Текст книги "Юлька в стране Витасофии (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Килеса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Отпустив Юльку, инквизиторы выхватили кинжалы; точно такие же кинжалы мелькнули в руках у моджахедов. Противники замерли, глядя друг на друга, – и, воспользовавшись паузой, Юлька, вытащив изо рта кляп, с криком «Помогите!» ринулась к дороге: она вспомнила слова Мастера о том, что Белая дорога оберегает своих путников.

Вбежав на кирпичи, Юлька увидела настраивающего флейту Крысолова.

– Не волнуйтесь, фройлян, все будет хорошо! – крикнул Крысолов и поднес флейту к губам. Послышалась веселая галопирующая мелодия: услышав ее, выбежавшие из кустов инквизиторы и моджахеды со счастливыми лицами потянулись к Крысолову. Махнув рукой Юльке – чтобы она уходила, – Крысолов, не переставая играть, направился в сторону реки; за ним, дергаясь, словно паяцы, зашагали нападавшие. Оглянувшись на прощание, Юлька поразилась злому выражению лица Крысолова и со вздохом решила, что, как ни привлекателен флейтист, влюбиться в него она бы не сумела.

Юлька вспомнила мамины слова о том, что девушка, выходя на улицу, иногда выходит на встречу своей судьбе. «Здесь, в Витасофии, такие интересные личности! – подумала Юлька. – Может быть, мне встретиться юноша, похожий на Мастера, – но без Маргариты, – и скажет те слова о любви, которым я поверю».

Мечтая об этом, она почти не удивилась, увидев впереди шагающего на высоких деревянных ходулях парня, одетого в древнегреческий хитон.

Средством передвижения парень пользовался неумело, часто соскальзывал на дорогу, но упорно взбирался обратно.

– Здравствуйте! – поравнявшись с парнем, оказавшимся очень симпатичным, крикнула Юлька. – Вы готовите номер для цирка?

– Придумали тоже! – возмутился парень. – Неподалеку отсюда – городок Кинсберг. Хочу пройти по улицам, глядя на всех сверху вниз.

– Для чего? – удивилась Юлька.

– Вы такая же, как все: ничего не понимаете, – с сожалением констатировал парень. – Это так прекрасно: быть выше других, причём в прямом, а не переносном смысле, И не на голову, не на две, а на метр, а то и больше.

Неуклюже переставляя ходули, парень гордо посмотрел на Юльку:

– Здесь, наверху, замечательно: чистый воздух, хороший обзор. И люди отсюда такие маленькие.

Решив обогнать Юльку, парень быстрее задвигал ходулями и, зацепившись одной за другую, с грохотом свалился вниз.

– И оттуда так больно падать, особенно на кирпичи, – ехидно улыбнулась Юлька.

Потирая ушибленные места, парень поднялся и швырнул ходули в придорожные кусты.

– Пройдусь по городу, когда подготовлюсь.

И, повернувшись к Юльке, спросил:

– Вы принцесса?

– Нет, – с трудом удержавшись от желания соврать, сказала Юлька.

Несмотря на свое зазнайство, парень ей понравился. – А зачем она вам?

Чтобы жениться?

– Глупости. Это для всяких принцев и прочих обыкновенных людей. Я ищу принцессу, чтобы убить.

– Чт-о-о? – Юльке показалось, что она ослышалась.

– Да. Хочу оказаться здесь первым, попасть в книгу рекордов Гиннеса^[38] – возбужденно объяснял парень. – Я – Герострат из Эфеса.^[39] Чтобы прославиться, 21 июля 356 года до христианской эры сжег храм Артемиды^[40].

Слышали обо мне?

– Нет, – сердито ответила Юлька, хотя за рассказ о Герострате на уроке истории получила в школе «отлично».

«Как легко ошибиться в человеке, оценивая его по внешнему виду» – подумала она.

– Вы, наверное, родом из глуши, – понимающе произнес Герострат. – В цивилизованном мире я известен всем. Тогда, в июле, меня не просто казнили. Специальные глашатаи в продолжение десятков лет разъезжали по Греции и объявляли: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды».

– Представляете?! – засмеялся Герострат. – Глупцы! Лучшей рекламы не придумать: обо мне знали даже младенцы.

– Зачем вам такая слава?

– Еще мальчишкой меня мучила мысль: для чего жить, если смерть и годы растопчут мое имя в пыль?! Занялся спортом, чтобы победить в Олимпийских играх, но не попал даже в первую десятку. Воин из меня получился никудышный, и вообще оказалось, что я ни на что не годен. Сверстники делали карьеру, уходя в торговлю или армию, а я продолжал быть никем. Однажды даже хотел с Тарпейской скалы^[41] в море броситься. А потом меня осенило: чтобы остаться в памяти общества, надо покуситься на самое для него дорогое. Вот и выбрал одно из семи чудес света^[42]: храм Артемиды.

– Если человек не способен проявить себя в деле, пусть оставляет себя в детях, – рассудительно заметила Юлька.

– Это – путь неудачников, – отмахнулся Герострат. – Я хотел собственной славы, а не надежды на то, что из детей что-то получится.

И важно добавил:

– Я ее приобрел.

– Позорную славу существа, способного лишь на разрушение созданного другими, – кивнула головой Юлька. – Ваша похвальба – это радость нищего, гордого тем, что благодаря уродству ему подают больше милостыни, чем остальным.

Зло посмотрев на Юльку, Герострат насупился. Дальше шли молча.

Справа показались башни небольшого старинного городка, выстроенного в готическом стиле.

– Вам куда? – спросила Юлька.

– Прямо, – неохотно ответил Герострат. – Без ходулей в Кинсберге делать нечего.

– Тогда мне туда, где вам нечего делать, – удовлетворенно заявила Юлька и, не прощаясь, свернула на покрытую асфальтом дорогу, ведущую в город.

Юлька решила зайти в Кинсберг лишь потому, что не хотела идти дальше вместе с Геростратом. В Юлькиной семье труд считался безусловной ценностью, и ее ужасала мысль, что несколько поколений древнегреческих зодчих почти сто лет строили небывалый по красоте храм только для того, чтобы его в одну ночь уничтожил тщеславный человечек.

Кинсберг оказался аккуратным городом, улицы которого выводили на площадь. Прохожих было мало; Юлька шла, восхищаясь арками с заостренным верхом, узкими и высокими башнями, разукрашенными фасадами зданий с резными деталями, многоцветными витражными стрельчатыми окнами. Этот архитектурный ансамбль переплетал реальность с иллюзией, – и Юльке подумалось, что в таком городе хорошо мечтать.

Одна из боковых улочек вела к парку. Зеленая трава, старые, молчаливые деревья, неизвестно кому посвященные скульптуры, журчащий фонтан. Пройдя по узкой протоптанной тропинке, Юлька подошла к скамейке, села и залюбовалась застывшей неподалеку голубой елью – любимым деревом Юлькиного детства. Вспомнился дом, друзья, родители: когда она их увидит?

Юлька привыкла верить словам, – особенно если их произносили люди, заслуживающие доверия. Заверение Фауста, что, доставив Медальон Времени в Комнату перекрестков, она получит свободу и вернется домой, казались Юльке непреложной истиной: и она спешила по Белой дороге к далекой цели. Намеки Мефистофеля на то, что ее обманут, вызвали у Юльки подозрения, что Фауст переоценил добропорядочность госпожи Неизвестности, а попытки отобрать медальон утвердили в мысли, что у фигуры в маске есть конкуренты.

Благодаря подсказке незнакомца с серьгой свое спасение Юлька видела теперь в рукописи Затерянных столетий и ее авторе: только они могли научить Юльку использовать медальон для защиты от врагов и помочь разобраться в ситуации. Поэтому вместо Комнаты перекрестков Юлька решила направиться на поиски Старца к Великановым горам.

На аллею выбежал симпатичный беленький пудель.

– Песик! Ко мне! – ласково позвала любительница домашних животных.

Посмотрев на Юльку, пудель завилял хвостом и, подбежав, уткнулся носом в Юлькины колени.

– Хорошая собачка, хорошая! – начала гладить Юлька пуделя по голове.

Песик радостно взвизгнул.

– Атма! Атма! – послышался громкий крик. Из глубины аллеи показался встревоженный старик в старомодном фраке и белым бантом на шее.

– Атма! – увидев свою собаку, позвал старик. Дружелюбно махнув хвостом, пудель остался возле Юльки.

Бросив на Юльку внимательный взгляд, старик подошел к скамейке и осторожно уселся.

– Тоже собачек любите? – утвердительно спросил старик, разглядывая Юльку. – Издалека идете?

– Так, путешествую, – неопределенно ответила Юлька и потрепала Атму по загривку. – Хорошая у вас собачка!

– Да. У меня дома висят на стенах шестнадцать гравюр с изображением собак. В отличие от человека, собака никогда не предаст.

Приподнявшись, старик представился:

– Артур Шопенгауэр^[43] – единственный философ из тех, кто живет в Кинсберге.

– Почему – единственный? – озадаченно спросила Юлька.

– Канта^[44] и особенно Гегеля^[45] таковыми не считаю, – ответил Шопенгауэр. – Они не понимают главного: в основе мироздания лежит воля.

Это высший космический принцип, который у природы и человека проявляется как стремление к жизни. Поскольку мировая воля ни на что не направлена, не имеет цели, она бессмысленна, – тогда как человеку нужна определенность. Поэтому он ищет смысл жизни, создавая для этого различные религии и философские системы.

Встав со скамейки, Шопенгауэр, жестикулируя, прошелся перед Юлькой.

– Чем умнее человек, тем труднее и трагичнее его жизнь, поскольку он глубже осознает бессмысленность бытия. Только искусство, этический аскетизм и философия способны дать человеку «тихую гавань», примирить со стихией «мировой воли».

– А чем вам не угодили Кант и Гегель? – сухо спросила Юлька. Ее отец и Юлькин наставник Славик преподавали философию в университете, и от них Юлька усвоила, что Кант и Гегель – звезды мировой величины.

– Философия должна выяснять причину трагичности бытия, а не заниматься схоластикой, – поджал губы Шопенгауэр. – Я восхищаюсь Кантовской постановкой философских задач: что я могу знать, что я должен делать, на что смею надеяться, что такое человек, – но его вывод о существовании мира как вещи-в-себе, познаваемого сознанием посредством опыта, неубедителен. Опыт основан на логике, тогда как сознание руководствуется интуицией.

Шопенгауэр говорил убежденно, дополняя слова жестами, словно выступал на кафедре Берлинского университета.

– А философия Гегеля, украденная им у Платона, настолько противоречива, что он вынужден ее фундаментом сделать диалектику – науку о развитии. Его Абсолютный Дух, лежащий в основе сущего, бесконечно познает себя, самораскрываясь то в пространстве – или в природе, то во времени – то есть в истории. Гегелевская логика, состоящая из тезиса, антитезиса и синтеза, напоминает ярмарочную дискуссию продавца и покупателя, спорящих из-за товара.

– Ну, знаете ли!? – возмутилась Юлька. – Нельзя так отзываться о земляках.

– Земляках? – удивился Шопенгауэр незнакомому определению. Поняв его, пренебрежительно бросил:

– Германия слишком мала, чтобы быть моей родиной.

И, крикнув «Атма! За мной!», быстро пошел прочь.

Слова Шопенгауэра ни в чем Юльку не убедили а, наоборот, привели к мысли, что надо повидать Канта и Гегеля: философы такого уровня должны знать о рукописи Затерянных столетий. Выйдя из парка, Юлька остановила прохожего и спросила, как найти Иммануила Канта.

– Вам знаком распорядок его дня? – уточнил прохожий и пояснил:

– Кант встает в 5 часов утра, в 10 часов вечера ложится, в 19 часов у него прогулка по городу. Подождите здесь: через 5 минут начинается его прогулка.

Прислонившись спиной к дереву, Юлька вспоминала, как когда-то поразило ее рассуждение Канта: «Две вещи наполняют душу мою удивлением и благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Она тогда заинтересовалась кантовским категорическим императивом, требующим совершать поступки в соответствии с нравственным долгом, и жить так, словно за тобой каждую секунду наблюдает Бог, – и пыталась следовать этому принципу.

Канта Юлька узнала сразу: маленький, худенький, одетый в сюртук старичок шел, рассеянно глядя вперед. Пристроившись рядом, Юлька неловко сказала:

– Добрый вечер, господин Кант!

– Что? – завертел головой философ. – Перейдите на правую сторону, я левым глазом плохо вижу. Что вы хотели?

– Вам известна рукопись Затерянных столетий? – спросила Юлька, выполняя просьбу Канта.

– Кое-что слышал, – ответил философ. – В ее основе – старая идея, когда-то провозглашенная Платоном: измерять бытие движением, а не временем и пространством. Категорию «движение» позже забрали ученые, философы и теологи остались с понятиями времени и пространства: ими удобнее оперировать.

– Кто такой Старец?

– Неизвестный мне, но, судя по всему, блестящий философ, скрывающийся от всех под этим странным именем, – ответил Кант и поинтересовался:

– У вас при себе нет средства по уничтожению клопов: совсем замучили.

– Нет, – растеряно ответила Юлька.

– Жаль, – вздохнул старичок и, сухо бросив «Из-за вас я нарушаю график!», ускорил шаги.

Расставшись с философом, Юлька брела по улице, думая о том, что надвигается ночь и пора подумать о ночлеге. Неожиданно ее взгляд упал на прикрепленную к двери старинного здания табличку с надписью:

«Профессор философии Георг Вильгельм Фридрих Гегель». Секунду поколебавшись, она постучала висевшим на двери молоточком.

Дверь открыла женщина лет тридцати.

– Вы к мужу? – спросила она. – Заходите.

Шагая вслед за женщиной сквозь анфиладу заставленных мебелью комнат, Юлька думала о том, что Гегель, в отличие от большинства философов, был женат и имел детей: двух мальчиков от этой женщины – Мари фон Тухер – и еще одного от квартирной хозяйки в Йене.

Заведя Юльку в кабинет, где за огромным столом, заваленным книгами и бумагами, сидел человек с мучнисто-белым лицом, закутанный в серо-желтый халат до пола, Мари сказала:

– Георг, к тебе студентка, – и вышла из кабинета.

У профессора было невыразительное одутловатое лицо – лицо преждевременно состарившегося человека – и жидкие волосы. Он был крепко сложен, но сутулился, держался скованно и явно не хотел разговаривать.

– Чем обязан? – неприязненно осведомился Гегель. – Что-то непонятно в лекции?

– Нет, все понятно, – растерялась Юлька. – Я хотела узнать о Старце и рукописи Затерянных столетий.

– Романтик-революционер, – фыркнул Гегель. – Философия – учебник для простолюдинов. Я – ретроград.

Гегель задумался, начал перебирать бумаги, что-то бормоча себе под нос, потом откинулся на спинку кресла и, казалось, задремал. Поняв, что о ней забыли, Юлька смущенно произнесла:

– Что там с рукописью?

Сев прямо, Гегель посмотрел на Юльку так, словно впервые увидел. – Сестры-властительницы, – с трудом выдавливая из себя предложения, забормотал Гегель. – Вечность приходит к человеку в облике Смерти.

Властительница Времени дает надежду на завтрашний день, но однажды обманывает, и он оказывается у двери неизвестности, куда госпожа – вот бы снять с нее маску! – впускает только душу, оставляя тело земляным червям.

Дихотомия тела и души. Все действительное разумно, все разумное действительно.

Взяв перо, Гегель макнул его в чернильницу и начал что-то писать. Он делал это так увлеченно, что Юлька, постояв, тихонько вышла из кабинета и, сопровождаемая сочувственно молчащей Мари, направилась к выходу.

На улице сгущалась темнота; фонарщики зажигали газовые фонари.

– В городе есть гостиница? – спросила у Мари Юлька.

– Только монастырская, на окраине Кинсберга, – выйдя вместе с Юлькой на улицу, Мари показала, куда идти. – Прощайте!

Несмотря на непоздний час, прохожих на улице не было. Дважды Юлька отклонялась в сторону, но, ориентируясь на тихий звон колокола, меняла направление, пока не оказалась у монастырских ворот. Взяв деньги, услужливый монах провел ее в пахнущую ладаном комнату с рукомойником, иконой в углу и кроватью у стены. Водные процедуры – и утонувшая в свежести простыней Юлька быстро заснула.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Солнце: как его много! Потянувшись, Юлька открыла глаза, быстро закрыла их, ослепленная лучами, и рывком вскочила с постели. Гимнастика, водные процедуры, процесс одевания – и Юлька, готовая двигаться дальше, вышла из гостиницы на монастырский двор.

– Доброе утро! – услышала Юлька чей-то голос.

Повернувшись, Юлька увидела пожилого, некогда наверняка красивого монаха, участливо смотревшего на Юльку.

– Пьер Абеляр,^[46] бывший учитель схоластики, ныне – аббат этого монастыря, – представился монах, заметив настороженный Юлькин взгляд.

– Тот Абеляр, кому Элоиза писала: «Господину – от рабыни, отцу – от дочери, супругу – от супруги, брату – от сестры».. И еще: «Единственному после Христа – одинокая во Христе»? – спросила Юлька.

– Да, – согласился Абеляр, с уважением глянув на Юльку. – У вас хорошая память!

– Еще бы! – усмехнулась Юлька. – Лучшие любовные женские письма, которые я читала. Они обжигают. Ваши письма читать было противно: их писала рука труса. Элоиза оказалась умнее, талантливее и красивее вас: почему вы ее бросили?

– Нас развела эпоха, потребовавшая: любовь или карьера, – смутился Абеляр. – Я выбрал карьеру.

– Типично мужской выбор с типично мужскими отговорками, – хмыкнула Юлька. И, посуровев лицом, поинтересовалась:

– Вы явно ждали, когда я проснусь: что случилось?

– Ночью принесли послание от инквизиторов: вас разыскивают.

Говорят, по вашей вине погибло семь человек, но я в это не верю. Чем вам помочь?

– Покажите путь к Великановым горам! – попросила Юлька. Затем, поколебавшись, сняла медальон и протянула Абеляру: Расшифруйте изображенные на медальоне символы.

– Пожалуйста! – пожал плечами Абеляр. – Часы и дорога символизируют изменчивость времени, квадрат – протяженность пространства и четыре стороны света, круг – символ вечности.

– А верстовые столбы и крест?

– Двоякое значение: они соединяют время, пространство и вечность в единое целое и одновременно играют роль кнопок, на которые надо нажимать, чтобы привести медальон в действие, – возвращая медальон, Абеляр задумчиво добавил:

– Мне рассказывали об этом артефакте: он обладает могущественными свойствами. Но как им пользоваться, знают немногие: я к их числу не принадлежу. Пойдемте: вам пора уходить.

Повесив медальон на шею, Юлька зашагала рядом с Абеляром.

– Судя по рассказам Боккаччо,^[47] более порочной организации, чем монастырская, не существует, – произнесла Юлька, рассматривая монастырские постройки.

– Вы не правы, – покачал головой Абеляр. – Монастырь создавался как место для молитвы. Смысл жизни монаха – молитвой восстановить связь между Богом и человеком, утраченную в результате грехопадения.

В воздухе разнесся легкий звон колокола.

– Слышите?! – воскликнул Абеляр. – Колокольный звон – единственная музыка, воспринимаемая Богом.

– Говорят, что некоторые колокола имеют свое имя. Это правда? – спросила Юлька.

– Да.

Абеляр и Юлька вышли за стены монастыря.

– Видите тропинку, ведущую к лесу? Идите, не сворачивая. Потом будет речка, поле, за ним снова лес – будьте в нем осторожны, он наполнен иллюзиями – и Великановы горы. Во имя Отца и Сына и Святого Духа будьте счастливы! Аминь!

Абеляр, прощаясь, низко поклонился.

– И вам того же! – ответила Юлька, трогаясь в путь.

Рывками, словно его подталкивали, дул ветер, раскачивая траву и небольшие кустики. Утренняя прохлада таяла, уступая место намечавшейся жаре. Синело небо, простираясь от горизонта до горизонта, лишь несколько одиноких облачков плыло в вышине. Порывы ветра доносили запах полыни и полевых цветов. Юлька шла, радуясь новому дню – чувство, испытываемое только юностью.

Вот и лес. Узкая тропинка вилась между деревьями, изредка пересекая небольшие полянки. «Если повезет: к вечеру буду у Великановых гор», – планировала Юлька, ускоряя шаги, – ей чудилось, что за ней кто-то идет.

В просвете кустов показалась очередная поляна. Выскочив на нее, Юлька остановилась, пораженная неприятным зрелищем: трое здоровенных краснорожих парня, похожих физиономиями на червяков, по очереди стегали кнутом привязанную к дереву молоденькую девушку. Рот у девушки был заткнут платком, по ее лицу текли слезы.

– Что вы делаете?! – возмутилась Юлька, подбегая к пленнице. – Перестаньте!

Парни удивленно посмотрели на Юльку. Потом старший из хулиганов-червяков успокаивающе произнес:

– Гражданка, не нервничайте. У вас свои дела, у нас свои. Не обращайте внимания, проходите мимо.

– Пройти легко, – но как потом с этим жить?! – возразила Юлька, присматриваясь, за какой конец веревки дернуть, чтобы быстро развязать пленницу. – В чем она провинилась?

– У нас общая сфера деятельности – компьютерная. Мы работаем Вирусами, она – Мышкой, – пояснил старший из Червяков, явно надеясь убедить Юльку последовать его совету. – Никто не возражает: пусть трудится, – но зачем так стараться?! Только разгуляешься по файлам, а она Касперского или Норд натравливает, а то и доктора Вебера^[48] вызовет. Совсем замучила.

– Понятно, – кивнула головой Юлька и, дернув веревку, освободила пленницу. Схватив Мышку за руку, Юлька крикнула: «Бежим!» и потащила девушку туда, где деревья стояли погуще.

– Стой! Стой! – заорали Червяки и ринулись в погоню.

Кеды позволяли Юльке бежать быстро, тогда как Мышкины туфли были годны только для тротуаров. Густые кусты, через которые, убегая, легко пролазили худенькие девушки, задерживали Червяков, но Юлька понимала, что это не надолго.

– Брось меня! – крикнула Мышка, избавившаяся от кляпа еще в начале побега.

– Еще чего! – возразила Юлька, перебегая поляну – и, споткнувшись о сухую ветку, шлепнулась на землю.

– Кажется, нас скоро привяжут к одному дереву, – вскакивая на ноги и глядя на приближающихся Червяков, констатировала Юлька.

– Ты забыла о моей специальности! – возразила Мышка, по-особому складывая пальцы на правой руке. – Обними меня: я поменяю файлы.

Недоумевающая Юлька обняла Мышку за талию, та щелкнула пальцами, – и Юлька почувствовала, как завертелись в бешенном вихре земля и небо, и этот вихрь несет ее, несет…

Подбежавшие Червяки изумленно застыли: девушки исчезли.

– Неужели Мышь решилась на жесткую перезагрузку? – удивился старший из Червяков. – Вслепую, без экрана, она рискует оказаться в жерле вулкана или в океане. Храбрая девчонка: не зря ее боялись!

– Зато теперь компьютер беззащитен! – обрадовался младший из Червяков. – Айда в город!

И Червяки, радостно гогоча, помчались прочь.

А на поляну, где недавно стояли Мышь и Юлька, бесшумной тенью скользнул черный пудель. Потыкавшись вокруг и понюхав воздух, он злобно тявкнул и нырнул в кусты.

Прошло минут десять, и на поляне появился новый посетитель. Помяв сапогами траву, он изучил следы и направился в глубь леса. …Юлька очнулась рядом с Мышкой на обширном каменистом плато, освещенном множеством факелов, которыми размахивали, выкрикивая «Ашанти!», одетые в набедренные повязки чернокожие дикари.

– Мы где? – ахнула Юлька, вглядываясь в темноту.

– Судя по выкрикам, на празднике богини плодородия, – объяснила Мышка, с тревогой поглядывая на дикарей. – Надеюсь, жертва выбрана: не хотелось бы, избавившись от кнута Червяков, умереть от ритуального ножа.

– Ты говоришь о человеческом жертвоприношении? – недоверчиво уточнила Юлька.

– Да, – подтвердила Мышка, озираясь по сторонам. – Жертва на помосте, на троне сидит. А рядом два охранника с копьями.

Только сейчас Юлька обратила внимание на невысокое деревянное сооружение, вокруг которого толпилась основная масса дикарей.

– Подойдем ближе: мне кажется, эти негодяи наметили жертвой девушку.

Схватив Мышку за руку, Юлька потащила ее к помосту.

– Зачем нам это? – заупрямилась Мышка, пытаясь тормозить ногами. – Лучше поменяем файлы: на один раз энергии у меня хватит.

Преодолев Мышкино сопротивление, Юлька подтащила ее к помосту, на который как раз взобрался размалеванный туземный вождь.

– Люди племени Совы! – громко воззвал он. – Наше племя после нашествия саранчи переживало голод. Мы страдали и умирали, пока высшие силы не послали нам чужестранку, которую мы преподносим в дар богине плодородия. Отдадим последние почести той, чья кровь, оросив землю, оплодотворит почву, принеся нам невиданные урожаи. Ашанти!

– Ашанти! – завопили, размахивая факелами и подпрыгивая, дикари.

Сидевшая на троне белокожая, одетая в платье девушка, подняв голову, посмотрела на Юльку – и столько угрюмой тоски было в ее взоре, что Юлька не выдержала.

– Великий вождь! – обратилась Юлька к туземному военачальнику. – Дозволь нам, странникам, припасть к ногам той, кто возвысит своей кровью племя Совы.

Вождь с подозрением осмотрел путешественниц.

– Кто вы и откуда?

– Из далеких городов. Наставляем на путь истинный заблудшие души, – объясняла Юлька, удивляясь, как ловко, оказывается, она умеет сочинять. – Слава о могучем племени Совы и его храбром вожде докатилась до наших земель и вот мы здесь, восхищенные и трепещущие. Не откажи в нашей просьбе!

– Вы, миссионеры, народ хитрый, но безвредный, – пренебрежительно сказал вождь. – Ладно, лезьте сюда.

– Благодарю, о великодушный! – крикнула Юлька и, подталкивая вперед Мышку, забралась на помост. Растерявшись от бурного Юлькиного натиска, вождь отодвинулся в сторону, дав знак охране не вмешиваться.

Упав на колени перед троном, Юлька обняла пленницу за ноги, другой рукой обхватила Мышку и скомандовала:

– Меняй файлы!

Быстро сложив пальцы на правой руке, Мышка щелкнула ими – и девушек завертел компьютерный вихрь.

Очнулись путешественницы в мрачном подземелье, со стен которого капала вода.

– Что за хамство?! – после непродолжительного молчания послышался в темноте недовольный голос недавней туземной пленницы. – Я, конечно, благодарю за спасение, но могли бы и лучшее место найти. Хотите заразить меня туберкулезом?!

– И зачем ее взяли? – вздохнула Мышка. – Эй, Сова!

– Я не Сова, – возразила недавняя пленница.

– Значит, будешь ею, – объявила Мышка. – Это имя тебе подходит: такое же вредное, как и ты.

– Сова так Сова – мне безразлично, – пробубнила обладательница нового имени. – А за грубость пожалуюсь правительству. Правительство, ау!

– Перестаньте ссориться! – не выдержала Юлька. – Нужно думать, как отсюда выбраться, а не ругаться.

– Тебе не стыдно? – обратилась Юлька к Сове. – Мы рисковали, избавляя тебя от дикарей, а ты правительством угрожаешь.

– Не угрожаю, а зову, – уточнила Сова. – С умными людьми поговорить захотелось.

И добавила:

– Тем, кто к ним не относится, сообщаю: судя по потоку воздуха, задевающего мой правый бок, рядом – отверстие в стене. Доверия оно не внушает, но, вероятно, это единственный выход из пещеры.

– Чего мы ждем! – решив игнорировать Совиные колкости, воскликнула Юлька. Схватив Мышку за руку, она, нашарив другой рукой каменное отверстие, протиснулась в него и, сгибаясь почти до земли, полезла вперед.

Судя по раздававшемуся позади брюзжанию, Сова последовала их примеру.

Минут через десять показалось бледное пятно света и вскоре, выбравшись из туннеля, путешественницы оказались в обширном, освещенном светлячками кристаллическом гроте, откуда расходились веером семь пробитых в каменных стенах дорог.

– Куда идти дальше? – обернулась Юлька к своим спутницам, – и вздрогнула, услышав гулкий бас: «Идти нужно туда, куда ведет мысль».

– А если не ведет? – поинтересовалась Юлька, вертя головой по сторонам и пытаясь понять, с кем разговаривает.

– Тогда надо стоять, – ответил голос.

– Но стоя никуда не придешь, – запротестовала Юлька.

– Что такое движение, как не череда остановок? – торжественно вопросил голос. – И что такое остановка, как не часть движения?

– Каков вывод? – недоуменно спросила Юлька.

Мышка и Сова молчали: они, как и Юлька, старались угадать, кто с ними беседует.

– В итоге идти и стоять – одно и то же, – объявил голос.

– Мы еще не в итоге, – рассудительно заметила Юлька. – Вы где прячетесь?

– Ты не видишь меня потому, что я хорошо виден, – засмеялся голос. – Кто я?

– Вас видно – значит, вы большой, – начала рассуждать Юлька. – Неподвижен, но хотел бы двигаться. Вы – грот?

– Правильно!

– Восхищаюсь вами как собеседником, но нам пора идти, – твердо сказала Юлька. – Какая из дорог выводит на поверхность?

– Все выводят. Только одни – через час, другие – через столетия.

– Мы устали от темноты, – взмолилась Юлька. – Помогите нам!

– Ответьте на вопросы – и я решу, в какой тоннель вас направить.

– Спрашивайте, – вздохнула Юлька. И поинтересовалась:

– Сами загадки выдумываете?

– Чтобы заставить задуматься одних людей, достаточно того, что придумали другие, – лениво прогрохотал грот. – Древнегреческий философ Зенон^[49] однажды спросил: сумеет ли быстроногий герой Ахилл догнать раньше него стартовавшую черепаху?

– Конечно, – удивилась легкому вопросу Юлька. – Это не только Ахилл, но и я смогу.

– Ты не учитываешь, что, когда Ахилл догонит черепаху, она вновь уползет вперед, – возразил грот. – Догнал – она уползла, догнал – она уползла. И так до бесконечности.

– Вы хотите сказать, что по условиям задачи Ахилл имеет право догнать, но не перегнать черепаху, – задумалась Юлька. – В этом случае черепаха всегда будет опережать Ахилла, поскольку стартовала первой.

– Я в недоумении, – обернувшись к попутчицам, быстро выговорила Юлька.

– Не подскажете?

– Пара пустяков! – буркнула Сова и крикнула:

– Эй, грот! Эту апорию нужно разбить на две составляющие. Если Ахилл и черепаха передвигаются в пространстве, то Ахилл догоняет черепаху. Если бегут во времени, то Ахилл всегда отстает. Устраивает ответ?!

– Отчасти, – прогрохотал грот. – С уточнением, что Ахилл догоняет черепаху при соотношении с будущим, а не с прошлым временем.

– Все знаешь, а спрашиваешь! – укоризненно произнесла Юлька.

– Ритуал, – объяснил грот. – От глупцов избавляет. Пару лет назад экспедиция из Брайтона появилась: послушал их экономические теории и отправил в лабиринт – до сих пор где-то бродят… Скажите: если бросать зерна друг на друга, то после какого по счету зерна образовавшееся нагромождение станет «кучей зерен»?

– Зависит от восприятия того, кто определяет нагромождение как кучу, – пренебрежительно ответила Сова. – Для муравья и три зерна – куча, для человека – более сотни зерен.

– Неплохо, – удовлетворенно прогрохотал грот. – Слушайте вопрос, придуманный средневековыми схоластами. Может ли всемогущий Бог создать камень, который не сумеет поднять?

– Да-а! – протянула Юлька. – Ну и вопросик! Если Бог такой камень не создаст, он не всемогущ, если создаст, то опять-таки не всемогущ, поскольку не в силах его поднять… А схоласты нашли решение?

– Они старались, – уклончиво ответил грот. – Не отвлекайтесь… Где там ваша всезнайка?!

– Здесь – буркнула Сова. – В загадке противопоставлены понятия «создавать» и «поднимать», поэтому решения она не имеет. Если что-то создается, то не поднимается и наоборот.

– Как вам не стыдно! – возмутилась Юлька, обращаясь к гроту. – Нужно честные вопросы задавать, а не жульничать.

– Ну, не преувеличивайте… – смущенно прогрохотал грот. – Выбирайте: тоннель с зеленым огоньком у входа завлекает, но не обещает. Соседний, с паутиной, обещает, но не завлекает. Итак?

– Вон тот, с зеленым огоньком, – заторопилась Мышка, решив как-то себя проявить.