Текст книги "Невидимый мир (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

  – В принципе, ничего такого... православный... интересуется рок-музыкой. Работает редактором. Вот, хронометраж мы сделали.

  – Спасибо, Дмитрий. Это то, что нужно, – Кельм быстро просматривал хронометраж Василия Полянского, редактора православного журнала "Светоч".

  – А это что за люк?

  – Видите ли... Здесь в течение восьми часов мы не могли ничего сделать. Мой человек потерял объект в подъезде... Он дежурил у подъезда до тех пор, пока через восемь часов мы не обнаружили объект вот в этом районе... Каким образом он там оказался... – Дмитрий развел руками, – честно говоря, это наш первый за многие годы прокол такого рода. Работал отличный профессионал, с огромным опытом – как он мог упустить, я не представляю. Но тем не менее, упустил, ведь объект как-то должен был выйти из подъезда. Моя вина... извините.

  – Все нормально, – сказал Кельм, – и это не прокол вашего подчиненного. Это... скажем так, особое свойство объекта наблюдения. Такое уже случалось раньше.

  – Он применяет гипноз? – предположил Дмитрий – вышел из подъезда и внушил парню, что его не было? Джедайские штучки?

  – Можно считать, что так, – ответил Кельм, – в любом случае, хронометраж за четыре дня очень подробный, и то, что вы потеряли его только один раз... я ожидал худшего. По поводу оплаты – как договорились.

   Детектив с приплюснутым носом энергично кивнул.

  – Дальше вести его не надо?

  – Пока нет, – сказал Кельм, – и мне данные, пожалуйста.

  – Все здесь, – Дмитрий протянул ему флешку через стол. Кельм молча убрал черную палочку с информацией в нагрудный карман. Дмитрий попрощался, сложил ноутбук и двинулся к выходу. Кельм еще посидел, прихлебывая кофе, глядя вслед своему агенту. Он напряженно размышлял.

   Конечно, лучше было бы воспользоваться дейтрийской агентурой. "Штирлиц" лучшее агентство страны, Кельм сам на него вышел, сам подготовил для себя, помог в отборе кадров. И все же эти парни могут быть перекуплены. Гэйны или хотя бы гэйн-велар надежнее. Но гэйнов просто не хватает, каждый человек на Триме – на вес золота, и там, где не нужно движение через Медиану, бои в Медиане – приходится использовать и местных.

   Схема передвижений Василия Полянского отпечаталась в мозгу контрразведчика. Лже-Василия – его дарайское происхождение уже не вызывало сомнений. Интерес лже-Василия к Штопору тоже понятен. Ведь Штопор – транслятор как минимум четырех дейтрийских фантомных идей. Некоторые его остро-социальные и философские тексты не могли не привлечь внимания дарайцев так же, как они привлекли наше внимание. Василий, очевидно, мелкий агент дарайской контрстратегии, и его задача – убрать каким-то образом Штопора или затруднить его творчество, но главное – через Штопора выйти на его куратора, то есть на Ивик и уничтожить по возможности и ее. Здесь все просто и банально. Непонятно другое – интерес Василия к церкви, да еще и активная общественная работа в ней, да еще и профессиональная связь. Вчера Кельм был в храме, прихожанином которого являлся Василий, поговорил там с несколькими людьми и без труда выяснил, что благочестивый, образованный молодой чтец вскоре собирается поступать в духовную семинарию...

   Не вера же в Христа заставляет дарайца все это делать.

   Дарайцы пытаются воздействовать на Православие изнутри? Это серьезно, это новый виток противостояния. Последствия очень серьезные. Но тогда почему Василий занимается Штопором? Это работа для обычного полевого агента, не для серьезного разведчика, которому предстоит глубокое внедрение в местные структуры. Это все равно, что вменить в обязанность микробиологу – доктору наук и начальнику лаборатории – ежедневно мыть пробирки. Это тем более невозможно в дарайской разведке, где людей более, чем достаточно, и нет никакой необходимости в совмещении функций.

   Мобильник над ухом ощутимо задрожал. Кельм выдвинул почти невидимую нить микрофона.

  – Зареченский, слушаю.

   Говорила Ивик. Кельм слегка кивал, будто она могла его видеть. Потом сказал.

  – Я понял. Если ты можешь подождать до завтра – будет лучше. Ведь до завтра вряд ли что-то изменится?

   Он выслушал ответ и сказал.

  – Хорошо. До вечера.

  – А это что такое? – Штопор с интересом разглядывал круглые белые таблетки, лежащие на ладони.

  – Приход реальный. В астрал выйдешь только так, – усмехнулся Вася. Поднял будто с усилием свой бокал, отхлебнул пива. Штопор покатал таблетки по столу. Четыре штуки.

  – Реально! Я вчера закинул одну конфету... Веришь – картины пошли такие, что в жизни не забудешь. По-моему, я свою прошлую жизнь увидел...

  – Наверное, стоит как мерс восьмисотый, – предположил Штопор.

  – Пень! Тебя же угощают.

  – Как хоть это называется? – Штопор поднял таблетку и стал рассматривать ее на просвет. Таблетка была тугая, плотная и совершенно непрозрачная.

  – Эйф. Синтезированная вещь, такой еще не было. С нанотехнологией. Вроде типа возбуждает какие-то там клетки, – Василий хихикнул – которые лучше не возбуждать. Центр удовольствия типа...

  – Не люблю я это, – мрачно сказал Штопор, – Даже трава, и то...

  – Ну это ты странный какой-то... можно подумать, квасить лучше. Погоди, я еще пива... тебе взять?

  – Возьми еще ботл, – попросил Штопор. Задумался, глядя на круглые таблетки.

   С Васей они вроде как подружились. Мужик явно с деньгами, но нормальный. Это редко. Оплачивает студию, а это просто золото! Ничего не требует – спели два раза в каких-то тусовках, и все. Но какой-то скользкий... не поймешь его. Хотя – чего придираться? Нормальный мужик.

   Вася вернулся. Грохнул бутылки о стол. Штопор налил себе пива.

  – Ну что, типа за творческие успехи! – Вася поднял свою пенящуюся кружку.

  – Да уж, за успехи.

  – Ну так как, – спросил Вася, отпив треть, – попробуешь колесико? Говорю – штырит реально. Хочешь в астрал? Или того – страшновато?

  – Да перестань...

  – Да не, я понимаю... рок против наркотиков и все такое. Слушай, с одного же ничего не будет. Давай вместе закинемся? Дай мне одну.

  – А когда действовать начнет?

  – Через час, не раньше.

   Штопор положил таблетки на стол. Одну взял себе. Пронаблюдал, как Вася залихватски кинул колесико в рот. Положил капсулу на язык. Вмиг решившись, сглотнул.

  – А эти себе оставь, пусть будут.

   Ивик, побледнев, набрала код Кельма на телефоне. Услышав знакомый голос, быстро сказала пароль.

  – Я не ошиблась номером? Мне нужен Николай. Слушай, Коль, с четвертым беда... из-за нашего друга. Мне надо действовать по схеме три. Это связано... – она задумалась, подбирая слово, – с фармакологией.

   И глубоко вздохнула, услышав успокаивающе родной голос в наушнике.

  – Понял тебя. Если можешь подождать до завтра – будет лучше. Ведь до завтра вряд ли что-то изменится?

  – До завтра, – Ивик подумала. Штопор уже принял таблетку. Физическая зависимость от дарайских синтезированных наркотиков возникает с первого приема. До завтра действительно не изменится ничего, – хорошо, до завтра я могу подождать.

  – Хорошо. До вечера.

   Штопор вышел из метро на Дыбенко. Настроение было паршивое – хуже некуда. Да еще эта тьма в семь вечера, и долбанная поземка. Руки у него сегодня дрожали, полаялся с басистом, и вообще, если честно... Может, это от вчерашнего все еще кумарит? Надо сказать, колесико оказалось и вправду ничего так. Шибануло хорошо. Еще два в кармане... С трех приемов ведь не подсядешь. Но если опять будет отходняк... да фигня, не может такого быть. Просто не бывает! Приму, решил Штопор. Мир был невероятно холодным, пронизывающим, ледяным. Мрачным. В мире не было ни следа света и радости. Чтобы как-то перемочь это духовное страдание – не проще ли в самом деле глотнуть, раз уж кайф есть под рукой, глотнуть и снова часиков этак на шесть... правда, мягкая вещь, очень мягкая и легкая. Штопору казалось еще, что он вылетел в какой-то мир – астрал-не астрал – там ничего не было вообще, только серая равнина, но потом выяснилось, что там можно прямо из воздуха делать все, что хочешь, и он творил, в полном кайфе, творил, все, чего душа пожелает – розовых слонов, мыльные пузыри, дворцы какие-то, Бог весть что, уже не припомнить...

  – Стоять!

   Штопор остановился, чувствуя, как с перепугу задрожали колени. Тьфу ты... ну что за дерьмо такое?

  – Вы чего? – спросил он. Двое высоких и темнолицых выросли рядом. Один спереди, другой сзади. Окружили. Тот, что стоял сзади, схватил его запястья, и хватка была такая, что сразу понятно – люди серьезные.

  – Спокойно, – предупредил стоящий впереди, – будешь орать – убью.

  – Вам чего надо? – спросил Штопор. Руки ему закрутили назад, и тотчас на запястьях оказалось что-то железное. Стоящий спереди неуловимым движением натянул Штопору на голову что-то черное. Колпак. Или капюшон. Потом его слегка подтолкнули в спину.

  – Вперед.

   Штопор не видел больше ничего. Он не видел девушку, сидящую за рулем машины, в которую его затолкали. Он пытался орать и ругаться, но конвоир чувствительно ткнул ему кулаком под ребра, и Штопор благоразумно замолчал. Молчали и окружающие, и это было страшно – кто они такие? Зачем они делают это? Девушка с карими большими глазами на смуглом лице вела машину, чуть кривя рот, изредка посматривая на плененного Штопора в зеркало заднего вида. Она остановила джип и жестом показала – выходить. Конвоиры вывели рок-музыканта наружу.

   Капюшон и наручники с него сняли в небольшой комнатке, как видно, подвальной – свет сочился сквозь узкое зарешеченное окошко вверху. Здесь стояла железная кровать с матрацем и одеялом – и больше не было ничего.

   Те, кто напал на Штопора, выглядели странно похожими – как братья. Один потемнее, другой светлее, но оба узколицые с чуть широковатыми скулами. Вид не русский, хотя и не поймешь, какой национальности. И не кавказский, вроде. Штопору велели раздеться. Он попробовал повозмущаться. Один из парней молча ударил его в солнечное сплетение, а когда Штопор согнулся от боли, коленом легонько ткнул в лицо. Штопор с трудом разогнулся, размазывая по лицу кровь, хлынувшую из носа.

  – Раздевайся.

   Больше он не пытался сопротивляться. Парни начали его профессионально обыскивать. Его самого, куртку, штаны... Найдя в нагрудном кармане два Васиных колесика, парни переглянулись, и Штопор понял, что они искали. Теперь ситуация немного прояснилась. Непонятна лишь его собственная судьба – что теперь, убьют? Отпустят подобру-поздорову? Начнут допрашивать?

   Штопору вернули белье, рубаху и джинсы, предварительно вытянув из них ремень. Один из парней принес два ведра – с водой и пустое. Дверь в комнатушку – в камеру? – захлопнулась, и пленный остался в одиночестве.

   Ивик старалась не смотреть на окно Штопора.

   Что там у нас с остальными? Все благополучно. Женя пишет, прекрасно. Жаров выпивает с другом, Бог с ним. Юлия... неплохо, она уже сбросила 3 килограмма и чувствует себя просто великолепно. Пожалуй, так удастся ее вытянуть. Илья... опять играет. Он слишком много играет. Обрезать ему интернет, что ли? Может, тогда опять начнет рисовать.

   Окно с "Белой землей" было открыто, но Ивик уже второй день не решалась писать. Ей это казалось слишком уж циничным.

   Вчера все было особенно ужасно. Сегодня физическая ломка сошла на нет. Штопор уже не стонал, по крайней мере. Он лежал на койке – страшненький, весь зеленый, с разбитым носом, и не шевелился, тупо глядя в потолок. Временами Ивик дико хотелось вскочить и идти туда, через Медиану, проверять, жив ли он вообще... надо было врача. Но Штопор снова вяло шевелился – значит, еще живой. Хреново ему было, очень хреново... он ведь не знал, что такое дарайские синтетические наркотики. Что подсаживаются на них с первой же дозы и сильно. Ивик почти физически чувствовала, как плохо Штопору, и от этого ей самой было плохо, подташнивало, болела голова. Она пила воду мелкими глотками. Временами удавалось убедить себя, что все нормально, что так надо, и тогда она могла заниматься всей остальной работой. Только не писать. Это было бы уж слишком. Вот читать рассказы Кельма – помогало. Отвлекало.

   Дверь щелкнула в коридоре. Ивик дернулась.

  – Свои, – донесся голос Кельма. Она облегченно вздохнула. Хотелось встать, подойти к двери... но ведь не положено без крайней необходимости оставлять пост у монитора. И... наверное, необходимости нет. Даже лучше не демонстрировать, как она рада и счастлива тому, что он вернулся. Хотя что тут такого? Каждый будет рад, что товарищ, напарник, такой же дейтрин, как ты, вернулся живым и невредимым... Ивик совершенно запуталась и решила – лучше уж не вставать.

   Но улыбку она удержать не могла, радостно засияла, когда Кельм вошел в комнату.

  – Все в порядке? Ты есть хочешь? На кухне там котлеты...

  – Спасибо, – голос Кельма звучал растроганно, – приятно как! Приходишь домой, а тут тебя кормят...

  – Ну а как же – я же дома была, почему бы и не поджарить...

  – Как там Штопор? – Кельм придвинул стул, сел рядом с ней и по привычке положил руку ей на плечо. Ивик замерла. Сначала ее смущали все эти жесты. Но Кельм это делал автоматически, не придавая особого значения. Он же не знал, как ей это нравится, как она замирает и млеет от одного прикосновения. Ивик изо всех сил старалась этого не показать.

  – Плохо Штопор... – она наконец, первый раз за день, решилась увеличить окно. Глянула коротко и отвела глаза. Штопора было жалко. Кельм рассматривал его внимательно.

  – Да, ломает парня. Ну ничего, еще пара дней – и все. Больше наш Вася на такое не пойдет.

  – Если пойдет – повторим. Но Штопор ведь тоже не идиот. Только что теперь будет, Кельм? Вася попытается его убрать?

  – Очевидно, он попытается тебя убрать, Ивик. Тебя, а потом уже Штопора, – сказал Кельм.

   Холодок пробежал по спине. Ивик взглянула на Кельма, в его спокойные блестящие глаза.

   Вроде бы и всю жизнь на войне, и смертельная опасность – не новость. А вот слышишь такое – и все равно мороз по коже.

  – А что делать? – спросила она, – ведь я не могу снять наблюдение... и начальство не позволит, и сама я понимаю, что...

   – Ничего не делать. Действуй по инструкции. Ну а мое дело – не допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я прослежу, не беспокойся.

   От сердца сразу отлегло. В самом деле – если уж Кельм занимается этим делом, с ней не может ничего случиться. Потому что Кельм. Он такой. Ему всегда все удается. Он все умеет. А я ведь раньше и не знала, и не думала, что он именно вот такой, отметила про себя Ивик. Он оказался лучше, чем я думала. Еще лучше. Она опустила глаза. Главное – чтобы он не умел читать мысли. Потому что сейчас внутри у Ивик такое смятение царило, такой восторг и радость, что странно было бы этого не почувствовать.

  – Ну ладно, а теперь я с твоего позволения пойду поужинаю. Посуду я там уберу, не беспокойся. И поработаю еще немного.

   Литературный редактор журнала «Светоч» говорил по телефону, прижимая трубку плечом, и в то же время длинными бледными пальцами левой руки набирая что-то на клавиатуре.

   ... – нет, этот материал не пойдет в таком виде. Я объясню, почему, если вы желаете. В статье слишком лояльное отношение к кровавой антихристианской советской власти. Посмотрите, вы даже пишете, что нравственность в годы советской власти... о какой нравственности можно говорить? Запомните, советская власть – это монстр, это страшное уродство... нет, ни о какой терпимости к церкви даже в последние годы говорить нельзя. Гонения! Гонения до последнего момента. Все мы знаем, как много истинные православные претерпели от большевиков... А в вашей статье восхваление этой антихристовой клики занимает слишком много места... хорошо, не восхваление, но терпимость и лояльность. Вы знаете политику нашего журнала, и должны понимать...

   Дверь в кабинет приоткрылась, и в щель просунулась чья-то физиономия. Редактор замахал рукой – входите, мол, сейчас... Бочком, бочком пришелец протиснулся в кабинет. Был он высоким блондином, и чем-то неуловимо похож на самого редактора, будто родственник, только постарше на вид – лет пятидесяти. Сел у стола, ожидая конца разговора. Наконец, труженик литературного фронта бросил трубку на рычаг.

  – Покоя нет от графоманов, – сказал он, – приветствую вас, Игорь Николаевич! Что-нибудь новенькое?

  – Марина просила вот вам передать, – пришелец протянул редактору флешку, – там все сказано.

  – Благодарю вас, а Марине и деткам привет передавайте, – сказал редактор, вставляя флешку в соответствующую прорезь. Потом он поднял на Игоря Николаевича светлые глаза, – а вы передали то, что я просил?

  – Да, и там как раз ответ, Василий Данилович, – пришедший указал на компьютер, который с урчанием начал уже считывать информацию с флешки. Василий Данилович кивнул. Посмотрел на гостя.

  – Ну что ж, тогда услуга за услугу, как и договорились. Кофейку не хотите?

  – Нет, благодарю.

   Василий откинулся в кресле.

  – Переговоры, как я понимаю, ничего не дают?

  – Нет, Василий Данилович, ничего нового, и в плане информации мало чем могу вас порадовать. Разве что тем, что главный участник той стороны мне знаком с молодых лет.

  – Это малоинтересно, я уже понял, кто это... Вот адрес квартиры для вас, Игорь. Снято на ваше имя. Все оплачено.

   Кельм сел вертикально, все еще вслушиваясь в неясные голоса в наушниках. Двое дарайцев прощались. Что-то новенькое... Этого Игоря он уже засек – один из связных, очевидно. И вот выясняются крайне интересные вещи. Переговоры? Какие? Кельм задумался. Надо вначале выяснить все, а потом делать выводы.

   Игорь там, в здании напротив, вышел из кабинета редактора. Кельм бросил взгляд на пишущее устройство – лазер старательно считывал колебания оконного стекла в редакторском кабинете. За это время Кельм выяснил много интересного о взглядах, литературных, религиозных и особенно политических пристрастиях Василия. А вот тактически полезной информации было мало. Кельм потянулся к мобильнику и выбрал номер "Штирлица".

  – Дмитрий? Новый объект для вас. Задача такая...

   Василий тем временем быстро набирал текст для колонки в раздел "Православная семья". Он писал, временами слегка задумываясь, поглядывая в окно. Возвращался и перечитывал строчки. Он наслаждался процессом, как наслаждается творчеством гэйн.

   "Если жена нарушает волю мужа, а значит, и Бога, то это означает, что она себя заявляет в качестве мужа, в качестве – главы. Но мужчиной она всё равно никогда не станет! Прыгнуть выше, чем можно, – невозможно! Но, устремляясь к обладанию правами мужа, жена навлекает на себя ответственность мужа и обязанности мужа. А они – не по силам женщине. Многие из них даже непонятны женщине. Это примерно, как дети, видя права родителей, завидуют взрослым"*

   Василий вздохнул.

   Ему нравился этот мир. Ему здесь было хорошо – гораздо лучше, чем дома. И он докажет, что может работать здесь!

   ".. без отца сын уже никогда не будет полноценным мужчиной, а тем более – мужем! Без отца – дочь тоже не будет настоящей женщиной, а тем более – женой. Такие мужчины довольно значительно инфантильны и безынициативны в семейной жизни. Такие женщины – очень строптивы и самоуверенны в семейной жизни, что значительно приближает их по некоторым качествам к нечистой силе".

   Василий с наслаждением перечитал последний абзац.

   Подумал о перспективах внедрения в Саудовскую Аравию. К сожалению, с этим придется подождать. Он столько сил положил, чтобы попасть работать на Триму. Придется довольствоваться хотя бы Россией.

   Василий подчеркнул слова "к нечистой силе". И выделил их италиком.

   *Автор текста – протоиерей Иоанн Клименко, кандидат богословских наук

   Снег окончательно улегся и слепил взгляд нестерпимой белизной, опушенные ветви деревьев застыли неподвижно, а полянка, к счастью, была хорошо вытоптана спортсменами и собачниками. В этот предвечерний час, в будний день здесь было пусто, дейтринам никто не мешал тренироваться. Ивик рядом с Кельмом занималась с небывалым энтузиазмом – его энергия заражала. Казалось, он наслаждается самим движением, усилием. Да и вообще, усилия ли это? – он будто играл, только лицо и открытая шея заблестели от пота.

   Жаль только, что редко удается тренироваться вместе, подумала Ивик.

   Начали спарринг. Ивик понимала, что темп для Кельма слишком медленный. Что он подстраивается. Работали в неполном контакте, и все же пару раз Кельм пробил защиту и ударил чувствительно – по ключице и в живот. Ивик хорошо выдержала удары, но самой ей ни разу не удалось достать противника. Бой казался бесконечным. Она устала. Даже радость от близости Кельма потухла, его неутомимость начинала раздражать. Наконец Кельм резко махнул руками, обозначая конец тренировки.

  – Все... молодец, – похвалил он, – если еще потренируемся с тобой, сможешь вангала завалить.

  – А ты заваливаешь? – Ивик присела на корточки. Зачерпнув снега, прихватила его губами. Кельм усмехнулся.

  – Было дело как-то... Пошли?

   Кельм и бежал быстрее, чем Ивик казалось комфортным. Сама она любила бегать, но неторопливо, не напрягаясь (этот медленный кросс, впрочем, здешним спортсменам показался бы похожим на бег легкоатлета на средние дистанции). Кельм же несся вперед большими скачками... И вроде не настолько уж он крупнее Ивик, и ноги не в два раза длиннее. Но она едва поспевала за ним, и почти сразу сбилось дыхание. И болела ключица. Наверное, будет синяк. В городе, впрочем, Кельм сбавил темп. Ивик мучилась, но не позволяла себе отстать, сказывалась приобретенная в квенсене привычка – там отставать не позволяли. И в общем... это ведь правильно, – даже мысли Ивик скакали отрывисто, в такт быстрому дыханию, – ведь... иной раз... может жизнь зависеть... от того, как бегаешь... но шендак, он же как машина...

   Он и через ступеньки прыгал, как будто вовсе не тренировались до этого два часа. Ивик уговаривала себя, что вот только еще подняться на лестницу... и все... еще немного. Щелкнул ключ в замке. Из комнаты соседей донесся ритмичный стук молотка – там что-то ремонтировали. Ивик сразу, ещё не раздевшись, потянулась запустить компьютер. Пусть пока загружается.

  – Тебе сегодня еще надо работать? – спросила она Кельма. Он аккуратно ставил в шкаф ботинки. Обернулся, помотал головой.

  – Я больше сегодня не пойду никуда. Для разнообразия. Посижу здесь, подумаю. Ужин я тоже сделаю, тебе ведь наблюдать надо.

  – Ага, – пробормотала Ивик, – это бы хорошо... спасибо...

   Она быстренько вымылась у раковины, переоделась. Вода горячая шла еле-еле – прямо как в родном поселке в Дейтросе – так что с душем возиться не хотелось. Да и времени мало. Ивик причесалась, глядя в зеркало. Интересно, а что, если бы Кельм увидел ее в красивом платье, накрашенную.. на празднике каком-нибудь. На Триме, конечно, форму не носят, но вся одежда агента – удобная, неброская, не привлекающая внимания. Штаны, футболки, куртки. Все неяркое, серое, зеленоватое, хаки. Ивик внимательно рассмотрела ключицу, которая до сих пор ныла. Нет, синяка не видно. Или позже появится. Впрочем, и без нового синяка все выглядит страшненько, половина кожи сожжена, стянута шрамами... Она надела свою любимую рубашку – в красно-синюю клетку, трогательно обнажающую яремную ямку. Вспушила волосы. Или она ничего все-таки? Пухлые, чуть капризные губы, глубокие темные глаза... Шендак, никогда в жизни не пялилась так долго в зеркало! Ивик засмеялась над собой и вышла из ванной.

   У трансляторов все шло, как обычно. Штопора выпустили вчера. Один из боевых агентов, который занимался его делом, прочел парню краткую лекцию о вреде наркотиков и предупредил, что в случае повторения приема таинственная организация по борьбе с наркотиками будет вынуждена принять еще более строгие меры. Штопор вряд ли собирался повторять. Он сидел тише воды ниже травы. Василий пока не появлялся. Репетиций не было. Друзьям Штопор рассказал о случившемся, но предпринимать ничего не стал. В данный момент он лежал на диване, гитара на животе, пальцы тихо пощипывают струны...

  – Кушать подано, – дверь распахнулась, Кельм открыл ее легким пинком. Ивик вскочила, расчистила на журнальном столике место для подноса.

  – Здесь поедим?

  – А почему нет? Ты ведь можешь посматривать и есть. .

  – Да... спасибо.

   Кельм подвинул столик так, чтобы она могла есть, не отходя от компьютера. Ивик села вполоборота. Кельм – на стул рядом с ней, у торца столика. Привычно перекрестился.

   Он ведь здесь будет весь вечер, думала Ивик, торопливо пережевывая картошку. Весь вечер. Она давилась своим неожиданным счастьем. Предстоящий вечер был озарен неземным сиянием, как это бывает на Пасхальной службе – ждешь в темноте, вот вспыхнет свет! Хотя насколько Ивик успела изучить Кельма, это не значит ничего особенного. Он сядет рядом с маленьким эйтроном-ноутбуком, будет писать рассказ или что-то там заносить в таблицу и размышлять. Или пойдет в сеть. Они станут обмениваться короткими вежливыми репликами по делу. Вот и все, собственно. Но все-таки он будет рядом!

   И еда ужасно вкусная. Удивительно ровно нарезанная картошка, жареная рыба... То ли это он так вкусно готовит, то ли просто все прекрасно, когда он рядом.

   И ест он красиво. Он вообще все делает красиво. Жаль только, неловко смотреть на него все время. Ивик временами взглядывала на руки Кельма. Правая аккуратно подцепляет ломтики на вилку. Левая, покалеченная, подхватывает стакан... все-таки покалечена не сильно, хотя и выглядит страшненько. Несколько дистальных фаланг. Три пальца короче других. Если бы сильнее – его бы списали совсем из армии. А так... Ивик почувствовала, как жалость снова подкатывает к горлу. Щиплющая, щемящая. Жалость, похожая на восхищение и преклонение.

  – Что у нас с Иваном?

  – Со Штопором? Ничего. Дома сидит, в себя приходит.

  – Это хорошо. Скоро запоет снова...

   ...а вот когда говоришь с ним, то совсем исчезают эти чувства. Забываешь о том, кто он и сколько пережил, и весь этот ужас забываешь. С ним хорошо и легко. Он такой оптимистичный, простой, веселый.

  – Конечно, запоет. Коля, а что Василий дальше предпримет, у тебя есть предположения?

  – Конечно. Думаю, они есть и у тебя. Но давай пока не будем об этом. Просто действуй по инструкции, а я, как уже говорил, не допущу того, чтобы случилось что-то плохое.

  – За тобой как за каменной стеной.

  – Служба такая, – сказал Кельм. Они поговорили про контрразведку вообще. Про трансляторов. Ивик рассказала о Жене и ее новом романе.

  – Интересно, да. Как они это все чувствуют...

  – А знаешь, я часто думаю... вот мы тоже пишем, пишем... а где-то там наверху сидит куратор и контролирует. Пытаешься ты перестать писать – он тебе бац... и устраивает что-нибудь такое. Я часто замечала.

  – И про фантомы такие легенды ходят. Говорят, есть миры еще выше Медианы, только мы туда не попадаем. Впрочем, конечно, есть – ведь где-то же ангелы обитают. Они строят фантомы, а мы транслируем. Пишем, рисуем. Ты сиди, сиди... я сейчас чаю еще принесу.

   Кельм утащил посуду. А ведь ему тоже надо работать, подумала Ивик. Но он прав – наблюдателю нежелательно отходить лишний раз от монитора. Переключать на других. Сейчас на мониторе Ивик было 15 окон. Везде, вроде бы, спокойно. Ивик присмотрелась к одному из "чужих" окон – там была двенадцатилетняя девочка. Девочка писала стихи. Действительно, талантливые. И дейтрийские по духу. Сейчас она пока никому не была известна, кроме сотни человек в интернете. Но шансы – шансы есть. Настолько большие, что начальство сочло нужным наблюдать ее уже сейчас, в этом возрасте. Ивик иногда наблюдала эту девочку, звали ее Надя, жила она, кажется, в Новосибирске... да, точно в Новосибирске. Сейчас Надя занималась тем, что чистила клетку морской свинки. Ивик улыбнулась.

   Кельм почему-то не работал сегодня. Его ноутбук мерцал рядом, там был какой-то текст, Ивик не вглядывалась. Они просто заговорились. Заболтались о том, о сем. И не заметили, как стемнело в комнате. Ивик включила настенный бра, в неясном свете очертания лица Кельма казались резче, глаза блестели. Кельм рассказывал, как два года назад ездил по служебным делам в Бразилию. Вылавливал там одного дорша. Про местных мулаток и про пляж. Это было смешно, Ивик хохотала. Кельм рассказывал про бразильские фрукты. Оказывается, здешние бананы – это и не бананы вовсе, они даже в сравнение не идут с настоящими, только что сорванными. А многие тропические фрукты и вовсе нельзя хранить и перевозить, и попробовать их можно только там. Кельм смачно описывал гравиолу, маракуйю, огромный сладчайший жак. Ивик сказала, что хочет немедленно туда и все это пробовать. Надо будет договориться с Дэймом. Кельм ведь знает Дэйма? Да, но Дэйм вроде бы не в Бразилии работает, а в центральной Америке... Какая разница, там тоже наверняка все это есть...

   Они поговорили о фруктах. Потом вдруг Кельм замолчал, и повисла пауза. Ивик сосредоточенно уставилась в экран. Нет, там все спокойно...

  – Знаешь, – сказал вдруг Кельм, – с тобой так хорошо разговаривать. Не знаю, почему. У меня никогда не было женщин – просто друзей. Я даже не думал, что женщина... что можно вот так просто... Ты хороший друг, Ивик.

   Она покраснела, но в полутьме это не было заметно. У нее тоже никогда не было мужчин – просто друзей. И... он назвал ее дейтрийским именем. По рассеянности? Кельм совершенно не рассеянный человек.

  – Мне тоже хорошо с тобой разговаривать. Интересно, – сказала она.

  – И как-то просто, да? Я уже давно не говорил вот так ни с кем. Раньше я другой был, в молодости. Совсем другой. А сейчас нехороший я. Злой.

  – Ты?! Злой? – поразилась Ивик.

  – А разве нет? Не слышала, что про меня говорят? Конечно, злой. И моральный урод. Наверное, это правда.

  – Кельм...

   Ивик от волнения не знала даже, что сказать. Повернулась на крутящемся стуле к собеседнику. Придвинулась ближе. Кельм смотрел ей в глаза. Чуть виновато. Потом отвел взгляд.

  – Кельм, да ты что... как ты можешь так о себе? Ты же... – Ивик помолчала, – ты же самый лучший человек из всех, кого я знаю. Таких, как ты, вообще нет. А ведь я многих знаю, гэйнов, отличных ребят. Но ты... ты же очень... понимаешь, ты же герой. Правда. Вот как те, которые в залах Славы... кому памятники ставят. Ты живой, но – вот такой. Ведь я же знаю, что с тобой было. Мне Ашен рассказала. Ты герой, ты настоящий... С тебя пример надо брать. А ты про себя – урод... ну ты даешь, Кельм!

   И пока она говорила, лицо Кельма менялось. Оно дергалось, плыло, и менялось выражение, и взгляд его был уже не привычный остро-блестящий, а больной и тусклый... и лицо расслабилось, и вдруг проглянула в глазах еще незнакомая Ивик боль. И заговорил он непривычно тихо.