Текст книги "Рыцарь Хаген"
Автор книги: Вольфганг Хольбайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
– Нет, – молвил Хаген, – не назовут. Никто не будет знать, что произошло на самом деле. Никто, кроме Гунтера и меня, – С этими словами он осторожно вынул меч из окоченевших пальцев Зигфрида.
Альберих обернулся. Но понял он слишком поздно.
Бальмунг перерезал ему горло легким прикосновением, и голова карлика покатилась с плеч.
Глава 19
Был почти полдень, когда они наконец достигли Вормса. Обратный путь оказался очень долгим: Хаген настоял на том, чтобы в город они въехали никем не замеченными. И поэтому пришлось пробираться окольными путями – Вормс населяло много народу, и далеко не все соблюдали королевский запрет покидать город и его ближайшие окрестности.
Они ехали рядом, посередине – конь Зигфрида с трупом нибелунга. Лошадь Альбериха расседлали и отпустили на все четыре стороны, а самого повелителя альбов похоронили неподалеку от лесной поляны. «Никто не вспомнит о бедном карлике», – со странной горечью думал Хаген.
Тело Зигфрида Хаген отнес к источнику и обмыл, как полагается, водой. Одежда Ксантенца была залита кровью, и отмыть ее было не так-то просто. Быть может, Хагена подтолкнуло к этому непреодолимое желание очиститься самому, смыв вместе с кровью и грязью и вину со своих рук.
За все это время они перекинулись лишь несколькими фразами; молчали они и по дороге в Вормс. Хагена бесконечно мучило это безмолвие, да и Гунтера, впрочем, тоже. Но слова были теперь бесполезны – с их помощью ничего нельзя было исправить, а все беды, которые можно было нанести словами, уже свершились.
Несмотря на ранний час, праздник в городе был в полном разгаре. Смех и музыка встретили их, не успели они свернуть на мощеную улицу. Орава чумазых ребятишек с криками выбежала навстречу, но бросилась врассыпную, увидев двух всадников, а между ними – мертвеца.
Гробовое молчание, словно невидимая вуаль, распространялось вслед за ними – куда бы они ни повернули, смех и музыка стихали, бурлящее веселье точно задыхалось. Люди, завидев Гунтера, Хагена и убитого Зигфрида, застывали на месте, то и дело раздавался приглушенный шепот, произносивший имя Зигфрида или Хагена. Во взглядах затаился ужас, смешанный с любопытством.
И вдруг Хагена озарило – поступок Гунтера на самом деле не имел никакого значения. Этих людей мало заботило, жив Зигфрид Ксантенский или мертв, побежден он в честном бою или предательски убит. Скорее всего, он лишь первый из многих: гибель Зигфрида послужит поводом к началу войны, после которой Вормс вновь станет пылью, из которой и был рожден. Но и это не играло большой роли. Как же незначительны были они все! Даже сама Урд, и ее смертные божества, и христианский Бог тоже, чьи проповедники рассуждали о бессмертии и его власти над миром и остальными богами. И они тоже когда-нибудь будут забыты.
– Что с тобой, мой друг? – негромко спросил Гунтер, когда они миновали лагерь цыган. Хаген понял, что его мысли были написаны у него на лице.
– Ничего, – Он улыбнулся. – Я… просто пытался успокоить самого себя.
Гунтер натянул поводья. Взглянув на неподвижное тело Зигфрида, он покачал головой:
– Ты меня ненавидишь.
– Ненавижу? – Хаген на секунду задумался, – Нет. С чего ты это взял?
– Потому что я слабак, – прошептал Гунтер. – Проклят богами тот день, когда я взошел на престол Вормса!
Хаген не ответил. Что он мог сказать еще, кроме того, что было повторено уже сотню раз? Он понимал, что Гунтер страдает так же, как и сам он, если не сильнее. Ему было жаль короля.
Ворота крепости были широко распахнуты, решетка поднята. Их, должно быть, уже заметили, гробовая тишина, казалось, охватила весь Вормс. Даже из лагеря странствующих цыган не доносилось ни звука, и, хотя Хаген заставлял себя отводить взор от пестрых шатров, он чувствовал, что взгляды сотен глаз обращены на них с Гунтером. Наверное, Кримхилд уже известно об их возвращении. Как бы ни было больно, он сам поведает ей обо всем, пусть это будет именно он, и никто другой.
Гунтер вмешался в ход его мыслей:
– Я скажу им всю правду.
Хаген резко остановил коня:
– Что-о?
– Правду, – повторил Гунтер, – О том, что это я предательски убил Зигфрида.
– Ты с ума сошел, Гунтер?
Король вздохнул:
– Нет, мой друг. Я никогда не был так рассудителен, как сейчас. Ты… ты мой единственный настоящий друг. И я не допущу, чтобы ты жертвовал собой ради меня.
– Я делаю это ради Вормса! – воскликнул Тронье, но Гунтер решительным жестом перебил его:
– Нет, Хаген. Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Сегодня утром я выслушал тебя, но у меня было достаточно времени обо всем подумать. И я больше не хочу.
– Чего? – разозлился Хаген, – Жить?
– Лгать, – спокойно промолвил король, – Я слишком долго обманывал, Хаген. Я лгал самому себе, друзьям, моему народу. Вся моя жизнь была сплошным обманом.
– Так обмани еще раз. Иначе ты разрушишь все!
– Нет! – Гунтер сжал кулаки, – Нет, Хаген. Я скажу правду, в первый раз, чего бы это мне ни стоило!
– В таком случае ты заставишь меня впервые в жизни принудить тебя ко лжи, – ледяным тоном отвечал Хаген.
Гунтер пристально взглянул на него:
– Ты…
– Я сделаю так, как было решено. Иди и говори, что ты убил Зигфрида Ксантенского. Я буду утверждать, что это моих рук дело.
– Тебе не поверят, Хаген. – Гунтер был ошеломлен. – Я король Вормса, и мое слово не подлежит сомнениям.
– А я скажу, что ты придумал такой план, чтобы спасти мне жизнь, – невозмутимо продолжал Хаген. – Что ты, полагаясь на свое всемогущество и королевскую неприкосновенность, решил оказать мне дружескую услугу. И мне поверит каждый.
Гунтер застонал, словно мучимый тяжкой болью.
– Почему ты так жесток, Хаген? – едва слышно прошептал он, – Почему еще и ты? Зачем ты отнимаешь последнее, что у меня оставалось?
– Чтобы спасти тебя. Тебя и Вормс. Да и себя самого – тоже. Как ты думаешь, долго ли я проживу после того, как они прикончат тебя? Час? Два? Вперед, Гунтер, нас ждет твоя сестра. – И Хаген пришпорил коня.
Во дворе уже собралась любопытная толпа, а люди из окрестных улиц все шли бесконечным потоком на площадь.
Каждому в крепости было уже известно, почему Зигфрид Ксантенский и Хаген покинули перед рассветом Вормс; такие новости долго утаивать было невозможно. На лицах людей отражалось недоверие – ведь живым возвращался Хаген.
Пробравшись сквозь толпу, Хаген остановился возле лестницы и спешился. Ропот пробежал по нестройным рядам собравшихся. Кто-то выкрикнул имя Зигфрида. Раздался пронзительный женский вопль.
И в это мгновение из дверей навстречу ему шагнула Кримхилд.
Хаген замер.
Страх сковал его тело, горло пересохло. Остановившись на секунду, Кримхилд с облегченным вскриком сбежала по ступенькам вниз. Едва не сбив Хагена с ног, она схватила его за руку:
– Хаген! Живой! Хвала Богу, ты жив!
– Да, – пробормотал Хаген. – Жив.
Лицо Кримхилд начало расплываться перед его взором, словно отражение в воде, когда туда бросили камень.
– Значит… значит, вы не дрались? – взволнованно продолжала Кримхилд. – Зигфрид рассказал мне все, и я так боялась за тебя… – Она запнулась, взглянула через плечо Хагена во двор, но, очевидно из-за огромного скопления народа, не увидела ни Гунтера, ни Зигфрида, – Ты не представляешь, как я счастлива, что ты жив и невредим! Я много часов молилась, чтобы ты остался цел, Хаген, – Она хитро улыбнулась: – И языческим богам – тоже. Видишь, мои мольбы были услышаны.
Сердце Хагена билось так сильно, что казалось, его стук слышат все. Кровь из разбитой губы капала на бороду. Он этого не замечал.
– Ты… ты ошибаешься, Кримхилд, – прошептал он едва слышно.
Девушка взглянула на него в замешательстве. Словно что-то в ней оборвалось.
– Что ты хочешь сказать этим, Хаген?
– Твои молитвы были… напрасны, – Язык не слушался его, – Мы дрались.
– Вы… – Кримхилд запнулась, снова взглянула на двор, а затем внимательно посмотрела на Хагена, – О Боже! – прошептала девушка, – Ведь ты ранен! Я была так рада, что сразу ничего не заметила. Но ты жив – это самое главное. Что же произошло? Зигфрид даровал тебе жизнь или оба вы, горячие головы, вовремя одумались? – Она рассмеялась.
«Почему она не понимает? – в ужасе думал Хаген, – Почему она до сих пор не понимает, что случилось?»
– Что с тобой, Хаген? Почему ты так на меня смотришь? Что-то случилось? Отвечай же наконец. Почему вы прекратили поединок и где Зиг…
И тут она поняла, что случилось на самом деле. На лице девушки не дрогнул ни один мускул, но Хагену показалось, что в сердце ему вонзилось острое лезвие кинжала. Что-то умерло в Кримхилд в тот самый миг, когда она поняла, что означало его молчание, кровь на одежде и золотой эфес Бальмунга на поясе. Кримхилд медленно отступила на шаг. Толпа во дворе раздалась, пропуская Гунтера, и девушка увидела вторую лошадь, которую король вел под уздцы, и неподвижное тело, скрючившееся в седле. Что-то умерло в Кримхилд, угасло навсегда. Теперь Хаген осознал, что проиграл окончательно.
Толпа расступилась перед Гунтером и не сомкнулась вновь, словно земля, по которой ступала его нога, была заражена. Два стражника осторожно сняли труп Зигфрида с седла и уложили его у подножия лестницы. Кримхилд опустилась подле него на колени. Гунтер остановился чуть поодаль, смешавшись с толпой, плотным кольцом окружившей жуткую сцену.
Кримхилд не плакала, лицо ее не выражало вообще ничего. Рука не дрожала, когда девушка коснулась лба Зигфрида. Когда Хаген остановился рядом с ней, Кримхилд подняла взгляд, и лишь теперь боль начала просыпаться в ней. Глаза потемнели от горя, но ни единой слезы не упало с ресниц.
– Ты убил его, – В словах не было упрека, они звучали просто как утверждение, но Хагена они потрясли до глубины души.
– Да, – прошептал он. Ни слова утешения, ни мольбы о прощении. Да стоило ли об этом молить? Почему она не плачет? Почему не бросится на него с кулаками? Ему было бы куда легче.
Но Кримхилд оставалась спокойна.
– Ты победил его, – шептала она, не веря собственным словам.
Она никак не могла этого осознать.
Гробовая тишина царила на площади. Весь двор был заполнен народом, но не было слышно ни звука. Где же Брунгильда? И нибелунги Зигфрида?
– Это была… добрая битва? – вдруг спросила Кримхилд.
Хаген вздрогнул:
– Не бывает доброй битвы, Кримхилд. Он был сильным противником. Самым страшным, которого…
– И поэтому его нужно было убивать? – В голосе Кримхилд звучал теперь ледяной холод, наполняя сердце Хагена ужасом. Пальцы ее нежно скользнули по лицу Зигфрида.
– Он дрался, как юный бог, Кримхилд, – прошептал Тронье. – Я не мог поступить иначе. Я никогда не встречал лучшего соперника.
– И все-таки ты убил его. Так, как он и говорил, – Она все гладила лицо Зигфрида, – Он предвидел это. Сегодня утром, покидая меня, он сказал об этом. А я ему не поверила. И молилась, – Она вздохнула, – За тебя, Хаген. За тебя! Я дрожала от страха за тебя все это время. А ты его убил.
– Это был честный бой, Кримхилд, – вмешался Гунтер.
Кримхилд словно не слышала.
– Ты убил его, – повторила она, – Ты разрушил мою жизнь, Хаген, понимаешь?
– Да, я знаю.
– Он мертв, – пробормотала Кримхилд. Она взглянула Хагену в глаза, а затем положила руку себе на грудь. – Но все равно он живет. Я ношу под сердцем его ребенка, Хаген. Сына Зигфрида. Ты убьешь и его тоже, когда он вырастет и сможет взять в руки меч?
– Ребенка? – не выдержал Гунтер, – Так ты…
– У Зигфрида родится сын, – едва слышно говорила Кримхилд, – Его наследник, Хаген. И он вырастет и отомстит за отца.
Хаген усмехнулся.
– Меня тогда уже не будет в живых, Кримхилд, – мягко промолвил он, – Я старый человек.
– О нет, Хаген. Ты заплатишь за все сполна. И если не моему сыну, то мне. Это я тебе обещаю.
– Замолчи! – возмутился Гунтер. Хаген бросил на него умоляющий взгляд, но король не обращал на него внимания. Шагнув к сестре, он властным жестом протянул вперед руку – Это был честный бой, какого до сих пор мне не доводилось видеть. Кто дал тебе право…
– О, так ты был очевидцем? – перебила его Кримхилд все тем же тихим голосом, – Хлопал ли ты в ладоши, когда он вонзил Зигфриду в сердце клинок, брат?
Гунтер побледнел. Пальцы протянутой руки сжались в кулак.
– Оставь ее, – не выдержал Хаген. – Боль помутила ее рассудок.
С возмущенным вскриком Кримхилд повернулась к нему:
– Боль? О нет, Хаген. Ты ошибаешься, если считаешь, что способен сделать мне больно. – Она выпрямилась. – Теперь уже нет.
– Кримхилд… – Встретив ее взгляд, Хаген запнулся.
– Ты убил его! – Улыбка, леденящая душу, заиграла у нее на устах. Глаза Кримхилд горели, – Он говорил мне. Он… он говорил, что однажды ты его уничтожишь. Не раз он повторял мне это, но я… я не верила.
– Кримхилд, он был недостоин тебя, – едва слышно вымолвил Хаген, – Я не требую, чтобы ты сейчас мне поверила, но ты… ты считала его не тем, кем он был на самом деле.
– Кем же он был? – Ледяная улыбка не сползала с лица Кримхилд, – Человеком, которого я любила?
– Он лгал тебе, дитя мое, – промолвил Хаген, – Он обманул тебя в вашу брачную ночь. Быть может, даже и раньше.
– И что же? – с достоинством осведомилась Кримхилд, – Кто дал тебе право судить его?
– Ты что, не слышишь, что тебе говорят, глупая женщина? – вмешался Гунтер, – Он обманывал тебя. Тебя и меня. Он запятнал твою честь и смешал меня с грязью.
– Обманывал? – Кримхилд усмехнулась. – Наивный ты человек. Зигфрид рассказал мне обо всем сразу, как только это произошло.
– Он… что? – растерянно переспросил Хаген.
– Это была не его вина, – продолжала Кримхилд, – Валькирия своими чарами околдовала его. Он не мог сопротивляться. Ни один мужчина из плоти и крови не способен противостоять колдовству Брунгильды, и вам это должно быть известно. Зигфрид явился ко мне перед тем, как покинуть Вормс. Он… он плакал от стыда, Хаген. Он все мне рассказал. Зигфрид явился сюда, чтобы завоевать Вормс, но, увидев меня, полюбил с первого взгляда. Он не желал больше валькирии, но она принудила его изменить мне.
– И ты в это веришь, глупышка? – Вопрос Гунтера звучал не очень уверенно.
– Я знаю, что это так, – с достоинством возразила Кримхилд.
Секунду Хаген еще выдерживал ее взгляд, затем повернулся и со всех ног бросился в дом. Мимолетную тень заметил он краем глаза, пробегая мимо двери, и, хотя успел увидеть лишь блеск, отразившийся от золотых доспехов, Хаген понял, что это была Брунгильда. Она слышала каждое произнесенное ими слово.
И знала, что слова эти были правдой.
Глава 20
Остаток дня прошел словно в тумане. Он поднялся к себе, запер дверь на засов и бросился на кровать; что происходило в течение следующих часов, Хаген не помнил. Много раз в дверь стучали, приказывая, требуя, наконец умоляя открыть. Но Хаген не впустил никого, даже Гунтера, приходившего раза четыре или пять. Наконец, уже к вечеру, до его слуха донеслись тяжелые шаги кованых сапог; стук в дверь и возгласы моментально прекратились. Гунтер выставил возле его комнаты стражу; Хаген не знал, для охраны или присмотра за ним.
Тронье не помнил, о чем думал все это время. Далеко за полночь в дверь опять постучали. Хаген не ответил, но посетитель был настойчив. Не разобрав толком слов, Хаген узнал голос Гунтера, требовательный и одновременно обеспокоенный. Видимо, у короля были весомые причины нарушить его уединение после того, как он сам оградил его от постороннего вмешательства. Да и к тому же не мог ведь он навсегда заточить себя в этой комнате. Хаген встал, шагнул к двери, отпер засов и отступил, пропуская Гунтера.
Король первым делом подошел к окну, распахнул ставни. Хотя давно уже наступил вечер, в комнате стало заметно светлее: крепость освещалась бесчисленным множеством факелов, и мерцающие отблески заплясали по стенам и потолку.
– Как ты себя чувствуешь? – Голос Гунтера слегка дрожал.
– Почему ты спрашиваешь?
Гунтер подозрительно покосился на дверь, словно опасаясь быть услышанным.
– Тебе необходимо исчезнуть, Хаген. Ты сильно ранен? Сможешь держаться в седле?
– Исчезнуть? – Хаген удивленно вскинул брови, – Но зачем?
– Тебе грозит опасность, – продолжал Гунтер, – Я не могу поручиться за твою жизнь, если ты останешься. Кримхилд помогала обмывать тело Зигфрида и увидела рану. На его спине, Хаген.
– А ты чего ожидал? – холодно произнес Тронье, – Она же не слепая.
– Она вопила так, что сбежался весь дом. И теперь об этом известно каждому в крепости, – Глаза Гунтера горели.
– А что Брунгильда? – невозмутимо осведомился Хаген.
Гунтер замялся:
– Она была… абсолютно спокойна. Даже не особенно удивилась… – Он нервно забегал взад и вперед по маленькой комнатке, – Ты должен уехать, Хаген, – повторил он, – Брунгильда что-то задумала, я это чувствую. Она считает тебя убийцей Зигфрида.
– Так она и должна меня им считать.
– Как раз не должна! – взорвался Гунтер, – Человеком, победившим Зигфрида Ксантенского в бою, – да, но не убийцей!
– Какая теперь разница? – пробормотал Хаген, – И зачем я должен бежать? Чтобы тем самым признать свою вину?
– Я не доверяю Брунгильде, – заявил Гунтер, – Ради Бога, Хаген, неужели ты не понимаешь, что я хочу защитить тебя? Послушай голос собственного разума и уезжай из Вормса! За воротами тебя ждет быстрый скакун и мешок с провизией на несколько дней. Стражники незаметно выпустят вас с Данквартом из крепости. Когда ваше отсутствие заметят, вы будете уже далеко.
– Чушь, – буркнул Хаген, – Зачем мне бежать? Я не боюсь Брунгильду.
– А стоило бы, – мрачно промолвил Гунтер, – А если уж не ее, то хотя бы нибелунгов Зигфрида. Или охраны короля Зигмунда Ксантенского.
– Неужели твоя власть столь ограничена, что ты даже не можешь обезопасить меня от своих гостей, мой король? – ледяным тоном промолвил Хаген, – И от собственной супруги?
– Конечно, нет, – отвечал Гунтер. Он, видимо, даже не заметил издевки, звучавшей в словах Хагена, – Но я не знаю, что случится этой ночью. В Вормсе полно посторонних. На каждого из моих людей приходится трое союзников Зигфрида. Пока что их останавливает почтение к моей короне… – Он запнулся, а затем поправился: – Или, скорее, страх перед клинками моих воинов. Но я не знаю, что произойдет, когда они увидят пылающий погребальный костер Зигфрида.
– Погребальный костер? – Хаген изумленно взглянул на короля.
Гунтер кивнул:
– Сегодня ночью тело Зигфрида будет сожжено на площади.
– Но он же христианин! – возразил Хаген, – Он должен быть похоронен!
– Брунгильда пожелала совершить погребальный обряд по обычаю наших предков, а Кримхилд не возражала. Как ты думаешь, что произойдет, когда все они увидят сжигаемый пламенем труп героя, а Брунгильда укажет на тебя пальцем и заявит: «Вот убийца Зигфрида!»? Они разорвут тебя на куски.
– Но ты можешь запретить это, – возразил Хаген, – Это ведь языческий обряд. Иди к священнику и потребуй отменить церемонию.
Гунтер фыркнул:
– Да его самого отправят на костер, посмей он что-то возразить. Я говорю серьезно, Хаген. Через час Кримхилд разожжет огонь, и, если ты к этому моменту еще будешь здесь, пожар охватит весь Вормс. Брунгильда что-то замыслила, и я не удивлюсь, если это коснется тебя.
– Я остаюсь, – решительно заявил Хаген, – А теперь иди, Гунтер. Иди к Брунгильде и скажи ей, что я буду присутствовать на погребальной церемонии.
– Ты… ты с ума сошел, – промямлил Гунтер.
– А потом отправляйся к моему брату, к Ортвейну и всем нашим, кто ненавидел Зигфрида, – продолжал Хаген, – и сообщи им следующее: что бы этой ночью ни случилось, я запрещаю им вмешиваться. Всем запрещаю, ясно?
– Не все захотят учитывать твое желание, – засомневался Гунтер, но Хаген перебил его:
– Я не сказал, что это мое желание, Гунтер Бургундский, такова моя воля. Это приказ.
Несколько секунд понадобилось Гунтеру для того, чтобы осознать смысл его слов. Он побледнел как мел. Не сказав больше ни слова, король вышел из комнаты.
Хаген спокойно задвинул за ним засов, шагнул обратно к кровати и начал раздеваться. По телу пробежал озноб – в комнате было холодно. Многочисленные раны, полученные им сегодня утром, болели, кое-какие вскрылись и кровоточили. Хаген аккуратно промыл их и перевязал, то и дело останавливаясь, чтобы переждать приступы острой боли и унять дрожь в руках. Затем он вымылся и стал собираться. Одежду он выбрал самую простую, ту, в которой явился сюда: обыкновенную коричневую куртку, перевязь без единого украшения и разбитый, потрескавшийся щит. Роскошные одежды, присланные Гунтером, он отложил в сторону. Лишь меч, висевший теперь у него на боку, был другим. Это был Бальмунг.
Надев на глаз черную повязку, Хаген осторожно водрузил на голову шлем. Он был спокоен, собираться на битву доводилось не впервой, хоть он знал, что на этот раз – если его принудят обнажить оружие – бой будет последним в его жизни. Он был изранен и слишком слаб, чтобы бороться с Брунгильдой и ее стражницами или нибелунгами Зигфрида.
Коридор был пуст, когда Хаген подошел к лестнице. Внезапно из темноты перед ним вынырнула тень, тускло блеснуло золото. Брунгильда собственной персоной, в полном боевом снаряжении, выступила вперед.
– Моя королева, – Хаген слегка склонил голову. В полумраке коридора лицо валькирии было еле различимо.
– Не бойся, Хаген, – сказала Брунгильда. – Оставь в покое меч, тебе нечего меня опасаться. Ты все равно уже не сможешь причинить мне боль.
Хаген промолчал.
– Я хочу от тебя услышать ответ лишь на один вопрос, Хаген, – продолжала Брунгильда. – И прошу тебя быть честным, – Она глубоко вздохнула: – Это правда, что Зигфрид любил Кримхилд?
Хаген смотрел куда-то мимо валькирии:
– Я думаю, да.
– Значит, все было ложью.
Тронье задумался.
– Нет, – сказал он, – Мне кажется, Зигфрид не лгал. Думаю, он… был не способен лгать.
– Так же, как и ты.
– Так же, как и я, – кивнул Хаген, – Возможно, он и рассчитывал в свое время прибрать к рукам Вормс и Бургундию. Только одного он не учел. Он влюбился в Кримхилд.
– Любовь! – вскричала Брунгильда, – Но он любил и меня. Ведь он говорил мне это!
– И это было правдой. Возможно, он любил двух женщин, но не получил ни одной. Я думаю, он не желал всего этого. Но назад дороги не было.
Брунгильда помедлила.
– Необычно ты судишь о человеке, которого убил собственными руками.
– Должен ли я его поэтому ненавидеть? – Он задумчиво опустил взгляд. – Нет. Я всегда считал, что ненавижу Зигфрида. Я хотел его ненавидеть. Но в действительности… в действительности мне это не удалось.
Брунгильда не ответила. А когда Хаген поднял голову, она уже исчезла.
На площади царила гробовая тишина, несмотря на то что собралась огромная толпа народу. Хаген напрасно пытался обнаружить среди массы людей одиннадцать нибелунгов – спутников Зигфрида. Их отсутствие вселяло смутную тревогу. Зато все до единого обитатели замка, начиная с Гунтера и его приближенных и заканчивая самым младшим парнишкой-конюхом, присутствовали здесь.
Зачем они явились сюда? Чтобы увидеть, как будет гореть тело погибшего? Или посмотреть, как умрет он, Хаген из Тронье? Кое для кого это стало бы желанным зрелищем, которого они втайне ждали уже давно. Хаген знал, что иные из тех, кто называл себя его друзьями, в действительности ненавидели его; и ненависть эту породил страх, бывший уделом слабаков.
Хаген решительно шагнул из тени ворот на освещенный многочисленными факелами двор. Сотни лиц одновременно повернулись к нему, в глазах людей отчетливо читались ужас, предвкушение и с трудом подавляемое злорадство.
Толпа перед ним расступилась, образовывая широкий коридор.
Что это, с ужасом думал Хаген, откуда эта ненависть, вдруг волной ударившая ему в лицо? Ведь большинству собравшихся здесь он оказал неоценимую услугу, прикончив Зигфрида. За что же они его теперь ненавидели?
Медленной поступью Хаген приблизился к погребальному костру, на вершине которого уже возлежал труп Ксантенца. В воздухе витал запах свежего, пропитанного маслом дерева, ароматы дорогих благовоний, которыми умастили тело погибшего. Коснувшись рукой последнего ложа Зигфрида, Хаген взглянул в его лицо.
Казалось, будто Зигфрид спит. Замаранные кровью одежды сменили на белоснежное платье. Руки нибелунга были сложены на груди, и его пальцы держали маленький серебряный крест – это выглядело едва ли не кощунством: церемония погребения была языческой, но Хагену такое сочетание вовсе не показалось странным. Не случайно в последний путь Ксантенца провожали символы и старого и нового мира – он умирал так же, как и жил, – не в состоянии решить, к которому из них принадлежал.
Хаген невольно протянул руку к нибелунгу.
– Не прикасайся к нему!
Голос был тихим, едва слышным. Он поспешно отдернул руку.
– Не прикасайся к нему, Хаген из Тронье, – повторила Кримхилд.
Повернувшись на голос, Хаген вздрогнул. Толпа снова расступилась, чтобы освободить дорогу сестре Гунтера, но женщина, приближавшаяся к нему, не имела ничего общего с той Кримхилд, которую он знал. Она была одета в простое белое платье без единого украшения, не считая серебряного крестика на груди, такого же, что и в руках у Зигфрида. Волосы она зачесала назад, что делало ее старше своих лет. В руке Кримхилд держала зажженный факел, с которого на землю и подол ее платья стекали капли смолы. Взгляд ее был направлен в лицо Хагену, но глаза были пусты.
– Не прикасайся к нему, Хаген, – в третий раз повторила Кримхилд. – Не смей, слышишь? Я запрещаю тебе осквернять своими руками его, или меня, или то, что мне принадлежит.
Хаген не произнес ни слова. Спиной он ощущал, как напряжение вокруг возросло до предела. Они ждут. Ждут единственного знака Кримхилд, мимолетного жеста. Весь двор словно затаил дыхание.
– Итак, ты явился сюда, – проговорила Кримхилд. Она остановилась так близко от погребального костра, что Хаген испугался, как бы ее факел не поджег преждевременно хворост, спалив в пламени и ее саму.
– Я обязан был отдать последнюю почесть Зигфриду, – тихо промолвил Хаген.
– Обязан? – Кримхилд усмехнулась, – О да, ты был ему обязан. Я не сомневалась, что ты придешь оказать последние почести человеку, которого предательски убил в спину, – Она трескуче рассмеялась; от этого звука по коже Хагена пробежал мороз.
– Все… все было не так, как ты думаешь, Кримхилд, – прошептал он. Он не хотел оправдываться, ни раньше, ни теперь. Но сдержать слова был не в состоянии.
– Я знаю, как это было, – холодно возразила Кримхилд. – Я видела рану у него на спине, Хаген из Тронье, – Она крепко сжала губы. Рука, державшая факел, дрогнула, – Ты убил его, – Голос сорвался на зловещий шепот: – Я бы простила тебя, если бы ты победил в честном поединке, но ты прикончил его предательски, ударом в спину.
Толпа глухо загудела. Хаген не отрывал глаз от Кримхилд, но ему казалось, он увидел, как руки воинов стиснули рукояти кинжалов и мечей. Невольно он тоже схватился за эфес Бальмунга.
Глаза Кримхилд сверкнули.
– Не бойся, Хаген из Тронье. Не нужно обнажать оружие. Тебе ничего не сделают. Не здесь и не сейчас. Ты под моей защитой, слышишь? И вы тоже – слышите? – добавила она громко, обращаясь к толпе. – Запомните: никто не посмеет коснуться Хагена из Тронье. Я, вдова Зигфрида, запрещаю вам это. Я хочу, чтобы он жил. – Она рассмеялась и вновь повернулась к Хагену: – Не бойся.
Тронье хотел ответить, но в этот момент на другом конце двора раздались перепуганные вопли. Хаген обернулся, но сначала не смог разглядеть ничего, кроме взволнованно задвигавшейся толпы и мерцающих факелов. Затем раздался топот копыт, народ расступился, в третий раз образовывая широкий коридор.
Кримхилд единственная не двинулась с места.
Словно золотые демоны, сквозь толпу бешеным галопом пронеслись три всадницы. Ни один из воинов Гунтера даже не попытался остановить Брунгильду и ее спутниц. Хаген словно зачарованный уставился на валькирию, словно ангел мести возникшую перед ним. Лицо ее скрывала золотая маска, но Тронье чувствовал взгляд Брунгильды, который жег его, точно раскаленная сталь.
Обнажив меч, валькирия занесла его высоко над головой, правую руку властно протянув Кримхилд. Не глядя на Брунгильду, та шагнула вперед и вручила воительнице факел.
– Боже праведный, что вы задумали? – вырвалось у Хагена. Он невольно рванулся вперед, чтобы остановить валькирию, но одна из Брунгильдиных стражниц преградила ему путь. Другая всадница оттеснила от погребального костра Кримхилд. Не отрываясь девушка смотрела на Хагена, в глазах ее отражалось злорадное торжество.
Медленно Брунгильда подъехала к изголовью последнего ложа нибелунга. На миг она замерла, затем опустила свой меч на грудь Зигфрида, высоко занесла пылающий факел… и что есть силы вонзила его в приготовленный костер.
В разные стороны полетели искры, точно маленькие огненные жучки, первые маленькие язычки пламени лизнули пропитанное маслом дерево, и в следующий миг костер был объят пылающим огнем. Огромное пламя с силой взметнулось вверх, раздался мощный глухой треск, все вокруг заволокло черным дымом.
Многоголосый вопль ужаса сотряс площадь. Народ в панике отпрянул от костра, спасаясь от всепожирающего пламени. Хаген как будто не замечал адского жара, обжегшего ему лицо, опалившего брови и волосы. Оглушенный, он застыл на месте, потрясенный чудовищным зрелищем, не в силах оторвать взгляда. Три мрачные, грозные тени, объятые пламенем, поднимались среди смрадного дыма пожарища.
Толпа позади Хагена начала редеть – стряхнув первое оцепенение, люди спешили покинуть площадь.
Тронье оглянулся. Позади него стояла Кримхилд. Отсветы пламени озаряли ее лицо, волосы были всклокочены, платье перепачкано сажей.
– Ну, Хаген? Теперь ты доволен? – Голос Кримхилд был чужим, далеким. – Этого ты хотел? Ты и мой брат – тоже? Вы ведь ненавидели его с самого первого дня, так же как я – Брунгильду. Но теперь они оба мертвы.
Хаген молчал. Что толку было говорить о том, как на самом деле погиб Зигфрид? Время правды для него завершилось. Он солгал, солгал единственный раз в жизни, и эта ложь перечеркнула все.
– Она любила его, Хаген, – промолвила Кримхилд. – Сильнее, чем я была способна полюбить.
– Я знаю, – отвечал он.
– А ты убил его. Ты убил их обоих. И ты заплатишь за это, Хаген. Заплатишь высокую цену.
Молча Тронье вынул из ножен Бальмунг, протянул его Кримхилд.
Та в ответ покачала головой:
– О нет, Хаген. Меч, копье или нож – это твое оружие. Я же не желаю им распоряжаться. И не хочу твоей смерти. Ты будешь жить еще долго, Хаген. Но я отниму у тебя все. Все, что любишь, ты потеряешь. Ни один друг не протянет тебе больше руку. Те, кто любил тебя, отныне возненавидят. Двери, распахнутые для тебя, захлопнутся. Ты будешь страдать. Всю жизнь страдать. Вот мое оружие, Хаген. Клянусь, что с ним я совладаю не хуже, чем ты со своим мечом.
