Текст книги "Мавританская ведьма (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

  «Тц, цз», – сказал он. «Органически вы здоровы, как лошадь, если вы позволите мне сравнить. Может быть, немного перенапрягался ".

  «Видишь ли, – торжествующе сказал Стефан, – что я сказал!»

  «Но не очень плохо», – невозмутимо продолжал доктор. «Ни в коем случае это не вызовет нервного срыва. Только не с такой молодой сильной женщиной. Но должна была быть какая-то причина. Возможно, вы расскажете мне, что случилось ».

  Лиз заколебалась. Сама мысль о том, что ей придется поговорить об этом – с таким совершенно незнакомым человеком, как Свенсен, – заставляла ее чувствовать себя неловко. Но в конце концов она преодолела себя и рассказала ему все, сначала нерешительно и с очевидным преодолением, затем быстрее и поспешнее, как будто теперь, когда чары были разрушены, она больше не могла остановить поток речи сама, прежде не все, но и все было на самом деле. Она ничего не упустила, начиная с инцидента, произошедшего накануне утром, рассказывая о своем странном опыте в лесу, и заканчивая сегодняшним инцидентом. Она не сказала всего двух вещей – ничего о кровоточащей двери (она до сих пор этого не помнила) и ничего о Полуночном озере и его ужасных обитателях, хотя она знала, что без этого знания ее обрушение должно было казаться даже невнимательным. Для Свенсена это еще больше озадачило, потому что он был совершенно немотивирован. Но теперь она была твердо убеждена, что по крайней мере эта часть ее опыта была чистым воображением. Она никогда не была в лесу. Как будто голос Существа сказал: чудовище было внутри нее.

  «Это ... интересно», – пробормотала Свенсен, когда она закончила. Он улыбнулся. «Но тоже довольно безумно, не так ли?»

  «Может, я просто сошла с ума», – ответила Лиз.

  «О, я не это имел в виду», – ответил Свенсен. Он улыбнулся, сел поудобнее и постучал по виску. «Время от времени каждый из нас сходит с ума», – серьезно сказал он. «Но это совсем не плохо. Плохо только тогда, когда вы просто игнорируете это. Обычно это предупреждающий знак. Духовная боль, если хотите. Это может иметь безобидные причины ».

  «Или не.»

  «Или нет», – невозмутимо подтвердил Свенсен. Он вздохнул. «Боюсь, что я вряд ли подходящий партнер для этого разговора, мое дорогое дитя. Я простой стояк, а не психиатр. С другой стороны..."

  «Вы хотите сказать, что я должна пойти к психиатру?» – многозначительно спросила она.

  Свенсен снова вздохнул. Его взгляд стал укоризненным. «С вами, молодые, всегда то же самое», – пробормотал он. «Почему бы тебе просто не позволить бедному старому конному доктору вроде меня покончить с этим? Чего вам не хватает, так это пары часов хорошего поведения, а не психиатра ".

  «Извини», – пробормотала Лиз. «Я не хотел тебя обидеть».

  «Вы тоже не сделали», – снисходительно ответил Свенсен. «Я пытался сказать, что я принципиально против разыгрывания такого маленького инцидента. Было бы ошибкой игнорировать это, но было бы так же неправильно скрывать больше, чем в нем. Если это повторится, возможно, нам стоит начать беспокоиться. Но сейчас я склонен думать, что ваш муж прав, а вы просто перегружены работой. Твои нервы мне кажутся немного поврежденными, но я думаю, что это снова пройдет. Ваш муж сказал, что хочет отвезти вас в город на несколько дней? Она упрямо кивнула. „Против моей воли, да“.

  «Что ж, – иронически улыбнулся Свенсен, – обычная процедура – отправлять людей, которые остро нуждаются в отдыхе, из города в деревню. Но в вашем случае, похоже, все наоборот. Попробуйте. Может быть, тебе будет полезно снова увидеться со старыми друзьями и понюхать немного угарного газа. – Он ухмыльнулся. „И я всегда думал, что городская жизнь вызывает тошноту“.

  «Вся жизнь вызывает тошноту», – спокойно ответил Свенсен. «Лично я не знаю никого, у кого бы не было никаких проблем – кроме нескольких моих бывших пациентов, которые сейчас лежат на кладбище. Вы переоценили свои силы, юная леди. Не всегда просто так упаковать чемоданы на ночь и начать новую жизнь. Это может привести к нервному стрессу, которого нельзя было ожидать. В первый раз, когда все новое и странное, можно ничего не заметить, но давление есть. Он накапливается, становится все сильнее и сильнее, даже если вы этого не замечаете, и однажды ... – Он вздохнул, встал и закрыл сумку. „Я оставлю тебе здесь легкое снотворное“, – сказал он, вставая и поднимая шляпу. «Не думаю, что вам это нужно – на всякий случай. И – не волнуйтесь. Ты вернешься в нужное русло через несколько дней ".

  «Какое утешение».

  Свенсен проигнорировал саркастический подтекст, снова улыбнулся ей и повернулся к Стефану. «Я был бы признателен, если бы мог ...»

  «Никакой медицинской страховки», – прервал Стефан. «Мы застрахованы в частном порядке. Пришлите мне счет ".

  «Рядовой?» – нагло улыбнулся Свенсен. «Как приятно. Тогда, может быть, путь того стоил ».

  Стефан озадаченно посмотрел на него, на мгновение задумался, что ответить, и, наконец, спасся кислой ухмылкой. «Как ты имеешь в виду», – пробормотал он. «Я ... отведу тебя к машине».

  Свенсен отказался, поспешно махнув рукой. «Я знаю дорогу. Ты остаешься со своей женой. Отправьте ее спать сегодня вечером пораньше и проследите, чтобы она не слишком много работала в следующие несколько дней. Лучше вообще не надо. Стефан кивнул. "Я сделаю это. Вы можете рассчитывать на это. Он проводил Свенсена до двери, подождал, пока он уйдет, затем снова повернулся к Лиз. „Вы слышали, что он сказал“.

  «Да и?»

  «Мы уезжаем сегодня? Или вы бы предпочли завтра, когда немного отдохнете? »– спросил он.

  Она скривилась и закурила сигарету. Ее пальцы дрожали. «Вовсе нет», – сказала она после долгой паузы. Дым невкусный. Она почувствовала головокружение, как будто это была первая сигарета в ее жизни. Ей хотелось бы выразить это снова на месте, у нее внезапно возникла абсурдная идея, что Стефан мог заметить это и интерпретировать как новый признак слабости.

  «Как?» – удивленно спросил он. «Я думал, что это ясно».

  Она кивнула, бросила пепел в пепельницу и посмотрела в окно. "Безопасный. Как только ваша книга будет закончена, а не днем ​​раньше ".

  «Но...»

  «Я не хочу спорить об этом», – резко сказала она.

  Их взгляды встретились, и на этот раз она выдержала безмолвную дуэль. «На самом деле, Стефан, я с нетерпением жду отпуска, но я хочу, чтобы вы сначала дочитали книгу. Вы добились такого хорошего прогресса за последние несколько дней. Стефан снисходительно махнул рукой. „И вы думаете, что еще несколько дней будут считаться?“

  Она кивнула. "Да. Я не хочу, чтобы ты напортачил, чтобы помочь мне. Я никогда не смогу простить себя, если ... "

  «Ерунда», – прервал Стефан. Он говорил немного громче и резче, чем раньше. Большая часть его дружелюбия и беспокойства испарилась, когда Свенсен ушел. «Я не хочу больше слышать, точка. Мы идем не завтра, а сегодня ».

  «Но ты...»

  «Вот и все», – снова прервал Стефан. Он улыбнулся, но что-то в его глазах говорило об обратном. Холодный твердый блеск, от которого Лиз вздрогнула. «А суд?» – спросила она. «Работа здесь ...»

  «Теперь у нас есть Питер», – прервал он ее. «Он все делает втрое лучше тебя, и ему за это платят. Вы расслабляетесь ".

  Лиз перестала спорить. Она чувствовала, что в этом нет смысла; все, что из этого выйдет, было бы настоящим аргументом. Каким-то образом она знала, что это бессмысленно.

  И в конце концов это даже не имело значения.

  Она солгала ему. Беспокойство за его книгу не было причиной. Вообще нет. Она знала, что он может так же легко закончить это в отеле в Гамбурге, как и здесь. Он не был из тех писателей, которые могли работать только в определенных условиях или в очень специфической среде.

  Настоящая причина была в другом.

  Теперь она была совершенно уверена, что не представляла себе этот звук, и теперь знала с абсолютной уверенностью, не имея возможности объяснить, что ее странное приключение в лесу было не только результатом ее перенапряжения нервов. И хотя одна мысль об этом почти вызывала у нее тошноту, хотя простое воспоминание об этом снова вызывало у нее панику, она решила разгадать загадку. Ее решение не имело ничего общего с храбростью; конечно нет. Но она знала с той же непоколебимой уверенностью, что ни ее отпуск, ни вся поддержка Стефана, ни все таблетки и лекарства не сработают. Вещь в озере будет ждать их. Что бы с ней ни случилось и что бы с ней ни случилось, ей придется пережить это. Были вещи, от которых нельзя было убежать, независимо от того, где и как далеко вы шли.

  15-е

  Впоследствии они оба поняли, что поездка в Гамбург была крайне глупой идеей. Их случайный набег на цивилизацию с самого начала был плохим и закончился катастрофой – почти так или иначе – но, конечно, тогда они этого не знали. Когда они припарковались перед домом, шел проливной дождь. Сам по себе этот факт, конечно, не был плохим предзнаменованием, даже если впоследствии она иногда считала, что это именно так, но правда заключалась в том, что это был дерьмовый день со всем, что с ним связано. Через некоторое время Лиз обнаружила, что не стоит перечислять все, что пошло не так в тот день; легче было перечислить, что прошло удачно – хватило бы пальцев правой руки Бельдерсена ...

  Несмотря на время года и включенный обогреватель, ей было холодно. И она давно сожалела, что не заявила о себе с большей силой. Это была безумная идея покинуть поместье по уши. После шести месяцев в Шварценмуре Гамбург казался больше Нью-Йорка, громче Токио и грязнее Дуйсбурга. Она почти не понимала, как вообще могла жить в таком городе, не говоря уже о том, чтобы чувствовать себя комфортно. Но, наверное, это было несправедливо и по отношению к этому городу, и по отношению к Стефану. Лиз устала; низкое небо, с которого дождь лил бесконечными серыми пеленами, тяжелые облака и серый свет делали ее мрачной, а сама идея выйти из раскаленной машины и пробежать сквозь проливной дождь не улучшила ее настроения. .

  Конечно, они уехали не в тот же день, как вчера решительно объявил Стефан, а только на следующее утро и даже не особенно рано. В тот вечер она приняла две таблетки Свенсена и заснула как скала. И оптимизм Стефана в отношении того, что он может просто передать ферму Питеру, оказался немного преувеличенным. Имущество размером с Эверсмур не было бунгало площадью 80 квадратных метров, ключи от которого можно было передать няне и просто исчезнуть на несколько дней. Было о сотнях вещей, о которых нужно было подумать, о десятках, о которых нужно было поговорить – и, вероятно, о бесчисленном множестве вещей, которые они забыли. Настроение Стефана было соответствующим, когда они наконец отправились в путь около полудня – и стало немного лучше, пока почти через два часа они наконец не въехали в туннель на Эльбе; примерно с вдвое большей максимально допустимой скоростью.

  Лиз об этом тоже умалчивала, как и о многом. За весь день они не обменялись десятью словами сверх того, что было абсолютно необходимо. Они не ссорились, но оба были раздражительны, хотя и по совершенно разным причинам, и оба чувствовали, что будет лучше, если они будут избегать друг друга – насколько это возможно в машине, которая была немногим больше открытой коробки из-под обуви. . Но это сработало; удивительно хорошо.

  И этот день прошел так: после наспех свернутого обеда они посетили издателя Стефана, точнее, попытались. Но идея Стефана просто залезть в снег без предупреждения обернулась огромным бумерангом. Там не было ни одного из его знакомых в издательстве, и все закончилось ситуацией, которая смутила всех участников. Конечно, ни у кого не хватило смелости сразу похвалить Стефана – он был одним из трех или четырех писателей, на которых издатель заработал больше всего денег, – но так уж вышло, что никто не знал, что с ним делать. В конце концов, Стефан назначил встречу на следующий день, и они ушли, и не только к облегчению Лиз. И вот они были здесь, на другом конце города, и во второй, столь же неожиданной поездке, чего никто из них не хотел, – чему, безусловно, способствовали шторм и резко более низкие температуры.

  Лиз никогда не считала, что такая мелочь, как парковка машины на противоположной стороне улицы и необходимость пройти несколько ярдов, особенно раздражает. Но они ни разу не были здесь во время вашего сильного ливня, и, как будто этого было недостаточно, прямо в час пик, когда тысячи людей в тысячах машин мчались из города, и – по крайней мере, Лиз казалось – все они на одной улице.

  Шторм позволил темнеть рано и превратил улицу в матовое черное зеркало, по которому нескончаемой цепью гнались машины, толкая перед собой ярко-желтые осколки света и таща за собой пенящиеся волны брызг грязной воды. Это зрелище напомнило ей уровень черного хрома, по которому с блестящими глазами ползали стальные жуки.

  Она почти с тоской смотрела через запотевшее окно на небоскреб, в котором жили ее друзья; черный столб, усеянный бесчисленными квадратными глазами, на фоне вечернего неба, всего в сотне шагов от нас, но в этот момент ужасно далеко. Когда бы они ни были здесь, чтобы навестить Габи и Райнера, им никогда не выделяли парковочное место прямо перед домом, даже на правой стороне четырехполосной дороги. Башня – это действительно была башня: 24-этажное чудовище, сделанное из хрома и стекла и открытого бетона белого цвета – выступала из самого сердца небольшого, но тщательно ухоженного миниатюрного парка, пятисот квадратных футов импортного английского газона и дюжины деревья в тщательно спланированном хаосе, под которыми скрывалась подземная автостоянка с более чем пятью сотнями парковочных мест. В плане архитектора не было места для посетителей и их машин.

  «Чего вы ждете?» – спросил Стефан после того, как выключил двигатель и некоторое время тщетно ждал, пока она вылезет – или хотя бы расстегнет пряжку ремня безопасности.

  «Идет дождь», – ответила Лиз, не поворачиваясь к нему лицом. Когда он кивнул, она увидела его движение как искаженный рефлекс в запотевшем окне. «И, наверное, весь вечер будет дождь. Может быть, завтра утром. Ты собираешься оставаться здесь в машине столько, сколько хочешь? – Его голос был наполнен агрессивностью, которая заставила Лиз взглянуть на него и задумчиво взглянуть на него на мгновение. Она даже не заметила, но он закурил сигарету и курил, а теперь, когда двигатель и вместе с ним отключилась вентиляция, воздух в машине испортился очень быстро. В красном свете сигареты его лицо выглядело демоническим. Хотя в тот момент он больше не говорил, она почувствовала напряжение, которое было внутри него, агрессивность, ... да: гнев, который она просто не могла объяснить. Что, черт возьми, мы здесь делаем? она думала. Если бы в этот момент ей не хотелось плакать, она бы рассмеялась, потому что ее ситуация была просто абсурдной. Стефан настоял на этом коротком отпуске – который они не могли себе позволить в данный момент ни финансово, ни по времени – чтобы она могла выздороветь – и что они сделали? Они травили друг друга везде, где только могли! Это было смешно, просто смешно!

  «Что это, черт возьми?» – спросил Стефан, когда она не ответила. «Планируете ли вы переночевать в машине?»

  «Конечно, нет», – ответила она тихо и с некоторой задержкой. Затем: «А что, если ... их там нет?» Этот страх не был даже таким необоснованным – как и их визит в издательство Стефана, их нападение на Райнера и Габи также произошло без предварительного уведомления. В конце концов, это был вечер пятницы, и они не особо злились.

  «Лучший способ узнать это – пойти туда и позвонить в колокольчик, не так ли?» – спокойно спросил Стефан. Он вздохнул, вынул ключ зажигания и автоматически посмотрел в зеркало заднего вида, прежде чем толкнуть дверь и выйти; так быстро, что Лиз даже не смогла бы что-нибудь ответить, если бы захотела. Лиз помедлила в последний момент, прежде чем последовать за ним. На очень короткое мгновение у нее возникло сильное чувство опасности, которое она не могла оправдать, но которое было слишком сильным, чтобы допускать какие-либо сомнения, непоколебимое осознание того, что было бы ошибкой выбраться и идти в этот дом сейчас, плохое, возможно фатальная ошибка. Да, теперь, в тот момент, когда она все еще была в машине и смотрела на черный силуэт небоскреба, который, казалось, изгибался и искривлялся за мокрым лобовым стеклом ягуара, как большое живое существо, в этот момент она пришла в себя первая Иногда даже думала, что ее жизнь может быть в опасности. И на мгновение она испугалась, испугалась.

  Затем она прогнала эту мысль, толкнула дверь с преувеличенно сильным рывком и вышла. Холодные и точечные ледяные капли дождя хлопали ее по лицу, как невидимая рука. Она пригнулась, распахнула дверь машины и подняла ворот куртки.

  Один только переход улицы стал почти опасным для жизни делом; дерзкий зигзаг, в котором они попеременно пытались спастись от взрывающихся машин или брызг ледяной воды. Им повезло больше, чем мозгу, и они избегали машин, а не воды. А чтобы заполнить меру, как только они добрались до противоположной стороны улицы, пошел сильный дождь: одиночная резкая молния расколола небо, и оно начало литься вниз, как из ведер. Если бы их уже не было, самое позднее они бы промокли до нитки, хотя они оба бежали так быстро, как могли.

  К ее облегчению, входная дверь была открыта; два больших стеклянных крыла были приоткрыты, но ветер так давил на них, что замок не встал на место. Стефан удовлетворенно фыркнул, толкнул дверь и сделал приглашающий жест, но было уже слишком поздно – Лиз уже протиснулась мимо него в, возможно, не более теплое, но определенно более сухое фойе дома. Пока Стефан провел указательным пальцем по биркам с именами на почтовых ящиках – конечно, они оба забыли, на каком этаже живут Габи и Райнер – она ​​встряхнулась, как мокрая кошка. С тех пор, как они вышли из машины, прошло меньше пяти минут, но холод пронзил их до костей. Она попыталась сжать кулаки, но не смогла. Ее пальцы были такими застывшими, что даже шевелить ими было больно, и это было очень странно. Стало холодно, и на следующий день газеты должны были сообщить о самом резком падении температуры за тридцать лет – но календарь был на начало мая, и было просто невозможно, чтобы было так холодно. Когда они покинули Эверсмур, все их клумбы были в полном цвету – а теперь их руки были красными от холода! Стефан нашел бирку с именем, вытер смесь брызг воды и грязи с его глаз тыльной стороной ладони, которую они принесли с улицы, и вопросительным движением головы указал на дверь из матового стекла, которая открылась. глубже в кирпичный лабиринт повели бетон и стекло.

  «Может, поедем на лифте, или ты предпочитаешь немного побегать трусцой?» – спросил он в смелой и тщетной попытке подшутить. Лиз покорно улыбнулась, покачала головой и, не сказав больше ни слова, вышла к лифту. Из, может быть, десяти раз они были здесь, девять раз поднимались по лестнице, хотя квартира Габи находилась на тринадцатом этаже этого дома-монстра. Лиз ненавидела лифты и этот в особенности – это был один из тех ультрасовременных стеклянных цилиндров, которые, казалось, свободно скользили по внешней стороне дома, так что можно было наслаждаться великолепным видом на шикарный район Гамбурга, узел в центре. желудок и тошнота на следующий день, но получили два часа бесплатно, если вам, как и им, не повезло, что у вас нет головы для высоты. Но сегодня она просто чувствовала себя слишком слабой, чтобы подниматься по лестнице, хотя ни Стефан, ни она обычно не упускали возможности пренебрегать лифтами, эскалаторами и другими благами современности. Сегодня она знала, что просто не сможет сделать тринадцать на пятнадцать шагов. Она чувствовала себя такой слабой, как будто она прошла весь путь от Шварценмура до сюда. И не только холод сковал ее конечности.

  Стефан не сказал ей ни слова, пока лифт медленно поднимался. Он не смотрел на нее, а смотрел сквозь стеклянную стену лифта, но она чувствовала, что на самом деле он не видел ни медленно опускающегося города, ни бурлящего облачного неба. Его глаза были пустыми. Молнии, торчащие из облаков, как тонкие сломанные иглы света, заставили его лицо снова появиться в этом жутком, почти демоническом свете, как это было в машине. Лиз отвернулась. Что с ней случилось Она пришла сюда, чтобы забыть, по крайней мере, на пару часов – но, напротив, казалось, что все становится хуже. Она унесла безумие с собой.

  Хотя она изо всех сил пыталась взять себя в руки, ее мысли должны были быть довольно четко написаны на ее лице, потому что Стефан внезапно выглядел очень встревоженным; она почувствовала, что он хочет спросить ее о чем-то, и на мгновение ей не хотелось ничего, кроме того, что он это сделал. То, что он сказал, не имело бы значения, любая банальность, что угодно. Но он молчал, и когда лифт остановился с еле заметным рывком, его лицо снова окаменело. Шанс был упущен, и в ближайшее время он не вернется. Почему она ничего не сказала? Почему было так сложно сделать первый шаг?

  Двойной ряд больших холодно светящихся неоновых трубок автоматически вспыхнул над ними, когда двери лифта открылись. Их ударил резкий запах свежей краски. Это тоже было для нее неразрывно связано с воспоминаниями об этом доме: запах латексной краски, который всегда висел на этой лестничной клетке, как будто ее перекрашивали каждую неделю.

  Ей здесь ничего не нравилось: стены были белыми, сияющими, почти неуютно ярко-белыми, двери чередовались с красным и синим, яркими яркими цветами, которые были подчеркнуты бестеневым светом люминесцентных ламп. Это зрелище заставило их ожидать щелкающего эха и холода, но все было наоборот: в зале было комфортно тепло даже зимой, потому что он был отапливаемым, а толстое покрытие пола полностью заглушало звук их шагов. Как всегда, когда она находилась в этом ужасном коридоре, она почти сразу начала чувствовать дискомфорт.

  Потом она поняла, что это не из-за этого дома или лифта, по крайней мере, в этот раз. Она не хотела быть здесь, вот и все. В первую очередь было ошибкой покинуть Гут Эверсмур, а оказаться здесь сейчас – еще большей ошибкой. Это не имело ничего общего с Габи и Райнером – напротив, эти двое были, возможно, лучшими друзьями, которые у них когда-либо были, и Габи определенно была единственным человеком, с которым она могла поговорить о своих ужасных переживаниях в лесу и на озере. Нет, она просто не хотела быть здесь , не в этом доме, не в Гамбурге, нигде, кроме своего собственного дома. Она хотела уйти. Возвращение. Если бы Стефан колебался хотя бы секунду, чтобы положить руку на дверной звонок, или даже просто смотрел на нее, она бы сказала ему. Но он не сделал того или другого; он без колебаний позвонил в колокольчик, и через полсекунды они услышали глубокий мелодичный гонг через деревянную дверь. Слишком поздно. Второй шанс тоже был упущен. И почему-то она почувствовала, что это было бы очень и очень важно использовать. Ее здесь не должно быть. В мире было только одно место, где она должна была быть прямо сейчас, потому что там ее что-то ждало, потому что ...

  Что это были за мысли? подумала она, пораженная. Она была здесь только потому, что хотела сбежать от ВЕЩИ в озере, а теперь ... ей очень хотелось вернуться к нему!

  «Кажется, там нет ... никого», – сказала она, когда на ее звонок не последовало никакого ответа даже через несколько секунд. «Может, нам стоило позвонить заранее», – пожал плечами Стефан. Он все еще не смотрел на нее. «Ты дома», – сказал он. – Просто не открывай. – Он указал на шпиона размером с пенни, вделанного в темно-синюю поверхность двери на высоте головы. На первый взгляд крохотный круглый стеклянный глазок казался черным, но под определенным углом можно было увидеть, что за ним горит свет. «Может быть, мы мешаем ей на оргии», – он улыбнулся, но что-то было не так в его голосе; Лиз не была уверена, что его замечание действительно было озвучено так шутливо, как должно было звучать.

  «Ерунда», – сердито пробормотала она. Резким движением она прошла мимо него, протянула руку к дверному звонку и нажала на него, пока звук шагов не разнесся в дверь. Свет позади шпиона на мгновение погас, вернулся, а затем послышался лязг цепи. Секунду спустя дверь открылась, и Габи, весьма удивленная, взглянула на них.

  При всех других мыслимых обстоятельствах этот момент компенсировал бы Лиз все невзгоды, которые она пережила до сих пор – в конце концов, они просто отказались от звонка или любого другого предупреждения, чтобы удивить их обоих. Но то, что она прочитала в глазах Габи, не удивило. Да, конечно – она была удивлена, по крайней мере, в самый первый момент. Но то, что последовало за первым изумлением, было явно тревогой, а не радостью. Она выглядела пойманной ; как кто-то, кого удивляет что-то запрещенное или, по крайней мере, что-то оскорбительное. Инстинктивно она снова подумала о шутливом замечании Стефана, а второй позже она обнаружила , что подвергание появления Габи на быстрый , но тщательный осмотр. Она почти поспешно посмотрела в пол, виноватая и немного стыдясь собственных мыслей. Габи, должно быть, заметила ее оценивающий взгляд. Она просто надеялась, что не может догадаться, что это значит.

  «Ты?» – наконец сказала Габи. «Это ... это ...»

  «Сюрприз?» – предположил Стефан, когда она заикалась и наконец замолчала.

  Габи кивнула. В замешательстве она провела рукой по подбородку и губам, посмотрела сначала на Лиз, затем на Стефана, а затем снова на Лиз, явно подыскивая подходящие слова, но, наконец, не смогла сдержать ничего, кроме беспомощной улыбки. Лиз теперь была убеждена, что они беспокоили ее чем-то, что доставляло ей большие неудобства. Возможно, между ней и Райнером произошел ощутимый брачный спор. Нечто подобное случалось часто, если не сказать почти регулярно. «Надеюсь, это, по крайней мере, приятный сюрприз», – продолжил Стефан, когда Габи все еще не пыталась ничего сказать, не говоря уже о том, чтобы попросить ее войти. «Если нет, мы будем рады вернуться в другой раз», – добавил он.

  Эти слова разрушили чары. Габи моргнула, отступила на полшага и посмотрела на Лиз, как будто она только сейчас действительно узнала ее.

  «Боже правый, что я здесь делаю?» – спросила она, отступив еще на полшага и преувеличенно прикрыв рукой рот. «Вы промокли до нитки и наверняка замерзнете насмерть, а я стою и смотрю на вас, как…» Она замолчала, покачала головой и сделала решительный, почти властный жест. «Проходи скорее, пока ты не вынес здесь свою смерть. Боже великий, как ты выглядишь? Вы здесь купались, или у вас уже не работает крыша? Войдите, ради бога, войдите! "

  Лиз подавила вздох. Да, это была Габи, которую она снова знала, один из самых экстравертных людей, которых она знала, и единственный, кто, как однажды выразился Стефан, мог говорить быстрее, чем Гизела Шлютер и Дитер Томас Хек в их лучшие дни, без того, чтобы у кого-то еще были какие-то слова. шанс прервать его. Она явно поправилась.

  «Кто там, дорогой?» – голос Райнера раздался из гостиной, когда они протолкнулись мимо Габи в крошечный коридор. Но это был не только его голос. Она сопровождалась тихой музыкой, звоном бокалов и другими звуками; Звуки, которые Лиз не могла определить точно, но которые подтвердили ее подозрения. Эти двое были не одни.

  Она снова вспомнила нелепое замечание Стефана и снова задалась вопросом, есть ли в этом что-то большее, чем она хотела признаться. Конечно, эти двое – как она и Стефан – были не в том возрасте, когда можно было развлекаться групповым сексом и оргиями; но были и другие дела в компании, которым не хотелось удивляться.

  «Кто пришел?» – снова спросил Райнер. Ледер заскрипел, встав с кушетки и подошел ближе. Лиз узнала его тень через рифленое матовое стекло на двери гостиной.

  «Никогда не угадай!» – отозвалась Габи. «У нас гости, дорогой», – она ​​положила руки Лиз и Стефану за плечи и толкнула их в гостиную перед собой. «Наши два экос вернулись!»

  Лиз не ошиблась – эти двое были не одни. На узком белом кожаном диване под окном сидела относительно молодая пара – им обоим было чуть больше двадцати лет, по оценке Лиз, – которые, по крайней мере, выглядели так же потрясенными и удивленными, как прежде Габи, в то время как молодой человек смотрел на них с недоверием. на нее смотрело такое нарочито проявленное безразличие, что она снова казалась невероятной. Лиз оценила их двоих быстрым, неприкрытым, любопытным взглядом. Девушка была темноволосой и стройной, может быть, даже немного моложе, чем она думала поначалу, и именно того типа, которым Габи любила себя окружать: одна из тех современных, но несколько застенчивых молодых людей, с которыми они имеют дело почти по своему желанию. и которые все еще были ей за это благодарны, в то время как у молодого человека было довольно мягкое лицо, как и у многих товарищей его возраста.

  Райнер тоже выглядел неприятно удивленным. Он немного подошел к ним, но остановился посреди своего шага, когда Габи толкнула дверь ногой и толкнула ее в гостиную перед ним. Улыбка, с которой он вынул трубку изо рта и поздоровался сначала с Лиз, а затем со Стефаном, была не совсем реальной. Как и Габи, он был искренне рад ее визиту, и, как и она, ему было явно неудобно в этот момент.

  Ее взгляд бродил по комнате, ища что-нибудь, что могло бы объяснить странное поведение этих двоих. Но ничего не было. Квартира была как всегда: суперсовременная, супер-дорогая меблированная квартира открытой планировки, которая на самом деле состояла из гостиной размером десять на двенадцать метров, крохотной спальни и еще меньшей кухни. Когда они пришли, все четверо, казалось, играли в карты, но в этом не было ничего особенного; раньше, когда они виделись, они часто проводили целые ночи, играя в карты – скат, семнадцать и четыре, бридж, безобидные игры, где ставка никогда не превышала десятимарковую отметку.

  Мысль о том, что Габи и Райнер должны были играть на деньги с этими двумя детьми, была просто нелепой. И все же – было что-то странное в карточках, которые девушка теперь почти поспешно откладывала. Но она не знала что. На столе, который, кстати, был совершенно пуст, если не считать блокнота и яркой перьевой ручки, лежал перевернутый бокал для вина. Это целое странное расположение , казалось, есть определенный смысл, но Лиз не мог даже предположить , какой из них.

  Внезапно она поняла, что все еще пристально смотрит на них двоих на диване и насколько грубым было их поведение. Она поспешно отвернулась.