать забыл о том, что секунду назад был готов проститься с жизнью, только бы не лезть в воду. – Здорово! Как же здесь здорово! – он подпрыгнул, что есть силы шлепая ладонями по воде и осыпая нас тучей брызг. Как Яна не задымилась – ума не приложу. – Сто лет в речке не купался!.. Ррувион Ивирский утверждает, что воды рек, текущих с Белых холмов, среброносны и смертельны.

– Почему? – сквозь зубы процедила Яна.

– Так серебро же сильнейший аллерген для всех ликанов! – наивно хлопая глазами, пояснил Идио. – Вернее, почти для всех…

Ликаны, умевшие, оказывается, не только выть и рычать, разразились гневными воплями. Самой частой и единственно понятной фразой была "Рвать всех пергаментомарателей".

– Один из гоблинских диалектов! – Идио снова подпрыгнул. У Яны дёрнулась щека. – Высокое содержание ненормативной лексики!

– И откуда ты столько знаешь? – деланно удивился я, пытаясь если не отвести, то задержать грозу. – И про серебро, и про диалекты? Сам же говорил, что всю жизнь в замке провел.

– Для чего ещё придуманы книжки? – он пожал плечами.

– Послушай ты, энциклопедист-полиглот, – начала Яна таким тихим и ласковым голосом, что у меня глаз задергался и руки затряслись. – Захлопни книжку и не шурши листами, а то неровен час, без переплета останешься.

– Я… я же не знал… я не хотел… – у Идио задрожали губы, а глаза наполнились слезами, став похожими на озёра. – Я просто… прооооостите меня, дурня бестолкоо… блблблбл! – он бухнулся на колени и скрылся под водой. Только пузыри пошли.

– Идио, ты что, совсем дебил?! – печально спросила Яна, вылавливая его.

– Да, – повинился он.

Неподалёку из воды торчали огромные серо-коричневые валуны, похожие на четырёх окаменевших медведей. Мы забрались к мишкам на спины и принялись стягивать с себя одежду, намереваясь высушить её на солнце, а вурдалаки уселись на берегу, намереваясь вести осаду до обедного… то есть, победного конца.

– Что дальше делать будем? – спросил я, раскладывая тунику и штаны для просушки. Идио с таким болезненным изумлением уставился на мои красные в белую полоску трусы, что я невольно смутился. У самого Де Вила вместо трусов были какие-то девчачьи панталончики.

– Сидеть и ждать, – Яна вылила из ботинок воду и блаженно пошевелила пальцами в красно-белых полосатых носках (ну, Один! Ш-шутник!). – Но если не терпится – пойди, объясни волчикам, что они – как же?.. Вот это белка!

– Слушай, я знаю, что я болван, осёл и глюказоид лохматый, – надулся я, – Но зачем об этом постоянно напоминать? Я извинялся! И не один раз! Господи Иисусе!

Идио неодобрительно засопел.

– И нечего на меня смотреть так! – накинулся я на парня. – Сидишь тут, молчишь про меня всякое… А бог всё равно один, Иисус Христос! И в него верую!

– Будто я вам мешаю, – обиделся Идио.

– Сань, не гони волну, – вмешалась Яна, стягивая рубашку вместе с майкой. – Не забывай, миры у нас разные.

– Но в книжках…

– Большинство авторов, с рождения находясь в тисках христианской идеологии, попросту забывает, что хоть Бог один, имена его и обличья могут быть разными. А христианство, кстати, могло возникнуть только в мире, где развитие цивилизации шло параллельно с нашим, где существовал иудаизм с его понятием мессии и римляне с их обычаем распинать преступников на крестах… Зачем я тебе всё это рассказываю?

– Не знаю. Я и не слушаю. Мне есть хочется.

– А ты подумай о чём-нибудь другом – о цветах, о птичках, о солнечном дне…

– Об омлете с колбаской и зеленым луком, – поддержал Идио, не сводя округлившихся глаз с Яниной груди, а, вернее, с её чёрного кружевного лифчика.

– Тьфу на тэбэ! – в животе у меня выразительно заурчало.

Тем временем злые и голодные вурдалаки, у которых в животах урчало не слабее моего, начали действовать. Половина стаи скрылась в зарослях и вскоре вернулась, таща котелок с кашей и вещмешки. Каша удостоилась брезгливого фырканья, мешки же мохнатые мерзавцы принялись нагло потрошить на наших глазах. Вещи, буханку хлеба, банки с консервами небрежно швырнули на песок, здоровенный кусок ветчины (Идио горестно вздохнул) вызвал бурное ликование на берегу и угрюмое молчание на камнях. А когда на свет божий появился солидный шмат сала, белого, с розовыми прожилками мяса и аппетитной корочкой, с тмином и чесночком – не сало, а мечта! – хохляцкая кровь взбурлила, и бедный, голодный шизик (ой, что это я о себе так плохо? непорядок) едва не спёкся. К счастью, его вовремя перехватили и в четыре руки принялись макать в воду, дабы остудить чересчур горячую голову.

– Надо держаться, – твёрдо произнёс Идио между маканиями. Бросил тоскливый взгляд на берег, но тут же взял себя в руки. – Иначе сожрут. С костями и потрохами.

– Знаю! (буль) Всё! (буль-буль) Спасибо! (буль-буль) Я уже (буль-буль-буль)!.. Тьфу, Ян, сейчас-то зачем?!

– Для верности.

Вурдалаки вовсю запихивались ветчиной, а тот, что держал сало, повернулся ко мне и помахал когтистой лапой: иди, мол, сюда, друг ситный. Живот у меня окончательно подвело, и я, не придумав ничего лучше, скорчил гримасу и тоже поманил его пальцем.

То, что произошло дальше, не укладывалось ни в какие законы физики и опровергало все законы логики. Шмат сала легко, как птичка, выпорхнул из вурдалачьих лап и полетел. Только не ко мне, а вверх. Я «потянул» на себя (Как? Не знаю, просто представил, что тяну) – он вильнул влево. Вурдалак, опомнившись, попытался цапнуть сало, но не тут-то было.

– Моё! – свирепо рявкнул я и «дернул» посильнее. Шматок свечкой рванул в небо. – Куда?!! Стоять-бояться! Ты тупой совсем или частями, свиньи кусок, чтоб мне тобой подавиться?! Живо сюда! – Шматок остановился. Покружился на месте. И рванул ко мне. – Вот, молодец, давай, давай… да не так бы-ы-стффф!!! – Мощный хук в солнечное сплетение заставил меня даже не согнуться, а сложиться пополам, как складной ножик «Белка», и вновь отправиться похлебать речной водички.

– Чародей. Всё-таки чародей, – сестрёнка с нежностью поглядела на шматок (разве она могла позволить ему утонуть? Нет! Вот брату – пожалуйста). Мокрый чародей, отфыркиваясь, выбрался на камни и ошалело потряс головой, но мысль "Мой путь в этом мире усеян одними падениями" никуда не делась.

– Я же говорил, – Идио пожал плечами, восприняв трюк с левитацией как должное, и снова уставился на Янин лифчик. Чародеев наш проводник видел и прежде, а подобную… хмм, раскрепощённость и такое интересное бельишко – впервые. [Хотя этот ещё закрытый, вот есть у неё беленький, с розочками… Только не бейте! Я больше не буду! – прим. авт. ] – А хлебушек принесёте?

Я послушно сосредоточился, пытаясь мысленно «зацепить» буханку, но, честное слово, легче было воды решетом наносить. В голове что-то брякнуло, словно порвалась гитарная струна, уши на миг заложило, и стало глухо как в танке.

– Кина не будет? – верно истолковала Яночка мою гримасу.

– Электричество кончилось, – мрачно подтвердил я. – Позор… весь резерв маны угрохал на единичную телекинетическую манипуляцию в пределах первого круга. Хотя КПД, вроде, должен расти постепенно… Да! Да!!! ДА!!!!!!!!!!!!

– Рехнулся?! – Яна от неожиданности чуть не свалилась в воду.

– Прости, просто счастлив… Люди! Я маг! Колдун! Волшебник! Утрись, Саруман!

– Ну ты, это, радуйся потише… Идио, режь.

– А? – переспросил тот, всё ещё глазея (ну вы поняли на что).

– Режь сало, говорю! И хватит глазеть, – она кокетливо поправила бретельку.

Следующие несколько минут были заполнены благовоспитанным чавканьем.

– Одина бы сюда, – дожевывая последний ломтик, мечтательно потянул Идио. – Уж он бы показал нежити поганой, как на Хранителей облизываться!

– И друзей его, – закивала Яна. Да уж, волки у Одина знатные. Как вышли из кустов, сверкнули жёлтыми глазами, меня чуть Кондратий не обнял. А Яна с Идио – офигеть! – их всё время видели. – Упырь – ерунда, на один зуб, а в вурдалаке сорок – пятьдесят килограмм вкусного, легко усваиваемого мяса.

– Не знаю, не знаю, пробовать надо…

Упырь? Там ещё и упыри были?! Потрясающе. Похоже, я единственный нормальный человек в этом мире. Или самый тяжелобольной. Куриная слепота, прогрессирующая глухота, полное отсутствие обоняния… Ян, будь мне родной матерью и тащи варенье.

– Или, к примеру, пару ваших сестрёнок с луками на ту ёлку усадить, – продолжал размышлять Идио. – Они бы живо…

– Говорила уже, я не дриада, – привычно буркнула Яна. – И хватить «выкать», ты на восемьдесят лет меня старше!

– Ага, вот эта штука у вас особенно недриадская, – Идио в который раз покосился на её лифчик. – И волосы, и вы сама… Faro'vaiene tol ceres! А что стрелять не умеете – ничего. Вы теперь Хранители, научитесь, деваться-то некуда. Тирон, вот, уже колдовать начал, а вы меня в речку одной левой… Всё будет хорошо, госпожа Дженайна!

От "вас, Хранителей" Яна слегка позеленела, от "госпожи Дженайны" её чуть удар не хватил. Пару секунд она беззвучно разевала рот, пытаясь что-то сказать, но, видимо, на язык просились одни идиомы.

– Что? – наконец выдавила она. – Я, кажется, не расслышала, ты сказал…

– Тирон и Дженайна! – гордо повторил парень. – А что?

– Меня зовут Яна!!! – сестрин голос сорвался на визг, ввинтившись в голову как штопор в бутылку. Вурдалаки подавились ветчиной.

– Но «Дженайна» звучит лучше, – уверенно сказал Идио, не спеша вынимая пальцы из ушей. – Как звон мечей, как свист стре… эээ… В общем, звучит.

– Да я!.. Хмм. Дженайна. Jaere'nain? – она вопросительно посмотрела на Идио. Тот кивнул. – А что? Мне нравится. Пойдёт!

– А как оно будет смотреться на могильной плите! – не удержался я.

– El Tiraundo будет смотреться не хуже, – «успокоила» меня сестрёнка. Нет, я не понял, что конкретно ты имела в виду…

Небосвод сиял яркой неразбавленной лазурью, солнце поднималось всё выше, обнимая мир ласковым теплом. Его лучи золотили стволы сосен, зажигая янтарные искры в капельках смолы, играли в прятки среди листвы и щекотали теплыми пальцами сонных каменных медведей. Солнечный свет дробился на поверхности воды, яркие зайчики прыгали по волнам, и вся речка переливалась живым золотом. А медведи-валуны потихоньку нагревались – как сковородка, поставленная на плиту…

– Ну што, шмертные? – громко рыкнул старый седой вурдалак, слегка шепелявя из-за выпирающих клыков. – Тепло ли вам, дитятки, тепло ли вам, вкушшные?

Мы промолчали. Было ясно, что скоро на камнях можно будет яичницу жарить.

– Не пора ли ражайтишь? Вы в одну шторону, мы в другую, – не дождавшись ответа, продолжал вурдалак. – Только шперва поделитешь ш нами…

– Чем делиться?! – не выдержал Идио. – Вы всё сожрали!

– А пещёнка? А щердещько? А требуха? На ваш выбор – от каждого.

– Зверобой жри! – я скрутил ему фигу. – Ведьмака на вас нет, вымогатели!

– Тогда пекитешь щебе, пирожки! – злорадно осклабился седой. Стая поддержала его ехидным тявканьем.

– Несправедливо! – я с силой треснул кулаком по камню. Охнув, затряс рукой, дуя на отбитые пальцы. Сестра хмыкнула, придирчиво осмотрела высохшую майку и принялась её натягивать. – Скажешь, нет? Tertium nоn datur, либо заканчиваем жизнь в чьём-то желудке (тебе хочется? мне – нет!), либо сохнем тут, как дедушка Ленин! И пусть через тысячу лет над нашими мумифицированными останками учёные спорят, какому из племен принадлежат этот вид захоронения!

Идио побледнел, живо представив описанную мной картину, а Яна снова хмыкнула, надела рубашку и зачем-то принялась закатывать джинсы.

– Ну почему у нас нет никого, кто встал бы и показал выхухолям тамбовским, с какого конца редьку есть?! – тоскливо продолжал я. – Или, как вариант, старого проверенного АКМ с полным магазином… Где герой? Пусть скорей идёт!

Яна сладко потянулась, спрыгнула в воду и неторопливо пошлепала к берегу. Теперь был уже мой черед хлопать глазами и изображать вытащенную на берег рыбу. И это вопиющее отсутствие здравого смысла они называют Женской Логикой! Какая может быть логика в штурме горы, которую можно обойти? Или в делании того, что вы сами запретили делать?!

Идио не растерялся.

– Не надо, Дженайна, не надо, – каким-то особенно проникновенным и ласковым голосом заговорил он, повисая на руке Яны и пытаясь хоть немного её затормозить. Должно быть, и раньше имел дело с душевнобольными. – Они того не стоят, поверьте.

– Янка, стой! – заорал я, выходя из ступора и бросаясь следом. – И-иди… иди сюда!

Но Яна и не думала становиться чьей бы то ни было закуской. Шагах в пяти от берега она небрежно стряхнула Идио с руки, отпихнула меня и повернулась к вурдалакам.

– Как говорится, добрый вечер, начинаем наше телешоу, – кивнула она мохнатым. – Всё это очень мило, но не кажется ли вам, господа, что вы несколько ошиблись в выборе предмета для охоты? – Запнулась. Подумала немного. И, скрестив руки на груди, продолжила совсем другим тоном: – Вы без понятия, на кого тявкнуть посмели, редиски?

Неладно что-то в королевстве Датском, понял я, когда вурдалаки сперва посунулись вперёд (это понятно), но потом почему-то вдруг шарахнулись назад (непонятно) и, мелко дрожа, сбились в кучу (совсем непонятно!).

– Бить будете? – обречённо спросил седой.

– Э? – удивилась Яна.

– Ой, а тогда мы побежали? – несказанно обрадовалась стая. – Вшего доброго, гошпожа ве…

– Стоять, – приказала сестра. Вурдалаки снова затряслись. – Вещички.

На песок послушно шлёпнулись наши мешки и котелок.

– Свободны, – улыбнулась Яна. Волчишек как ветром сдуло, топот ног затих вдали.

– И это всё? – потрясся я.

– Ага.

– А почему?!

"Почему вы делаете глупости, а получается то, что надо?" – повисло в воздухе.

– Понятия не имею.

В разорённый лагерь было решено не возвращаться – никому не хотелось нарваться на ещё один «вдруг». Но Идио всё-таки сбегал туда, залил костёр («А то и до лесного пожара недалеко, – нравоучительно заявила сестра. – Надо беречь природу, мать вашу!») и принёс оставшиеся вещи, а в это время я под чутким Яниным руководством учился разжигать костёр и доводил до готовности чудом уцелевшую кашу. С первым справился без труда: огниво так и не освоил, но в кармане лежало чудесное изобретение 20 века – зажигалка. Со вторым вышла заминка.

Солнце уже стояло высоко над головой, когда мы, позавтракав пересоленной и чуть подгоревшей кашей (я же говорил, заминка вышла), перешли речку вброд и вступили под сень леса, который Идио уважительно называл заповедным. Он был стар, наверное, старше камней, из которых были сложены стены Дуремора, стар, но не дряхл, и напоминал древнего героя, способного даже на пороге могилы узлы навязать из дюжины самоуверенных юнцов с мечами. Чем дальше мы углублялись в чащу, тем мрачнее и темнее становился лес. Ветви деревьев шатром смыкались над головой, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густые кроны, и на дне лесного подвала царил вечный полумрак. Мох и паутина свисали с ветвей, опавшая листва устилала землю, не было слышно ни пения птиц, ни голосов животных, только изредка каркали вороны и зверски кусались вездесущие комары.

Идио вздрагивал от любого шороха, беспрестанно оглядывался по сторонам, умолял нас ни в коем случае шуметь, не сходить с тропинки и в целом демонстрировал повышенную нервозность. Мы послушно кивали, тая в душе чёрные-пречёрные замыслы.

– Темнело за окном, и наступала ночь… – выбрав момент, вполголоса начал я. Тишина, как известно, хороша лишь в желудке, а тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт! Народная мудрость, между прочим.

– За кухонным столом сидели мужики… – охотно подхватила Яна. Идио посерел и, тяжело дыша, принялся хвататься за сердце.

– Весь вечер беспрерывно бил по крыше дождь, – наддал я.

– И гром гремел ужасно где-то у реки! – Яна легко перекрыла мой голос своим.

– А в доме шло веселье и гульба,

Никто не знал, что в этот миг

Охотник Себастьян, что спал на чердаке,

Вдруг потемнел лицом, стал дряхлым как старик! – обнявшись, загорланили мы на два немузыкальных, но очень громких голоса. Идио тихо взвыл и принялся рвать на себе волосы с твёрдым намерением остаться лысым как колено. Но нет у певца жалости к слушателю, лишь веление Музы…

– А-а-а-ахотник!! А-а-а-ахотник!! А-а-а-ахотник!! Охотник Себастьян!!!

Тройной вопль был слышен, наверное, в радиусе километра. С деревьев осыпалась листва. Бедняга Идио то серел, то белел, то зеленел, а фраза про "поле у реки" и вовсе вызвала у него истерические всхлипывания.

– Откуда же он узнал? – бормотал парень. – Откуда? Пророк! Настоящий пророк!

За два часа вдохновенного исполнения панк-рока съесть нас никто не пытался – вся окрестная нежить разбегалась, куда глаза глядят на задних лапах, передними уши зажимая. Идио, оценив скорость разбегания зверья, задумчиво обронил, что в лирике Иномирья, есть Сила и Мощь, но жалкий человеческий разум постичь их не в состоянии. Получил в ухо (я тоже хотел, но Яна оказалась быстрее) и присоединился к нам третьим немузыкальным голосом.

Но человек идёт, а лес живёт. Растёт, меняется.

Охотится.

В Диком лесу охотятся почти все. Деревья душат ветвями, тропинка разверзается под ногами зубастой пастью, цветы норовят если не укусить, так отравить наивного Хранителя, а любая из тварей, что мелькают за деревьями и скалятся из кустов, теоретически может за секунду-другую превратить вас в подножный корм. Среди них есть двухвостые волчаруги – красивые, дымчато-серые зверьки, которые нападают на жертву, вскрывая мощными когтями грудную клетку и вырывая сердце. Гигантские жруны – ни дать, ни взять, родные братья сарлакков с Татуина – та же дыра в земле, зубастая пасть и медленное переваривание жертвы в течение долгих, долгих лет. Сколопендроморфы – описанию не поддаются, но едят всё, что движется и не движется. Кикиморы, боровики, вурдалаки, лешие, жруны, тхуши, воропаги – в общем, вся "Большая энциклопедия нежити", издание 105-е, дополненное, которую неустанно цитировал Идио, нашла себе пристанище в Диком лесу.

Жили в нём – как же иначе? – и обычные звери и птицы. Не будь их, нежить либо с голоду подохла бы, либо друг друга переела. Белки прыгали по веткам, изредка швыряясь шишками, зайцы исправно снабжали нас мясом, из барсука получился сносный шашлык. Но стать обедом, скажем, рыси или волка, мы хотели не больше, чем попасться на зуб реликту вроде жруна, и потому каждый день являли чудеса ловкости и героизма, дабы не…

Вру! Ой, вру!

Чудеса ловкости и героизма демонстрировал наш проводник. Он знал о Диком лесе раз в десять больше нас и боялся в десять раз сильнее, что, впрочем, не мешало ему по сто раз на дню подхватывать, подсаживать и вытаскивать нас из зубастых пастей и хищных лап. Наш вклад в дело выживания был скромным, потому что богатырская сила – хорошо, но быстрые ноги лучше, а летучие миски и гнутые ложки голодному тхушу что слону дробина.

Постепенно Идио попривык, успокоился, и вместо него нервничать начали мы. Яна и вовсе шарахалась от каждого подозрительного кустика, вздрагивала от еле слышных шорохов, и каждый раз на вопрос "Что ты такое услышала?" дрожащим голосом отвечала: "Тебе лучше не знать".

Но даже с Идио нас непременно бы съели – не на первый день, так на второй, если бы не Янина Звезда. Уж не знаю как18, но сей амулетик тонко чуял особо голодных монстриков и тварюшек, а почуяв, начинал дрожать, метаться и дергать цепочку как воробей-эпилептик. И мы – жить-то хотелось – позорно бегали от подвигов или отсиживались на деревьях и, пока подвиг проходил мимо, спрашивали себя (ладно, я спрашивал): зачем нужен Ключ, которым только замки открывать, и зачем кому-то тратить время на таких липовых героев?

Идио упаднические настроения нещадно пресекал, без устали повторяя, что у нас все впереди что мы умные, замечательные, и… в общем, не только ценный мех.

А по ночам Дикий лес наполнялся странными звуками. Кто-то искал еду, кто-то ел, кого-то ели… Назойливое "хрум-хрум, чав-чав" не давало глаз сомкнуть. В круг никто не совался, но можно ли спать, когда у черты стоит голодная харя, щелкает зубами и истекает слюной? Правильно, нельзя. А Идио и Яна как-то умудрялись. Мне же советовали не грузиться, мол, круг-то держится, вот держаться перестанет, тогда… После таких речей сон отбивало напрочь, и я вытаскивал из костра головешки, с воплями швырял их в «гостей», а засыпал под утро, когда сил не оставалось.

Из-за недосыпа всё и случилось. На третий день, на вечернем привале мне вдруг померещилось, что в кустах бродят сотни три вурдалаков, и я ка-ак… если б стрельнул! Стрельнул Идио, а я метнул огненный шар. Он сорвался у меня с руки и гудящим желто-алым метеором врезался в кусты, раздался чей-то взвизг… И пока я, офигев, соображал, что сделал и как это повторить, на поляну выползла не менее офигевшая, малость подпаленная и жутко злая ведьмуся во всём великолепии плохого настроения N15 "Звездец вам!"

Сестричка хотела иносказательно поведать о пережитом ею потрясении и о том, что некоторые дела требуют должного уединения, но вместо этого заорала: "Какого х…! В кусты сходить нельзя, Чингачгуки недорезанные!" – и устроила нам вечер стрелецкой казни. Все звери попрятались в норы (даже те, у кого нор не было).

Побушевав часа эдак полтора, она замолчала, глубоко вздохнула, милостиво выслушала извинения, и мы спустились, потому что сидеть всю ночь на березе было глупо и бесперспективно.

Глава 4. «В» – как воин.

Если вы спокойны, а вокруг вас в панике с криками бегают люди – возможно, вы просто ни хрена не поняли.

Народная мудрость.

Яна:

Больше всего на свете я не люблю осенние утра, когда пухлые свинцово-серые тучи нависают над городом и из них, как из прохудившегося ведра, капает мелкий противный дождик. Мрачное небо давит на плечи, дует пронизывающий ветер, а я шлёпаю по лужам к метро, хлюпая покрасневшим носом и костеря себя за то, что опять забыла дома зонт.

Это утро, хотя и летнее, было именно таким. Но вместо многоэтажных домов вокруг стоял вековой лес, и в данный момент мы никуда не шлёпали, а сидели у костра, завтракали и согревались чайком. Капли дождя, не долетая до нас, разбивались о защитную сферу, невидимым зонтиком накрывшую поляну, и стекали по ней наземь. Саня помалкивал, но по блеску глаз было ясно, что он ужасно собой гордится. Мой брат – чародей… В это верилось с трудом. И совсем не верилось в то, что он знает, что делает. Фаербол был (да, я простила, но не забыла) первым звоночком: от необразованного, но весьма энергичного мага, воспитанного на стратегиях и РПГ-шках, можно было ожидать чего угодно, от Марева Трансильвании до Вихря Войны…

А сфера, исправно защищая от дождя, не спасала от ветра, дувшего, казалось, со всех сторон. Невидимыми пальцами он ерошил волосы, ледяными змейками проникал под одежду, вызывая противную мелкую дрожь, и Саша, прислушавшись к угрожающему хлюпанью своего носа, рискнул принять от друга ложку "лучшего средства от простуды на всём белом свете". На сей раз, к счастью, обошлось без зелёных волос, хотя пару минут брат скрипел, кряхтел и пытался придушить Идио. Моё знакомство с чудодейственным снадобьем было отложено на неопределённый срок. Простуда почему-то никак не решалась ко мне прицепиться, хотя мёрзла я не меньше Сашиного, и железное здоровье никогда не было одним из моих достоинств.

Как, впрочем, и первоклассное зрение.

Путём нехитрого эксперимента выяснилось, что ночью я вижу не хуже чем днём, а днём способна без труда сосчитать перья в хвосте вороны на расстоянии ста метров. Всё бы ничего, но уже лет пять при проверке зрения я различала только верхнюю строчку букв. Столь же неожиданно обострились слух и обоняние, и в то время как Сане казалось, что вокруг царит мёртвая тишина, и пахнет только прелой листвой и сыростью, для меня лес был наполнен великим множеством звуков и запахов.

Удивительная бодрость, ловкость, выносливость, приступы агрессии и трепетная любовь к спорту также попадали в разряд странных перемен, начавшихся четыре дня назад. Прежде я не носилась по лестницам как горная коза, а, проспав меньше шести часов, весь день мучилась жуткими мигренями и дурным настроением. Уроки же физкультуры всегда были для меня разновидностью особо изощрённой пытки. Глядя на мои чахлые «березки», шаткие «мостики», тоскливые «висы» на перекладине и не менее тоскливые «зависы» на канате, физрук качал головой и рисовал в журнале нули. "Оценки, достойной тебя, Гордеева, пока не придумали", – говорил он. Поглядел бы теперь, как я делаю стойки на голове, сальто, кульбиты и сажусь на шпагат! Легко, почти без усилий – тело само знало, что и как делать, даже как спрыгнуть… то есть, грохнуться, сверзиться – в общем, свалиться с дерева и ничего при этом не сломать.

Немало озадачивала и, мягко говоря, необычная реакция банды вурдалаков на мою, в общем-то, ничем не примечательную персону. Я не Темный владыка Саурон (нет? вроде нет) и не лорд Волдеморт (урод красноглазый), чтобы вставать передо мной как лист перед травой, а потом удирать со всех лап!.. Тут было над чем подумать. Только… стоило ли? Открыв ящик Пандоры, можно горько об этом пожалеть.

А дела насущные были куда важнее. Мы всё глубже увязали в Приключении, представлявшем собой дивный букет из плохой еды, кошмарных условий быта, постоянного недосыпа (со стороны сильного пола), стёртых по самые уши ног, дремучего леса и его вечно голодных обитателей. Трёх дней похода мне с избытком хватило, чтобы озвереть от жизни на природе, полностью увериться в том, что хижина – величайшее изобретение человека, и всерьёз начать обдумывать варианты обмена души на ванну с джакузи и (о, как низко я пала!) рулон туалетной бумаги. Но поймать меня на слове было некому, потому что вся разумная нечисть сидела дома…

"И ты могла бы лежать сейчас на диване с Колей Басковым по телевизору, – мрачно бубнил внутренний голос, игнорируя вялые просьбы заткнуться, – хрупать чипсы и солёные орешки (ой, да плевать, что вредно, жирно и калорийно!), а не дрожать от холода в глухом лесу. Могла бы… Всё! Надоело! Хватит! Не вынесу больше! Домой хочу! Хочу домой! Туда, где никто не пытается нас сожрать, а еда похожа на еду, а не на бурду! Отпустите-е-е…"

Крик души как всегда остался без ответа. Небо тихонько плакало дождём, закрывшись от наших глаз плотным пологом серых туч. Саня выстукивал на ложках весёленький мотивчик, дежурный по кухне Идио, натянув на ладони рукава, снимал с огня котелок с чем-то напоминавшим жидкий цемент. Я поморщилась и мысленно потуже затянула пояс.