Текст книги "Рыцарь Хаген"
Автор книги: Вольфганг Хольбайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
– Этого хватит, чтобы купить на рынке целых три козы. Ты очень щедр, господин. Но тебя ведь попросила об этом моя дочь?
– Я…
– До Вормса осталось полдня пути, – продолжала женщина, качая головой и кладя монету на стол. – И столько же времени тебе понадобится, чтобы забить козу и приготовить еду, – Она негромко рассмеялась, – Уже не в первый раз это глупое дитя засыпает на лугу, а Регис убегает от нее, господин. Но животные куда умнее, чем мы думаем. Коза вернется домой, когда наступит ночь и она проголодается. Забери свои деньги, Хаген из Тронье, благодарю тебя.
Нерешительно взяв монету, Хаген повертел ее в руке, не спуская глаз со старухи. Красноватый свет придавал ее чертам мягкость, и казалось, пропали даже морщинки вокруг глаз, словно она вдруг помолодела. Должно быть, в юности она была очень похожа на дочь.
– Не беспокойся, господин. Я не накажу Хельгу. Она еще ребенок, какой с нее спрос! А теперь присядь и раздели со мной угощение.
Хаген покачал головой:
– Я не голоден. И к тому же меня уже давно ждут.
– Ты привык не к хлебу и воде, – сказала женщина, – Тогда давай я хотя бы осмотрю твою руку – в благодарность, что проводил мою дочь через лес.
– Ты… – Хаген невольно поднял руку и уставился на перчатку. – Откуда ты знаешь?..
– У меня есть глаза, чтобы видеть, господин. Сними перчатку, я обработаю рану. У меня есть целебная мазь.
И не успел он возразить, как старуха стянула с него перчатку. Скрюченные руки оказались на удивление сильными, кожа была нежной и гладкой, как у юной девушки.
– Выглядит не очень хорошо, – проговорила она, – Рана откроется, если ее не прочистить и не перевязать. Сядь вон туда и подожди немного.
Хаген молча повиновался. Старуха тем временем опять открыла сундук и, бормоча что-то себе под нос, принялась в нем копаться. Ее острые, костлявые лопатки торчали, точно пара крыльев, проступая из-под темного платья. Она низко наклонилась, и Хаген брезгливо отметил, что голова ее была покрыта струпьями.
Взгляд выхватил из темноты продолговатый предмет, висевший над дверью напротив. Не сразу в тусклом свете очага Хаген рассмотрел, что это был деревянный крест, похожий на тот, что висел у старухи на шее. Прямо под ним висели палочка для рунического письма и серебряный молот Тора.
Хаген удивленно вскинул брови. Старуха вернулась, неся в руках глиняный горшочек, наполненный вязкой темно-серой массой – очевидно, это была ее мазь.
Жестом Хаген показал на крест и молот:
– Как такое возможно? Христианский крест и эти, – он многозначительно подчеркнул слово, – языческие символы?
Старуха усмехнулась.
– Возможно, – отвечала она, – Вполне возможно, Хаген из Тронье, – Она развернула чистый платок и деревянной ложкой положила на него слой мази. Резкий неприятный запах распространился по хижине, – Наверное, воину из Тронье, сражающемуся под Бургундским Крестом, этого не понять.
Хаген встрепенулся.
– Я сражаюсь за Бургундию, – отрезал он, – А не за крест.
– Который начертан на гербе Бургундии лишь потому, что Рим распространяет христианство, и лучше бороться на сильной стороне, а не против нее, – добавила старуха, беря его руку.
Хаген стиснул зубы, когда влажный платок коснулся раны. Мазь жгла как огонь.
– Неужели ты в самом деле не веришь в древних богов, Хаген из Тронье? – не поднимая глаз, продолжала старуха, – Или ты забыл веру своих предков?
– Не имеет значения, во что верит воин, – отвечал Хаген, – Важно, что он делает.
– И я точно так же могу ответить, что не имеют значения внешние символы – важна вера в сердце, – Она взглянула на него: – Неужели ты считаешь, что боги обращают внимание, крест или руническая палочка висит над дверью жилища? Я бы посочувствовала таким богам.
Хаген невольно усмехнулся.
– Они могут оказаться ревнивыми, – промолвил он, – К кресту ли, к молоту.
Улыбка внезапно сползла с лица старухи.
– Да, они ревнивы, Хаген. И люди почувствуют их гнев очень скоро.
Мороз пробежал по коже воина. Ему вдруг стало невыносимо тяжело под пристальным взглядом живых серых глаз. Он отдернул руку:
– Кто ты? Ты ведь не крестьянка и не знахарка. Может, ты ведьма?
– Нет, – Улыбнувшись, она вновь взяла его за руку, продолжая обрабатывать рану. Теперь он почти не чувствовал боли, – Я всего лишь человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Я вижу знамения на небесах, Хаген. Порой, тихими ночами, когда молчит лес, я слышу стенания тех, кому суждено умереть. Рагнарок близится.
Хаген замер. Не в первый раз он слышал подобное пророчество, но никогда ужас его не был столь глубок.
– Ты…
– Ты знаешь, что я говорю правду, Хаген из Тронье, – перебила старуха. – Потому что ты видел те же знаки, что и я, ты слышал в грезах голоса проклятых. Мы с тобой люди одного мира. Но мир этот умирает. – Глядя в пустоту, мимо него, старуха тихо продолжала: – Возвращайся в Тронье, Хаген. Возвращайся туда, откуда ты родом. Здесь тебе не место, так же как и мне.
– Что ты такое говоришь? – взвился Хаген. Он чувствовал себя все более неуверенно. – Бургундия надежно защищена. Стены Вормса прочны, а мечи воинов остры.
– И сами воины исполнены доблести. Но ни один человек не может противостоять Божьей воле, Хаген. Ты возвращаешься, проделав долгий путь, и ты видел на пути своем знамения времени. Дело не в том, что крест завоевывает мир. Перемены не остановить, наступают новые времена. Быть может, пройдет целое столетие, прежде чем перемены завершатся, быть может – больше. Но не в силах людей их остановить. Будет много крови и боли.
«Что это? – в ужасе подумал Хаген. – Это же мои мысли! Я только что думал об этом, внизу, у реки!»
– Ты предвидишь будущее? – с сомнением спросил он, – Ты что… двулика? – Он прищурился: – Кто ты, женщина? Ясновидящая или просто старая сплетница, набивающая себе цену?
– Я не могу предвидеть, Хаген. Это не дано никому. Но я вижу судьбу человека, потому что это предопределено. Твоя судьба покрыта мраком, но путь твой будет трудным и полным горечи, если ты решишься идти до конца.
– Раз я не смогу избежать своей судьбы, как ты говоришь, – возразил Хаген, тщетно пытаясь придать голосу насмешливый тон, – то мне все равно придется с ней смириться.
– У всякого пути есть развилки, Хаген, и ни одна дорога не ведет в одном лишь направлении. – Старуха оставалась серьезной, – Люди говорят, что ты человек суровый и прямолинейный. Как вижу, они правы. Таких, как ты, Хаген, немного – впрочем, как нет и людей, похожих на меня. И поэтому я хочу тебя предостеречь. Я вижу на твоем пути, Хаген, боль и кровь, слезы и предательство. Тебя назовут убийцей и изменником, а многие из тех, кто любил тебя, возненавидят. И виной этому будет женщина, Хаген. Остерегайся ее.
«Женщина? – задумался Хаген, – Чепуха». Он никогда не думал о них. Он был воином, а в жизни воина женщинам не было места. Он всю жизнь придерживался этого правила и теперь был уже стар, чтобы его менять.
– Чепуха, – вслух произнес он, – Я никогда не имел с женщинами дела, как и они со мной.
– Но ведь и я тоже – женщина, Хаген из Тронье. И наши пути пересеклись.
– Я еще раз спрашиваю тебя, старуха, – негромко проговорил он, – Кто ты? У тебя ведь нет никакой козы. Ты… – Взгляд его упал на единственную кровать. – И дочери у тебя нет. Кто ты? Что тебе от меня нужно?
Серые глаза женщины выдержали его взгляд, и Хаген первым потупил взор.
– Все готово, – промолвила старуха, не обращая внимания на его вопрос.
Хаген изумился – рука была туго и тщательно перевязана, но повязки он не ощущал. А он и не заметил, когда старуха успела ее забинтовать.
– Побереги руку несколько дней. Повязку снимешь, когда рана как следует заживет. В твоем возрасте нельзя легкомысленно относиться к здоровью.
Старуха встала с табуретки, подошла к двери и открыла ее. От неожиданно яркого света, хлынувшего в хижину, Хаген зажмурился. Словно повинуясь чьей-то воле, он молча встал, надел перчатки и шлем и вслед за женщиной вышел из дома.
– Иди теперь, – промолвила она, – Тебя ждут, и Вормс уже недалек. Но помни мои слова: тебя погубит женщина, Хаген из Тронье.
Хаген быстро направился к лесу. Через несколько шагов он остановился и оглянулся. Но хижину уже окутал туман.
Глава 2
Обратный путь показался Хагену короче, чем утром. Да и лес было теперь не узнать: туман рассеялся, яркий солнечный свет заливал окрестности, недавно казавшиеся мрачными, несущими угрозу.
Но все-таки Хагену становилось не по себе при воспоминании о таинственной избушке, старухе и ее предсказании.
«Тебя погубит женщина, Хаген из Тронье!» Голос старухи звучал в ушах настолько отчетливо, что он готов был остановиться и оглянуться: не догнала ли она его. Хаген прибавил шагу. Издалека доносился шум рейнских волн; высоко в небе показалась маленькая черная точка. «Ворон, – подумал Хаген, – Предвестник несчастья».
Хаген остановился и, нахмурившись, взглядом проследил за полетом птицы. Холодок пробежал по его спине. «Хаген из Тронье, – Он насмешливо поджал губы. – Видели бы тебя сейчас при дворе Вормса!»
Плотнее запахнув плащ, Хаген начал быстро подниматься по склону холма. Внешне он был сдержан и спокоен, каким знали воины своего предводителя.
Берег реки не изменился. Рейн с тем же негромким шелестом нес свои воды в океан, да и рыцари, казалось, даже не двигались с места – словно он лишь на мгновение закрыл глаза и тотчас же вновь открыл их. Иные растянулись на скудной прибрежной травке или просто на песке, чтобы хоть немного восстановить силы, остальные тесным кружком расположились чуть выше по течению реки, поддерживая неторопливую беседу. Никто до сих пор не последовал его приказу почистить коней и сменить платье.
Но Хаген сердился недолго. Люди были на пределе сил, и он знал, что они сделают и невозможное, если он потребует. Достаточно будет одного слова, единственного жеста – они вскочат в седла и будут скакать вперед до изнеможения. Хаген понимал, что человеческим силам есть предел. Он слыл воином жестким и беспощадным, но это было верно лишь отчасти. Жестким он был со своими подчиненными. Беспощаден же – только к самому себе.
Один из воинов, заметив его, негромко вскрикнул. Люди оживились, некоторые вскочили на ноги, иные же лишь зашевелились на месте, будто не в силах подняться.
Гримвард поспешил навстречу Хагену, лицо его выражало облегчение.
– Долго же тебя не было, – с ходу начал он, – Я уже начал беспокоиться.
Хаген отвел взгляд:
– Я бродил по окрестностям. Хотел поразмыслить в одиночестве. – Хаген надеялся, что лангобард удовольствуется ответом, хоть звучал он и не очень убедительно: он отсутствовал слишком долго. Но рассказывать о загадочной встрече в лесу почему-то не хотелось, – Седлайте коней, – приказал он, – Мы трогаемся в путь.
– Прямо сейчас? – Удивлению Гримварда не было предела. – Коней еще не почистили…
– Прямо сейчас, – оборвал Хаген, – Я решил изменить планы, – Втайне он надеялся, что бородач не заметил дрожи в его голосе. Странное, сковывающее чувство обуяло его – это был страх. Ладони вспотели под тяжелыми крагами, горло пересохло. Хаген резко повернулся и направился к своему коню.
Животное стояло у самой воды, наслаждаясь живительной влагой. Дыхание его успокоилось, но хвост нервно ходил ходуном, а шкура, сплошь покрытая язвами и царапинами, окончательно потеряла былой глянец. Тяжелый запах распространялся вокруг – запах усталости и болезни. Хаген остановился, потрепал коня по шее и обеспокоенно оглянулся. Не только его конь был на грани изнеможения, всадники тоже выглядели не лучше. Но люди послушно поднялись все до единого и принялись седлать коней. На их лицах лежала глубокая печать усталости.
– Что с тобой? – Голос Гримварда звучал обеспокоенно, и Хаген понял, что от друга не ускользнуло его состояние. Но сил ответить уже просто не было.
Гримвард шагнул к нему:
– Хаген, что с тобой?
– Ничего, – с трудом выдавил Тронье. – Ничего не случилось. Я переменил решение, вот и все. Мы шестьдесят дней провели в пути и теперь должны как можно скорее возвратиться домой.
– Но…
– Не важно, как мы выглядим, Гримвард. Тот, кто испытал то, что довелось пережить нам, имеет право на усталость.
На мгновение Хаген ощутил, будто темные глаза лангобарда проникли в самую глубину его души. Он вдруг почувствовал себя совершенно незащищенным. «Что со мной? – испуганно подумал он, – Был ли это сон? Неужели я настолько устал, что уже не отличаю грез от действительности?» Хаген сжал левую руку в кулак и почувствовал боль. Повязка плотно стягивала кисть – нет, это был не сон.
– Седлайте коней, – хрипло проговорил Хаген.
Гримвард молча кивнул.
Резким движением Хаген вскочил в седло. Остальные без колебаний и ропота последовали его примеру. В глазах воинов не было ни следа упрямства или противоречия, хотя всем им был необходим отдых. И внезапно Хаген ощутил глубокую пропасть, возникшую между ним и воинами. Возможно, именно потому, что никто не роптал, не жаловался, он почувствовал это со всей ясностью. Никогда ему больше не преодолеть этой пропасти.
Отряд тронулся в путь. Быстро скрылось из виду за поворотом место привала, холодное дыхание реки окутало их. Но солнце поднималось все выше над горизонтом, постепенно становилось теплее, одежда всадников начала подсыхать. Однако с севера снова приближались тяжелые тучи, и вскоре заморосил дождь.
Хаген опустил голову, пряча лицо от ледяных уколов. Берег реки превратился в сплошное месиво, лошади то и дело спотыкались. Дождь пошел сильнее, ветер злобно завывал. В другое время Хаген отдал бы приказ остановиться и переждать бурю, но что-то неудержимо гнало его вперед, в Вормс. Будто он должен был убедиться, что вопреки пророчеству старухи там все благополучно.
Не останавливаясь, отряд продвигался все дальше на север, минуя заболоченные луга и поля, продираясь через перелески. Вормс был уже недалеко, все чаще по дороге попадались отдельные домики и постоялые дворы, путь был изборожден колесами телег и повозок. Теперь Хаген не стремился избегать встреч с людьми: он во весь опор гнал лошадь, приближаясь к цели кратчайшим путем. Воины не замечали бросаемых на них удивленных и испуганных взглядов прохожих, спешащих освободить дорогу бряцающему оружием отряду рыцарей, несущему в их мирную размеренную жизнь отголосок войны и бедствий.
И вот наконец перед ними выросли крепостные стены Вормса – массивные и мрачные, но родные – вожделенная цель трудного пути. Ярко-желтые соломенные навесы на ярмарочной площади возле городских ворот издали бросались в глаза – будто искусный художник попытался оживить мрачный зимний пейзаж. Над стенами крепости развевались пестрые вымпелы и флаги, словно разноцветные птицы или цветы, пережившие зиму и теперь приветствовавшие наступающую весну. Шлемы стражников на башнях сверкали на ярком полуденном солнце, пробившемся наконец сквозь тучи. До слуха Хагена донесся тоненький сигнал фанфары: очевидно, отряд заметили издалека.
Не сбавляя темпа, они въехали в город и по булыжной мостовой понеслись к воротам крепости. При виде отряда люди бросались врассыпную; матери поспешно загоняли детишек во двор, оконные ставни с шумом захлопывались. Отряд въехал на мост, и топот копыт перерос в угрожающий низкий гул, похожий на раскаты грома. Из крепостного рва повеяло ледяной сыростью.
Двустворчатые ворота замка приветственно распахнулись перед ними, массивная решетка поползла вверх. Один из стражников поднял руку и отступил в сторону, чтобы пропустить отряд. Но Хаген, резко натянув поводья, остановился. Остальные последовали его примеру.
Оглянувшись, Хаген замер от неожиданности. Лицо Гримварда превратилось в окаменевшую маску смертельной усталости, черты его заострились, глаза запали. Он выглядел больным и изможденным. Остальные производили не лучшее впечатление. Казалось, люди давно уже перешагнули границы своих сил. Сердце Хагена кольнуло: ведь он загнал до полусмерти людей и лошадей, даже не заметив этого. И ни один из воинов не издал ни звука протеста или жалобы.
– Господин?
Теперь, когда перед ними были стены Вормса, где их ожидала привычная жизнь при дворе, Гримвард снова обращался к нему официально. Хаген не возражал. Слова дружбы, произнесенные им сегодня утром, были моментом слабости. Слабости, которой он позволять себе не должен. Не здесь. Гримвард это понимал.
Хаген ответил не сразу. Прищурившись, он взглянул на небо. Над рекой кружил черный силуэт. Ворон. Он все время следовал за ними.
– Послушай, Гримвард, ты не утратил мастерства в стрельбе из лука?
Лангобард схватил свой висевший у стремени тисовый лук:
– Почему ты спрашиваешь, господин?
Хаген показал на ворона.
– Сбей его, – приказал он, – В Вормсе тебе не бывать, вестник беды.
– Но я… – Гримвард непонимающе воззрился на ворона, затем перевел взгляд на Хагена.
Птица продолжала кружить над рекой. Лангобард решительно выхватил из колчана одну из двух остававшихся стрел, натянул тетиву и, по обыкновению долго не целясь, выстрелил. С протяжным свистом стрела понеслась вперед. Но внезапный порыв ветра отбросил ее далеко в сторону – не задев черной птицы, стрела упала в воду.
Чертыхнувшись вполголоса, Гримвард схватил последнюю стрелу, но Хаген остановил его.
– Не нужно, – пробормотал он. – Это все, что я хотел знать. Судьбу подстрелить невозможно.
Натянув поводья, он пришпорил коня и поскакал в ворота, не дожидаясь остальных.
На внутреннем дворе царила невообразимая суета, и Хаген в первый момент с непривычки растерялся: куда он попал? Туда-сюда сновали мужчины и женщины с корзинами и сосудами в руках, отовсюду раздавался звон посуды, крики и хохот. Все были заняты предпраздничными хлопотами. Женщины украшали двор венками и пестрыми гирляндами. Навстречу Хагену тотчас же поспешили несколько кнехтов, чтобы помочь ему слезть с лошади.
Но Хаген проскакал мимо и остановился возле лестницы с колоннами, поднимавшейся к входу в главную башню. Соскочив с седла, он схватил свой щит и устремился наверх.
– Хаген! Дядя Хаген! Вернулся!
Хаген резко обернулся. Лицо невольно расплылось в широчайшей улыбке, когда он узнал спешащего к нему Гизелера, младшего из трех братьев – королей Вормса и Бургундии.
– Хаген! – Гизелер, не скрывая восторга, заключил воина в крепкие объятия. С трудом Хагену удалось освободиться. Гизелер рассмеялся. Его низкий сильный голос никак не вязался с мягкими, благородными чертами лица, обрамленного черными вьющимися локонами, стройной фигурой и изящными руками. Хотя он находился еще в том возрасте, когда мальчик не до конца превратился в мужчину, Гизелер ростом был выше Хагена и обладал недюжинной силой. Так что те, кто считал, что таким изящным пальцам пристало обращаться лишь с гусиным пером или с игрушкой, а не с боевым мечом, могли убедиться в обратном. – Вернулся, и как раз сегодня! – Он снова рассмеялся и еще раз крепко обнял Хагена, совершенно не заботясь о том, что королю не следовало бы себя так вести на глазах у всего двора. Гизелер отступил на шаг назад. – Ты выглядишь усталым. – Он бросил взгляд на спутников Хагена, спешивавшихся с коней, – Да и твои воины тоже. Вы наверняка скакали всю ночь напролет, чтобы вовремя попасть в Вормс.
– Для чего вовремя? – заинтересовался Хаген, – Я смотрю, готовится какое-то празднество, – Он улыбнулся: – Или вы украшаете замок в честь моего счастливого возвращения?
– Нет, хотя, когда из далекого путешествия возвращается живым и невредимым добрый друг, это повод для праздника. Бургундия наконец заключила мир с Римом, Хаген, – неужели ты об этом не слышал?
Хаген ошарашенно покачал головой:
– Мир? А разве мы воевали?
Гизелер рассмеялся:
– Нет. Но тут… – Он махнул рукой. – Ну что я болтаю? Ты вернулся из далекого похода и наверняка сам расскажешь много нового, поинтереснее, чем скучная политика да мирные соглашения, которые и так будут нарушены при первой же возможности. У нас еще будет время об этом поговорить. Расскажи же, что было с тобой, – Он хитро улыбнулся: – Сколько драконов ты прикончил и сколько поработил великанов?
Хаген рассмеялся:
– Очень многих, но и тебе, Гизелер, я оставил их предостаточно. Но давай и об этом попозже.
– Конечно, – Гизелер виновато кивнул, – Ты, наверное, устал и голоден. Я сейчас пошлю Румольда приготовить тебе обед. Только давай сначала пойдем к Гунтеру. Он будет очень рад тебя видеть. Нам всем тебя очень не хватало, – Юноша повернулся и проворно побежал вверх по ступенькам.
– Ну-ну, не так быстро! – с досадой крикнул Хаген, – Я пожилой человек и никак не поспеваю за твоими молодыми ногами, – Вслед за Гизелером поднявшись по лестнице, он шагнул в длинный сводчатый коридор, – Иди вперед и предупреди короля, – попросил он, – А я сперва зайду к себе и переоденусь. Мой плащ покрывает пыль шестидесяти дней пути.
Помедлив, Гизелер кивнул и поспешил выполнить просьбу. Хаген смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом на другом конце просторного пустого зала. Он остался один: стражников, обычно стоявших по обе стороны коридора, сейчас не было – скорее всего, Гунольд, отобрав у них мечи, вручил взамен поварешки и метелки, чтобы и их задействовать в предпраздничных хлопотах. Вормс был мощной крепостью, но в мирное время его охраняли не слишком-то бдительно. Любой воин кроме боевого снаряжения имел и другое платье – мастерового или ремесленника.
Хагену вдруг стало холодно. Теперь, когда тяготы пути были позади, им овладела смертельная усталость. Руки задрожали, к горлу подступил неприятный комок. Тело – да и душа – требовало вожделенного покоя. Усталым движением он провел рукой по лбу. Времени у него было не много: Гунтер хотел видеть его сейчас, а терпением король не отличался. Если Хаген тотчас же не явится пред его очи, Гунтер пошлет за ним в его комнату, а этого Хаген не хотел.
Тронье миновал полутемный коридор и, тяжело ступая, поднялся по лестнице. Его комната находилась в самом конце бокового прохода. Заскрипел массивный засов, тяжелая дверь со скрежетом отворилась. В маленькой каморке царил полумрак: деревянные ставни закрывали окошко, не пропуская внутрь солнечный свет. Здесь было довольно холодно, застоявшийся воздух пах сыростью. За все время отсутствия хозяина в комнате никто не побывал: разбросанная по кровати одежда лежала так же, как он ее и оставил; только теперь она стала влажной.
Вздохнув, Хаген шагнул к окну и отворил ставни. Резкий дневной свет хлынул в комнату, и теперь стало видно, что все здесь покрыто толстым слоем пыли. На столе стояла серебряная миска с водой, которой он умывался в день отъезда. Наклонившись над ней, Хаген вгляделся в свое отражение. На поверхности воды образовалась серая пленка, и лицо его смутно проступало сквозь нее. Он пошатнулся, уперевшись руками в стол, – изображение задрожало и расплылось. Но в последний миг ему показалось, что видит он не свое лицо, а застывшую маску смерти – голый череп с пустыми глазницами.
Одним рывком Хаген выпрямился. Со двора доносились окрики кнехтов и топот копыт, чей-то веселый смех. Подул ветерок – холодный воздух будто ножом полоснул по горлу. Изо всех сил Хаген вцепился руками в подоконник.
«Успокойся! – приказал он себе. – Забудь о глупой болтовне старой ведьмы!» Встряхнувшись, Хаген до боли сжал кулаки. Дождавшись, пока перестанут дрожать руки, он шагнул к кованому сундуку. Нужно было торопиться – Гунтер не любил ждать. Хаген быстро переоделся и вышел из комнаты, лицо и руки его все еще покрывал холодный пот.
Новый костюм не сильно отличался от платья, в которое он был одет прежде: черный, простого покроя, на первый взгляд выглядящий даже бедным. Но теперь плащ украшал не боевой топор Тронье, а вышитые серебряной нитью Роза и Крест Бургундии. Меч был вложен в новые роскошно отделанные серебром ножны. Хаген не придерживался здешней традиции – иметь для каждого повода особенное оружие – и всегда носил при себе свой единственный меч – добрый клинок его еще не подводил. Опробованный во многих схватках, он ни разу не погнулся и не выскользнул из руки хозяина. Как и массивный шлем Хагена, и тяжелая кольчуга, со стороны меч казался громоздким и неуклюжим, но в нем заключалась недюжинная сила. Пожалуй, это был один из секретов Хагена: с мечом в руках он был чуть проворнее, чем обычно, сила удара – немного сильнее. Ровно настолько, чтобы побеждать.
Всегда.
Проходя по темным сырым коридорам, Хаген подумал о Гримварде и остальных воинах. Целых шестьдесят дней они жили как родные братья, но эта связь – Хаген понял только теперь – была недолговечна. Все они снова станут частью крепости: безликие фигуры в боевом снаряжении Бургундии, безымянные и безвестные. Да им и самим хотелось бы поскорее обо всем забыть.
Гунтер ожидал его в тронном зале. Он был не один. За узким длинным столом подле трона сидели Гизелер, Эккеварт и Фолькер из Альцая, вполголоса переговариваясь между собой. Увидев Хагена, они вскочили и поспешили ему навстречу. Эккеварт заключил его в крепкие объятия, а музыкант с силой сжал ему руку.
– Как я рад вновь видеть тебя в Вормсе живым и невредимым, Хаген! – воскликнул Фолькер, – Долго же ты путешествовал. Надеюсь, тебе есть что рассказать нам – я хочу сложить новые песни о твоем славном походе.
Такая словоохотливость Фолькера удивила Хагена. Он слыл при дворе молчуном и красноречив бывал, лишь когда пел свои песни. Тогда он мог не закрывать рта ночи напролет.
Хаген сердечно пожал ему руку и повернулся, чтобы поприветствовать Гунтера. Король Бургундии так и не встал с массивного деревянного трона. Голова Гунтера была непокрытой – корону он надевал лишь в торжественных случаях, а иногда и спасаясь от холода, проникавшего в замок даже сквозь толстые стены. На нем была толстая, отороченная мехом мантия, в которой он казался шире в плечах и старше своих лет. Король улыбнулся, но его улыбка была усталой – вокруг рта залегли глубокие складки. Он сидел немного сгорбившись, левая рука покоилась на рукояти меча – но казалось, будто он опирался на массивное оружие.
Хаген шагнул к нему. Остановившись подле трона, он прижал левую руку к груди и поклонился.
– Я вернулся, мой король!
Гунтер кивнул, слегка приподнялся на троне – но тут же со сдавленным стоном опустился. Губы его дрожали.
– Хаген из Тронье, – пересиливая боль, начал он, – Король рад вновь видеть тебя в стенах Вормса. Прости, что не могу встать, дабы приветствовать тебя должным образом: слишком болит спина.
– Ты ранен? – обеспокоился Хаген.
Гунтер криво усмехнулся:
– Боюсь, уязвлено не тело, а моя гордость. Смеяться будет все королевство, если узнают, что Гунтер Бургундский упал с лошади. Да к тому же с кобылы, – прибавил он, преувеличенно тяжело вздыхая.
Гизелер лукаво улыбнулся, однако промолчал – хотя явно не из глубокого почтения к трону или королю. Хаген оставался серьезен:
– Рана тяжелая?
Гунтер покачал головой:
– Вот уже три дня я передвигаюсь с трудом, но чувствую себя все лучше и лучше, – Он опять попытался встать, но снова застонал. Глаза его яростно блеснули, – Будь любезен, Хаген, помоги человеку, который не в состоянии даже подняться на ноги.
Хаген шагнул к трону. С трудом приподнявшись, король грузно оперся на его плечо: ранение, видимо, было куда серьезнее, чем он в этом признавался. Хаген был обескуражен: не мог Гунтер ни с того ни с сего свалиться с лошади.
Он осторожно довел короля до общего стола, дождался, пока тот усядется, и опустился на лавку рядом с ним. После шестидесяти дней, проведенных в седле, ночевок на голой земле или на мешке соломы сиденье казалось донельзя жестким и неудобным.
– Ну, – начал Гунтер, – рассказывай, друг мой, как обстоят дела на границах империи.
Хаген продумал ответ заранее; он чувствовал, что сейчас не к месту говорить о грозящих разыграться невзгодах и горестях, но в то же время не собирался давать королю ожидаемый ответ, скрашивать его несчастье улыбкой или шуткой: Хаген славился остроумными рассказами о своих приключениях. Ведь потом, когда он останется с Гунтером наедине, поведать правду будет куда тяжелее.
– Я многое повидал, – уклончиво отвечал он, – Но все это не так уж важно и может потерпеть. Сперва я хотел бы услышать о том, что творится в Вормсе. Кроме того факта, что король Бургундии упал с лошади.
Все резко замолчали, и Хаген почувствовал – несмотря на то что не отрываясь глядел на Гунтера, – как на лицах Эккеварта, Гизелера и Фолькера отразился ужас. Хаген был, скорее всего, единственным в Вормсе, кто мог позволить себе подобное замечание. Но на этот раз он явно перегнул палку. Однако Гунтер улыбнулся, обстановка разрядилась, и все громко расхохотались.
– Хорошо сказано, Хаген из Тронье, – молвил Гунтер, отдышавшись, – Видимо, и в самом деле пострадавшему лучше воздержаться от острот. Это, – он бросил пристальный взгляд на остальных, – сделают за него окружающие.
Все опять рассмеялись, но Гунтер властным жестом оборвал их:
– На самом деле, Хаген, что ты скажешь о результатах похода?
Хаген отвел взгляд. Король расспрашивал его не просто из любопытства, но услышать он хотел сказку, а не правду. А Хаген не был сейчас настроен рассказывать сказки.
– Ничего особенного, – Он опять попытался уклониться от ответа, – Все идет своим чередом. Времена наступили трудные, но спокойные.
Гунтер нахмурился, и Хаген заметил, как его пальцы изо всех сил сжали серебряный кубок. На изящной руке короля красовались два новых массивных богатых перстня. Хаген неодобрительно покосился на них – он терпеть не мог, когда мужчина нацеплял на себя побрякушки. Гунтеру же это было и вовсе не к лицу: его черты, манеры, осанка и так казались женственными.
– И все-таки, – настаивал Гунтер, – рассказывай, Хаген. Мы сгораем от нетерпения услышать о твоих подвигах. Иногда и старая история звучит по-новому для того, кто сидит дома, – Он улыбнулся: – Так ты убил дракона, дружище? Твой отряд представляет собой жалкое зрелище, и нашему лекарю придется повозиться не меньше недели, чтобы привести людей в чувство. Не дай Бог, им придется пропустить Пасху.
Хаген вспомнил о праздничных хлопотах при дворе и о словах Гизелера. Но колкость Гунтера пропустил мимо ушей, хотя понимал, что тот хотел его подначить. Пасха была одним из новых для него христианских обычаев, которых он не понимал, да и не хотел понимать.
– Нет, это был не дракон, – Тронье улыбнулся, – Всего лишь медведь. Маленький медведь. Он испугался нас больше, чем мы его.
– И еще дюжина разбойников, – вставил Гунтер.
Хаген кивнул. Людская молва, оказывается, его опередила.
– Точно. Но с ними вышло так же, как и с медведем, – стоило им увидеть, что они имеют дело не с безобидными купцами, а с воинами, разбойники обратились в бегство.
