Текст книги "Мавританская ведьма (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

  Она вскочила, снова упала на колени и порезала левую руку об один из осколков стекла с острыми краями, покрывавших ковер. Издав тихие, бессмысленные крики, она споткнулась к двери, отскочила назад, как пойманное в панике животное – и наконец снова нашла себя.

  Она была в безопасности. Пока она не выходила из этой комнаты, не выходила из дома (нет – не выходила в коридор, потому что там что-то было, она не знала что, но это как-то связано с дверь и с Питером, такая бессмысленная эта связь, пока она не выходила из комнаты, она была в безопасности. Три дня...

  До трех дней?

  Она перестала тяжело дышать, провела обеими руками по лицу и почувствовала на своей коже теплую липкую кровь. Когда она подняла руки вверх и посмотрела на свои руки, она увидела кровоточащую рану на левой руке. Она стиснула зубы, огляделась в поисках чего-нибудь для перевязки и, наконец, подошла к бару, чтобы вынуть одну из бумажных салфеток, прежде чем она полностью испортила ковер. Она молилась, чтобы Стефан спустился. В то же время она этого боялась. Боялся вопросов, которые он задаст. Или , может быть , как раз , прежде чем он не спросил и не вопросы – она осталась такой же.

  Боль в ее руке превратилась в сердитую пульсацию, когда она неуклюже начала промывать рану. Оно было не очень глубоким, но сильно кровоточило и сильно болело; возможно, он воспламенится.

  Поскольку у нее не было ничего другого, она неловко откупорила бутылку виски, вылила немного темно-коричневой жидкости с резким запахом на руку и резко вдохнула воздух сквозь зубы, когда боль внезапно переросла в сияние. Она понятия не имела, помогает ли алкоголь воспалительным микробам, но, вероятно, это было лучше, чем ничего. Перед тем, как поставить бутылку на место, она сама сделала еще один глоток, в результате чего у нее случился ужасный приступ кашля, а затем ее чуть не вырвало, прежде чем она сумела подавить рот крепким напитком. Черт возьми – это, видимо, тоже помогало только в фильмах!

  Но, по крайней мере, она была немного тише, когда поставила бутылку на место и обернулась. Ее сердце все еще колотилось, а мысли за лбом кувыркались, но комната была успокаивающе нормальной, если не считать сломанного стола и совершенно грязного ковра ...

  Снаружи во дворе Кэрри все еще лаяла, но теперь это был просто нормальный лай, а не истерический визг, который в значительной степени был причиной того, что она чуть не потеряла сознание. И пока она слушала, он стал тише и, наконец, полностью затих, как будто то, что лаяла собака, теперь исчезло. Атака провалилась, противник отозвал свои войска ... это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

  Она посмотрела на часы. Она чувствовала, что на это потребовались часы, но настенные часы упорно настаивали, что с момента этого резкого разговора прошло меньше пяти минут, и ей пришлось верить этому или нет. Пять минут – это означало пятьдесят пять минут колдовского часа, пятьдесят пять возрастов, которые принадлежали банши и болотной ведьме ... и которые она была заперта в этой комнате. Пятьдесят пять минут и три дня до ...

  Черт возьми !

  Ей нужно было связаться со Стефани. Истерична она или нет, но она должна была понять, что имеет в виду, хотя бы для того, чтобы убедить себя, что у малышки действительно была правильная челка, как она подозревала.

  Она подняла трубку и уже набрала код города Гамбурга на клавиатуре, прежде чем ей пришло в голову, что она даже не знает номер Стефани – ни ее, ни ее фамилию. Разочаровавшись, она снова бросила трубку, села , дрожа на диване и пыталась убедить себя , что она делает что – то довольно глупое.

  Но это не помогло – ей просто нужно было знать, что Стефани собиралась сказать, прежде чем их прервали. И она уже умела.

  Умышленно медленными, неторопливыми движениями она откинулась назад, положила телефон на колени и набрала номер Габи. Было уже за полночь, но они, вероятно, все равно не спали. Она не могла припомнить, чтобы Райнер и Габи ложились спать раньше двух часов ночи. А если да – ну, вот что случилось, когда вы завели сумасшедших друзей. Она найдет какое-нибудь устаревшее объяснение, что Габи спустилась и поставила на трубку Стефани.

  И потом? – прошептал тонкий сердитый голос у нее за лбом. Что вы собираетесь делать, если она ответит как обычно, немного сонно и спросит, какого черта вы звоните ей посреди ночи? Что, если она ничего не помнит, потому что не звонила?

  Она прогнала эту мысль, набрала две последние цифры и дождалась гудка.

  Не получилось.

  Прошла целая минута, прежде чем она сообразила, что не слышит ни гудка, ни тют-тут сигнала «занято», и вообще ничего.

  Линия была мертва.

  Ее руки снова начали дрожать, и она почувствовала, как снова нарастает истерия. Изо всех сил она заставила себя успокоиться. Может быть дюжина нормальных объяснений, в первую очередь то, что она сделала неправильный выбор.

  Дрожащими пальцами она повесила трубку, снова взяла трубку и снова набрала номер, очень медленно и неторопливо, тихо произнося каждую цифру перед тем, как нажать кнопку.

  Результат был таким же.

  Ничего такого.

  Ничего, кроме убийственной тишины.

  Около.

  Прошло некоторое время, прежде чем она почувствовала, что очередь не была полностью беззвучной. Послышался треск.

  Едва слышный треск.

  Электростатические помехи.

  Или звуки больших мягких лап, которые ползли по заросшей хвоей и листвой лесной подстилке.

  «Тихо», – прошептала Лиз. Ее лицо и руки были влажными от пота. Она слышала, как бьется ее сердце. "Не принимайте близко к сердцу. Теряй ... сейчас ... не ... свой ... разум ». Это помогло.

  Она сама не поверила, но это помогло. Она немного успокоилась, но все же достаточно, чтобы держать свои мысли под контролем. До того, как ей пришлось прибегнуть к помощи призраков и привидений, было достаточно других объяснений – например, что телефон неисправен. Это тоже могло бы послужить объяснением внезапно прерванного разговора.

  Естественно! Почему она просто не догадалась? Лиз нервно улыбнулась, положила телефон и нащупала адресную книгу Стефана, которая упала на пол вместе с телефоном. Она быстро нашла номер Ольсберга, ввела его и подождала, пока резкий щелчок не сообщит ей, что кто-то поднял трубку на другом конце провода . С радостной улыбкой она положила большой палец на вилку, сосчитала до десяти и снова вытащила вилку. Хорошо – ее телефон был в порядке, но что это значило? Следующий шаг. Посмотрим, не сможет ли она справиться с призраками в озере с небольшой логикой.

  Она набрала номер стойки информации для пассажиров на Центральном вокзале Гамбурга, через несколько секунд установила соединение и извинилась за то, что набрала неправильный номер. Сеть для внешнего мира тоже была в порядке. Значит, ДИНГ не перекусил линию. По-прежнему оставалась вероятность того, что обрушилась только часть сети, так что до дома – или всего района, в котором жили Габи и ее истеричный друг – нельзя было добраться. Маловероятно, но все же примерно в десять тысяч раз вероятнее, чем чудовищное заглушивание телефонной линии в болоте.

  Она встала, вернулась в бар и налила себе шерри. Первый стакан она выпила сразу, второй вернулась на диван, выпила залпом и достала третий. Она знала, что так быстро напьется, но, возможно, это было даже не самое худшее, что могло с ней случиться.

  Осталось всего три дня ...

  Что, черт возьми, она имела в виду?

  Хотя она не хотела этого, даже пыталась защитить себя от этого, воспоминания о неудачном сеансе в Гамбурге вернулись. Очевидно, Стефани продолжала бороться с этим – конечно, чего еще она ожидала? – и так же очевидно, что она на что-то наткнулась. Что-то, тщеславное или нет, так напугало ее, что она позвонила сюда посреди ночи, чтобы предупредить ее.

  Которого?

  Она вылила свой стакан, пошла в бар, чтобы снова его наполнить (теперь она была полна решимости напиться, чтобы хотя бы заснуть), а тем временем огляделась мысленным взором на каждую деталь того ужасного вечера. Случилось что-то такое, что напугало девушку больше, чем она сама, хотя на самом деле она была затронута, потому что она уже забыла переживание – или подавила его? Но что? Какие? Это не имело ничего общего с движущимся стеклом, по крайней мере, не напрямую, она это знала. Это было что-то еще, что-то, что она делала или говорила до этого ...

  Внезапно Лиз была уверена, что это все. Интерес Стефани был возбужден, когда она услышала о Рам-холде, затерянном городе, на руинах которого, как говорят, были построены Шварценмур и ее собственный дом. Лиз вздрогнула. Вы не против пожить на кладбище? Это – по крайней мере, примерно – были слова Стефани. Она не восприняла это всерьез, но теперь вспомнила, что это замечание вызвало у нее заметную дрожь. Странно, что она почти все это забыла, хотя прошло всего два дня. Должно быть, что-то в ней подавило всю сцену. Она также осушила свой четвертый стакан, наполнила его снова и почувствовала, что алкоголь уже начинает действовать, когда она повернулась и осторожно поставила стакан обратно на стол. Но она не села, а после минутного колебания подошла к книжной полке, нерешительно скользнула пальцем по обратной стороне тщательно выстроенных томов и, наконец, вытащила крупноформатный том в твердой свиной шкуре, исторический атлас. что Стефан однажды сделает аукцион. Она осторожно отнесла его к столу, разложила и сделала еще один глоток шерри, прежде чем перевернуть страницы.

  Она быстро нашла то, что искала, а именно карту побережья Северного моря, каким оно было сто пятьдесят лет назад. Но Рама в нем не было. Побережье ей показалось неизменным – она ​​нашла Гамбург, Бремен и еще десяток городов. Конечно, было несколько различий – она ​​не могла найти Шварценмура, например, или дорогу, которая вела сюда, хотя обоим было явно больше ста пятидесяти лет, – но в целом это было довольно разочаровывающим. Великий мандрант. Ну, подумала она насмешливо – либо она была намного больше , чем за она взяла на себя, или она была не совсем такой же высокий , как он хотел ее Stefanie и Габи верить.

  С разочарованным вздохом она потянулась за своим стаканом.

  Он выскользнул из ее руки.

  Лиз внезапно снова проснулась. Маленький Швипс, которого она выпила, был просто потрясен. Она почти физически чувствовала прилив адреналина в ее кровообращение.

  Она была абсолютно уверена: она не ударилась о стекло. Это не было неловко, не просто упущено.

  Стекло выскользнуло между ее пальцев, как живое существо, убегающее от ее прикосновения!

  Она сидела совершенно замерзшая, ее рука все еще была протянута, как в гротескной пантомиме, но неподвижна, пальцы ни капли не дрожали, хотя все ее тело дрожало от страха и ужаса.

  Это проклятое стекло только что сжалось от ее прикосновения! Лиз собралась с духом, наклонилась и снова взяла бокал с хересом.

  Он сделал изящную дугу вправо, наткнулся на раскрытый атлас и пришел в трепетное затишье. Он двигался сам по себе, без каких-либо действий с вашей стороны, как ... той ночью в Гамбурге.

  Лиз закричала, бросилась вперед и схватилась за стакан обеими руками. Он выскользнул из ее пальцев, уклонился вправо, оставляя за собой неправильный красный след хереса, похожего на кровь, зацепился в противоположном направлении, когда Лиз потянулась за ним, сделала пируэт и на короткое мгновение поднялась на несколько дюймов в ее Воздух и разбилась вдребезги. при ударе невидимым кулаком. Кроваво-красный херес разлился по столу, запачкал книгу и стекал на ковер, смешавшись с настоящими пятнами крови Лиз. В тот же момент дверь распахнулась, и в комнату вошел Стефан. Он выглядел сонным и сонным, но в то же время очень злым, и ему не потребовалось ни секунды, чтобы осознать всю ситуацию и полностью ее неверно истолковать. «Какого черта ...» – начал он, резко фыркнул и сделал три или четыре шага к ней, прежде чем снова остановиться. «... здесь что-то происходит?» Он закончил начатую фразу.

  Ответом Лиз было сухое, почти конвульсивное рыдание. Она упала на колени, когда прыгнула за стаканом, и поэтому сидела там, не в силах ничего, кроме рыданий и заикаясь его имя.

  «Я хочу знать, что это значит!» – отрезал он без всякого сочувствия или эмоций, кроме гнева. «Что ты здесь делаешь среди ночи? Вы устраиваете хаос в доме? – Он сердито показал на разбитый телефонный столик, сделал еще один шаг и заметно побледнел, когда его взгляд упал на книгу и красные пятна хереса на ней.

  «Черт возьми! А теперь посмотрите, что вы сделали! Ты хоть представляешь, сколько будет стоить эта книга? »Гневным жестом он наклонился вперед, схватил атлас и стер пятна хереса рукавом своей пижамной куртки. «Разве ты не можешь быть осторожным! Ты..."

  – Стефан, – захныкала Лиз. «Помоги мне. Я прошу ...»

  Лицо Стефана заметно изменилось. Мгновение он смотрел на нее сверху вниз с едва скрываемым гневом, но затем тревога смешалась с его гневом; он закрыл книгу, небрежно бросил ее на диван и наклонился, чтобы помочь Лиз встать.

  «Господи, что случилось?» – удивленно спросил он.

  Лиз хотела ответить, но не смогла. Из ее горла вырвалось затрудненное судорожное рыдание.

  Она прижалась к нему изо всех сил, обвила руками его шею и отпустила только тогда, когда он с нежной силой щелкнул ее хваткой и оттолкнул ее немного подальше, чтобы он мог смотреть ей в лицо.

  «Что происходит?» – спросил он снова, но теперь гораздо мягче, снова своим обычным голосом, снова тем Стефаном, которого она знала, который защитит ее от всего ужаса и ужаса.

  «Я ... телефон», – пробормотала она. «Телефон зазвонил и ... и ...» Она снова заикалась, но теперь Стефан терпеливо ждал, пока она не выздоровеет достаточно, чтобы продолжить разговор.

  «Это была Стефани», – начала она. «Эта девушка из ...»

  «Из Гамбурга?» – перебил ее Стефан. «Сумасшедший друг Габи? Чего она хотела посреди ночи? "

  Лиз принюхалась, полностью освободилась и несколько раз провела рукой по лицу, прежде чем смогла достаточно взять себя в руки, чтобы продолжить говорить. Стефан нахмурился, увидев ее перевязанную руку, но не сказал ни слова, а молча пошел к бару, чтобы смешать мартини, пока она говорила. Когда она закончила – это заняло много времени, но он ни разу не перебил ее, даже когда она еще несколько раз пригрозила выйти из себя – он тихонько отпил из своего стакана, протянул второй стакан и просто дернул ее подмышками. когда она отказалась.

  «Это ... действительно странная история», – сказал он.

  «Смешно?» – почти вскрикнула Лиз. «Я не нахожу ее ...»

  «Не смешно, хорошо, ты прав», – поспешно сказал Стефан. «Неправильное слово, я признаю это», – он посмотрел на то, что осталось от телефонного стола. «Вы уверены, что никто не связывался с Габи?»

  «Естественно».

  «Может быть, связь просто разорвана», – задумчиво сказал он. «Завтра я позвоню кому-нибудь в Гамбурге и попрошу зайти к Габи. Возможно, есть совершенно нормальное объяснение ".

  «Нормально?» – выдохнула Лиз. «И ... и стакан?»

  Стефан на мгновение задумался. «То же явление, что и три дня назад», – сказал он наконец. «Странно, но все равно нет причин выходить из себя. Кто знает, – добавил он с несколько несчастной улыбкой, – может быть, эта Стефани права, и вы действительно одаренный медиум. Разве ты не хочешь? Он протянул ей свой стакан, но Лиз снова отказалась.

  Стефан вздохнул. «Ну что ж. Мы все равно не собираемся разбираться в этом сегодня вечером, не так ли? Что вы думаете об этом, когда мы снова ложимся спать. Завтра утром мы уберем здесь этот беспорядок. И если вы действительно хотите, – добавил он, в результате чего Лиз почувствовала, что он действительно хотел сказать прямо противоположное, – мы вернемся в Гамбург завтра и поговорим с этой Стефани. А теперь иди спать. Уже поздно.»

  Лиз уставилась на него. В постель? Как он мог думать о сне сейчас ?

  Но он мог.

  И, вероятно, подумала она с грустью, он был прав.

  Сегодня вечером они больше ничего не прояснят. И не завтра, в Гамбурге. Еще было время.

  Три дня.

  31.

  Почему зло всегда приходило ночью?

  Почти во всех рассказах, фильмах и книгах, которые она слышала, видела и читала, сверхъестественное, странное и угрожающее всегда приходило после наступления темноты. Она никогда не задумывалась об этом – зачем ей – точно так же, как ей никогда не приходило в голову, что однажды может быть что-то, что вторгнется в ее обычную, защищенную жизнь. В страшных историях удивительным было то, что можно было испугаться, не подвергаясь реальной опасности. Вы могли посмотреть фильм и пережить величайший ужас в своей жизни, но потом вы встали и благополучно отправились домой. Не здесь. Она была прямо в центре этой ужасной истории, но не могла уйти. Она должна была пройти через это. Но внезапно она не была так уверена, что сможет это сделать.

  Лиз не могла уснуть той ночью, несмотря на алкоголь и две таблетки, которые она приняла по настоянию Стефана, прежде чем они вернулись наверх. Стефан лег и через несколько секунд снова начал храпеть, но она не спала несколько часов. Несколько раз она ненадолго засыпала, но просыпалась только через несколько минут, купаясь в поту и с колотящимся сердцем, тупыми воспоминаниями о кошмаре в черепе и привкусом крови и рвоты во рту. Это было уже хуже, чем она была готова признать. Боялась заснуть.

  Было четыре часа. Скоро будет светло. Сколько? Третья – третья ночь без сна. Момент, когда она просто рухнет, был не за горами. И что бы ни случилось, когда она была беззащитна перед этим ужасным кошмаром – это было бы ужасно.

  Она откинула тонкое покрывало, некоторое время лежала неподвижно, а затем встала. В комнате было холодно. Неловко холодно; не освежающий, просто ледяной. Необычно даже для этого времени, потому что это был июнь.

  Стефан беспокойно двинулся, но не проснулся. И почему-то она почти боялась, что он может проснуться, даже если она тоже боялась остаться одна. Она посмотрела на спящего мужа, но ничего не почувствовала. Нежность, которую она всегда испытывала при виде его, это нежное, ненавязчивое чувство любви исчезло. Исчезло, как будто его никогда не существовало. Многое изменилось с тех пор ... да, с тех пор, что произошло на самом деле?

  Она натянула халат, взяла сигареты и щелкнула зажигалкой. Маленькое желтое пламя вызвало в воздухе нечеткий шар желтого света и отбросило черные гротескно искаженные тени на стены. Серые тени с колышущимися руками-щупальцами, тени вещей со слишком большим количеством пальцев и головами горгон. Она потушила пламя, и видение исчезло.

  По крайней мере, ночь, когда она проснулась, была хорошей: она нашла время подумать. И немного – не полностью, даже близко – она ​​вернулась к своему обычному, превосходному образу мышления.

  Лиз никогда ничего не рассказывала о сверхъестественном, и ей не нравилась псевдопсихология, которая была особенно популярна в ее поколении. Нет – она ​​всегда утверждала, что является человеком, который обеими ногами твердо стоит на земле реальности. Иногда, как сказал Стефан, слишком туго. А может быть, подумала она, именно поэтому она так преувеличенно отреагировала на события последних дней. Ничего подобного она не могла объяснить сразу; ни рационально, ни эмоционально. Скорее, это были вещи, которые потрясли ее строго логически структурированное мировоззрение. И, вероятно, именно поэтому, как она диагностировала, она старалась хранить в секрете больше, чем необходимо. Человеческой натурой было пугать незнакомцев и особенно незнакомцев. Что бы ни было снаружи – так и было! – было бы логичное объяснение.

  Должно.

  Это просто необходимо!

  Она сунула едва выкуренную сигарету в пепельницу, встала и медленно подошла к окну.

  Она даже не удивилась, когда Кэрри снова начал лаять, снова в том ужасном, истерическом стиле, в котором не было ничего агрессивного, никакой огромной силы и свирепости этой огромной собаки, а только ужаса! Она знала, что он снова ждет ее там. Но она была полна решимости противостоять угрозе, сделать то, что она делала всю свою жизнь в таких ситуациях: бороться. Она сделала это дважды, с успехом, и сделает это в третий, четвертый и, если необходимо, двадцатый раз.

  Медленно, нерешительно она открыла окно. Серебристый лунный свет заливал, изменяя тени ночной комнаты и пробуждая темноту шепотом жизни.

  И хотя она знала, чего ожидать, зрелище поразило ее, как удар молотка. Под ней был двор; темный асимметричный прямоугольник, полный жирной черноты, перемежающийся лужами холода, отталкивающего света. За лесом тихая стена каменных гигантов. Плоская и глубокая, без стены, просто случайно проведенная разделительная линия, за которой мир заканчивался, как будто – кто бы ни создал его – просто забыл изменить его в этой точке. Может, так и было.

  Она заставила себя посмотреть в лицо опасности. Это избавит ее от угрозы. Она не собиралась позволять шоку захватить ее, как в первый раз. На самом деле, ее поразило не привидение, а скорее неожиданность в ней.

  Но Лиз уже начинала ощущать, как мало ее логически развитого мышления помогает противостоять безмолвному ужасу. Она заставила свой взгляд блуждать дальше по двору, по сараю, по горбатым очертаниям навозной кучи, забору, развалинам, ...

  ... Тень ...

  ... тень дома. Неповрежденный.

  Небольшой. Массивный и угрожающий.

  «Это феномен, – пыталась она убедить себя. Урод природы, который можно объяснить ... как-нибудь.

  Минуты – часы, как ей казалось, – она ​​смотрела на искаженную тень дома слуг. Едва заметное волновое движение, казалось, пробегало по картине, как если бы она смотрела на нее сквозь быстро текущую прозрачную воду, в которой кое-где были только бледно-серые полосы.

  Ее взгляд остановился на темном прямоугольнике внизу. На картине было движение. Движение, которое не имело права там находиться.

  Казалось, что-то не так в ее мозгу. Ее разум начал вибрировать, как тетива, натянутая быстро и сильно, пока не порвется. В тени дома появился яркий контур. Дверь. Треугольный клин света, который падал из призрачного дома во двор, ... фигура, которая появилась в нем. Фигура мужчины ...

  Удушливый, полусухой звук вырвался из ее горла и утонул в истерическом лае Кэрри. Бестелесная тень там сделала шаг, затем еще один, пока не покинула яркий контур двери, не слилась с тенью дома и продолжала идти, продолжалась и продолжалась ...

  Наконец он пересек тень дома, снова стал видимым и стоял во дворе, бестелесное темное пятно без света и жизни. Она видела его очертания, каждую крошечную мелочь, мелкие нервные движения его рук, рывок, заставивший его дернуться назад, как будто тело, которое он сожгли тридцать лет назад, становилось ей – она! – смотри.

  Она просто стояла парализованная, неспособная двигаться, очарованная жутким видом, загипнотизированная взглядом его невидимых глаз, которых она не могла видеть, но чувствовала тем более отчетливо.

  Затем, в какой-то момент, спустя секунды, или дни, или столетия – это осталось прежним, потому что ее чувство времени исчезло, как и все остальное, и остались только она и эта ужасная черная тварь внизу – тень двинулась дальше, повернулся с ним в тихом невидимом смехе и продолжил идти к жилому дому.

  Она хотела закричать, но не могла. У нее перехватило горло, и внутри нее начало расти что-то не имеющее страха, что ... Тень продолжила, исчезла в слепом пятне под окном и бесшумными шагами приблизилась к дому. Она больше не могла его видеть, но чувствовала, как он приближается, все ближе и ближе, идет к дому, протягивая невидимую руку ...

  Где-то далеко внизу захлопнулась дверь.

  Затем снова раздался крик. Он проснулся там на другой стороне леса, донесся до нее легкий, едва уловимый хныканье, которое сначала становилось все сильнее и сильнее, пока вся комната не казалась заполненной от этой невероятной симфонии ужаса до воздуха в ней. легкие для всех. Фибра ее тела утонула в чудовищном, резком урагане шума.

  Баншиее. ..........

  Она даже не слышала, как Стефан тихонько подошел к ней.

  Крик был всем. Он проглотил лай Кэрри, проник в комнату, ее чувства, ее эго превратили ее личность в жалкое ничто. В ее разуме не было места ни для чего, кроме боли, боли, страха и отчаяния. Мир вокруг нее раскололся, раскололся на миллионы и миллионы крошечных осколков, из которых страх и паника вырвались против нее.

  »Лизл«

  Она изо всех сил пыталась узнать голос Стефана. Внезапно его знакомые басы перестали быть для нее утешением, а стали лишь серией бессмысленных звуков. Чувства безопасности, которое она всегда испытывала в его больших сильных руках, больше не было.

  Она развернулась и в бессмысленной ярости стукнула его кулаками. Она встретилась с его лицом, его грудью, его лицом снова и почувствовала, как он схватил ее за запястья.

  «Теперь ты видишь это!» – крикнула она. «Вы видите это?»

  «Какие?»

  «Ты должен это увидеть!» – отчаянно ахнула она. «Ты должен!» Она вырвалась, схватила его с силой, которую давало ей отчаяние, и сильно прижала его к подоконнику. «Теперь вы это видите? Вы видите это? Скажи, что ты это видишь!

  Скажи это !! » Он должен был это увидеть. Она не была сумасшедшей! Он просто должен был! Спустя вечность он кивнул.

  Но то, как он это сделал, было уже ложью. Осторожно, почти нежно он выпустил ее руку из своей руки и выпрямился. «Конечно, я это вижу», – сказал он. – Конечно. – Его голос был низким, монотонным, спокойным, невыразительным. Успокаивающий тон голоса, которым вы разговаривали с обезумевшим ребенком или истеричной женщиной.

  «Ты лжешь!» – крикнула Лиз. Она отдернулась, снова ударила кулаками по его груди и, наконец, упала на пол, всхлипывая.

  «Пожалуйста», – всхлипнула она. «Пожалуйста, скажите, что вы это видели. Ты ... ты должен мне поверить. Пожалуйста ... скажи ... скажи, что я не сумасшедшая, это ... пожалуйста ... – ее голос сорвался. Слова утонули в судорожном рыдании.

  «Но я видел это, малышка», – мягко сказал он. Он даже не потрудился казаться правдоподобным. Она едва почувствовала, как он поднял ее и уложил на кровать. Вернулся к окну, закрыл его и включил свет. Но мутное желтое сияние не могло отогнать надвигающиеся тени. Он сдерживал их, замедлял их продвижение, но они все еще были там, прятались и были готовы.

  «А пока успокойся», – пробормотал Стефан. «А потом ты спокойно расскажешь мне, что случилось».

  «Но ты ... ты видел это ...» – захныкала она. «Вы, должно быть, видели это! Пожалуйста..."

  Стефан кивнул. В его глазах было беспокойство, но это была не забота мужчины о жене, а взгляд врача, столкнувшегося с интересным – и безнадежным – случаем.

  Не взгляд мужчины, который ее любил.

  «Я позвоню доктору Свенсону», – сказал он.

  Лиз резко села. «Нет!»

  «Но...»

  «Не доктор», – взмолилась она. «Пожалуйста, не надо, Стефан», – ее голос внезапно стал очень спокойным.

  Он задумался на мгновение, затем кивнул. "Хороший. Если вы не хотите. Но вы должны пообещать мне успокоиться ".

  Шаги.

  На лестнице были ступеньки.

  Она вздрогнула, несколько секунд смотрела на дверь, а затем снова на лицо Стефана. Его глаза были пустыми.

  «Он не слышал этого», – подумала она в ужасе. Он не слышал шагов! Но они были там! Она ясно слышала их: медленные, неторопливые шаги человека, поднимающегося по лестнице с первого этажа; медленно, но неумолимо. «Питер или Энди», – в отчаянии подумала она. Но в то же время она чувствовала, что это неправда. Ступеньки были слишком тяжелыми для девушки и слишком легкими для Петерса; слишком регулярно. Питер заковылял.

  Ее взгляд был прикован к двери, когда ступеньки приближались, достигли площадки, медленно и сильно стучали по скрипящим половицам, все ближе и ближе ... Она хотела сказать Стефану, но не осмелилась. Он соглашался с ней и думал, что она совершенно ненормальная.

  Шаги достигли двери, на мгновение замолчали и ...

  Лиз с отчаянным рыданием бросилась к груди Стефана и прижалась к нему.

  «Успокойся, милая, – пробормотал он. „Ничего, совсем ничего.“ Он погладил ее волосы, коснулся ее плеча, ее лица. И снова она почувствовала, что в его прикосновении не было утешения, что его рука покоилась на ней с той же небрежностью, с какой он коснулся бы камня или крыла своей машины. Он не разделял ее боли. Он даже не понял этого; более того, он даже не пытался понять это. „Пожалуйста, Стефан ... я ...“

  «Да?»

  Она остановилась.

  Она услышала, как нажимают на дверную ручку, почувствовала прохладный ветерок, когда дверь распахнулась. Но она не осмелилась поднять глаза.

  «Я хочу пойти», – захныкала она. «Уходи отсюда, Стефан».

  «Дорожка?»

  «Прочь от сюда. Давай выбираться отсюда. Пожалуйста!»

  «Сейчас?» – его голос звучал почти насмешливо. «Сейчас четыре утра, дорогая».

  «Я хочу поехать в Гамбург. Ты ... сам предложил, – выдохнула она. «Это была твоя идея. Ты сам это сказал ".

  Тень была там! Он был здесь, в комнате, прямо за ней. Она чувствовала его, чувствовала его смех, его безмолвный, презрительный смех ...

  Стефан кивнул. Его лицо оставалось неподвижным, но крошечный злой огонь внезапно тлёл в углу его глаза. «Конечно, я предложил это. Но не посреди ночи ». Он встал, выключил свет и постоял у кровати несколько секунд. Там же, где была тень ... ...

  Он ушел. И все же зло все еще было здесь, здесь, в комнате, прямо рядом с ней.

  «Нет, – подумала она.

  Не то! Только не Стефан! Пожалуйста, не Стефан!

  «Ты сам сказал, что не хочешь, чтобы тебя прогоняли, не так ли?» – спросил он, проскользнув под одеяло рядом с ней и перевернувшись на бок. «Да, но...»

  "Никаких «но. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься. – Его голос внезапно стал приглушенным, когда он натянул одеяло на голову. „А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое. Мне действительно нужен отдых. Вы знаете, у меня еще есть работа. Засыпай.“

  Пощечина не могла ударить ее сильнее. Она пыталась подобрать слова, приподнялась на локтях и уставилась на фигуру рядом с ней. Как он мог спать? Как ему теперь заснуть?

  «Но ... собака ...» Она вскочила, схватила Стефана за плечо и потрясла его изо всех сил. «Слушай! Неси!»

  «Что насчет этого?» – пробормотал Стефан.

  «Он ... он лает. Послушайте, как он лает! Он что-то нюхает! "

  «Да», – раздался голос Стефана из-под одеяла. Это звучало – Боже великий, это не только звучало так , это было так! Как будто он уже снова заснул. – Полагаю, кролик. Или твоя банши. А теперь дай мне, блять, поспать! "

  Какую-то долю секунды Лиз смотрела на свою спящую – СПЯЩАЯ! – Мужик все еще ужаснулся, потом она развернулась и вскочила, вскочила с кровати и одним прыжком оказалась обратно в окно.