Текст книги "Юлька в стране Витасофии (сборник)"
Автор книги: Вячеслав Килеса
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
В честь Первого мая мама состряпала миниатюрный праздничный ужин, перед началом которого папа торжественно откупорил бутылку массандровского вина. В бокалы детей – по их ходатайству – налили персикового компота и, зазвенев стеклом, семья дружно выпила за прекрасное будущее.
– Папа, а почему ты вином только себя и маму угощаешь? – спросила Полина, обнюхивая горлышко бутылки. – Мы тоже хотим то, что вкуснее.
– Вам компот не понравился? – удивился папа. – Вино пьют только взрослые, потому что от него хмелеют и в голове шарики за ролики заходят.
– Ты, Поля, ничего не понимаешь, – авторитетно поддержал папу Родя.
– Мы, когда вырастем, не будем пьяницами, потому что нас с детства не приучили к алкоголю. Правда, папа?!
– Конечно, – подтвердил папа, забирая бутылку от Полиного носа и пряча ее в холодильник. – Давайте лучше в прятки играть.
– Ура! – закричали дети и принялись выстраивать народ в круг. После недолгого спора руководство захватила Полина, начавшая по очереди тыкать в каждого пальцем и выговаривать: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана: «Буду резать, буду бить, с кем останешься дружить? Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей». Тот, на кого падало последнее слово, выходил из круга.
Жмуриться досталось папе. Выключив свет во всех комнатах, кроме прихожей, толпа прислонила папу лицом к входной двери и разбежалась по темным местам.
Определив по шлепанью шагов, кто куда удалился, честный папа медленно прокричал: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват». И, предусмотрительно добавив: «Кто за мной стоит, тот в огне горит», отправился на поиски.
Первой была обнаружена Родина голова, высунувшаяся из-за шкафа для более удобного наблюдения за папиным маршрутом. Убедившись, что она «заплевана», голова, дополнив себя остальными частями Родиного тела, принялась бродить вслед за папой и громко намекать о своем желании выдать жуткую тайну местонахождения мамы и Поли. Тотчас под одним из столов в гостиной послышался шорох: это возмущенно заерзала попкой рассердившаяся на Родю Полина.
«А вот и дочка!» – заглядывая под стол, хладнокровно констатировал папа и, повернувшись, чтобы бежать к двери, наткнулся на устроившегося у него в ногах неповоротливого Родиона. Пока мужчины уступали друг другу дорогу, Поля бесшумной мышкой прошмыгнула мимо них к входной двери и, стукнув о дверь рукой, радостно запрыгала: «А я «заплевалась!» А я «заплевалась!».
Осталось найти маму – и папа, осмотрев детскую, кухню, ванную и туалет, направился в сопровождении переживающих за мамину участь детей в спальню. За шкафом и в других укромных местах никого не оказалось, и папа уже начал вспоминать случаи похищения женщин инопланетянами, как вдруг, отодвинув штору, с подоконника с диким визгом спрыгнула мама и, отпихнув папу локтем, устремилась к двери. Попытка ее догнать завершилась неудачей, и папа, с завистью пробормотав: «Тебе бы на ипподроме работать: скаковой лошадью!», признал свое поражение.
Попробовавшего уклониться от обязанностей жмуриться Родиона пристыдили и заставили закрыть глаза, – в таком положении он держал их недолго и, досчитав до трех, забегал по освещенному квадрату прихожей, не решаясь углубиться в темные провалы комнат: вдруг там затаились не только члены семьи, но и нечто более страшное?! Сам того не подозревая, Родя оказался в роли охотника, залегшего в засаду, – и первой, устав ждать, когда займутся ее поисками, выскочила из своего тайника нетерпеливая Полина, тут же «заплеванная» Родей. Отругав недобросовестного жмура, мягкосердечная Полина согласилась сопровождать его в мрачную гостиную, откуда был извлечен на свет толстый папа, не вписавшийся животом в габариты стула. И только мама, бодро прогалопировав из-за шкафа в детской, вновь гарцевала победителем.
Через полчаса, в связи с участившимся кашлем Роди, игра была прекращена. Уложив детей в постель, мама напоила их горячим молоком, попарила Роде ножки, и, почитав о похождениях Винни-Пуха, пожелала спокойной ночи.
На следующий день самочувствие Роди ухудшилось, и мама, найдя козла отпущения в лице папы и вчерашней игры в жмурки, занялась вталкиванием в Родю лекарств и массажем его хрипящей груди. В промежутках между этой трудоемкой процедурой она позвонила домой директору музыкальной школы и обрадовала его сообщением о том, что завтра ее ученики окажутся безнадзорными. Директор, у которого недавно два члена коллектива, не согласовав своих действий с администрацией и парткомом, удалились в декретный отпуск, а еще одна сбежала лечиться в Строгановскую психбольницу, хмуро произнес: «У вас, Мария Яковлевна, все случается вовремя!» – и положил телефонную трубку.
К обеду температура у Роди упала, и мама согласилась принять предложение подруги Гали поучаствовать в праздничном застолье. Родя и Поля остались дома; для поднятия их тонуса тетя Галя выгнала к ним в гости свою дочь Дину, гордившуюся тем, что она старше Роди на семь месяцев.
После того, как за родителями захлопнулись входные двери, в квартире воцарил матриархат. Объяснив одинокому мужчине преимущество большинства над меньшинством – для чего бестолкового Родю пришлось слегка попинать ногами, – властительные девицы уселись рисовать и играть в кубики, милостиво разрешив согласившемуся на вассальную зависимость Родиону участвовать в их кампаниях в качестве младшего партнера. Через час, устав от кубиков и однообразия жизни, Поля организовала рыцарский турнир, использовав для защиты и нападения мамину, Родину и свою подушки, – причем одну из них, приведенную в непригодность Родиными зубами, после завершения поединков пришлось прятать в шкафу. Это мероприятие натолкнуло Полю на такую интересную мысль, как детальное знакомство с маминым гардеробом. Перетащив на кровать всю хранившуюся в шкафу одежду – кроме папиной, которую охранял висевший на переднем плане ремень, – бесшабашные девицы вместе с юным шалопаем Родей украсили свой обнаженный торс импортными колготками, вечерними платьями и прочим антуражем, с помощью которого мама завоевывала восхищенные взоры знакомых и незнакомых мужчин. Вершиной балаганной эпопеи оказалась Динина идея улучшить свои лица красками французского парфюмерного набора, используемого мамой из экономии только в самых значительных случаях.
Куда там итальянскому карнавалу до того веселья, что загудело и запищало в доме. на Нижнегорской улице! Одетый в черную юбку, белую блузку и оренбургский платок Родя, сверкая разрисованной физиономией, гонялся за не менее экзотично наряженной Диной, благоухающей от вылитой на голову склянки «Опиума», как парфюмерный салон после визита слона, – в то время как затмевающая телевизионных красавиц Полина, вертясь перед зеркалом, демонстрировала пробегающей мимо публике особенности глубокого декольте.
Запихав не понадобившуюся одежду обратно в шкаф, банда павлинов забралась на купленную недавно Родину кровать и занялась испытанием прочности матраса, изящно подпрыгивая на его жалобно повизгивающих пружинах. Уличив Дину в том, что она отталкивает законного владельца кровати, Родион потребовал удаления посторонних с принадлежащей ему территории, – и Дине пришлось, отстаивая свою дипломатическую неприкосновенность, высыпать на эгоиста Родю коробку пудры, после чего в детской мог вольно дышать и петь песни только человек в противогазе.
Переместившись на кухню, удалые гуляки решили закатить праздничный ужин, опустошив для этой живототрепещущей цели холодильник и верхние полки. В процессе сервировки неуклюжий Родя рассыпал муку и разбил мамину голубую чашку, дав возможность. дамам показать свое умение в обращении с веником и совком, – после чего, слегка устав от активного отдыха, малолетние обжоры с аппетитом набросились на все, что разрешало себя скушать.
– Мамочка, папа, у нас так весело! – радостно закричала Полина, бросаясь навстречу вернувшимся домой родителям, никак не могущим понять, туда ли они попали и что за разноцветные существа в непонятных одеяниях пытаются их обнимать. Плавающий по комнатам пух и превращение Роди в грязно-белого поросенка заставило папу предположить, что на квартиру, пользуясь их отсутствием, совершил налет отряд пьяных махновцев, но мама, наткнувшись на остатки своей парфюмерной роскоши, быстрее разобралась в ситуации и начала вести себя неподобающим для интеллигентной женщины образом, выкрикивая слова о поразившем ее божьем наказании и бегая с ремнем за оскорбленными такой грубостью своими детьми, – шустрая Дина, переодевшись, испарилась через семь секунд после появления взрослых. Излив негодование, мама упала в кресло, запивая слезы приготовленным папой валерьяновым напитком, а рядом, плача и каясь в грехах, выстроились Поля и Родя, прося прощения, – и, конечно же, получив его от несчастных родителей, помнивших, что и они когда-то были маленькими.
Утром ряды семьи поредели: папа ушел зарабатывать деньги, а Поля поплелась в школу за выдаваемыми на большой перемене булочками и прилагаемым к ним знаниям. Измерив Роде температуру, мама занялась внеплановой уборкой квартиры и ожиданием вызванного по телефону врача, который пришел только через два часа и, выписав кучу рецептов, обрадовал маму справкой о трехдневном освобождении от уз музыкальной школы.
Родион тоже с удовольствием пообщался с врачом, принесшим интересные приборы и задававшем серьезные, полные уважения к Родиному телу, вопросы. Потом по телевизору замелькали мультики, обед оказался очень вкусным и, лежа в мягкой постели, было приятно слушать, как мама ругает за двойку вернувшуюся из школы Полину. К сожалению, после Полиных жалоб на вялость, головную боль и особенно после измерения температуры отношение к двоечнице изменилось, и вместо справедливого выстаивания в углу Родина сестрица была уложена в постель, – и мамино внимание, в волнах которого весь день нежился Родя, мягко окутало Полину, и больному мальчику осталось только молча умирать под одеялом, сердито прислушиваясь к звучащему на соседней кровати диалогу:
– Ножки я тебе помассажировала, а сейчас грудь помассажирую, – ворковала мама. – Покажи, Полечка, где у тебя находится домик, в котором живет простуда?
– Вот здесь, на чердаке у животика, – слабым голосом притворяется Родина сестричка.
– Правильно, в груди, – любезничает мама. – Сейчас я здесь помассажирую и прогоню простуду.
– Вот ты, мамочка, прогонишь простуду, домик опустеет и туда снова кто-нибудь залезет, – резонно замечает Полина.
– А мы закроем двери на ключ и забьем окна досками, – не теряется мама.
– Забьем чем: гвоздями? – уточняет Поля.
– Наверное, – вот теперь мама растеряна.
– Хитренькая какая: гвоздями больно будет, – отвергает Поля жестокий замысел мамы.
– А мы папу попросим: пусть он что-нибудь придумает, – выкручивается мама в надежде на то, что к вечеру об этом разговоре все забудут, – и эта ее надежда, в отличие от мечтаний сиреневой юности, разрешает себе сбыться.
Полечка разболелась не на шутку, и маме через три дня пришлось опять радовать директора школы сообщением о невыходе на работу.
Выздоровевший Родя по утрам в сопровождении папы шагал в детский садик, а вечером помогал родителям запихивать в Полю купленные в аптеке лекарства, обвиняя маму в том, что она подбирает для дочки не такие горькие пилюли, как для него. Посмотрев вечернюю сказку, семья садилась играть в домино, причем папа незаметно подыгрывал своей любимице Поле, а Родя то и дело попадался на жульничестве.
Через неделю температура Полиного тела достигла нормального уровня и жизнь вошла в привычную колею: папа перевоспитывал несовершеннолетних преступников, мама мучила гаммами тех, кого судьба и родители загнали в музыкальную школу, Полина осваивала процесс чтения, а Родя мечтал о том времени, когда он назовет себя «первоклассником».
Обычная жизнь обыкновенной семьи, где день незаметно переходит в вечер и заканчивается ночью, а утро ничем не отличается от того, каким оно было вчера и будет завтра. В общем: суета сует…
ЮЛЬКА В СТРАНЕ ВИТАСОФИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Одесса тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Площадь имени Мартыновского – некогда и в будущем Греческая. В вечерних тенях прячется поздняя весна, наконец-то принесшая в озябших лапках хорошую погоду. Я, двадцатитрехлетний лейтенант гвардии, иду с десятиклассницей Юлькой Савченко, рассказывая, как обычно, нечто романтическое и философское.
– Славик! Напиши сказку! – неожиданно попросила Юлька. – И чтобы я тоже в ней участвовала.
Сказки я писать не собирался. В ближайшем будущем я готовился стать великим революционером или, на крайний случай, знаменитым ученым. Но глаза симпатичной девушки смотрели так умоляюще, с такой надеждой…
– Напишу, – нехотя согласился я.
Юлька успокоилась. Она знала, что я всегда выполняю обещания.
…Прошли годы. Периодически я садился за стол и вымучивал очередной вариант сказки, которую я назвал «Юлька в стране Витасофии».
Наиболее долго я работал над вариантом пьесы, а также – значительно позже – над повестью обличительного характера, должной высмеять капитализм и социализм. Все это долго сочинялось – и со вздохом выбрасывалось. Пока не высветился последний сюжет, давший в результате то, что я определил как учебник по философии, написанный в детективно-приключенческом жанре.
Он же – сборник истин, свободно помещаемый в карман и легко из него вынимаемый. Удобный для чтения в метро и в зале ожидания, когда то и дело поднимаешь голову и вслушиваешься в нечленораздельный голос диктора, опасаясь опоздать на поезд или самолет. Опустив глаза к лежащему на коленях сборнику, возвращаешься к чтению, – и вдруг понимаешь, что книга – это якорь, удерживающий нас на волнах самоуважения. Отталкивая в сторону мысль о том, что вся наша жизнь – это боязнь куда-либо опоздать.
Вячеслав Килеса
8 ноября 2010 года
ИНТЕРЛЮДИЯ
Они стояли рядом: красивая девушка с изменяющимся неуловимым лицом, гневно смотревшая на суровую, похожую на каменное изваяние женщину, сейчас пренебрежительно улыбающуюся. Несколько в отдалении разместился на валуне широкоплечий мужчина, с иронией следивший за перипетиями привычной для него сцены. Они – Властительницы Времени и Вечности и Владыка Пространства – были детьми одного Создателя, что не мешало им ненавидеть друг друга до той точки, где вместо ненависти начинается что-то другое.
– Ты опять воруешь у меня прошлое! – кричала девушка. – Мало мне забот с этой тварью – нашей сводной сестрой Неизвестностью, хапающей будущее, – еще ты мне проблемы создаешь! У Времени должно быть три состояния – прошлое, настоящее и будущее, – иначе какое оно Время? Тебе что: своего не хватает?!
– Бывает и так, – согласилась женщина, признавая разумность доводов сестры, но, не собираясь их принимать. – Поскольку зачастую непонятно, где мое, а где его.
Женщина кивнула головой в сторону мужчины, тут же вмешавшегося в разговор:
– Не забывайте, что я – старший, и от меня зависит, кому что предоставить.
– Понимаю, почему отец дал мне Медальон Времени, – сняв висевший у нее на шее медальон, сделанный в форме песочных часов, девушка показала его присутствующим. – Он от вас единственная защита.
– Покажи, – женщина выхватила у девушки медальон и неожиданно изо всех сил швырнула его вверх. Со свистом прорезав горизонт, медальон нырнул в плывшую на севере тучу и исчез.
– Ах! – шесть рук взметнулись, творя заклятья – и бессильно опустились.
Мужчина, девушка и женщина недоуменно посмотрели друг на друга.
– Его нет на Земле, – растеряно сказала женщина.
– Его нет и в Космосе, – произнес застывший на секунду, словно куда-то всматривавшийся мужчина.
– Тогда где он?! – воскликнула девушка и в ярости прыгнула на женщину, стремясь расцарапать ей лицо. – Это ты во всем виновата!
– Нечего было хвастаться! – оттолкнув девушку, женщина провела рукой по лицу, стирая следы ногтей. – Не цепляйся, я тебе не по зубам.
– Хватит ссориться! – властно велел мужчина. – Медальон Времени – слишком серьезный амулет, чтобы находится в чужих руках. Займемся его поиском.
И троица, одарив друг друга злыми взглядами, растаяла в воздухе.
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ
– Я совершенно не разбираюсь в жизни, – с отчаянием твердила Юлька. – Скоро шестнадцать лет исполнится, – а ощущение, словно вчера родилась.
Всегда считала себя умной: оказалось – наоборот. Даже понимание любви у меня и сверстников разное.
– Поругались? – понимающе спросил Юлькин наставник Славик.
– Хуже, – поморщилась Юлька. – Мы отвернулись и пошли по перпендикулярным направлениям. Настолько чужие, что не помним вчерашних разговоров.
– Совсем не помните?! – не поверил наставник.
– Чуточку. Меня назвали принцессой на горошине и объяснили, что я привезена не из роддома, а из сборника сказок. И посоветовали отправиться на родину.
– Интересное предложение! – воскликнул Славик.
– Что вы имеете в виду? – посерьезнела Юлька.
– Как повествуют легенды, человек с определенной настроенностью психики и культуры может попасть в волшебную страну: ту, которая его примет.
– Меня не примет ни одна, – отмахнулась Юлька. – Из Муми-троллей[5] и Вини-пухов[6] я выросла, а до гоголевского Вия[7] и гриновской Фрези Грант[8] не доросла.
– Ты слышала о Витасофии?
– «Вита» – в переводе с латинского «жизнь», «софия» – мудрость, а вместе: «жизнь мудрости»… Страна философских теорий, каждая из которых считает себя единственно верной? Вы когда-то рассказывали.
– Да, в самом деле, – вспомнив, согласился Славик, – и повернулся к домоправительнице Галине Ивановне, усердно двигавшей огромной тряпкой по книжным полкам. – Вы не могли бы вытереть пыль в кабинете чуточку позже: когда я закончу разговор?!
– Намусорят тут, – недовольно проворчала Галина Ивановна. – Раньше или позже – все равно убирать надо. Лишь бы нашлось кому.
И вышла из кабинета.
– Ви-та-со-фия – повторила Юлька, словно пробуя это слово на вкус. – И как туда попадают?
– Выкрикнув фразу, указанную в «Центуриях» Нострадамуса[9], – Славик медленно ее произнес, – и попросившись в Витасофию.
– Мне и здесь хорошо, – пожала плечами Юлька. – Что я в Витасофии буду делать?
– Действительно, – согласился наставник. – Тем более что в сказку попасть трудно, а выйти из нее – еще труднее.
И они распрощались.
ВЕЧЕРОМ
– Это страна, созданная человеческой мыслью, поэтому попасть туда может только человек – причем не каждый, – объяснил Владыка Пространства, продолжая начатый разговор. – Насколько я знаю, сестры тоже ищут туда дорогу. Шанс есть: осталось найти человека.
– Уже нашла, – задумчиво произнесла фигура в маске. – Лишь бы эта девочка смогла перенести Медальон Времени от красно-коричневого камня к Комнате перекрестков: только там я смогу его забрать.
– Почти через всю страну, наполненную ненавистью и раздорами… Не самое приятное место для путешествия.
Помолчав, Владыка Пространства спросил:
– А что будет с девочкой потом?
– Витасофию населяют люди: на одну особь окажется больше, – пожала плечами фигура в маске.
И собеседники расстались.
НОЧЬЮ
Юлька со стоном металась по кровати. Огромные псы гнали ее по нескончаемой улице, замкнутой с двух сторон глухими стенами каменных домов. Несколько раз Юлька падала, разбив в кровь коленки, и вновь бежала, спасаясь от настигающих ее оскаленных морд. И вдруг, когда сил бежать не осталось, в одном из домов раскрылась дверь и фигура в маске ласково воскликнула:
– Девочка, тебя здесь ждут. Выкрикни слова из Центурий и попросись в Витасофию – и ты спасена.
На секунду остановившись, Юлька шагнула мимо двери.
Провал в памяти, и вот она стоит, привязанная к кресту, на помосте, обложенном дровами.
– Зажигай! – раздался возглас.
Вспыхнуло пламя.
– Спасите! – крикнула Юлька, пытаясь порвать впившиеся в тело веревки.
– Ведьма! Ведьма! – скандировала толпа. – Гори! Гори!
– Я не ведьма! – заплакала Юлька, с ужасом глядя на подступающее пламя. – Отпустите меня!
– Слова из Центурий и обращение к Витасофии, – мягко сказала очутившаяся рядом фигура в маске. – Ну же, девочка!
Закрыв глаза и сжав губы, Юлька приготовилась к смерти.
Провал в памяти и она видит того, кого недавно любила, лежащего под готовым опуститься лезвием гильотины. Разметавшиеся волосы, искаженное страхом лицо, стянутое ремнем тело.
– Ты знаешь, как его спасти, – подняв руку к рычагу гильотины, напомнила фигура в маске.
Торопливо кивнув головой, Юлька выкрикнула слова, найденные когда-то Нострадамусом.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Белые кирпичи дороги, покрытая травой равнина – с выпуклостями гор на горизонте, – и разноцветное небо, приплывшее сюда из картин Чюрлёниса[10]… Первые минуты отчаяния прошли: перестав плакать, Юлька поднялась на ноги, огляделась по сторонам… Чья бы злая воля не забросила ее сюда, нужно идти: только так можно найти выход.
Шаг, еще шаг… Дорога успокаивала; дышалось легко и приятно. Юлька порадовалась тому, что одета в джинсовый костюм, удобный для путешествий. Расчерчивали горизонт птицы, мелькали прятавшиеся в траве насекомые, жужжали, собирая нектар, пчелы. Привыкшая к тротуарам Юлька шла, чувствуя себя инородным телом. «Словно в картине художника оказалась, – думала она. – Или соскочила, как кошка-Хромоножка, со стенки».
Справа из-за бугра вынырнула и влилась в Юлькину еще одна дорога, сделанная из таких же белых кирпичей. Юлька задержалась, раздумывая, не свернуть ли на эту дорогу, но, поняв, что она вернет ее назад, осталась на прежнем маршруте.
Впереди показалось непонятное сооружение, оказавшееся вблизи перегородившими дорогу воротами, по бокам которых, упершись алебардами в землю, дремали на стульях два стражника. На верхней перекладине ворот сверкала надпись «Витасофия».
Приветствовав стражников, Юлька окинула взглядом пустынные окрестности и недоуменно спросила:
– Вы что: здесь и живете?
– Почему бы и нет?! – потянувшись, ответил Старший стражник. – Работа не пыльная, зарплату платят исправно, пенсия обеспечена.
Догадавшись, что над ней насмехаются, Юлька замолчала.
– Это вход или выход? – кивнув на ворота, вновь спросила она.
– Для нас – вход, для тебя – выход: из ситуации, в которой оказалась.
– Что вы об этом знаете? – насторожилась Юлька.
– Ничего, – с удовольствием объяснил Старший стражник. – Нам по должности не полагается.
– Пройти можно?
– Можно. Но нужно ли? – прищурил глаза Старший стражник. – Мудрость – она для умиротворенных, а ты гневом переполнена.
– Могу и обратно пойти, – сердито сказала Юлька.
– Не сомневаюсь, – кивнул головой Старший стражник. – Белая дорога, сделав круг, тебя приведет обратно, но ты успокоишься – и будешь способна думать.
– А сейчас неспособна? – резко спросила Юлька.
– Нет. Ты все еще плачешь о сбежавшем молоке.
– Откуда сбежавшем? – изумилась Юлька.
С сожалением посмотрев на Юльку, Старший стражник откинулся на спинку стула, надвинул на глаза шапку и задремал.
– Это цитата из книги Дейла Карнеги[11] «Как перестать беспокоиться и начать жить?» – опасливо глянув на Старшего стражника, подсказал Младший стражник.
– Правильно! – вспомнила Юлька. И, покосившись на Старшего стражника, с невольным уважением сказала:
– Верно подметил: я разучилась рассуждать.
Пройдясь перед воротами, остановилась перед Младшим стражником:
– Вы меня пропустите в Витасофию?
– Без разрешения начальника нельзя, – вздохнул Младший стражник. – Но попасть туда можно и без нас.
– Как? – заинтересовалась Юлька. – Нужно заклинание какое-то произнести?!
Младший стражник отрицательно покачал головой:
– Подумай!
И Юлька начала думать: «Вот – дорога. Вот – ворота. За воротами дорога продолжается. Вокруг трава растет и цветы цветут: какие красивые!»
Юлька еще подумала и еще, но ничего не придумала, и, решив отвлечься, спросила у Младшего стражника:
– Цветы для букета нарвать можно?
– Конечно! – разрешил Младший стражник.
Цветы были разные, но Юльке более всего нравились ромашки; двигаясь от ромашки к ромашке, она снова вышла на дорогу, но – Юлька удивленно застыла – нечаянно она забрела на территорию Витасофии и теперь стояла по другую сторону ворот.
Из-за перекладины высунулась голова Младшего стражника.
– Молодец! – крикнул Младший стражник. – Правильно задачу решила!
– Я ее уже решила? – недоуменно спросила Юлька. – Так просто?!
– Конечно. Умное – всегда простое, это глупость все усложняет.
– Поскольку я обожаю сложности, то, как и подозревала мама, я круглая дура, – сделала вывод Юлька и, вздохнув, поинтересовалась у Младшего стражника:
– Можно идти дальше?
– Конечно. Счастливого пути!
– Спасибо!
Топ-топ… Стук-стук… Это Юлька идет по стране Витасофии, и нет в этой стране ничего удивительного: трава как трава, небо как небо, дорога как все дороги: скучная для одного и приятная при хорошем попутчике.
Час идет Юлька, второй – нет никого на дороге. Впереди лес показался: но не мрачный, сказочный, а обыкновенный, с полянками и солнечными зайчиками. Видит Юлька: высится возле дуба огромный красно-коричневый камень, а из-под камня ручеек пробивается. Подошла Юлька, напилась воды, и так ей кушать захотелось!
– Эй, кто-нибудь! Пора завтракать! – сердито крикнула Юлька, поглядев вокруг. Раз закричала, другой, но никто не отозвался, и поняла Юлька, что придется ей идти дальше голодной. И, осознав это, Юлька ужасно возмутилась, обратив свой гнев на своего наставника:
– Это вы виноваты: нечего было о Нострадамусе рассказывать!
Забирайте меня отсюда!
– Но я ничего не могу сделать! – огорчился Славик, осторожно просовывая голову в окошко сказки. – Пока сказка продолжается, ее никто не сможет остановить. Возьми три котлеты, хлеб, поешь, поспи и иди дальше. И учти, что ты меня еще только один раз на помощь позвать можешь.
Юлька пофыркала, угрожая итальянской забастовкой, затем успокоилась, поела котлеты, свернулась клубочком на травке и уснула.
Проснулась Юлька оттого, что кто-то легонько, но настойчиво дергал ее за рукав платья.
– Сейчас, мамочка, сейчас! – пробормотала Юлька, потом, сообразив, что мамой этот «кто-то» быть не может, испуганно открыла глаза и увидела одетого в средневековую одежду старика, опиравшегося на трость и с интересом рассматривающего Юльку.
– Доктор Фауст![12] – поклонившись, представился старик. – Вероятно, вы та, кого я жду. Пожалуйте в мою обитель.
– Тот самый Фауст?! – недоверчиво спросила Юлька.
– Тот самый! – согласился старик. – Прошу в гости!
Фауст подошел к красно-коричневому камню, ударил по нему тростью и камень раскрылся, пропуская старика и слегка оробевшую Юльку в комнату.
Зайдя в помещение, – неожиданно просторное, – Юлька, скользнув взглядом по полкам с книгами и выстроившимся на столе тарелкам с варенным мясом и хлебом, с любопытством уставилась на вычерченную на полу заключенную в круг звезду.
– Это пентаграмма[13], – предупредил Юлькин вопрос доктор Фауст. – С ее помощью я поймал вчера Медальон Времени. Об этом и другом – после обеда.
Во время еды доктор Фауст развлекал Юльку историями из своей жизни, подшучивал над собой, над спутником по земным приключениям Мефистофелем[14].
– Вы казались мне таким серьезным, – отсмеявшись, сказала Юлька. – Из тех, кто всем недоволен. Вы очень изменились по сравнению с Фаустом, о котором писал Гете. А почему вы здесь?
– Понимаю, почему вас выбрала госпожа Неизвестность, – усмехнулся Фауст. – Другой на вашем месте бился бы в истерике и требовал отправить его домой, а вы начинаете интересоваться чем-то помимо себя.
– А вы можете отправить домой?
– Нет. На это способна только Комната перекрестков – именно туда, как мне сообщила надпись в пентаграмме, вы должны отнести Медальон Времени. Эта комната – единственное место в Витасофии, куда разрешен вход Властительницам и Владыкам.
Вынув из кармана куртки надетую на цепочку фигурку в форме песочных часов, Фауст повесил медальон на Юлькину шею.
– Что касается вашего первого вопроса… – поднявшись из-за стола, Фауст прошелся по комнате. – Люди осознают себя во времени, чтобы потом растворится в вечности. В Витасофию после смерти попадают люди, создававшие своим бытием культуру человечества, – в первую очередь философскую. Причем этот вклад как положительный, так и отрицательный.
Человек, создавший теорию, и человек, эту теорию разрушивший – оба представлены в Витасофии, поскольку каждый следовал своему идеалу.
Сейчас вы встретили меня: не удивлюсь, если по дороге к Комнате перекрестков вам попадется Мефистофель.
– А она обязательна, эта дорога? – спросила Юлька. – К сожалению, – кивнул головой Фауст. – Вы оказались в ситуации, которую вчера не могли представить. Ваше смятение сравнимо с ужасом, которое испытывает плывшая на купеческом корабле девушка, захваченная взявшими корабль на абордаж пиратами. Вы попали в игру, правил которой не знаете: причем не вы играете, а вами играют.
– А вы знаете эти правила?
– Очень смутно. Медальон Времени – чрезвычайно могущественный артефакт, способный ускорять и замедлять время и регулировать пространство. Как он это делает – неизвестно. Ко мне он попал случайно и мне не нужен. Я рад, что передал его вам: хранить подобную вещь опаснее, чем прятать под кроватью бочку с порохом. Тем более что за медальоном идет охота.
– Кто такая госпожа Неизвестность?
– Она всегда на пороге – но в дом не входит. Госпожа Неизвестность тасует варианты судьбы и служит привратником у двери, расположенной между временем и вечностью.
– Зачем ей медальон?
– Не знаю. Надеюсь, что это тот кусок, который она не сможет проглотить.
– Меня волнуют родители: как им передать, чтобы не беспокоились?
– То, что в Витасофии длится годы, для земной жизни – один миг. Никто не узнает о ваших приключениях, если вы сами о них не расскажете. И еще, – достав с полки кувшин с темной жидкостью, Фауст наполнил стакан. – Это – эликсир Знания. Тому, кто его выпьет, не нужна никакая еда, кроме духовной. Узнала новое или интересное – и сыта!
Юлька выпила эликсир и поморщилась:
– Какой горький!
– Знание всегда такое! – ответил Фауст. – Возьмите в дорогу вот этот кошелек с деньгами и учтите следующее: в Витасофии расположены множество городов, поселков и деревень, где люди живут, подчиняясь своим Истинам. Поскольку Истины у всех свои, то события интерпретируются поразному, из-за чего возникают войны. В Витасофии много лесов, гор, подземелий, где живут странные существа, о которых ничего не известно.
Поэтому при неожиданных встречах соблюдайте осторожность.
Выслушав доктора, Юлька положила кошелек в карман, встала, поблагодарила за обед.
– Теперь ваши заботы перешли ко мне? – внимательно посмотрела она на собеседника.
– Да, – смущенно согласился Фауст. – Но другого выхода нет. Я готов заменить вас в этом походе – но тогда вы навсегда останетесь в Витасофии.