Текст книги "Мавританская ведьма (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

  Она подумала об этом. Нет, это был совершенно нормальный день, а не ночь оборотней. Вампиры не вылетали из леса и не врезались в окно. Маврская ведьма имела склонность к драматическим выступлениям, но, тем не менее, она была хорошим режиссером; нет риска поскользнуться на китч.

  Потом она увидела еще один свет, точнее два. Сначала это были просто точки, похожие на круглые, светящиеся кошачьи глаза. Они появлялись в лесу, исчезали, появлялись снова и снова исчезали, следуя произвольным поворотам и поворотам тропы, ведущей к Эверсмуру. Приглушенный треск донесся до Лиз сквозь хлопки дождевых капель. Машина. Это была машина.

  Лиз застыла. Кто-то пришел. Кто-то пришел сюда посреди ночи, хотя на самом деле никого не осталось, кому это могло быть интересно. На их молитвы был дан ответ.

  Взволнованная, она прижалась лицом к окну и попыталась более отчетливо рассмотреть приближающуюся машину, что, конечно, было совершенно невозможно. Шорох дождя все больше и больше заглушал шум двигателя, а промокшее от дождя окно разбивало свет двух фар.

  «На твоем месте я бы этого не сделал».

  Она даже не слышала, что он открыл дверь, но Стефан был уже в двух шагах от нее, когда она обернулась. Она была поражена, когда увидела его. Он изменился не очень сильно, но ужасным образом: темные пятна, напоминающие плохо заживающие оспины, испачкали его лицо и руки. Его губы безвольно опустились, и что-то было не так с его глазами, и она не могла это ясно разглядеть. Все его лицо было вялым, как у пьяного. Похоже, он теряет контроль над своими мускулами. От него исходил очень слабый неприятный запах.

  «Что?» – с трудом спросила она.

  Стефан указал на окно. «Это слишком высоко, чтобы прыгать. Ты ломаешь все свои кости ".

  Он, очевидно, думал, что она вылезет из окна, чтобы сбежать. Лиз позволила ему поверить в это. Ему не разрешили увидеть машину. Ни в коем случае. Насколько это было незаметно, она полностью обернулась и в то же время попыталась закрыть ему обзор снаружи. Это был шанс, жалко крошечный, но это был шанс. Безвозвратно последний, который она получила.

  «И?» – холодно спросила она. «Будет ли это беспокоить вас?»

  Стефан не ответил. Его холодные желтые глаза оценивающе смотрели на нее. Что-то двигалось под его правым глазом, маленькое зернистое существо с множеством ног, которое ползало чуть ниже кожи. Это зрелище не испугало ее, но вызвало отвращение.

  «Что ты хочешь?» – спросила она.

  Стефан указал ему за спину. «Пойдем со мной.»

  Лиз не двинулась с места. Вдруг она испугалась, если не очень. Во рту распространился горький привкус. Неужели он пришел убить ее?

  «Давай», – сказал он снова, когда она не ответила. Его голос тоже внезапно стал другим звучать. Это был по-прежнему его голос, но было и что-то еще, как будто она действительно разговаривала с двумя существами. Она прочла в его глазах, что он силой вытащит ее из комнаты, если она сейчас не послушается. Ей пришлось изо всех сил бороться с желанием обернуться и посмотреть в окно. Где была машина? А что, подумала она, ошеломленная ужасом, когда он далеко узнал, может быть, просто незнакомца, заблудившегося в темноте?

  С усилием она оторвалась от своего места у окна и прошла мимо Стефана. Боль была сильной, но она могла ходить сквозь стиснутые зубы и бежать, если нужно.

  Стефан направил ее к лестнице легкими, но очень опасными ударами в спину. Теперь она услышала шум снизу. Кто-то был в гостиной, а дверь в кухню была приоткрыта; бледный свет погас и нарисовал на полу желтый треугольник. Когда они шли по коридору, ее взгляд упал на напольные часы. Было пять тридцать. Ночь почти закончилась, и снова ей показалось, что она где-то потеряла несколько часов; если бы часы и темнота не были неправильными, она была заперта в спальне более двадцати часов. Странно, что она не испытывала ни голода, ни жажды. Просто крохотный страх, и даже не страх смерти или того, что она с ней сделает, а очень профанный страх боли, который знает каждое живое существо, имеющее нервную систему.

  Но у нее еще было время. Когда они миновали часы, минутная стрелка со звуковым щелчком переместилась на шаг дальше, но каким-то образом она поняла, что его путешествие не окончено.

  Число зверя еще не было достигнуто.

  Стефан молча указал на дверь гостиной, через которую все еще можно было слышать эти странные звуки. Что-то с ней было не так. Подобно Стефану – как и весь дом – она ​​начала меняться, но это изменение еще не было достаточно ясным, чтобы она могла ясно увидеть это. Их форма казалась немного другой, линии и углы немного сместились, сместились в несуществующем направлении, все казалось мягче, плавнее, органичнее ...

  «Иди, наконец!» Стефан сильно толкнул ее между лопаток, и на улице во дворе послышался стук дизельного двигателя. Пучки света от фар протирали стекло входной двери; на четверть секунды холл был залит белоснежным светом, лицо Стефана превратилось в посмертную маску с черной сыпью, мебель и их тени были искажены, как будто фрагменты сюрреалистической картины, затем пучки света двинулись дальше, и Тьма упала на Лиз.

  Стефан замер. На мгновение он выглядел нерешительным, а еще на мгновение выглядел так, как будто он в панике. Кто бы ни пришел, подумала Лиз, Стефан его не ожидал. Но момент прошел неиспользованным. Если это вообще был реальный шанс, Лиз им не воспользовалась. Ужас Стефана прошел так же быстро, как и пришел. Он развернулся, грубо схватил ее за руку и грубо оттолкнул.

  «Там», – прошипел он, толкая дверь в комнату Питера, нетерпеливо и так сильно, что она ударилась о стену внутри. Звук, который она издала, казался Лиз странно приглушенным и мягким, а за ним весил серый свет, похожий на слабо мерцающий туман. (ДВЕРЬ! Вдруг она вспомнила: Господи, этот ...) «Нет!» – выдохнула Лиз. «Не там!» Она встала на дыбы, изо всех сил пытаясь вырваться из его хватки, но рука Стефана обвила ее шею, как железный зажим; его пальцы с мучительной силой сжали нежные нервы в ее горле, и боль взорвалась, как солнце, на ее плечах. Во дворе он умер от пыхтения дизельного двигателя, но через секунду раздался тройной, отрезанный гудок, затем выскочила дверь машины. К дому приблизились тяжелые шаги.

  Стефан бросил ее на кровать Питера. «Оставайся здесь», – сказал он. «Если ты закрижешь, я убью тебя».

  Хуже всего был тон, которым он это сказал: тем же тоном, которым он сказал бы: « О, если вы поедете в город, пожалуйста, принесите мне сигареты» . Он убьет ее, если она хоть немного посмотрит, это было очевидно.

  Снаружи послышались шаги, а затем кто-то постучал в дверь, но не стук, а тяжелый стук нетерпеливых кулаков. Стефан бросил на нее последний угрожающий взгляд, закрыл за собой дверь и повернул ключ.

  Лиз оставалась неподвижной на мгновение, пока тупой стук в ее голове не утих на полпути. Она почувствовала вкус крови и снова почувствовала себя больной. Словно сквозь густой влажный туман она слышала, как Стефан подошел к двери и открыл ее. Он сказал что-то, чего она не могла понять, и тут же ответил другой голос. Она тоже не поняла своих слов, но узнала их. Бельдерсон.

  Пришел Белдерсон.

  Но почему? Что он делал здесь в то время? Он принадлежал ... Великий Бог, он принадлежал ?!

  Лиз приподнялась, подавляя тошноту и боль, и поползла к двери. Земля под их ногами казалась странной, многовековые доски были мягкими, как губка, а их шаги не производили ни малейшего шума. Вдруг она заметила тепло, странно живое тепло, почти влажное, как ...

  Она прогнала эту идею (как часто ей удавалось закрывать глаза на истину, которую она давно узнала?), Также боролась со своим отвращением и прикладывала ухо к двери; ощущение, будто она прижимается лицом к огромной кровавой ране.

  Она все еще не могла понять, о чем говорили Стефан и Бельдерсон, но было ясно, что это был очень возбужденный разговор, почти спор. Стефан закричал, и ответы Бельдерсона были чуть тише. Во всяком случае – что бы там ни происходило; она могла это использовать.

  Она посмотрела в окно. Снаружи темнота была сильнее, чем здесь. На мгновение она заколебалась, прислушалась – спор становился все громче, и пару раз ей показалось, что она ясно слышит свое имя – и решительно повернулась. Незадолго до того, как она подошла к окну, ей пришло в голову, что это может быть ловушка. Ей показалось абсурдным, что Стефан просто забыл об этом окне. Может, ей стоит залезть туда, чтобы ... дерьмо. Стефан запаниковал, когда услышал машину. Люди в панике совершают ошибки. Монстр, наверное, тоже.

  Она подошла к окну, положила руку на стекло – было холодно – и снова заколебалась, но потом решительно схватила засов и повернула его. Он двигался на удивление легко. Только окно не открывалось. На мгновение она пригрозила запаниковать. Защелка была открыта, но створка не сдвинулась ни на миллиметр. Он был приклеен как наклеенный. И это именно то, чем он был, как она поняла через секунду. Насколько вам известно, это окно никогда не открывалось, но предыдущие хозяева двора его свежевыкрасили – как и все окна и двери – и некоторые мозги закрыли его до того, как краска высохла должным образом; лучшего клея не было. Она отпрыгнула, подняла кулак и снова опустила руку. У нее была только одна попытка. Ей нужно было быть осторожным.

  Дрожа от нетерпения и страха, она оглядела комнату. В болезненно сером освещении было трудно что-либо разглядеть, но она знала убогую обстановку, а Питер ничего не менял; был шаткий стол с единственным стулом, кровать и кривая вещь, которая называлась шкафом. Шкаф и кровать были слишком тяжелыми; кроме того, при перемещении он будет издавать слишком много шума.

  Но стол пошел.

  Лиз подняла его – он был намного тяжелее, чем она думала -, наклонила набок и втиснула под дверную ручку так, чтобы она удерживала Стефана хотя бы на мгновение. Затем она упала на колени, согнулась от боли, и ее вырвало, задыхаясь. Теперь боль почти утопила ее. По ее ногам потекла теплая кровь, и комната повернулась вокруг нее. Но ей нельзя было позволить потерять сознание. Нет, если она когда-нибудь снова захочет проснуться.

  Она дождалась, пока худшее не закончится, прижалась к стене рядом с дверью и прислушалась. Боль в кишечнике все еще была, но не так уж и страшно. И она верила в надежный механизм своего тела, который поможет ей с хорошим выбросом адреналина. Решив, она схватила стул и изо всех сил швырнула его в окно.

  Это было похоже на замедленный полет. Стул пробивался сквозь тьму, и она с фантастической ясностью видела каждый его дюйм. Казалось, ее разум работал быстрее света. Что, если она плохо прицелилась или он просто отскочил от окна, как резиновая стена, потому что магия этого дома была уже слишком сильной?

  Звук, разбившийся по стеклу и дереву, развеял ее страхи, но он также прогремел, как выстрел из пушки по дому. Совершенно невозможно, чтобы Стефан этого не слышал. Снаружи в холле раздался звук, похожий на испуганное кряхтение свиньи, затем она услышала крик Бельдерсона и тяжелые шаги, приближающиеся к двери. Она умчалась.

  Когда она была в двух шагах от окна, ключ повернули. Она прыгнула.

  Она даже не подозревала, что сможет, но она летела в идеальной позе высокого ныряльщика, вытянув руки и склонив голову через окно, даже не коснувшись разбитого стекла с острыми краями, сделала пол-оборота в воздухе и кончила. с помощью переката, который уменьшил разрушительную силу падения. Затем боль пронзила ее тело.

  Она закричала, согнулась пополам и потеряла контроль над своими движениями; Элегантный бросок дзюдо превратился в неудержимый рокот. Она проскользнула на три или четыре метра по мокрой грязи, прежде чем остановиться, всхлипывая. Позади нее в доме раздался гневный крик, а затем один чрезвычайно мощный удар, смешанный с треском дерева.

  Лиз с трудом поднялась на четвереньках. Липкая грязь покрывала ее лицо и пыталась залезть ей в рот, где-то внизу что-то двигалось, и дождь, стуча с неба яростными пеленами, за одну секунду промок до кожи. Она сплюнула, вытерла грязь и воду с глаз тыльной стороной ладони и оглянулась на дом. Она была немного удивлена ​​тем, как далеко прыжок и падение вывели ее наружу – она ​​была в десяти ярдах от дома, а разбитое окно теперь действительно выглядело как впадина выдолбленного глаза. В нем двигалась тень – Стефан – затем секунда – Бельдерсон – и какое-то мгновение они оба неподвижно смотрели на нее, затем Стефан истерически вскрикнул и начал подниматься к ней. Бельдерсон пытался его остановить. Она видела, как Стефан оттолкнул его, как Бельдерсон во второй раз схватил его за плечи и потянул назад, затем Стефан развернулся и начал бить своего противника кулаками, две тени стали одним целым, полные рук, кружащиеся кулаки и агрессивное движение. . Белдерсон закричал от боли. Лиз с трудом поднялась на ноги и побрела к сараю.

  43.

  Крик начался, когда она была на полпути. Сначала она его почти не слышала. Это был звук, почти заглушенный шумом дождя и шелестом верхушек деревьев, но он быстро становился громче, и что-то в ней было слишком запрограммировано на этот ужасный звук, чтобы не слышать его ни на секунду – это был крик, который отвратительный звук, вибрирующий на пределе слышимости, такой, какой не может издать ни одно существо в этом мире, крик банши, с которого все началось и которым все закончится.

  Она побежала быстрее, поскользнулась в грязи и упала на колени. Она снова в спешке вскочила, сбросила туфли и оглянулась на дом, прежде чем продолжить. Две тени все еще боролись за окном, но в исходе боя сомнений не было. На самом деле это было чудом, что Бельдерсон смог противостоять Стефану до сих пор. У нее были только секунды.

  Задыхаясь, промокшая, забрызганная грязью и истекающая кровью из полдюжины безобидных и одной потенциально смертельной ран, она добралась до сарая, вылезла через дверь и, пошатываясь, направилась к машине. Раньше она никогда не закорачивала машину, но как-то это сработает. В худшем случае она заставит его вести машину одной лишь силой воли. Она почти добралась до ягуара, когда поняла, что в сарае не одна, и резко остановилась.

  То, что она видела, превосходило все, что она видела раньше. И это подтвердило их теорию о том, что абсолютному ужасу нет предела ужасным образом. Крик банши продолжал нарастать, и теперь она увидела ритм в этом тоне, тот же ритм, в котором покачивались стройные обнаженные плечи Энди, когда она встала перед ней на колени. Она была так же обнажена, как и в прошлое утро, когда видела ее в последний раз, но на ней все еще была изношенная, черная, сверкающая паутина, паутина подергивающихся, пульсирующих нервных нитей, которые покрывали все ее тело повсюду, и она преклонила колени перед Питером. по-прежнему в форме, и сделал что-то с его лицом, что Лиз очень хорошо узнала, но ее разум просто отказался принять. Ее руки были залиты кровью, а лезвие узкого ножа, которым они владели – быстрого и искусного, как хирург, – вспыхнуло красным.

  Затем изувеченная фигура под ней испустила очень низкий, бесконечно болезненный стон. Одна из ее рук шевельнулась, рука перекатилась в сторону, такая же неустойчивая, как у куклы, снова раздался тихий ужасный стон, и Лиз наконец поняла, что Питер все еще жив.

  Она громко закричала.

  Голова Энди взлетела вверх, и Лиз закричала во второй раз, увидев ее лицо. Нож образовал дугу и был нацелен на нее. С фантастической ясностью она увидела, как мускулы на стройном теле Энди напрягаются, и она смещает вес, чтобы прыгнуть на них. Лиз была немного быстрее.

  Когда девушка подпрыгнула, она уже была с ней. Со стопроцентной силой, которую давал ей страх, она схватила свое запястье и крутила его, пока не сломалась кость, затем ее колено поднялось, ударило Энди в лицо демона и отлетело ей голову назад. Энди потерял равновесие, упал и упал на полпути через тело ее отца. Она сразу попыталась встать на ноги. Лиз не дала ей ни малейшего шанса. Она ударила девушку ногой, в живот и ужасно ударила ее ладонью, когда она согнулась пополам.

  Но она боролась не с живым существом, а с демоном. Девушка кошачьим движением поднялась на ноги, отступила на полшага и тут же снова атаковала. Лиз могла избежать удара лезвия ножа только в самый последний момент. В отчаянии она отшатнулась от Энди, отразила еще один удар ладонью и в то же время нанесла ответный удар.

  Энди снова попытался избежать удара. Сама Лиз тяжело дышала, она так сильно ударила, но девушка лишь ненадолго пошатнулась, издала шипящий звук и тут же снова атаковала. На этот раз лезвие ножа оставило жгучую полосу боли на ребрах Лиз. Она сделала вид, что отступает, затем быстро сделала шаг вперед и ударила Энди по колену. Вы встречались. Энди споткнулся, неуклюже прошел мимо Лиз и изо всех сил пытался удержать равновесие, размахивая руками, а Лиз помогла развитию сильным толчком в бок. Энди упал. Но она снова перевернулась, гибкая и сильная, как большая кошка, и снова вскочила на ноги, прежде чем Лиз смогла воспользоваться ею. Ее лицо исказилось в гримасе, отвратительное лицо, которое насмехалось над любым описанием, на котором тонкие нити нервной сети пульсировали, как тонкие волосы, заполненные кровью вены. Ее глаза были черными, тусклыми пуговицами, без зрачков, как у животных, а во рту было что-то темное и блестящее, что было съедено изнутри.

  Лиз ахнула от напряжения. Ее сила ослабла. Лиз чувствовала, что с каждой секундой она слабеет. То, что она делала в данный момент, было борьбой с теми силами берсерка, которые каждый человек мог развить только один раз в жизни и за которые он в основном расплачивался этим. Ей пришлось положить конец драке. Прямо сейчас.

  Она безжалостно обвиняла себя. Рука Энди поднялась, нож изогнулся по дуге и нацелился на глаза Лиз, другая рука была сжата в кулак, пытаясь ударить ее в живот.

  Лиз приняла удар, отбила нож в сторону и снова попыталась вывести Энди из равновесия. Ей не совсем удалось. Энди пошатнулся, но ее рука схватила блузку Лиз, разорвав ткань и кожу; в то же время она снова ударила ножом. Она даже не почувствовала, что ее запястье сломано. Возможно, в ее теле больше не было такого понятия, как кости. И на этот раз движение Лиз пришло слишком поздно. Лезвие ножа поцарапало ее руку, вызвав уродливый, кровоточащий порез, и попало в левую часть ее тела. Она не чувствовала боли.

  Она могла чувствовать, отчетливо ощущать, как сталь раскалывала ее кожу, пробиралась сквозь плоть и мышцы, ударяла по одному из ее ребер и рикошетом отскакивала от него, глубже, в сторону от сердца, а не по направлению к нему, она чувствовала это как кровь в ране. сочилось еще больше крови, когда Энди рывком вытащил лезвие, разрывая рану еще шире, и теперь это должно было быть ужасной болью и стереть все с лица земли, но этого не произошло.

  Вместо этого она увидела, как ее рука опустилась вниз, схватила Энди и с невероятной силой вытащила из нее оружие. Как сторонний наблюдатель, который больше не мог контролировать ее тело, она увидела, как ее левая рука впилась в изуродованное лицо Энди, и нащупала глаза, откинув голову назад так, что ее шея должна была сломаться, как и другая, красная от ее собственная кровь поднялась и воткнула нож по рукоять в шею Энди.

  Злобные визги девушки перешли в вздох. Она обмякла в объятиях Лиз и отпрянула. Ее руки упали и снова поднялись, когда она упала на колени, сжимая рукоять ножа. Затем она упала в сторону.

  Лиз шатко споткнулась о машину. «Мертва», – ошеломленно подумала она. Энди был мертв, она убила девушку. Она почти не чувствовала ужаса, в лучшем случае чего-то вроде изумления от того, как легко было убить человека.

  Потом ее глаза потемнели. Она попыталась удержаться, но внезапно ее тело стало весить тонны. Ее колени подкосились. Медленно она полностью упала вперед, со стоном прижала руку к боку и почувствовала, как кровь течет по ее пальцам теплой пульсирующей струей. Она все еще не испытывала боли, только слегка кружилась голова. Но она знала с абсолютной уверенностью, что умрет. Ей больше не нужно было беспокоиться о том, как закоротить машину. Нож Энди решил для нее проблему.

  Но ей нужно было сделать еще кое-что. Если бы у тебя было достаточно времени. Поднявшись, она ухватилась за дверь машины и приподнялась за нее. Ей внезапно стало на удивление легко ходить, и смертельная боль в боку, которой она ждала, все еще не приходила. «Несколько минут, – подумала она, – если есть такая вещь, как Бог, дай мне еще несколько минут, я тебя умоляю».

  Что-то теплое, влажное коснулось ее ноги. Лиз закричала и посмотрела на себя, готовая к новому ужасу, который ее склизкий друг послал из озера.

  Это был Питер. Какой-то скрытый механизм самозащиты в мозгу Лиз до сих пор следил за тем, чтобы она просто забыла о нем – о нем и, прежде всего, о том, что Энди с ним сделал! – но ее нога коснулась руки, и его окровавленная рука сомкнулась вокруг ее лодыжки, как умирающий паук. Она инстинктивно попыталась убрать ногу, но хватка Питера была слишком сильной. Лиз дернула изо всех сил, но пальцы Питера сжали ее лодыжки, как железную корзину. Были ли мертвые теперь на его стороне?

  Лиз тихо захныкала от отвращения и страха, приседая. Она протянула руку, попыталась схватить его пальцы и ослабить хватку, но почти не смогла. Затем Питер издал низкий стон, и страх Лиз уступил место столь же глубокому потрясению. Он был жив. После всего, что Энди с ним сделал, он остался жив!

  Почти осторожно она взяла его за руку, убрала его пальцы со своей ноги и встала рядом с ним на колени. Питер снова застонал, когда она положила его голову себе на колени и положила руку ему на лоб. Его кожа была горячей и сухой, как наждачная бумага, а там, где она не была залита кровью, такой красной, как если бы она была обожжена. Его глаза были открыты, но Лиз сомневалась, что он узнал ее. Его глаза были затуманены. Боже, что она могла сделать! Не было ничего, абсолютно ничего, что она могла бы сделать для него, кроме, может быть, взять нож Энди и положить конец его страданиям. Не говоря уже о том, что это означало бы подползти к мертвой женщине и вытащить нож из ее черепа – невозможно! – она ​​не могла.

  Питер снова застонал, а потом его глаза внезапно прояснились. С его губ громко хныкнула боль и потекло немного крови. Он попытался поднять руку, но сил уже не хватало.

  «Не двигайся, Питер, – сказала Лиз. "Не бойся. Будет ... все будет хорошо. Я получу помощь ». Это была такая ерунда, что она чуть не рассмеялась, и даже Питер в его состоянии, должно быть, знал это.

  Но он ответил на слова; или хотя бы успокаивающий звук ее голоса. Он перестал двигаться. Его взгляд остановился на ее лице, и он одновременно обвинял и умолял. Почему у нее просто не было сил убить его? Со слезами на глазах она посмотрела на то, что Энди – его дочь, его собственная дочь – сделал с его лицом.

  Зачем она это сделала? Ответ был прост: ВЕЩЬ в озере не любила поесть. Она, Лиз, по-прежнему была основным блюдом, но не пренебрегала небольшой закуской между ними, как доказал Ольсберг.

  «Пожалуйста...»

  Это было за мгновение до того, как Лиз сообразила, что Питер пытается заговорить. Она заколебалась. Затем она наклонилась вперед и вплотную поднесла ухо ко рту Питера. Горячее дыхание, пахнущее кровью и смертью, коснулось ее лица. «Пожалуйста, Лиз», – прошептал Питер. «Пожалуйста, не… не Энди».

  Лиз не поняла. А может, нечего было понимать. Это были последние слова умирающего человека, который, должно быть, давно потерял рассудок от боли. «Что ... что ты имеешь в виду, Питер?» – мягко спросила она.

  Хейнинг застонал. Ужасный спазм охватил его тело и потряс. Кровоток из его рта увеличился. Он умер. Наконец-то.

  «Только не Энди, Лиз», – прошептал он. «Пожалуйста, не… причиняйте ей вред. Она ничего не может с собой поделать ».

  Лиз уставилась на него, а затем на искривленное обнаженное белое тело в нескольких шагах от него. Он ничего не заметил.

  И так было лучше.

  «Позаботься ... о ней», – прошептал Питер. «Пожалуйста ... позаботься о ... ней».

  «Я сделаю это», – пообещала Лиз. «Никто не причинит ей вреда, Питер. Я обещаю."

  В следующий раз, когда она посмотрела на него, он был мертв, и от этого зрелища у нее в горле поднялась горькая тошнота. И гнев. Холодный, убийственный гнев. Ах да, она будет заботиться о Энди. А насчет Стефана, потому что Питер был прав в одном, даже не подозревая об этом: ни один из них не мог с этим поделать. Его больше не было. Энди и Стефан были давно мертвы, умерли не позднее вчера утром в озере, а то, что вышло из леса на их место, было ... существами. В натуральную величину, обманчиво имитирующие настоящие куклы, которые в последний день взяли на себя роль живых. Она осторожно опустила его голову на пол, встала и подошла к багажнику машины. Замок не был заперт, поэтому ее не смущало то, что ей пришлось как-то его взломать. Она открыла крышку, отбросила рваное одеяло, лежавшее под ним, и схватила его обеими руками. Усилия поднять тяжелую двадцатилитровую канистру были почти непосильны, но она справилась. Лиз работала быстро и очень методично. Она не тратила много бензина на машину: небольшой лужи под баком было достаточно, чтобы превратить «Ягуар» в фейерверк за пятьдесят тысяч марок. Резкий запах бензина скрывал запах крови, когда она проследила тонкий, но непрерывный след вокруг машины, пролив немного больше бензина на тело Питера, а затем еще больше на тело девушки. Канистра была наполовину пуста, когда она подошла к двери сарая. Она остановилась и посмотрела на дом. Он стоял там, окутанный столбом тьмы, словно в черном мерцающем ленивом тумане, маленькое, мерзкое, приземистое нечто, контуры которого нельзя было четко различить. Они растворились в тьме, нависшей над двором. Это была ее мечта. Это было то, что она увидела во сне в самом начале этой ужасной истории. Только чего-то не хватало.

  Быстро, но не торопясь, она продолжила. Она вытащила немного бензина из сарая, пока не поняла, что проливной дождь смывает топливо быстрее, чем она успевала его слить. Ну – там было так же хорошо, как и здесь. Не имело значения, где она умерла. Она вернулась в сарай и вылила все остальное из канистры за дверью. Вонь бензина была такой сильной, что у нее перехватило дыхание. Она небрежно отбросила пустую банку, оглянулась на дом и вернулась к ягуару. На другой стороне двора, в доме, когда она подошла к машине, хлопнула дверь. Она открыла дверь со стороны пассажира, открыла перчаточный ящик и обнаружила раскрытую пачку сигарет, которую бросила в последний путь домой из Шварценмура. Ее пальцы слегка дрожали, когда она вставляла прикуриватель в розетку.

  Шаги приблизились к сараю. Тяжелые, топающие шаги, слишком мощные для человека, глухие, бесконечно мощные шаги, шаги чего-то безмерно большого, безмерно сильного и безмерно злого.

  Она подождала, пока тень Стефана не появится под дверью, прежде чем закурить сигарету.

  Он остановился, когда подошел к двери. Если он даже заметил запах бензина, он не отреагировал на него, потому что он так идеально стоял посреди бензинового смеха, как будто она сама поместила его туда. Но Лиз сомневалась, что он видел опасность, в которой находился. Насколько она знала, шестьсот лет назад бензина премиум-класса не было.

  «Ты хотел уйти?» – спросил он. Его голос был холодным, словно выкованный из древней стали. Хотя она все еще могла узнать его только в форме неглубокой тени, она чувствовала его взгляд, взгляд черных, темных глаз, у которых больше не было зрачков.

  «Нет», – ответила она. «Я ждал тебя.»

  Стефан молчал. Тень повернула голову, посмотрела на машину, на мгновение на тело Питера, потом на девушку.

  «Ты убил ее?»

  Лиз не ответила, и он тихо рассмеялся. "Это хорошо. Ты сделал за меня мою работу. Я знал, что ты храбрый. Тем не менее, я недооценил тебя. Ты почти сбежал от меня, ты это знаешь? Но это было бы бесполезно ".

  «Итак?» – спросила Лиз. Она затянулась сигаретой, которая вспыхнула ярко-красным светом. Дым обжег ее легкие, как огонь.

  Тень под дверью покачала головой. «Никто не ускользнет от меня, кого я когда-то выбрал жертвой».

  Она снова затянулась сигаретой, втянула дым так сильно, что у нее закружилась голова, и сделала шаг к нему. «Ты больше не Стефан», – сказала она.

  Тень покачала головой. «Нет.»

  «И эта штука ...» Она указала на Энди и воспользовалась возможностью, чтобы сделать еще один шаг к нему. «... больше не Энди».

  «Нет.»

  «Что ты с ними сделал?» – спросила Лиз.

  «Они там, где ты скоро будешь».

  «Они мертвы.»

  «Нет» Ужасное существо в форме Стефана тихо засмеялось и застонало. От этого звука у Лиз пробежал холодок по спине. «Если существует воплощение дьявола, – подумала она, – и если он засмеется, это должно звучать так». «Смерти нет, жертва. Не в том смысле, в котором вы употребляете это слово ».

  «А что будет после этого?»

  «Ничего подобного, – хихикнула ВЕЩЬ. «Но это отличается от того, что вы думаете. Совершенно другой. – Он хихикнул, пронзительно и настойчиво, как будто это была хорошая шутка, а затем она почувствовала, как его настроение внезапно изменилось.

  «Пришло время», – сказал то, что когда-то было Стефаном. «Но я не монстр. У тебя еще есть время выкурить сигарету – это твой обычай, не так ли? "

  «Да», – сказала Лиз. «Но в этом нет необходимости. Я все равно хотел бросить курить, понимаете? "

  И с этими словами она щелкнула сигаретой прямо перед его ногами.

  Никогда в жизни она не концентрировалась так сильно на одном движении, и бросок был настолько идеальным, насколько это было возможно: горящая сигарета описывала математически точную параболу, крошечная звездочка со следом раскаленных искр позади нее тянула себя. и его путь закончился точно между ног Стефана.

  И все же на короткое ужасное мгновение она подумала, что все это могло быть напрасно, потому что бензин не загорелся. Сигарета откатилась в сторону, раздалось слышимое шипение, и только синее пламя размером с ноготь поднялось вверх. Суглинистая почва впитала бензин, или он испарился, или магия Стефана сделала ее атаку неэффективной.

  Стефан тихо рассмеялся – в его черных животных глазах блеснул насмешливый блеск, когда он наклонился вперед и протянул руку за сигаретой.

  Потом он взорвался.

  Все произошло за доли секунды, но Лиз снова увидела каждую мельчайшую деталь с почти сверхъестественной резкостью. Маленький голубой огненный ребенок между его ног превратился в ревущее, яркое белое пламя, которое бросилось на его протянутую руку и пожирало ее, охватывая его руку, плечо, а затем все его тело, и ревело еще дальше, пока не коснулось сарая. крыша. В то же время бело-голубой ковер с шипящим пламенем распространился вокруг него по полу, и огонь, казалось, вырвался из самого тела Стефана, как будто жар заставлял что-то внутри него взорваться. Его форма расплылась, стала казаться прозрачной и, наконец, исчезла за плащом яркого белого света. Волна жара ударила ее, как кулак, и заставила отшатнуться. Лиз закричала, закрыла лицо руками и попятилась в сторону, прочь от Стефана, от огня и, прежде всего, от машины. Прямой след огня устремился к трупу Энди, заставил его ярко вспыхнуть и погнался под прямым углом к ​​Питеру и ягуару, и он уже горел над ней под крышей. От жары перехватило дыхание. Внезапно в ее легких появился только жидкий огонь, больше не было воздуха, и она больше не могла нормально видеть. Внутри сарай превратился в узор из глубоких черных дыр и участков невыносимого сияния, переплетенных невидимыми нитями смертоносного тепла.