Текст книги "Невидимый мир (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

   То есть все-таки получается, что это ее личный выбор. Выбор самой Ивик. И получается, что в этой боли, которую постоянно испытывает Марк, она же и виновата.

   Часть вторая.

   Две птицы.

   Ивик вышла на Твердь в полутора тысячах километров от Питера, в райцентре – селе Мухино.

   Село по размерам и числу населения сравнимо было с Майтом. Когда-то, в годы советской власти, здесь был преуспевающий совхоз. Сейчас, зимой, село казалось совершенно мертвым. Врата вывели Ивик почти к самой окраине, лишь около километра пришлось пробежать еще. Теперь она перешла на быстрый маршевый шаг, двигаясь через дачный район – здесь деревенские домики были раскуплены москвичами, охотно приезжающими – пусть и далеко – на лето. Сейчас дачи в основном спали под снегом, лишь кое-где поднимался из трубы легкий дымок. Ивик пробиралась сквозь снег по узкой протоптанной тропинке – кому бы здесь пришло в голову чистить улицу, и зачем?

   Дачные домики были окружены крепкими крашеными заборами, выглядели относительно ухоженно. Деревенские можно было отличить сразу, страшненькие, некрашенные, заплатанные, с остатками древних заборов, с просторными огородами, покрытыми снегом. И ведь там жили, в этих домах. Двери были закрыты, из труб поднимался дым, какое-то шевеление ощущалось там, за дверями. Кое-где лаяли цепные шавки, почуяв Ивик. Страшно здесь было, убого. Ивик никак не могла привыкнуть. В городах на Триме кипела жизнь, здесь жили богато, получше, чем в Дейтросе. А вот отъехал немного от города – и все вот так. Ивик и сама выросла на Новом Дейтросе в бараке на много семей, но тот барак выглядел куда лучше, и жизнь кипела вокруг. А здесь – безлюдие. Ивик едва не вздрогнула, заметив местного жителя. Мухинец стоял, обнимая покосившийся столб фонаря – в проклятые ныне советские времена асфальтовые улицы райцентра по ночам даже освещались. Лицо местного жителя было кирпично-красным, несло от него перегаром, и на ногах он еле держался. Ивик осторожно обошла его по дуге. Миновала дворик, где крепкая пожилая женщина умело и бодро рубила поленья. Этот дом выглядел получше других, перед ним улица вычищена от снега, за морозными оконными узорами колышутся занавески. Кто-то пытается жить. Женщины – они выносливее, они не сдаются до конца. И – ни одного ребенка. Совсем. На самом деле в селе были дети, конечно, летом их можно увидеть, может, они и сейчас где-нибудь гоняли на санках на другом конце деревни. Просто их очень мало.

   У самого штаба стояли трое мужиков, уже поднабравшихся с утра, оживленных, беседовали о чем-то, цензурные слова попадались в речи лишь изредка. Ивик, впрочем, учила русский мат с помощью специального местного инструктора, в свое время прошедшего зону, так что местную речь понимала прекрасно и при желании могла ответить в том же духе. Но мужики не обратили на нее никакого внимания. Ивик скользнула к подъезду одного из длинных двухэтажных зданий, которыми был застроен мухинский центр.

   Штаб русского отделения Шематы Тримы располагался не в Москве, не в Питере, и не в каком-либо из крупных городов.

   Местом его дислокации был выбрано неприметное село в центре России. Не случайно, разумеется – и конспирации ради, и для того, чтобы в случае чего без помех накопить здесь людей и технику (что было бы затруднительно в крупном городе). И в конце концов, на случай дарайской атаки – меньше пострадает местного населения, легче скрыть происходящее. Словом, выгод такое расположение давало немало.

   На двери, обитой железом, красовалась табличка "ООО Арес". Несколько сотрудников штаба действительно для прикрытия занимались небольшой коммерческой деятельностью, многие якобы ездили на работу из Ярославля.

   Ивик позвонила коротким и длинным. В двери открылся глазок. Ивик нажала кнопку келлога, подавая сигнал "свои". Дверь отползла с шуршанием. Дежурный обладал почти неизмененной дейтрийской внешностью, лет ему было на вид далеко за 40.

  – Здравствуйте, я по поводу кровельного железа, из Твери, – сказала Ивик.

  – Вы к Ивану Ивановичу?

  – Да, он должен был предупредить.

   Цепочка, звякнув, отвалилась. Ивик вступила в коридор. Получив пароли, дежурный слегка расслабился.

  – Я по вызову к стаффе, – сообщила Ивик.

  – По коридору налево, вторая дверь.

   Ивик кивнула. Она в курсе. Не первый раз в штабе все-таки. А нравы здесь у них простые, деревенские. Прошла по коридору и постучала в дверь стаффы иль Вэш. Услышав приглашение, осторожно, без скрипа, открыла дверь и вошла.

   Стаффа Арта иль Вэш была командиром Северо-Западного района, включающего в себя почти треть Центральной России, и непосредственной начальницей всех, работающих в этом районе – фантом-операторов, контрразведчиков, боевиков, агентов, кураторов. Ивик всегда считала, что с начальницей ей повезло – иль Вэш была теткой простой и не вредной, обращение по возможности предпочитала неформальное. Вот и сейчас, выслушав доклад Ивик, произнесенный, как положено, по форме, иль Вэш махнула рукой.

  – Садитесь, Ивенна. Чайку налить?

  – Нет, спасибо, – выдохнула Ивик. Все-таки она чувствовала себя напряженно с начальством. Даже с таким. Подумала, что стоило бы как раз выпить чаю, раз угощают. Кстати, чаю и хотелось – но до того ли сейчас? Потом можно будет перекусить в буфете, перед обратной дорогой.

   Иль Вэш вздохнула по-бабьи.

  – Так вот, Ивенна, по поводу ваших последних сообщений. Мы проверили. Положение действительно серьезное. Контрразведка уже занимается двумя вашими трансляторами, – она сделала паузу.

  – Это Штопор и...

  – И Евгения Светлова.

  – Да?

  – Да, у контрразведки есть такие данные.

  – Но это значит... – Ивик помолчала, – это значит, что они вышли собственно на меня. Если двое...

   Она опустила глаза. Неужели прокололась где-то? Неужели ошибка... Урод я, а не разведчик. Как только меня взяли сюда – остается только удивляться. А как взяли – по блату, благодаря Ашен...

  – Ничего не установлено точно. Но так как подозрения действительно есть, с этого дня контрразведка будет работать с вами вплотную. Ивенна, не беспокойтесь, это рутина, – иль Вэш улыбнулась. Ивик почувствовала благодарность, почти восторженную – начальница ощутила ее нервозность и постаралась успокоить. Это чудо, а не командир!

  – Это самое обычное дело. Вполне возможно, что вообще ничего нет. А если есть – причины этого никому не интересны, нам важно установить, есть ли за вами и вашими трансляторами слежка и принять меры безопасности. От вас требуется сейчас повышенное внимание к безопасности трансляторов.

   Ивик кивнула. Это само собой разумеется.

  – И вот еще что, ваш конспиративный статус придется изменить. Контрразведка сочла, что с вами должен постоянно проживать их агент, который, собственно, занят вашим делом. Мы решили, что это будет самое выгодное для всех решение. По легенде вам придется выйти замуж. Не формально, разумеется, у них здесь распространено сожительство без регистрации брака.

  – Агент, значит, мужчина...

  – Да. И вам повезло, агента вам выделили очень компетентного. Пятый отдел постарался. Вы встретитесь с ним в Москве и вдвоем поедете в Петербург на поезде, для подкрепления легенды.

   Ивик кивнула. Что ж, в глазах соседей все будет выглядеть совершенно логично. Время от времени она куда-то уезжала. Оказывается, у нее был молодой человек. И вот теперь они приняли решение жить вместе. Ивик, мягко говоря, не очень радовал этот факт – она наслаждалась на Триме своим одиночеством. А тут постоянно будет рядом чужой человек. Казалось бы – разницы никакой. Она ведь не делает ничего такого, что нельзя было бы делать и при чужом. Работает, ест, спит, тренируется. Еще пишет роман, но другой гэйн вряд ли помешает это делать. Но... одиночество для Ивик было очень и очень важно. Одиночество успокаивало, помогало расслабиться. Да и вообще... придется, например, скрывать фотографию Кельма, в пятом отделе многие знают друг друга, и... Ивик вдруг побледнела от предчувствия, кольнувшего в сердце. Когда иль Вэш произносила следующую фразу, гэйна уже знала ее заранее.

  – Вот вам номер мобильного телефона агента, как только приедете в Москву, договоритесь о встрече. Его триманское имя – Николай Александрович Зареченский. Реальное, – она помолчала, – ро-зеннор Кельмин иль Таэр. Что-то не так?

  – Все в порядке, – с трудом сказала Ивик, сдерживая внезапное головокружение.

   Мучительная неловкость – вот что испытывала Ивик последние два часа. Пока встретились у трех вокзалов, пока доставали билеты на поезд, пока усаживались, брали постельное белье. Только подготовка разведчицы позволяла Ивик еще как-то сохранять лицо, держаться уверенно, отвечать на вопросы. Кельм оказался на удивление энергичным, Ивик не ожидала, что билеты удастся купить сразу же, их и не было, как всегда, но Кельм лишь велел ей подождать, и через четверть часа появился, размахивая заветными пластиковыми картами. И от того, что он был таким энергичным, от того, что Ивик просто не успевала подумать, что и как сделать – а он это уже делал, от этого ей было еще неудобнее. Она привыкла быть самостоятельной. Отвечать за все. Даже дома, пусть Марк многое делал, но его темп соответствовал привычкам Ивик. Они все делали вместе. Она – даже в большей степени. За Кельмом же она просто не успевала, и от этого было неловко, казалось, что она все взвалила на него, между прочим, старшего по званию, а сама бездельничает.

   Но главным образом мучилась она не от этого.

   – Хочешь чайку? Я схожу, – предложил Кельм. Ивик посмотрела на него и кивнула. Зеннор исчез мгновенно. На полке напротив молодая мама раздевала малыша. Ивик уставилась в грязноватую поверхность оконного стекла, внутри разливалось облегчение. Одна. Господи, неужели теперь всегда будет так? Неужели ей уже и одной не побыть? За окном порывисто мелькала какая-то подмосковная платформа. Но я же его любила, сказала себе Ивик. Она полезла внутрь, еще глубже, спрашивая себя, куда делись все чувства, которые вот уже не первый год поддерживали ее желание жить. А ей казалось, она хорошо знает и понимает Кельма. Да в общем, ничего неожиданного и сейчас не произошло. Просто реальность – она всегда не такая, как фантазии. Она очень, очень сильно отличается. Ивик покопалась где-то в анатомических сердечных глубинах и обнаружила, что чувства, собственно, никуда не делись. Кельм. Самый лучший. Самый удивительный. И то, что он – реальный, ничего не меняет.

   Только очень неловко.

   В фантазиях существовал один только Кельм. И какая-то воображаемая Ивик, Ивик-рядом-с-ним, не такая, как на самом деле, а красивая, уверенная в себе, без мелких досадных грешков, этакая принцесса, обладать которой – награда. Собственно, стремление соответствовать этой фантазии и было для нее путеводной звездой все эти годы.

   С Марком она становилась собой, со всеми этими грешками и со всеми слабостями. Марк ее и так обожал.

   С Кельмом – воображаемым – она была лучше, чем на самом деле.

   Но сейчас-то она не лучше, сейчас обыкновенная. От этого, может быть, и так неловко перед ним. А может, и от другого. Трудно сказать.

  – Ира!

   Ивик медленно повернулась, соображая, что это же ее зовут.

  – Доставай еду, она с той стороны.

   Он стремительно подсел к ней, глухо звякнули о стол пластиковые стаканы. Ивик завозилась в сумке.

  – А что, уже чай можно брать? – заинтересовалась соседка.

  – Да, если хотите, я сбегаю, – предложил Кельм, – а то у вас ребенок...

  – Нет, спасибо, – молодая женщина кокетливо улыбнулась, сверкнув на Кельма накрашенным глазком. Ну и сука, подумала Ивик, впрочем, без всякой злобы. Развернула на столе бутерброды. Она хотела было купить на вокзале бомбургеры, недавнее изобретение глобалистской цивилизации, но Кельм поморщился и потребовал зайти в продуктовый магазинчик. Охота тебе есть эту резину? – спросил он. Ивик было в общем-то все равно, что есть, а фастфуд ей нравился. Но наверное, он прав. Свежие помидоры, мягкий черный и белый хлеб, желтый сыр, розовая ветчина, пирожные...

   Он и ел красиво. Приятно посмотреть. Жаль только, что нельзя, было бы странно повернуть голову и пялиться на него, как он аккуратно кушает, как держит бутерброд в руке, какие у него блестящие глаза, и как движется аккуратный малозаметный шрам на щеке. То есть с точки зрения конспирации – ничего странного, ведь они по легенде молодожены... или сексуальные партнеры, как это здесь принято. Но странно просто так... что он подумает о ней?

   Самым ужасным Ивик сейчас казалось, что он поймет и узнает все. Это был бы такой позор... А может быть, это она трусиха? Ведь другие, когда любят, наоборот стремятся донести до адресата свое чувство. Или нет? Или это бывает по-разному? Да ведь опять же, она и не хочет донести, к чему это нужно, у нее ведь семья, и на предательство она не пойдет. Как там поется в одной местной песне? "С любовью справлюсь я одна, а вместе нам не справиться". В песне, правда, наоборот, мужчина женатый.

  – Вы не последите за ним минут пять? – обратилась к ним молодая мамаша. Ивик поспешно кивнула. Женщина поднялась и вышла, оставив ребенка елозить на постели. Мальчик был вполне самостоятельный и в опеке мало нуждался – он грыз замусоленный пряник, держа его в левой руке, а правой пытался расшатать рычаг окна. Мальчику было года три, и в нем Ивик почудилось даже что-то дейтрийское, хотя что? Разве что блестящие черные глазки, так ведь у дейтринов цвет глаз разный бывает. Может быть, все дети напоминают о Дейтросе. Вот этот нестерпимо нежный очерк подбородка, пуговка носа, вот и Фаль такой же... и Шет, только, пожалуй, черты лица покрупнее. И Миари... хотя они уже большие, но все равно – такие же. Снова, как всегда, когда Ивик думала о детях, сердце заполнилось болезненной острой тоской. Они растут. Все больше и больше, каждый раз, когда она приезжает, они старше. Всего несколько лет – и вот им уже двенадцать, они скорее всего, уедут из дома. И все это время она будет видеть их вот так же, самое частое – раз в две недели. Вот ее материнское счастье... А ведь бывает и по-другому. Ивик вспомнила Дану. Нет. Так она не хотела бы.

  – У тебя есть дети? – тихонько спросил Кельм. Видимо, она слишком долго и с тоской смотрела на мальчика. Разведчица, да, выругала себя Ивик.

  – Да. Только они большие, в тоорсене. Трое.

  – Вот это да. А у меня нет, – сообщил Кельм. Ивик слегка кивнула. Она знала это давно. Мальчик тем временем бросил пряник и полез на стол с ногами.

  – Ну-ка, ты куда полез? – вскочила Ивик, – так нельзя!

  – Спасибо, – соседка забрала у нее ребенка, – безобразничал? Миша! Ты как себя вел?

  – Я хоосо, – сообщил Миша.

  – Хорошо вел, – сказала Ивик, – не беспокойтесь. Хороший мальчик.

   Соседка окинула их взглядом, улыбаясь.

  – А у вас нету еще?

  – Нет, – ответил Кельм, – пока не собрались.

  – Заводите, – посоветовала женщина, – деньги приходят и уходят, а ребенок... не пожалеете!

  – Да, Ирка, я тебе то же самое говорю, – сказал Кельм, улыбнувшись. Ивик слегка отвернулась, глядя в окно. Кельм весело общался с соседкой. Господи, гнать таких, как я, надо, каленой метлой из разведки, подумала Ивик. Я же вся на эмоциях, вся. Внутри буря, и наверняка он это чувствует. Я ничего не могу с собой сделать. Ладно, сейчас вроде бы все сошло, соседка подумала, что мы в ссоре по этому вопросу. Но разве я сейчас могу нормально общаться, действовать хладнокровно, если понадобится?

   Вдруг рука Кельма легла ей на плечи, партнер обнял ее – этак по-хозяйски, уверенно. Ивик вздрогнула от неожиданности и замерла. Кельм слегка сжал пальцами плечо, Ивик вдруг почувствовала, что плечо у нее очень маленькое и хрупкое. Очень. Несмотря на плотный слой мышц – тоненькая, почти фарфоровая чашечка сустава. А рука Кельма была такой же, как у Марка. Или даже лучше. Это сразу ощущалось, по прикосновению. У него тоже были сильные, умные пальцы, точно знающие – как надо. Рука давила на плечи ровно столько, сколько нужно для удобства, и она была теплой и такой приятной, что хотелось замурлыкать и потереться об эту руку. Но это было бы уже слишком, даже в конспиративных целях.

   Ивик казалось, что она – в сказке, в фантастическом фильме, где странным образом сбываются самые дикие желания. Кельм рядом, и Кельм обращается с ней, почти как с женой. Да, это все для конспирации, но...

   Соседей дома не оказалось. Ивик повернула ключ в замке. Кельм, едва войдя, поставил рюкзак у стены, и вынув детектор, отправился обыскивать квартиру на предмет прослушивания. Ивик повесила куртку на крючок, разделась, тщательно причесалась перед зеркалом, хотя обычно делала это раз в день, с утра. Кельм подошел к ней, сказал негромко.

  – Пойдем сразу к компьютеру, доложишь обстановку, покажешь мне объекты, и начнем работать.

  – А... позавтракать не... – Ивик проглотила слово, ей все еще неловко было называть Кельма на "ты".

  – Да, давай поедим, действительно. Мы же еще не завтракали, точно. Ты пока загружайся, я приготовлю и принесу завтрак в комнату.

  – Там яйца есть в холодильнике... холодильник мой, который маленький, справа. И шкафчик мой рядом. Там масло, и...

  – Ага, спасибо. Я разберусь, не беспокойся, а не разберусь – так спрошу.

  – Хорошо, – Ивик пошла к своему компьютеру. Загружать, переключать на себя своих трансляторов, освобождая коллег от дополнительных обязанностей. Экран медленно вспыхнул. Ивик сняла свитер, бросила на диван. Ей вдруг кинулось в глаза общее убожество комнаты. Ведь никогда и не относилась к этой комнате, как к собственному жилью. Хотя и дома-то у нее кавардак. Но дома она не так уж чувствовала свою ответственность – она там бывала редко. А здесь – вроде и не дом, рабочее помещение. И все равно! Она впервые смотрела на эту комнату будто чужими глазами, и видела все – нестиранные с момента въезда шторы, кофейные пятна на подоконнике, растерзанную дыру в обоях, обшарпанную разнокалиберную мебель. За компьютерным столом скопилась на стуле страшненькая кучка.И ведь хоть бы пол подмела перед уходом, нет, ей это даже в голову не пришло. Временами она, конечно, здесь наводила порядок. Относительный... Ивик сложила свитер, убрала его в шкаф. Руки слегка дрожали.

   Плевать, решила она. Что подумает, то и ладно. А ведь он не может не заметить всего этого. Он не из тех, кто не заметит. Хотя, конечно, из вежливости промолчит, но можно представить, что подумает... Ивик заставила себя сесть и всмотреться в монитор. Переключила на себя свои пять окон. В переговорнике замигало сообщение от наблюдателя 4 (они не знали имен друг друга): "Привет, седьмой! Наконец-то, заждались тебя уже! Работай, друг!" Ивик не стала отвечать, ей сейчас было не до того. В окнах все выглядело благополучно. Ивик поймала себя на том, что опять думает вовсе не о деле, а о Кельме. Какой он все-таки... Это хорошо, что он такой разговорчивый. Ивик почему-то иногда представляла Кельма очень молчаливым и таинственным. Хотя вроде бы он не вел себя так. Во время их редких встреч Ивик каждый раз удивлялась тому, что он постоянно с кем-нибудь болтает, постоянно занят. И сейчас он вот так же себя вел, и это было хорошо, иначе Ивик ужасно смущалась бы. Они оба натянуто молчали бы и смотрели в разные стороны. Хорошо, что он так уверен в себе. Хорошо, что он такой... довольный жизнью и болтливый, Ивик улыбнулась этому слову. С ним будет легко работать. А больше ведь... шендак, фотография! Ее ведь надо уничтожить, пока не... Ивик потянула мышку к папке, где хранились снимки Кельма, но было поздно, дверь со стуком открылась. Кельм вошел, поставил рядом с клавиатурой большой поднос. Его взгляд, это Ивик заметила, торопливо обежал комнату.

  – Немножко мрачновато у тебя, – сказал он, – ну мы с тобой постепенно все организуем, угу?

   И улыбнулся. Ивик почувствовала, как валится с плеч очередной камень. Видел. Оценил. И не пришел в ужас. И даже не преминул об этом сообщить. Слава Богу!

   На подносе все выглядело аппетитно. Даже лучше, чем Марк бы сделал, Марк точно не нарезал бы хлеб, и не нашел бы в недрах ее шкафчика зеленый горошек. Желтые дрожащие ломти омлета, сухая красная колбаса, бледноватые горки горошка, булка и масло, крепко заваренный чай. Ивик подумала, что хорошо бы выразить как-то свои эмоции по этому поводу, ведь всегда хорошо похвалить другого – но у нее пока язык не поворачивался. Она все еще боялась. Относилась к Кельму, как будто он был шеман, а она рядовая гэйна. Между тем разница в званиях у них вовсе не большая, да и работают они теперь вместе, можно было бы вообще эту разницу игнорировать.

  – Давай сразу... я так не люблю есть, но времени мало. Рассказывай, – Кельм положил кусок омлета прямо на хлеб с маслом, хищно закусил. Ивик тоже подцепила вилкой омлет.

  – Ну... вот это Дмитрий Жаров. Вы... ты его знаешь, наверное.

  – Да, слышал, но не читал пока.

   Дмитрий Жаров работал за компьютером. Ивик подключилась к монитору, увидела текст и вздрогнула от огорчения. Это был сценарий. Все-таки сценарий. Надо будет почитать отчет... видимо, контракт заключен. Прошляпила. Впрочем, это было почти невозможно предотвратить. Это нормально... Ивик открыла отчеты по Жарову. Ну да, конечно... Два дня назад. Когда она с мужем и детьми нежилась на озере.

  – Что-то не так?

  – Да, – вздохнула Ивик, – он заключил все-таки договор с киностудией.

  – Это плохо?

   Ивик начала рассказывать. В принципе, может быть, и все обойдется. Но это рискованно в психологическом смысле. Кельм заинтересованно ее слушал.

  – То есть сценарий, который он должен писать, может каким-то образом уничтожить его огонь? Его суть гэйна?

  – Ну... он не гэйн, – улыбнулась Ивик, – они ведь не выходят в Медиану. Но огонь – да. . Жаров, он понимаешь какой... Он мальчишка. Ему жить интересно, потому интересно писать. Он пробует, ищет что-то, моделирует. Но у него семья, ребенок... машину вот купили. А здесь, на Земле ведь как... Либо деньги всерьез, либо счастье всерьез. Исключений почти нет, мне самой это страшно – но ведь правда, почти нет! Они еще бывают изредка где-то на Западе, но здесь... И дело здесь даже не в том, что семья, Жаров не такой уж глубоко совестливый и заботливый семьянин, он уже развелся один раз. Дело в том, что ему и потреблять тоже интересно. Потребительские радости. Съездить в Лондон, искупаться в Средиземном море, пожить в пятизвездочном отеле. Прокатиться в скоростном БМВ. Это ему, вернее, тому мальчишке, который в нем, который умеет писать... его сути гэйна – тоже очень интересно. А это недоступно сейчас.

  – Да, да, я это очень понимаю... – кивнул Кельм, – и он выбирает это. Стремится к этому. Тем более, что перед ним никто не ставит... жестких выборов, это да. Альтернатива... – он вдруг замолчал, что было непривычно. Но у Ивик екнуло сердце. Ей захотелось взять Кельма за руку. Почему-то стало его жалко, показалось, что надо его успокоить. Но она на это все же не решилась.

  – Именно, – сказала Ивик, – ведь это не как у нас или... у дарайцев. Ведь он, когда зарабатывает деньги, никого и ничего не предает. Он просто продает. Себя. Свою свободу. Свободу мыслить и творить. А творить можно только бесплатно. Как в Медиане. Если же начинаешь продавать это... неважно за что... за деньги или ради того, чтобы выжить... это у тебя отнимается. Так происходит всегда.

  – Как это ты правильно сказала, – кивнул Кельм, – только бесплатно. И продавать нельзя. Значит, ты пытаешься продажу предотвратить в этом случае?

  – В данном случае уже поздно, – вздохнула Ивик, – он уже подписал договор. Я практически не вижу вариантов, а ведь у нас есть наработанные приемы... Здесь все безнадежно.

  – Перекупить? Платить за то, что он будет творить свободно? Деньги ведь достать можно.

  – Эти варианты пробовали со многими, – ответила Ивик, -теперь мы этого не применяем. Ты знаешь, самое опасное – не ограничения свободы творчества, а само потребление выше общенародного уровня. Неважно, откуда идут деньги. Ни разу не получалось так, чтобы большие деньги и большое потребление приносили пользу... То есть в наше время – не случалось. Поэтому мне не разрешат этот вариант, и я даже не предлагаю.

  – Заинтересовать чем-то другим? Подсунуть то, что его наверняка заинтересует больше, чем деньги? – предположил Кельм.

  – Пробовала. Все последние полгода я пробую именно это. Например, он познакомился с летчиком-истребителем, его брали полетать... ему это интересно, он много писал о Космосе, и о летчиках тоже. Но это оказалось неудачным, в итоге у него еще больше сформировалось стремление разбогатеть, тогда он сможет серьезно заняться пилотированием как хобби. Я пробовала заинтересовать его благотворительностью, свела с нужными людьми, он ходил в детский дом. Сочувствовал, помогал, заинтересовался... Дальше этого не пошло. Серьезно на его мотивацию это не повлияло. Я пробовала заинтересовать его политикой. Он разразился несколькими хорошими эссе, на этом все кончилось.

  – М-да... ну а если наоборот – поставить его в условия, когда деньги не помогут... помочь осознать, что счастье не в деньгах?

  – А как? Нет, есть, конечно, брутальные варианты вроде удаления облачного тела... да просто какой-нибудь автокатастрофы. Хотя не факт, что это приведет его к желанию творить дальше. Но можно, например, сделать так, чтобы его разбил паралич, тогда телесных желаний поубавится. Но Кельм... мы же не дорши!

   Он остро взглянул на Ивик, протянул руку и сжал ее запястье крепкими сухими пальцами.

  – Да. Мы не дорши. Это ты очень точно сказала.

   Ивик взглянула в его лицо и сразу опустила глаза.

  – Никто никогда не даст разрешения на такое. И я сама даже не рассматриваю такие варианты. Мы не ангелы, Кельм... мы делаем иногда мерзкие вещи. Врем, манипулируем... Но мы всегда оставляем человеку свободу. Мы охраняем его жизнь и... мы никогда не давим. Никогда не создаем никакого давления и не принуждаем.

   Кельм слегка погладил ее руку.

  – Это очень правильно, – сказал он.

  – Если он хочет продаться – пусть продается. Я, конечно, буду наблюдать дальше – а вдруг? Есть ведь шанс, что он все же продолжит нормально работать. Ну ладно, перейдем к следующим?

   Она рассказала о Штопоре и о подозрительном Василии. Здесь Кельм задал очень много разных вопросов, очевидно, стараясь уяснить себе картину. Потом он сказал.

  – Давай посмотрим вторую фигурантку. Светлова, да?

  – Да, – Ивик взглянула в окошко Светловой, – но я не знаю... я не замечала ничего подозрительного. Или... – она взглянула на Кельма, – ее бывший жених как-то...

   У Жени и в самом деле ничего такого не происходило. Женя сидела за работой, прихлебывала кофе, поглядывала в свой монитор. Под глазами залегли темные круги. Много плакала, подумала Ивик и снова ощутила себя сволочью.

  – Нет, дело не в нем, – покачал головой Кельм, – ее жених чист. Информация вообще получена по другому каналу.

  – Мне это не положено знать?

  – Ничего секретного, но... впрочем, да, ничего секретного. Видишь ли, недавно был вскрыт дарайский подцентр в Кургане. Небольшой подцентр. Там у них среди информации лежали несколько романов Светловой и подробное досье на нее. Вот, собственно, и все. Остальных твоих подопечных я знаю, конечно, хуже. Расскажи мне и про них тоже.

   Ивик кивнула и начала рассказывать, с каждой минутой все больше радуясь тому, как неожиданно легко все-таки разговаривать с Кельмом, и может быть, получится вовсе забить на всякие там дурацкие чувства, и никто ничего не заметит. Да и сама она вскоре забудет обо всем.

   Лицо дейтрина было наполовину скрыто тенью, он сразу сдвинул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну, и теперь его собеседник хорошо высвечивался сочащимся сквозь шторы дневным солнцем. Дараец, впрочем, не комплексовал. Тем более, что рядом с ним сидели двое адъютантов, а дейтрин был здесь один.

   Стороннему наблюдателю сразу бросились бы в глаза расовые различия – хотя на любой земной улице этих людей приняли бы за обычных европеоидов. Трое дарайцев – белокурые бестии с хорошо вылепленными широкими лицами и дейтрин, темноволосый и темноглазый, с характерным слегка скуластым и cуженным книзу лицом, более тонкий, более подвижный. Все четверо участников беседы были в штатском, обычные земные костюмы, один из дарайцев даже при галстуке.

  – Наша сторона ждет от вас открытости, иль Рой, – говорил он, как бы лениво растягивая слова. Беседа шла на дарайском языке, – Я хотел бы указать на текущие обстоятельства. В переговорах о мире дейтрийская сторона заинтересована, несомненно, больше, чем наша. Для Дарайи военные действия против Дейтроса – всего лишь локальный малозначащий конфликт, у нас более, чем достаточно ресурсов. В то время, как для Дейтроса – это вопрос жизни и смерти. Исходя из этого, мне хотелось бы знать, что вы предлагаете. Дарайя всегда стремится к возможно более гуманному образу действий и разрешению спорных вопросов мирным путем. Но мы не можем действовать во вред своему народу.

  – Я не так уж уверен, – Эльгеро пристально следил за лицом дарайца, – что Дарайя менее, чем наша сторона, заинтересована в переговорах. Для Дарайи это локальный конфликт, но локальные конфликты имеют свойство разрастаться и переходить в глобальные. Темпы роста дейтрийских ресурсов – человеческих, технических, научных – вам известны. Попытки Дарайи провести молниеносную операцию по уничтожению Дейтроса не принесли успеха. Тем менее следует ожидать такого успеха в будущем. Я полагаю, что ваше правительство точно так же, как и наше, стремится избежать потери большого числа человеческих жизней. Исходя из того, что у вас есть эта добрая воля, – он подчеркнул голосом последние слова, – мы и начали эти переговоры. Разумеется, у меня есть полномочия – делать конкретные предложения. Но хотелось бы услышать вначале в принципе – какое положение вы сочли бы приемлемым для того, чтобы прекратить в отношении Дейтроса боевые действия? Вы правы – на данном этапе дарайская сторона действительно обладает значительным военным и материальным преимуществом. Поэтому именно вам и диктовать условия, господин уполномоченный! Я прошу вас назвать эти условия.

   Дараец повернулся к одному из адьютантов.

  – Игорь, будьте добры, немного кофе...

   Дараец с русским именем Игорь бросился в угол к кофейному автомату.

  – И мне, если не трудно, – попросил Эльгеро. К тому времени, как Игорь, осклабившись, ставил чашечки перед своим начальником и посланником Дейтроса, дараец-уполномоченный уже был готов к ответу.